Текст книги "Кембрия. Трилогия (СИ)"
Автор книги: Владимир Коваленко (Кузнецов)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 45 (всего у книги 78 страниц)
Эйра. Огромные – дома таких не было – глазищи горят азартом и интересом. Сквозь усталость, через настороженность, что не отпускает даже в семейном кругу. Коса одна – зато в нее вплетена не жалкая лучная стрела, а наконечник от дрына, каким стреляют «скорпиончики». Чтобы все видели – легат Эйра верх Дэффид поведет в битву все семь колесниц Диведа – по одной от клана да ее. О, разумеется, она будет слушать свою колесничую, Анну Ивановну, очень внимательно. Как младшая ученица, как добрая подруга. И как начинающая ведьма – опытную.
Кейр весел и бодр. Звезд с неба как раньше не хватал, так и ныне ничего не изменилось. Но парень хороший. Не трус, верен, в делах не без хитринки. С трактиром управится, да только что теперь трактир. Главное – те парни, что встанут в первую шеренгу лучников, смотрят ему в рот и чуть не молятся на бравого командира. Командовать лучниками клана в его возрасте – честь большая, хоть и с червоточинкой – на эту должность никогда не назначают лучшего стрелка. Потому как стрелять ему и придется меньше всех. Впрочем, Кейр никогда не стремился быть самым первым. Он получал гораздо большее удовольствие, когда его признавали достойным в еще одном, новом, деле.
Анна. Ученица – значит, тоже член семьи. Даже после, как срок учения выйдет, будет числиться в ближнем свойстве. Вот мужа ее пустили на семейные посиделки скорее от недоумения. Выгонять из шатра показалось неловко. Ну не случалось до сих пор в гильдейской и ведьминской практике семейных учениц! Вот и сидит – как это по‑латыни? – прецедент. Сам, кстати, понимает, вот и помалкивает. Жену разглядывает. Будто год не видел. Ну да, любит он ее… Дэффид представил, как вернется к Глэдис после похода с победой. Хорошо! И особенно хорошо – проскочить мимо торжеств, сразу домой. А эти вот и перед боем сподобились.
Немайн. Вот уж сегодня точно не Немхэйн – Неметона, а Майни. Радость ушастая! Та, что принесла горькую, как мед с вересковых полей, славу Британии на голову новой семьи. Болтает взахлеб, развернула по уху на сестру и сама трещит сорокой. Ей‑то все нормально и привычно. Которая у нее битва впереди? Сотая? Тысячная? И все‑таки проскальзывает предбоевая тоска. В старательной радости, в ненапускном счастье свидания с родичами. Пусть епископ говорит про жизнь равно вечную – что для обычного человека, что для ушастой. Умирать страшно. Даже тому, кого скоро ждет старость и та же смерть. Кем же надо быть, чтобы раз за разом ставить бесконечную сидовскую жизнь на военный случай, на собственное мастерство, на мужество и умение товарищей? Как надо верить в новую семью, в новый свой народ? В свою правду?
Дэффид тряхнул головой, пытаясь сбросить наваждение.
Все три дочери – число для легенд – в белом. Даже плащи снеговые – королевская служба любит алый цвет, но Немайн‑то не королева. Цвет радости. И на Дэффида вдруг потянуло сквозняком смерти. Только трехцветные ленточки под фибулами напоминают – девочки помнят, кем были. Кто они до сих пор есть. И ходят пока по грешной земле. Сида. И сестры сиды. Не боги, не люди. Да, он и Кейр отныне – тоже между миров. Герои. Вот с самой поры, как породнились с сидой. Что так будет, Дэффид понял с самого начала и принял. Для себя. Но превращение коснулось всех. Эх, а того ли он хотел для своих девочек?
Майни почувствовала странный взгляд отца первой, развернула ухо. Мгновением позже – и голову, но Дэффид уже улыбался, опорожняя в чаши бурдюк с дорогущим африканским вином.
– Припас как раз ко встрече, – объявил как ни в чем не бывало. – То есть купил на ярмарке, на всякий случай, а тут и пригодилось. Хорошее вино, прошлогоднее. Более молодое до нас, увы, не добирается. Но и это еще не испортилось. Так что по чаше. Как раз половина выйдет. Вторую выпьем после битвы. Ну, за победу!
Нион сидела в личном шатре. Неподалеку веселилась семья богини, а ей достался котел с ячменным отваром, навощенная доска и стило. Одиночество? Что это для той, у кого каждый миг богиня в голове? А если наполнить кружку горячим ячменным варевом – так и совсем хорошо. Днем ждет работа, тяжелая и грязная, а ночами – тревожное ожидание саксонских соглядатаев. Потому вечер особенно ценен – как возможность спокойно поразмыслить. Не радоваться разливающемуся по телу теплу, мягкой подушке под ногами и некусачему пледу – выпросила ношеный у Эйры, новые все злые, – не перебирать в голове воспоминания, не подставлять на свое место богиню – или другого человека, – а именно мыслить. Трудная наука, и не все, кто учится этому с детства, могут достигнуть вершины. Да и зачем это всем для приземленных бытовых дел? А ей нужно. Потому как у Неметоны есть для Нион работа. Новая и интересная. Нет, богиня ее не бросит, если у глупой Луковки не получится. Но хочется все сделать. Хочется быть полезной. Не отдав голос, как обычно, а самой по себе. Для этого нужно учиться. Не на ведьму – Нион хихикнула, – совсем не на ведьму. Но на кого‑то очень похожего. Подобия‑то – ведьминская игрушка.
Ей же приходится делать и исследовать именно подобия, но не людей и вещей, а отношений. Запоминать и испытывать маленькие кирпичики, из которых состоят любые отношения. Которыми оказались не любовь и дружба, не ненависть и злоба, не жадность и щедрость. Всего лишь истина и ложь. Как только услышала – поняла: иначе и быть не может. Только истина и ложь правят миром. Да еще неизвестность, и маленькие штучки, превращающие одно подобие в иное: «и», «или», «не», «если». Ей, чтобы научиться быть не просто голосом, следует все это понять.
Но не утратить способности чувствовать, как раньше. Опасность такая есть, Немайн предупреждала. Потому, решив новую задачу, Нион Вахан заглядывает в место богини, спрашивает: все ли в порядке. И, решив очередную задачу логически, непременно проверяет ее чутьем. Иногда ответы не совпадают. Тогда она отставляет вопрос в сторону для богини. Чтоб спросить – нет ли ошибки в построении подобия.
«Нам нужно три дня». Принц Рис осторожно выглянул из‑за завала. Да, саксы теперь строй не разворачивают. В который раз. Остановили колонну, легковооруженные спешат к лесу. Вслед за ними – редкая цепочка бондов. Лес слева, справа болото. Там лучников не обойдешь. На дороге два завала, один за другим. В этом – новизна и хитрость. Первый никто не защищает. Почти никто: копье с флажком.
Зато за вторым – лучники. Плечо к плечу. Соваться в лоб на первый завал саксы отучены – два раза кровью умылись. На третий обошли через лес. Что означает: командир у них не гений, но и не дурак. Первую неудачу, когда его молодцы с копьями и топорами лезли через завал, чтобы сразу же получать стрелы – по очереди, да не прикрывшись как следует щитом, – за случайность не счел. В другой раз послал окольчуженную гвардию, которая осторожно и неторопливо растащила заграждение большими топорами. Выстроил штурмовой отряд, сложив из щитов «стену» – для того, чтобы подойти к совершенно пустому укреплению. Все получилось ладно, без потерь. Саксы свистели и улюлюкали вслед бриттским трусам.
У которых в головах засело одно: «Нам нужно три дня». Слова короля, но в них за широкими плечами Гулидиена прячутся уши хитрой сиды. Большая армия будет два дня копать и день восстанавливать силы перед битвой. Граф Окта… Как бы ни предупреждали сида и жена, что любой посол – змея, кусающая пригревшего на груди, сейчас полусакс скорей напоминал волка – с остатками своих людей и импровизированной кольчужной конницей ополчения ухитрялся и колодцы вычерпывать, и фланги прикрывать. И всякий раз, когда начинало тянуть жареным, появлялся, словно по волшебству.
Может, и верно колдовал. Мало того, что слова из него сыпались непонятные – с саксами в бою и не такое бывает, так граф еще и понимал половину того, что нес! Но дело делал хорошо: доброй колодезной воды вражинам не досталось. И если королевская гвардия да уэссексцы не ленились каждый вечер да каждое утро кипятить воду, а по выступлении – наливать ею фляги, если ополченцы‑бонды не брезговали сдабривать речную воду уксусом, а кипяток готовили позже только потому, что их котлы ехали в обозе, а не на плечах поочередно меняющихся гвардейцев – «дикие» переселенцы с континента, привыкшие к более суровому климату да целебной талой воде, преспокойно набирали фляги прямо из текущих поперек дороги рек, просто зайдя на несколько шагов выше брода. Обычно слегка политого кровью их товарищей – и их врагов. Принц Рис не сдал без боя ни одной переправы и на реках выиграл больше суток. Жаль, что позади их осталось мало, да маленькие.
Неразборчивость в питье сыграла свою роль – многие, приехавшие за британской землей, маялись теперь животами. И обильно унавоживали эту самую землю. Не то чтобы совсем не бойцы – и все‑таки сил у них будет поменьше, а значит, пожарная команда делает правильное дело.
И все‑таки три дня – многовато. Хотя бы потому, что особых сюрпризов в лесу нет. Значит, придется… Дождя нет уже почти неделю. В конце концов, укрепятся здесь саксы – все сведут под пашню. Да и лес – не колодцы, за такую обиду можно заплатить деньгами или товаром, как за то же сено. Принц услышал торопливый перестук копыт, конское фырканье. Граф Окта опять успел вовремя.
– Ветер западный. – Мерсиец понял, к чему все приготовления, с первого взгляда, только причину заминки определил неправильно. – Ольху Неметона простит, за остальное жертву принесем. Лучше так. Я устал менять своих людей на мили и часы. В старые времена деревья сражались в битвах – почему не теперь?
Приставших к отряду бриттов он тоже считал своими людьми. Впрочем, отряд теперь таял быстрее, чем пополнялся.
Рис продолжал из‑под руки следить за саксами.
– Что ждешь, мой друг? Вдруг ветер переменится и их войско не наглотается дыма? Или ты не хочешь губить деревья, как христианин? Есть какой‑то запрет? Я могу отдать команду.
– Запрета нет. – Рис вздохнул. Другого решения не было. Но вольно же Окте палить леса в чужой стране. – И команду запалить сено и хворост я отдам сам. Просто я хочу, чтобы некоторое количество саксов втянулось в лес.
– Они успеют сбежать, – пожал плечами Окта, – роща‑то разгорится не сразу.
– Пусть. Я думаю, врагов следует приучить бегать. У их конницы уже появился нужный навык, пора бы заняться и пехотой. Им стоит привыкнуть удирать. Сперва от огня, а там и от нас.
Окта кивнул и повернул коня. Его ждал очередной колодец. А роща – про рощу сложат песню.
На прощание один из рыцарей выскочил к самому завалу и выстрелил по строю Хвикке. Окта сморщился – дальность камбрийских луков враги, хотели они того или нет, изучили за последние дни очень хорошо. Но… тонкая легкая стрелка, неспособная кого‑либо убить, вонзилась в гриву поднятого на шесте над неприятельской колонной вепря.
– Кто этот воин? – поинтересовался граф. – Если мне доведется снимать осаду с крепости, я буду знать, кого просить доставить осажденным послание.
– Сэр Кэррадок, рыцарь Гулидиена, – охотно сообщил Рис. – Он, кажется, действительно лучший лучник Диведа. А то и всей Камбрии. Среди конных, конечно. Кстати, он одно время за сидой ухлестывал. Безрезультатно.
Окта еще раз оглянулся на возмущенные вопли врагов. Они все‑таки пошли на баррикаду! Чтобы бежать от огня. Какое уж тут «безрезультатно»! Сиде простой рыцарь, конечно, не пара, но подарок меткий сэр явно получил. Не тот, на который рассчитывал. Потому и не замечает…
Две тысячи лопат. Семь тысяч рук. Три дня. Немало. Особенно если копать посменно – смена спит, смена сторожит, смена машет лопатами. Отличными по местным меркам деревянными лопатами. У иных лезвие оковано железом – но таких мало, совсем мало. А деревянные быстро ломаются и не берут плотный дерн заливного луга.
И части тех, кому выпало сторожить, приходится браться за топоры и разрубать узлы из трав, по сравнению с которыми узел, разрубленный Александром, – сущая безделица. А внизу – хлюпающая влага.
– Передайте графу Роксетерскому – его насос нужен здесь!
И все равно воды по пояс, грязи по уши.
Полторы тысячи шагов неглубокого болота. Полторы мили каналов. Восемь миллионов модиев влажной земли. И время – воде уйти, земле высохнуть, людям отдохнуть.
Гулидиен оказался настоящим бриттом. Он предпочел возможность маневра укреплениям. А потому тех, кто рекомендовал вбивать ряды заостренных кольев и вообще делать работу попроще, заткнул одной репликой.
– Проще всего – умереть. Кто хочет жить – будет работать!
Быки моста обвязаны хворостом. Барки, возившие припасы, получили новую работу. Эйлет повела их выше по течению. Если гонцы доберутся вовремя – может получиться очень красиво! Но главное – выстоять, значит, армия не должна иметь оглядки назад.
Анна оглянулась на сиду. Вот кому грязюка на лице даже идет. Милашка‑замарашка. Машет лопатой, как все. Правда, не роет землю, помогает выбрасывать из канала уже разрыхленный грунт.
А вот Эйра наверху, с дощечкой и стилом. Чистенькая! Повезло. Не потому, что сестра Немайн, – потому, что вытянула длинную соломинку. Анна хмыкнула, вспомнив, как угадала длинную. А вытянула короткую. После вечера с мужем у нее настроение было ярче солнечного. Такое, что не к добру долго хранить. Не то нечистый приревнует. Вот и уступила везение другой.
– Канал Дэффида перекрыт, – докладывает младшая ученица, – толстым плавником, начали маскировку. На центральном, у короля, еще треть работы по длине, а по глубине хорошо. Третий… Сама видишь.
– Вижу. Эй, парень, что с тобой?
Один из рабочих наклонился, а вместо того, чтоб разогнуться, так и упал ничком в холодную воду. Ту, что сначала была рыжеватой и ужас какой ледяной, а теперь чистая и чуть теплее. Сида мгновенно повернулась, одним рывком вытащила бедолагу из воды за шиворот. Отвесила пару оплеух.
– К Амвросию, – вырвалось у Анны.
– Нет, – отрезала сида, и в глазах сверкнули тысячелетия. – Иначе многие захотят в больничку. Кто послабее духом. Саксы – они послезавтра, а каналы – сейчас. Пусть отдохнет полчаса. За счет сна. И хватит. Как земля?
Болотные лучники постоянно проверяли качество грунта. Опыт был – скот водили по болотам, поди, не реже людей.
– Уже можно. Если осторожно и шагом. Может, ну его, третий канал?
– Нам нужен не шаг, нам нужен галоп… Стой! А колья?
– Колья вбиты. Но если…
– Если – все равно, есть там колья или нет!
Снова лопаты. К вечеру работа окончена. Ночная смена перекроет канал, а перекрытие искусно укроет дерном. Что сида делает, если ее прижали к болоту? Убирает болото. Вот только это заклинание Неметоны, как и все другие, требует соленого пота и мозолей. Недаром сама старается.
Епископ лопатой не махал. Но спустился во рвы и подбадривал паству притчами. По возрасту – вполне извинительно. А вот батюшка Адриан лопатой не побрезговал. Смену, правда, стоял половинную, так потом ведь в госпиталь шел. Раненых утешать. Вот уж кто не видел в победе над болотом никакого волшебства. Его смущало другое.
– Великолепная, – «дочерью моей» или «рабой божией» святую и вечную он называть избегал. Спасал светский формализм, вполне заменявший формализм церковный, – ты уверена, что вы с королем все решили верно? Ведь единственный пример, известный из истории, – это Гавгамелы!
– Я похожа на Дария? – Августа размазала грязь по лицу. Нет, другие же ухитряются как‑то извозюкаться в меру! А эта… Словно и верно, – сида, а сиды, по местным понятиям, иногда превращаются в свиней! Правда, потом мыться побежит. Единственная ее привилегия сейчас – бочка с холодной водой. Слишком холодной для остальных.
– Я его не видал, – хмыкнул викарий, – но только он разравнивал поле для колесниц.
– А заодно и фаланге. Но у нас и для фаланги кое‑что припасено. Собственно, сражайся саксы геометрическим строем, как македоняне, трудностей бы вообще не было. Увы, они и в свалке хороши. Не беспокойся. Мы готовы. А Дарий попросту не умел пользоваться колесницами, да и были они похуже наших. Серпоносным, чтобы нанести врагу урон, нужно подходить вплотную к строю – и, конечно, нести урон даже от копий, не то что от стрел и дротиков. Наши же колесницы могут стрелять из баллист, держась на расстоянии большем, чем полет стрелы. Потом Дарий разделил колесницы на две части – чего делать не следовало, кавалерия‑то у македонян была хорошая. Ну и под конец, когда колесницы выиграли фланг у македонян, они не ударили им в тыл. Не пойму – то ли это ошибка, то ли измена, то ли трусость. Александр лично возглавил кавалерию и, выиграв у персов другой фланг, такой удар нанес. Чем и решил сражение. А ведь ударь колесницы фаланге в тыл – фаланга бы распалась и бой окончился в худшем случае вничью! Вообще колесницы нужно применять только массово, и только с конницей или ездящей пехотой…
Немайн несло – она говорила про колесницы, но излагала теорию применения танков. Память Клирика, не абсолютная, но вполне приличная, не подвела, и читанные тем на студенческой скамье книги Фуллера и Гудериана, мемуары Меллентина и Рауса, воспоминания Попеля и Катукова вываливались на уши совершенно неподготовленного слушателя. Все примеры удалялись на персидско‑индийскую границу, в Бактрию и Согдиану.
Викарий слушал. Военные аспекты ему были неинтересны. Зато вспомнилось, что Ираклий происходил из армянского царского рода. Который, собственно, боковая ветвь персидского царского. Неудивительно, что августа разбирается в колесницах. И все‑таки очень много у предстоящей битвы общего с Гавгамелами. Недаром и персы тогда, и камбрийцы теперь вспомнили про колесницы – остальное оружие словно отказалось побеждать неумолимого врага. Вот только у бриттов есть еще одно оружие – вера и правда Господня. И если августе следует заняться колесницами, то ему, Адриану, – душами. Чтобы были крепче вновь придуманного сплава железа с углем.
Глухо звякнуло било. Раз, еще раз и еще.
Надо рвом немедленно возникла Эйра.
– Наставница, тебе пора спать. Не меньше четырех часов. Иначе выйдет нарушение гейса. Слушай, а как ты ухитрялась в дороге спать стоя? Не все и догадались.
– Очень плохо, – сообщила Немайн, – так что больше не буду.
А того, что покраснела, под штукатуркой из грязи и видно не было.
Декабрьская ночь, сида и неподвижное лежание – вещи мало совместные. Аж церемония возведения вспомнилась. Хорошо, на этот раз в одежде не ограничили. Наоборот, посоветовали замотаться как можно теплее. Три пледа – так три, пять – так пять. И сапоги можно любимые. Главное, чтобы лежала, где скажут, с вечера и совсем‑совсем не двигалась. Значит – не шумела.
Как ни странно, репутации грозной воительницы неумение двигаться бесшумно не повредило. Немайн славилась отчаянными налетами, грозной волшбой, оборотничеством, но никак не скрадыванием. Аннонские проводники – другое дело. Воевать у болотной страны ни сил, ни желания, а задания вроде мести мужу, поколачивающему жену‑озерную или, хуже, пытающемуся выбить из бедняжки тайны входа в нижний мир, тренируют навыки, сильно отличные от привычки к полевому бою или защите крепости. Тут не только сделать гадость нужно, но и перевалить вину на других фэйри, на соседей, на несчастный случай. Известно, кто фэйри обидит, того оставляет удача. Невзгоды приходят, одетые в зеленое, в венках из ольхи и бука. И никогда – поодиночке!
Впрочем, противник у пятерки бардов‑лучников на сей раз достойный и интересный. Хотя отчего‑то полагающий себя невидимым! Оно и верно, костры диведской армии делают темень вокруг лагеря совершенно непроглядной для часовых. Зато для сиды – отличная подсветка. Пусть близко к земле, но источников света много, и тени множественны, нечетки. В них не спрячешься. Если бы чужую разведку нужно было перебить – три выстрела из «скорпиончика», и вопрос снят. Беда в том, что следует им кое‑что показать. А потом выпроводить. Вот это сиде не по силам. Аннонцам же она свои глаза не отдаст.
Остается хруст сапог. Как только сознание отсеяло среди своих, правильных, привычных уже звуков ночного лагеря эти, чужие, Немайн прошептала об этом на ухо лежащему рядом барду. Тот принялся вслушиваться внимательнее. Сам даже не шептал – знал, сида ночью видит, прочитает по губам.
– Точно. У саксов слишком толстая подошва. Будь у меня такие сапоги – я бы разулся. Так что эти нам не чета. Все сделаем.
– Вы все равно осторожнее. Может, эти с континента, к здешним местам не приспособились.
Что вряд ли. Многие Хвикке живут на границе Камбрии лет двадцать. Что, среди таких нельзя трех разведчиков сыскать? Но пусть барды не расслабляются.
– Учту. Буду осторожен…
Немайн подавила пожелание удачи. Как только началась игра с саксонской разведкой, аннонцы – все пятеро – вдруг дружно онемели. Причем крепко заранее. Они же в малой войне разбираются куда лучше. Значит, каждый звук теперь – лишний.
Теперь двое – среди них единственная настоящая женщина в пятерке – изображают стражу. Полуслепую, но старательную. И ненавязчиво выводят саксов куда нужно. Ко рвам и заднему фасу крепости. Мимо правой башни, на которую по такому случаю водрузили знамя Глентуи. Чтобы рассмотрели в темноте – пришлось подпустить поближе, а для того – договариваться с настоящей стражей. Которая состояла из гленцев, так что здесь проблем не возникло. Интересно, как саксы оценят бдительную наружную стражу и дрыхнущую внутреннюю? Расслабились за гранью дружеских штыков?
Штуку со знаменем подсказал Харальд. Росомаху, как символ и значок, он знал хорошо. И если ворон искони означал «пленных не берем» – здесь и сейчас, впрочем, и так не брали, – то проказливая растрепа, примостившаяся при древке или вышитая на полотнище, означала: «Граблю до исподнего. Включительно». Главное же пользовались этим знаменем исключительно норвежцы. Которые как раз и выдавливали англов, саксов и ютов с благодатных датских земель. Ох, и хорошо же должно стать тем, кто от норвежцев попросту сбежал, надеясь забрать землю у цивилизованного, размякшего народа. И вдруг увидел ненавистный символ. «Мы уже здесь. Ну, подите сюда, голубчики. И золото свое не забудьте».
А саксы увидели – это же не вышивку на полотнище разглядывать, тут достаточно приметить профиль раззявленной пасти, поднятую для удара переднюю лапу и короткий хвост‑помело. И, хоть шли крадучись, как с разбега на стенку налетели. Это было плохо, ложный патруль не мог остановиться, вызвав подозрения. Момент скользкий, но дальше саксы сами двинулись по нужному маршруту. Вероятно, состояние болотистой поймы их интересовало ничуть не меньше подсчета костров в лагере бриттов. Хотя бы потому, что укрепления с этой стороны часто бывали гораздо слабее. А то и вовсе отсутствовали.
Что захотели, то и получили: убедились, что вал со стороны болота подновлен, частокол – не хуже, чем спереди. Ворот нет. Что ворота есть, но видны только с северной стороны – саксам знать не стоит. Так же, как и того, что с севера конница уже может пройти по «болоту». А вот на юге земля достаточно подсохнет только к утру. И все‑таки нужен третий пункт экскурсии – ко рву. Для надежности.
Барды‑загонщики старательно играют роль стражников, общаясь бряцанием оружия. Стараются, чтоб выглядело – и особенно звучало – естественно. Врага следует уважать.
Хвикке любят и ценят «малую» войну. Которую ведет не войско короля строем, а несколько добрых воинов своим усмотрением. Спроси любого – именно в этом главная их особенность, совсем не в бое строем, это умеют почти все. Подкрасться, напасть внезапно. Безопасно убивать, потом хвалиться победами. В этом же походе такого развлечения на их долю выпало немного. Разумеется, выходить‑то многие выходили. Да все бритты ушли в земляные крепости на холмах. Пахать не надо, скот, кроме свиней, на зиму так и так в стойло загонять. Дров и тех запасли вдосталь. А если кто и выходил – посмотреть, чего и как, – так не один. Да оказывался ничуть не меньшим любителем «малой» войны. Да еще располагающим лошадью и промышляющим на родной земле. Тут, при всех талантах саксов, шансы уравнивались. Это не считая диведских разъездов!
Разведку Хвикке все равно высылали. Но удовольствия в ней не было. И только теперь им стало интересно по‑настоящему. Сходить в лагерь враждебной богини – подвиг. Даже если никого там не убьешь.
Что на влажном лугу что‑то припрятано, они поняли сразу. Ночь, болото, плавни, неожиданно сухая земля болотистого берега. Впрочем, дождей не было давно. Вот потому бритты не поленились – вырыли рвы и кольев натыкали, закрыли дерном. Чтобы точно обезопасить берег. Оно и немудрено – со стороны болота разве пеший подойдет, а перевес в пехоте не за ними…
На расстоянии, да в неверных тенях слов по губам не прочитать. Немайн превратилась в продолжение собственных настороженных ушей, ловя голоса врагов. Тихо. Очень тихо. Но слышно!
– Что они говорят? – Шевельнулись губы рядом лежащего аннонца.
– Один уверяет, что перекрытия для ловушки больно толстые. Другой считает, это неважно – земля обрушится сама, слишком непрочная. Третий… Третий подозревает машину! Он знает обо мне и думает, что рвы будут пропускать нашу кавалерию и проваливаться под саксами. Потому, когда они будут отходить, первого убейте. Второго подраньте, не насмерть. А третий… Пусть живет. У саксов командир умный. Он не поверит в избирательный пропуск, а колья убедят его во второй версии.
– Ясно.
Бард поднялся, заскользил кошачьей походкой – прекрасно видимый, оттого чуточку забавный. Зато очень тихий. И при этом – обутый. Мокасины, оказывается, не только в Америке носили. Саксов понемногу оттеснили от лагеря, загнали в лес. Увы, сквозь деревья и сиды не видят – ни днем ни ночью. Оставалось вслушиваться. Да разглядывать колышущуюся траву. Хотя вереск, кажется, не трава… На некоторых ветвях еще догорают высохшие цветы, сохранившиеся с лета. Стоит выглянуть луне, и на седых лапах вспыхивают красные искорки, как на пледах О'Десси.
Возвращающегося барда Немайн увидела раньше, чем услышала, хотя головой пришлось покрутить. Да, это не сакс.
– Удалось?
– А… Ты слышала шаги?
– Я тебя вижу.
– Забыл… Сделали все, как ты сказала. Одного я застрелил сам, второго ранила Фланн. Она искуснее в стрельбе из лука. Хорошо ранила – жив будет, говорить сможет, но на битву завтра не выйдет. Сакс, которого мы отпустили целым, утащил раненого к своим… Можно больше не таиться.
Но звук так и не включил!
Немайн вскочила и начала отряхиваться. Впереди ждала бочка с водой – и на этот раз с горячей. Почти кипяток. Блаженство! А потом четыре часа сна. Но вопрос следовало задать. А то, кто знает, что за драконы таятся среди белого пятна.
– Почему ты продолжаешь разговаривать одними губами? Без звуков?
Бард расширил глаза. Чуточку нарочито. Хлопнул ртом, изображая глуповатое удивление. То ли опять забыл, что сида хорошо видит его лицо. То ли изображал что‑то… Зато ответил серьезно и понятно:
– Потому, что почитаем тебя выше остальных богов. И когда важна помощь судьбы, стараемся напомнить ей, что мы часть тебя, пусть и небольшая. Речные. Значит, немного рыбы! Мы все‑таки барды и, хотя стрелы нам привычнее песен, такие вещи проделываем словом, мелодией, жестом…
Немайн тяжко вздохнула. Вот так всегда. Хочешь драконов? Посмотрись в зеркало!
А в крепости кипит новая работа – собирают камнемет. Распоряжается Нион. Ей, бездоспешной, и командовать в бою этой штуковиной.
Барки пришлось купить, и недешево. Майни шипела от жадности, все бормотала, что подобные деньги за перестраховку – слишком. К тому же может не сработать! Но вдруг, вдруг, вдруг… Эмилий уже ускакал на север, а теперь черед Эйлет – со всей тыловой командой, на восемнадцати барках. Настоящий флот. Каждое суденышко гружено с верхом. В основном лесом. Пилеными досками. Горбыли да цельный кругляк из верховий пригнать не проблема, камбриец и плотогон почти одно и то же. Все же лесопилки остались на Туи. Хорошо Эмилий успел привезти достаточно – тоже через верховья, через волок. Хотели укрепить Кер‑Нид, да нашлась работа нужнее. Стратегическая.
Срубить мост, чтоб армия Брихейниога могла подойти к месту боя по левому берегу и ударить саксам во фланг и тыл. Внезапно. Расстроенных битвой с диведцами – неважно, победителей или побежденных. Новым и странным было то, какой мост предстояло построить. Не на обычных сваях‑быках – на лодках. Вот на этих самых барках! Так должно получиться гораздо быстрее. Хорошая идея. Только Эмилий отчего‑то, выслушивая задание, отразил на лице понимание. Не собственно задачи, а тайного. Словно узнал про Майни что‑то очень важное и интересное.
Эйлет решила – римлянин все ей расскажет. Только сначала нужно его догнать. Увы, этого оказалось недостаточно – слишком много работы свалилось. Армию снабжать, мосты строить – не с тарелками бегать да рагу по‑мунстерски варить. И людей узнаешь совсем иначе, чем по залу трактира. Только вот толковые женихи все никак не попадаются! Разве только римлянин. Иноземец, это плохо. За ним ни клана, ни гильдии, а род, если и есть, так за морями остался. Но отцу не впервой брать в дом чужаков! Майни же принял… И неважно, что сида. Главное – умная и сильная. И верная. Такую в семью принять – честь.
Вот и Эмилий. Умный и сильный. А верность и честь… Как их проверишь? Эйлет ломала голову – те немногие минуты, когда не раздавала указания рабочим, не барахталась в ледяной воде, спасая сдуру посаженную на мель барку, не тянула веревки и блоки, подавая пример, не ругалась с кормчими идущих вниз судов, которым мост перегородил путь. Не спала, наконец!
Она совершенно не подозревала, что проверка, бряцая сбруей и оружием, во весь опор летит к ее мосту. Командир уэссексцев, издерганный постоянными упреками в бездействии, решил провести глубокую разведку.
Это были лучшие из тех, кто остался. Самые доспешные, самые умелые, храбрые и осмотрительные разом. Все – рыцари, цвет уэссекских тэнов – служилого сословия, более всего напоминавшего дворянство. Между ними ни одного слабого – ни слуг, ни оруженосцев, лишь несколько опытных латников. Работа предстояла опасная и трудная. Требовалось обойти сильных, до поры не обращать внимания на слабых. Вернуться, рассказать. И, только увидев достойную цель, бросаться в атаку.
Понтонный мост, уже перекрытый на всю длину, такой целью являлся. Пусть по ширине его предстояло нарастить больше, чем вдвое – все равно готовый мост. Перейти с берега на берег уже можно.
Эмилий не был бы римлянином, если бы не организовал охранение. Он даже лагерь хотел перенести с восточного берега, пологого, на западный, крутой. Но пожалел полдня. Оказалось – зря.
Гленская тыловая команда состояла из воинов. Сида их буквально из рядов вырвала – тех, кого кланы поставили бы в строй. Сказала – снабжение нужней лишней сотни бойцов. Те сперва ворчали, но после того как армия Глентуи пролетела немалый путь втрое быстрей обычного, умолкли. Поняли – стали подручными по военной магии. А это боевая работа, и даже почетная.
