Текст книги "Книга первая. Мир"

Автор книги: Татьяна Танина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 42 страниц)

– Может, и вправду, изразцы разбились.

– Как же! Желтуховские изразцы, тебе что, сырые яйца? Указанные изделия обладают необычайной твердокаменностью. Хотя и легкие на вес. Хе-е! Ей, право, как яичная скорлупа. А знаешь, как их тщательно упаковывали при перевозке? Ведь, не взирая на твердокаменность, они представляли собой ценный груз… Я тут памятку одну раскопал, где, как раз, даются указания на сей счет. Купец один очень обстоятельно напутствует своего сына, собравшегося на юга за изразцами для облицовки печи. Он пишет: “Проверь лично, чтобы на дно каждого ящика уложили тростник не менее пяти слоев, и каждый изразец обернули тростником, дабы обливка не поцарапалась, и уголки не откололись“. Тут же он поминает кривые руки сына: мол, ты же у меня криворучка. Все давнее, как нынешнее. Сколько веков прошло с тех пор, а ничего не изменилось – ни мысли, ни нравы… И лишняя пара рук, как у желунов, у людей не выросла. Хе-е.

– Да, лишняя пара рук не помешала бы, – согласился Горислав. Отодвинув ворох тряпья, служившего Затворнику постелью, он сел на край широкой лавки.

– Пусть будет всего двенадцать пальцев на эти четыре верхние конечности.

– Я бы даже от пары лишних клешней не отказался.

– Рассказывай, давай, – подавшись к нему, Брянчень изобразил внимание.

– Чего рассказывать? – Горислав отшатнулся. Неожиданный переход от одной темы к другой его насторожил. На миг ему показалось, что Брянчень знает о его разговоре с дедом, и теперь желает слышать подробности.

– Ты по делу пришел? Или, споткнувшись, случайно скатился по лестнице в подвал? – спросил тот и, не дождавшись ответа, отвернулся, будто сразу утратил интерес. Стал готовить табличку для закладки на хранение. Положил перед собой дощечку несущей основы и достал из-под стола сосуд с клеем.

Горислав тем временем прикидывал, как выведать у Брянченя, что тому известно о поведании Велигрива, но при этом не выдать то, что известно ему самому. Ведь дед наказал держать язык за зубами. Только Брянчень, не дурак же он, догадается, в конце концов. Сделает какие нужно выводы – это он быстро! – и определит круг поиска.

– Пять частей… легко управлюсь, – пошептал хранитель. Он расстелил на дощечке тряпицу и принялся разлаживать ее руками, чтобы пропитав клеем, собрать на ней куски глиняного письма. – Хорошо черепки не обгорели, как другие. Горик, ты знаешь, что старый Устьгород во время смуты ушел под воду? Не весь, конечно, что-то от него осталось. Новый город был построен уже после войны. Старый стоял ниже по течению, там, где сейчас острова. В прошлом – один из крупнейших городов на земле был, такой почти же, как сейчас Небесные Врата. Сказочно богатый город… По суше и по морю туда прибывали купцы со всего света. На тамошних торжищах можно было найти любую самую редчайшую диковину. Уже в Смутное время на побережье случилось землетрясение. То немногое, что не разрушила стихия, уничтожила война. А потом наступили Темные века, голод, нищета… люди аж забыли, как писать-читать. Каналы, орошавшие поля, заросли, плотины без надлежащего ухода прорвались, и вся местность превратилась в болото. Теперь только руины на островах напоминают о прошлом могуществе и славе великого города. Жалкий вид имеет эта местность ныне. Люди оттуда переселились выше по течению – половина к нам сюда подалась, а оставшиеся построили новый Устьгород. Хотя былое его величие уже никогда не возродится. Что и говорить… Таблички, вот, находят, а прочитать не могут.

– Кто нашел?

– Рыбаки с одного из островков. Их поселок стоит на развалинах старого города. Чего-то они там у себя строить начали, и вот – целую корзину осколков накопали. Нам передали.

Горислав собрался духом. Как не крути, а без помощи знатока древностей все равно не обойтись. В случае чего, про деда можно вообще ничего не говорить и представить его зачин, как свой собственный.

– Бряньч, что ты знаешь о рукописи “Путь Ключа“? – прямо спросил он.

– “Путь Ключа“, говоришь? – Брянчень резко повернул голову и нагнал на лоб морщины. – Ты спрашиваешь про свиток из Башни велей?

– Угу. Что за путь такой, расскажешь?

– Не-а, не расскажу. К сожалению, содержание свитка мне неизвестно.

– Значит, списки тебе не встречались.

– В нашем хранилище их точно нет, – без раздумий ответил Брянчень.

– Ты хорошо искал?

– А-то! Все перерыл. Похоже, поведание Велигрива никогда не переписывали и не переводили, верно, говорю. Существует один-единственный образчик. И он хранится в Башне Велей. – Брянчень смолк и громко засопел. Он сидел неподвижно, глядя перед собой в сумрак, где искорками вспыхивали пылинки. – А ты разве не можешь взять у деда ключи от Башни? Зачем тебе какие-то сомнительные списки, если у тебя есть возможность прочитать настоящую рукопись?

Постановка вопроса оставила лазейку для того, чтобы уклониться от прямого ответа, не обманывая при этом товарища, чем Горислав и воспользовался.

– Тогда бы я не спрашивал тебя про списки.

– О! Это же велева тайна, – шепот Брянченя стал зловещим. – Будь осторожен, Горик.

– Понимаю, что лезу не в свое дело, но мне позарез надо кое-что выяснить. Это очень важно.

– Расскажешь?

– Сейчас не могу. Потом, когда во всем разберусь, – пообещал Горислав.

– Даже не намекнешь? – Брянчень пытливо прищурился.

– Хорошо. Но должен предупредить, это всего лишь предположение. И не спрашивай, на основе чего я сделал такой вывод. – Горислав остановился и, набрав воздуха, выпалил. – Возможно, в рукописи Велигрива содержатся сведения, которые прольют свет на некоторые странные события, происходящие сегодня.

– Не удивлюсь, что так оно и есть. – Брянчень понимающе закивал. – Прошлое, Горик, неразрывно связано с настоящим. Мы сами – из прошлого.

– Плохо, что нет списков. Но тогда, может, стоит поискать какие-нибудь ссылки?

– А ведь я тоже хотел его прочитать, – неожиданно признался Брянчень. – Когда молодой был. Уж очень мне хотелось себя испытать. Еще думал: вдруг открою что-то, чего еще никто не знает. И я бы стал первым из людей, кто это узнал… Для начала расспросил всех стариков-переписчиков в надежде, что кто-то из них переводил рукопись Велигрива. Нет, ответили они, и не помнят, чтобы кто-то занимался этим до них. И списки им не попадались ни на древнем языке, ни в переведенном виде. Представляешь, единственное известное и еще не переведенное писание самого Велигрива! Лежит перед самым носом, и никто не знает, о чем оно. Разве тебе никогда не хотелось чего-нибудь этакого?

– Хотел ли я прочитать “Путь Ключа“, когда овладел древним языком? – уточнил Горислав. Ничего подобного он за собой не помнил. Да, ему хотелось открыть “что-нибудь этакое“, как выразился Брянчень, но о “Пути Ключа“, как об источнике тайных знаний, он никогда не думал. То-то бы разочаровался, если бы добравшись до рукописи самостоятельно, без дедовской помощи, прочитал то, что прочитал час назад… Уж кем-кем, а первооткрывателем он почему-то себя не ощущал. – Нет, Брянча, тогда рукопись Велигрива меня не интересовала. Да и полно других древних писаний, еще не переведенных.

– А теперь, значит, тебя вынудили обстоятельства? Понадобился-таки тебе “Путь Ключа“, – заметил Брянчень.

– Да, понадобился. Но я не собираюсь ничего доказывать ни себе, ни кому-либо другому. Мне надо проверить свою догадку, понимаешь? Я преследую иную цель, – сбивчиво оправдался Горислав. – К тому же “Путь Ключа“, наверняка, уже кто-то читал до нас. Те же вели-хранители.

– Вели! Но не простые люди, – Брянчень погрозил пальцем. – Они никогда ни снизойдут до нас, но человек может возвыситься.

– Ты о чем?

– Простой смертный не сравниться с благородным по силе, но в знаниях может его превзойти. Для этого человеку достаточно узнать на одну тайну больше.

– Ну, ты даешь! Ты, что, в самом деле? Ничего себе, состязание ты затеял… Для этого тебе был нужен свиток мудрого Велигрива?

– Не насмехайся! – Брянчень сник. – Говорю же тебе: молодой был, ретивый. Хотелось как-то выделиться. Теперь-то я понимаю, что нет ничего хуже рвения, подогретого честолюбием. Нельзя обращаться к велевым тайнам с корыстью.

– Да, ладно тебе. Я ж не исповедник, чтобы ты передо мной каялся. – Гориславу стало неловко оттого, что заставил хорошего по сути человека признаться в грехах молодости, напомнил о том, что тот хотел бы забыть.

“Постой! – тут же одернул себя Горислав. – Это Брянча-то раскаивается? Да он скорее сожалеет о том, что не смог довести задуманное до конца, нежели о мыслях, подвинувших совершить непозволительное“.

– Значит, ты отказался от своего намерения прочитать рукопись из Башни?

– Хе-е. Как же, отказался бы я…

– Всевлад устроил тебе нагоняй, когда пронюхал о твоих намерениях, – предположил Горислав. – Ведь ты ж, поди, хотел… отличиться в пору его правления, да?

– Угу. Тогда тут всем Всевлад заправлял, мученик наш многострадальный, светлая ему память. Последний вель-хранитель… Мы, простые смертные, побаивались его. В дрожь нас вгонял одним взглядом. Хоть и совсем древний был… Но вот чего у велей не отнять, так это – достоинства. Величественный был старик, высокий, статный. Силища от него исходила неимоверная. Нет, не телесная мощь, а что-то такое… от духа его. На простых-то стариков без слез не взглянешь, а этот – красивый… был. А я еще молодой тогда бегал, жадный до новых знаний, ведь только обучился читать велеву писанину. Батяня мой еще жив был … Да упокоиться с миром его душа. – Брянчень прикрыл глаза, углубившись в воспоминания.

– Брянч, ты про рукопись говорил, – напомнил Горислав.

– Да! “Путь Ключа“… Я тогда несколько дней подряд к Башне приходил, все смотрел на ларец с рукописью, способы разные измышлял, чтобы в обход главного хранителя ее достать. Знаешь, что рукопись хранится за тремя замками. Я уж и так и этак прикидывал. Нет, думаю, незаметно взять рукопись, а потом так же незаметно вернуть ее на место, мне не удастся, не сумею открыть три замка. Я и с одним-то не в силах справиться! Я же книговед, а какой-нибудь вор-взломщик.

– Погоди, а как же особый обычай? – спросил Горислав. Он – молодой, и то слышал, что при отпирании замков должен был выполняться некий обряд. Существовал какой-то особый порядок действий. Возможно, при этом следовало произносить какие-то слова. Заклятие что ли, какое-то было наложено на рукопись?

– Обряд… – прошипел Брянчень, растягивая слова. – Определенно, какой-то обряд при извлечении рукописи предусмотрен. Но никто, кроме Всевлада, конечно, толком не знал, что это за обычай такой, даже в общих чертах. Наши старики мне тогда сказали, что это просто велева причуда, мол, для особых посетителей хранилища. На их памяти ни разу ларец со свитком не доставали и выносили из Башни. Следовательно, к нему не прикасались века полтора, а то и два. Чудно, правда? А может, его не доставали с тех пор, как положили в Башню? – Брянчень покосился на Горислава, и когда тот пожал плечами, продолжил. – Сие обстоятельство, надо заметить, меня тогда очень обрадовало…

Хранитель умолк и с ожесточением стал мешать клей в сосуде. В тишине кладовой деревянная палка громко билась о глиняную стенку.

– Ах, как наивен я был… как простодушен. А простота, Горик, она – хуже воровства.

– Ладно тебе. Не ошибается тот, кто ничего не делает. Да я сам такой. Лезу, куда нельзя. Такова наша с тобой природа.

– Нет, ты другой… Ты, Горик, молодец, ты умеешь слушать других. У тебя поступки не обгоняют мысли.

– О! Еще как обгоняют, бывает, скачут галопом далеко-далеко впереди, еле поспею за ними. Но речь сейчас не обо мне. Всевлад поймал тебя за руку, да?

– Никто меня не ловил. – Брянень, сжав губы, засопел. Похоже, еще раз переживая то, что случилось с ним тогда. – Ты знаешь, что для каждого замка в Башне – свой ключ. И нет запасных, на случай утраты. Каждый был изготовлен в единственном виде. Ключники, должно быть, чувствуют себя как-то по-особому от осознания, что могут открыть дверь, запертую для всех остальных, – прошептал он тише обычного.

– Да ну, таскать при себе такую тяжесть. – Горислав вспомнил связку ключей, которую дед носил на поясе.

– Я же образно… Я говорю о ключах к тайнам. Впрочем, сама тайна тоже – ноша не из легких.

– Ключи от Башни служат просто проводниками к тайне.

– Да. Вели-хранители наследовали ключи от Башни вместе с множеством тайн, одной из которых была тайна рукописи.

– А Катун? Он что-нибудь знал?

– Нет. С какой стати? Он же из простых. Как и Самыч, он получил только ключи, да еще право ставить печать Велигрива – и никаких тебе тайн. Не знаю, как твой дед, но Всевлад с ключами не расставался, всегда носил их при себе. У меня не было возможности незаметно стянуть связку.

– А в день смерти ключи были при нем? Их не украли?

– Нет. В тот день Всевлад оставил связку в ящике стола… почему-то. Будто предвидел свою погибель… И главную печать оставил. Катун обнаружил их, когда принял хозяйство.

Хранитель древностей макнул кисточку в клей и, подняв ее, стал ждать, когда стекут излишки с таким видом, словно струйка вязкой жидкости сейчас его интересовал больше всего на свете.

– Значит, ты сначала разведал все обходные пути… А потом что? Неужели ты за своей нужной обратился прямо к почтенному Всевладу? – спросил Горислав, возвращая его к начатому разговору.

– Хе-е, чуял своим длинным носом. – Брянчень стал намазывать клеем тряпицу. Он водил кистью медленно, старательно, будто не клеил, а рисовал художество. – Ты маленький был, не помнишь, как он с нами разговаривал. Чего его не спросишь – он отвечал, мол, не твоего ума дело. Говорил, мол, порядок трещит по всем швам, а если еще простые смертные начнут рыло свое совать, куда не следует, и вовсе развалится. А как он ругался с велями-судьями, в пух и прах разносил.

– Откуда знаешь?

– Так, слышал краем уха. А кто не услышал бы! Он же разорялся, как оглашенный, на всю округу. Говорил, что высокородные забыли древние законы, не соблюдают заветы наставников, мол, это до добра не доведет. Жен себе взяли из простых, потакают бабьим капризам… дружбу завели, через которую оказывают всякие услуги, а там – за малыми просьбами последуют большие, и противозаконные. Говорил, что вели не должны уподобляться людям и сближаться с ними. Велям надобно держаться особняком, потому что они не имеют право жить, как люди.

– Он считал, что люди ищут дружбу с благородными только из корыстных побуждений?

– Ага. Ужасно подозрительный был. Говорил, если люди станут считать велей за ровню себе, то – недолго дело – и верховодить велями захотят. Всевлад был еще старой закалки. Наследника все ждал, да только не дождался. С собой все свои тайны унес. А я ведь всего-то хотел – прочитать рукопись Велигрива. Так он такое мне устроил… – Брянчень вздохнул, подпер щеку кулаком и уставился в темный угол.

– В окно выбросил?

– Не-е. Хуже. Напугал до смерти. Может, конечно, без умысла. Иногда, бывает, вспоминаю… пробирает до жути.

Брянчень ушел в себя. В Гориславе же пробудилось нешуточное любопытство. Что же такое страшное учудил вель-хранитель?

– Не хочешь рассказывать? – спросил он осторожно.

– Отчего ж. Кому другому не стал бы… – Брянчень повернулся к Гориславу, но смотрел он будто сквозь него. – Как сейчас помню, прихожу я к Всевладу и спрашиваю напрямую… Я тогда подумал: чего юлить, получу пинок под зад, может, мне от того сразу легче станет, успокоюсь чуток. Ведь я же от дум о свитке впал в раж неописуемый, несколько ночей к ряду не спал. Вот и спросил его прямо. Думаю, чего тянуть-то с отсрочкой приговора… Спрашиваю Всевлада: мол, можно “Путь Ключа“ почитать. А он сидит, смотрит на меня глазами стеклянными, и как будто не слышит. Я его еще раз спрашиваю: мол, рукопись Мудрого Велигрива, что в Башне хранится, можно почитать. Он как взвился, как вскочил. Признаюсь, не ожидал от старика, пусть и благородного, такой прыти. Что-то с ним тогда сделалось! Взгляд бешенный, борода торчком… Спрашивает: “Брянчень, это ты?“. “Конечно, я“, – отвечаю. А он… он… подобрался и как плюнет, прямо мне в лицо. Представляешь? Плюнул и зырит во все глаза – и все молчком. Я утерся, возмущение свое не показываю, говорю ему: “Так-то зачем? Мог бы и на словах… Я бы все понял. Нельзя, значит, нельзя“. Он мне приказывает: “Садись!“ Я сел и думаю: сейчас начнет орать. Мол, нече рыло совать, куда не следует. А он бочком ко мне подкрался, подозрительно обнюхал всего, обошел сзади… и стал мою голову ощупывать. Тогда у меня здесь, – Брянчень провел рукой по обширной плеши, – волосы еще росли, много волос. А пальцы у Всевлада были – ей, Горик, прямо, как грабли – длинные, скрюченные, растопыренные. Он их в мои буйные кудри запустил, и, вот, давай чесать, чуть не повыдергал. У меня все мысли из башки вылетели, кроме одной. Уж не спятил ли Владя, думаю. Не знаю, случается ли у велей на старости лет помутнение рассудка, но тогда я решил, что он на почве тайноведения совсем свихнулся.

– Ну а потом-то он как-то объяснил свое поведение? – тоже шепотом спросил взволнованный Горислав.

– Не-а. – Брянчень страшненько осклабился. – Я так думаю, он меня принял за кого-то другого. Помстилось ему, что я – это не я вовсе. Правда, вывод такой я уже потом сделал. Подозревал Всевлад, что может к нему заявиться некто. И этот “некто“ способен принимать облик любого человека, но одна его примета на голове, вот здесь, – он постучал пальцем по темечку, – остается неизменной. Что за примета, я не знаю – может, рог, а может, дырка. А тогда перед Всевладом мне, естественно, не раздумий было. Сижу, значит, кляну себя… Вот, думаю, вляпался. И уже ничегошеньки не хочется, кроме как бы скорее ноги унести. Встаю я, значит. Извиняйте, говорю, я в другой раз зайду. Всевлад говорит: “Погодь!“ Он уже немного успокоился, утихомирился, обратно стал похож на себя. Говорит мне: “Свиток из Башни я не могу тебе дать, потому как он не для людей“. – “Для велей?“ – спрашиваю. “Нет, – отвечает, – не для велей. Наступит срок – узнаешь“. – “Скоро ль срок наступит?“ – любопытствую. Я уж немножко осмелел, понял, что из окна он меня не выкинет. “Сейчас – точно не время, – говорит. – А когда наступит – тебе знать не положено“. Вот, так, вот.

– Да, претерпел ты ради науки, – посочувствовал Горислав.

– Горик, кстати… – Брянчень оживился. – Как думаешь, если я Самыча попрошу, он даст мне рукопись почитать?

– Попроси, попробуй. Попытка – не пытка. По крайней мере, он не станет в тебя плевать.

– Хе-е. Не станет. Он же не вель.

Брянчень стал осторожно собирать на тряпице осколки глиняного письма.

– Бряньч, а Всевлад мог быть Великим воином?

Хранитель древностей не стал выяснять взаимосвязь данного вопроса с предыдущим, ответил сразу:

– Великий воин – тот, кто знает воинскую науку, искусство войны, так сказать. Он, помимо всего прочего – военных хитростей, там, уловок всяких, умения управлять воинством, по моему разумению, еще должен владеть оружием, мечом махать, хотя бы чуточку. Однако за Всевладом никаких таких способностей я не замечал. Стражи-то, вон – каждый божий день упражняются, а Всевлад – единственное, что, бывало, посохом погрозит кому-нибудь – вот и все его воинское искусство.

– А вели-стражи могут считаться Великими воинами?

– Вель он и так – великий, – Брянчень пожал плечами. – Но если благородный назовется “Великим воином“, то, значит, следует его считать таковым. Только я не слышал, чтобы кто-то из наших велей заявлял о себе подобным образом. Хотя, думаю, Огнишек, начальник стражи, вполне может быть таковым.

– Просто о своем предназначении не распространяется.

– Нет, конечно. О! Я тут кое-что занимательное вычитал. Будто бы среди Великих воинов были еще какие-то “избранные“. Правда, я не понял, с какой целью их избирали. Так вот, каждому из них были даны три вещи: конь, меч и еще что-то.

– “Что-то“ – это что? – Горислав обратился в слух.

– Понятия не имею. – Брянчень виновато пожал плечами. – Я те-то две строчки с трудом восстановил. Такой махонький кусочек глины был. – Большим и указательным пальцами он обозначил размер осколка таблицы.

– Значит, конь и меч?

– Ага-ага. Странно, думаю. Ведь у всех Великих воинов было и оружие, и конь. Пусть кони были не у всех, ладно. Но меч! Как же так, чтобы воин и без меча? Нынешние стражи, хоть и не вели, и то все до одного вооружены мечами, да не простыми, а ночниками кованными. Должно быть, вещи, вверенные избранным, были какими-то особенными. Волшебными, например. Вот интересно, что представляла собой третья…

Горислав стиснул зубы, чтобы не закричать: “Я знаю!“ Он не сомневался, что третей вещью был Ключ Жизни. Избранные – хранители Ключа.

– Хотя раньше, – продолжал рассуждать Брянчень, – по большому счету, всякого, кто отличился в войне, могли назвать Великим воином. Были же прославленные войны из простых…

– Так что, сейчас на земле нет Великих воинов?

– Хе-е. Может, и есть где. Если Великие Воины Прошлого взяли себе учеников, значит, их наследники и стали обладателями их тайн, со всеми вытекающими последствиями. Но это опять-таки велева тайна.

– Если известны имена Великих воинов, разве нельзя узнать, кто им наследовал?

– Не-а. Тут вот какая штука получатся… хе-е… сохранились письменные памятники о Смутном времени, войне, Великих битвах… А потом, в Темные-то века люди утратили письменность.

– У великанов была своя.

– Ну да, кропали на древнем языке. Вот только до нас дошла всего лишь треть их письменного наследия. Можно сказать, избранное. Чего тут далеко за примерами ходить – возьми любую старую опись в нашем книгохранилище и сверь с тем, что лежит на полках. Сразу скажу, половины наименований не найдешь. Утрачены. Погибли памятники, поскольку об их сохранности никто особо не беспокоился. Их не переписывали. Кое-какие источники, как пить дать, намеренно от нас любознательных простых смертных книговедов попрятали… Может, и были где-то упомянуты имена первых Великих воинов, но вряд ли кто-то собирал сведения об их наследниках по всей земле. Они же, я так думаю, все в одном месте не сидели. Предания же, записанные людьми после темных веков, особого доверия не вызывают, потому что устная народная традиция, сам знаешь – как красивше, так и пою. В общем, наследников Великих воинов проследить невозможно. А сами наследники вряд ли тебе признаются.

– А если попробовать поработать с тем, что есть?

– Все равно до правды не докопаешься. – Брянчень положил последний осколок таблички и прижал его пальцами. – Мы знаем прошлое таким, каким его условились принимать наши предшественники.

– А как же свидетельства, написанные участниками, очевидцами той же Великой битвы?

– Очевидец – лицо заинтересованное. Его нельзя считать беспристрастным. Следовательно, его рассказ будет достоверным лишь отчасти. Вот если бы в нашем распоряжении имелись свидетельства другой стороны, то мы бы еще как-то смогли составить целостную картину событий. Однако, к величайшему сожалению, вражескими летописям мы не обладаем. Историю пишут победители, Горик. Хотя, если судить здраво, в той войне никто не победил. Да, черное воинство было уничтожено, но какой ценой? Какой кровью было заплачено за победу… Сколько народу погибло, не счесть.

– Позволь, не согласиться, – возразил Горислав. – Разве землю не освободили от зла?

– Не от зла, Горик, а от Злыдня. Ведь ты же не принимаешь на веру слова священников, а? Да и с Великой битвой не все понятно. Я считаю, что Великая битва – это выдумка. Почему никто не может назвать точное место, где состоялось столь великое сражение, положившее конец войне?

– Все знают, что она произошла на Большой Пустоши.

– Вот! – Брянчень обрадовано щелкнул пальцами.

– Правда, я могу назвать еще две другие местности, названия которых встречаются реже, – тут же добавил Горислав. – Думаю, что о них известно меньше, потому что они находятся гораздо дальше от Небесных Врат, чем Пустошь.

– Нет, ты невозможен! – Брянчень недовольно поморщился, поскольку горикова оговорка шла вразрез его примеру об условностях. – Ты книговед… А какой-нибудь простой обыватель откуда-нибудь с подола Медвежьего холма, назвал бы только Большую Пустошь. Вот тебе – устоявшееся мнение. Так было условленно, понимаешь? Тебе повезло, что ты имел возможность ознакомиться с памятниками со всего света. А какой-нибудь местечковый летописец, ничего не зная о других сражениях, повествует о том, которое произошло в его краю. Так, как ему не с чем сравнивать, он называет эту битву “Великой“. Хотя, вполне возможно, что Зеленодольская или битва на Каменной плеши ничуть не уступали сражению, состоявшемуся на Большой Пустоши, а может, даже превосходили по размаху и числу участников. И не забывай, что человеку свойственно все преувеличивать, особенно, когда дело касается значимого события, преломившего ход истории. Добавим сюда тщеславие, пусть даже оно исходит из чувства гордости за своих земляков-победителей и от любви к родному краю. “А у нас все лучше, все больше, и горох до небес…“ Как говорится, всяк сам себе загляденье.

– Так, где же на самом деле произошла Великая битва?

– Самая большая тайна – та, которой нет. На земле произошло одновременно или поочередно сразу несколько крупных сражений, в разных местах, разделенных большими расстояниями. И везде силы Зла были разгромлены. Неизвестно, какое из сражений было последним, но с ним война не закончилась. Мирное время настало еще не скоро. Название “Великая битва“ – тоже условность.

Брянчень, сам о том не подозревая, предоставил Гориславу возможность задать следующий вопрос:

– Скажи, а тебе случайно не встречались упоминания о том, что Исчадье Мрака бессмертно?

– Хе-е. Слава всем богам, что наше хранилище содержит Совет судей, – веселясь, прошептал Брянчень, прикрыв ладонью рот, как заговорщик. – Священное собрание нас бы уже давно прикрыло. Ведь сколько мыслей свободных и святотатственных рождается под крышей нашего учреждения… сколько под сенью евойной кроется бунтарских умов, готовых развенчать святость Повестей! А сколько здесь хранится знаний, способных расшатать устои веры…. Да-а, много здесь всяких вещей, которые священники с радостью изъяли бы и уничтожили, как богопротивные.

– Значит, встречались, – сделал вывод Горислав после столь пространной речи.

– О! Я тут недавно нашел одно письмо занимательное. – Брянчень поднялся, взял стопку книг и придавил глиняную табличку, для лучшего скрепления. – Вероятно, оно написано во время войны или в самом начале Темных веков. Правда, всего пара обломков… Но зато каких! Клинописные. Оттуда же, кстати, из Устьгорода. Сейчас покажу. Ты должен их увидеть! – Он скрылся в узком проеме между двумя рядами полок, забитых ящиками и стопками книг. По пути, вспомнив что-то веселое, он засмеялся. Его смех – многократно повторенное “хе-хе“ – напоминал тяжелое дыхание собаки в жаркий день. – Скорее всего это глава, которая не была включена в Повести. Или вошла, но в искаженном до неузнаваемости виде. И ты поймешь почему. Хе-е.

Горислав поднялся и двинулся следом за хранителем по соседнему, более широкому проходу. В щели он мог видеть Брянченя. Тот, подобно пауку, растопырившись, боком, подбирался к заветной находке, и глаза его хищно поблескивали. Паук и есть, с той разницей, что его добычей становились древние, редкостные знания. Горислав улыбнулся, представив себе огромного, лохматого паука с головой Брянченя, который растопырился в центре круглой ловчей сети, а вокруг висели книги. Подобно бабочкам, угодившим в паутину, книги дрожали и трепетали листами.

– Ты знаешь, что Злыдень не участвовал в Великой Битве? – спросил Брянчень.

– В самой Великой? Или как?

– А никак. Ни в одной. Если бы Исчадье Мрака участвовало хотя в одном из последних сражений, летописцы непременно отметили бы сие обстоятельство. Они называют имена и прозвища великанов, которые возглавляли полки. Даже упоминают предводителей черного воинства: мол, такой-то оттуда-то, злодей известный, или черный колдун прозванный так-то и так-то. А о Злыдне ни слова. – Брянчень остановился. Через щель в книжной полке на Горислава устремился немигающий, горящий взгляд. – Спрашивается: почему он пропустил столь важное для него событие? От исхода битвы зависело буквально всё. Каждый сражался за свое право на существование.

– Тебе известна причина, по которой он отсутствовал на поле боя?

– “Спроси учителя“, – прошептал Брянчень на языке полубогов в зазор между книгами.

– Да. – Горислав удрученно кивнул. – Мог бы сам догадаться.

Брянчень снял с верхней полки дощечки, перевязанные веревкой, и двинулся в обратный путь, той же паучьей манерой. Отодвинув расстеленный на углу стола платок с останками обеда, он водрузил на освободившееся место свою ношу.

– “Отец лжи. Все слова его – ложь. Он был человекоубийца от начала и не устоял против истины, ибо нет в нем истины“, – зловещим шепотом произнес он, тыча пальцем в дощечки.

– Бряньч, Исчадье Мрака – мужик или баба?

– “…ни мужчина, ни женщина, ни человек, ни зверь, ни инородец, ибо не был рожден…“ На самом деле, Горик, Злыдень мог напяливать на себе любое обличие – превращаться хоть в мужика, хоть в бабу.

В стопке искомое писание лежало вторым сверху. Это были два больших куска и отдельная узкая полоса, сплошь испещренные клинописью. Ровные строки мелких, изящных значков, тисненных на глине, выдавали руку опытного писца.

– Вторая страница какого-то большого сочинения. Начало и концовка, – пояснил Брянчень. – Жаль, что среднюю часть не нашли. В середине-то, как раз, самое интересное должно быть.

Горислав уже впился глазами в древний текст.

– “Восточной окраины“?

– Надо понимать, “восточной окраины полудненных земель“. Здесь говорится о заключительной части богоборства, что великий Творец тащил Моркошу над землей от заката до восхода с запада на восток и, в конце концов, оскопил над морем, куда и упали его срамные причиндалы. Море называется “Мертвым“…

Горислав кивнул и снова уткнулся в текст.

“Море называется Мертвым, потому что с тех самых пор в его черных водах нет ничего живого; зловещая тишина царит на его пустынных берегах; и небо над ним всегда серого цвета; даже ветры облетают стороной эту местность.

Много веков прошло, прежде чем из неподвижных вод Мертвого моря вышло ужасное чудовище, самое страшное порождение Мрака, ни живое, ни мертвое – плоть от плоти Моркона. Чудовище сие ждало своего часа глубоко на дне, вбирая в свои телеса силу от земли благодатной, и выпросталось из воды на сушу, когда на земле наступил День Темнее Ночи.

Так появилось Исчадье Мрака. Бессмертное, как всякое божество, оно обладало вечным облачением, неуязвимым для любого оружия“, – последнее предложение Горислав прочитал два раза, второй раз вслух.