Текст книги "Книга первая. Мир"

Автор книги: Татьяна Танина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 42 страниц)

Чего уж тут говорить о карте мира! Служители хранилища явно гордились своими картами, но Темнозрачный с первого взгляда определил, что это всего лишь яркие, красивые картинки, не более. Уж он-то знал, как выглядит земля, если смотреть на нее сверху. Откуда-то он знал, какие очертания имеет суша… Похоже, создатели карт никогда не покидали город и рисовали дальние страны и их обитателей, полагаясь на собственное воображение. О других земных племенах Темнозрачный был осведомлен гораздо лучше этих сочинителей, которые составили описание чужих стран и выдавали небылицы за быль. Пусть представители иных народов отличались от людей, пусть в их облике соединялись звериные и человеческие черты, но они не выглядели столь уродливо! До чего ж потешные рожи им нарисовали, со смеху помереть можно! А чешуя-то какая у них… Ба! А зубов-то сколько, а хвостов… Да если бы те увидели себя, то оскорбились бы и объявили людям войну за издевательство и клевету. Они же тоже считают себя подобиями…

За прошедшие века дружеские отношения между разными народами так и не наладились, если не считать меновой торговли, где-нибудь в порубежье. А в последнее время – стараниями Темнозрачного – даже ухудшились. Это хорошо! Пока они чувствуют себя в безопасности на своей земле, людям помогать они не станут. Но змеиного племени, особенно их предводительниц, дочерей Ма, как они себя именовали, стоит опасаться в любом случае. Эти твари могут подстроить какую-нибудь гадость…

В облике Скосыря Горемыкыча Темнозрачный явился в книгохранилище с намерением добыть повествование “Ключ Жизни“. Почетного горожанина там знали в лицо. Служащие покажут книгу без лишних вопросов, если таковая имеется на хранении. Благодетелю, спасшему город от чумы, покажут любую святыню.

Встретили его приветливо. Годяй по прозвищу Самыч, главный хранитель книжных знаний, долго руку тряс, бормотал что-то о “большой чести“. Они были немного знакомы, даже беседовали пару раз на разные темы – о погоде, там, о воспитании подрастающего поколения, о великанах. На сей раз Темнозрачный был не склонен к пустой болтовне, и безо всякого вступления, не ходя вокруг да около, напрямую спросил о книге.

Годяй Самыч сделал удивленное лицо, наморщил лоб, словно впервые слышал о рукописи с таким названием. Вроде, растерялся даже. При этом его глаза навыкате, чуть не выскочили из орбит. Темнозрачный утробно зарычал. Но его разочарование не успело перерасти в приступ неукротимой злости, потому что старик заговорил.

– Ты имеешь в виду “Путь Ключа Жизни. Писание о Его Пути“? – уточнил он. К нему вернулась былая уверенность. Напустив на себя важный вид, он продолжил:

– Это очень древний свиток. Его написал сам Мудрый Велигрив. Рукопись лежит в ларце на почетном месте, под стеклянным колпаком. – Он запнулся, заметив, что с гостем творится что-то неладное – на том лица не было. – Как? Ты ничего не знал? Ведь это ни для кого не тайна. Писание хранится под тремя замками в Башне Велей…

– Покажи мне его! – Скосырь в порыве радости схватил Годяя Самыча за грудки, притянул к себе, дохнул могильным смрадом и голосом скрипучим, пробирающим до жути, произнес:

– Я хочу его видеть!

Не выполнить просьбу уважаемого гостя главный книговед просто не мог.

Отдельный вход вел в закуток, с выбеленными стенами. Ниша, вырубленная в мощной кладке, скрытой под толстым слоем штукатурки, была забрана решеткой. В глубине, на низком столике под стеклянным колпаком стоял резной ларец с древней рукописью. Его можно было увидеть, но не потрогать. Решетка оберегала святыню от посягательств любопытствующих, однако перед уважаемым гостем была открыта. Годяй Самыч вошел в полутемную нишу и стал перебирать ключи в связке, висевшей на поясе.

Темнозрачного, следовавшего за хранителем как привязанный, при вступлении на освященную землю обуял дикий страх. Нутро начало раскаляться. От велева духа защипали глаза, и слезы ручьями потекли по щекам.

– Эк ты растрогался, Скосырь Горемыкыч, – с сочувствием заметил Годяй Самыч. – Сразу видно, настоящий ценитель древних знаний. Очень уважаю таких…

– Открывай! – рявкнул Скосырь-Злыдень, пританцовывая на месте. Он еле сдерживался, чтобы не вышибить дух из книговеда, ак долго тот перебирал ключи.

– Я этими ключами пользуюсь первый раз, – пытался оправдаться Годяй Самыч. – Не поверишь, с тех пор, как хозяйство принял, все как-то руки не доходили… все не до того было. А знаешь, в прежние времена существовал какой-то обычай странный, связанный с сим поведанием.

Темнозрачный занес руку, что разбить стекло, и тут щелкнул замок. Пока хранитель кряхтя опускал стеклянный колпак на пол, он осторожно дотронулся до запылившейся крышки ларца. И ощущение ему очень не понравилось. На вещицу было наложено сильное – очень сильное, просто убийственное – заклятье. Темнозрачный вскинул голову, чтобы проверить страшную догадку, но не обнаружил под потолком ничего, кроме паутины. Тем не менее, он покинул нишу.

“Что ж, посмотрим, как волшебство подействует на старикашку“, – подумал он, покидая нишу.

– Тот обычай все называли велевой причудой, – простодушно поделился воспоминаниями Годяй Самыч, ковыряя ключиком в скважине на стенке ларца. – Теперь-то уж его никто не помнит… А раньше, говорят, строго соблюдали. Ну, вот, пожалуйста, – радостно сообщил он, открывая крышку. – Чехол прекрасно сохранился, неправда ли?

Хранитель бережно достал со дна ларца чуть покоробившийся кожух. Темнозрачный сосредоточился и сжался, изготовившись выдержать удар. Обрушится ли потолок, или молнии ударят из пола, или из стен выскочат великаны? Но ничего не произошло. Ничего! Хранитель остался жив. Какое ж заклинание наложил на рукопись коварный Гривата? Темнозрачный удивленно посмотрел на кожух, в котором хранилась рукопись, и увидел на задубевшей поверхности оттиск Т-образного креста с петлей. Неужели опять обман? Забыв об осторожности, он выхватил кожух из рук книговеда. И тут же, взвыв как ошпаренный, отшвырнул. От боли у него на лбу чуть третий глаз не вылез. Кровью, что ли, своей Гривата пропитал его?

Годяй Самыч с перепуга ловко поймал кожух. Однако, решив, что в сей вещи кроется угроза и для него тоже, кинул ее обратно. Темнозрачный ловко увернулся, и чехол со стуком ударился о стену. Крышка отскочила в сторону, и показались два валка, на которых была свернута полоса пергамента.

– Что с тобой, уважаемый Скосырь? – запинаясь, спросил Годяй Самыч. Испугано выпучив глаза, он смотрел на гостя, который, подергиваясь, болезненно морщился.

– Свиток волшебный…

– Ах, вот оно в чем дело! – воскликнул книговед с облегчением. – Ты подумал, что Мудрый Велигрив заколдовал свою рукопись?

– Ничего я не думал! Я это знаю, – зарычал Темнозрачный.

– О, я прекрасно понимаю тебя, дорогой Скосырь. Велигрив, основатель нашего книгохранилища, был великим волшебником… Но если бы он заколдовал свое писание, то я что-нибудь почувствовал бы… наверное. Что-то случилось бы… А тут даже дым не пошел, только пыль одна. Нет причины для беспокойства.

– Теперь – нет, – мрачно согласился гость.

Он понял, как работала ловушка, устроенная для него Гриватой. Способ действия как в мышеловке был прост до обидного и убийственен. А рукопись служила приманкой. Его спасло то, что глупый хранитель собственноручно извлек кожух с писанием, чем нарушил волшебную связь предметов. Ведь тот что-то говорил о древнем обычае, “велевой причуде“, который строго соблюдался. Забавно, один единственный раз за многие века обычай не был соблюден, и это удивительным образом спасло именно того, ради кого все затевалось. Гривату, как ни раз бывало, подвело человеколюбие.

Темнозрачный воспринял это как знак. Знак снизу.

Схватив рукопись, он выскочил из башни и, подбрасывая обжигающий руки свиток, направился к столу возле окна.

Годяй Самыч едва не задохнулся от возмущения, увидев, как небрежно гость обращается с бесценным творением достославного Велигрива.

– Что ты делаешь! Ты же повредишь его! – испуганным тихим голосом произнес главный хранитель.

Раскатав пергамент на столе, Темнозрачный пробежал глазами по ровным строкам древнего велева письма. Проворчал что-то, вскинул вопрошающий взгляд на стоявшего рядом и недовольно кудахтающего старика, и снова углубился в изучение рукописи. Годяй Самыч, почуяв, что дело неладно, затих. С тревогой и любопытством он следил за тем, как наглый лекарь водит пальцем по строкам, прочерчивая длинным ногтем борозду на тонком пергаменте.

Темнозрачный нахмурился. Он не понял ни одного слова из написанного.

– Что за чушь! – Он толкнул валок, чтобы взглянуть на продолжение.

Но и в следующих столбцах, как и в предыдущих, буквицы и знаки не складывались в слова и понятия, а если и читались, то получалась какая-то чепуха. Свиток содержал бессмысленный набор знаков! Темнозрачный зарычал и со всей силы ударил по столу. Валок покатился, высвобождая пергаментную полосу, испещренную витиеватыми значками. Потрясенный происходящим хранитель книжных знаний заворожено смотрел, как вращается, сбрасывая витки тонкой, исписанной кожи, деревянная катушка и даже не додумался подхватить ее, только ахнул, когда та, перевалив через край, повисла, чуть-чуть не достав пола.

Темнозрачный недобро захохотал. Рукопись под названием “Путь Ключа“ оказалась пустышкой! А по цвету и запаху, как настоящая… Даже главный хранитель был убежден, что свиток содержит некое поведание. Скорее всего, этот пучеглазый в него не заглядывал, довольствуясь тем, что сей труд является наследством Велигрива. А если кто-то до него задавался целью перевести рукопись, то, обнаружив очевидную бессмысленность текста, сворачивал свиток и возвращал на место. Естественно, он скрывал от собратьев по цеху, что хотел проникнуть в тайну основателя хранилища, и критиковать веля-волшебника и в мыслях не держал. Разве можно сомневаться в важности труда Велигрива! Ведь известно, что мудрый вель не совершал бессмысленных поступков, любое его деяние – священно и непререкаемо. Общепризнанные заслуги Велигрива перед людьми были настолько велики, что никому и в голову не приходило, что достославный вель мог шутки шутить.

О, как же люди заблуждались на сей счет!

Да что там люди! Сам Темнозрачный обманулся. Ай да, Гривата, старый лис! Это ж надо было такой подлог устроить. Спрашивается: для чего? Все для того, чтобы заманить Темнозрачного в ловушку. Кому, как не Гривате, было знать, что тот вернется.

– Он там, в Прошлом, что, хотел вовсе лишить меня надежды? – спросил Темнозрачный сам себя и тут встретился взглядом с перепуганным, побледневшим главным хранителем, замершем в дверном проеме.

Годяй Самыч, совершенно не понимая, о чем речь, пожал плечами и попятился назад. Хотел было Темнозрачный его убить, но передумал. Во-первых, их видели вместе, сразу укажут на него. Во-вторых, Скосыря объявят в розыск, и тогда с личиной лекаря придется расстаться. В-третьих, на место этого хранителя назначат другого, который может оказаться не таким глупым и услужливым.

Надо навести морок на старика, чтобы он забыл о том, что произошло, о встрече с ним, о рукописи…

– Уважаемый Годяй, все хорошо, – ласковейшим голосом произнес он, приближаясь. Пустив в ход свое умение обаятеля, он смотрел прямо в глаза хранителю. – Ничего страшного не случилось.

– Ничего страшного… – заворожено повторил Годяй.

– Мы не нарушали запретов и законов. Ты убери писание на место и все замки закрой. Сделай, как было до нас. И забудь, что видел меня сегодня, что приходил сюда вместе со мной. Ты выполнишь все, что я тебе приказал?

– Да… Я все выполню, – слабым голосом пообещал тот.

– Ну, тогда живи, старик.

Темнозрачный удалился, оставив Годяя Самыча в полной растерянности.

Вернувшись в лавку, Темнозрачный заперся в комнатушке наверху. Ученики, чувствуя его настроение как свое собственное, не смели его беспокоить. Самостоятельно управляясь в торговом зале и подсобке, они вели себя тихо, как мышки. Передвигаясь совершенно бесшумно, они настороженно прислушивались к происходящему на втором этаже, замирали и втягивали голову в плечи, когда Владыка начинал метаться и крушить все, что попадалось ему на пути.

Чаяния обрести книгу, которая облегчила бы поиски державы, себя не оправдали. Ему следовало предвидеть нечто подобное! Ладно глупые люди верили в непогрешимость Гриваты, но он-то почему повлекся на обман? Как последний дурак поверил! Чуть не угодил в ловушку… Ему повезло, что люди – из-за срока давности – забыли, как она захлопывается.

Велигрив разделил державу, чтобы ее было трудно собрать. Оно понятно. Но зачем составлять подробное указание, где найти части держи? Ведь это противоречит здравому смыслу!

Темнозрачный снова озаботился извечным, земным вопросом: что делать? Как выявить хранителей частей державы?

Он остановился возле окна, выходившего на площадь Лестницы, и с ненавистью уставился на привычные виды. Напротив его лавки, по другую сторону площади, возвышалось огромное здание книгохранилища, правее, по соседству, стоял дворец Судей, а между ними – белокаменная усыпальница их основателя. На мраморных плитах, украшавших внешнюю стену, были увековечены подвиги веля, которые тот не совершал. Свод, поднятый высоко над землей, с углов поддерживали четыре печальные, мраморные женщины – плечистые, с ручищами кулачных борцов и грудью, не знавшей материнства. Они олицетворяли собой Веру, Надежду, Любовь и Мудрость. Скорбные, обманутые жены всего человечества… Под сводом в центре стоял сам каменный Велигрив, не похожий на себя настоящего. Простоволосый, с длинной бородой, в одеждах до пола, в опущенной руке он держал меч, а в другой, протянутой вперед – свиток.

Прямо-таки образчик просвещенного воина или… добра, которое с кулаками!

Вид усыпальницы – помпезный и весь такой символичный – вызывал у Темнозрачного то ненависть, то насмешку, попеременно. На досуге он частенько наведывался на могилу врага, чтобы позлорадствовать. Ничего похожего на то, что случилось с ним в первый день, не повторялось. Не значило ли это, что силы могущественного веля иссякли, и его бестелесный дух более не способен нанести урон? Словно услышав мысли Темнозрачного, Велигрив напомнил о себе. Усыпальница занялась сиянием голубым, изваяние Велигрива зашевелилось, стало знаки какие-то подавать, похоже, означавшие что-то непристойное. Откуда-то издалека донесся голос умирающего, высокородного старика-тайноведа: “Что, Злыда, опять не выходит по-твоему?“ Ерничал вель, насмешничал…

– Ой-ой-ой! Как смешно. – Скорчив свирепую гримасу, Темнозрачный погрозил изваянию. – Нету тебя на свете. Так что – заткнись!

Сияние, ненадолго охватившее усыпальницу, исчезло. Люди на площади не заметили маленького чуда, как шли, так и продолжали идти по своим делам.

– Постой-постой, а что за свиток у тебя в руке? – спохватился Темнозрачный.

Впервые он задумался над тем, что держит Велигрив. Понятно, что это не список всех падших женщин Небесных Врат, как утверждали местные острословы. Возможно, ваятель изобразил тот самый труд под названием “Путь Ключа Жизни“? Ведь Гривата точно знал, что рано или поздно Темнозрачный снова объявится на земле, поэтому должен был оставить наследникам руководство к действию.

За тяжкими раздумьями, Темнозрачный не заметил, как наступил вечер. Он даже не услышал, как стражи протрубили в рог, напоминая горожанам, что пора возвращаться в свои жилища. Приближалась полуслепая ночь, когда одна из лун была не полной, а другая только народилась. Самое время для чудовищ. И уже в эти часы некоторые оборотни выбирались из подвалов, пещер за городом, выходили из окрестных лесов. С неудержимой силой их тянуло их на простор, на свежий воздух – и ничего тут не поделаешь! Но это не означало, что чудовища оживали только в новолуние. Отнюдь! Также ошибочно было думать, что чудовища боятся света дня. Уже скоро люди поймут, что заблуждались на этот счет. За прошедшие годы стражи, поднакопили опыт и изобрели много разных способов охоты на чудовищ. Хотя оборотни тоже многому научились…

Темнозрачный посмотрел на небо. Как сотни лет назад, по черному бархату небосвода, пробитому сиянием звезд, медленно скользила половинка малой луны, похожая на надкушенную ртутную лепешку, прозванная Рыбой, а чуть ниже полз тоненький дымящийся серп большой луны. Это был Заяц. Заяц, начиная восход позже Рыбы, за ночь обгонял свою спутницу и первым опускался за край земли. В слабом свете лун белокаменная усыпальница Велигрива сверкала, вспыхивая розовыми и голубыми искрами. Памятник веля в тени свода дразнил, протягивая свиток.

– А почему бы нет? Очень часто бывает так, что не замечаешь того, что находится перед самым носом или лежит на видном месте, – вслух подумал он. – Пусть говорят, что все нажитое с собой в могилу не унесешь. Конечно, нет! Да и наследники этого не допустят. Но если в склепе достаточно места, то кое-что под землю забрать можно.

Прежде он не решился бы войти в гробницу своего заклятого врага, но теперь, не встретив ни разу за время пришествия достойный отпор и набравшись достаточно наглости, был готов рискнуть. Ведь, если даже он не найдет в усыпальнице часть своей державы, он должен убедиться, что ее там нет.

Такое наиважнейшее дело не терпело отлагательства!

Спустившись вниз в торговый зал, Темнозрачный пинком разбудил спавшего под прилавком Тишеня и сообщил ему о своем решении. Он должен был кому-то рассказать об этом, так увлекла его идея. Какой другой человек, грубо разбуженный глубокой ночью, пожелал бы ему много всего всякого и разного, но Тишка лишь пожал плечами и проворчал что-то вроде: “Береги себя, хозяин“. Охваченный нетерпением, Темнозрачный не расслышал слов слуги. Его мысли были уже далеко, почти у самой цели. И вообще, он не нуждался в напутствиях! Закутавшись в плащ, он бесшумно исчез. В мгновение ока он перенесся через открытое пространство к велевой усыпальнице и замер.

Шел второй час по полуночи. Однобокие луны медленно скатывались с пика по невидимой дуге к краю земли. На площади царила мертвая тишина. Откуда-то издалека доносились крики стражей, гонявшихся по пустынным улицам за оборотнем. Темнозрачный тенью скользнул к замурованному входу в гробницу и, просочившись сквозь каменную кладку, оказался в кромешной темноте. С узкой площадки круто вниз уходили каменные ступени. Лестница вела в глубины Главы-холма.

По другую сторону границы, отделявшей мир живых от мира мертвых, Темнозрачный утратил человеческий облик, начал меняться, и к середине спуска став тем, кем он был на самом деле – великим и ужасным порождением Мрака. Правда, в одежде обывателя вид у него был смешной и пугающий – как у всякого безобразия, пытающегося втиснуться в рамки приличия – одежка затрещала по швам. Опустившись на четвереньки и продрав третий глаз, он очень осторожно, ощупывая каждую ступеньку, двигался вниз. Запах веля ощутимо щекотал его чувствительный нос, чем глубже, тем сильнее. Стучали зубы, предательски тряслись поджилки, сжимались и холодели потроха. “Бежать отсюда, скорей!“ – нашептывал древний страх. Но упрямая решимость гнала его вперед. Будто плетью подстегивала.

“Мне ли, бессмертному воплощенному божеству, бояться какого-то сына дея, к тому же дохлого“.

Лестница закончилась. Оказавшись перед заложенным кирпичами входом в гробницу, Темнозрачный пошарил лапами перед собой, проверяя пространство впереди и стены вокруг на предмет заклятья. Убедившись, что ему ничто не угрожает, он просочился сквозь кладку в небольшой зал с куполообразным сводом.

Хранилище праха Велигрива…

Здесь пахло сыростью и тленом, но сильнее всего великаном. Посетовав на вредность воздуха, Темнозрачный затаил дыхание и осмотрелся. Подземелье освещали два стеклянных шара, размером с голову ребенка, на изящных треногах, стоявших по обе стороны гроба. С высокого потолка свисали сосульки сталактитов; стены покрывали живописные разводы плесени; лохмотья паутины гирляндами тянулись из угла в угол. В самом центре зала, на постаменте стоял большой каменный гроб без украшений и прочих излишеств, и лишь скромная надпись на крышке, покрытая толстым слоем пыли, напоминала, что здесь покоится Велигрив.

Первым делом Темнозрачный обнюхал светильники, излучавшие ровное, белое приглушенное сияние и осмотрел треноги, пытаясь оценить, какую опасность они могут представлять. Только для него, пожалуй, они и могут быть опасными… И тупому ясно, что светящие шары – волшебство. Тот же, кто немного разбирается в подобных делах, сказал бы, что это – настоящее волшебство, а не какое-нибудь любительское заговороплетение. А тот, кто разбирается еще лучше, прислушавшись к стройным голосам духов стихий, понял бы, что к этому чуду приложил руку не один волшебник, а несколько искусных чародеев. Но Темнозрачному – возможно, единственному в серединной части земли – была известна природа загадочного света.

– Шевьи… змеюки подлючие, – прошипел он. – Только вас здесь не хватало. Охраняете покой Гриваты… Но почему? Как же вы на такое решились? Что он для вас сделал? Зачем вы отдали свои души в посмертное услужение велю? В чем подвох? – Он осторожно протянул лапу к воображаемой линии между двумя шарами, чтобы проверить, существует ли между ними магическая связь. – Расставили мне ловушку? Вы меня ждете, да? Меня? Или нет?

Не найдя объяснения выходящему из ряда вон поступку шевий, он повернулся к каменному гробу. Зачем для двух горсток пепла сделали такой огромный ящик? Или внутри не пепел? Неужели смердящие останки веля не сожгли, а погребли по-человечески?

Мысль, возникшая в голове на миг, утекла, потому что окружающая обстановка не располагала к размышлениям над всякими странностями.

– Так, а там у нас что? – Темнозрачный в обход постамента направился к узкому, каменному карнизу, на котором стояли кувшины и плошки, затянутые серой паутиной – нехитрая утварь, призванная служить умершему в загробном мире. – Дары мертвецу?

Казалось, что посуда накрыта невесомой, полупрозрачной материей. Прорвав липкий покров, Темнозрачный запустил лапу в глиняную плошку и, поворошив зерно, смахнул ее на пол. Черепки разлетелись в разные стороны. Размазав ногой липкое месиво по полу и убедившись, что среди гнилых зерен нет ничего, даже отдаленно напоминавшего державу, он продолжил чинить разор. Сбросил на пол кувшин с протухшей жидкостью, потом кувшин с прокисшим вином. Затем последовали горшочки с медом и черным, смоляным бальзамом. Последней была разбита фляга с густым благовонным маслом, которое быстро улетучилось. Уже скоро зал заполнил тяжелый, сладковатый, цветочный аромат, заглушивший остальные запахи.

Велево присутствие продолжало напоминать о себе болезненным ознобом, но это скорее взбадривало, чем пугало. К тому же ничего страшного не происходило. Темнозрачный обошел зал, внимательно разглядывая стены и особенно углы, но среди пыли и паутины не обнаружил ничего, кроме дохлых насекомых – никаких потайных ниш, схронов.

Оставался только гроб.

Бочком приблизившись к каменному ящику, обнюхав и осмотрев его со всех сторон, он взялся за плиту и, поднатужившись, сдвинул. Под тяжестью собственного веса крышка с грохотом рухнула на пол и разломилась на две части. Зажав ноздри пальцами, он заглянул внутрь, полагая, что увидит всего лишь сосуд с пеплом. Ан нет! На дне саркофага преспокойненько лежал Гривата, чинно сложив на груди руки.

Гривата это был! Точно, он! Хотя иссохшие останки выглядели жалко и смешно, они без сомнения принадлежали коварному велю. Темнозрачному хватило одного взгляда, чтобы опознать врага. Он вздрогнул, так, что лязгнули зубы и хрустнули кости, и отпрянул. Отскочил к самой стене.

Ему потребовалось время, чтобы осмыслить увиденное. Подождав, пока утихнет волнение и внутренности улягутся на место, он заставил себя вернуться.

Гривата выглядел, как самый обыкновенный покойник – мертвей не бывает. Череп, обрамленный клочьями длинных седых волос и покрытый тонкой пергаментной кожей, натянуто скалился на удивление белыми и ровными зубами. Глазницы усопшего прикрывали золотые бляшки тонкой чеканки со знаками “это око все видит“. Его одежда стала ветхой, золотое шитье потускнело, меховая подбивка заплешивела. Никаких украшений на веле не было – лишь одна массивная, золотая цепь с большой подвеской в виде знаков “вечность“ и “жизнь“.

Темнозрачный тихонько злокозненно хихикнул. Гривате, поди, и в страшном сне не снилось, что однажды заклятый враг будет безнаказанно ворошить его кости. Ну… если не ворошить, то относиться к праху с крайним пренебрежением. Деловито засучив рукава, Темнозрачный перегнулся через край гроба и погрузил лапы в труху последней велевой постели. Медленно передвигаясь вдоль стенки, он осторожно, дабы не ненароком потревожить вечный сон своего врага, ощупывал дно. Твердые предметы не попадались, все, чего касались пальцы, крошилось и превращалось в пыль.

Темнозрачный недовольно фыркнул, поскреб когтями лоб, повыше третьего глаза, и подумал: “Уж не в одеждах ли спрятана держава?“ Подумать-то он подумал, но дальше того не пошло. В нерешительности он топтался на месте и воровато озирался по сторонам. Казалось подозрительным, что дух Гриваты себя никак не проявлял. А ведь тот где-то здесь витал, не мог успокоиться.

Эх, была не была, решился Темнозрачный. Не поворачивать же с полпути назад, особенно теперь, когда он воочию убедился в смерти ненавистного врага – лежит себе, не шелохнется. А у бесплотного, пускай и могучего, духа Гриваты не хватит силенок, чтобы шибко навредить ему. Единственное, что он может, так это покуражиться да попугать. Темнозрачный склонился, чтобы прощупать рассыпавшуюся рухлядь и истончившиеся одежды.

– Нет-нет-нет, – прошептал он, увидев, как золотая подвеска, сдвинулась с места. – Стой! Не надо… – взмолился он, но та медленно-медленно накренилась и стала соскальзывать в прореху в разрушающемся одеянии.

Вот, как чувствовал, что нельзя трогать подвеску!

Днище каменного гроба засветилось. С каждым мгновением сияние усиливалось, будто кто-то старательно раздувал этот белый огонь. Тонкие лучики брызнули через дырочки в полуистлевшей ткани и ослепили Темнозрачного, ударив во все три его глаза. Злобно зарычав, он отшатнулся. Но в следующий миг нестерпимой яркости свет внезапно угас, будто его источник иссяк.

Неужто, заклятье за сроком давности утратило свою силу?

Темнозрачный глупо хихикнул, радуясь своему везению. С трудом расклеил один глаз, потом второй, и третий. Зрение восстановилось не сразу, пришлось поморгать, чтобы согнать мутную пелену. И то, что он увидел, ему совсем не понравилось. Более того, повергло в неописуемый ужас – один из шаров непонятно как запрыгнул к нему в лапу, а падающий треножник зацепился за хвост.

Загнал-таки враг его в ловушку!

Скованный страхом, Темнозрачный прирос к полу и заскулил тоненько и жалобно. Горючая слеза, оставляя обжигающий след, скатилась по челюсти и шлепнулась в пыль на полу.

– Ты предсказуем, Злыда. – Голос будто исходил из светильника. Темнозрачный, боясь пошевелится, лишь покосился на него. Белый свет всколыхнулся, чудесным образом показывая лицо. Лицо Велигрива!

Темнозрачный глянул на второй светильник – в нем бился разбуженный дух волшебницы из змеиного племени.

– Пришло… Исчадье… – послышался ее шепот. – Уничтожим его…

– Ай-ай-ай, и как не стыдно только. Такой дяденька, прилично одетый, а поверку оказывается вор да разбойник, – насмехался вель, терять-то ему было уже нечего. – Под покровом ночи прокрался в гробницу, чтобы разор чинить да мертвеца обирать. Зачем своими грязными лапами потревожил мой прах? Как ты посмел осквернить мою священную могилу? Ха-ха-ха.

Смех Велигрива отозвался в голове громовыми раскатами.

– Мертвое не удержит живое… – шептал дух волшебницы.

– Бросай житоч! Бросай!

Темнозрачного корчило от звуков их голосов. Он знал, что ни в коем случае нельзя выпускать хранилище житоча, но и держать его уже не было мочи – конечность отнялась. Шипя от боли и злости, он выронил шар. Тот, упав на пол, разлетелся множеством мелких осколков. Фонтан огненных брызг взметнулся под свод и обрушился сверху на Темнозрачного, обдав его с головы до ног живым огнем. Яркий беспощадный божественный свет залил усыпальницу, не оставляя места тени.

Свет призван погубить дитя Мрака…

Темнозрачный вспыхнул, как сухостой жарким летом. Объятый сильным, как само проклятье волшебника Велигрива, пламенем, он с дикими воплями взвился до самого потолка, закрутился волчком, заметался по залу в поисках спасительного выхода. Поскользнувшись на гнилом зерне, он упал в липкую грязь и забарахтался не в силах подняться со скользкого пола. Тогда он стал кататься, пытаясь сбить огонь, но только пуще прежнего запылал, перемазавшись маслом и смолой.

Наконец ему удалось найти опору. Вскочив на четвереньки, с жутким воем он бросился к выходу, пробился сквозь стену, оставив на ней горящий след. Огненным клубком он покатился по лестнице вверх, подпрыгивая на ступенях и, помечая свой путь, отваливающимися кусками собственной плоти. Издевательский смех веля Гриваты звучал за спиной.

Дымясь, он запрыгнул на верхнюю площадку. Гореть особо нечему было уже. Позади осталась дорожка красных угольков. Остатки колдовской мощи он потратил на то, чтобы вырваться наружу. О том, чтобы принять человеческое обличие, и речи не могло идти. Подобно раненному зверю, стремящемуся уползти в свою нору, движимый единственным желанием поскорей укрыться в своем убежище, на последнем издыхании он влачил свои черные телеса по площади. Путь, который он недавно преодолел в мгновение ока, стал для него жесточайшей, невыразимой пыткой.

Он спотыкался, припадал на передние конечности, подстегиваемый болью и злобой, поднимался и тащился дальше. Сослепу он налетел на задремавшего на приступке у помоста стража и, вытаращив на него третий глаз, в ужасе утробно заклокотал, трепыхаясь всеми останками и отбивая дробь наконечником хвоста. Разбуженный страж спросонья перепугался не меньше его и, свалившись с деревянного уступа на землю, завизжал как недорезанный поросенок, решив, что ожило чудовище, которое он охранял.

Всего пара шагов отделяла Темнозрачного от погибели…

Спасло его отнюдь не самообладание и тем более не здравомыслие, -поскольку он не владел собой и плохо понимал, что происходит, ибо свою способность соображать он растерял на ступенях велевой гробницы, – а животное побуждение, подстегнувшее его к бегству ради самосохранения и выплеснувшее из черных глубин его существа силы. Проворно отпрыгнув в сторону от стража, он ускакал с площади в спасительную темноту проулка.