Текст книги "Книга первая. Мир"

Автор книги: Татьяна Танина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 42 страниц)

Глава четвертая, о порче, наведенной на Вечный город

“Давным-давно небесная твердь висела над землей так низко, что летящие птицы задевали ее крылами, а самые высокие деревья скребли ее ветвями. Подумали люди: почему боги спускаются на землю, а мы не можем подниматься на небо – и решили воздвигнуть лестницу до небес. Задумали они проникнуть в тайну божественного величия, захотели жить в небесных хоромах. Люди возомнили себя равными богам, потому что неразумными были тогда, совсем как дети; ведь в то время они еще недолго жили на земле. Собрались они все там, где сейчас стоит градеж, именуемый Небесными Вратами, и начали строить Лестницу. Когда боги увидели, что творят люди, какие они неблагодарные и дерзкие, и сказали: “Надо остановить их, ведь они не откажутся от того, что начали делать“, – и наказали их…“

Повести Первых Земных Веков.

Темнозрачный поднялся на Главу-холм, когда дневная жара спала, хотя вошел на окраину поутру – так огромен был градеж. Правда, он не спешил, по сторонам смотрел да диву давался, как тут все изменилось до неузнаваемости. Двуречье запомнилось ему, как лесистая местность с небольшими селениями по берегам Катыни и Льняны. В ту пору Небесные Врата с плотной застройкой на ближних к порту склонах занимали два с половиной холма, и на самом высоком из них, похожая на гигантский муравейник, высилась Лестница на Небо.

Добравшись до вершины Главы-холма, Темнозрачный оказался на площади Лестницы.

Странно было видеть огромное пустое пространство посреди густонаселенного города. Но в этом-то и заключался особый смысл! Подобным образом люди выражали свою покорность богам – сие понимал и принимал каждый знающий историю. Посреди огромной плеши была оставлено лишь несколько глыб от Лестницы – в наущение потомкам, как напоминание на будущее, что божье принадлежит богам.

На площадь уже стекался народ, чтобы обсудить последние новости. Горожане собирались у вросших в землю плит Лестницы небольшими группами и, кто, усевшись на край, кто стоя, разговаривали о погоде, об урожае, о строительстве нового моста. Мудрецы в окружении учеников соревновались в красноречии и спорили об основах мироздания. Поэт, взобравшись на самую высокую глыбу, читал свои стихи. Горластые торговцы сладостями и разносчики воды переходили от одного собрания к другому. Нарядные женщины чинно прогуливались по известному только им пути.

Темнозрачный неспешно, приостанавливаясь и подслушивая разговоры, пересек площадь наискосок. Дойдя до конца, он развернулся и побрел вдоль стены Книгохранилища.

“Это сколько ж должно быть писателей всяких, чтобы забить этакую громаду книгами? Сколько надо кропать, не покладая рук? – подумал он, искоса разглядывая основное трехэтажное здание Хранилища письменных знаний, где были собраны труды многих поколений людей, с глубокой древности до настоящего времени. – Впрочем, людишек во все времена одолевала неуемная тяга к сочинительству. Каждый мнит себя мудрецом и хочет писать книги“.

Самой древней частью книгохранилища была Башня велевой крепости, возведенной на руинах Лестницы, сразу после ее разрушения, и разобранной с наступлением мира. Одна башня с краю площади и осталась, как память о войне. Массивная в основании, она сужалась к верху. Всякий желающий за умеренную плату мог полюбоваться видами окрестностей с верхней площадки, самой высокой точки в городе, служившей в прошлом для дозора. Темнозрачный затрясся в беззвучном смехе, когда прочитал памятную бронзовую табличку на башне. Надпись гласила: “Здесь жил и работал Мудрейший Велигрив“.

– Ну и где ты теперь, достославный Гривата, сын дея? Вышел весь, – сказал он и побрел дальше. – Помер… Хе! Сдох!

Не успел он отойти на пару шагов, как переполнявшее его злорадство сменилось паникой. Дыхание пресеклось, оттого, что горло будто цепкой рукой сдавило. Сквозь кровавую пелену, застившую глаза, он увидел перед собой усыпальницу своего заклятого врага – Велигрива. Знать, поднялась из могилы бессмертная душа великана и дотянулась до него карающей десницей. Чуть шею не свернула!

Прохожие косо поглядывали на странного человека в пыльной одежде, который крутился на месте волчком и махал руками, то ли пытаясь ухватиться за воздух, то ли отгоняя духов. Люди останавливались, показывали на него пальцами, не понимая, стало ли плохо купцу или он придуривается. Вроде задыхался мужик, аж почернел лицом, и пеной изо рта брызгал, и ногами дрыгал, как при падучей, да только не падал. Вот если б он грохнулся наземь, тогда сердобольные бросились бы ему помогать, здоровьем поинтересовались, кликнули лекаря…

– Нет от тебя покоя, Гривата, даже от мертвого, – злобно прошипел Темнозрачный, отторгая волшебные чары и воздвигая между собой и усыпальницей веля, давно сошедшего с земли, невидимую стену. – Уж столько веков прошло, а все никак не угомонишься. Сдох, так не мешай живым!

Внезапный ураганный порыв ветра ударил зевакам в лицо, взметнул вверх, затрепал подолы длинных одежд. Испуганный народ отступил, но расходиться не спешил, продолжая глазеть на чудаковатого гостя.

– Что пялитесь? – рыкнул Темнозрачный. – Жалкие людишки. Все вы – грязь! Грязь грязью, и с грязью смешаетесь… Прочь, ступайте прочь! – Слова он сопроводил соответствующими, повелительными жестами.

Проглотив оскорбления, с деланным равнодушием или презрением на лицах люди стали разбредаться.

– Совсем страх потеряли, при велях-то… – Ворча, Темнозрачный поторопился покинуть опасное место. Не удержавшись, он оглянулся и погрозил кулаком в сторону белокаменной усыпальницы. – Уймись же, наконец, Гривата!

Вторым по величине зданием на площади был Дворец Правосудия. Его огромные стрельчатые арки окон украшали витражи, наглядно представлявшие героическую историю велей, начиная от их призвания и до установления Порядка. Два проема были посвящены борьбе Великих воинов со Злыднем. Темнозрачный поначалу не узнал себя в многоруком уродливом чудище, держащем в каждой руке человеческую голову.

– Это что ж, за образина такая, страшенная? – спросил он своего осла. – Посмотри на меня. Разве я похож на этого урода? Опять враки! Не так все было! Руки бы им поотрывать за такие художества, – буркнул он и, немного подумав, добавил, – да и головы тоже.

Рассматривая витражи, морщась и тихонько поплевывая, Темнозрачный заметил краем глаза в верхнем окне Башни велей человека, который, высунувшись наполовину наружу, отчаянно жестикулировал, приманивая кружащую над крышей птицу.

Не простая это была птаха, а сам вестник Провидения…

Темнозрачный накинул ослиный повод на коновязь, забормотал заклинание… и перенесся в Башню, в ту самую коморку, где хранитель книжных знаний приманивал вестника. И сразу же он осознал опрометчивость своего поступка.

Запах… В Башне, где каждый камень помнил прикосновение великанов, у него сперло дыхание, и заслезились глаза. Его взбудораженная черная сущность норовила разоблачится – проглядывала, выпирала, лезла наружу. Уж больно стойкий дух был у деевых детей! Пугал он Исчадье Мрака, как кролика вонь хорька. Кроме того, Башня стояла на освященной земле. Хотя действие заклинания со временем ослабло, и жарило не так как Прошлом, все равно причиняло страдания.

Ради дела Темнозрачный пересилил себя – не побежал прочь, сломя голову и маша руками, остался, несмотря на весь ужас, только нос зажал.

– Ну, лети сюда, глупый, – ласково подзывал старик крылатого посланца, но тот не желал подлетать ближе, потому что прилетел к прежнему хранителю. Да опоздал.

Вестник сочетал в себе черты человека, птицы и летучей мыши. Но если сравнивать с человеком, он был лишь уродливым подобием, еще более жалким, чем сам человек по отношению к богам. Бесполым, и с клювом на месте носа и рта.

– Цып-цып-цып. Иди ко мне, глупышка. Я хороший.

Однако летающий уродец не поддавался на уговоры. Он то взмывал ввысь, то выписывал в воздухе замысловатые фигуры, то зависал месте, поджав ножки. Заметив Темнозрачного, он заверещал:

– Исчадье Мрака явилось. Оглянись!

Хранитель не успел оглянуться, потому что был вытолкнут из окна.

А что еще оставалось делать? Старик поднял бы шум!

Впрочем, шум поднялся-таки – падая, хранитель дико завопил. Но вопил он недолго – как бы высоко не поднимался человек, притягивает его к себе земля – послышался стук падения, и ор прекратился. Люди на площади заахали, заохали, завыли женщины. Не каждый день в Небесных Вратах хранители из окон вываливались. Сегодняшний, наверняка, расшибся насмерть. Шутка ли – с такой верхотуры на каменные плиты шлепнуться?

Темнозрачный не стал выглядывать наружу, дабы убедиться в смерти книжника, отступил подальше от окна. И тут вестник спустился на подоконник, встал по-собачьи, на все четыре конечности и, смежив тяжелые веки, замер с расправленными крыльями, будто окаменел. А когда распахнул глаза, само Провидение устремило на Темнозрачного мутный, подслеповатый взор. Заговорило тихим голосом на языке богов:

– Всех ведарей не переведешь. Тайна смерти твоей известна. Срок твой отмерен.

В прошлый раз Провидение угрожало, а теперь пророчило верную погибель!

– Врешь! – рявкнул Темнозрачный и замотал головой. Хотя с чего бы Провидение зря болтать будет? И шутить оно не умеет.

– Тебе, Исчадью Мрака, не убить Свет, не победить Добро, не уничтожить не тобой созданное.

– Покаркай еще мне, раскорячка! – Темнозрачный погрозил кулаком вестнику, а в его лице Провидению. Не испугался вестник – в ответ показал длинный, раздвоенный язык и скорчил рожицу, издал звук “пф-ф-ф“ и рассыпался, обратившись в горстку серой земли.

Темнозрачный не стал задерживаться в Башне. Обернулся вокруг себя, присел и, подобно невидимому, невесомому духу стихии, перенесся обратно к коновязи. Забрал осла и следом за встревоженными горожанами направился к книгохранилищу. У подножья Башни Велей собралась толпа, не подступиться. Расталкивая людей, он с заинтересованным лицом вклинился в толпу. “Что случилось?“ – спрашивал он каждого, кто к нему оборачивался, будто, в самом деле, не знал, что стало поводом для собрания. От него отмахивались, пожимали плечами. Только вытянув шею, через плечи стоявших впереди, ему удалось увидеть свою жертву. Судя по неестественно вывернутым конечностям, кости у хранителя были переломаны. А потроха от удара о земь, поди, превратились в студень.

Взглянув на мертвеца, Темнозрачный утратил всякий интерес к происходящему.

Весело насвистывая, он отправился в квартал смаглов, грязный, густо заселенный, с узкими, кривыми улочками, в лабиринте которых легко затеряться, и где не станут задавать лишних вопросов. По пути он сбыл тюки с оплечьями да тесьмой портному, чью вывеску случайно заприметил в проулке. Собрался, было, осла продать одному барыге, но тот начал жадничать, хамить, обмануть хотел… Пришлось его проучить. Все как-то само собой получилось…

Барыга-то принял его за простака, не знал, что задрипанный с виду купчишка умеет читать мысли. Начал врать, мол, спроса на ослов сейчас нет. Называл молодое, здоровое животное никчемной, дохлой животиной, а сам уже подсчитывал в уме чистую прибыль. Лез из кожи вон, чтоб доказать, что, покупая скотинку задарма, он оказывает великую услугу.

– Не слишком ли большой кусок хочешь урвать, человек, поперек горла не встанет? – только и спросил Темнозрачный.

Перекупщик по своей самоуверенности, возьми да и ответь с дуру:

– А я пережую, не торопясь.

Не пережевал даже собственный язык – подавился.

И побрел Темнозрачный дальше, размышляя о ненадежности человеческого тела, которое только на вид кажется крепким, а на самом деле оно очень-очень уязвимо. Существует тысяча и один способ умерщвления человеческой плоти, и он знал их все.

Если барыгу он убил по прихоти, то ведаря умертвил по необходимости, как и хранителя книжных знаний в Башне, дабы сохранить тайну своего пребывания в городе.

Дом, в котором размещалась лавка чудес, выделялся среди других фасадом, украшенным пестрыми изразцами, и лепными, диковинными зверями над входом. Темнозрачный зашел в него безо всякого злого умысла, с одной только намерением – обзавестись предметами, необходимыми для приготовленья колдовского зелья.

Зазвенели колокольчики над дверью, возвестив о приходе покупателя. В торговом зале появился владелец – молодой мужчина, смуглый, толстогубый, судя по длинным, не знавших ножниц волосам, заплетенным в косу, уроженец Счастливого берега. Одет он был в синий размахай, расшитый золотыми волшебными знаками, на шее у него висело ожерелье из десятка разных оберегов. Возможно, кто-то из его далеких предков действительно был чародеем, но сам он вряд ли, просто ряженый. Иначе Темнозрачный почувствовал бы врага… или союзника.

Поприветствовав гостя легким поклоном головы, хозяин молчком встал за прилавок и напустил на себя загадочный вид – мол, я о таких тайнах мироздания ведаю, что вам и не снилось.

“Пусть мнит себя, кем хочет, – усмехнулся Темнозрачный. – Экий задавака. Мне-то что за дело до того?“

Только он открыл рот, чтобы спросить, имеются ли в продаже стеклянные тонкостенные сосуды и котел из тугоплавкого металла, когда случилось непредвиденное – его разоблачили! И разоблачили его черную сущность самым неожиданным образом – на прилавке под стеклянным колпаком стояло приспособление, похожее на маленький ветряк, но указывало оно не направление воздушных потоков, а то, откуда исходит злая сила, то бишь на черного колдуна. Стрелочка под колпаком вздрогнула и начала вращаться как бешенная, да все никак не могла остановиться. Крутилась так, что инструмент ходуном заходил. Сие имело одно-единственное толкование…

Торговец чудесами изменился в лице, его глаза полезли на лоб. Он попятился к полкам с товарами, бормоча страшным голосом заклинание:

– Сгинь, душегубец окаянный, коварства полный… искуситель и лжец! Изыди, нечистый, злой дух, полный кривды и беззакония, гори в синем пламени Бездны!

– Полноте наговаривать! – оскалился Темнозрачный, но очень неприятно ему сделалось оттого, что не забыто людьми древнее заклятье. Выходило, что недооценил он человечка…

Тем временем хозяин лавки, вскарабкавшись по лестнице-стремянке, потянулся за волшебным порошком, который злые силы отпугивал.

– Заклинаю тебя! – Голос ведаря становился громче, крепчал. – Исчадье вредоносное, пропади пропадом, скройся в пучинах морей, или исчезни в бесплодных деревьях, или пустынных местах, где нет живой души, куда ни один человек ступить не может, и там пусть уничтожит тебя небесный огонь. Изыди, ступай, спеши, не делай никому вреда, провались обратно во Мрак и оставайся там на веки вечные!

– Да как ты смеешь, ничтожный человечишко! – взревел Темнозрачный.

Тщетно силился он сохранить приличный вид – все равно от слов волшебных сокрытое вылезло наружу. Рассвирепев, он словом колдовским заклинил дверь, чтобы никто не помешал, и призывал невидимые силы. Задрожал дом, закачались шкафы. Одна за другой взрывались банки со снадобьями. Брызги осколков разлетались во все стороны, порошки поднимались в воздух разноцветными облаками, кружили цветочные лепестки, невесомая пыльца и сушенная травяная крошка заполнили помещение удушающим благоуханием.

Столкнулись две невидимые мощи, как две волны, направленные навстречу друг другу. Только посыл Темнозрачного был намного, намного сильнее, поэтому одна волна сокрушила и поглотила другую. Коса ведаря как змея взвилась к потолку и завязалась узлом на балке, где сушились пучки целебных трав. Беспомощно повиснув в воздухе, он засучил ногами и замахал руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться. Темнозрачный, наглотавшийся снадобий, разразился неудержимым чихом. Он чихал громко, каждый раз содрогаясь всей тушей, подпрыгивая и стукаясь об углы.

Ведарь сначала услышал жуткие звуки, похожие одновременно на надсадный лай простуженной собаки и рвотные позывы, а потом увидел чудовище, которое направлялось к нему, разгоняя лапами облака распылившихся лекарств и зелий. И тогда он закричал, как не кричал никогда – дико, не узнавая своего голоса.

– Сейчас ты у меня заткнешься, – проскрипел Темнозрачный, обдав лицо человека могильным смрадом, отчего тот заорал еще громче и истошней.

Крик становился все тоньше и пронзительней, по мере того, как зловонная пасть открывалась все шире и шире. Будто разверзлась бездна вековечного мрака… Из ее глубины, извиваясь как червь, выползло жало. Несколько мгновений оно покачивалось, похожее на бутон цветка на тонком стебельке, три его лепестка хищно раскрывались и захлопывались. Потом устремилось вперед, подобно копью с острым наконечником… Стиснутый в объятьях чудовища, человек всхлипнул и смолк…

Темнозрачный отпустил свою жертву.

– А ведь мы с тобой могли бы мирно разойтись, – глубокомысленно заметил он, разглядывая ведаря, который с белым, перекошенным лицом и страшно выпученными глазами, тихо раскачивался на собственной косе. – И не надо мне глазки строить! – Он погрозил ему длинным черным пальцем с кривым когтем и рассмеялся над своей шуткой.

Смех резко оборвался. Темнозрачный приблизил морду к лицу мертвого человека.

– Я, пожалуй, заберу твои глаза. Тебе-то они теперь ни к чему, – прошептал он и снова разразился хохотом.

Успокоившись, он принял человеческий облик, выковырял белые и блестящие глазные яблоки с хвостиками зрительных жил и, положив в баночку, убрал в наплечную сумку.

– А-то ведь, если твои глаза попадут к другому ведарю, тот через них может все про убийцу выведать, – рассуждал он, вытирая руки о подол одежды знахаря. – Но мы же не хотим, чтобы про меня кто-то узнал, верно? – спросил он, поднимая взгляд на обезображенное лицо.

Потом Темнозрачный по-хозяйски прошелся по лавке и взял вещи, нужные для дела, которое он замыслил, и собрал небольшой мешочек для того, чтобы запутать следы.

До наступления темноты он подыскал себе жилье. Старый дом, стиснутый с двух сторон другими, точно такими же обветшалыми строениями, стоял на узкой улочке, спускавшейся к Нижнему рынку. Хозяйка – неопрятная смуглая женщина с подбитым глазом в засаленном переднике – согласилась предоставить ночлег паломнику совсем не задорого. Напрашиваясь на постой, он рассчитывал получить не только крышу над головой, но и душу порочного вида смуглянки, однако после недолгого разговора отказался от мысли привлечь ее на свою сторону, ибо особое чутье подсказало, что она, несмотря на все свои слабости, глубоко верующая.

А остановиться в городе где-нибудь он все равно должен был.

Они поднялись по шаткой лестнице, где скрипела каждая ступенька, под самую крышу. Комнатушка оказалась крохотной, из стен кусками вываливалась штукатурка, перекрытия прогнили и провисли, грозя обрушиться на голову. Из обстановки имелся только соломенный тюфяк, брошенный на пол. Однако суровые условия Темнозрачного не пугали. По большому счету, ему было безразлично. Как разрушитель, он не тяготел к уюту.

Вложив в раскрытую грязную ладонь несколько монет в уплату за десять дней вперед и, дождавшись, когда хозяйка спуститься вниз, он покинул коморку, через окно. В обличии смагла средних лет, без особых примет, он отправился в кружало на противоположной стороне улицы. В небольшом, плохо освещенном полуподвале десятка полтора мутных мужиков за кружкой пива бурно обсуждали разлетевшуюся по городу новость о злодеянии, совершенном в лавке чудес. Заказав выпивку для виду, Темнозрачный принялся разглядывать посетителей питейного заведения. Его внимание привлекла тихая парочка в углу. Уверенные, что их никто не подслушивает, они в отличие от всех остальных говорили о своих разбойничьих делах – один предлагал на время затаиться, другой же уверял, что стражи все равно ищут убийцу знахаря, поэтому им боятся нечего.

Эти двое, как раз годились для его задумки.

Темнозрачный легонько пихнул в их сторону лежавший на полу мешок с добром из разоренной лавки, и тот лениво пополз вдоль стены в темный угол. Никем не замеченный, мешок забился под скамью и замер.

Заплатив за выпивку, Темнозрачный неспешно вышел на улицу и, отойдя немного, метнулся к стражам на рынке, которым страшным шепотом доложил, что стал случайным свидетелем одного разговора в харчевне “Серебряный ус“, и, как честный человек, обязан донести служителям закона о двух подозрительных личностях. Мол, один лиходей заверял другого, что нынче днем добыли они воистину волшебный оберег на воровскую удачу, и теперь могут безнаказанно хоть кошельки срезать, даже у стражей при исполнении и те ничего не заметят, хоть купчин на дороге убивать да обирать – с таким оберегом их никогда не словят. Намекнул он стражам – должно быть, та волшебная вещица из ограбленной лавки чудес, где убийство произошло. Мол, надо бы проверить, что у них в мешке под скамьей – уж не свидетельства ли их преступления?

Стражи трусцой припустили по улице вверх к харчевне “Серебряный ус“. Доверчивые! Даже не полюбопытствовали, как звать добровольного помощника, да откуда он взялся.

Уже из окна своей комнатухи Темнозрачный с ухмылкой наблюдал, как стражи волокли сопротивляющихся лиходеев, которые на всю улицу орали, что мешок с деньгами и барахлом из лавки чудес им подбросили, что они – ни ухом ни рылом, и знать ни знают, почему в мешке оказались обереги, принадлежавшие ведарю.

Когда местные обитатели, сбежавшиеся на шум, разбрелись обратно по домам, Темнозрачный расставил на полу колдовские предметы, зажег огонь в горелке, взятой в лавке знахаря, и приступил к работе. Всю ночь напролет, он занимался приготовлением зелья, нашептывал заклинания на языке, существовавшем еще до Творения. Пришлось провозиться с порошком из летучего металла, который никак не хотел оседать.

Но при всех сложностях, подобное колдовство было пустяком и легкотней, по сравнению работой, которую ему пришлось бы выполнить, не имей он под рукой волшебного гада. Приобретенный по воле случая, воистину бесценный дар – один, заменив собой более десятка разных редких веществ, значительно облегчил и ускорил дело, на которое ушел бы ни один год.

Да чего тут говорить! Без твара он не смог бы совершить то, что задумал.

Все приготовления к злодеянию заняли десять дней – пока средство дошло до нужного состояния, пока выпарилось варево, пока долями было смешано все вместе в одном горшке. Потом он запустил в горшок ядовитого гада, закрыл горловину плоским камнем, на котором вырезал свое тайное имя, запечатал заклинанием, отнес в дальний лес и поставил в дупло. Требовалось выдержать зелье семь дней.

Покуда зелье прело, Темнозрачный не терял времени даром, не валялся на промятом тюфяке, в грязной комнатухе под провисшей крышей.

Первым делом извлек на свет древний клад, ибо как в древности, так и ныне богатство значительно облегчало решение многие дел. Недаром молвится – золотишко само ворота отпирает да путь расчищает

В Прошлом разбойники, ограбившие сокровищницу храма богини Матери-Любовницы, поделив добычу на три равные доли, решили припрятать свою добычу в небольшой пещере на склоне Красного холма. Но из пещеры они не вышли, ибо в приступе жадности поубивали друг друга. Нынче на месте руин высился новый храм. Рядом со святилищем, как и в старые времена, жили жрицы, служившие богине по большей части телом. Казалось, они никогда не спали, усердно пополняя храмовую казну. Только перед самым рассветом он смог беспрепятственно приблизиться к тайнику в священной роще. От колдовских слов земля разверзлась. Послышался шорох осыпающихся земляных комьев, треск рвущихся корней, стук камней – и открылся вход в пещеру. Темнозрачный дунул, и с его дыханием в черную щель устремились три сгустка голубоватого света – он вернул разбойникам их души, коими завладел, посулив взамен богатство. Свою часть договора он выполнил. Разве они не стали богатыми?

Похожие на маленькие, размером с детский кулачок, похожие на шаровые молнии, подневольные души проплыли по воздуху, оставляя за собой прозрачный белый след, и исчезли в непроглядной темноте.

Скрипя костьми, из черного провала поднялся человеческий скелет, окутанный слабым голубым, призрачным сиянием, в котором угадывался его прежний, прижизненный облик его владельца. Он был увешан украшениями. Женскими. На черепе – венец из золотых виноградных листьев, на груди – ожерелья, на запястьях – браслеты, на пальцах перстни. За первым последовали два других скелета в столь же богатом убранстве, все с обрядовыми золотыми чашами в руках. Разбойников никто не обряжал, и уж тем более не отпевал – украшения они напялили на себя еще при жизни, чтобы легче было нести. Да так в них и погибли.

Восставшие из мертвых злодеи брели по священной роще. В полосах белого лунного света их призрачный, прижизненный облик обретал обманчивую плотность, сквозь которую пробивалось мутное сверкание драгоценностей на костях.

Жадность вела их по жизни. Жадность свела в могилу. Но сколько не грабь, богатства на тот свет не заберешь.

Темнозрачный расстелил на траве плащ, и скелеты побросали на него свою ношу. Освободившись от проклятого золота, они рассыпались в прах, один за другим. Череп последнего с рукоятью ножа, торчавшего из глазницы, упорно не желал исчезать. Он щелкал челюстью и клацал зубами.

– Будь ты проклят! – послышался приглушенный голос, будто говорила сама земля.

– Увы! Ничто не может быть чернее черного, – Темнозрачный пожал плечами и раздавил череп.

Воспарившие голубыми светлячками души он поймал и сжал в кулаке…

Переместив клад в коморку, он свалил их в угол и наложил заклятье. Так что, хозяйке дома, если та вздумает заглянуть сюда в его отсутствие, драгоценности покажутся кучей никчемного хлама. Только вряд ли бабенка сможет перешагнуть через заговоренный порог.

Дни и ночи напролет Темнозрачный слонялся по городу, где все изменилось, где от старого почти ничего не осталось. Но вот чего он никак не ожидал, так это – встретить в Небесных Вратах людей, которые поклонялись ему и его отцу, Моркону. Не где-нибудь в дикой пустыне, или горах безлюдных, а в покаянном городе, под самым носом у великанов.

– О, Великий Темнозрачный Властелин земли, явись. Мы ждем тебя, – молились они, собравшись в подвале дома.

Как тут было не откликнуться на истовую мольбу!

Конечно, он знал, чего от него ждут – эти дурачки наивно полагали, что он явился на землю, чтобы выполнять их глупые желания! Они надеялись получить от него все блага, не прилагая к тому усилий и безвозмездно. Однако посмотреть на них стоило. Может, сгодятся для какого-нибудь дела.

Вероотступники молились бронзовому павлину, среднего размера изваяние, сработанное весьма искусно. Каждый призывал Властелина на свой лад, потому что строгих текстов молитв не существовало, как не было заведено правил собраний. Единственное, что исполнялось неизменно – это человеческое жертвоприношение, в двойное новолуние, лунное затмение и когда на земле наступала самая долгая ночь в году. В слепую ночь – заманят обманом какого-нибудь бродяжку, которого никто не хватится, опоят и пускают ему кровь. А в другие ночи резали петуха или ягненка. Обмазывали жертвенной кровью идола и нашептывали, кто во что горазд – вот и весь обряд.

Возглас удивления вырвался из двух десятков глоток, как из одной, когда птица из кружевной бронзы, зашевелилась. Мракопоклонники затрепетали, одни в восторге, другие в страхе. Заколебалось и притухло пламя свечей и вспыхнуло с новой силой. Павлин сложил и опустил хвост, и захлопал крыльями. А снова раскрыл хвост веером, то оказалось, что он настоящий – на нем выросли перья! Прямо на глазах он преобразился от хвоста до хохолка на голове.

Чудесная птица!

Павлин ожил и зашевелился. Он был черным и позолоченным. Обманные глаза на роскошном хвосте сверкали изумрудами и рубинами. Павлин повертел головой, рассматривая замерших людей, и скрылся во мраке…

Когда черная пелена растаяла, вместо изваяния стоял черноволосый юноша, бледный и печальный. Помнилось Темнозрачному, что именно в таком облике он особо благоприятное впечатление и на мужчин, и на женщин. Люди онемели, даже кашлять от дыма забыли. Они пристально вглядывались в темную фигуру на фоне освещенного свечами алтаря, пытаясь лучше разглядеть лицо гостя. Послышался шум упавшего тела – женщине стало плохо, и она грохнулась в обморок, но никто не бросился к ней на помощь.

– Я вас разочаровал? – С грустной улыбкой Темнозрачный обвел взглядом собрание.

– О, Великий Властелин, мы не ожидали, что ты… что ты вот так придешь, – осмелился вымолвить один из них, должно быть главный.

– Зачем же звали тогда? – устало и снисходительно поинтересовался он.

– Чтобы сказать… мы тебя любим.

– А что вы сделали, чтобы доказать свою любовь ко мне?

Его вопрос остался без ответа, ни искорки мысли не отразилось в глазах его почитателей. Тупые, жадные скоты!

– Что вы сделали, дабы приблизить мое возвращение? – продолжил он. – Как вы боретесь с моими врагами?

– Я! Я убил веля, – признался Крашень Молчун. – И еще одного ясновидящего, который хотел предупредить судей, что ты вернулся.

Темнозрачный воззрился на Крашеня. Одет богато, но морда разбойничья. Заглянув в его глаза, проник в сознание… Не врал человечек. В самом деле, угрохал веля, хранителя знаний…

– Похвально-похвально. Как мне тебя отблагодарить?

Глаза убийцы алчно вспыхнули, а в мыслях его взгромоздились золотые горы.

– Так я и думал, – скривился Темнозрачный. Вовремя, значит, успел позаботиться о своей платежеспособности.

Он сделал красивый жест и прямо ниоткуда – из воздуха, из пустоты – на Крашеня Молчуна посыпались безделушки из красного и белого, старинного золота. Люди заахали, протянули руки, чтобы убедиться в реальности происходящего.

– Мое! Не троньте! – заревел Крашень и, рухнув на колени, стал сгребать сокровища. Остальные смотрели на него – кто с завистью, кто с ненавистью. Ни один не порадовался за единоверца.

– О, великий и всемогущий! Ты – истинный Властелин земли! О, наш Темнозрачный господин! Как ты щедр! – посыпались хвалы. – Мы верили и знали, что будет так. Ты выделишь тех, кто предан тебе. Скажи, что надо делать? Мы готовы служить.

Темнозрачный, подперши кулаком подбородок, явил собой воплощение задумчивости.

– Не хочу обременять вас своими заботами, – как бы извиняясь, вымолвил он, наконец. – Вы все такие славные… И я ничуть не сомневаюсь в вашей крайней заинтересованности в деле… Других таких помощников мне едва ли сыскать. – Красуясь, он вскинул голову. – И вижу, ваша готовность помочь мне идет от самого сердца. Хотите пособить мне?

– Да! Еще бы! Что делать? – взревели в раже кромешники. – Приказывай.

– Но могу ли я вам доверять? – спросил он, когда гул голос стих.