Текст книги "Книга первая. Мир"

Автор книги: Татьяна Танина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 42 страниц)

Горбуль заскрипел – засмеялся, значит.

– Когда стоишь на коленях, все вокруг кажутся высокими.

Тоннель заканчивался наклонной деревянной дверцей, прогнившей и почерневшей. Из щелей между досками бахромой свисали корни. Дождевая вода, пропитавшая насквозь почву на поверхности, просачивалась в подземелье, стекала на пол, размачивая и превращая в скользкую грязь многовековой слой пыли на выходе.

Горислав осмотрел и ощупал дверцу. Она отворялась наружу, и придавленная отяжелевшей землей, не поддавалась.

– Горик, а ты с разбегу попробуй, – посоветовал находчивый Горбуль.

Другого выхода не было. Горислав отошел и с разбегу врезался плечом в заслонку. Затрещали доски, обвалились комья земли, повеяло свежестью. Пробиться наружу удалось со второй попытки. Вывалившись под холодные струи ливня и не удержавшись на ногах, он упал. Ломая низкорослый кустарник, кубарем покатился по крутому склону холма. Его стремительный спуск остановила железная решетка, неожиданно возникшая на пути. От боли искры посыпались из глаз. Горшочек выпавший из рук разбился, и черепки полетели в бурлящий поток. Самого Горислава от падения в канал удержала оградка.

“Ну и ладно! – с обидой подумал он. – Все равно так и не научился толком ездить верхом“.

Молния расколола небо надвое и осветила все вокруг ярким светом. На пару мгновений стало видно каждый куст, каждую травинку, каждый камень поблизости. По склону вверх тянулись ровные ряды деревьев. Горислав лежал на плитах дорожки около заполненного до краев обводного канала.

Вот, оказывается, куда вел подземный ход – в городской сад.

Держась за оградку, немного оглушенный, он поднялся и осмотрелся – не видно ли погони. Но, похоже, в саду, кроме его, никого не было.

– Горик! Горик! Ты жив! Хвала Благословенному Свету!– радостно заорал возле самого уха повисший на капюшоне Горбуль и полез целоваться. Поморщившись, Горислав смахнул его с плеча.

– Убедился, что жив, и будет.

– О, чудо! Когда ты кувырком покатился, я подумал: все, костей не соберет. Руки-ноги целы?

– Вроде, да.

– Дождина-то какой! – воскликнул вестник, словно только что заметил наводнение, и погрозил кулачком небесам. – Они там наверху, что, решили нас утопить?

– Похоже на то, – грустно согласился Горислав. – Но ты-то не утонешь. Ты же деревянный.

– Не возражаешь? – Не дожидаясь разрешения, Горбуль нырнул в широкий рукав дождевика и, углубившись, повис на перевязи ножен, как бельчонок, вцепившийся в шерсть мамы-белки. – Как у тебя здесь тепло, уютно, сухо… – Он расширил прореху под застежкой и выглянул наружу. – Чего делать будем? Выбираться же надо как-то из города.

– Надо. Дай подумать.

Горислав заметив возле дорожки беседку. Укрытие не ахти какое, но, по крайней мере, ничего не будет литься сверху. Он поднялся по ступенькам и плюхнулся на скамью. Что дальше? Куда идти? Вообще-то, для начала, неплохо было бы из сада выбраться. Но в какой стороне находятся ворота, он не представлял. Он и днем бы тут в поисках выхода поплутал, чего уж говорить о темной ночи… Похоже, придется ждать утра. Или пока тучи немного разбегутся, и землю осветят луны.

– Горбуль, – позвал Горислав. – А разве ты не должен указывать путь?

– Почему?

– Ну, так ты же вестник Провидения.

– Нет. Я уже тебе говорил. Какой же я вестник? Я – деревянный.

– А настоящие вестники из чего?

– Понятия не имею.

– Значит, ты не может отрицать, что не вестник.

– Отчего ж? Могу! Но не о том речь. Меня просили предупредить тебя об опасности, и про клад сказать.

– Кто просил?

Горбуль зашевелился, похоже, почесал задней лапой за ухом.

– Мне был голос. Такой тихий, душевный… Горбуль, сказал он, предупреди Горика об опасности…

– Ты известил меня, значит, ты – вестник, – убежденно повторил Горислав.

– Думай, что хочешь. Но имей в виду, что никакой связи с Провидением я не ощущаю.

– Но ты так много знаешь.

– Верно, не без этого, – отозвался вестник, довольный похвалой.

– Откуда знаешь?

– Так, пока под столом сидел, нахватался всякого разного. Стол-то не чей-нибудь, а Главного хранителя книжных знаний. Сколько было главных хранителей – все сидели за моим столом.

– И Велигрив?

– И он тоже. Хотя… точно не помню, врать не буду.

Казалось, ливень никогда не кончится. Поднебесные боги метали в землю молнии. Окрестности сотрясало от громких раскатов грома. Вероятно, одна из молний стала причиной большого пожара. Что-то горело на площади Лестницы, и над вершиной холма занималось алое зарево.

– Не хранилище ли?.. – забеспокоился Горислав и вскочил со скамьи, но увидеть источник огня со склона за деревьями было невозможно.

Горбуль, успевший пригреться и уснуть, грохнулся на каменный пол.

– Что случилось? – Он захлопал глазами. – Пожар, что ли?

– Пожар! Думаю, уж не хранилище ли горит? Там же рукописи древние, которым цены нет. Их надо спасать! Там – Брянчень! Он же в подвале живет.

– Стой! И думать не смей! Нельзя тебе туда. Может, и не книгохранилище вовсе… Западня там, не иначе. Нарочно запалили, чтобы было больше свету. Так оно сподручней тебя ловить.

– У Злыдня других забот нет, как меня ловить.

– А то! Ведь ты стал обладателем вещи, которая ему очень нужна. Вспомни, с чего все началось! Ты при падении случайно головой ни обо что стукнулся?

– Без оскорблений, пожалуйста.

– Рукопись-то о Ключе у тебя!

– Верно, у меня.

– Ей, Горик, что с тобой? Ты как-то туго стал соображать, – проворчал Горбуль. – Теперь у Злыды одна забота…

– Какая? – устало спросил Горислав. – Рукопись у меня отнять?

– Великих воинов найти – вот какая! Хранителей Ключа, которые пойдут по Пути. А ты, кто теперь?

– И кто же я теперь?

Собрался было Горбуль ругнуться и тем же словом вкратце пояснить Гориславу, кто он есть, но книговед сам догадался, что ему пытаются втолковать.

– Избранный… – Единственно правильный ответ потряс его до глубины души.

– Вот именно! – Горбуль взлетел, ухватился за рукав и вернулся в свое убежище. – Побежишь на площадь, схватят тебя, как пить дать. Тебе в другую сторону бежать надо, без оглядки.

Обречено вздохнув, Горислав опустился на скамью. Снова молния изломанным трезубцем пробила темноту, вспышка света озарила высокую волну, поднявшуюся в канале, только волна эта бежала против течения, со скоростью не меньшей, чем сам поток. А когда свет молнии ушел в землю, оказалось, что волна светится сама по себе. Мутная, желто-зеленая вода бурлила, кипела пузырями. Над пенной шапкой волны клубился пар. Несколько мгновений Горислав заворожено смотрел на диво, пока не понял, что светящаяся водная гора движется к беседке. Охваченный паническим ужасом оттого, что сейчас вся эта громада обрушится на него, он заорал диким голосом и вжался в угол. Но волна вдруг остановилась на дорожке сада. Против всех законов природы, утратив естественное свойство воды, замерла неподвижной стеной, как остекленела, засверкала красными бликами, отражая зарево пожара. В следующий миг она взорвалась, разлетелась мелкими брызгами во все стороны. Горислава окатило с головы до ног, хоть он и загородился руками. Лицо, ворот, плечи – все намокло. Даже Горбулю досталось, но тот не очень-то расстроился.

– Ух, Ма Трижды Великая… Вот те раз! – восхищенно прошептал вестник, высунув в прореху клюв. – Ты только глянь на него.

Отерев лицо, Горислав воззрился на коня, который остался стоять на узкой дорожке, после того, как схлынула вода. Конь настоящий, живой, фырчащий!

– Какой красавец. Богатырский коняка. Горик, слышь? И как это он такой огромный в маленьком горшке умещался?

Действительно, конь был хорош на диво – высокий, широкогрудый, могучий; серой масти с белыми яблоками на боках, с лохматыми ногами. На шею, изогнутую дугой, спадала вьющаяся, серебристая грива.

– Нет, ну, ты понял? – продолжал Горбуль. – Надо было разбить горшок и бросить осколки в воду. Или налить воды в горшок и разбить. А мы с тобой, как те дураки из сказки, сиднем сидели на берегу реки и ждали чуда!

Горислав не знал, о какой именно сказке говорил Горбуль, но он-то как раз дождался чуда. Значит, ему повезло больше, чем тем дуракам…

Глава тринадцатая, о череде чудесных и печальных событий, случившихся в грозовую ночь

“Бесстрашие сродни безрассудству. Презирать опасность, по меньшей мере, глупо, по большей – смертельно. Смелость должна быть рассудительной, отвага – осмотрительной.

В правом деле весьма полезна настойчивость. Однако следует помнить, что настойчивость и упрямство – не одно и тоже. Великий Воин должен быть упорным при достижении цели, в исполнении своей воли, но и уметь отступать, так как, отступая, он сохраняет жизнь и силы для новых битв. Вовремя остановиться, по сути, не есть признак трусости, ибо в сражении, которое продолжается слишком долго, иссякает раж, истощается мощь, и, в конце концов, в нем падет даже самый сильный и стойкий воин“.

Заветы Великих Воинов.

Неждана, разбуженная яркой вспышкой молнии, настороженно вгляделась окружившую ее вязкую темноту. Прокатившиеся по небу громовые раскаты, заставили ее невольно вжать голову в плечи. От лежания на твердой скамье тело затекло, рука онемела.

Сколько же она проспала? Что на дворе – поздний вечер или глубокая ночь?

Новый взрыв света озарил убежище вельши – каменную кладку стены, деревянную решетку, обнесенную птичьим пометом, а за ней – белых, мохнатоногих голубей, жавшихся друг к другу. Башня-голубятня в священной роще Великой богини Любовницы – единственный укромный уголок на земле, где Неждана могла побыть одна. Она приходила сюда каждый раз, когда ей хотелось уединиться, спрятаться от любопытных людских взоров и спокойно поразмышлять обо чем-нибудь.

Она прибежала сюда сразу после ссоры с Огнишком. Никто не должен видеть ее слезы. А то, чего доброго, начнут приставать с глупыми вопросами… Что толку от их жалости? И без чужого участия было тошно! Но больше всего ей не хотелось, чтобы самого близкого ей человека, который заменил ей отца и стал наставником, заподозрили в том, что он грубо обошелся с нею.

Стремительно взлетев по узким шатким лестничным пролетам, под самую крышу башни, Неждана плюхнулась на скамью и, уже не в силах сдерживаться, захныкала по-бабьи, с подвыванием.

А голуби ворковали и целовались…

– Да как он мог! Блудодей рыжий, – прошептала девушка. – Вот уж, не ожидала от него такого… Прямо в душу плюнул.

Припоминая все его прегрешения, она материла его на разные лады, покуда запал не иссяк. Понемногу обида уступила место раскаянию.

– Какая же я дура! Сама виновата, – ворчала она, вспоминая сказанное в пылу ссоры. – И, в правду, как кобыла бешеная… понесла – не остановишь. Вот он и осадил.

Не следовало задевать его мужское самолюбие… И зачем только спрашивала, если знала ответ? Огнишек – самый лучший на земле. Сильный, мудрый, красивый. Великолепный… А недостаток имеет всего один, и тот в глазах людей свидетельствует о его мужественности.

Засыпая, она думала о том, как будет себя вести после случившейся между ними размолвки. Что делать, если Огнишек вообще не захочет ни о чем с нею говорить и станет избегать?

Теперь, когда высохли слезы, и отлегла от сердца тяжесть, плакало небо. Голуби за деревянной решеткой беспокойно топтались, вертели хохлатыми головками и курлыкали, выражая недовольство погодой на своем птичьем языке.

Неждана выглянула в оконце и застыла пораженная неузнаваемым видом города:

– Жуть-то какая. Деи, похоже, посходили с ума, – прошептала она.

Снаружи бушевала гроза. Небо застили черные тучи. Первый весенний ливень обрушился на землю сплошным потоком. Башня сотрясалась при ударах грома. Вспышки молний выхватывали из темноты жмущиеся друг к другу домики на склоне, а когда все вокруг снова погружалось во мрак, только дрожащие полосы света, пробивавшегося между ставнями, и расплывчатые желтые пятна уличных фонарей выдавали местоположение людских жилищ. В такую непогоду хозяин собаку из дому не выгонит.

“Пускай, Огниш немного поволнуется, – мстительно подумала Неждана, опускаясь на скамью. – А вдруг он уже забыл о ссоре? С него станется…“

Голубей что-то испугало. Птицы шумно захлопали крыльями, вспорхнули с насиженных мест, заметались по клетке. Их беспокойство передалось Неждане. Она схватила со скамьи ножны, готовая обнажить меч, и огляделась по сторонам.

– Эй, великан! – донеслось из-под крыши, куда она не думала смотреть, потому что ее враги не лазали по потолкам. По крайней мере, она не сталкивалась с подобными.

Вспышка молнии на мгновение во всех подробностях проявила маленькое, похожее на летучую мышь создание, висевшее на решетке вниз головой.

– Ты вестник Провидения? – догадалась Неждана.

– Он самый, – подтвердил тот и, убедившись, что ему ничто не угрожает, по паучьему пополз вниз.

– Мужайся. Я принес плохие вести…

Шумел ливень, в заоблачных высях гремел гром, голуби хлопали крыльями…

Огнишек, сидя в лавке на площади Лестницы, ждал Злыду. И намеревался дождаться, во что бы то ни стало. Был готов сидеть в засаде столько времени, сколько для того потребуется. Ведь она или он – неизвестно, в каком обличии Исчадье Мрака явится – непременно сюда вернется. Тут у него логово! Хранятся зелья, вещички кое-какие, золотишко…

Может, Злыда придет, когда утихнет гроза?

Под прилавком постанывал и шмыгал разбитым носом связанный Тишень. Что за странный человек… И человек ли он? Сносил побои так, что, казалось, еще немного, и он начнет благодарить своего истязателя за причиненные страдания. В общем, ни допрос с пристрастием получался, а как будто беседа козла с кочаном капусты. Ну, в самом деле! “Овощ, ты знаешь, что я могу тебя съесть?“ – с угрозой спрашивал козел. – “Да, знаю, – отвечал качан, – но ведь для того я и рос, чтобы кто-то меня съел“. – “И тебе не страшно?“ – “Страшно, а то, как же! Но если ты, так какой-нибудь другой козел слопает. Правда, во мне червячок живет, и, когда ты меня кушать будешь, гляди, не подавись…“

Как дать бы этому Тишеню по башке, да вогнать под землю по самую макушку, чтобы рожи его противной не видеть.

Ничего нового, кроме того, что уже было известно, выпытать не удалось. Тишень подтвердил, что Скосырь теперь ходит в облике Весняны, но коварных замыслах его ничего не знал. Почему не знал? Так, ведь Скосырь в дела свои злокозненные никого не посвящал. Да злобный он больно, его особо не поспрашиваешь – страх сильный умеет наводить. Он с учениками своими заговоры плел… Да, он исчезал время от времени, иногда надолго. А где был, чем занимался, про то не ведаю. Один раз вернулся, как головешка, обугленный, но поправился, опять плотью оброс, потому как колдун великий. А если кого оморочили или потравили, так это не я. Я к тому касательства не имею. Я, наоборот, людям помогал, избавлял их от разных хворей, как умел. Никому зла не желал.

“Я человек маленький, – все повторял Тишень. – Я же – букашка безобидная супротив Скосыря Горемыкыча. Он меня мизинцем перешибить может“.

Ах, какой он бедный-несчастный – попал под дурное влияние. Столько лет покрывал злодеяния своего хозяина! Чесались руки, ох, как чесались – вышибить из кромешника дух, поганец гнусный на редкость. Поначалу ослепленный яростью вель, чуть было, так и не сделал. Остановило одно – следовало получить ответы на все вопросы, – что лишь ненадолго отсрочило исполнение приговора. Тишка поутру все равно будет болтаться в петле на тюремной стене.

Тем временем началась гроза. Небо над городом застили черные тучи, и на землю обрушились потоки воды. Огнишек заранее предупредил своих людей, что если не появится до полуночи и не даст о себе знать, пускай один из стражей придет тайком с черного хода и доложит об обстановке в городе. Связной должен возвестить о себе условным стуком. Подобные меры предосторожности были вполне оправданы. Так же начальник стражи счел излишним привлекать дополнительные силы. Он был уверен, что в одиночку справится с любым, хоть с самим Исчадьем Мрака.

Время шло. Ливень не прекращался, разве что его напор стал немного слабее, нежели в первые часы. Разразившаяся гроза не принесла Огнишку облегчения, как бывало обычно. Наоборот, необъяснимое беспокойство, появившееся еще утром, усилилось. Казалось, что капли дождя, бьющие по стеклу, настойчиво повторяют: “Быть беде, быть беде…“

Вель услышал, как в задней части дома с тихим скрипом отворилась дверь. Без условного стука, которым непременно предупредил бы о себе гонец от Перегуда. От сквозняка застоявшийся воздух, насыщенный ароматами трав и лекарств, пришел в движение. Повяло прохладой, свежестью, запахом грозы.

Ничем не выдав себя, Огнишек поднялся. Кем бы ни был пришелец, не убоявшийся грозы, и в какую бы часть дома не направлялся – ему не миновать ниши, в которой затаился вель.

Незнакомец держался в узких коридорах уверенно – или бывал здесь неоднократно, или видел в темноте, как сова. Осторожные шажки, тяжелое дыхание, шелест мокрой одежды приближались.

По совокупности звуков вель определил, что пришелец низкого роста и малого веса. Значит, одолеть его будет совсем несложно. Вместе с тем его вдруг охватило странное чувство, непонятное отвращение, кое возникает, например, когда наступает пора чистить выгребную яму – работа, надо сказать, неприятная и неотвратимая в силу неизбежности, еще не видишь, а уже тошно становится от одной думы. Но с чего бы чувству омерзения возникнуть теперь? Может, гость распространял какой-то особенный, едва уловимый запах, различить который среди других, способен лишь тонкий, звериный нюх?

Одно Огнишек знал твердо – явился враг.

Гость неведомым образом обнаружил присутствие веля. Не дойдя совсем чуток до стенной ниши, он взвизгнул и, швырнув какой-то сверток, бросился к выходу. Двумя огромными прыжками вель его настиг. Мокрое, худющее создание пыталось сопротивляться, кусалось и царапалось, но недолго. Огнишек скрутил его и крепко связал руки веревкой, приготовленной заранее. После чего сгреб в охапку и бросил в подсобку, где, на всякий случай, оставил зажженный фонарь. Сорвав с колпака светильника плотную ткань, он зажмурился от яркости. Пленник не шевелился, должно быть, потерял сознание от удара об пол. Вель сходил в коридор за брошенным мешком. Вернувшись же, обнаружил своего пленника, заползающим как червяк под каменную плиту стола.

– Какой шустрый! – Он выволок его в круг света. – Кто таков? – Грозно рявкнул он и, схватив за волосы, заглянул в лицо ночного гостя.

Тот оказался совсем юным. По виду – годов двенадцать. Внешностью он обладал обыкновенной, только морщился от близости благородного, отчего становился похожим на маленького старика. Было слышно, как он скрежещет зубами от злости.

Но еще Огнишек обнаружил, когда тянул мальчишку за волосы, нечто странное. Нащупал он ладонью костяной нарост на темечке, где у обычного человека гладко. Одернул руку, обтер брезгливо о штанину…

Как молнией пронзило его сознание. Припомнил он бывальщины о злыдином отродье, что слышал в пору своей далекой юности, когда еще были живы последние великаны, наследники учеников сотоварищей Велигрива. Говорили они, что у злыденышей, родных детей Злыды, на темечке имеется гребень костяной. До последнего времени Огнишек не представлял, как выглядит “гребень“, – рассказчики описывали его по-разному, – а теперь, вот, пощупать довелось, узнать наяву. И еще сказывали мудрые старцы, что великан не может обонять Злыду, если только выявить с помощью колдовства, но его отродье всегда распознает сразу по запаху, потому что злыденыши – говнюки, все как один. Думал тогда Огнишек, что насмешничают старики, ради потехи глупости всякие сочиняют. Правдой все оказалось…

Со смутной догадкой Огнишек срезал узел на грязном мешке злыденыша и вытряхнул содержимое. Со стуком на пол упала человеческая голова, с лицом распухшим, вся – в пятнах буро-синих, видом своим в оторопь вгонявшая. Только Огнишек зарычал от ярости, потому что опознал голову сразу, по отличительным приметам.

Голова эта, обритая наголо, на которой из растительности были лишь длинный седой чуб на макушке, да усы обвислые, некогда прочно сидела на плечах судьи Милорадка Чубатого из городка Подольска-Заозерного, что в двенадцати днях пути от Небесных Врат. Знаком был Огнишек с тем судьей, сиживал за одним столом, пил из одной братины. Не так уж стар был благородный Милорадок, мог бы еще жить да жить, да людям служить. Так нет же! Вот какая смерть его подстерегла.

Вель пнул мальчишку в бок.

– Ах ты, выродок! Семя крапивное… Что ж ты натворил…

Злыденыш громко и презрительно захохотал, как будто правда была на его стороне, и он имел право убивать велей.

– Кончилось ваше время! – прошипел он. – Прощайся со своей башкой, рыжий!

– Ты мне угрожаешь, гаденыш? – Схватив мальчишку, Огнишек поставил его на ноги и пару раз встряхнул так, что зубы громко клацнули и кости захрустели. – А, как я тебе первому снесу твою дурную башку?

– Потрясатель Вселенной видит тебя, – прошипел мальчишка, пыхая ненавистью. – Он тебя слышит. Он тебя убьет.

– Да неужто? Тебе, говнюк, меня не запугать. Я уничтожу и тебя, и злобную тварь, тебя породившую! Попадись мне Злыда, я отправлю его туда, откуда он уже никогда не вернется.

Злыденыш затих и обмяк, как кукла тряпичная. И не успел подумать Огнишек, что сломалось что-то в мальце, как тот снова ожил. Забился в руках веля, затрясся, как припадочный. Стал рожицы корчить. Его лицо, то растрескивалось глубокими морщинами, то разбухало, как отечное, то проступали на нем черты звериные. Глаза будто чернилами налились.

– Тебе, великан, не под силу победить Всемогущего Вечного Темнозрачного Властелина земли, – заговорил он изменившимся, утробным голосом. И вроде рот открывал, как полагается, но явно, не сам вещал. – Мрак был прежде Света. Беспорядок – прежде Порядка. Зло первое, что появилось во Вселенной, еще задолго до сотворения Земли. Зло останется, когда исчезнет жизнь.

– Ишь ты! Пророчить удумал… – усмехнулся Огнишек. Однако пробрало-таки его, холодок неприятный шею овеял.

– У Него – сотни имен и сотни личин. У Него – чары ста волшебников и сила тысячи воинов. Тебе не найти Его. А если вдруг найдешь – не сможешь Его убить. У Него есть то, чего нет у тебя – бессмертие.

– Не убью, так сделаю то же, что Великие Воины. Если они в Прошлом одолели Исчадье Мрака, значит, и я справлюсь.

– Трепещи вель! Повелитель Мрака уже идет за тобой.

Злыденыш разразился торжествующим хохотом.

– Рано радуешься! – Рассвирепев, вель поднял его высоко над головой и со всей силы ударил об пол, так что доски затрещали. Мальчишка затих, лишившись чувств.

Речь Исчадья Мрака, переданная устами злыденыша, растревожила веля. Чутье подтолкнуло его в торговый зал, к маленькому смотровому оконцу во входной двери.

За стеной ливневых струй Дворец судей, где продолжались поминки Борислава Силыча, стоял во мгле, окутанный дивным, мерцающим маревом – размытый свет лился из окон сквозь разноцветные стекла витражей и, отражаясь и многократно преломляясь в прозрачных каплях, расцвечивал дождь. А прямо от Дворца в сторону лекарственной лавки, растянувшись цепью, направлялись с десяток вооруженных людей. Но это были не стражи, а чужаки. Они пересекали площадь, совершенно не таясь. У одних были мечи, другие держали наизготовку самострелы, причем довольно мощные.

Огнишку понадобилось некоторое время, чтобы понять происходящее, ведь поначалу он просто не поверил своим глазам.

– Не может быть, – пробормотал он, вглядываясь в окна Дворца, где горел свет, и мелькали тени. – Злыда захватил Дворец?

Молния белой изломанной стрелой ударила в склон холма, и осветила человека, стоявшего на балконе Дворца судей. На один короткий миг за его спиной выросла огромная, зловещая тень.

– Будь ты проклят, нежить окаянный, – прошептал Огнишек, глядя на незнакомца и точно зная, кто он. – Я до тебя доберусь… Потом.

А сейчас надо немедленно покинуть дом. Если бы злыдины слуги были вооружены только мечами, он без раздумий принял бой, но подставляться под стелы ему вовсе не хотелось.

– Врешь, не возьмешь! – Он поспешил к выдоху в проулок, что в задней части дома. По пути он выхватил меч, готовый в любой миг вступить в схватку с врагом. Выскочив в темноту под дождь, он побежал обходным путем к Дому стражей.

Дом стражей, освещенный уличными фонарями, казался всеми покинытым. Двери главного входа были распахнуты настежь. Внутри – никаких огней, ни движения, ни голосов.

Огнишек дошел до торца здания, чтобы проверить обстановку вокруг. Обозреваемое пространство было безлюдным. Ближнее крыло Дворца судей стояло темным, а в дальнем крыле, в зале, где проходили поминки, ярко горел свет.

Напрягая зрение и слух, вель вошел внутрь. В приемной он обнаружил следы борьбы, и убитого дежурного, без головы. Стражи пропали, ушли куда-то пешком, оставив коней в стойлах.

– Огниш! – Он услышал и узнал голос Нежданы, донесшийся с улицы. – Ты здесь?

Охваченный радостью, он бросился на крыльцо, но в последний миг, вспомнив о близости Злыды, умерил прыть. Осторожно выглянув наружу, он увидел свою ученицу, прятавшуюся за конем.

– Данка, ты?

– Шутишь?

– Покажи свой меч! – потребовал он.

Неждана, ничуть не удивленная подозрительностью наставника, выставила перед собой обнаженный клинок, который держала за спиной.

– Слава всем богам! – Огнишек выбежал под дождь и стиснул девушку в крепких объятиях. Они замерли, забыв от счастья про непогоду. – Ты жива! Где ты была?

– На Красной горке. Прости, не смогла добраться сюда быстрее, сам видишь, какая погода. На подоле по улицам реки текут. Почти всю дорогу пришлось пешком идти. Он же не видит в темноте. – Она похлопала по шее своего жеребца.

– Как ты меня нашла?

– Вестник направил меня сюда. Боялась, не успею…

– Провидение знает, что случилось? Где стражи?

– Огниш, вестник сказал, что сегодня в Небесных Вратах убиты все судьи и стражи порядка. И еще много других людей. Сказал, что убиты все великаны… кроме нас.

– Нет. Не может быть! – Огнишек замотал головой, отказываясь принимать новость и, вместе с тем понимая, что поздно заговаривать смерть. Провидение не врет. Оно служит Добру. Предотвращает то, что можно предотвратить, а если нельзя, то исправляет, что еще можно исправить. – Как могли сильные, ловкие, вооруженные мужи, позволить себя убить? Кто на них напал?

Ответ, который он не ожидал услышать, его потряс.

– Измена, Огниш! Их обманом завлекли в западню.

– Какую еще западню? Моих мужиков? Стражей в городе заманили куда-то?

Не верилось. Хотя нынче ему уже довелось убедиться, что многое из того, что вчера, и даже сегодня утром, казалось немыслимым, вдруг стало явью.

– Вестник не успел сообщить подробности, рассыпался в пыль. Какая у них, оказывается, скоротечная жизнь…

– Заманили, значит… Им устроили засаду где-то совсем рядом, раз они отправились пешком. А на судей напали прямо на поминальном пиру во Дворце судей… Да еще этот ливень…

Вель отвернулся, прикрыв глаза. Чувства, все доселе незнакомые, душили его. Особенно чувство вины, искупить которую невозможно. Даже если простят люди, сам себя он никогда не простит.

– Кто умер, Огниш? Чьи поминки? – Неждана положила руку на его плечо.

– Наш Борислав отправился на небеса.

– Его убили? Как десятиградских судей?

– Нет. Захворал тяжело… сгорел за несколько дней.

– Он же великан! Как он мог заболеть?

– Без Злыды, верно, дело не обошлось … – Выражение лица Огнишка стало жестким, рот скривился, заходили желваки. – Моя вина, что черное колдовство в расчет не принял…

– Поминки устроили во Дворце? – Неждана направилась к торцу Дома стражей, откуда открывался вид на здание. – Но если все судьи убиты, тогда, кто там сейчас?

– Злыда со слугами празднует свою победу. Не поверишь, своими глазами видел его на балконе зала заседаний. – Встав рядом с ученицей, он обнял ее одной рукой за плечи.

– В голове не укладывается! – Неждана закусила губу, глядя на Дворец.

Там, где долгие века царила буква закона, где мудрые мужи судили по справедливости и усмиряли вражду, произошло величайшее злодеяние, равных которому не бывало на земле прежде. Скорбное застолье превратилось в дикое, кровавое пиршество. Там, где всегда горой стояли за добро, ныне Зло упивалось вседозволенностью и безнаказанностью.

– Эх, кабы заранее знать, – в сердцах произнес вель.

– Нас известили загодя о возвращении Злыды. Так сказал вестник. Мы знали, что Злыда рыщет по земле и вершит свое черное дело. Случилось то, что должно было случиться…

– Я убью Исчадье Мрака, – с холодной решимостью заявил вель, глядя на свой меч. Оказывается, все это время он сжимал рукоять с такой силой, что онемела рука. – Найду и убью.

– Нет. Мы должны выполнить свой долг. Вестник был послан, напомнить о нем…

– Мы слишком много всего должны. С чего начать?

– Главное – беречь Ключ.

– Ах, да… Ключ, – вспомнил Огнишек о вещи, как о досадной помехе, и, запустив руку за пазуху, извлек ее наружу. Наполненный мерцанием, Ключ слабо светился в темноте. Стащив кожаный шнурок через голову и взглянув на святыню в последний раз, он протянул его своей наследнице.

– Нет, не надо! – воскликнула девушка. – Он твой.

– Не спорь со мной, хоть раз в жизни! Мой долг передать Ключ тебе, а твой долг его принять и хранить впредь. Держи, – твердо произнес вель.

– А ты? – спросила она, вешая Ключ на шею. – Что ты задумал?

– Не беспокойся, я пока не потерял рассудок. Не собираюсь вламываться во Дворец. Обожду пока. Ты, верно, забыла, есть еще один Ключ, в Башне. Сто раз говорил Силычу, что надо забрать вещи из тайника. А он: “Успеется. В надежном месте спрятано. Злыда туда ни в жизнь не сунется“. Надо было хотя бы кого-нибудь из книжников посвятить… Что такое?

В окнах крыла Книгохранилища, примыкавшего к Башне велей, будто светлячки заметались и попадали на пол. Сначала огонь стелился понизу, разгораясь все ярче и подсвечивая окна, потом поднялся стеной. Прямо на глазах пламя стремительно растеклось по первому этажу, разрасталось, пожирая сухое дерево полок и бумагу и быстро заполняя все внутреннее пространство здания. Башня тоже занялась изнутри – в маленьких, стрельчатых окнах затанцевали алые лепестки.

Неждана вставила ногу в стремя.

– Стой! Ты куда? – Огнишек стянул ученицу на землю.

– Там Горик! – крикнула девушка. – Он живет в Книгохранилище.

– Поздно! Его не спасешь и сама сгоришь. Не забывай, что теперь ты хранитель Ключа!

– Ты же видел, кто-то устроил поджег!

– Известно кто! Небось, и нам с тобой мучительную участь уготовил. А коль сорвался его умысел, еще какую-нибудь подлость спроворит. Надо быть настороже, Данка.

Жеребец заходил, застучал копытами по брусчатке, зафыркал. Тихонько заржал, боязливо кося глазом. Его тревога передалась велям.