Текст книги "Книга первая. Мир"

Автор книги: Татьяна Танина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 42 страниц)

За какие-то полтора десятка дней, Крашень преобразился до неузнаваемости, его шаг стал твердым, голос крепким, взгляд пристальным. И странный блеск в глазах не проходил.

– Братья и сестры, – начал он. – Сегодня мы возложим на жертвенник два жалких слепка со светлых богов. Ибо мы не в силах дать нашему Владыке больше замещающих жертв. Но числом их докажем свою преданность. Чем больше крови – тем лучше. Через жертвенную кровь мы получим прощение Темнозрачного Властелина за свое прежнее бездействие. А потом придет время, и наш Владыка введет нас в свое новое царство, которое построит на земле. Всех остальных, тех, кто в него не верит, он покарает. – Крашень обвел взглядом своих единоверцев. – Отныне мы будем собираться здесь как можно чаще и кровью жертв смывать грех лжи, который совершили светлые боги. Они пообещали разделить с Его Отцом власть, сказали, что Он будет править в ночное время, но обманули. Только через кровь жертв мы искупим свою вину перед Ним, и его сыном, Темнозрачным Властелином. Мы будем совершать жертвоприношение каждую неделю, здесь в нашем тайном убежище до тех пор, пока не сможем делать это в городе открыто.

– Равностояние вот-вот наступит, – напомнил ему Бушма.

– Да, – кивнул Крашень. – Сейчас мы воздадим нашему Владыке. После чего я прочту вам Откровение. Знайте, Владыка доверил мне записать истину о Творении, чтобы донести ее до тех, кто заблуждается. Давайте их сюда! Кладите на столы.

Из мешков вытащили двух испуганных и худеньких подростков. Дети были связаны по руками и ногам, рты заткнуты тряпками. Расширенные от ужаса глаза были полны слез.

Крашень не испытывал к детям ни капли жалости. В нем не всколыхнулось сострадание при виде несчастных, обреченных детей, настолько твердо он был убежден в том, что поступает правильно.

– Фу! Они воняют. – Недовольно скривился он.

– Так на свойство крови вонь никак не влияет, – оправдался Бушма.

Детей положили на столы. Крашень про себя отметил, что в будущем храме алтарь надо сделать из монолитного камня и прорубить на его поверхности желобки-кровостоки, для удобства сбора жертвенной крови.

– Крепче привяжите их! – приказал он. – Живее! Луны уже равняются…

Детей, чтобы не брыкались и во время судорог не скатились на пол, примотали к столам, перекинув веревку через грудь и ноги. Выполнив приказание, кромешники отступили и встали напротив Крашеня, глядя на него с ожиданием.

– Толпитесь, как стадо баранов! – презрительно бросил тот. – Вас самих хоть на бойню веди. Как же вы собираетесь служить Владыке?

Выхватив свой кинжал и взглянув на него, он поморщился от досады. Его незаменимое прежде орудие убийство не годилось для задуманного дела. Чтобы произвести впечатление на единоверцев ему требовалось другое лезвие.

– Бушма, дай свой, – приказал Крашень и подхватил услужливо протянутый, остро заточенный нож. – Смотрите, как это делается!

Ожесточенно и уверенно он перерезал горло мальчику. Жертва отчаянно забилась. Хлынувшая кровь со стола полилась пыльный каменный пол. Рядом беспомощно затрепыхалась девочка. Она, хотя и не могла видеть своего брата, но все слышала. Все понимала.

Крашень набрал немного крови в чашу и обмазал глиняное изваяние павлина.

Воздух пещеры сгустился и потяжелел. Казалось, стали осязаемы религиозный ужас и трепетный восторг – два чувства, которые охватывают человека при общении с грозным божеством и заключении сделки с Ним.

– Кровь… Владыка Темнозрачный жаждет много крови. – Крашень обвел своих единоверцев безумным взглядом.

– Прими нашу жертву. О Темнозрачный Владыка Земли, – зашептали собравшиеся.

– Мы покоряемся тебе, наш Темнозрачный Повелитель, Властелин земли и моря, и всего рода человеческого…

– Ну? Кто из вас желает доказать свою преданность Владыке на деле? – спросил Крашень собравшихся и, запрокинул голову, захохотал. – На моем горбу хотите въехать в золотое царство? Вы что, не понимаете, что жертвенною кровью мы платим Властелину за свои жизни? Мы себя спасаем!

– Скажи, что делать? – послышался взволнованный голос.

– У всех имеются с собой ножи?

Все собравшиеся ответили хотя и утвердительно, не очень уверенно.

– Пусть каждый из вас ударит ее! – Он указал на девочку, которая билась в тщетной попытке высвободиться из пут. – Представьте, что убиваете пресветлую Богиню, врагиню нашего Повелителя – это придаст твердости вашей руке. Разите ее смело! Брат Бушма, давай ты первым, как позаботившийся о жертвах.

Бушма с лицом сосредоточенным и блестящим от пота шагнул к столу. Сжав черен двумя руками, поднял нож над головой и с силой вонзил в узкую грудь девочки. В последний миг он зажмурился, а когда открыл глаза, в них было удивление. Неужели он смог это сделать?

Оказывается, убивать очень просто. Трудно решиться только нанести первый удар. Обмакнув пальцы в кровь раны, Бушма Малей он провел ими по груди глиняного павлина. После чего, гордый и преисполненный достоинства, уступил место остальным.

Один за другим люди стали подходить к столу и колоть маленькое тело. Пещера наполнилась гулом голосов, кто-то заспорил о том, как и куда лучше бить, у кого-то сломался нож, застряв в кости. Крашень внимательно следил за тем, кто и с каким старанием относится к делу – кто слишком медлил, прежде чем ударить; кто отворачивался и бил, не глядя; кто дрожал, как лист на ветру; кто, выполнив свой долг, ушел блевать в темный угол пещеры. Он хотел определить, на кого из собратьев по вере можно будет опереться, а кто не слишком надежен.

Кромешники встали плотным полукругом перед столами и с надеждой воззрились на изваяние своего божества. Прошло несколько томительных минут, но глиняный павлин не оживал.

– Когда же явится Владыка?

– Неужели, он не желает принять нашу жертву…

– Что это значит, Крашень?

– Не обещал я вам, что Трижды Великий Властелин земли сегодня непременно предстанет перед нами. Как я могу что-то говорить за него? Должно быть, Владыка сейчас занят какими-то более важными делами. Но Он никогда не забывает о нас и видит все, что мы делаем. Нам беспокоиться не о чем, мы выполнили то, что от нас требовалось. Темнозрачный Владыка останется доволен. От жертв, что мы принесли, он не откажется – более драгоценного дара, чем кровь невинных детей, не существует. Только на небе…

Вдруг пламя факелов полегло на миг, чуть притухло, и тут же вспыхнули еще ярче. Пласты тяжелого воздуха, пронизанного запахами крови пота и страха, пришли в движение. В душной пещере повеяло свежестью ночной прохлады.

Собравшиеся повернулись к выходу и вскрикнули.

Не юноша прекрасный и печальный стоял у входа, а могучий воин. Его свирепое лицо расцвечивали огненные блики. В правой руке он держал сверкающий как Рыба-луна меч, а в левой – нож с широким длинным лезвием.

– О, боги! Это рыжий вель! – По залу пронесся встревоженный шепот. – Начальник стражи!

– Не ожидали, душегубы? – произнес воин, ни к кому не обращаясь. – Итак, все вы застигнуты на месте преступления! К тому же, вы все вооружены… Как убийц и злодеев вас ждет смертная казнь. – Он говорил спокойно и не громко, но казалось, что он его голоса задрожат стены. – Согласно древнему закону, я воспользуюсь правом меча. Именем Добра и Света!

Приговор был вынесен. И обжалованию не подлежал.

Заколебалось пламя факелов, затрепетали лепестки огня над свечами. Заметались косые, длинные тени под сводом пещеры. Зал наполнился криками, хрипами умирающих, звоном оружия и проклятиями.

Огнишек был страшен в своей неукротимой ярости. Он вращал меч столь ловко, столь умело, столь быстро, что за ним было трудно уследить. Сверкание разящего кромешников клинка, на мгновение пойманного светом, было подобно молнии. Вель прошел по тайному убежищу злодеев, подобно пронесшейся над лесом буре, ломающей и выворачивающей деревья с корнем.

Крашень уцелел лишь потому, что стоял особняком, в глубине пещеры. Когда ужасный великан начал рубить его единоверцев, он не поверил в происходящее. Ему казалось, что он спит и видит дурной сон. Он даже возмутился поначалу, что кто-то посмел вмешаться в ход собрания! Он был настолько самонадеян, что и в мыслях не допускал, что все пойдет как-то совсем иначе, чем он наметил. Он был намерен во что бы то ни стало осуществить свои властолюбивые замыслы. Затрясшись от бешенства, Крашень приказал: “Убейте же его кто-нибудь!“ – но крик его утонул в ужасном многоголосье. В следующее мгновение он осознал действительность. Он словно падал с вершины башни, которую строил для себя, и думал, что навсегда. Его низвергли…

О, отчаяние, обида и уныние – неизменные спутники утраченных надежд! Крашень был настолько поражен случившимся и гибелью своих единоверцев, но больше осознанием того, что сам оказался в безвыходном положении, что от страха будто врос в пол. В оцепенении, сменившем удивление и злость, он не помышлял ни о защите, ни о бегстве. Только молился и призывал на помощь Владыку. Он вдруг истово возверовал, что тот придет и спасет его. Верил, даже оставшись с великаном один на один. Со скривившимся и бледным как полотно лицом несостоявшийся верховный жрец, прижимаясь спиной к алтарной стене, выставил перед собой кинжал.

– Темнозрачный Владыка, спаси, – пробормотал он.

– Так, значит, ты и есть Молчун, – спросил Огнишек, тяжело дыша и помахивая окровавленным мечом. С лезвия ножа в опущенной руке, срываясь, падали на пол капли крови.

– А это и есть ваш хваленный, велев суд? – нашел, что ответить Крашень.

– Твои дружки лишили жизни невинных детей, а я – убил убийц. И мы оба это знаем. Как поступить с тобой – без суда понятно.

Огнишек недоуменно и брезгливо разглядывал кровавого душегуба, которого давно искал и считал первым из врагов. После Исчадья Мрака, конечно. Он думал, что этот злодей должен выглядеть как особенно, что, может, помечен неким знаком… Однако внешний облик Молчуна ничем не впечатлял – был самым заурядным. Жестокий, безжалостный убийца, которого молва наделила огромным ростом, руками длинными, аж до земли, глазами жабьими, на поверку оказался плюгавым, незаметным и не имеющим особых, запоминающихся примет.

– Твой Порядок придумали вели! Ты защищаешь ложную веру! – истерично выкрикнул Крашень.

– Это вера моих предков. Я никогда не предам ее, хотя бы потому, что она учит добру. А такие, как ты, злоязыкие, разносят по земле погибельную скверну.

– Мы говорим правду! А проповеди ваших священников – вранье и пустая болтовня!

– Зато мое слово не расходится с делом, – с угрозой в голосе произнес вель. – А я дал клятву уничтожать зло. Видишь, – он небрежно указал мечом на лежащие вповалку тела, – как все плохо кончается для моих врагов?

– Ты их убил! Как же заповедь о благих поступках?

– Надо же, вспомнил! В данном случае благо и необходимость – одно и то же. Кто станет обвинять рачительного хозяина за то, что он уничтожил стаю крыс, что портила его припасы? Хотя… ты даже не крыса. Ты – ничтожная тварь, которая, собравши себе подобных, хотела разрушить Порядок и снова устроить беспорядок на земле.

Вель медленно надвигался. От каждого его взвешенного слова, Крашень будто уменьшался в размерах, сжимался от его правды.

– Все равно Темнозрачный Владыка уничтожит вас всех, верящих в добро. Всех до единого переведет. Когда он за вас возьмется, вы пожалеете, что родились на свет.

– Да? А где же он сейчас? Так занят злодеяниями, что оторваться не может? – В голосе веля не слышалось насмешки, разве что усталость. – Почему же он не спешит к тебе на помощь?

Замутненный взор Крашеня прояснился, глаза забегали. Действительно, почему? Может, всевидящий Владыка испытывает его веру на стойкость? И только в последний миг отведет в сторону меч палача?

– Трижды Великий Владыка, могущественный и справедливый, не оставит в беде своего преданного слугу, – твердо произнес Крашень. – Все вы еще горько пожалеете, что верили не в тех богов!

– Оставь богов в покое. Считай, что я караю тебя не за отступничество, ибо за душу свою ты сам ответ держать будешь, а за убийство невинных людей. Я проявлю милосердие. Прикончу тебя быстро.

Огнишек вышел из пещеры, сделал на пару шагов, замер, глядя на тонкие лунные серпы, соскальзывающие с небосвода. По его воинственному виду можно было решить, что он хочет изрубить ущербные ночные светила тоже. На самом деле ничего подобного он и в мыслях не держал. Он вообще ни о чем не думал, настолько был опустошен.

Понемногу ночная прохлада остудила разгоряченное тело и отрезвила голову. Ход мыслей наладился. Вель прислушался. Острым слухом, полученным в дар от отца-небожителя вместе с другими сверхчеловеческими способностями, он уловил тихие голоса стражей, которым велел оставаться у подножья холма и следить за тропами, чтобы ни один вероотступник не сбежал, и ждать его возвращения или условного сигнала. Люди были встревожены его долгим отсутствием и уже были готовы нарушить приказ.

Огнишек свистнул, и десяток стражей поднялись с разных сторон на склон холма так быстро, насколько позволяли переплетения виноградной лозы и темнота.

– Живой, слава всем богам. – Перегуд единственный не побоялся подойти к начальнику на расстояние вытянутой руки. Другие стражи остановились поодаль. – Цел? Тебя не ранили?

– Не знаю.

– Мы слышали крики… Но они скоро стихли.

– Да. Я быстро… управился с ним… – Вель указал мечом на вход в пещеру.

– Что там случилось?

– Вероотступники убили детей.

– Значит, мы опоздали, – подвел печальный итог десятник. – Ты знал, что они затевают?

– Какая теперь разница…

– Вероотступники все это время были у нас перед носом. Ходили по тем же улицам, что и мы… Может, и жили по соседству. Где были наши глаза?

– Хватит, Перегуд! Ничего уже не изменишь.

– Ты их… всех… казнил?

– Да. И удостоверился в том, что все они до единого мертвы. Я самолично принял решение, и я же собственноручно осуществил задуманное. Никто из вас не в ответе за их смерть. – Огнишек обвел взглядом стражей. – Дело сделано. И до рассвета нам надо все убрать.

Недолго посовещавшись, решили вывезти трупы в мешках, которые нашлись в сарае запасливого Бушмы. Один за другим стражи вошли в душную пещеру. Потрясенные увиденным, не решаясь приближаться к телам кромешников, они вставали вдоль стены. Вглядываясь в лица мертвецов, они гадали, кем были эти люди, где жили, чем занимались. Может, кто-то увидел своего знакомца или соседа, которого минувшим днем встречал в городе и приветливо кивнул или перекинулся с ним парой ничего незначащих слов. И вот теперь тот мертв… Спрашивать, за что он принял смерть, ни к чему.

Чего не хватало этим людям в жизни? Судя по одежде, все они не из бедных. И все у них, наверняка, было – добротный дом, достаток, возможность нанять людей, чтобы самим не работать. Может, как раз оттого, что у них появилось много свободного времени, и не надо было заботиться о хлебе насущном, в их головах и появились черные мысли, а в душе поселилась дурная блажь? Захотелось им обратиться в какую-нибудь веру особенную, для избранных.

– Не пытайтесь узнать их имена. Никакие вещи отсюда себе не брать! – сказал Огнишек и, перешагивая через трупы, направился к алтарю.

– Чего встали? Одевайте на них мешки. Нам надо управиться до утра.

Грубый окрик десятника заставил стражей действовать.

– В лица не смотреть! – поучал на всякий случай Перегуд. – А то еще начнут сниться по ночам. Но вы их не бойтесь. Они – преступники, а мы блюстители закона.

– За души свои не беспокойтесь, – подхватил Огнишек. – Я, как начальник стражи, один несу ответственность за то, что здесь произошло.

– Плохо дело, если до права меча дошло, – пробормотал кто-то из стражей. – Нет страшней возмездия, чем смерть без покаяния.

– Их при народе бы казнить… дать укорот на людях, чтобы больше никому неповадно было, – вторил другой.

– Если кто-то из вас проболтается – будет держать ответ по всей строгости закона! Лично спрошу! – предупредил Огнишек. – Помните, что это служебная тайна, и ее разглашение является преступлением. Сейчас ни в коем случае нельзя волновать народ… Наш долг сохранить порядок! Плохо, очень плохо, что пришлось применить право меча. И я глубоко о том сожалею. Но какое другое наказание, как не использование строгого права, применяемого точно и жестоко, стало бы равным совершенному ими преступлению? Пришло время, когда сохранить Порядок можно только с помощью самых суровых наказаний. Или есть возражения? – Он обвел взглядом своих подчиненных.

Возражений не последовало.

Одному из стражей, совсем молодому, стало плохо, и товарищ вывел его под руку на свежий воздух. Другой страж сдал, когда увидел истерзанные тела детей – его детишки были того же возраста, даже похожи чем-то. Суровый человек, он плакал, перерезая веревки на худеньких запястьях.

– Каким же надо быть чудовищем, чтоб над дитем так измываться, – шептал он, и слезы текли по его небритым щекам. – Выродки проклятые, что натворили… Ох, этим извергам – да не такую быструю смерть.

– В своем праведном порыве ты им уподобляешься, – буркнул Огнишек.

– Детей надо бы на кладбище свезти. Похоронить по-человечески.

– Мы так и сделаем, – заверил его вель.

Огнишек затянул веревку на мешке с телом Крашеня Молчуна и поднялся. Оглядев пещеру, он встретил пристальный взгляд стража, стоявшего над убитой женщиной. Вель, пребывавший в прескверном настроении и не был расположен к разговорам, но чувствовал, что лучше – не оправдаться, нет – объясниться с ним сейчас, дабы в будущем не обрести в его лице врага.

– Ты думаешь, она не виновата? Вот, смотри! – Он воткнул в доску стола кинжал Молчуна. – Этим ножом были убиты хранитель и ясновидящий. Эта женщина, кем бы она ни была, знала о преступлении, но не донесла. Видишь нож в ее руке? Этим ножом она недавно резала ребенка. Завтра или через десять дней она бы без раздумий убила любого служителя Порядка. Может, меня, потому что я – вель. Или тебя – за то, что ты страж… Все вы… – Огнишек обернулся к угрюмым мужчинам. – Вы все давали клятву сохранять Порядок и служить закону. А нынче бескровно служить и защищать уже нельзя. Вы должны это понимать. Мы обязаны отсекать огнем и железом, и всеми возможными средствами от города смуту, от веры – отступничество. Кто-то должен это делать! Кто, если не мы?

Стражи вывели из сарая коней, мулов и ослов и, погрузив на них тела в мешках, спустились с холма. Близился пятый час ночи. Тонкие серпы лун, уже готовые запасть за горный хребет, косо заливали землю безжизненным, призрачным серебром. На черном небосводе, обретшем глубину, звезды, будто почувствовав себя полновластными хозяйками, замерцали ярче. Казалось, они подмигивают. Стали видны даже самые маленькие и тусклые звездочки.

Караван растянулся на пустой дороге. Разномастные животные безропотно влекли по последнему, земному пути тела кромешников. Сопровождавшие их стражи почти не переговаривались, погруженные в скорбные раздумья о выборе судьбы, о ненадежности и бренности человеческого тела, о бессилии перед неизвестным злом.

На полпути, между виноградниками Бушмы и городом, процессия свернула с дороги и прямо через поле направилась к большой, глубокой яме, куда свозили со всей округи неопознанные и невостребованные трупы. Навстречу стражам вышли два могильщика, их головы были обмотаны полосами ткани; повязки, призванные защитить дыхание от смрада, скрывали лица, так что виднелись только глаза. Впрочем, эти люди уже не замечали зловоние – их одежда насквозь пропиталась гнилостным сладковатым запахом, который въелся даже в кожу.

Стражи их не гнали, но и помочь не просили. А люди без лиц не задавали вопросы. Они всякого понасмотрелись за время мора и не чувствовали ничего, кроме усталости. Опершись на лопаты, они стояли между отвалами земли и равнодушно следили за стражами, которые споро перетащили и побросали в яму полтора десятка или около того тел в мешках. После чего, поплескав на своих мертвецов казенного масла, подпалили. Вскинувшееся пламя осветило свежие пятна крови на мешковине, и тогда могильщики благоразумно отступили подальше от края ямы, чтобы не увидеть лишнего, чему лучше оставаться в тайне.

Чума, остановившая жизнь в Небесных Вратах, прошедшая по всем улицам, заглянувшая во все дворы, не ведая преград, проникшая в запертые дома, выбирала жертвы непридирчиво и непредсказуемо, одних неизбежно губя, а иных по неведомой причине щадя, однако верно обрекая на душевную боль за гибель ближних до конца дней. Все – плохо… Общая беда смирила добровольных могильщиков с мыслью о неотвратимости смерти.