Текст книги "Кембрия. Трилогия (СИ)"
Автор книги: Владимир Коваленко (Кузнецов)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 78 страниц)
Под невзрачным переплетом бычьей кожи все те же понятные буквы, непонятный язык. На сей раз – знакомый. Латынь. Первый порыв – плясать, радоваться, показать всем. Второй – сунуть под плащ, чтоб никто не увидел. Нион вздохнула. Старательно подстелила остатки ткани чистой стороной вверх. Села на пятки. Раскрыла книгу еще раз. «Ammianus Marcellinus. Res gestae». Кажется, она слышала это имя и это название. Его Неметона произносила. Когда разбирали поражение короля Мейрига в Приграничном сражении. И переводила: «Деяния». Книга захлопнулась, и Нион бегом побежала – регистрировать долю богини в трофеях дня.
Встреча с любимой женщиной у Гулидиена не задалась. Казалось бы – все, как надеялся. Победа за спиной, за окном королевского погоста, маленького, на раз переночевать при ежегодном объезде владений – ликующий Кер‑Нид. Жители еще не начали возвращаться, но ополчение веселится. Вскрыты все закрома, которые вывезти не успели. Епископ на проповеди сказал: «Ныне мы празднуем не только Рождество Спасителя нашего, но и возрождение римской славы!» Не ждал от иноземца. Хотя у него саксы друга убили. Так люди и роднятся с землей – через кровь. Свою, родную да дружескую. Зато битву иначе, чем Рождественским сражением, уже не называют. У Немайн тоже горе, а потому, верно, и хитрые чары все рассыпались.
И вот вместо доброй встречи в ответ на приветствие – только обвинения! Украл у войска Брихейниога победу и славу. Того, что она не потеряла ни одного человека, Кейндрих в расчет не берет. И с глазу на глаз бычится через стол да требует долю добычи. Не только взятое на беглецах, но и половину от взятого на поле боя. Его боя! Где сам чуть голову не сложил!
Созвали военный совет. При легатах стало хуже. Принцесса заявила, что ее войско положило больше саксов. Что выглядело похожим на правду. Голов точно отсекла больше. Так будь дело в похвальбе, можно бы и уступить. Нет! На основе этого делался вывод: раз Гулидиен сам понес потери и убил меньше саксов на своего павшего, чем Кейндрих, то она – лучший полководец. Значит, соединенным войском должна командовать она. Все слова о том, что драться с храброй армией и рубить неспособных даже бежать недобитков – разные вещи, как от стенки горох отскакивали. Скоро Кейндрих объявила, что претензия на титул короля Британии – несбыточная дурость и на ее поддержку Дивед может не рассчитывать. Союз останется, раз уж приговорен Советом Мудрых, но верховное командование она требует для себя. Либо пойдет отдельно. Король развел руки и попытался объяснить, что так оскорбить сражавшуюся и победившую армию он не посмеет. В ответ – насмешливое фырканье. Ничем не помог и Кейр. Новый принцепс. Хотя пытался. Припомнил, что Гулидиен, так или иначе, король. Кейндрих же только наследница. Пусть и перевалила на себя большую часть отцовской работы. Но рассудить не взялся. Свалил на Сенат. Заложил колесницу и отправился в Кер‑Мирддин голосование проводить. Значит, два дня туда, два обратно. Да еще сколько прозаседают. Будь жив Дэффид, у него и влиятельные люди прямо в войске б нашлись. Хотя и полегло старшины без счета. Все одоспешенные, все в первом ряду рубились. Главные же потери оказались именно среди первого ряда. Зато те, что остались – сенаторам седьмая вода на киселе. Разом взлетевшие против любых ожиданий. Тут короля осенило. Как легатов взамен убитых назначал – поставил каждого над отрядом из людей не его клана. Из военной целесообразности да убыли в больших людях, а как иначе? Такой легат не столько перед воинами заискивал – случись чего, все одно своего выберут, – королю в рот смотрел. И вот свеженьким и зубастым Кейр, вышло, вслух сказал, хоть и иными словами: вы никто. По обычаю прав. А на деле? Похожую пощечину получили и легаты Брихейниога. И всю ночь пели в уши принцессы. Результат – наутро требование изменилось. Кейндрих заявила, что с учетом потерь, да за вычетом гленцев, что подчинены не диведской короне, а британской, незанятой, у нее войско больше. Потому командовать ей. Тогда Гулидиен не выдержал и грохнул по столу кулаком:
– Наши потери – твое опоздание. Ты явилась на пять дней позже договоренного. Тащилась неделю – а туда же, командовать. Вон, Немайн такой же путь за два дня проделала!
– Немайн, – прошипела Кейндрих, – себе дороги сжала. А мне – растянула! Наверняка.
– Особенно построив мост! Так что вся твоя великая победа – тоже ее. Переправляйся ты паромом, убила б дня три. И отведала не отбитой свинины – кабаньих клыков!
Кейндрих принялась хватать воздух, как вытащенная из воды рыба. Продышавшись, начала говорить – спокойно, медленно:
– Говори что хочешь. Здесь – место победы. Моей победы. И я тронусь с места, только когда твоя армия мне подчинится. Не нравится – воюй один. Я от союза не отказываюсь, но не отдам своих людей под начало мяснику.
Встала и вышла. Даже дверью не хлопнула.
За ней потянулись ее люди. Один обернулся:
– А если сенаторы решат неправильно, мы их того. Отзовем!
Так что теперь король сидел, обхватив голову руками, и пытался размышлять. Может, вообще распустить армию? До весны и подкреплений с континента Хвикке снова не сунутся. Скорей же всего, разгрома им хватит года на два‑три – переселенцев с континента ждут земли, дочери и вдовы павших в Рождественском бою.
От перенапряжения голову Гулидиена спас шум за окном. Громкий, мерный. Короткий взгляд не показал ничего, кроме стены соседнего дома. Тут и брат в дверях нарисовался. Поманил пальцем. Король, накинув плащ, шагнул через порог – и остолбенел. Вдоль центральной улицы Кер‑Нида выстроилось все войско Диведа, до последнего обозника. Вьются иссеченные стрелами «Драконы». Грохочут мечи и топоры по умбонам.
– Армия не признает иного верховного короля Британии, кроме тебя, и ничьего командования, кроме твоего! – торжественно возгласил Рис. – Я как магистр конницы передаю просьбу и требование всех благородных воинов войска: веди нас дальше, король и брат мой! На Северн! На Темзу! К восточному морю!
– На Северн! На Кер‑Глоуи! На Лондиниум! – в такт щитам гремят слова.
Гулидиену стало зябко, несмотря на теплый плащ. В руки просится судьба – слишком великая. Не превратила бы в шута, как иного свинопаса – одежка с чужого плеча. Но ответить следовало. Оставив хоть какую лазейку. Вскинул руку, подождал, пока шум уляжется.
– Воины! Я не обещаю ни славы, ни добычи, – удары все такие же ровные. Неужели им безразлично? – Я просто говорю: Хвикке весны не встретит!
Переждал короткое ликование.
– Но сегодня – дневка. Нам стоит помочь городу, похоронить наших павших и скинуть дохлых саксов в воду. Не то начнут вонять, и жителям Кер‑Нида придется оставить город…
Анна наперво присматривала за Эйрой. Слишком много на нее свалилось – первый поход, первое командование. Первое убийство. Не то, что из «скорпиончика», издали – то, что сестриной булавой, накоротке. И, будто остального мало, потеря отца.
Сида тоже страдает, да ей Луковка работу приволокла. Книгу и непонятные листки. И большой наперсный крест. Серебряный. Ну, его Немайн сразу в сторону отложила. За книгу взялась. Листки Эйре подсунула, велела исчислить буквы. Не все подряд, в разбивочку: сколько раз встречается «a», сколько «b»… Сказала: очень нужно, и – срочно. Еще бы не нужно! Работа простая, да требующая внимания, под такую горевать некогда. Сама же занялась латынью. И чем дольше вчитывается в пометы на полях рукописи, чем внимательней изучает подчеркнутое, тем крепче сжимаются кулачки, и злые тени превращают лицо ребенка в морду хищного зверя. Хорошо не демона. Епископ Теодор рассказывал: ирландская церковь верит, что сиды – потомки ангелов. Тех, что при мятеже на небесах не пристали ни к Богу, ни к Сатане, остались сами по себе. Доказали, что у них тот же дар, что у людей, – самим выбирать путь. Вот их и отправили к людям, на землю. До тех пор, пока не определятся. Вверх или вниз… А раз сама земля суждена людям – так утеснить зверей и отдать сидам норы да пещеры в холмах.
Стало чуточку страшно, хоть по лицу Немайн видно – глубже определенной в удел норы не ходит.
– Сестра, ты сколько успела пересчитать? Три страницы? Хорошо. Закончишь – посчитаешь десяток страниц из латинской книги.
– Зачем? Майни, я не дура! Это как зерно перебирать – овес от ячменя. И я совсем не против, сама хотела бы заняться чем‑нибудь – только полезным. Да хоть полы мыть или лук чистить…
Чего дома терпеть не могла!
– Это и есть полезное, – отрубила Немайн. – Извини, не объяснила. Но я сейчас сама такая…
Помахала руками и ушами вокруг головы. После чего четко и понятно объяснила: настоящий убийца отца – и всех, кого преосвященный Дионисий теперь отпевает, всех разом – тот тип в сутане, которому Анна Ивановна крюк в бок вогнала, а Луковка обобрала. Потому как книга его. А в книге подчеркнуты места, в которых описано сражение, один в один похожее на Приграничное. Только правый фланг с левым местами поменять. Не будь у Хвикке советника – бились бы по старинке да так и полегли.
– Расчлененный боевой порядок, кавалерийская засада, поддержка конницы легковооруженными. Все это появляется вдруг, в одном походе. Теперь понятно, почему. Военный советник! Эта книга, – Немайн потрясла «Деяниями», – объясняет, что и как он сделал: приметил, что тактика Мейрига похожа на манеру рейнских германцев: неплохая конница, одна фаланга… Зато не выдает, кто его послал. А нам, флейта колесниц, это самое интересное и есть. Я очень надеюсь, что среди скрытых тайнописью строк записано и это.
– Я тоже надеюсь, – встряла Анна. – Очень.
Ведь чуть вдовой не осталась! Муж забегал, рассказал, какой кошмар был во время общего отступления. Как его соседей убили уже у самых повозок, а он вовремя забился между колес. Лежал, боялся. Потом пришел в себя и принялся резать поджилки пытающимся влезть наверх саксам. И вот – жив, и то, что не резал бегущих в первых рядах, за позор не считает. Припомнился первый муж, что ради денег и славы добытчика трижды добровольно уходил на войну. Иная бы решила – любил. Анна подытожила – любил, но не ее – деньги. Иначе подумал бы, каково жене одной остаться.
А Немайн вновь склонилась над рукописью. Вот – другой почерк, грубая саксонская речь: «Это место нахожу поучительным», «Смешно: Юлиан Отступник послужит Церкви», «Использовать его пример – наружно христианин может таковым и не являться! Потому союзники язычников да будут истреблены…»
Немайн скрипнула зубами. А сам комментатор кто? Впрочем, его интересует не правда, а оправдание… И снова запись на полях, снова чернеет лицо. И только тихая приговорка Нион:
– «Y» – сто тридцать два, «S» – пятьдесят четыре, снова «Y» – сто двадцать восемь. Майни, а почему «Y» так много?
– Узнаешь скоро. При тебе расшифровывать буду. Анна, ты что выписываешь из латинской Библии?
– Считаю буквы. Тебе ведь подойдет любая латынь, не обязательно книга советника?
– Подойдет‑подойдет…
Когда епископ Дионисий явился нести утешение, процесс расшифровки был в разгаре. Преосвященный от увиденной картины вспомнил последние письма друга. Увы, Адриан за своими духовными дочерьми теперь разве с небес присмотрит. И не защитит от трех фурий. Разгневанных, по счастью, не на него… Хотя – лучше б растерзали, чем читать перевод тайнописной галиматьи, написанной знакомой рукой. Рукой, которую он до недавнего времени полагал пусть не дружеской, но дружественной.
Гибель друга – страшна, гибель веры – невыносима. Не в Господа. Но в надежность этого мира.
– Неужели эти бумаги нельзя прочесть по‑иному?
– Попробуйте, – Немайн пожимает плечами, – вот только вряд ли что получится. Шифр примитивен – действительно сложный я бы не вскрыла на коленке. И то перетрудилась, дело оказалось проще, чем я думала. Здесь все просто. Алфавит сдвинут на некоторое количество букв. Прочесть можно, не перебрав и тридцати вариантов. А мыто частотный анализ делали… Преосвященный, я оскорблена! Кто‑то счел камбрийцев варварами. Такими же, как саксы. И я зря осторожничаю, говоря «кто‑то». Под инструкциями нет подписи, но имя даже я назову без труда.
– Я его назвал бы и без расшифровки. Я хорошо знаю руку, писавшую эти буквы. Только складывались они обычно в иные слова. Тебе следовало сразу послать за мной.
– Мне все равно захотелось бы прочесть скрытое. Значит, архиепископа Кентерберийского ты полагал единомышленником?
Час назад – да. Ровно до той поры, пока не ознакомился с деловитыми, рублеными фразами – сакс стал христианином, священником, иерархом, но в душе так и остался варваром. «Запомни – на весах крещение целого народа. Хвикке обещал креститься и сделает это. Если победит». «Всякую женщину – убить. Всякого человека в сутане – убить. Проследи лично, Дионисий трусоват, ушастая демоница богата. Могут сулить выкуп. Не забудь назначить за головы хорошую награду. Лишний святой Церкви не повредит. Особенно – считающийся нашим сторонником. Папа должен узнать о событиях предстоящей зимы от нас». Воистину апостол Хвикке!
А Немайн ждет слов. И сестра ее ждет. От человека не меньше, чем от церкви Рима, которая, здесь и сейчас он.
– До весны многое может случиться, – сказал Дионисий, – но письма святейшему престолу я напишу уже теперь. Помимо армии варваров, есть и другие способы… Что я еще могу?
– Свидетельствовать о произошедшем перед королями, армией и народом. Остальным могу заняться и я…
Для начала – письмо Пенде Мерсийскому. Много величальных оборотов – суть короткая. Говорим Кентербери, подразумеваем – Кент. Еще одна армия! Потом – военный совет. Немного пополнившийся легатом над тремя сотнями рыцарей из Кередигиона. Эти пришли позже всех, сидят тихо, но непременно поддерживают Кейндрих. Зачем им сильный Дивед? Разговоры… А там, на востоке, собирается новое ополчение Хвикке. Из медвежьих углов, с союзных границ. Встают, стягиваются. Кто постарше – отстаивать давнюю добычу, кто помоложе – защищать землю, на которой родился.
Результат – ничего! Пока решили ждать гонца из Кер‑Мирддина. Который мало что переменит. Да и будет ли? Сенат из таких же людей состоит.
Вечером навестили Эйлет. Героине достался дом с деревянным полом, не хуже королевского погоста. Уже ходит, но у руки на перевязи шансов нет. Мэтр Амвросий припечатал: высохнет. Так что пальцами не пошевелить. Про отца уже рассказали. Тогда приняла, как кремень, между своими выплакалась. Разумеется, в Майни. Тут еще Эйра влезла.
– Я тот мех прихватила… Помните?
Полмеха на троих – многовато. Но первая чаша пошла по короткому кругу, и ее пополняли слезы. Женщин, но воинов. Второй не было. Эйлет остановила руку, готовую наполнить чашу заново.
– Остальное – когда отомстим. Даже если оно превратится от старости в уксус – не будет мне слаще вина!
– И мне, – согласилась Эйра.
Посмотрели на Майни. Та спала. Эйра возмутилась, мы плачем, а она спит! Эйлет выудила здоровой рукой придавленную носиком Майни записку: «Пока не захмелела: Ивору – побудка по четвертой ночной страже, по первой дневной быть готовыми к выступлению. Эйлет, разыскать Эмилия, Окту. Сдохните все трое, но мне нужно снабжение трех легионов под Глостер через пять дней и готовые лагеря по южному тракту, причем ближний – завтра к четвертой страже. Всех королей – болотом и торфяником, я сама с усами. Исполнять. Немайн».
ГЛАВА 6
Кер‑Нид, Глиусинг, Гвент, Хвикке. Конец декабря 1400 – январь 1401 ab Urbe condita.
– Стража минула. Просыпайся!
Кто орет в ушко по утрам или трясет за плечо? Нион Вахан, легат‑будильник. Сида потянулась. Первая мысль – маленького покормить. Вторая – желание придушить себя за то, что не рядом с сыном. Третья… Удивление, что спать не хочется. Что жизнь не окончена – ясно. Она никогда не окончится, пока на смену родителям приходят дети.
Сон и в уголках глаз не затаился. Несмотря на тяжелую работу, последние три дня и ночи перед битвой спала нормально – и вот результат. Хорошо. И что в постель уложили – хорошо, сидя спать неудобно. Вокруг кружком собралась команда, пробуждения ждет. Сестры, Ивор, Эмилий. Сейчас больше никого не нужно.
– Все, что успели, сделали. А снабжение – долгая игра. Но работаем.
– Что с оценкой трофеев?
– Завершаем. Примерную общую сумму уже могу назвать. Нам, включая добровольцев, следует треть. Если ты готова отнести возможные неточности на счет своей доли – можно начинать выплаты. Учти, трофеи мы скупаем дешево. Зато и продаем дешево… Но дороже. Должны мы прибыль получить?
Эмилий улыбнулся. Такая вот акула рынка. Совершенно необходимая. Трудно поделить на двоих пять солидов, но можно, особенно если у обоих по топору. Кольчугу – сложнее. А шатер? Повозку? Коня?
Так вышло: немало доспехов и оружия досталось северной армии. Зато победители получили обоз. Кони спешившейся знати, шатры, повозки – и все их содержимое. И волы – неторопливые, но сильные. Больше тысячи одних волов. Фураж и провиант на три месяца для шеститысячного войска. Все это необходимо поделить… и нельзя. Слишком заманчиво использовать саксонский обоз по назначению. Только за это придется платить. И не Хранительнице. Ей он попросту не нужен: слишком медлительный. Она уже разменяла свои золотые на более быструю систему снабжения. Иное дело – доспехи. Это саксы могут себе позволить экономить на экипировке воина. Если что – бабы новых нарожают. А как быть, если после бойни рожать и не от кого, и некому? Так что покупать придется в основном доспехи. Которые Эмилий скупает у молодцов Кейндрих за четверть цены. А продаст за треть.
– Вот видите, преосвященный, тридцать три минус двадцать пять – восемь. Ровно по закону.
Немайн вспомнилось: «На эти два процента и живу». От реальных‑то вложений выходит совсем не восемь процентов, а все тридцать три. Уши дернулись. Эмилий чуть расширил глаза: «Не выдавай». Немайн не выдала. На деле и треть от оборота для военного поставщика процент божеский.
– Клан бы заплатил, – вздыхает Ивор. – Только у нас денег столько нет. И у остальных нет. Скотом разве. Хранительница, мы у тебя в долг возьмем, а? Понимаю, что грамотки. Да их же берут не сильно хуже серебра.
Начался привычный деловой разговор: обеспечение, сроки… Смахнув песок с подписанного договора, Немайн завела речь о предстоящем походе.
– Люди не обязаны идти дальше. Но нужно. Если Хвикке не добить сейчас, они оправятся. Быстро. Уже на тот год саксы с континента вновь Гвент на зуб попробуют. А если их пропустят?
– Дрянные дела выйдут, – согласился Ивор. – Хотя Артуису тогда не жить. Значит, навестим Хвикке? Добро. С них есть что взять.
– Взять мало. Нужно остаться. Для этого не дать собрать ополчение. Каждый час на счету, а что творится с большой армией – видишь. Выхода нет, придется сунуться малой. Это риск. И все‑таки я бы хотела, чтобы люди на него пошли.
– Прикажешь – пойдут, – хмыкнул Ивор. – А позовешь – тем более. Даже нехотя! После твоей песни… Знаешь, даже при Кадуаллоне никто не видывал такого количества улепетывающих саксов одновременно. И хоть пела ты – дрались все, и победа вышла общая. И никому не захочется терять причастности к победе. Позови их, Немайн. Пообещай славу на века, как у рыцарей Артура. Пообещай добычу…
Стукнул кулаком по колену. Дернул вислый ус. Все выходило верно, да не совсем. Слава, добыча… Это говорят всегда и все! Конечно, если скажет Неметона, слова выйдут весомей. Но и этого может не хватить.
– Вот есть еще что‑то! Чую, но прямо сказать не получается. Начну‑ка издалека. Последние годы жить стало как будто чуточку тяжелей. Много парней в город уходит. А те, что остаются, землю так уже не холят. Почитай, все хозяева из молодых лишний урожай берут. А земля такого не любит, может и родить перестать, как под саксами. Я, конечно, ворчу, как на меня отец ворчал, но… Если внуки в них пойдут, не прокормимся. Земля им нужна. Новая. Жирная, равнинная. Которую можно пахать, а не только бороновать. Ради которой не нужно копать каналов. Которую не нужно разбивать на клетушки изгородями. Луга, на которые можно выгнать скот, а не окашивать осторожно, боясь повредить. Ленивая земля за Северном! Вот это им и скажи.
Тут неожиданно встрял Эмилий:
– А еще прибавь, что настоящие парни, ввязавшись в драку, доводят ее до конца.
Немайн осталась единственной в шатре, кто не заметил восхищенного взгляда Эйлет. Сам римлянин не увидел – спиной почувствовал. Отчего только шире развернул плечи. Вот это сида уловила. Что ж, человек, в одиночку удержавший стратегическую переправу, заслуженно гордится подвигом. Для купца он еще скромен. Но решение неплохое. Гленцы люди основательные. Довести дело до конца для них веский довод.
Что хорошо, Немайн совершенно не хотелось звать и вести за собой. Нет уж. Пусть каждый знает, на что идет. Возглавлять, организовывать, руководить – пожалуйста. А если в ряды затешутся слишком уж восторженные идиоты, рассчитывающие на песенки богини, а не на собственные копья да топоры – она их повычистит. Не то, ненароком, нормальных погубят.
Немайн деловито потерла руки. Как работать с людьми малыми – увидела, теперь следовало приниматься за великих. И первым – за Гулидиена. Как‑никак почти сюзерен. Надобно навестить. Провести по итогам боя военный совет. Начистоту, среди своих – без соседей, не всегда любимых, да непременно беспокойных.
Увы, король был зол и маловменяем. Ожидал, что Кейндрих, примчавшись, повиснет на шее. Не случилось. В результате – страдания. И все мысли – совершенно не о том. Честно пытался сосредоточиться на военных делах – не получилось. Мимо, как сквозь вату, проскакивали отрывки фраз. «Армия не готова к быстрому выступлению». «Но хоть часть». «Ирландцам досталось…» Тут Гулидиен тряхнул головой и подтвердил: тяжелейшие потери и наибольшая слава в сражении выпали на долю легкой пехоты и первой линии копейного строя. Так что пусть ступают по домам: долг свой исполнили. От всей последующей добычи всем, кто вернется теперь – и выжившим, и семьям павших – определить половинную долю. Потому как во всех будущих победах будет и их слава, и их риск. Легат‑ирландец, еще вчера не ожидавший, что командование гленскими Десси свалится на него, молча кивал.
После минутной активности король снова впал в оцепенение и принялся разглядывать кружащую вокруг лампы моль. Легаты высказались по три раза, а командующий все никак не удостаивал решением. Ивор хлопнул ладонью по столу.
– Это король Британии? – спросил громко. – Не верю!
Он был прав, но давить на короля сейчас не следовало.
– Ивор, ты, верно, еще не привык к военным советам, – проворковала Немайн, – да и от спертого воздуха кровь к голове приливает. Выйди‑ка, подыши свежим.
– Тут у нас не воздух спертый, тут мысли спертые…
Увлекся. По‑хорошему не понял.
– Господин легат, ты слышал приказ командующей. Походи по улицам. А лучше в городской сад или к реке, там свежей всего, – Сида сердито поджала губы. Вообще, прежней, улыбчивой да озорной, со времени битвы ее пока не видали. – Ясно? Исполнять.
Лицо Ивора стало одного цвета с сапогами парфянской юфти. Но ушел. Снова молчание.
– Брат, что ты решил? – Средненький из дружной семейки.
Король безмолвствует.
– Ты слышишь?
– Я ничего не решил. Не умеешь ждать – ступай, проветрись.
Немайн кивнула.
Скоро в комнате сидело трое. И молчаливый ирландец – умница – все понял, встал:
– Хранительница, мне подышать свежим воздухом?
– У тебя и так много дел. Ступай. Нам с королем с глазу на глаз поговорить придется. Не при гражданах и подданных.
И вот – вдвоем. Молчание понятней упрека. И все‑таки… Сперва скрип стула, шаги. И только потом объяснение:
– Ты обещала помочь. А сделала хуже!
Взлетевшие брови, пожатие плеч. Смешно, но король сам занял позицию неуспешного руководителя, нервничающего перед лицом эксперта‑«пожарника». Сколько таких на памяти Клирика бегало, потело, мялось. Бывало и упрекали. Бывало – нависали сверху вниз.
– Я не обещала, что все выйдет быстро и просто. А ты, видимо, ждал идиллии? Вспомни, я говорила, что Кейндрих примчится на помощь, если любит? Она здесь. Радуйся!
Гулидиен только зубами скрипнул.
– Хороша радость.
– Привыкай к семейной жизни. С Кейндрих тихо и спокойно не будет. Может, поищешь кого поспокойней? Позабитей? Кейндрих – единственная наследница отца. Всю сознательную жизнь – единственный ребенок в семье. Последние годы она практически правит королевством. А потому привыкла, что государственные интересы и есть ее личные. Привыкла, что добивается всего, чего ни пожелает. Пойми, она по‑прежнему хочет быть первой! Представь: мчится она на выручку нам, перед глазами – изнемогающее от борьбы диведское войско, и ты, признающий, что на ней жениться и при ее главенстве почетно. Это ее мечта. А что вышло? Вышло, что счастья нет. Из‑за рыжей да ушастой. Которая мало того, что распугала саксов, мерзавка, – это можно и простить, так еще и совещаться к чужому милому по ночам шастает!
Ушки к плечам свесила и вздохнула.
– Вот так она тебя любит, будущий мой король. А как любишь ты ее? Тоже, верно, хочешь одеяло малость на себя натянуть?
– Нет!
– Тогда признай ее правоту! Целиком и полностью. Королем Британии тебе после этого, конечно, не бывать. Диведа – тоже, кланы взятую кровью добычу не простят, соберут Совет Мудрых и отстранят. Поставят, скажем, Риса. Годится он в короли?
– Годится…
– Ну вот. Выделит брат тебе манор – и ладно, зато ирландка рада будет! Как поймет, на что ты за ее правду пошел – за уши от тебя не оттянуть будет. Хочешь такого счастья?
Не успел король ответить, явился рыцарь‑телохранитель.
– Мой король, пришла Кейндрих, требует впустить ее.
У городской ночи глаз достаточно: ирландке доложили. Даже разбудить не поленились.
– Ну, вот и повод все выяснить, – обрадовалась Немайн. – Зови! Скажем, что со мной посовещался, да и решил, что она во всем права. Тебе женин каблук, мне подружка! Хотя и ревнючая…
Собралась, примчалась – в сердце стучит надежда, что все не так, что сейчас ее пригласят посовещаться, спросят, как она саксов дальше бить собирается… А тут возле порожка легаты переминаются. И даже родственники королевские.
– Сдается мне, что свежий воздух – все те же лес, луг, болото да торфяник. Только более обходительный.
– Ну, почему так сразу? Это успокоение. А то мы и верно заговариваться начали…
– Так что, и правда идти смотреть на голые ветки? Или на реку?
– Приказ есть приказ. От нас не убудет. Только если на реку, я удочку возьму. Вдруг у какой форельки бессонница… А в садах хорошо весной. Особенно в Ирландии. Есть у них обычай по весне, кто любовным томлением болен, страсть свою утешать. Именно в садах. И это грехом не полагается. Один день в году.
– Это весной. И в Ирландии.
– Сида ведь тоже ирландка… Доброй ночи прекрасной дочери Риваллона! Что здесь ищет принцесса, ужасная в битве?
– Короля вашего ищу. Посовещаться надо.
– Не совещательное у него настроение… И у Хранительницы тоже.
Тут дверь распахнулась.
– Вы что здесь делаете? Вам куда приказано? Все в сад, – объявил Гулидиен. – А я чем могу служить тебе, Кейндрих?
Та быстренько повторила, что нужно согласовать планы, и попыталась внутрь зайти. Но путь преградила рука Гулидиена.
– Ты пока не часть моей армии. А потому о наших планах знать права не имеешь. Вдруг на общем совете выдашь за свои? Скажешь, вот чего я, умница‑разумница, напридумала, подчиняйтесь мне. Мы, конечно, еще что‑нибудь изобретем. Только зачем лишний раз голову ломать? А хочешь присоединиться – согласись, что армией командую я. Ничего зазорного: Немайн вон богиня войны, и то признала. Не хочешь? Тогда извини.
И ушел. К рыжей сиде. Неправда, что в Ирландии нет змей – а как же сиды? Она там короля с глазу на глаз охмуряет, а тот и уши развесил. Как же, признала главным… Еще бы не признать! Страшилищу‑то, от которой все мужчины тысячу лет бегают!
Вот тут Кейндрих дверью хлопнула. Изо всей силы. Чтоб грохот дурака до сердца достал, и оно заставило выбежать, догнать…
Ничего!
Король и Хранительница мрачно молчали через стол, давили взглядами. Наконец король снял с пояса флягу, отхлебнул. Протянул сиде. Та скорей губы смочила. Сидр, и довольно крепкий. Зато, обернувшись к дверям, потребовала:
– Соленых огурчиков!
Не нашлись – на теплом побережье еще растут, а в Кер‑Ниде не вызревают. Пришлось хрустеть репой. Посмотрев на дергающиеся в такт поглощения закуски уши, на прищуренные от скромного удовольствия глазищи, король против воли испытал приступ умиления.
– Не смог, – повинился. – Вот хотел, поверь, а не смог.
– Тогда начинай исповедаться, – сообщила сида. – Сам не понимаешь, к чему стремишься, – так я разберусь. Учти: меня твои грехи не волнуют, на то духовник имеется. Мне сейчас нужно душу твою на кусочки разложить да посмотреть, что к чему. Я в таких делах не дока, но попробую ничего не сломать…
Говорили до утра. Сида‑то свое отоспать уже успела. С поздним рассветом собрали легатов – все дела разрешились за минуты. Гулидиен превратился в прежнего себя, деловитого и неунывающего. Оставалось заключить – что бы с ним сида ни утворила, для армии это к лучшему. Правда, от дерзких планов становилось не по себе.
– Воюя медленно и размеренно, – объяснял король, – мы дождемся поражения. Хвикке попросту больше. Пока они не подняли всех, от сопливых мальчишек до стариков, из которых песок сыплется, и не выставили на каждого из нас по десять воинов, нам нужно лишить их самой возможности собраться вместе. Я понимаю, мой план – игра в зернь. Но я не собираюсь играть с врагом честно ни партии! У меня свинец в костях.
Рыжий «свинец» застенчиво улыбался. Потом убежал. Кому идти первой, у той хлопот больше всех.
Кейндрих до утра так и не заснула. Пыталась себя успокоить. Гулидиен не единственный благородный жених в Камбрии! Но свет клином сошелся. И, как ни ругай ушастую разлучницу, на душе легче не становится. А поутру выплыли и королевские планы. Отправить рыжую и младшего брата вперед – за славой, пока сам будет хоронить убитых да ждать сенатского решения. Чтобы перечеркнуть все, что северная армия уже сделала и что она еще только может сделать. Когда пойдет вперед.
Старейшины это ей объяснили. Долго старались. Как девочке, как блаженненькой – пока не дошло. Но не во всех же сидовская хитрость от рождения сидит. Сами, впрочем, тоже дурни. Вчера кричали – слава лежит на поле боя. Значит, надо стоять. Были правы, но вперед и на ход не посчитали. Тот, кто первым двинется вперед, станет победителем в глазах Глиусинга. И все мелкие княжества, доселе подчиненные Мейригу, начнут выбирать – кому впредь кланяться, кого о защите просить, случись беда. Между Артуисом, который саксов пропустил, – и победителем. Тем из победителей, что явится первым.
