Текст книги "Кембрия. Трилогия (СИ)"
Автор книги: Владимир Коваленко (Кузнецов)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 78 страниц)
– А что они за люди?
– Какая‑то родня Дэффида, что "Голову Грифона" в столице содержит. Клан, по крайней мере, один.
– Да, эти гордые, – согласился Камлин. – У половины в роду боги, у всех – вожди. Спят – с луком в обнимку, пашут – с мечом на боку. Но от тебя деньги возьмут и от меня тоже. Только нужно не заплатить, а пожаловать. В знак расположения, или еще как… Благородному воину не зазорно принять подарок от вождя – а золото и серебро – и есть кесарево…
Костер прогорел, осмелевший от отсутствия дыма гнус зудел уже в опасной близи. Конечно, Уэльс не побережье Белого моря. Тут незадачливого путника вряд ли сожрут насмерть – в практике Клирика таких случаев было аж два – но меры принять стоило. Тем более угли – это и есть главное в костре. На углях устроился котелок, в углях – мясо.
– Деньги в подарок – это пошло, – размышляла вслух сида, хлопоча над ужином, – по крайней мере, только деньги. Знак недостаточного внимания к человеку. Те же короли часто жалуют оружие, перстни, шейные цепи и прочие кольца в нос…
– Ну разве что пикты, у них еще не такое бывает, – вставил епископ, – но даже англы не настолько дикари, чтобы вставлять в нос всякую гадость. Нос нам дан Господом, чтобы дышать и различать запахи. Кстати, судя по аромату – мясо готово.
– А уши – чтобы слышать. И что‑то я не видела в Кер‑Мирддине женщин без серег. У некоторых по три в ухе… Эй! Преосвященный! Ты себе аппетит фруктовым хлебом не собьешь? А то у меня в котелке простецкая перловка. Все лучше, чем овсянка! Которую я не терплю с детства. А ничего другого в Камбрии и нет.
– А что должно быть? – перед глазами Камлина как наяву стояла сцена: нерожденная праматерь сидов, великая Дон, сложив серые крылья за спиной, пичкает овсянкой маленькую дочь. Ложку за маму, ложку за папу, за Ллуда, короля, мастера на все руки, одноглазого поэта, которого, под именем Вотана, многие саксы почитают как языческого бога. На дворе седая древность, Цезарь не родился, Бран Благословенный в поход на Рим собирается. Тот самый, в котором Вечный город спасут гуси…
– Рожь. Пшеница. Гречка, – охотно перечислила сида все, что в Уэльсе не сеяли. – Даже рис при римлянах наверняка привозили. Кстати, гречиха должна тут неплохо вызревать. Нет, ваше овсяное печенье – это хорошо… И пироги… Но из напитков: компот и пиво! И все. Ни чая, ни… Стоп! Вот и подарок. Помимо денежки. Рецепт! Да какой нужный. Подделка, конечно, но все равно… И о мясе – я думала, это только англы так готовят бифштексы: "Знакомься, говядина, это уголек. Сэр уголек, позвольте вам представить леди вырезку…" Я предпочитаю прожарку до хруста и корочки.
– Мы, ирландцы, обычно мясо варим, – сказал епископ, – и отнюдь не в одиночестве.
– Ирландское рагу? – Клирик вспомнил "Троих в лодке", разом и фильм, и книгу.
– И оно тоже…
Когда Теодору довелось запустить ложку в котелок, там обнаружилась отнюдь не простая перловка, а ядреная смесь из ячневой крупы, бобов, лука, да еще и сдобренная перцем. То ли сида побросала в котел все подряд. То ли нарочно приготовила варево, служившее пищей римским легионерам. Ну а какой еще ужин должна готовить богиня войны, в походе?
Что делает маленький человек, сдуру или в шутку зазвавший в гости сильного мира сего, когда тот вдруг принимает приглашение? Если не впадает в ступор? Когда это валлиец – начинает напропалую хвалиться. Главным образом перед теми, кто в состоянии оценить знакомство.
Лучше всего подошли бы друиды, да вот беда: Перт ап Реннфрю не знал ни одного. Зато водил знакомство с ведьмой. А десять миль верхами для распираемого желанием повыпендриваться человека – не расстояние. Тем более, что колдунья приходилась племянницей одному из старейшин клана – да и дорожка была накатана. Ведь если человек болел, дорог было две: в столицу к мэтру Амвросию или к ведьме. Фермеры не делали разницы между наукой и суеверием. Зато точно знали – с раной лучше к врачу. С внутренней хворью – к ведьме. А молитвы – это вовсе отдельно и само собой.
Звали ведьму Анной, и ни одно нехристианское прозвище так и не прилипло. От классической сказочной ведьмы у нее был только цвет волос, да и тот время от времени исчезал у корней. Тогда колдунья принималась варить луковую шелуху. В остальном – благородная дама. Уже дважды замужняя – ее первый не вынес, что главный доход в семью приносит жена, и ушел в наемники к мерсийскому королю Пенде, старому союзнику Кадуаллона. В трех битвах выжил. В четвертой сложил голову. Второй раз Анна сразу поставила условие: главная в семье – она, все нажитое вместе имущество – ее. К тому времени у нее была репутация уже та, и новый муж принял правила не то, что безропотно – с гордостью. Да и Анна всем говорила, что ее второй, хоть и бедный – зато храбр да умен. Храбрей и умней жены. А это ли не главное?
Ведовство Анны происходило от сидов: у прабабки был любовник из холма. Ну как тут не уесть колдунью! Мол, ты о сидах только рассказы слышала, а ко мне они на огонек заглядывают. А самая из них рассамая и вовсе сулила отблагодарить. Вот, мол, попрошу сыновей в лекарское обучение взять. Глядишь, мои твоих за пояс‑то и заткнут! И не перегни Перт в злорадстве палку – глядишь, ведунья бы повздыхала, да и постаралась сама поладить что с сидой, что с ее учениками. А так – затаила.
От приглашения – не отказалась. Зато наварила полную склянку злейшего средства от фэйри. Любое существо без бессмертной души боялось этого отвара пуще святой воды. Нет, ничего смертельного. Ядам ее прабабушку сид не учил. Но даже от попадания нескольких капель состава на шкуру – у фэйри возникала зудящая боль. Так говорила мать. И это, разумеется, была правда. Этим средством Анна безотказно выводила боггартов, жирней, и лизунов, расшалившиеся шелковинки разбегались от одного запаха, а эллилов прострел проходил, независимо от наличия в округе самих эллилов. Так что несколько капель в питье сиды должны были вусмерть рассорить ее с бахвалистым хозяином. И если глупый ап Реннфрю ничего не напутал и связался действительно с великой… Анна аж зажмурилась от удовольствия, представив себе какое веселье устроит нахальному соседу богиня, у которой на пиру прихватит живот.
Ферма ждала сиду. Гостей созвали – душ двадцать. Принарядились, приготовили вкусненького: день стал последним не только для нескольких баранов. Ради почетной гостьи досрочно расстался с жизнью молочный поросенок. Запахи Немайн уловила едва не за милю.
– У нас поста сейчас нет? – поинтересовалась она, принюхиваясь. – Запахи скоромные. А вообще‑то, сегодня четверг.
– Мы путешествуем, следовательно, не можем быть привередливы в пище, – епископ улыбнулся, – но вот за хозяев придется основательно помолиться.
Дом Перта снаружи выглядел симпатично: беленые стены, крыша крыта пластинами сланца. Клирик оценил изобретательность камбрийцев – местные сланцы – один из характернейших представителей анизотропных минералов. То есть камень, обладающий при разном положении разными свойствами. Сланец любил раскалываться на ровные и прочные пластины – и ему нашли прекрасное применение. В качестве черепицы. У камня был один недостаток: насыщенность углеводородами. В случае, если в такую крышу ударит молния, получится очень нехорошо. Увы, при местных расценках на металлы громоотвод представлялся немыслимо дорогим удовольствием.
Внутри дом оказался… хлевообразным. Солома на земляном полу. Круглый стол, посередине – в дырке – жаровня. Пылающая и не дающая вкусностям остыть.
Первым потрясением для Анны стало появление сиды под ручку с епископом. Причем фэйри выглядела как бы не монашкой. Не хватало только покрывала христовой невесты. Зато пастырский посох несла именно она!
Хозяйка заметалась, не зная, кому поднести "долю героя" – в данном случае, молочного поросенка. Анна улучила момент и капнула на поросенка из склянки. Епископу состав повредить был не должен. В самом худшем случае очистил бы кишечник. Жена Перта, так ничего и не придумав, поставила блюдо перед обоими гостями – пускай сами разбираются! Среди воинов в таких случаях обычно начиналось смертоубийство, и Анна внутренне замерла, ожидая битвы богов.
Но преосвященный Теодор галантно подвинул блюдо сиде. Та отхватила ножом полоску мяса и вернула поросенка епископу. Который с ним и покончил. Возможно, сиде не досталось ни капли из того, чем ведьма сбрызнула мясо. Больше ушастая ничего не ела – говорила, не влезает.
Зато болтала за четверых. Вызнавала о белой и красной глине, спрашивала, где в древности жили разные племена. Когда поинтересовалась, нет ли в округе камней с вот такими маслянистыми прожилками – Анна припомнила, где последний раз видела масло эллилов, и рассказала. Сида перевела на ведьму глаза и уши – и та опорожнила в почти выпитое пиво сиды пузырек со средством от фэйри.
Сида, не глядя, отхлебнула из кружки. В которой вместо пива оказался травяной чай… Причем знакомый. В детстве Клирику доводилось этим полоскать горло. Зверобой! Припомнилась известная история с попыткой отравления Джорджа Вашингтона помидорами. Или это вместо пургена? Немайн встала. Прихватила посох посередине древка.
– Интересная шутка, – ледяной тон, уши прижаты к голове, глаза щелками, – умысел был, понимаю, на смертоубийство? То, что у меня в кружке – противовоспалительное, вяжущее, ну еще запах изо рта убирает… Ничего смешного. Значит эффект ожидался не забавный…
Епископ понюхал кружку, окунул в нее палец, облизнул…
– Зелье причиняет тяжелые мучения всем существам, не обладающим бессмертной душой, – сообщил результат экспертизы. – Эй, ведьма, почему на меня так смотришь? Я ирландец, и я бывший король, а всякий ирландский король немножко друид. И я епископ, а значит, кое‑что понимаю в душах. Твоя ведь вина? Покайся…
Сида была настроена менее благодушно.
– Значит так, – сообщила она, – я выпила зелье. Яд – пусть и не смертельный. Первая вина – на хозяине. Перт, вот он, твой случай. Забирай. Ведьма! Кто б не шутил, а зелье я выпила твое. Будет справедливо, если ты выпьешь мое. Любезный хозяин! Мне нужна жаровня, котел, ручные жернова, ведро воды и мешок ячменя. Жаль, мешок с травами на сохранение в городе оставила, у мэтра Амвросия, и цикория нет. Ну да и так обойдемся.
Анна поняла, что до вечера не доживет. А если доживет, то весьма об этом пожалеет. Сида помянула цикорий – вернейшее средство для порчи девиц. Ведунья давно девицей не была, но что может женщина из народа холмов – даже не представляла. Семейные предания на этот счет были страшны и расплывчаты.
Епископ Теодор пытался отговорить сиду от совершения волшбы, то куда там!
– Знахарка – моя, – объявила она. – Или в Камбрии умысел наказывать не принято? Что говорит римский закон о покушении на членовредительство? Вот‑вот. И это не колдовство. Просто готовка.
Заморачиваться с просеиванием и промыванием зерна Клирик не стал. Не в этот раз. Результат был нужен быстро. Так что зерно полетело на жаровню, по‑старинному воздвигнутую посередине стола. Перемешивать посохом было неудобно. Зато когда преосвященный Теодор расслышал, что Немайн бурчит под нос, широченно разулыбался.
Клирик нарочно читал молитвы о здравии – латынь звучит солидно и страшно. Для всех, кроме епископа. Который уже оценил шутку. А ведьма вместо латыни знает ирландский…
Прожарив зерна, сида взялась за жернова. Тяжеленькая кофемолочка! Мука выходила почти черной. Анна оглянулась на мужа. Может, спасет? Взрослых мужчин под крышей четверо, да сида стоит одного. Но и Анна – не меньше, чем половины. А и надо всего – вырваться за двери, к лошадям. Но – муж стоял белее мела, глаза навыкат… Неужели пропадать?
Клирик догадывался, что епископ сообщает на ушко пастве. Имя. Если хватило барду, почему фермеры должны оказаться крепче?
Сочтя, что намолото достаточно, Немайн засыпала порченую муку в котелок, осторожно залила водой. Поставила на огонь. Понемногу на поверхности начала собираться бурая, ядовитая пена… Поплыл дурманящий запах…
– Я же имею право на суд Божий? – спросила Анна у епископа. – Я неплохо управляюсь с копьем. Согласна даже одну руку сзади привязать… Если сочтешь, что сида меньше ростом.
Надежда… Вдруг на исчадии холмов грехов столько, что высшие силы простят ложь и злоумышление, лишь бы покарать мерзавку? Но епископ безразлично бросает, как про погоду:
– Не советую. Будет очень некрасиво. И – против всякой пристойности. Суди сама. Вот ты на земле валяешься – с дыркой в брюхе, воешь, кишки выпали, воняют, юбка задралась. Сида тебе ворот разорвала, сиськи на трофей отрезает. При мужчинах… Потом голову. Или наоборот? Давно не судил женских поединков насмерть, Бог миловал. Ты ж понимаешь, что будет именно так. Права‑то Немайн.
– Стервятник всегда прав… А при чем тут Немайн?
– А вон, при котле за варевом следит. Немайн верх Ллуд. Знакомься.
– Боженьки…
– Вспомнила? Так и помолись, авось услышит.
Пена над варевом начала стремительно подниматься. Сида сдернула котел с огня, тяжесть качнулась в руках, черной жижей плеснуло на пол. И ничего, солома не задымилась.
– Готово. Пить лучше горячим. Анне – тебя так зовут? – первой.
– А кому еще? – осторожно поинтересовался хозяин.
– А всем. Это ж не яд и не зелье. Просто напиток из холмов. Только готовить я его толком не умею. Так что, если вышло невкусно – пусть отдуваются ведьма и стряпунья. И еще: не понравится – приготовьте сами. Может, у вас рука полегче.
Анна отхлебнула. Было слишком горячо, немного горько – но вполне терпимо. Конечно, чтобы пить такое для удовольствия, нужно быть очень странным существом. Например, сидой.
– Гордишься, что добренькой стала? – спросила знахарка. – Вместо отравы подсунула просто гадость.
– Я не добренькая. Я добрая. Кто будет вместо тебя лечить людей? Но больше на снисхождение не рассчитывай. И, кстати о гадости. Что‑то ты не плюешься.
Перт гаденько хихикнул. Немайн между тем плеснула варева себе в кружку. Сделала глоток. И мечтательно закатила глаза, показав краешком синеватые белки. Анна была права. Получилась сущая гадость. Если сравнивать с любимой его робустой. Лично жаренной, лично молотой, варенной в нормальной джезве… И все‑таки это была гадость, похожая на кофе! Которое здесь и сейчас не купить ни за какие деньги. Потому, что арабы еще не пристрастились к напитку. А возможно, и вообще не придумали… Так что придется довольствоваться суррогатом. Но в следующий раз добавить цикорий.
Камлин вел коня в поводу. Навьюченного походным скарбом Немайн.
– Люди… – бурчала под нос сида, лаская ладонью древко посоха, – бритые обезьяны. Чем больше их узнаю, тем больше люблю простые вещи.
– А народ холмов лучше? – ехидно поинтересовался Камлин. Про то, почему сравнение произошло именно с экзотическими африканскими тварями, которых он и не видел никогда, не задумался. Так обзываться даже менее обидно получается. Вот, например, "отродье крокодилов" – отнюдь ведь не "собачьи дети"?
– Хотелось бы думать, что да. Хотя бы в среднем.
Чувствовал Клирик себя удивительно хорошо. Без груза на горбу шагать куда как легче. Что же касается окружающего мира – да и мира в общественно‑церковном понятии, то решение принято. А обсуждение монастырского строительства с опытным человеком приносило хорошие идеи и совершенствовало планы.
Епископа смущало другое. Во всех построениях Немайн была какая‑то трещинка. Сформулировать не мог. Неувязка раздражала, как соринка в глазу, и так же была невидима. Пока Теодор вдруг не понял: она невидима потому, что он принял главную идею – о том, что Немайн, как и Бригите, нужно строить монастырь. Но – сида много говорила о ремеслах, торговле, иной мирской суете. Многое – об учебе и распространении знаний, о войне, об устройстве государства и церкви. И совсем ни слова – о молитве. Камлин остановился.
– Немайн, а зачем тебе монастырь? Богу можно служить по‑разному… Построй город.
Кейр после свадьбы остался в столице. Тестюшка настоял. Оно и верно – сыновей‑то у него нет, дело придется зятьям оставлять. И раз уж выдал старшую за хуторянина с холмов, так и взялся натаскивать его на городское хозяйствование. Впрочем, учить пришлось не с нуля и не всему. Торговаться парень уже умел здорово. И успел уменьшить расходы тестя едва не наполовину. Просто скупив у заезжих купцов именно то, что нужно хуторянам. Все‑таки Дэффид ап Ллиувеллин был потомственный горожанин, и о нуждах сельских жителей представление имел по их же запросам. Ну как тем было не слукавить?
Зато с другими навыками у Кейра были сложности. Например, со счетом. В эпоху натурального обмена вычислений при торговле приходилось делать едва ли не в несколько раз больше, чем при расчете деньгами. От быстроты и точности зависела прибыль, от прибыли – качество жизни семейного теперь человека. Так что Кейру приходилось тренироваться, сидя за абаком и гоняя по расчерченной квадратами доске раскрашенные деревянные кругляки. За этим занятием его и застало второе явление Немайн в Кер‑Мирддине.
Сида вернулась. Вечером, а скорее ранней ночью, постучала в дверь. Клирик не то, чтобы особо таился, но заявился в час, когда большинство обывателей уже спят, не желая фурора и глазения. Стража, не пикнув и не посмев требовать с богини мзду, пустила ее на двор.
Войдя, Клирик поприветствовал общество и устроился в своем кресле у огня.
– Хозяин, – кричать или хотя бы повышать голос ей теперь требовалось еще меньше, чем в прошлый раз, – мешок с образцами – в мою комнату. Кстати, за нее все еще заплачено. Еще: подготовь завтра с утра баню. И поставь в комнату самую широкую емкость с водой, какая есть. Вместо зеркала. Надо привести себя в порядок. Не идти же к королю растрепой?
– Нашла место, леди Немайн? – спросил Кейр.
– Точно. Лучше и быть не может. – Немайн щурилась на огонь, и вид у нее был совершенно домашний. – Холм высокий, футов пятьдесят. Хорошая такая глина поверху, внутри – песчаник. У подошвы, что интересно, почти то же самое – футов двенадцать глины, потом трещиноватый песчаник. Притом водоносный. Если там ров вырыть, он получится сухой. Но подкоп вести нельзя – и в камне долбиться тяжело, и водой будет заливать.
– Так наверху ж воды не будет! – заметил трактирщик.
– Будет, если колодец пробить. Шестьдесят футов в глине и песчанике – это совсем немного. Не гранит! Так что – вода будет. Хотя и солоноватая – море недалеко. Лес рядом есть. Камень – есть. Строиться можно. Дорога неподалеку – хорошо. Река неподалеку – хорошо… Ну а главное – преосвященный Теодор благословил на служение.
– Так ты теперь матушка Немайн?
– Не угадал. По‑прежнему «леди». Или "леди сида", как вы любите меня называть. Хотя и мое имя поминать всуе не грех. Я остаюсь в миру. Мы с преосвященным Теодором решили, что так правильнее. По крайней мере, пока.
– А монастырь?
– Будет. Вернее, будет крепость. Чего‑то вроде Круглого Стола. В конце концов, Господу, принесшему меч, можно служить не только молитвой.
– А сам‑то епископ где?
– Уехал назад. Но еще заглянет, к ярмарке. Поставит нескольких священников и нового епископа поприветствует.
Немайн зевнула. И тут увидела доску с фишками.
– Это что за игра?
– Это абак, я на нем считаю.
– А‑а‑а… А шахматы у вас тут водятся?
Шахматы водились. Но половина фигур ходила не так, как Клирик привык. Слон, например, прыгал через одну клетку. За ферзя, ставшего ходить только на одну клетку по диагонали, было особенно обидно. Пока приноровился, проиграл Кейру две партии. Тот задрал было нос – шахматная игра в Камбрии считалась занятием благородным. А обыграть богиню… Такое случалось только в сказке. В одной. Кейр припомнил забытый с детства сюжет. Там главным действующим лицом был бог мужского пола. Который сначала поддался… Потом поднял ставки. И выиграл у ирландского короля жену.
– А на что мы играем? – на всякий случай уточнил Кейр, в третий раз расставляя фигуры.
– Мы тренируемся, – сообщила сида, и брезгливо дернула ушами. Как если бы не в шахматы играла, а нужник чистила.
Кейр понял – тренируется. Проигрывать. Конечно, у короля Гулидиена пока нет жены. Да и невеста его сиде, наверное, даром не нужна. Но мало ли что можно выиграть у короля?
Клирик приглядывался к поздним завсегдатаям «Головы». Епископ, сказав в одной из бесед, что если заглядывать в Кер‑Мирддин часто, но ненадолго, горожане привыкнут, не солгал – особой нервозности не было. Хотя избыточная предупредительность пока оставалась. Для верности Клирик перекинулся с некоторыми приветствиями и шутками, слил Кейру еще одну партию. Наконец, решив, что кратковременный визит Немайн жители Кер‑Мирддина перетерпят, отправился спать. Сон пришел сразу, и на этот раз сначала раздался голос:
– Говорит Сущность. Сообщаю о вашем текущем балансе свершений. К настоящему моменту они составляют тринадцать сотых долей процента от необходимого для обратного переноса.
А потом, в стандартном кошмаре, снился перебункерованный скрепер, отказ бетономешалок и мокрый снег, рвущий нарастающей тяжестью линии электропередач. И хрипящий селектор, никак не желающий доносить распоряжение о том, что нужно прекратить подогрев бетонной смеси, чтобы замедлить схватывание…
Проснулся Клирик засветло. Полюбовался в кадушку с водой на длинные ресницы в засонках и примятые ушки. В очередной раз напомнил себе, что порядочной леди нужно зеркальце. Что такого барахла у местных мастеров – в избытке. Всех дел – не забыть зайти в лавку. А потом вспомнил кое‑что еще.
– Месяц, значит, – сообщил отражению, – прошел. Кстати о месяце и о леди: где, спрашивается, месячные? Не отчеты, а те, которые болят и текут? Похоже, у меня не только зрение и слух особенные. Ну да, я же не человек. Сроки могут быть другими. Жди теперь, когда и что. Ладно. Очищения кровью не было. Значит, очистимся водой.
Камбрийцы хранили римские традиции. Так что баня сильно отличалась от русской. Неизвестно, чем пробавлялись горцы – скорее всего, чем‑то вроде финской сауны, но тут, в городе, были построены правильные термы. Узнав, какую махину раскочегарили для него персонально, Клирик оторопел. И выложил на стойку трактирщика еще одну осьмушку золотого.
– Дэффид, это в компенсацию расходов и забот. Я ведь неспокойное соседство?
Тот, не пробуя на зуб, как бывало, подкинул кусочек монеты на ладони.
– Чистая прибыль, – сообщил доверительно, – все‑таки не успела ты толком наверху пожить, Немайн. Иначе знала бы, что сегодня – женский день. Все девочки моются. Даже королева. Хотя у нас ее пока и нет. Эх, совесть, пропади она пропадом… Хочешь денежку назад?
Клирик изобразил раздумье.
– Не хочу. Угадай, сколько женщин будет в бане сегодня? Включая королеву, хотя ее у вас пока и нет?
– Ты и Тулла. Должен же тебе кто‑нибудь потереть спинку? Не Кейра же было посылать? А Туллу ты уже того… Благословила.
И подмигнул.
Клирик настолько вплотную с новым телом еще не знакомился. Видеть, конечно, видел – когда менял нижнюю рубашку. Не трепать же было единственную шелковую вещь в походах! Да и в кусты хаживал. И сопутствующими процедурами занимался. Но это были физиология и гигиена. А тут…
Приятных ощущений Клирик из бани не вынес. Сначала – предбанник. Раздеваться при Тулле и полудюжине горожанок посмелее (и постарше) Клирику было очень неловко. Потом – сидеть и потеть, рассматривая стены и потолок, потому что рассматривать Туллу было хоть и интересно, но тоже как‑то невежливо. Хотя и вполне прилично. В стенах же ничего интересного не было. Частью – обычный для здешних древних гор песчаник, частью – кирпич. Последний исключительно с дырочками. Ну не камень же было сверлить, чтобы горячий воздух проводил? То ли от старой постройки остались, то ли местные строители не все римские традиции забыли.
Горожанки – и особенно Тулла – придерживалась другого мнения насчет разглядывания. Интересно им было. Поначалу. Потом, убедившись, что у сидов только уши другие, успокоились.
Вместо мочалок и губок, а заодно и мыла, шерстяные перчатки. Потом – бассейн. Холодный. На все – два часа.
Результатом, помимо физической чистоты, стала безусловная убежденность Клирика в необходимости внедрить на другом конце Евразии японские ванны. Тем более что самураи практически водились. Вообще, манеру выбривать тонзуру от уха до уха, а не на затылке, Клирик счел разумной. Не вдаваясь в догматические подробности. Лысый выглядит умным, а плешивый – больным.
Вот с чем в Камбрии было хорошо, так это с одеждой! Своя шерсть, свой лен… Кожа – вплоть до лайки. Но – все или домашнего шитья, или заказного. Так что наспех можно было соорудить разве что паллу. Именно так Немайн и поступила. Отбеленная шерсть нашлась. И этого было довольно.
Чистота. А еще мудрость и сила былой империи – вот что стояло за простым архаичным нарядом. Даже не империи – республики. При императорах наряды римлянок стали цветастыми – но и легионы были уже не те. Хотя на Британию их еще хватило.
Что ж. Посох на плечо, нож на пояс, Книгу под локоть – и шагом марш к королю! Уже в воротах получилось разочарование: часовой любезно сообщил, что Гулидиен закатился на охоту. Не меньше, чем на неделю. Вдобавок Кер‑Мирддин встретил Немайн, как ручное чудовище. Ставни притворены, детей с улиц выкликали матери. Но лавки открыты, и по делам городской люд шествует степенно, хотя косясь и с оглядочкой. Немайн грустно свесила уши. Неделю раздражать собой город было нельзя. Впереди замаячили новые скитания. Настроение испортилось.
Для исправления которого Клирик знал два надежных способа: женский – покупки, и мужской – бифштекс. Мясо в нужных количествах в котеночий желудок Немайн не помещалось. Зато Клирик припомнил, что собирался купить зеркальце, и решил попробовать женский способ. Как назло, в лавках ничего симпатичного не обнаружилось. Всякая дребедень, которой только вразнос по хуторам торговать. Оно неудивительно: другого спроса нет и до ярмарки не будет. Но если женщина хочет исправить себе настроение покупками и не может ничего найти, ни купить, ни примерить, ни в руках повертеть…
Немайн резко прибавила шаг, и каждый камень, каждый корешок заросших травой улиц больно бил по ступням. Уши уже не свисали к плечам – они были прижаты, глаза сжались в смотровые щели. В конце концов она не выдержала. И направилась к эскулапу. За валерьянкой. Или ее средневековым аналогом.
Увы, при этом пришлось развернуться против солнца. Так что вместо прохожих она видела тени на слепящем фоне. Ну и, разумеется, врезалась.
– Леди, от тебя не увернешься! – голос принадлежал врачу. – Что‑то случилось?
– Очень яркое солнце сегодня, мэтр Амвросий, – сообщила Немайн, отлепляясь от лекаря, за локоть которого ухватилась, чтоб не упасть, – не по моим глазам. Не посоветуешь ли чего?
– Обязательно, леди. Но позже. Сэр Олдингар так упился на радостях, оставшись за главного аж на целую неделю, что придется лечить. Не посоветуешь ли чего? Отравления, кажется, по твоей части?
С серьезным таким видом спросил. Но в глазках что‑то ухмылялось. Сида предпочла этого не заметить. И бойко оттараторила:
– Три части ивовой коры и четыре части коры дуба в двадцати частях воды. Потом клистир. – Ничего ближе к бессмертному средству от симуляции, придуманного чешским писателем Ярославом Гашеком: "Три хинина, четыре аспирина, промывание желудка, клистир" Клирик навскидку придумать не сумел.
Амвросий аж икнул. След ухмылки в глазах испарился, зато на губах появилась настоящая улыбка.
– А неплохо. От горькой ивы его вывернет. Но дубовая‑то зачем?
Вообще‑то затем, что из нее поначалу аспирин делали. Знать бы еще, как.
– Для закрепления стенок желудка дубильными веществами. Ты не возражаешь, если я подожду у твоего дома?
– Можешь и зайти! Мой дом для тебя открыт. Да он для всех открыт, вот только ходить ко мне с визитами опасаются.
– У тебя что, домашняя виверна живет?
– Нет, у меня живут дикие дети. Не смотри на меня так! Я их честно воспитывал. Между вызовами, конечно.
– А твоя жена?
– Элейн? Ну она больше занимается пополнением банды. И гильдией своей…
И ушел. Судя по неторопливой походке, сэр Олдингар скорее слегка недомогал, чем находился при смерти.
Стоило сиде войти в неухоженный садик, возле дома Амвросия Аркиатра, как на нее напали.
– Защищайся, леди сида!
Мальчишка. Без штанов, по римскому обычаю. Да и кричит – на наречии римлян. Причем не вульгарном, а вымершем, классическом. В руках палка. Даже, скорее, розга. Что такое дети, Клирик знал: либо малообученные люди низкого роста, либо очень раздражающие мелкие звереныши. Этот был ни то, ни се – размер средний, шкодливость так и прет. Но лобик умный. Немайн присела на корточки. Не любил Клирик школить людей, смотрящих на него снизу вверх. Вот стоящих навытяжку перед развалившимся в кресле "пожарником"‑экспертом – другое дело. А потому стулья в реквизированных у местного начальства кабинетах немедленно изводил. Разок – в окно восемнадцатого этажа.
– От кого защищаться, сиятельный муж? – латынь входила в число прошитых при переносе в седьмой век языков.
– От меня!
– А ты кто такой?
– Я – доблестный рыцарь Круглого Стола! Защищайся, коварная ведьма!
Мальчишка бодро взмахнул палкой. Клирик вдруг осознал, что игрушку тот держит неправильно. Правая же рука Немайн сделала быстрый тычок вперед – Клирик только и успел, что раскрыть ладонь, и вместо удара под дых вышел хлопок по животу. Вспомнился анекдот о теще боксера: "И тут она раскрылась".
– Благородный всадник убит, – подвела итог схватки Немайн.
– Так нечестно!
– То есть как это нечестно? А ну‑ка напомни, какой гандикап накладывается на мужчину при судебном поединке с женщиной? Или я тебя плохо рассмотрела, и ты девочка?
– Мужчину надлежит расположить в яме глубиной по пояс, – мальчишка разом потускнел, – и привязать одну руку к туловищу.
– Именно, – отметив интересные подробности, продолжил Клирик, – к тому же у тебя палка. А у меня нет.
– Но ты же ведьма!
– Я сида. И вообще, мне начинает казаться, что ты все‑таки девчонка. Проиграв – обзываешься. Парень попросил бы научить его драться.
– Женщину?
Снова пригодились сказки Кейра и песни барда.
– Кухулина учила драться женщина. Ланселота учила драться женщина. Много это помогло их врагам?
– А кто такой Кухулин? Расскажи!
Этому, видимо, сказки про Муция Сцеволу рассказывали. Парню было интересно про Кухулина. Клирику – про обнаружившиеся способности. Почему бы не совместить?
– Да вот жил такой. Тоже был неумехой вроде тебя… Поначалу. И начинал тоже с палки. Вот только у тебя неправильная. А должна быть… Тебе нужно это дерево?
– Нет.
– И мне нет. Если мы сломаем пару веток у этой ивы, папа с мамой очень обидятся?
