Текст книги "Книга первая. Мир"

Автор книги: Татьяна Танина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 42 страниц)

Торопа не слышал, о чем говорили гость и жрица, потому что, как только ее заприметил, дал задний ход, а когда набрался смелости и выглянул, те уже покидали храм. На четвереньках, вдоль живой изгороди, он последовал за ними.

– Светозар хороший мальчик. Умный, честный, не по возрасту рассудительный, – говорила жрица. – Надо же! Так вот, оказывается, что Заринька скрывала. Не хотела она, чтобы люди прознали про ее чудорожденного сына. Замечала, тревожит ее что-то, но в душу не лезла. Думала, сама все расскажет. Выходит, Светозар – вель. Я даже не подозревала, что он благородный. Позволь тебя спросить, почтенный Синеок. Если не тайна, ты-то откуда о нем узнал?

– Не тайна. Ко мне прилетел вестник. Вестник Провидения. Ступай, грит, в Верхнюю Крутень, там и найдешь его.

– Ну, конечно, – согласилась жрица, однако по тону было понятно, что не верит она гостю. – Значит, вестник Провидения… Так прямо-таки и сказал?

– Именно так. То была хороша весть. Но была и другая… дурная.

Синеок остановился и, прищурившись, присмотрелся к собеседнице, точно не зная, открыться ей или нет.

– Не тяни, коль начал… почтенный.

– Злыда пришел на землю, – выдохнул вель.

– Злыда? Такой же Злыдень, о котором повествует Священное Писание?

– Вестник назвал его Исчадье Мрака, а про то, какой он, не сказал.

Разонравился гость Любавушке. Хотела было пристыдить его за злую шутку, но сдержалась из уважения к его происхождению. Благородство Синеока сомнений не вызывало. Жрица сразу, как только увидела его, по облику и стати, и ощущению властной силы, исходившей от него, поняла, что он великан. Еще подумала тогда: “Что за нужда привела веля в Крутень?“ Она смиренно приняла заявление, что Синеок заберет Светозара из семьи, потому что мальчик рожден великаном. Таков был закон: великан имел право отнять у матери благородное дитя, для последующего воспитания и обучения. И кто бы посмел возражать велю? Великаны – опора Порядка и справедливый суд.

Однако упоминание вестника Проведения и Злыдня вызвало у Любавушки негодование. Да он, похоже, принял ее за простодушную, несведущую глупышку из сельской глубинки! Непростительно, да и непозволительно велю насмехаться над простыми смертными! Если же Синеок верил в то, что говорит, то, должно быть, он под старость умом тронулся.

Любавушка, хотя и не знала ничего о том, каким образом великаны находят своих учеников, но вестников Провидения считала сказочными существами из преданий о стародавних временах. За свою долгую жизнь настоятельница храма слышала всякое, но ни разу, что кто-то видел живого вестника. Что же касалось Исчадья Мрака, то – хвала божественному Свету! – с ним было покончено еще в Прошлом. О том свидетельствовало Священное писание. Ни один богослов никогда не утверждал обратное.

– Ты, поди, думаешь, что старик из ума выжил? Чушь городит… – Синеок досадливо поморщился. – Знаю, поверить сложно. Но ты поверь! Обращаюсь к тебе не как к простой смертной, а служительнице веры.

– Так разве ж такое мыслимо! – в ужасе прошептала Любавушка.

– Да я и сам никак не возьму в толк, как такое могло случиться! За что купил, за то и продаю…

– Откуда ж он взялся?

– Откуда взялся – там больше нет.

– Может, он и не Злыдень вовсе?

– А как проверить-то? Не было мне дано на этот счет никаких указаний. И не смотри на меня так! Хоть я вель, не все тайны мне ведомы.

Нет, не насмехался благородный гость, не придумывал. И запугивать ее ему было незачем.

– За какие наши прегрешения такое наказание? – Любавушка по привычке замахала бахромчатыми концами пестрого пояса, призванного прогонять все дурное. – О, боги, что ж теперь будет? – Она посмотрела на небо, словно надеялась найти ответ, но лазурная гладь была чиста – не появились ни письмена огненные, ни какое другое знамение. Ни облачка даже.

– Что плохо, что худо, что никуда не годится. Нынешнее Зло, чем бы ни было, явилось как раз вовремя – люди на земле уже успели о нем забыть. Ведь сколько бед понатворит.

– Вы, вели, должны что-то сделать… Остановить его!

– Должны… Вели всегда и всем что-то должны.

– Кому много дано – с того много спросится.

– Спрашивай, да знай меру! Требуют от нас невозможного, забывая, что мы наполовину люди. Только одни попреки и слышу… А я, хоть убей, даже не представляю, как найти Злыду. Увы, я так же слеп, как все вокруг. Может, ты чего посоветуешь? – лукаво прищурился вель.

– Почтенный Синеок, я всего лишь скромная служительница Ма. Я не знаю даже половины того, что известно тебе. Ведь вы, благородные, не делитесь своими тайнами с простыми смертными, – заметила она без укора. – Я выполняю свой долг и свою службу стараюсь нести исправно.

– Прости, не хотел тебя обидеть. – Синеок коснулся ее плеча. – Я ж тоже лентяя не праздную, на лавке бока не отлеживаю. И пользу немалую людям приношу. Только не в силах сделать больше того, что могу.

Вель и жрица двинулись по дорожке к небольшому белому домику, утопающему в пышной зелени небольшого сада.

– Дозволь спросить, высокородный Синеок, ты страж или судья?

– Воин я. Поверишь?

– Воин? – Любавушка снова остановилась. – Уж не Избранный ли?

– Гляди-ка! Она об избранных знает! – усмехнулся старик. – Вот, что мне нравится в глубинке, так, в отличие от городов, здесь ничегошеньки не меняется – ни бытность, ни обычаи. Время, что ли, в захолустье течет медленнее? Здесь и люди верят искреннее, и служители храмов – чисты и честны. И предания хранятся дольше. И только в глубинке еще можно встретить женщину – верховную жрицу. Чему, признаться, немало удивлен. Везде-то в храмах служат мужики.

– И служат они больше Творцу, если ты заметил. Храмы в честь Великой Матери уже не возводят, а древних, таких как наш, осталось совсем мало, – осторожно произнесла Любавушка. – И ты не хуже меня знаешь тому причину.

– Неужто Богиню-Мать стали меньше почитать?

– Не в паре, – пояснила жрица и недовольно заворчала. – Вот взялся душу мотать.

– Ты не серчай, уважаемая, – произнес Синеок. – Меня ж ваши жреческие дела мало трогают. Я в храмы не хожу. Оно мне и ни к чему. Но сейчас… когда ты сказала, про то, что Трижды Великих… будто разделили… Тут я с тобой полностью согласен.

– Никому другому я не сказала бы того, что ты услышал. Ты меня вынудил, вель.

Дабы не возмущать больше чувства жрицы и не нарушать установившуюся между ними взаимопонимание, Синеок вернулся к другому, более волнующему его вопросу.

– Что ты знаешь об Избранных, уважаемая?

– Совсем малость. – Любавушка повела плечами. Выражение ее лица смягчилось. – Моя наставница сказывала, что, хотя война давно закончилась, бродят по земле великие воины. Скитаются они по белому свету и нигде подолгу не останавливаются. Хранят они некие священные вещи. И до тех пор, пока эти вещи, чем бы они ни были, находятся в надежных руках, на земле сохранится Мир. Скажи, верно ли это?

– И я, старый дурак, думал точно так же, – закивал Синеок.

– Ой, наговариваешь ты на себя, почтенный.

– Э, нет, Люба. Ведь получается, занимался я самообманом. Верил, покуда храню Ключ, Порядок нерушим. Верил, что не будет войны. Хотя второе пришествие Злыды было предсказано. Надеялся, авось обойдется. Малодушничал… Думал, что коль уж пророчеству суждено свершиться, то не в мою бытность. Думал, что не доживу до сего дня.

– Пророчество? Второе пришествие?

– Ну, да. Вель Гривата предвидел такое дело. Слыхала о Гривате?

– Гривата? Мудрый Велигрив?

– Он самый.

– Он же убил Злыдня Окоянного!

– Понятны мне твои сомнения, Люба. Я, когда узнал о пророчестве, тоже подумал, как такое может быть – Гривата прикончил Злыду, а потом стал говорить, что на земле снова появится воплощенное Зло? Причем узнал о предсказании не от своего наставника… Пресвяток, поди, и слыхом не слыхивал. Иначе предупредил бы меня. Один старый тайновед к слову помянул… Что Гривата в кругу собратьев якобы сказал, мол, всегда будьте настороже, друже, ибо однажды Злыда может вынести на белый свет свои черные телеса. Я на ус намотал, а потом успешно забыл, и не вспоминал. Если только изредка…

– А что такое “ключ“? – спросила жрица, и тут же прикусила губу. – Прости, я не должна была спрашивать.

– Ключ? – Синеок прижал руку груди и, после недолгих раздумий потянул из под рубахи тонкую, кожаную полоску. – Мне было наказано хранить его.

Загадочная святыня, носимая великаном на груди, по виду походила на Ключ Жизни, петлю с Т-образным крестом снизу, хорошо знакомый Любавушке символ. По обычаю, Ключ в правой руке Великой Богини, Матери Всего Сущего, красили золотом, а, когда изображали его отдельно, над входом в храм – красным цветом. Но Синеоков оберег был сделан из странного материала, вроде как стекла. Казался прозрачным и в то же время был непроницаемым для света. Чернел на солнце, а в тени будто мерцать начинал.

– Для чего он? Какое отношение имеет к Миру и Порядку? – Жрица протянула руку, однако вель поспешно спрятал святыню обратно за пазуху. – Или это ключ к тайне бессмертия?

– Вот уж вряд ли, – усмехнулся он. – Тот, кому я наследовал, давно мертв. И все, кто хранил Ключ прежде, тоже умерли – их прах вернулся в землю, а светлые души поднялись на небеса. И я всего лишь хранитель. А Светозар будет следующим… Мне неведомо, какие ворота он отмыкает. Знаю только, что первому хранителю его передал Гривата. А уж откуда он взялся у самого Гриваты, остается только гадать. Но так оно даже лучше – не возникает искушения найти те врата и проверить подойдет ли ключ к замку.

– Неужто проверил бы?

В ответ великан улыбнулся – его лицо озарилось, глаза блеснули озорством, – и будто помолодел он сразу на целый век.

– Кабы знал да ведал, всего отведал.

Любавушка тоже заулыбалась, пригладила безупречно убранные волосы, прихорашиваясь, но, спохватившись, снова приняла важный вид.

– Ох, что вы за люди такие, великаны! Не поймешь вас, когда серьезно говорите, а когда насмехаетесь.

– Не знаю я тайну Ключа. Учитель мне передал его со словами: “В пору для избранных, хранители должны объединиться, ключи соединить в одно целое“.

– Сколько ж всего “ключей“? И что получится, если их соединить? – Жрица округлила глазами. – Что означают сии странные слова?

– То самое и означают.

– Избранным пора объединиться?

– Вестник про ключи ничего не сказал. – Вель растеряно развел руками. – Думаю, Провидение предупредило бы, если в том была необходимость. Надеюсь, Оно известит нас всех своевременно.

– И да помогут вам боги. Вы – наша защита и спасение. Но зачем вам ждать вестника? Вам нельзя собраться всем вместе загодя?

Синеок нахмурился и покачал головой.

– Все не так просто, – тихо произнес он. И добавил шепотом. – Я не знаю других хранителей.

– Помилуй, Ма! Да как же ты их не знаешь?

– Не знаю, и все тут! Может, ты чего подскажешь, а?

– О, боги всемогущие! Откуда ж мне ведать ваши велевы тайны? Кто их доверит простой смертной!

– Однако про Избранных тебе известно.

– И что с того?

– Между прочим, велева тайна… была.

Жрица ахнула и загородила рот ладошкой.

– Так я ж никому не говорила, клянусь Милостивой Матерью Всего сущего, – скороговоркой созналась она.

– Чего испугалась-то? Все равно никакого проку от той тайны…

– Почтенный, а если завет не будет выполнен? Что станется тогда… с нами?

Вель хмыкнул.

– Всякий, кто не покорится Злыде, будет убит… потекут кровавые реки, – ответил он, переиначенной строкой священного писания.

– Был убиваем каждый, не покорившийся Исчадью Мрака, – бездумно поправила его жрица и продолжила по памяти. – По мертвой выжженной земле, где не осталось ни мыши полевой, ни птахи щебечущей, ни зеленой былинки, потекли реки крови. – По привычке она помахивала бахромчатыми концами пояса. – Нет, нельзя допустить, нельзя…

– Как бы не вышло еще хужей, чем в Прошлом. Поди, докажи кому, что на земле снова появилось Зло во плоти… Спохватятся, а уже поздно будет. Ты ж мне не поверила.

– Остальные вели предупреждены?

– Надеюсь. Меня тревожит другое… Много ли среди них воинов?

– Когда на земле нет войн – воины не нужны.

– Теперь, вот, понадобились… И где их взять? Придется людей отрывать от мирных дел и обучать тому, о чем они совсем представления не имеют. Воинское искусство – наука тяжелая. Не усвоил урок – прощайся с жизнью.

– И снова будет Великая Битва?

– Да ляд его знает, – проворчал Синеок. – Но коль уж суждено людям биться, то не на кого опологаться им, кроме себя самих. Другие народы за нас не впрягутся. А от богов нечего ждать помощи вообще. Они уже давным-давно дела земные оставили на самотек.

– Свят-свят-свят, – Любавушка отмахнулась от гостя концами пояса и осмотрелась вокруг – не стал ли кто из прихожан свидетелем ужасных велевых речей. – О, боги не слушайте его!

– Ага, прямо-таки внимают тебе боги, развесили уши. Неужто, ты и впрямь думаешь, что они тебя слышат? – фыркнул вель. – А деи, так и вовсе, плевали на наши беды.

– Ах ты, старый хрыч, что ж ты на святой земле богохульствуешь!

– Ладно-ладно. Ты тоже не молодуха. – Синеок смело встретил грозный взгляд жрицы. – И коль уж столько лет на земле обретаешься, не хуже моего должна все понимать.

– Не обижай деев! Иначе они не откликнутся на мольбы!

В другой раз Синеок промолчал бы, но тут не сдержался.

– Ох уж, мне эта людская привычка – уповать на богов. Открою тебе тайну. Деи равнодушны, как к хуле, так и похвале. Полагаться на них – пустое дело. Что деи, что ляды, суть, одно и тоже – управители стихий. Они не добрые и не злые. Для них нет ни сегодня, ни вчера, ни завтра. Они живут одним мгновением. Они – само сиюминутное действие. Люди же думают, если свершилось что-то хорошее, то это дей пособил, а если бедствие, то виноват ляд да лихо. Нет. Всяко-разно деи вмешиваются в бытие не от большой любви к роду человеческому, и не для того, чтобы наказать за какие-то прегрешения, а по своему разумению, кое непостижимо для нашего ума. Они и людей-то замечают совершенно случайно… Ну, бывает, конечно, откликаются они на истовые мольбы, снисходят до простых смертных… Один, как родитель мой незабвенный, чтобы совокупиться с какой-нибудь несчастной бабой. Другой – в засушливый год прольет дождем пашню. Третий нагонит ветра в паруса. И сразу же они забывают о своем благом деянии – деи, одним словом. С той же легкостью они заставляют людей страдать и бедствовать. И не потому, что прогневились на кого-то…

– Многое на своем веку слыхивала, но такое… – прошептала жрица, вне себя от противоречивых чувств. – Тем более странно, когда подобное говорит сын бога.

– Так убеди меня в обратном. Я готов выслушать твои доводы.

– Есть учение… Нельзя отделять деев от породивших их Трижды Великих Творцов – все они боги Добра и Света. Почитание пресветлых богов есть основа веры, единственной истинной веры на земле. Заповеди Мудрого Творца защищают души людей от Зла. Только благодаря своей вере наши предки выжили в Смуту, вынесли все лишения и прошли все испытания. Они сохранили свои души чистыми. Ты же богохульством своим разрушаешь Храм, который люди по камушку возводили века.

– Напридумывали всякого. Затуманили людям головы этим вашим учением.

– Пусть ты сын бога, но святотатствовать не смей! – Любавушка хлестнула Синеока поясом, но совсем не больно.

– Ой! Пришибешь меня, заодно с лядами.

– И поделом тебе, охальник.

– Ну вот! Еще и бьют за правду! Истину тебе говорю, как есть… А пыл свой ты для проповедей прибереги. И слова эти тоже.

– Это слова Священного Писания!

– Да, знаю я… Читал. Только чего бы там не сочинили жрецы, деи все равно ничего, кроме погоды не делают.

– А как же великаны? Ты же сам – сын дея.

– Ха! Не такое уж оно мудреное дело. Что же до остального, то деи обрушивают ливни одинаково – на плохих и хороших. Насылают засуху на поля трудяг и наделы лентяев. И солнце светит ласково для всех – преступников и праведников. Это же ясно, как божий день! Ты можешь возражать, сколь душе угодно, но это – правда. И я имею право так говорить, потому что старше тебя, к тому же сын дея. – Синеок многозначительно посмотрел на Любавушку и, не встретив понимания, продолжил: – Люди думают, раз они подобия богов, значит, и нрав у поднебесных богов должен быть, как у них. Сие убеждение – многовековая ошибка, из-за которой сами люди и страдают.

– Довольно уже, вель! Ты прекращай свои отступнические речи! Кого другого давно уже прогнала бы взашей… Ишь, проповедник, какой выискался! Думаешь, раз ты вель, значит, тебе все можно?

– Упаси, Ма! Ни один вель ни в жизнь не станет проповедовать. Делать нам больше нечего, как хлеб у жрецов отбирать. Не для того мы на белый свет являемся.

Любавушка пожалела, что своим необдуманным попреком обидела дорогого гостя.

– Ваше предназначение – служить и защищать, – произнесла она с благодарным поклоном, признавая заслуги велей перед людьми.

Синеок с одобрением кивнул. Нет, не ошибся он относительно жрицы. Он еще в храме, как только увидел ее, почувствовал, что она – особенная женщина. И как-то сразу проникся к ней доверием. Прихожане, поди, уважают ее безмерно и любят.

– Хорошо, что понимаешь. А то бывает, ваша братия обвиняет меня, что, мол, вели подменяют собой богов на земле и хотят поклонения…

– Мне бы подобное и в голову не пришло. – Она повела плечами. – Великаны – не боги.

– Да. Мы не боги. И боги, в отличие от нас, не несут перед людьми никакой ответственности. Мы пытались сделать этот мир лучше. Теперь же придется беречь этот мир от того, чтобы он не стал хуже. По мне, так уж лучше бы я всю жизнь пахал или тесал камни. Ведь нет труда неблагодарнее, чем вразумлять глухих.

– Кому, как не вам! О, Ма Милостивая и Милосердная, если б вели могли карать не только за поступки, но и за мысли, слова, то на земле давно бы уже наступила благодать, какую замыслил Творец.

– И Зло, что ныне явилось на землю, не нашло бы места, где заронить свои семена.

– Но только боги могут отделить людей честных, со светлыми душами, от тех, чьи души очернены грехами, – вдохнула жрица.

– Ни боги, ни люди… – вздохнул Синеок.

– А я-то все голову ломала, почему среди великанов нет не одного священника. Должно быть, если вас одолевает отчаяние, то оно безмерно. Ведь вы, дети поднебесных богов, живете совсем без веры.

– Мы в себя верим. И полагаемся только на свои силы.

– Ну, все! Больше не желаю ничего слышать о ваших велевых тайнах, – строго произнесла Любавушка. – Пойдем в дом, почтенный Синеок. Ты, верно, голоден с дороги. Но, ни приведи Ма, если ты заведешь подобные речи в присутствии моих учениц – выгоню, несмотря на то, что ты мой гость.

– Я, что, похож на полоумного?

Любавушка пригласила гостя в дом. Через некоторое время из дверей выпорхнули две молоденькие помощницы жрицы, и побежали в селение.

– Ну и дела, – прошептал Торопа, стоявший на четвереньках в кустах можжевельника. Он слышал только обрывки разговора, когда собеседники в пылу спора повышали голос. Несли они, по его мнению, полную чушь. Про какого-то Злыдня. Уж не того ли, которым непослушных детишек пугают? Про Священное Писание, про воинов и войну. Короче, он ничего не понял, кроме одного: старик – вель.

А про великанов Торопа как раз все знал. Великаны, дети деев, были сильными и красивыми, как сами боги, единственное – плохо, что смертными. Мудрейшие из людей – они испокон веков они становились правителями, судьями и стражами, и сохраняли Порядок на земле.

Надо благодарить поднебесных богов за то, что они нисходят к дочерям человеческим, ибо их чада – защита и опора для всех людей.

Однако сие явление имело и обратную сторону. Оно служило оправданием неверным женам. Когда дитя появлялось на свет без участия мужа, греховодница указывала на небо: мол, дей ведь, как тут устоишь. А то, что ребенок хил, неказист и похож на соседа, как два сапога с одной ноги, обнаруживалось лишь, когда тот подрастал. Но к тому времени он становился полноправным членом рода. Да и в Священном Писании на этот счет, указано определенно четко: дети – залог истинного, земного бессмертия. Впрочем, разводы, конечно, случались…

У Торопы самого с происхождением было не все в порядке. Родился он раньше срока – так торопился появиться на свет – отчего был наречен соответствующим имечком. Ну, чем не повод, возомнить себя велем, а? Да еще матушка, случалось, нет-нет, да проронит “вот, ведь послали боги сынка“ или “у всех дети – как дети, ты ж у меня…“ И каждый раз Торопа про себя отмечал: “Ага!“ Однако, когда издали заводил с ней разговор о своем происхождении, она обзывала его “дурындой безмозглым“. Мол, сколько ты мне будешь душу мотать… сто раз об одном и том же… и не выдумывай… уж кто-кто, да только никакой не дей твой папаша.

Но мечты у человека не отнять! Уже только от одной мысли о богоподобном величии у Торопы прибавлялись силы. А похоть неуемная, уж не от деев ли? Впрочем, в каждом человеке есть частица божественного…

Торопа обмер, когда кто-то потянул его за одежду. Душа ушла в пятки. Он медленно повернул голову и увидел однорогую козу, жующую подол его длинной рубахи. Облегчение сменилось злостью.

– Да иди ты! – прошептал он и двинул глупому животному кулаком промеж глаз. Коза замотала головой.

Торопа пересек дорожку и, перебегая от дерева к дереву, подкрался к дому жрицы. Прижавшись к стене, он напряг слух и определился с местом, где велась беседа. Пробравшись под окно, он затаился.

– Мой учитель, светлая ему память, воспитывал меня по всей строгости велевой науки – так, будто война уже завтра. Обучил меня всему, что знал и умел. Покрикивал, гонял до седьмого пота. Когда заканчивался урок, я с ног валился, – слышался глубокий, звучный голос старика.

– Знания старших должны наследовать молодые. Никто не должен сходить с земли, не подготовив себе замену, – раздался в ответ переливчатый голос Любавушки. – В знаниях, передающихся от учителя ученику – жизненный опыт не одного, а многих людей. Что станет с человечеством без многовековой мудрости? Народ, не помнящий обычаев предков, подобен башне на песке.

– Учитель мой, Пресвяток из Крайницы, славный был кузнец. Таких, поди, уже не сыщешь на земле. Кузнец от бога, как говорится. Хотя и передал он мне тайны древних мастеров, я при всем старании не ровня ему. Нету у меня тяги к кузнечному делу. В оружии-то я разбираюсь. Знаю, как надобно его ковать. Вот только у меня железо не поет, как у него. В ратном искусстве, думаю, мы с ним равных высот достигли. Начни мы с ним в силе состязаться – средь нас двоих никто не вышел бы победителем. А вот как следопыт я лучше, есть у меня особый дар. Лес для меня как дом родной. Я, считай, полжизни в лесах провел. Еще Пресвяток был жив – полземли с ним обошли, кочевали по белу свету, нигде подолгу не оставались. А потом уж я один… Последний долг перед ним выполнил и пошел скитаться.

– Где похоронен твой учитель?

– В Крайнице, в древней крепости. Недалеко от Новокрайнова.

– О! Так это ж совсем рядом. Дней десять пути. А про крепость не слышала…

– В ней никто не живет. Крепость, считай, в Змеиных горах стоит. – Вель ненадолго умолк, предавшись воспоминаниям. – Пресвяток загодя просил меня устроить всесожжение в Крайнице. А как почувствовал приближение смерти, говорит мне: “Пойдем в Крайницу. Хочу умереть там, где умер мой наставник“. Пришли мы туда, и на третий день он упокоился, умер во сне. Я исполнил его волю. Поленницу соорудил, как положено, и сжег его на рассвете, а прах среди камней развеял. Своему ученику тоже накажу справить погребальный обряд в Крайнице.

– Рано тебе еще о смерти думать.

– Так я не о смерти, а об обычаях… Не знаю, чего это я с тобой разоткровенничался. Никому не рассказывал. Ты первая…

– Знать, возникла у тебя потребность исповедаться. Не беспокойся, Синеок, я умею хранить тайны.

– А чего я такого сказал? Просто, вспомнил о своем наставнике.

– Ты что ж, всю жизнь провел в странствиях?

– Ну почему же! Останавливался иногда в городах или селах, в особо холодные зимы. Стражам помогал, следопытом служил, или на какую другую работу подряжался. Я ж мастер на все руки! Коль нравилось где – оставался подольше. Но больше года не выдерживал. Оседлая жизнь – не для меня.

– И семьи у тебя нет?

– Семьи? Бывало, зацепишься за подол какой-нибудь бабы, а выпутаться не можешь – вот тебе и семья, – весело признался вель, не без намерения смутить жрицу.

– Да ну тебя, болтун старый.

– Не положено мне по званию семьей обзаводиться, – вздохнул он. – Последний год, правда, я жил в доме одного кузнеца в Крайнове. Меня как родного приняли… Собрался, уж было, и остаться навсегда в его доме. Взялся тамошних детишек грамоте обучать, и тут – нате! – вестник… Нет, я, конечно, вестнику обрадовался. А то ведь уж стал подумывать, грешным делом, что не будет у меня наследника. Плохо, конечно, что пришлось бросить детишек.

– Не кори себя. Долг свой выполняешь.

– Верно, мой долг… Но детишкам-то, как объяснишь? Я успел привыкнуть к ним, и они ко мне доверием прониклись … Получилось, будто я их обманул.

– У тебя не было выбора, Синеок.

– Да как ты не поймешь! В том, что я оказался в таком положении – только моя вина. Всю жизнь избегал того, а на старости лет вот так себя наказал. Не пристало воину изменять своему предназначению. Не должен был я желать мирной жизни.

– Уже не изменишь ничего, – сочувственно вздохнув, произнесла Любавушка. – А ты успеешь обучить Светозара?

– Положу на это все свои силы. Слово веля! Передам ему весь свой опыт, научу всему, что умею сам. Времени у меня в запасе много, годков пятнадцать, точно мои.

– Как ты срок определил?

– В Прошлом-то, сколько Злыда по земле метался, прежде чем война началась? Целый век, поди, покуда собрал воинство… Вот, и нынешнее Исчадье Мрака не решится показаться в открытую, пока он один, станет пакостить, но не так, чтобы явно… душегубствовать, но так, чтобы не быть пойманным. Будет дожидаться, когда семена зла прорастут. Уж где-то заронил, поди, поганец.

– Дети его, да?

– Да Коли все повторяется как в Прошлом, злыденыши, отродье злыдино, должны набраться сил, ума и наглости. От мелких да сопливых Злыде проку мало. Словят их стражи после первого же их злодеяния. В Прошлом-то он поставил злыденышей во главу полков своего черного воинства… А что за полководец, когда его щелчком по лбу свалить можно. Верно говорю тебе, Злыде нужно время. Да и черное воинство ему надобно собрать…

– Как собрать? Кто ж пойдет к нему на службу?

– Знамо кто – люди плохие да чудовища кровожадные.

– Откуда ж чудовища возьмутся? Пернатых змеев, он, что ли, приручит?

– Змеи – божьи твари. Они не нападают на людей первыми. Но если их вынудить, как всякий зверь, будут защищаться. Злыда – могущественый колдун, вот и наколдует себе всяких злобных тварей, – пояснил Синеок. – Думаю, к тому времени, как Исчадье Мрака соберется силами, вырастет новое поколение.

– Хвала поднебесным богам, что у людей есть защитники.

– Буду делать что должен, а там…

– Не понимаю. Если Мудрый Велигрив знал… или хотя бы предвидел второе пришествие, то почему не все благодные знали о пророчестве? Чего уж тут говорить о нас, простых смертных…

– Если рассуждать здраво, то правильно Гривата поступил, не открывши правду людям. Каково бы им было жить со смутой в душе, с думами тяжкими? Некоторые знания полезно таить до поры до времени.

– Но ты-то избранный, почтенный, однако тоже ни сном, ни духом…

– Уверен, другие, мои избранные собратья, хранят гриватину тайну, – развел руками вель. – Придет срок – и она будет открыта.

– А может тайна настолько страшна, что Велигрив унес ее с собой? – прямо спросила Любавушка.

– Своему ученику он наверняка дал указания, а тот в свою очередь, передал их своему наследнику.

– Но почему же тогда в Писании сказано, что Зло уничтожено “на веки вечные“?

– Повести писали люди. А люди – ой как часто! – заблуждаются.

– Разве не великаны объявили об окончательной победе?

– Ты своими ушами слышала?

– Ты сомневаешься в истинности священного писания, почтенный? Даже велю не позволительно оскорблять святое! – Лицо жрицы пошло багровыми пятнами.

– Так не я, а Исчадье Мрака оскорбило своим пришествием.

– Должно быть, оно какое-то иное. Вовсе не Злыдень из Прошлого, иначе бы в Повестях… – Она запнулась, чуть было не высказав святотатственного суждения относительно священного писания.

– Снова о своем заладила, – вздохнул Синеок.

Взяв себя в руки, Любавушка принялась рассуждать вслух:

– Ведь все, облаченное во плоть, умирает. Всему живому на земле отведен определенный срок. Даже деи уязвимы во плоти.

– И что же, по твоему, представляет собой нынешнее Исчадье Мрака? Из чего оно? Известно только о том, что Великий Творец оскопил Моркона. А про отсечение каких-либо других частей, в Повестях чего написано?

– Ты хочешь сказать, что Исчадье Мрака наделено земным бессмертием? – Жрица с испугом посмотрела на веля, в душе надеясь, что тот не согласиться.

– Да я сам ох… как удивился. Честное слово. Прежде-то о Злыде не особо задумывался. А тут, по дороге в вашу Крутень, немного мозгами пораскинул и – нате! – пришел к такому же выводу. Ведь Злыда – какая никакая часть одного из верховных богов. А то!

– Но тогда в священном писании…

– В конце концов, победителю позволительно насочинять о своем поверженном враге все, что душе угодно. О злыдином бессмертии просто забыли. Нет Злыды в помине – да и ладно, будто его и было никогда.

– Так… разве ж такое можно забыть?

– Человеческая память – странная штука. Люди очень сильно поверили, что Исчадье Мрака уничтожено. Захотели верить – и поверили. Уж ты-то, как служительница веры, должна понимать природу сего явления. – Он говорил мягко, стараясь не задеть искренних чувств. -Можно назвать это самоутешением, самоубеждением или самообманом… даже силой привычки. Знаешь же, что вера есть приятие того, что лишь считается непреложной истиной. Ни доказать, ни опровергнуть… “Так принято считать“ – все тут! И что получается? Устоявшееся мнение всем нам боком выходит – когда мы в действительности сталкиваемся с тем, во что отказываемся верить. Мы просто не желаем этого замечать, даже глядя в упор.

– Должно сохраниться письменное свидетельство. В ваших запретных книгах – оно точно должно быть.

– Какая теперь разница! Ныне-то мы и без писулек всяких знаем, что в своем земном воплощении Злыда неуязвим… Почти неуязвим. В Прошлом-то его как-то все же одолели…

– Смерть не властна над Злыднем… – прошептала жрица, думая о своем.

– Ну, оно уже ваше богословское дело – рассуждать о степени подчинения Злыдни и Смерти, о том, возьмет ли она Его, или как Его ей предать… Не хочу гадать на сей счет. Однако победить Злыду можно! – Синеок постарался говорить так, чтобы его слова звучали уверенно. – Великие воины нашли способ избавить от него землю на многие века. Надеюсь, способ не устарел и сгодится ныне.