Текст книги "Книга первая. Мир"

Автор книги: Татьяна Танина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 42 страниц)

– Хорошо. Допустим, бросим мы клич, – принялся размышлять вель. – Много ли соберется людей, готовых идти за море воевать? Оставить дом, семью, свое ремесло, в то время, когда полудники бросают все – и дома и землю, и бегут без оглядки к нам. Да еще про ужасы всякие, творящиеся на Величане, рассказывают. Ты пойди, спроси у приказчиков, что сидят в посольствах Белой Луки или Красногорска, и нанимают людей на военную службу – много ли к ним приходит желающих воевать со Злыдой?

– Плохо… Ох, как плохо. – Главный хранитель книжных знаний сокрушенно покачал головой.

– Не могу я приказывать мирянам, не состоящим на службе и не присягавшим, идти воевать в чужом краю. Да и совесть мне не позволит лишать семьи кормильцев и отправлять мужиков к ляду лысому на рога. Свою землю защищать – это одно, а сражаться на чужбине – совсем другое дело. – Он глянул из-под сведенных бровей на книговедов и, не дождавшись замечаний, продолжил. – Хорошо. Пускай соберется много добровольцев, понимающих, что начав войну со злом в полудненных краях, на Величане, они предотвратят набеги черного воинства на их родные, полуночные земли. Пусть к добровольцам присоединяться все те, кто претерпел от Злыды, желая вершить возмездие. Но сколько среди них будет воинов, мужей, знающих воинскую науку? Одной-то доброй волей черное воинство не поразишь, тут нужно уметь общаться с оружием. Зазря отдав свою жизнь, не приблизишь победу. С другой стороны. Вот, собрали мы войско. Как переправить его за море? На судах много народа не перевезешь. А путь по Старой дороге до Величаны займет дней тридцать пять, в лучшем случае. При этом воинов надо обеспечить кормежкой, значит, отправить с ними обоз. На первое время город соберет им питание. Но еда имеет такое свойство – заканчиваться. Кто потом будет их снабжать? И еще неизвестно, как встретят войско в полудненных краях. Положение дел там очень сложное. Смаглы между собой не могут договориться… А то давно бы объединились. Они же, наоборот, ополчились друг против друга. Ждут непонятно чего. Ничего хорошего не дождутся… – Прервав рассуждения, верховный судья неожиданно спросил:

– А что важное вы хотели мне сообщить?

– Борислав Силыч… – вкрадчиво начал Годяй Самыч. – Не знаю, как сказать… чтоб не обидеть.

– Говори, как есть. Не первый же год мы с тобой знаемся… Так неужто не поймем друг друга?

– Имеется у меня одно подозрение, почтенный Борислав, – сделав над собой усилие, проговорил хранитель. – После долгих размышлений, я пришел к умозаключению, что спаситель наш, Скосырь Горемыкыч – нехороший человек. Вывод сей я сделал не скоропалительно. Об услуге, которую Скосырь городу оказал, не забыл. Помнится, он и твоих внуков от смерти спас. Так что, не подумай чего…

– Продолжай, – кивнул судья с окаменевшим лицом. – Уверяю тебя, Годяй, я способен судить о вещах беспристрастно. Я не мешаю дела городские и домашние, – заверил он. – И со Скосырем дружбу не вожу. Уж больно он напрашивался ко мне в поверенные, все напоминал о своем неоценимом поможении. А я так считаю, что кичиться своими заслугами может только человек бесчестный и бессовестный… или глупый. Но Скосырь не глуп.

– Да. Он образован, – согласился Годяй Самыч.

– А умный человек на правду не обидится, верно? Ну, я ему и сказал, мол, нечего передо мной лебезить. Больше всего в людях я ценю скромность. Пусть не думает Скосырь, что если он сделал доброе дело, значит, все должны перед ним заискивать. Разве кто другой на его месте отказал бы в помощи умирающему, если б знал, как помочь? Заповеди обязан выполнять всякий живущий среди людей. Разве не сказано было: помоги ближнему своему, и деяние твое оценено будет, и тебе воздастся сторицей? Живешь среди людей – поступай по-человечески.

Судья прервал свою речь-проповедь, чтобы перевести дыхание, и Главный хранитель выпалил:

– Мнится мне, что Скосырь Горемыкыч не тот человек, за которого себя выдает.

– Что, значит, не тот? – Борислав Силыч вопросительно приподнял бровь. – Не темни, Годяюшка. Прямо говори, что разузнал о нем.

– Городу-то Скосырь помог. Но нынче он, не иначе как, в пособниках у Злыдня ходит. Всякий человек может измениться… со временем.

– Ну-ка, выкладывай, давай, все, как есть, начистоту. И подробно чтоб…

И поведал главный хранитель о странном визите лекаря, “Пути Ключа“, “Были о Победе Велей“ и гориковых поисках. Борислав Силыч слушал внимательно, глядя на свои на сцепленные замком руки.

– Чего же ты раньше молчал про Скосыря? – спросил он Годяя. – Ведь сколько времени, с тех пор прошло, как он к тебе за гриватиной рукописью приходил!

– А если бы оклеветал человека, почетного горожанина, к тому ж? Люди-то его уважают. Ведь никакой явной вины за ним нет. Разве ж это преступление – книги читать?

– Так-то оно верно. Но не сочти за укор… не ты ли только что доказывал мне, что книга книге – рознь?

– Борислав, ты пойми, когда я принимал хранилище, мне никто не указывал, какие книги тайные, а какие – можно всем показывать. Тем более, сколько помню, “Путь Ключа“ всегда лежал на видном месте в Башне. Никому и в голову не приходило прочитать рукопись Велигрива.

– Оно понятно. Но Скосырь-то как узнал про рукопись? – Борислав поднялся из-за стола, выглянул в окно, под которым находилась площадка, где стражи состязались в ловкости. Залихватски свистнув, он подал знак рукой кому-то внизу.

– Надо бы разобраться, – сказал судья, вернувшись на место. – Сегодня же пошлю в лавку к Скосырю стражей. Ведь прежде-то жалоб на него не поступало. Наоборот, народ хвалу ему возносил. Вреда он, вроде, никому не причинил… Вообще-то, до меня доходили разные слухи про Скосыря. Наш город только кажется огромадным, а на самом деле он, как деревня – все про всех знают. Только досужие сплетни вздорных кумушек для меня, как судьи, не служат доказательством чьей-либо вины. Могут же и оговорить человека просто от зависти или обиды. Тем более, сейчас люди напуганы – им везде чудовища мерещатся и злодеи всякие. Но порядок в Двуречье, хвала божественному Свету, пока держится. Хоть и засылает к нам Злыда своих слуг. Слышал я, что Скосырь путешествовать любит, частенько уезжает из города по делам своим лекарским. Вполне мог повстречаться с Исчадьем Мрака, и продался ему за какой-нибудь посул. Ибо по твоему свидетельству, Годяй, чисто выходит, что Скосырь кромешником стал. К Злыде в услужение подался.

Вель умолк, подпер бороду кулаком и крепко призадумался.

– Борислав, тут у меня вот еще какое дело, – робко произнес главный хранитель. – Хочу отправить Горислава, своего помощника верного, в Холмогорск, где, как следует из поведания веля Полеска, находится Злыднева могила. Пусть его сопровождает кто-нибудь стражей. Время сейчас трудное, дороги опасными стали…

– Верно мыслишь, Годяюшка. Расследование на месте надо провести принепременно.

– Я уже грамоту написал тамошнему судье-правителю, чтобы помог Гориславу.

– Ни один судья-правитель не станет чинить препятствия расследованию. По одной земле ходим, и закон – для всех один.

Не предупредив стуком о своем появлении, вошли Огнишек и Неждана. С их появлением в маленьком помещении совсем тесно, потолок словно опустился. Удостоив книговедов мимолетным взглядом, вели остановились в шаге от стола судьи-правителя.

При их появлении Горислав подобрался и ноги под лавочку задвинул, опасаясь, что оттопчут. А потом набрался смелости и взглянул снизу на девушку, да и дышать забыл – до того картина была чудесная. Неждана возвышалась над ним во всем своем великолепном бесподобии – голова на длинной шее гордо вскинута, синие глаза светятся, переливаются всеми оттенками от синего, губы алые в надменную улыбку сложены. Богиня, да и только, сошедшая прямо с небес.

– Чего звал-то? – просто и безо всякого вступления ради вежливости, спросил Огнишек.

– Возникли новые обстоятельства, связанные со Злыдой. Наши книговеды, проявив похвальную любознательность и потратив много сил и времени, узнали из древних книг о месте захоронения Исчадья Мрака. Могила находится в окрестностях Холмогорска.

– И что? – Огнишек посмотрел на книговедов. – Оно там до сих пор покоиться?

– Вот это и следует обязательно выяснить, – сказал судья. – Узнайте по возможности, как оно оказалось на свободе – случайно али помог кто. Хотя, может статься, что Зло, побежденное Велигривом, светлая ему память, все еще коптится в Бездне… – И со вздохом добавил. – Раз уж Провидение забыло о нас, приходится все делать самим.

– Поедет Данка, – объявил Огнишек, выставив ногу вперед и заткнув большие пальцы за широкий пояс. – У меня в городе дел невпроворот.

Сердце Горислава подпрыгнуло и заколотилось где-то в горле. Да, он и мечтать не смел, что его спутницей станет Неждана.

– А чего я-то? – тоном рыночной торговки возмутилась красавица. – Чё я забыла в этом Холмодырске!

– Холмогорск, – поправил ее Годяй Самыч. – Ныне же город называется Чудово.

– Тем более!

– Тебе полезно посетить места боевой славы, – заверил ее наставник. Его карие глаза смеялись. – А то ты даже представления не имеешь о подвиге наших собратьев. Нет в тебе ни капли уважения к памяти Прошлого.

– И никакого уважения к страшим, – добавил Борислав.

– Ага, я там буду холм посещать, а тебя здесь всякие бесстыжие дуры. Им даже в окно не придется лезть, могут смело через дверь войти.

Мужчины с удивленно-уважительно воззрились на Огнишка. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, в чем заключался секрет его успеха у женщин. Вель – он и есть вель – телосложения могучего, высокий, широкий в плечах, и лицом необычайно привлекательный.

– Просто не хотел тебя будить. Дверь-то у нас скрипит. Думал, ты не услышишь…

– А ты бы не услышал?

– Вот вырастил на свою голову! Мне, что, теперь, никого нельзя в гости пригласить?

– Но я-то никого не приглашаю. Даже на чай. Тем более через окно.

Годяй Самыч, ставший невольным свидетелем перебранки, закряхтел и заерзал, а Горислав, втянув голову в плечи, густо покраснел. Борислав постучал кулаком по столу, призывая к тишине.

– Вы свои семейные ссоры оставьте для дома. Данка, доченька, ты норов свой умерь. Дело, действительно, важное, надо бы туда съездить. А твой наставник не имеет права покидать город. Сама знаешь, какая у нас обстановка. Он мне здесь нужен позарез. Он же не какой-то простой страж, а начальник всей городской стражи, как никак.

– Хорошо, Силыч. Надо, так надо, – нехотя согласилась Неждана. Хотя все присутствовавшие почему-то думали, что упрашивать ее придется гораздо дольше. – Когда ехать?

– Да хоть прямо сейчас. Поедешь вместе с Гориславом, книговедом нашим. – Судья кивком указал на Горислава. Тот, испугавшись, что про него вспомнили, стал похож на воробья – сжался, нахохлился и глаза круглые сделал. Вцепился в свои коленки, так что побелели костяшки пальцев. – Несмотря на молодость, он преуспел в науках книжных. Благодаря ему, мы теперь знаем про Возбраненный холм.

Горислав зажмурился, приготовившись выслушивать упреки. Думал, что красавица-вельша станет язвить. Мол, башка от большого ума такая тяжелая, что опрокидывает из седла. Или – раз он такой умный, пускай сам катится в свой Холмодырск…

Но ничего подобного не случилось.

– Тогда поехали, что ли? – услышал он.

– Премного благодарствуем за участие, Борислав Силыч. Спаситель вы наш, – стал распинаться с поклонами главный хранитель.

– Будет тебе, Годяюшка. Забота-то общая. Ступайте уже.

Тут же дед потянул Горислава за рукав к выходу.

– Огниш, останься, – попросил Борислав. – Надо кое-что обсудить…

– Погоди чуток. Данку провожу. Не хочу, чтобы она с обидой на сердце ехала. Я сейчас вернусь, только попрощаюсь, – заверил судью рыжеволосый вель, выходя вслед за остальными.

– Что за девка, никакого слада с ней нет, – буркнул судья за приоткрытой дверью.

Прощание было не долгим.

– Ты меня прости, если что не так, – сказал ласково Огнишек. – Ты же мудрая, должна меня понимать.

– А твоя мудрость начинается и заканчивается между ног, – съязвила все еще рассерженная Неждана. – Смотри, однажды все твои бабы соберутся вместе и поколотят тебя. А я не стану заступаться.

– Чему бывать – того не миновать.

– Всех желающих все равно не ублажишь, хоть ты и двужильный.

– Данка, душа моя, ты же знаешь, что у меня нет никого роднее тебя.

– Ладно, Огниш, не трави душу. Не на всю жизнь расстаемся. Скоро вернусь.

– Помни, чему я тебя учил. Не стремись доказывать свою правоту горячностью и силой. Не позволяй чувствам властвовать над рассудком. Заклинаю тебя, не забывай об осторожности.

– И ты себя береги.

Они обнялись, похлопали друг друга по спине, и разошлись. Огнишек вернулся в коморку к Бориславу, а Неждана побежала по лестнице вниз.

Провожая внука, Годяй Самыч шел рядом с двуколкой и поучал, как надо вести себя в дороге.

– Дед, да ничего со мной не случится! – тихо заверил его Горислав, чувствуя себя крайне неловко перед своей спутницей из-за назойливости Годяя Самыча. – Все будет хорошо. Не провожай нас дальше. Не надо.

– Да помогут тебе боги, Горик.

Главный хранитель остановился, прослезился и долго стоял посреди площади, маша рукой вслед повозке, увозящей внука в неизвестность.

– Мы с дедом после чумы вдвоем остались, – как бы извиняясь за плаксивость Годяя Самыча, сказал Горислав. – Ни разу не расставались, всю жизнь вместе. Я еще никогда из города не уезжал.

– Все когда-то делается в первый раз, – отрезала Неждана, явно не склонная к беседе по душам, и поскакала вперед.

Дорога шла под уклон, поэтому Горислав не рискнул подстегнуть свою лошадь – вдруг понесет. И так все холодело внутри, и сердце было готово выпрыгнуть. Следуя утверждению: тише едешь – дальше будешь, он не стал торопиться.

Лошадка влекла повозку привычным ей шагом, а Горислав, как на прогулке, чинно восседая на мягкой подушке, рассматривал улицу. Лишь немногие дома содержались в идеальном порядке, большинство имело неприглядный, неухоженный вид, окна и двери некоторых были заколочены досками, крест на крест. Другие, зияя черными пустыми проемами, несли следы пожара. В конце улицы заброшенных домов было больше. Их никто не покупал. В народе бытовало поверье, что после смерти прежних жильцов над такими жилищами витает проклятье, которое убьет каждого, кто в них поселится.

Небесные Врата походили на тяжелобольного. Его цвета поблекли и ввергали в уныние, а запахи носили тяжелый привкус. Город не умирал, нет, но безнадежно чах. Уже давно его мучил страшный и неизлечимый недуг, медленно разрушая изнутри. И целительное средство против этой хвори пока не было придумано. Недуг, снедавший Небесные Врата, и с ними всю землю, назывался “Зло“.

Зло незаметно стало обыденным, таким, что люди просто перестали его замечать. Казалось, они разучились сочувствовать чужому горю, чужое несчастье не вызывало у них сострадания, может, совсем чуть-чуть, у самых сердобольных. Они боялись кого-то пожалеть, словно это неминуемо навлекло бы на них беду. Они могли сделать вид, что не слышат призывы о помощи.

Зло разрушало не только город. Зло проникало в души горожан. Прежде дружелюбные и гостеприимные, теперь они взирали на приезжих, как на недругов. Особо нетерпимость проявлялась по отношению к беженцам, которые стали тревожной приметой нового времени. Полудники целыми семьями переселялись в Двуречье, стараясь уехать подальше от Величаны. Рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше… Из пригородов они перебирались на склоны холмов и своевольно занимали бесхозные дома. Так, к крайнему недовольству коренных жителей, дом, еще вечером пустовавший, наутро оказывался заселен смуглыми, шумными женщинами в ярких одеждах и оборванными, чумазыми ребятишками. Если еще лет десять назад к смаглам, искавшим новое пристанище, относились с пониманием и оказывали им всяческую поддержку, то ныне почти повсюду в Двуречье они сталкивались с неприязненным – или, хуже того, враждебным – отношением. Но они все равно переезжали, поспешно, в страхе и отчаянии покидая свою разоренную войной родину.

Перед мостом Горислав остановился, пропуская две повозки, влекомые понурыми лошадками по кружной дороге. Обоими правили мрачные женщины в традиционных ярких нарядах. Среди больших узлов и пестрого тряпья удивительно смирно сидели худенькие дети. Их лица выражали недетскую серьезность. Горислав им улыбнулся, но они настороженно подобрались. Грустно было все это. Страшно представить, что повидали и пережили маленькие смаглы, если вместо детского веселья и любопытства испытывают потребность защититься и спрятаться. Или напасть на незнакомца? Что изменило этих детей, заставило их рано повзрослеть? Горислав мог назвать причину…

Впереди он заметил немногочисленное скопление людей – десяток горожан и трех стражей в кожаных одеждах и при оружии. Над ними возвышалась Неждана, развернувшая коня поперек улицы. Поравнявшись с толпой, он придержал лошадку, приподнялся и посмотрел туда же, куда смотрели все. Ворота были распахнуты, за ними виднелся маленький двор, загроможденный хозяйственными постройками.

– Что случилось? – спросил он вельшу.

– Логово оборотня обнаружили. – Неждана снизошла до объяснений. – Чудовище в норе бить проще, нежели, когда оно бегает по улице.

Подобное еще лет пять назад было невозможно представить. А нынче соседство чудовищ стало обычным делом. Нет, люди не привыкли и не смирились, просто принимали как неизбежное. Даже как наказание за некие грехи.

Из-за угла хозяйственной пристойки появился страж, вышел на улицу и крикнул: “Разойдись!“ Зеваки попятились и встревожено загудели. Вскоре со двора на улицу выволокли убитого оборотня и бросили под стеной, в теньке, чтобы останки не рассыпались сразу. Покрытое серой чешуей, костлявое, сгорбленное из-за уродливых наростов на хребте, чудовище лежало на мостовой, прижимая худые, когтистые лапы к выпирающим дугами ребрам. На его морде застыл оскал, с которым оно встретило свою смерть. Тонкая струйка крови, сочилась из уголка ощеренной пасти. Казалось странным, что у чудовища кровь такого же цвета, как у людей – густая и алая.

Никто не приветствовал торжествующими криками победу стражей, как бывало раньше. Убийство чудовища уже никого не радовало, наоборот, вызывало скорбную печаль. Люди с противоречивыми чувствами разглядывали его, искали и боялись обнаружить знакомые черты. Уж не пропавший ли это родич или сосед?

Примчавшийся верхом молодой страж, соскочил с лошади и, вклинившись в толпу, прорвался вперед.

– У тебя ж, выходной, Камеж. Кто тебя известил-то? – спросил его десятник.

– Камеж, да не она это, – сказал другой страж. – Непохожа совсем.

Стряхнув с плеча руку сослуживца, Камеж рухнул на колени и схватил скрюченную лапу чудовища. На почерневшем, узловатом пальце сверкнуло, рассыпая искры, драгоценное колечко. Только по кольцу и можно было опознать девицу. А так уж ничего человеческого в ней не осталось. Разве еще – спутанные, светлые космы, торчавшие соломой на загривке.

– Малушка, милая, – прошептал молодой страж. – Что с тобой стало, любимая моя… Зачем мне теперь жить? Разве ж я смогу один без тебя? – Прижимая к груди лапу чудовища, он закачался как тополек на ветру, и зарыдал в голос, не стыдясь посторонних. А люди вокруг сочувственно вздыхали, отводили глаза, качали головами. Мол, как жестоко разлучило Зло влюбленных, ведь могли бы жить да поживать…

Десятник похлопал убитого горем паренька по плечу.

– Полноте, – сказал он. – Не человек она. Не воротишь Малу.

Стиснув зубы, молодой страж поднялся и отступил, размазывая слезы по лицу. Его отвели в сторонку, подальше от чудовища, которое уже начало разлагаться. Какой-то местный мужичек, схватив за повод жеребца вельши, крикнул:

– Ты все видела! Доколе это будет продолжаться? Вы, благородные, нами правите! Вы за все в ответе!

– Не смей повышать на меня голос! Только одни попреки и слышу. Ты жаждешь возмездия? – Она склонилась к нему, распиная взглядом. – И я хочу того же, не меньше твоего. Покажи, кого я должна убить?

– Злыдня, – предложил кто-то неуверенно из толпы.

– Отведи меня к нему! – выискивая умника взглядом. – Дорогу знаешь?

Не дожидаясь ответа, она отняла поводья и направила коня сквозь толпу. Люди, кланяясь, с почтением расступались в стороны. Горислав, не мешкая, направил повозку вслед за ней.

– Вменили долг, моего согласия не спросив, – ворчала вельша. – Да еще хотят взвалить на велей все грехи мира. Будто я виновата, что такой рождена.

Новые впечатления добавились ко всем прочим обстоятельствам, с которых началось путешествие. И, казалось, уже ничто не может испортить настроение еще больше, но чем дальше, тем становилось еще хуже.

Горислав чувствовал себя преотвратительно. Ведь он впервые уезжал из родных мест так далеко и надолго. Ужасно неприятное до тошноты ощущение стягивало внутренности – то ли это был страх перед неизвестностью, то ли дурное предчувствие надвигающейся беды. Да еще Неждана заставила Горислава изрядно поволноваться. На одном из перекрестков, она сказала ему:

– Ты езжай, я тебя догоню, – и свернула в переулок.

Прежде, чем Горислав понял, что произошло, и собрался сказать, что не знает дороги, девушка успела скрыться из виду. Поначалу он растерялся. Потом испугался. Но уже в следующий миг решение как-то само собой пришло ему в голову – он бросился за вельшей в погоню. Выскочив на соседнюю улочку, он приостановился, чтобы оглядеться. Его радости не было предела, когда он заметил возле одного из домов данкиного гнедого жеребца.

Некоторое время он сидел, глядя на лошадиный хвост, и разговаривал сам с собой, поминая деда, Неждану, судей, и проклиная Злыдня. Успокоившись, он почувствовал себя несчастным, обманутым и брошенным. В конце концов, он решил, что один никуда не поедет и вернется назад, но только взялся за поводья, из дома вышла Неждана.

– По моим расчетам ты должен быть уже у Черного моста, – сказала она, как ни в чем не бывало.

– А я вообще не принимал в расчет какие-либо путешествия, ни нынешнее, ни вообще когда-нибудь в жизни, – честно признался он.

– Прости, что заставила ждать. – Вельша улыбнулась уголком рта и пояснила:

– Мне надо было кое-что захватить в дорогу. Ведь путь в Лесной край долгий. – Не спрашивая разрешения, она забросила в двуколку небольшой мешок и стала расправлять переметную суму на луке седла.

– Могла бы предупредить, – процедил сквозь зубы Горислав.

– Ладно. Поехали уже. А то придется в лесу ночевать. – Вельша помчалась вперед.

Горислав думал, что Неждана будет держаться особняком, вроде как сама по себе. Но уже к вечеру первого дня отношения между ними наладились. А характер самих взаимоотношений был определен глубокой ночью, когда они добрались до первого на пути селения. Неждана, судя по всему, бывавшая здесь прежде, безошибочно нашла двор старосты и попросилась на ночлег. Тот открыл для них сеновал, где запасов сена после зимы еще хватало для мягкой постели. Сарай был большим, крепким и запирался надежным засовом. Впрочем, по словам хозяина, гостям опасаться было нечего – луны полные, а чудовища их боятся.

Пока Неждана занималась с лошадьми, Горислав, имея свое представление о правилах приличия, изводил себя разными мыслями, в том числе и грешными. Хотел, было, помочь распрягать, да ничего не вышло – все из рук валилось.

– Лучше не мешай, – сказала ему вельша.

Затаив дыхание, Горислав любовался девушкой, восхищался, как ловко она со всеми делами управлялась. Почти весь ужин Неждана съела одна, потому что у него вдруг пропал аппетит. А когда она бросила на сено рядом с дедовским плащом свой плащ, побогаче, и задула светильник, в душе Горислава поднялось такое смятение, что хотелось убежать в ночь, куда глаза глядят, да только от того же переизбытка чувств не смог сдвинуться с места.

– Ну, чего ты там? – спросила Неждана, даже не подозревая о состоянии молодого человека.

– Но возможно ли? – промямлил он, а уши и щеки его пылали так, что, казалось, светятся в темноте.

– Чего возможно?

– Как же мы будем вместе спать? Я – мужчина, а ты – женщина.

Нежданка фыркнула, чем выразила сомнения относительно его мужественности.

– Ты думаешь, у тебя хватит сил справиться со мной? – Не услышав ответа, она тихо хохотнула. – Или ты решил, что я на тебя наброшусь? Было бы на что позариться! Слушай, Горик, мы с тобой – взрослые люди. Нас свело одно общее дело, нам еще долго придется быть вместе, много дней и ночей. Поэтому давай договоримся сейчас. Чтобы ты там себе не напридумывал, скажу тебе сразу – не знаю, огорчу тебя или обрадую – никакой любви между нами не может быть. Так что не забивай себе голову всякой ерундой. Все. Давай, лезь сюда. Уже пора спать. Завтра рано вставать.

Таким образом, недопонимание было устранено.

– Да, и наперед запомни, – пробормотала она, уже засыпая, – если что-то вдруг случится в пути, не вздумай себя вести так, будто ты мой ухажер. Без тебя разберусь. Уяснил?

– Слушаюсь и повинуюсь, моя госпожа, – язвительно прошептал Горислав.

Ему, конечно, было ясно, кто из них двоих главный. Он и не думал возражать. Во-первых, Неждана благородная, во-вторых, о странствиях знает гораздо больше его, в-третьих, все переговоры, похоже, будет вести она. И вообще, Неждана – молодец. Так какой ему смысл выделываться и доказывать, что он не такой, как она думает?

Горислав счел за должное, что на время похода между ними устанавливаются отношения, подобные братским. Если Неждану устраивало, то его тем более. И хорошо, что она первая заговорила об этом – ведь он сам не решился бы. Вдобавок, получалось, что она, вроде как, брала на себя всю ответственность, следовательно, что бы ни случилось, он ни за что не отвечал. Но с другой стороны, почему между ними “не может быть никакой любви“? Горислав не знал – радует это его, или огорчает. Конечно, обидно становилось, уязвила-таки вельша его мужское самолюбие. Вот если бы он росточком не вышел или нескладен был, или лицом кривой… А так ведь он и ростом повыше ее, и куртка с петухами на нем, и говорит складно и витиевато – заслушаешься. Почему же тогда он в ухажеры не годился? Впрочем, ухаживать за девицами он не умел, не имел подобного опыта – всю жизнь его подругами были книги. Он даже не представлял, о чем можно и о чем нельзя разговаривать с особами противоположного пола и как надо себя вести в их обществе. К тому же, Неждана – не простая девица.

Вельша оставалась верна своему слову. Ни намеком, ни взглядом, ни поползновением не давала повода усомнится в сказанном на сеновале. Она вела себя, как старший товарищ, хотя была младше его. Однако, имея несравненно больший жизненный опыт, считала своим долгом опекать его и учила всем премудростям походной жизни, ведь книговед – человек совсем не приспособленный к долгим путешествиям. Горислав, в свою очередь, старался быть прилежным учеником, а, чтобы не показаться неблагодарным, делился с Нежданой знаниями, почерпнутыми из книг. Он уже не страшился, как в самом начале, проявлений ее буйного нрава и не обижался на насмешки, а находил не менее остроумные ответы. За разговорами и постоянной сменой мест время пролетало незаметно.

В общем, быть другом Нежданы, а не ухажером, тоже оказалось совсем неплохо. И определенно лучше было дружить с ней, нежели враждовать.

Лесной край и Двуречье находились друга от друга не так уж и далеко, если напрямки, но прямой дороги туда никто не проложил. Хоть проселками, хоть по торговому тракту, хоть по реке, по которой сплавляли лес – все одно зигзагами получалось. Путь пролегал через широкую, равнинную полосу Черноземелья, названную так, потому что земля там была черного цвета, жирная и необычайно плодородная. Говорили, что хлеба на ней вырастали в человеческий рост, и с одного колоса получалось муки столько, что хватило бы на целый каравай. Городов здесь не построили, только деревушки да села, отстоящие друг от друга на расстоянии полдня пути. Гориславу и Неждане не довелось увидеть чудо-колосья, так как они пересекали сей край в середине весны.

В Черноземелье было холоднее, чем в Двуречье, защищенном от северных ветров горной грядой. Правда, весна в этом году наступила рано, и погода радовала. Дождей не было, ярко светило солнце, стояла теплынь. От вспаханной земли валил пар, в бороздах важно прогуливались грачи. А на полях, засеянных озимыми, уже вовсю зеленели всходы. В лесках, где, казалось, прямо на глазах разворачивается молодая листва, весело щебетали птицы.

В один из таких дней произошло событие, оставившее в душе Горислава неизгладимый след, воспоминание о нем раз заставляло сбиваться дыхание и потеть. День заканчивался, но было еще не так поздно, чтобы думать о месте для ночлега. Молодые люди ехали по дороге вдоль полосы березняка. Горислав увлеченно рассказывал своей спутнице о книге “Движение небесных тел“, переводом которой занимался, пока дед не нашел ему другое занятие, благодаря чему, в конце концов, он оказался на этой дороге. И тут Неждана разглядела за деревьями речку и повернула к ней.

– Горик, иди сюда! – крикнула она. И Гориславу больше ничего не оставалось, как следовать за ней, опасаясь, что двуколка застрянет между стволами берез. Но, слава всем богам, все обошлось. А то пришлось бы в очередной раз краснеть, если бы вельша взялась выполнять за него мужскую работу, являя свою нечеловеческую силу.

– Глянь-ка, красотища-то какая! – Неждана широко провела рукой.

Вид, и вправду был дивный. На изгибе реки образовалась небольшая тихая заводь. Вода была такой чистой и прозрачной, что можно было рассмотреть песчинки на дне. На противоположном берегу, на мыске, стройные красавицы-березки, обновившие по весне наряд, словно любовались собой в зеркальной глади реки. Землю устилал сплошной зеленый ковер с ярко-желтыми глазками первых цветов.

– Искупаемся? – предложила вельша, озорно улыбаясь.

– Ты что! Вода еще холодная, – испуганно вытаращился на нее Горислав.

Неждана, присев, потрогала воду.

– Совсем не холодная. Вода как парное молоко – нагрелась за день.

Горислав попытался представить себе, как будет проходить купание, но, ужаснувшись картине собственного раздевания, замотал головой.

– Нет. – Он схватился за свою рубаху, будто кто-то собирался вытряхивать его из одежды. – Не хочу. Поедем, а?

– Ну, как хочешь, а я, пожалуй, окунусь.

– Простудишься.

– Кто? Я? – усмехнулась Неждана. Предупреждение книговеда ее развеселило. – Ты думай, что говоришь-то! Меня ж ни одна зараза не берет. Чума и то…

– Даю Прости. Глупость ляпнул.

Неждана сняла через голову ножны.

– На, держи. Будешь сторожить меч, – она насильно вручила, вздумавшему было возражать, книговеду свое оружие. – Подержишь только. Никто тебя не заставляет воевать.