Текст книги "Книга первая. Мир"

Автор книги: Татьяна Танина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 42 страниц)

Следствие так и не выявило ни одного подозреваемого по двум убийствам. И смертельных врагов у стариков вроде не было. Приметы преступника установить не удалось, так как в обоих случаях свидетелей не оказалось. А владельцем четырехгранного ножа, хоть и редкого, мог быть кто угодно.

Теперь ответы на главные вопросы – кто и почему? – получены.

Вернувшись в Дом стражей Порядка, Огнишек растолкал спавшего после ночного дозора десятника:

– Перегуд, есть дело. Давай-ка, поднимай своих людей.

Десятник, здоровенный детина грубоватой наружности, без вопросов стал будить своих людей. Раз сказано “надо“, значит, надо. Он был добрым служакой, чем завоевал уважение и доверие начальства.

Тем временем Огнишек позвал Тихомира, пронырливого малого – незаменимого человека, если нужно провести разведку, не привлекая внимания. Лицо у него было простецкое, а взор лукавый.

– Будет тебе задание. Имей в виду, что дело – срочное и тайное. Ступай, Тиша, в квартал виноделов, покрутись среди мужиков, выясни все про Бушму Малея, что он за человек. Разузнай, где находятся его виноградники, кто их стережет, и сколько людей вообще на него работают. Но, что еще важней, разузнай про знакомца Бушмы по имени Молчун, хотя, возможно, это прозвище. Может статься, Молчун тоже винокур. Только действуй очень осторожно, Тиша.

– Ха! Не учи отца детей делать. Чай, не впервой.

– Ладно-ладно. Особливо не куражься. Береженного боги берегут. Люди, которых мы ищем, очень опасны. – И шепотом добавил. – Они – вероотступники. Имеются у меня сведения, что Молчун убил хранителя знаний.

– Свят-свят-свят. Которого? Первого или второго?

– Может, и второго тоже.

По обычаю, потянув себя за нос, Тихомир напустил на себя серьезность.

– А не помер ли этот Бушма ненароком от чумы? Падучая-то, эвон как свирепствовала.

– Этих-то как раз, чума не коснулась. Зараза к заразе не пристает. Ты, Тиша, обязательно найди их. И чем скорей найдешь, тем лучше.

– Огниш, сделаю все, что смогу. Это ж только боги делают, что захотят, а человек, что может. Сам знаешь, что у всех людей сейчас, после чумы, один разговор – не про живых, а про мертвых. Но я очень расстараюсь.

– Я полагаюсь на тебя, друже. Думаю, предупреждать не надо, что про кромешников – молчок, нашим ни слова. До поры, до времени.

– Похоже, в правду, нечистью засмердело, – задумчиво проронил Тихомир.

– Как узнаешь что-то – немедля ко мне. С докладом не тяни. Найдешь меня на подоле Масленичного холма. Я буду там, на Ткацком спуске, возле моста.

– Все выполню в лучшем виде.

– Удачи…

Вскоре от Дома стражей отъехал отряд всадников.

В Замостье, тихом районе на подоле Масленичного холма, чума унесло почти половину жителей. Если вверх по склону теплилась жизнь, то в домах вдоль Кружной дороги, что стояли ближе к протоке реки, и в нижней части Ткацкого спуска не осталось почти никого. Родственники, приходившие из других частей города, хоронили покойников и заколачивали досками крест на крест окна и двери опустевших жилищ.

Дом Ваги, о чем гласила надпись на калитке, стоял прямо за мостом, справа от перекрестка. Окна были забраны ставнями, печная труба не дымила, не слышались голоса. Стражи спешились и быстрым шагом направились к крыльцу. Все хранили молчание, чтобы не вспугнуть преступника.

– Вы, двое обойдите кругом, и встаньте у двери в сад, – на ходу отдал распоряжение Огнишек. Двое проворно скользнули вдоль стены, и пошли в обход дома.

Дверь в доме оказалась не заперта и отворилась с тихим скипом. Внутри было темно и тихо. Зеркало в прихожей завешено полотном, как делают, когда покойник в доме.

– Обыскать дом! – приказал Огнишек.

Загрохотали шаги, раздались голоса стражей, споро бросившихся выполнять распоряжение.

Долго искать не пришлось. В столовой они обнаружили мертвого человек, привязанного к креслу, с забитым кляпом ртом.

Стражи обступили убитого.

– Теплый еще.

– Опоздали чуток…

– Кто же его так?

– Это и есть Вага? Мужики, кто-нибудь его знал?

– Теперь его, поди, и мать родная не узнает. У него ж все лицо изуродовано…

– Откройте окна!

Когда открыли ставни, уютную столовую залил солнечный свет, слегка приглушенный листвой деревьев сада. Убитый, действительно, оказался Вагой. Его опознание произвели при помощи семейного портрета, висевшего тут же, на стене рядом с дверью. Хозяин дома, мужчина средних лет с обширной лысиной, был изображен вместе с женой и тремя очаровательными детьми-подростками; все – в нарядных, выходных одеждах.

Стражи, сравнив приметы убитого человека в кресле и мужчины на портрете, единодушно согласились:

– Да. Он это. Лысины похожи. И бородка такая же.

– Со времени убийства часу не прошло. Кровь совсем свежая.

– Какой же нелюдь его так запытал? Эвон как измордовал, живого места не осталось.

– Он умер не от пыток. Его прикончили несколькими ударами в грудь.

– О! А след-то знакомый. Глянь-ка, Огниш, дырочка маленькая, аккуратная. Не тот ли это узкий клинок-четырехгранник? Не иначе как тут орудовал наш старый знакомый.

– Огниш, ты знал, что мы здесь найдем? – тихо спросил Перегуд.

– Нет. Я рассчитывал взять его живым. Чтобы через него выйти на остальных.

– Были другие? – насторожился десятник. Он только с виду казался туповатым, а на самом деле, смекалки ему было не занимать. – А если бы мы на засаду налетели? А если бы убийца с жалом подрезал кого из наших?

– Вообще-то, в мыслях я не заходил так далеко.

– Какого ляда! О чем ты только думал! Почему не предупредил? Что еще ты от нас скрываешь?

– Ты говоришь так, будто я с вашей помощью обстряпываю какие-то свои дела.

– Ты даже меня не посвятил в суть дела! Как будто, мы ловим какого мелкого воришку… или рыночного перекупщика.

На спорящих начальников стали косо посматривать.

– Отойдем-ка в сторонку. – Огнишек подхватил Перегуда под локоть и отвел в угол. – Я скажу. Я все скажу, но ты мне должен поручиться за каждого из своих людей.

– Да ты же сам знаешь, что ребята проверенные.

– Это было до чумы. Вон, Вага – тоже был проверенный, а потом сломался, когда вся его семья погибла во время мора. – Вель посмотрел на парадный портрет, на лица тех, кого уже не было на земле. Перегуд тоже взглянул и, кажется, начал догадываться, чего опасается начальник. Тот подтвердил его догадку. – Вагу убрали свои же, когда почувствовали, что он может их предать.

– Ну-у… Надеюсь, что у нас до такого не дойдет. Мы же все присягу давали. – Десятник схватился за оберег под рубахой.

– Держи крепче, помощь высших сил тебе понадобится. Час назад мне стало известно, что в городе есть люди, которые поклоняются Злу, как богу. Они составляют целое общество. Самый опасный среди них – Молчун. Это он убил главного хранителя-книжника и ясновидящего. И вот, Вагу тоже.

Перегуда новость ошарашила – ревнитель светлых богов, он не мог взять в толк, как такое вообще возможно. Служитель закона, он каждый день сталкивался с преступниками, были среди них убийцы и грабители, но убийц-вероотступников ни разу не попадалось.

– Ишь ты! Как же… Да нет… Чего это они? – бормотал десятник, помогая себе думать руками и склоняя голову то в одну сторону, то в другую. – Надо их найти! – спохватился он.

– Найдем место, где они собираются, и возьмем всех сразу. Я уже послал Тихомира на разведку. Осталось дождаться его.

Вель и десятник покинули дом. Некогда оживленная улица была тиха и пустынна, только возле ограды Вагиного дома, пофыркивая и постукивая копытами, стоял десяток коней стражей.

– Огниш, устроим им всенародное судилище?

– Не загадывай, Перегуд. Они наверняка вооружены. Не думай, что это будет просто.

– Да что мы, никогда не брали вооруженных, что ли!

– Я не об этом. Они – кромешники, а значит, враги Порядка, враги существующей власти. И мы в праве применить самые жесткие меры.

– Короче, в случае сопротивления, мы можем не брать их живьем.

– Мы можем применить “право меча“.

– Для всех? Ну, Огниш, знаешь ли… Не круто ль? Одного, там, или двух на месте порешить… Но всех казнить без суда… Как бы народ не взбунтовался. Люди же подумают, что мы их запугать хотим. Решат, что власти от бессилия прибегают к крайним мерам.

– Ладно, на месте разберемся. В конце концов, можно скрыть от общественности такое дело. Ради всеобщего же спокойствия.

– Нет ничего тайного, что ни стало бы явным, – заметил Перегуд. – И что скажет Совет судей?

– Никто не отменял древний закон: казнить кромешников, как слуг Исчадья Мрака, на месте. И мне, сам понимаешь, необязательно испрашивать дозволение Совета, чтобы суд вершить.

– Ну… когда оно было придумано… аж в Темные века. – Десятника пугал решительный настрой начальника. С чего бы это вдруг вель возжаждал крови?

– Так нынешнее время ничем не лучше. В душах людских поселился страх – та же разруха. А в головы лезут мысли всякие недобрые. Посему обстановка в городе требует от стражей усиления бдительности. Ведь народное волнение, пока слабое, при умелом подстрекательстве может перерасти в восстание против власти. Люди-то считают, что во всем виноват Совет. Считают, что судьи не доглядели, не приняли по время меры… Сам же каждый день видишь, сколько озлобленных и возмущенных людей приходит к Дворцу. В этой толпе наши враги могут легко найти сторонников. Среди горожан появилось очень много разочаровавшихся, отчаявшихся, которым нечего терять. Таким только укажи виновного.

– Оно верно. Человек от горя на все способен, сам начинает искать погибели. И готов сложить свою буйную головушку ни за что, лишь бы душа не ныла.

– Вот для того, чтобы уберечь потерявших себя, мы обязаны уничтожать любого рода бунт еще в зачатке, – подвел итог Огнишек. – Общество кромешников – это угроза для всего миропорядка. Поэтому очень важно, чтобы твои ребята понимали, с кем имеют дело. Эти враги опаснее, чем воры и грабители. Если ты думаешь, что кто-то из твоих может оплошать, лучше сразу отошли в Дом. Или какое другое задание им придумаем…

– Да мы, как пальцы одной руки, сжатой в кулак! – заступился за подчиненных десятник.

– Гляди, не ошибись, Перегуд. С тебя же спросится. Дайте боги, чтобы твои ребятки верили тебе так же, как ты доверяешь им.

Огнишек умолк и нахмурился. Что-то беспокоило его. Он посмотрел на Вагин дом, в окнах которого маячили стражи. Причина беспокойства крылась в доме. Там было что-то не так. Тревога, окатившая волною душу, усилилась. У Огнишка возникло ощущение, что он упустил нечто очень важное, что почуял сердцем, да глазом не углядел. Среди мельтешащих неясных мыслей, он поймал за хвост одну, и потянул. Догадка, возникавшая неведомым образом, становилась все отчетливей и приобретала завершенный вид.

Надо было стукнуть себя по лбу, чтобы раньше просветление в мозгу настало! Ведь это очевидно…

Вагу пытали, перед тем как убить. Молчун – а Огнишек не сомневался, что убийца именно он – долго избивал Вагу, и если не ради своего извращенного удовольствия, то за тем, чтобы вызнать нечто важное. Какую тайну он хотел выпытать? Узнать, где спрятаны семейные ценности?

– В доме что-то искали? Есть следы поисков? – спросил Огнишек стражей в окне. Те ответили не сразу, прежде уточнили между собой:

– В доме порядок. Все прибрано. Даже следов борьбы почему-то нет.

– Так я и думал.

С одной стороны, Огнишек очень не хотел, чтобы его предположение подтвердилось, но с другой он с самого начала понимал, что догадка верна. Поэтому он так уверенно сказал, что Вага предал своих единомышленников. В тот миг его предположение не имело под собой никаких оснований. Теперь же в пору проникнуться отчаянием своего положения.

Какой же он дурак! Он сразу должен был себя спросить: если Вага – предатель, то в чем заключалась его измена. Каким образом Молчун узнал о предательстве – другой вопрос. Должно быть, Вага в расстроенных чувствах сам во всем признался, закатил истерику, сказал, что больше не верит ни в каких богов. А Молчуну такой сподвижник не нужен. Более того – опасен! Неважно, что произошло между бывшими единоверцами. Главное, Огнишку стало предельно ясно, про кого – а не про что отнюдь – хотел выведать у Ваги неуловимый убийца.

– У кого твоих ребят самые быстрые кони? – обратился Огнишек к десятнику, вставляя ногу в стремя. – Поедут со мной на Красную горку, в обитель Ма.

– А мне что делать?

– Жди Тихомира. Я велел ему сюда придти. Как явится – ты знаешь, где меня искать.

Второй раз за день горожане шарахались от мчащегося во весь опор черного коня, несущего красноволосого веля в черном. Теперь за ним с небольшим отставанием следовали еще пять всадников.

Влетев на вершину Красной горки, Огнишек спрыгнул с коня и бросился в священный сад. Девочка, подносящая воду для омовений, неодобрительно поморщилась, глядя ему вслед. Ноги сами понесли веля кратчайшим путем к домику Вечёры, напрямки сквозь заросли кустов, через лилейные островки. Он перепрыгивал через живые изгороди и раздвигал колючие кусты шиповника, царапая руки.

Издали услышав вопление, он понял, что опоздал. Кричала женщина, кричала дико и пронзительно.

Огнишек остановился и, закрыв глаза и прикусив до боли губу, провел рукой по разгоряченному лицу, словно одевая печаль. Надежда рухнула, внутри, будто разверзлась бездна, из пустоты дохнуло холодом, который разом остудил разгоряченное тело и воспаленный ум.

Среди деревьев виднелись люди, сбежавшиеся на крики, стражи обители и жрицы, поверх разноцветных одежд которых были накинуты траурные покрывала. Они стояли неподвижно, немые и бесстрастные. У них не осталось слез – последние выплакали на могилах жриц-хранительниц. Только мать Вечёры громко рыдала в голос над своей невосполнимой потерей.

Вель не решился подойти ближе, остановился позади жриц.

Вечёра лежала на примятой траве, голова ее покоилась на коленях матери. Казалось, что она спит, таким расслабленно-спокойным и отстраненным было выражение ее лица. Струйка крови, стекшая из уголка рта, казалась неуместной на таком прекрасном, лишь немного бледном лице. Но окровавленный наряд, некогда небесно-голубого цвета, расшитый золотой тесьмой, не оставлял места для самообмана.

– Покинула нас несравненная… Прекраснейшая среди жриц… Твоя кровь – кровь Ма… Не было в садах любви более красивого цветка, чем ты, – тихо поминали ее жрицы, накидывая на волосы и кутаясь в траурные покрывала, мелодично звенели драгоценные подвески на их браслетах. – Сестра наша, кроткая и нежная, подруга волшебных ночей. Величайшая из всех, кто причащался от источника Ма-Любовницы. Ты прощала и понимала всех… Рожденная свободной, ты погибла свободной…

“Необыкновенно чудесная женщина… была“, – подумал Огнишек, умом понимая, что потерял еще не обретенное, но сердцем не желая с этим мириться.

Была, была, была…

Вечёра, прекраснейшая из дочерей земных, отстранилась от всех земных забот. Ей стала безразлична любовь, равно как ненависть.

– Какая красота погибла, – прошептала Гордея, стоявшая рядом. – А матери-то ее каково… Облыжно-то как! Не должно матери дитя хоронить. Упаси и убереги, Ма-заступница… Это у кого ж рука поднялась на жрицу, каким же нелюдем надо быть? За что убили девочку нашу?

– За то, что узнала чужую страшную тайну, – ответил ей тихо вель.

– Какую тайну? – насторожилась жрица.

– Зачем тебе знать, Гордея? Разве ты не видишь, что тайны могут убивать. Ступай-ка лучше к детям. Уж не изменишь ничего.

Вечёра, став исповедницей, случайно узнала о кромешниках. И с того мгновения ее судьба была предрешена. А ее служение Ма стало для ее убийцы особым знаком – сие обстоятельство, бесспорно, повышало ее цену, как жертвы, предназначенной для заклания. Убийца не мог не заметить ее красоту… Представить страшно, что он овладел ее роскошным телом перед тем, как лишить жизни.

У Огнишка, будто надломилось что-то внутри. Прежде несгибаемый и твердый, он пригнул голову. Должно быть от тяжести вины, которую он ощутил, глядя на Вечёру – за то, что не предвидел очевидное, не смог ее уберечь, не защитил. За то, что он был жив, а она мертва.

Смерть этой женщины стала последней каплей в наполненной до краев чаше горя, что он испил в последние дни. Он устал считать потери.

Кем была Вечёра для него? Случайной знакомой, не более. Но он полюбил ее с первого взгляда. Что привнесла она в его жизнь? Над этим он еще не успел поразмышлять, но знал, что она подарила ему надежду и вернула ему способность мечтать, а это очень, очень много значит для человека, разочарованного жизнью. Их короткая встреча, несомненно, стала событием. Что для него ее гибель? Он потерял нечто, едва обретенное, но по ощущению очень ценное – то, что он уже считал своим, хотя еще не обладал.

Он чувствовал обиду, боль и разочарование, потому что чуда, которого он ждал, уже никогда не произойдет. Это чудо было как цветок, возросший в саду любви и взлелеянный с особой заботой. Точнее, как бутон цветка, который, раскрывшись, мог превзойти по красоте все остальные цветы. Но теперь уж никогда не увидеть, насколько прекрасным он мог расцвести, потому что по злобной прихоти он был вырван с корнем и безжалостно растоптан.

О, если б только было можно, он мечом отвоевал бы ее у небес.

Должно быть, гибель жрицы была наказанием ему, за то, что он так страстно хотел любви, за то, что ненадолго ему вдруг стало так непозволительно хорошо. Он слишком сильно обрадовался, предвкушая ни с чем несравнимое блаженство…

Нельзя быть таким счастливым, когда кругом безутешное горе и вопиющая скорбь!

Как жаль, Вечёра… Кабы знать, какая участь каждому определена. Если б только можно было повернуть время вспять, то он, вель, молил бы богов денно и нощно о том, чтобы вернулось утро минувшего дня! Он бы все исправил тогда.

Увы, время течет в одном, неизменном направлении. И все, что судьбой предопределено, сбывается. Знать, не случайно именно Вечёра услышала нечто, не предназначенное для чужих ушей. И Огнишку было суждено влюбиться в эту женщину с первого взгляда. Ведь если бы он не был так ослеплен и оглушен своим желанием, то, верно, догадался бы, что жрице угрожает опасность…

Пустое дело – обманывать судьбу.

Смерть же прибирает всех без разбору, ей все равно, кто перед ней – убогонькая дурочка-побирушка, несчастная торговка рыбой или счастливейшая из женщин, привыкшая к любви и поклонению. И чтобы там не говорили об ожидании смерти – мало кто готов встретиться с ней, хотя идет к ней всю жизнь, от самого рождения. Смерть всегда наступает внезапно…

Правы, сто раз правы, древние мудрецы, советовавшие наслаждаться каждым мгновением жизни, ибо смерть подстерегает на каждом шагу.

Крашень, необычайно довольный собой, вышагивал павлином. Он представлял все возможные богатства, которые непременно получит в награду от Темнозрачного господина, когда расскажет, как избивался от предателя и как заставил навсегда умолкнуть блудницу, которой Вага проболтался о тайном обществе. Крашень мечтал, что за преданную службу и непоколебимую веру Владыка сделает его самым богатым человеком на земле. Вера и богатство были для Крашеня тождественными понятиями. Правильную веру он избрал, выгодную. А если у него еще и власть будет…

Разве он не заслужил того, чтобы Владыка всей земли назначил его первосвященником? Разве не доказал свою преданность? Пожалуй, стоит намекнуть Владыке при встрече, что никто другой более ответственно не отнесется к столь важному делу. А как угодить, Крашень знает! Он построит огромный храм, самый большой на земле храм и установит в нем бронзового павлина. Чтобы увидеть изваяние, со всех концов земли будут приходить новообращенные. А в центре храма он воздвигнет алтарь, на котором каждую ночь будут приносить кровавую жертву.

Крашень погладил спрятанные за пазухой свернутые листки с первыми главами священного писания, которое он начал составлять со слов своего Господина. Он очень гордился, что Темнозрачный Владыка Земли, доверил писать откровение именно ему. Он станет первым проповедником нового времени, он донесет до людей правду. Он скажет людям, что жрецы Добра и Света и богословы-пустозвоны тысячи лет обманывали прихожан. Не так все было при сотворении мира! А лжецы, объявившие себя земными слугами Творца, который вовсе не был творцом, и его сестры-блудницы, заставили людей забыть истину.

Они заплатят за свою подлую ложь своей кровью!

Они еще все пожалеют, что отвергли настоящего живого земного бога и поклонялись бездеятельным каменным истуканам!

Крашень криво усмехнулся, представив, как отправит возмущенную толпу рушить старые храмы и топтать жрецов. Он объяснит людям, что и как надо делать, чтобы заслужить благорасположение могущественного Властелина Земли, и они будут ему повиноваться… или они умрут. Он уже видел себя, стоящим на балконе Дворца судей и море человеческих голов внизу перед собой – людей, внимающих его проповеди. Его будут слушать, потому что в свете… точнее во мраке последних дней, ему, Крашеню Молчуну, открылась истина.

Он снова легонько дотронулся хранящегося под одеждой до “Откровения“, записанного со слов Владыки, слова которого он помнил наизусть, как настоящий жрец свое вероучение.

“В начале мироздания не было ничего – ни времени, ни пространства, только серый хаос – перемешанные в беспорядке стихии. Потом хаос разделился на две половины. Так появились Вечный свет и Вековечный Мрак. Во Вселенной воцарилось равновесие, потому что и света, и тьмы было поровну. Во Мраке родился Трижды Великий Моркон, а из света вышел Светлый бог. Были они противоположны друг другу, но являлись двумя половинами одного целого.

Однажды бог Света сказал Моркону: задумал я творение, и если ты поможешь его осуществить, станешь моим соправителем. Создадим землю и будем властвовать на ней по очереди; мне будет принадлежать день, тебе – ночь, так сказал бог Света.

Светлобог не мог создавать ничего плотного, поэтому он обратился за помощью к Владыке Мрака. Истинно, что землю сотворил Моркон, ибо все темное и непроницаемое – его творения. Он создал зверей, и птиц, и тварей морских; и вредных созданий, и миролюбивых, чтобы во Вселенной сохранилось равновесие.

Но бог Света обманул Моркона и сделал так, что на земле никогда не наступала полная темнота, на смену дневным светилам являлись ночные. Моркон не мог подступиться к земле. Тогда он разозлился и объявил бога Света своим врагом на веки вечные. С тех пор между противоположностями – темнотой и светом, добром и злом – идет война.

Светлобогу понадобился новый помощник, ибо творение осталось незавершенным, тогда он разделился на две половины – мужскую и женскую. Породила божественная светлая пара много богов, именуемых деями, и населила ими поднебесье. Деи получились настолько глупыми, что больше одного дела им нельзя было доверить, посему было наказано каждому заниматься чем-то одним: управлять ветром, или собирать облака, или двигать реку, или напускать мороз. Однако деи, будучи созданиями ленивыми и безответственными, плохо справляются со своим делами, поэтому на земле постоянно случаются разные бедствия, за что Светлые боги проклинают их, деи превращаются в лядов.

Деи были бесплотными, поэтому невидимыми. И тогда подумали светлые боги: сотворим человека, если земля от Моркона, то пусть на ней будет что-то и от нас. Богиня взяла мягкую глину, смешала ее со своей кровью, и вылепила много тел по образу и подобию Своему, а Светлобог оживил их своим дыханием. Но оттого, что люди созданы из земли, привязаны они к своему земному существованию.

Светлые боги стали насмехаться над Морконом, говорили ему: смотри, подобия наши, похожие на нас, как две капли воды, топчут и разоряют твое творение. От обиды Моркон заплакал, его слеза упала на землю и превратилась в прекрасного юношу, великого и могущественного, сына своего Отца. Хотел он восстановить справедливость, и взять себе по праву то, что было обещано его Отцу.

Но люди отказались поклоняться Ему, потому что никто на земле не верил в Него и Его Отца, отчего он очень разозлился и явил всем свою божественную силу; и пришли на землю голод, вражда и разруха. Тогда многие люди признали его Владыкой земли, и упали перед ним ниц, стали просить прощение и задабривать подношениям. Но Он отверг их дары, и сказал: приносите мне в жертву людей, ибо мне угодна жертвенная кровь – она от светлых богов. И принесли ему много жертв, и тогда он сменил гнев на милость.

Сказал Темнозрачный Властелин всем собравшимся вокруг него: хотел я очистить землю, вотчину Отца своего, от людей, подобий светлых богов, но теперь вижу, что многие из вас готовы передано служить мне, посему, я не стану убивать всех людей, оставлю верных подданных своих и вместе с ними построю новое царство“.

“И я стану первосвященником в новом мире, – думал Крашень. – Я буду восседать на земном престоле рядом с Владыкой. А много веков спустя меня будут помнить, как нынче помнят Велигрива, и называть меня “Мудрейшим“. Нет, лучше – Предтеча. Ведь я же знал, я говорил, что Владыка вернется! Я людям веру дал! А, может, Господин откроет мне тайну бессмертия? И тогда мы вместе будем править миром вечно“.

Близилась полночь. Серпы лун, убывающей и нарождающейся, скользили по звездному небу в своей извечной игре в догонялки. Раздвоенные тенина земле, стремились слиться в одну.

Верхом на муле Крашень добрался по узкой дороге местного значения до виноградников Бушмы Малея и, спешившись, вошел под сень резной листвы – виноградная лоза, заботливо направленная по жердям вверх, ближе к солнцу, оплетая деревянные решетки, представляла собой висячий свод. Загадочно улыбаясь своим мыслям, он неторопливо повел мула по тропинке вверх. Он знал, что все остальные уже давно собрались и ждут только его, поэтому нарочно оттягивал свое прибытие, как бы отпуская единоверцам время на раздумье. Пусть осознают, насколько он незаменим, ведь без него они ничегошеньки не могут сделать сами. Да они, вообще, никто, ничтожества, по сравнению с ним! Никогда ни одному из них не возвыситься пред Владыкой, подобно ему. Сегодня после жертвоприношения Крашень намеревался во всеуслышанье объявить себя верховным жрецом Темных богов. И пусть кто-нибудь только попробует возразить!

Крашень остановился. Ему почудилось, что неподалеку раздался то ли тихий скрежет, то ли слабый стук железа, в общем, звук неуместный для виноградника глубокой ночью. Прислушиваясь, он всмотрелся в кривые переплетения лозы, едва различимые в жидком, лунном свете, пробившемся сквозь шатер листвы, но не заметил никакого движения-мельтешения, и ничего подозрительного или необычного. Он подождал еще немного, но странный звук не повторился. Ночь будто онемела. Ни шороха, ни хруста веток, ни трепета крыльев испуганной птицы.

“Некому здесь быть, кроме наших. А у стражей в городе дел невпроворот“, – успокоил себя Крашень и продолжил путь.

Виноградники Бушмы находились в отдалении от большого торгового пути. Тут и днем-то редко путника увидишь, а по такой темени – разве что лихого человека или привидение встретишь. Место тихое, ничем неприметное, потому и было выбрано для собраний.

Бушма ждал наверху, потный от волнения и потирающий от нетерпения руки. Как и рассчитывал Крашень, все уже давно собрались в пещере.

– Чего так долго? Мы тебя заждались. Чего случилось?

– Все отлично.

– А если Владыка сегодня не появится?

– Темнозрачный Властелин земли всегда с нами, – произнес Крашень, подражая провповедникам. – Владыка мысленно зрит нас.

– Ага. Зрит! Ну, конечно… Но ты, все равно, как встретишься с ним, шепни, что это я о жертвах позаботился.

– Кто они?

– А так… – Бушма махнул рукой. – Сироты.

– Чума?

– Чума. – Нынче это слово было ответом на многие вопросы.

– Тем хуже для них. – Крашень взглянул на небо. Уже скоро серп большей из лун нагонит тонкие рожки малой и встанет прямо над ней, указывая время для жертвоприношения.

– Их никто не хватится. Я этих детишек в дом к себе заманил, обещал сладостями угостить. Поверили! Дети же… легковерные. Мне пришлось постараться, чтобы незаметно привезти их сюда.

Крашень завел мула в большой сарай, служивший складом для корзин и орудий труда. В пору сбора урожая здесь ночевали наемные работники, но в этом году из-за чумы таковых было не сыскать. В сарае стояли привязанные лошади и ослы единоверцев. Животных прятали на всякий случай. А то, вдруг какой-нибудь бродяжка в поисках еды и ночлега заберется на холм. И что он сделает, обнаружив в виноградниках целый табун бесхозных лошадей и осликов? Одно из двух – или сведет пару-тройку коней, или, что недопустимо, стражам донесет. Хотя может и свести, и донести!

Ужасно не хотелось объясняться со стражами – они мужики ушлые, вдруг чего почуют… Они же во сто крат страшнее псов цепных, потому что не угадаешь, на чем могут подловить и с какого бока прихватить. Чего только не придумают вели, чтобы подчинить своей воле людей! Что за порядок такой, который надо еще и сторожить! Ну, ничего, осталось подождать еще немного – и велевой власти придет конец. А пока необходимо не утратить бдительность. Ведь нехорошо получится, если накануне великого события их всех схватят и осудят. “Надо будет напомнить, что кругом враги“, – подумал Крашень. Лишь благодаря соблюдению предосторожностей и скрытости собраний, общество сохранилось до сих пор. Иначе все они давно горбатились бы на рудниках. Если не хуже…

Откинув плотный полог, не пропускавший свет, Крашень стремительно преодолел узкий проход в семь шагов и оказался в пещере, освещенной тремя факелами и пятью черными свечами в алтаре. Эту пустоту в недрах холма использовали многие поколения бушминых предков для самых разных целей, покуда Бушма не превратил пещеру в храм темных богов. У дальней стены был устроен алтарь, где размещалось изваяние павлина из обливной, разукрашенной глины.

При появлении Крашеня люди, тихо переговаривавшиеся между собой, умолкли и расступились, пропуская его к двум сколоченным из грубых досок столам, служившим жертвенниками. В тайном обществе состояли люди старше его по возрасту, богаче, более высокого положения, но они не возражали, когда Молчун сделался предводителем.

С той ночи, когда к ним явился Темнозрачный сын Вековечного Моркона в обличии юноши, Крашень сильно изменился. Он и прежде был каким-то странным. Порою вел себя пугающе. Постоянно пребывая в неуемном беспокойстве, он – то шарил вороватым взглядом по сторонам, то руки мял, словно они чесались, то волосья из бороды выдергивал, то начинал хихикать без причины. Он редко принимал участие в обсуждении разных вопросов, был немногословным, за что его прозвали Молчуном. Но когда наступало время пустить жертве кровь, то лучшего исполнителя, чем Крашень, было не найти… А после того, как он признался в убийстве веля-книжника, соратники ни столько восхитились его смелостью, сколько стали опасаться за свою жизнь.