Текст книги "Анатомия Меланхолии"

Автор книги: Роберт Бертон

Относительно того, что людям столь свойственны недоброжелательность, меланхолия, безумие и легкомыслие, прислушайтесь к свидетельству Соломона{170}: «И обратился я, чтобы взглянуть на мудрость и безумие и глупость» и т. д. (Еккл. 1, 17), и еще: «…все дни его – скорби, и его труды – беспокойство; даже и ночью сердце его не знает покоя» (2, 23). Так что рассматривайте меланхолию в каком угодно смысле, сообразно предмету или несообразно, как склонность или как привычку, как удовольствие или муку, сумасбродство, досаду, страх, безумие, как нечто частное или общее, в прямом смысле или иносказательном, – это все одно и то же. Смех уже сам по себе есть, согласно Соломону, безумие, а также, по мнению Св. Павла{171}, – «мирская печаль приносит смерть». «Сердце сынов человеческих исполнено зла, и безумие в сердцах их, в жизни их» (Еккл. 9, 3). Даже и мудрые люди и те ничуть не лучше (Еккл. 1, 18): «Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь» (1, 18). Сама жизнь была ему ненавистна, ничто его не радовало, он ненавидел свой труд (2, 17), ибо все, как он пришел к заключению: «печаль, скорбь, суета и томление духа»[208]208
  Eccles. II, 26. [Еккл. 2, 26. <Следует напомнить, что Бертон цитирует так называемую Библию короля Иакова, а подчас и так называемую Вульгату, отсюда нередкие несовпадения с синодальным переводом или же просто отсутствие в нем такого текста, поэтому, сохраняя в основном указания Бертона, я подчас и менял сноски в соответствии с синодальным вариантом.>]


[Закрыть]. И хотя Соломон был самым мудрым из людей, sanctuarium sapientiae [святилищем мудрости], и мудрости ему было не занимать, он не хотел защищать себя или оправдывать свои поступки. «…Подлинно, я более невежда, нежели кто-либо из людей, и разума человеческого нет у меня» (Притч. 30, 2). Кому бы ни принадлежали эти слова – Соломону или Агуру{172}, сыну Иакееву, они – достоверны. Давид, человек, чье место за душой самого Господа, был о себе вот какого мнения: «…тогда я был невежда, и не разумел; как скот был я пред Тобою» (Пс. 73, 22), и он клеймит людей за их глупость (Пс. 53; 49, 20). Он сравнивает их с «животными – лошадьми и мулами, лишенными всякого разумения» (Пс. 32, 9). Сходным образом осуждает себя и апостол Павел: «А если кто смеет хвалиться чем-либо, то, скажу по неразумию, смею и я» (2 Кор. 11, 1); «Я хотел бы, чтобы вы хоть немного испытали мою глупость, и говорю глупо». «Вся голова в язвах, – говорит Исайя, – и все сердце исчахло» (Ис. 1, 5), и ценят людей дешевле вола и ослов, «ибо знают своего хозяина» (1, 3) и пр. Прочитайте Втор. 32, 6; Иер. 4; Ам. 3, 1; Еф. 5, 6. «Не будьте безумны, не заблуждайтесь, о несмысленные галаты, кто прельстил вас?{173} Безумные, безрассудные! – как часто клеймят они людей этими эпитетами. Никакое другое слово не встречается так часто у отцов церкви и богословов, и уже по одному этому вы можете судить, какого они были мнения о мире и как оценивали поступки людей.

Я знаю, что мы придерживаемся совсем иного мнения и по большей части считаем мудрыми тех, кто находится у власти, – государей, судей, богатых людей; все они почитаются мудрыми от рождения; все политики и государственные мужи непременно должны слыть такими, ибо кто осмелится сказать им что-нибудь наперекор?[209]209
  Jure haereditario sapere jubentur. – Euphormio Satyr. [Ведь их принято считать мудрыми по праву наследования. – Эуформио. Сатирикон.]


[Закрыть]{174} А с другой стороны – столь извращено наше суждение – людей действительно мудрых и честных мы почитаем за дураков. Демокрит хорошо выразил это в послании к Гиппократу, сказав, что «абдеритяне принимают добродетель за безрассудство»[210]210
  Apud quos virtus, insania et furor esse dicitur. [Ведь добродетель слывет у них безумием и безрассудством. <Гиппократ.>]


[Закрыть], а ведь большинство ныне живущих думает точно так же. Сказать ли вам, что тому причиной? Фортуна и Добродетель, а также их секунданты – Безрассудство и Мудрость – оспаривали некогда первенство на олимпийских состязаниях, и все присутствующие были убеждены, что Фортуна и Безрассудство потерпят поражение, а посему сочувствовали им, однако вышло совсем наоборот[211]211
  Calcagninus, Apol. Omnes mirabantur, putantes illisam iri stultitiam. Sed praeter expectationem res evenit. Audax stultitia in eam irruit, etc., illa sedit irrisa, et plures hinc habet sectatores stultitia. [Все дивились, полагая, что Глупость будет непременно повержена. Но вышло против ожидания. Дерзкая Глупость набросилась на Добродетель, и та сидит теперь осмеянная, а у Глупости появилось множество зрителей и поклонников].


[Закрыть]{175}. Фортуна была слепа и наносила удары без всяких правил, не разбирая куда и в кого попало, andabatarum instar [подобно ослепленным гладиаторам]. Безрассудство, опрометчивое и беспечное, столь же мало раздумывало над своими делами и поступками. В итоге Добродетель и Мудрость уступили, были освистаны и изгнаны простонародьем, а Безрассудство и Фортуна снискали всеобщее восхищение, которое всегда с тех пор выказывалось всем их последователям[212]212
  Non est respondendum stulto secundum stultitiam. [Не отвечайте глупцу соответственно его глупости. <Цитируя в основном верно, Апологию, Добродетель и Фортуну все же придумал сам Бертон. – КБ.>]


[Закрыть]: мошенники и глупцы всегда обычно процветали и в глазах и мнении мирян почитались наиболее достойными. А ведь немалому числу достойных людей выпала в свое время далеко не лучшая участь: Акиш считал Давида безумцем (1 Цар. 21, 14){176}, да и об Элише[213]213
  2 Reg. VII. [2 Цар., II, 7.]


[Закрыть]{177} и прочих были не лучшего мнения. Чернь подвергала Давида осмеянию (Пс. 71, 6): «Я становлюсь для многих чудовищем». И вообще «мы безумны Христа ради» (1 Кор. 4, 10). «Безумные, мы почитали жизнь его сумасшествием и кончину его бесчестною!» (Прем. 5, 4). Сходным образом были подвергнуты осуждению Христос и его апостолы (Ин. 10, 20; Мк. 3, 21–22; Деян. 26, 24). И такова же была участь всех христиан во времена Плиния{178}, fuerunt et alii similis dementiae[214]214
  Lib. 10, ep. 97. [Кн. Х, послания 96, 4 и 97.]


[Закрыть] [появились другие, столь же безумные], которых несколько позднее объявили vesaniae sectatores, eversores hominum, polluti novatores, fanatici, canes, malefici, venefici, Galilaei homunciones[215]215
  Aug. Ep. 178. [Августин, послание 178.]


[Закрыть] [приверженцами безумия, совратителями людей, распространителями пагубных новшеств, фанатиками, псами, злодеями, отравителями, лицемерами из Галилеи] и прочее. Ведь так уж у нас издавна водится – считать честных, благочестивых, правоверных, превосходных, религиозных, прямодушных людей идиотами, ослами, поскольку они не умеют и не хотят лгать, притворяться, ловчить, льстить, accomodare se ad eum locum ubi nati sunt [приноравливаются к тому положению, в котором родились], по одежке протягивают ножки, заключают добросовестные сделки, не метят на чужое место, не наживаются, patronis inservire, solennes ascendendi modos apprehendere, leges, mores, consuetudines recte observare, candide laudare, fortiter defendere, sententias amplecti, dubitare de nullis, credere omnia, accipera omnia, nihil reprehendere, caeteraque quae promotionem ferunt et securitatem, quae sine ambage faelicem reddunt hominem, et vere sapientem apud nos [не льстят своим патронам, не прибегают к известным уловкам, чтобы взобраться повыше, неукоснительно соблюдают законы, правила поведения, обычаи, хвалят искренно, а защищают стойко, способны воспринять чужое мнение, не ведают никаких сомнений, всему верят, все сносят, ничего не порицают и придерживаются всего того, что споспешествует преуспеянию и безопасности, не прибегая ни к каким окольным путям, но делает человека счастливым и поистине мудрым среди нас]; они не приспосабливаются, как все прочие, не дают и не берут взятки[216]216
  Quis nisi mentis inops, etc. [Кто, кроме лишенных разума, и т. д.]


[Закрыть] и т.п., но живут в страхе Божием и совестятся содеянного. Однако Святой Дух, которому лучше ведомо, как судить, называет их тем не менее безумцами. «Сказал безумец в сердце своем…» ( Пс. 53, 1). «И их пути изобличают их глупость» (Пс. 59, 13). «Ибо что может быть безумнее, нежели ради ничтожных земных удовольствий обрекать себя на вечные мучения?»[217]217
  Quid insanius quam pro momentanea foelicitate aeternis te mancipare supplicius? <Бертон цитирует здесь сочинение Григория Богослова Назианзина «Moralia». – КБ.>


[Закрыть] – как внушает нам Григорий{179} и другие.

В самом деле, даже те великие философы, которыми мир всегда восхищался, чьи труды вызывали у нас столь огромное почтение, кто заповедал всем другим людям свои мудрые наставления, изобретатели искусств и наук, – Сократ, которого оракул Аполлона объявил мудрейшим человеком своего времени и которого два его ученика – Платон[218]218
  В прекрасном диалоге «Phaedonis» <«Федон»>. Hic finis fuit amici nostri, o Eucrates, nostro quidem judicio omnium quos experti sumus optimi et apprime sapientissimi et justissimi. [Таков был, о Эхекрат, конец нашего друга, наилучшего, умнейшего и справедливейшего человека из тех, кого мы знали.]


[Закрыть] и Ксенофонт[219]219
  Xenoph. lib. 4 de dictis Socratis, ad finem. Talis fuit Socrates, quem omnium optimum et foeliticissimum statuam. [Ксенофонт, кн. IV о словах Сократа перед кончиной. Таков был Сократ которого я бы поставил самым лучшим и счастливейшим из людей.]


[Закрыть]{180} – столь прославили и возвеличили такими почетными титулами, как «наилучший и мудрейший из смертных, счастливейший и справедливейший», и которому адресованы следующие несравненные восхваления Алкивиада: «Ахилл{181} был, конечно, достойный человек, однако Брасид{182} и прочие были не менее достойны, Антенор{183} и Нестор{184} не уступали доблестями Периклу{185}, и то же можно сказать и о прочих, однако никто из современников Сократа, как и никто из живших до и после него, nemo veterum neque eorum qui nunc sunt [никто из древних и ныне живущих] не был когда-либо таким, как он, и едва ли смогут с ним соперничать или хотя бы даже приблизиться к нему»; те же семь греческих мудрецов{186}, британские друиды{187}, индийские брахманы{188}, эфиопские гимнософисты{189}, персидские маги, Аполлоний, о котором Филострат сказал, что он non doctus sed natus sapiens [был мудрецом от рождения своего], Эпикур, о котором столь восхищавшийся им его ученик Лукреций писал:

 
Qui genus humanum ingenio superavit, et omnes
Rerstincxit stellas exortus ut aetherius sol;
 
 
Он, превзошедший людей дарованьем своим и затмивший
Всех, как, всходя, затмевает и звезды эфирное солнце;
 

или, к примеру, тот же прославленный Эмпедокл{190}:

 
Ut vix humana videatur stirpe creatus[220]220
  Lucretius. [Лукреций. <О природе вещей. Бертон сначала цитирует из этой поэмы две строки, характеризующие Эпикура (III, 1043–1044), а затем Эмпедокла (I, 733, пер. Ф. Петровского).>]


[Закрыть]
 
 
[...и подумать нельзя, что рожден он от смертного корня];
 

все те, о ком мы читаем столь преувеличенные панегирики[221]221
  Anaxagoras olim mens dictus ab antiquis. [Анаксагор, некогда названный древними воплощением разума. <Диоген Лаэртский пишет, что «Анаксагора древние задолго до того называли “Разумом”» (II, 6).>]


[Закрыть]{191}, как, например, об Аристотеле, что он был сама мудрость в ее чистом виде, чудом природы[222]222
  Regula naturae miraculum, ipsa eruditio daemonium hominis, sol scientiarum, mare, sophia, antistes literarum et sapientiae, ut Scioppius olim de Scal.; et Hensius: Aquila in nubibus, imperator literatorum, columen literarum, abyssus eruditionis, ocellus Europae, Scaliger. [Образец природы, чудо природы, воплощение учености, божество среди людей, солнце науки, море, мудрость, предводитель литературы и философии, как отозвался однажды о Скалигере Сциоппий; а Гейнзий сказал о нем же: «Орел в облаках, повелитель образованных, столп литературы, бездонный источник учености, любимец Европы, Скалигер». <Исследователи источников Бертона установили, что большая часть этих комплиментов почерпнута им из уже упоминавшегося сочинения Липсия о стоиках и Сократе и др. его публикаций, а также из сочинений Гейнзия, в частности речи, написанной им по случаю кончины Скалигера, – «In obitum… Josephi Scaligeri…» (1609).>]


[Закрыть]{192}, или кого, как величал Лонгина{193} Евнапий{194}, называли живыми библиотеками, светочами природы, исполинами ума, его квинтэссенцией, божествами духа, заоблачными орлами, спустившимися с небес, богами, духами, лампадами Вселенной, повелителями,

 
Nulla ferant talem saecla futura virum{195}
 
 
[Каких грядущие века уже не породят],
 

Oceanus, Phoenix, Atlas, monstrum, portentum hominis, orbis universi musaeum, ultimus humanae naturae conatus, naturae maritus [Океаном, Фениксом, Атласом{196}, дивом, человеческим чудом, музеем Вселенной, мастерским творением, совершеннейшим созданием природы, во всем под стать ей],

 
merito cui doctior orbis
Submissis defert fascibus imperium
 
 
[…фасцы склоняя пред кем, науки мужи
Власть императора им всем по заслугам вручает]{197},
 

тем не менее заслуживают того же самого, что Элиан писал о Протагоре и Горгии{198}, tantum a sapientibus abfuerunt, quantum a viris pueri [им так же далеко до мудрецов, как несмышленышам-младенцам до зрелых мужей], они были внушавшими почтение детьми, не орлами, но коршунами; незрелыми, невеждами, eunuchi sapientiae [евнухами в мудрости]. И, хотя в свое время они слыли мудрейшими и наиболее почитаемыми, я сужу о них подобно тому, как тот, кто, оценивая Александра{199}, утверждал, что в его войске нашлось бы 10 000 столь же достойных полководцев (окажись они в должности военачальника), столь же доблестных, как он; я берусь утверждать, что в те же времена жили мириады более мудрых людей, однако они не добились того, что заслуживали. Лактанций в своей книге о мудрости[223]223
  Lib. 3 de sap. cap. 17 et 20. Omnes philosophi aut stulti aut insani; nulla anus, nullus aeger ineptius deliravit. [Кн. III о мудрости, гл. 17 и 20. Все философы – глупцы и безумцы; ни одна старуха, ни один помешанный не несли такой вздор.]


[Закрыть] доказывает, что все эти прославленные люди были олухами, глупцами, ослами, безумцами, столь преисполнеными нелепыми и смехотворными догмами и бредовыми взглядами, что ни одна старуха или какой-нибудь полоумный никогда, по его мнению, не несли подобную околесицу. Демокрит, как он утверждает, заимствовал все у Левкиппа{200} и завещал «наследие своей глупости Эпикуру»[224]224
  Democritus, a Leucippo doctus, haereditatem stultitiae reliquit Epicuro.


[Закрыть], insanienti dum sapientiae[225]225
  Hor. Car. lib. I, od. 34, in Epicur. [Гораций. Оды, кн. I, ода 34 <в ней, признавая всесилие Зевса, которого Гораций прямо не называет, он, как полагают, выступает тем самым против Эпикура; приведенная латынь – это вторая строка указанной оды и по смыслу оксюморон>.]


[Закрыть] [безумной мудрости следуя], и т. д. Подобного же мнения он придерживался и о Платоне, Аристиппе{201} и остальных, не делая никакого различия «между ними и животными, кроме разве лишь того, что первые умели говорить»[226]226
  Nihil interest inter hos et bestias nisi quod loquantur. – De sap. lib. 26, cap. 8. [О мудрости, кн. XXVI, гл. 8.]


[Закрыть]. В свою очередь Феодорит[227]227
  Cap. de virt. [Глава о добродетели.]


[Закрыть]{202} в своем трактате de cur. Graec. affect., c очевидностью доказывает, что, хотя оракул Аполлона и объявил Сократа мудрейшим из живущих и спас его от чумы, хотя его имя вот уже 2000 лет вызывает восхищение и о нем, как и о Христе, мало кто посмеет отозваться дурно, а все же revera [в действительности] он был невежественным идиотом, irrisor et ambitiosus, [зубоскалом, жаждущим популярности], как отзывается о нем Аристофан[228]228
  Neb. et Ranis. [В <комедиях> «Облака» и «Лягушки»].


[Закрыть], насмешником и честолюбцем, как его характеризует его учитель Аристотель, scurra Atticus [шутом Аттики], по определению Зенона{203}, врагом всяких искусств и наук[229]229
  Omnium disciplinarum ignarus. [Невеждой во всех науках.]


[Закрыть], философов и путешественников, по мнению Афинея{204}, упрямым ослом, придирой, своего рода педантом; а что до его нрава, то тот же самый Феодорит из Кирра описывает его как содомита[230]230
  Pulchrorum adolescentum causa frequenter gymnasium obibat, etc. [Наведывался в гимнасий ради смазливых мальчиков и пр.].


[Закрыть], атеиста (в чем его обвинял и Анит{205}), iracundus et ebrius, dicax [запойного пьяницу и вспыльчивого скандалиста] и прочее; да и по собственному признанию Платона, тот был не дурак выпить в компании собутыльников и от всех прочих отличался особенной глупостью, а в своих поступках и мнениях был сущим безумцем. Пифагор{206} был частью философом, а частью волшебником или даже колдуном. Если вы хотите узнать побольше о великом мудреце Аполлонии, коего Юлиан Отступник{207} сравнивал подчас с Христом, то я отсылаю вас к ученому трактату Евсевия против Гиерокла{208}, а если о всех них, вместе взятых, – то к Лукианову «Пискатору», «Икаромениппу», «Некиомантии»{209}, – их поступки, мнения, которые они распространяли и поддерживали, были в целом столь чудовищны, нелепы и смехотворны, их книги и тщательно отделанные трактаты были столь переполнены всякими бреднями, что, как заметил много позднее Туллий ad Atticum [в письме к Аттику]: delirant plerumque scriptores in libris suis [эти авторы большей частью несут в своих книгах сущую околесицу], а их образ жизни полностью противоречит тому, что они пишут, ибо они проповедовали бедность, в то время как сами отличались алчностью, превозносили любовь и мир, а сами при этом преследовали друг друга с неистовой ненавистью и злобой. Они могли предписывать правила для поэзии и прозы, но ни один из них (как едко заметил Сенека[231]231
  Seneca. Scis rotunda metiri, sed non tuum animum. [Сенека. Способны измерить круг, но не ведаете собственной души. <Бертон не указывает источник цитаты, но поскольку рядом он приводит на латыни слова flebiles modos («жалобные лады»), то можно предположить, что у него в этот момент были под рукой «Письма к Луцилию» Сенеки, где читаем: «Ты показываешь мне, какие лады звучат жалобно; покажи мне лучше, как мне среди превратностей не проронить ни звука жалобы!» (LXXXVIII, 9), – и несколько ниже там же находим и источник парафразы Бертона «Ты знаешь, какая из линий прямая; для чего тебе это, если в жизни ты не знаешь прямого пути?» (LXXXVIII, 13). Такой же парафразой или скорее уже цитатой из того же письма являются и последующие рассуждения о геометрии.>]


[Закрыть]) не способен был умерять свои страсти. Их музыка могла была выражать flebiles modos, горестные чувства, их нарастания и спады, но сами они не настолько владели собой, чтобы в несчастье не предаваться жалостным ламентациям. Они охотно измеряют с помощью геометрии землю, устанавливают границы, разделяют и подразделяют, и при всем том неспособны определить, quantum homini satis [сколько надобно человеку] и как удержать его в границах здравого смысла и благоразумия. Они умеют определить площадь круга, но не понимают того, что происходит в их собственной душе, могут сказать, какая линия вычерчена правильно, а какая – неправильно, но понятия не имеют о том, что правильно в этой жизни, quid in vita rectum sit ignorant, так что, как справедливо было сказано им{210}: Nescio an Anticyram ratio illis destinet omnem, никакая Антикира не восстановит их разум. Так вот, если все эти люди[232]232
  Ab uberibus sapientia lactati caecutire non possunt. [Те, кто вкусил молока из сосцов мудрости, не могут оставаться слепыми. <Бюде. De asse («Кормилица»). Источник указан Э. Бенсли.>]


[Закрыть]{211}, которые обладали сердцем Зенодота, печенью Кратета[233]233
  Cor Zenodoti et jecur Cratetis.


[Закрыть]{212} и фонарем Эпиктета{213}, были столь безрассудны и ума у них было не больше, чем у такого же числа тараканов, то что же нам тогда остается думать о простонародье? что же тогда такое все прочие?

Да, но вы в таком случае умозаключите, будто все это справедливо лишь в отношении язычников, если их сравнить с христианами, однако: «Мудрость мира сего есть безумие пред Богом» (1 Кор. 3, 19){214}, «земная и дьявольская», как называет ее Иаков (3, 15){215}. – «…Они, познав Бога, не прославили Его, как Бога, и не возблагодарили, но осуетились в умствованиях своих, и омрачилось несмысленное их сердце» (Рим. 1, 21). «Как только они объявляли себя мудрецами, тотчас становились глупцами» (5, 22). И в то самое время, как их остроумные труды вызывают здесь, на земле, восхищение, души их терзаются в адском пламени. В известном смысле и Christiani – Crassiani [христиане – крассиане{216}], и вся их ученость в сравнении с мудростью не более чем глупость. Quis est sapiens? Solus Deus [Кто мудр? Один только Бог], – отвечает Пифагор[234]234
  Lib. de nat. Boni. [Кн. о врожденном превосходстве.]


[Закрыть]. «Господь один только мудр» (Рим. 16, 27), – определяет Павел, «один только благо», – справедливо утверждает Августин, – и ни один из живущих не может быть оправдан в Его глазах». «Бог се небес призрел на сынов человеческих, чтобы видеть, есть ли разумеющий» (Пс. 53, 3), но все развращено, греховно. «Нет делающего добро, нет ни одного» (Рим. 3, 12). А Иов судит еще строже: «Вот, Он и Слугам своим не доверяет; и в Ангелах Своих находит недостатки, тем более – в обитающих в храминах из брения!» (4, 18–19); в этом смысле все мы – глупцы, и только одно Святое Писание – arx Minervae[235]235
  Hic profundissimae Sophiae fodinae. [Здесь залежи глубочайшей премудрости.]


[Закрыть] [прибежище Минервы]; и сами мы, и наши сочинения поверхностны и несовершенны. Однако я щедрее в своих оценках, а посему скажу, что даже в наших повседневных делах мы не более чем глупцы. «Все наши поступки, как писал Траяну Плиний[236]236
  Panegyr. Trajano. [Панегирик Траяну]. Omnes actiones exprobrare stultitiam videntur. <На самом деле это рассуждение взято из письма к некоему Бебию Гиспану, и речь в нем идет не о поступках вообще, а о невыгодной покупке, изобличающей глупость купившего (I, 24, 2).>


[Закрыть], изобличают наше безрассудство», и весь наш образ жизни достоин лишь осмеяния; в нас нет рассудительной мудрости, и сама Вселенная, которая должна быть мудрой хотя бы по причине своей древности, как склонен полагать Гуго де Прато Флоридо[237]237
  Ser. 4 in domi pal. Mundus qui ob antiquitatem deberet esse sapiens, semper stultizat, et nullis flagellis alteratur, sed ut puer vult rosis et floribus coronari.


[Закрыть]{217}, semper stultizat, «становится день ото дня все безрассудней; чем более ее бичуют, тем она становится хуже, но, подобно неразумному младенцу все еще жаждет быть увенчанной розами и цветами». А мы, asini bipedes [двуногие ослы], обезьянничаем на ней, и в любом месте полным-полно inversorum Apuleiorum, двуногих ослов, принявших, как у Апулея, облик этого животного{218}, или же inversorum Silenorum [преобразившихся Силенов{219}], ребячливых, pueri instar bimuli, tremula patris dormientis in ulna [как двухлетний младенец, спящий на отцовских руках]. Джованни Понтано{220} представляет в комическом виде в своем Antonio Dial. [диалоге «Антонио»] старика, несколько глуповатого вследствие своего преклонного возраста, но, как он тут же напоминает, – Ne mireris, mi hospes, de hoc sene, не удивляйтесь только ему одному, ибо tota haec civitas delirium, таков весь наш город, все мы – компания олухов[238]238
  Insanum te omnes pueri, clamantque puellae. – Hor. [Мальчики все и девчонки ославят тебя сумасшедшим. – Гораций. <Сатиры, II, 3, 130.>]


[Закрыть]. Не задавайте, как один персонаж у поэта, вопрос: Larvae hunc intemperiae insaniaeque agitant senem?[239]239
  Plautus, Aulular. [Плавт. Кубышка <642>.]


[Закрыть] Какие духи неугомонности и безумия подталкивают этого старика? но – каким безумием охвачены мы все? Ибо мы ad unum omnes, все без разбора безумны, semel insanivimus omnes, и не однажды, но постоянно, et semel, et simul, et semper, и однажды, и одновременно, и постоянно, полностью поврежденные в уме, как этот старик, так что не говорите: senex bis puer, delira anus [старик вновь впал в детство, или – выжившая из ума старуха], но отнесите эти слова ко всем нам [semper pueri], молодым и старым, всем, несущим околесицу, как доказывает, ссылаясь на Сенеку, Лактанций; и между нами и детьми не существует никакого различия, кроме разве majora ludimus, et grandioribus pupis, того, что они забавляются куклами из тряпок и прочими подобными безделками, а мы – игрушками размером побольше. Мы не можем обвинять или порицать друг друга, потому что сами не без греха, или сказать, например, deliramenta loqueris [Да ты никак бредишь!], или, как Микион упрекал Демею – insanis aufer te[240]240
  Adelph. Act. 5, sc. 8. [<Теренций.> Братья, акт V, сцена 8. <Микион, старик шестидесяти пяти лет, сторонник либерального воспитания молодежи, постоянно спорит со своим братом Демеей, приверженцем домостроевских взглядов, и доказывает свою правоту, взяв к себе на воспитание одного из сыновей Демеи; последний, решив отыграться и пользуясь уступчивостью и доброжелательностью Микиона, уговаривает его жениться на старости лет, за что Микион и называет его безумцем.>


[Закрыть] [Ты спятил, убирайся!], поскольку сами не в своем уме и трудно сказать, кто из нас больше не в себе. Более того, это наблюдается повсеместно; Vitam regit fortuna, non sapientia[241]241
  Tully, Tusc. 5. [Туллий <Цицерон>. Тускуланские беседы, 5.]


[Закрыть] [Жизнью правит случай, а не рассудок].

Сократ, употребивший столько усилий, чтобы отыскать мудрого человека[242]242
  Plato, Apologia Socratis. [Платон. Апология Сократа <21, 22, 23>.]


[Закрыть], и советовавшийся с это целью с философами, поэтами и ремесленниками, пришел в конце концов к выводу, что все люди глупцы, и, хотя он навлек на себя этим и гнев, и недоброжелательство, но тем не менее в любом собрании он, бывало, открыто об этом объявлял. Когда Саппатий у Понтано[243]243
  Ant. Dial. [<Дж. Понтано > Диалог «Антонио».]


[Закрыть] пустился в странствия по Европе, чтобы побеседовать с мудрым человеком, он возвратился в конце концов, так и не осуществив свое желание, ибо не сумел найти такого. Сходного мнения придерживался и Кардано: «Очень немногие, насколько я могу заметить, вполне в своем уме»[244]244
  Lib. 3 de sap. [Кн. III о мудрости]. Pauci ut video sanae mentis sunt.


[Закрыть]. И ему вторит Туллий: «Все, как я наблюдаю, совершается нелепо и необдуманно»[245]245
  Stulte incaute omnia agi video.


[Закрыть].

 
Ille sinistrorsum, hic dextrorsum, unus utrique
Error, sed variis illudit partibus omnes{221}.
 
 
Этот собьется с пути направо, а этот налево, —
Оба блуждают они, но только по разным дорогам.
 

Все сумасбродствуют, но только каждый по-своему, Μανια γαρ ον πασιν ομοια, кто во что горазд. «Один – алчен, другой – похотлив, третий – честолюбив, четвертый – завистлив»[246]246
  Insania non omnibus eadem (Erasm. chil. 3, cent. 10). [Безумие не у всех одно и то же (Эразм, chil. 3, цент. 10).] Nemo mortalium qui non aliqua in re desipit? licet alius alio morbo laboret, hic libidinis, ille avaritiae, ambitionis, invidiae.


[Закрыть] и так далее, или, как справедливо отмечает в стихах поэта стоик Дамасип:

 
Desipiunt omnes aeque ac tu[247]247
  Hor. lib. 2, sat. 3. [Гораций. Сатиры, II, 3 <47; предыдущая прозаическая цитата – в сущности, вариация стихов 78–80 из той же сатиры: «Кто с честолюбья из вас, а кто с сребролюбия бледен, / Кто невоздержан, а кто суеверьем замучен / Или другою горячкой души» (пер. М. Дмитриева)>.]


[Закрыть].
 
 
Все глупцы, да и сам ты безумен.
 

Эта болезнь заложена в каждом из нас от природы, seminarium stultitiae, она – питомник скудоумия, и «стоит его только разбередить или подстегнуть, сказано у Бальдассаре Кастильоне[248]248
  Lib. I de Aulico. [Кн. I, о Придворном.] Est in unoquoque nostrum seminarium aliquod stultitiae, quod si quando excitetur, in infinitum facile excrescit.


[Закрыть]{222}, как она разрастается in infinitum, беспредельно и проявляется бесконечно разнообразно, поскольку сами мы предаемся ей каждый по-своему»; искоренить ее не так-то просто, считает Туллий, ведь она так цепко держится и altae radices stultitiae [корни нашего безрассудства так глубоки], что, какими мы воспитаны, такими уж и останемся[249]249
  Primaque lux vitae prima erroris erat. [Начало жизни – начало безумия.]


[Закрыть]. Некоторые говорят, что уму присущи два главных недостатка: заблуждение и невежество, от коих проистекает все остальное, ибо из-за невежества мы не знаем самых необходимых вещей, а вследствие заблуждения наши представления об этих вещах искажены. Невежество – это отсутствие чего-то, а заблуждение – стремление настоять на своем. Невежество приводит к пороку, а заблуждение – к ереси. Вы можете насчитать сколько угодно видов безрассудства, делить их и подразделять, но очень мало кто от него свободен или не сталкивается с тем или иным его проявлением. В том, что Sic plerumque agitat stultos insitia[250]250
  Tibullus. Stulti praetereunt dies. [Тибулл. Глупо проходит время ], их умы заняты праздными фантазиями – а умом они витают в облаках. Вот так глупцы обычно впадают в детство.


[Закрыть]{223} [Глупостью обычно правит невежество], может убедиться любой, стоит лишь поразмыслить над своими и чужими поступками.

Меркурий, как остроумно придумал Лукиан[251]251
  Dial. Contemplantes, tom. 2. [<Лукиан. Харон, или> Наблюдатели, том II.]


[Закрыть], привел как-то Харона{224} на такое место, откуда тот мог сразу обозревать весь мир, и, когда Харон вдоволь насмотрелся и огляделся вокруг, Меркурий пожелал узнать, что же тот увидел. Харон ответил, что увидел огромные беспорядочные скопища людей, жилища которых напоминают кротовые норы, а сами люди – муравьев, что ему «удалось разглядеть города, подобные множеству пчелиных ульев, при этом у каждого муравья имелось жало, и все они были только тем и заняты, что жалили друг друга, одни господствовали над другими, подобно шершням, и были покрупнее остальных, некоторые напоминали вороватых ос, а другие смахивали на трутней». Их головы пригнетала разнородная смесь тревог, надежд, страха, гнева, корысти, невежества и тому подобного, а также множество нависавших над ними недугов, которые они сами же накликали на свою голову. Одни бранились, другие дрались, ездили верхом, бегали, Sollicite ambientes, callide litigantes [Нетерпеливо чего-то домогались или ловко сутяжничали] ради каких-то пустяков и мелочей, а также всякого рода минутных выгод; их города и провинции были охвачены распрями: богатые ярились против бедных, бедные – против богатых, знатные против ремесленников, а эти – против знатных, и точно так же вели себя все остальные. Так что в итоге Харон объявил их всех безумцами, глупцами, идиотами и ослами, O Stulti, quaenam haec est amentia? O, глупцы! о, безумцы! – воскликнул он, insana studia, insani labores и т. п. Безумные устремления, безумные поступки, безумные, безумные, безумные, O seclum insipiens et infacetum[252]252
  Catullus. [Катулл. <Бертон цитирует последнюю строку из его стихотворения (XLIII), но только восклицание Катулла явно иронично – молва посмела сравнить уродливую девицу с его любимой Лесбией, и поэт клеймит свой век, хотя повод для этого явно комически преувеличен; думается, что, используя эту прекрасно известную всем образованным людям его круга строку, Бертон и сам слегка иронизирует над своим риторическим пафосом.>]


[Закрыть], о, ничтожный, безрассудный век!{225} Как известно, философ Гераклит после глубоких размышлений о жизни людей разразился слезами, оплакивая их страдания, безумие и безрассудство. Демокрит же, напротив, разразился хохотом, столь смехотворной представилась ему вся их жизнь, и это ироническое чувство овладело им настолько, что жители Абдеры решили, будто он повредился в уме, и послали поэтому гонцов к врачу Гиппократу, дабы тот испробовал на Демокрите свое искусство. Впрочем, эта история подробно рассказана самим Гиппократом в его эпистоле к Дамагету{226}, и, поскольку она не будет выглядеть неуместной в моих рассуждениях, я приведу ее почти дословно, как она изложена самим Гиппократом, со всеми сопутствующими этому обстоятельствами.

Когда Гиппократ прибыл в Абдеру, горожане тотчас во множестве обступили его, кто в слезах, а кто умоляя врача сделать все, что в его силах. Отдохнув немного с дороги, Гиппократ, сопровождаемый толпой горожан, пошел повидать Демокрита; он застал философа в его садике, расположенном на окраине города, «сидящим в полном одиночестве на камне под сенью чинары, босого, с книгой на коленях; вокруг лежали трупы вскрытых им животных, и Демокрит был глубоко погружен в свои занятия»[253]253
  Sub ramosa pletano sedentem, solum, discalceatum, super lapidem, valde pallidum ac macilentum, promissa barba, librum super genibus habentem. [Очень бледного и худого, с длинной бородой, с книгой на коленях. <Здесь и далее Бертон вновь использует все тот уже упоминавшийся источник – Hippocrates. Opera (1526, ed. Calvus).>]


[Закрыть]. Выждав минуту, Гиппократ приветствовал философа по имени, на что тот приветствовал его в ответ, несколько смущенный тем, что не может тоже в свой черед назвать его по имени, возможно, оттого, что запамятовал его. Гиппократ осведомился, зачем он это делает. Тот ответил, что «вскрывает животных, дабы отыскать причину безумия или меланхолии»[254]254
  De furore, mania, melancholia scribo, ut sciam quopacto in hominibus gignatur, fiat, crescat, cumuletur, minuatur; haec inquit animalia quae vides propterea seco, non Dei opera perosus, sed fellis bilisque naturam disquirens. [Я пишу о ярости, мании, меланхолии, дабы узнать, каким образом они зарождаются в человеке, как накапливаются, усиливаются и как исчезают, а животных я рассекаю не из ненависти к творениям Бога, но ради поиска источника черной желчи].


[Закрыть]. Гиппократ, одобрительно отозвавшись о его занятиях, выразил восхищение его счастьем и досугом. «А что мешает вам, – произнес Демокрит, – обрести такой же досуг?» – «Домашние обязанности – вот что мешает, – ответствовал Гиппократ, – неизбежные заботы о себе, соседях и друзьях… расходы, болезни, недомогания, смерти… жена, дети, слуги и всевозможные другие дела, отнимающие у нас время». В ответ на это Демокрит только рассмеялся (в то время как его друзья и все стоявшие вокруг проливали слезы, оплакивая его безумие). Гиппократ осведомился, что его так рассмешило. «Суета и нелепость происходящего вокруг, – ответил Демокрит. – Смешно наблюдать людей, столь чуждых каких бы то ни было благородных поступков, охотящихся за богатством, не знающих меры в своем честолюбии, не щадящих сил в бесконечной погоне за ничтожной славой и расположением окружающих; роющих глубокие шахты ради золота, чтобы в большинстве случаев так ничего и не найти, утратив в итоге и все свое достояние, и самую жизнь. Видеть, как одни любят собак, другие – лошадей, а третьи жаждут склонить к покорности целые провинции, хотя сами ничему покоряться не желают[255]255
  Aust. lib. I in Gen. Jumenti et servi tui obsequium rigide postulas, et tu nullum praestas aliis nec ipsi Deo. [Августин, кн. I относительно кн. Бытия. Ты упорно требуешь покорности от скота и раба, сам же никому другому, даже самому Богу, не покорен.]


[Закрыть]; видеть, как некоторые поначалу без памяти любят своих жен, а некоторое время спустя проникаются к ним ненавистью и бросают[256]256
  Uxores ducunt, mox foras ejiciunt. [Женятся, а потом выставляют жен за дверь.]


[Закрыть]; рождают детей, пекутся о них и тратятся на их воспитание, а потом, когда те достигают зрелости, ни во что их не ставят, перестают о них заботиться и, оставляя без самого необходимого, бросают на произвол судьбы[257]257
  Pueros amant, mox fastidiunt. [Детей страстно любят, а немного погодя начинают их ненавидеть.]


[Закрыть]. Разве подобное поведение не свидетельствует об их нестерпимой глупости?[258]258
  Quid hoc ab insania deest? [Что же это еще, если не безумие?]


[Закрыть] Когда люди живут в мире, они жаждут затеять войну, презирают спокойствие, низвергают королей, чтобы возвести на их трон других[259]259
  Reges eligunt, deponunt. [Королей то возводят на трон, то низвергают.]


[Закрыть], убивают мужей, чтобы породить детей от их жен! Сколько странных склонностей заложено в людях! Живя в нужде и бедности, они жаждут разбогатеть, а добившись наконец своего, вместо того чтобы наслаждаться нажитым, закапывают его в землю или бессмысленно его расточают. О, мудрый Гиппократ, я смеюсь, наблюдая все, что творится вокруг, а еще более, когда вижу последствия того, что происходит, ведь все делается лишь с самыми гнусными намерениями. Среди людей не сыщешь ни истины, ни справедливости, ибо они каждодневно выдвигают друг против друга обвинения: сын против отца и матери, брат против брата, родственников и друзей, занимающих равное с ними положение[260]260
  Contra parentes, frates, cives perpetuo rixantur, et inimicitias agunt.


[Закрыть], и все это ради богатства, хотя после смерти оно им все равно без надобности. Но, несмотря на это, они готовы бесчестить и убивать друг друга, совершать любые беззакония, не ставя ни во что ни Бога, ни людей, ни друзей, ни родины. Они необычайно высоко ценят множество всякого рода неодушевленных предметов, почитая их самой драгоценной частью своего достояния, – статуи, картины и тому подобные вещи, столь искусно изготовленные, что единственным их изъяном является – немота[261]261
  Credo equidem vivos ducent e marmore vultus [<Смогут другие создать изваянья другие из бронзы / > Или обличье мужей повторить во мраморе лучше. <Вергилий. Энеида, VI, 647–648, пер. С. Ошерова.>]


[Закрыть], и в то же время им ненавистны живые, наделенные даром речи люди[262]262
  Idola inanimata amant, animata odio habent; sic pontificii. [Они обожают неодушевленных идолов и терпеть не могут живых; по крайней мере, паписты. <Как и почти все последние маргинальные сноски, эта последняя тоже заимствована из вышеназванного собрания сочинений Гиппократа, за вычетом добавки Бертона насчет папистов. – КБ.]


[Закрыть]. Других привлекают всякого рода трудные предприятия: если они обитают на твердой земле, то норовят переселиться на остров, а оттуда – вновь на материк, поскольку постоянство желаний – вещь, совершенно им неведомая. Они восхваляют храбрость и силу и в то же время позволяют одерживать над собой верх похоти и корысти; короче говоря, они поражены таким же расстройством душевным, как Терсит{227} – телесным. Сдается мне, о, достойный Гиппократ, ты не станешь более порицать меня за то, что я смеюсь, обнаруживая в поведении людей столько безрассудств, – ведь никто не смеется над собственной глупостью, а лишь над тем, что он подмечает у других, а посему естественно, что люди смеются друг над другом[263]263
  Suam stultitiam perspicit nemo, sed alter alterum deridet. [Никто не догадывается о собственной глупости, но все смеются друг над другом.]


[Закрыть]. Горький пропойца обзывает алкоголиком того, кто в рот вина не берет. Одним по душе море, а другим – хлебопашество; одним словом, люди не способны прийти к единому мнению даже при выборе своих занятий и ремесел, где же им тогда прийти к нему в своем образе жизни и поступках».

В ответ на эти слова, изобличающие мирскую суету, полную смехотворных противоречий, и произнесенные с такой готовностью, без всяких раздумий, Гиппократ заметил, что «к таким поступкам людей большей частью склоняет необходимость, а их разнообразные желания обусловлены божественным соизволением, дабы мы не коснели в безделии, ибо нет ничего более отвратительного в людях, нежели праздность и нерадивость. Кроме того, при такой ненадежности человеческих дел людям не дано знать, что ожидает их в грядущем; они не вступали бы в брак, если бы могли предугадать причину грядущего семейного разлада и решения разойтись, да и родители, знай они заранее час смерти своих детей, не могли бы так нежно их пестовать; землепашец не стал бы сеять, если бы считал, что ему не будет никакого прибытка, купец же не рискнул бы выйти в море, если бы предвидел кораблекрушение; а кто заступил бы на должность судьи, знай он, что его вскоре сместят. Увы, достойный Демокрит, каждый человек уповает на лучшее и постоянно к этой цели стремится, а посему я не вижу никакой причины или забавного повода для смеха».

Выслушав это жалкое оправдание, Демокрит вновь громко рассмеялся, увидя, что собеседник совершенно его не понял и не вник, как следует, в смысл сказанного им относительно душевного смятения и спокойствия. «Ведь если бы люди были в своих действиях благоразумны и предусмотрительны, то не выказывали бы себя до такой степени глупцами, как это происходит теперь, а у него, – продолжал Демокрит, – не было бы никакого повода для смеха; однако люди так важничают в сей жизни, словно они бессмертны или полубоги, и все по недостатку разумения. Чтобы они сделались умнее, им было бы достаточно принять в соображение, насколько сей мир непостоянен и как в нем все переменчиво, ибо нет в нем ничего устойчивого и надежного. Тот, кто ныне вознесен, завтра, глядишь, уже низвергнут, а тот, кто сегодня восседает на этой стороне, может уже завтра очутиться на противоположной, и тем не менее, не обращая на это внимания, люди сами обрекают себя на бесчисленные заботы и тревоги, домогаясь вещей, не сулящих им никакой выгоды, и, охваченные жаждой обладания, очертя голову обрушивают на себя неисчислимые напасти. Так что если бы люди не стремились к тому, что превосходит их силы и возможности, их жизнь была бы вполне сносной, и, научившись познавать себя, умерили свое честолюбие[264]264
  Denique sit finis quaerendi, cumque habeas plus, Pauperiem metuas minus, et finire laborem Incipias, partis quod avebas, utere. – Hor. [Полно копить! Ты уж довольно богат; не страшна уже бедность! / Время тебе отдохнуть от забот; что желал, ты имеешь. – Гораций. <Сатиры, I, 1, 93–95, пер. М. Дмитриева.>]


[Закрыть], они убедились бы, что в природе всего вдоволь и нет необходимости потакать своим чрезмерным желаниям и гоняться за бесполезными вещами – ведь ничего, кроме горя и тревог, это не приносит. Подобно тому как упитанный человек более подвержен болезням, так богатые люди более склонны к нелепым поступкам и сумасбродствам и подвержены многим случайностям и неблагоприятным стечениям обстоятельств. Сколько людей не обращает никакого внимания на то, что приключается с другими вследствие необдуманного поведения, и потому губит себя таким же образом по собственной своей вине, не предвидя явной опасности. Вот что служит мне поводом для смеха. О, более чем безумные, – продолжал Демокрит, – ведь вы страдаете вследствие собственного нечестия, своей жадности, зависти, злобы, чудовищной подлости, смутьянства, ненасытности желаний, тайных злоумышлений и других неизлечимых пороков, помимо вашего притворства и лицемерия[265]265
  Astutam vapido servat sub pectore vulpem. Et cum vulpe positus pariter vulpinarier. Cretizandum cum Crete. [В сердце порочном хитро лисицу скрывает. Среди лисиц вести себя, как лисица <параллель к русской поговорке «С волками жить, по-волчьи выть»>. С критянином приходится вести себя как критянин. <В одной маргинальной сноске Бертон цитирует разные источники: первая фраза взята из Сатиры Персия (V, 117), а две другие – это античные поговорки, собранные Эразмом в его сборнике.>]


[Закрыть], смертельной ненависти, которую вы питаете друг к другу, прикрывая ее любезным выражением лица, всякого рода грязного сластолюбия, которому вы так потакаете, попрания всех законов, как естественных, так и гражданских. А как часто люди возвращаются к занятию, совсем недавно ими заброшенному, – к землепашеству, мореплаванию, – но лишь затем, чтобы вновь потом его оставить в силу свойственной им переменчивости и непостоянства. В молодости им хотелось бы стать стариками, а в старости – молодыми. Государи восхваляют частную жизнь[266]266
  Q ui fit, Mecaenas, ut nemo quam sibi sortem, Seu ratio dederit, seu sors adjecerit, illa contentus vivat, etc. – Hor. [Что за причина тому, Меценат, что какую бы долю нам / Нам ни послала судьба и какую б ни выбрали сами / Редкий доволен. – Гораций. <Сатиры, I, 1, 3.>]


[Закрыть], а частным лицам не дают покоя почести, должностное лицо восхваляет покой уединенной жизни, а ведущий покойную жизнь желал бы очутиться в его должности с тем, чтобы ему повиновались, как это приходится теперь делать ему самому, – и что всему этому причиной, как не то, что они сами себя не знают? Одному в удовольствие разрушать, другому – строить, а третьему – разорить одну страну, чтобы обогатить другую, а заодно и себя[267]267
  Diruit, aedificat, mutat qudrata rotundis. Trajanus pontem struxit super Danubium, quem succesor ejus Adrianus statim demolitus. [Рушит иль строит; то вдруг заменяет квадратное круглым. <Гораций. Послания, I, 1, 100, пер. Н. Гинцбурга.> Траян построил мост через Данубий <Дунай>, а сменивший его Адриан тот мост тотчас разрушил.]


[Закрыть]. Во всем этом они подобны детям[268]268
  Qua qui in re ab infantibus differunt, quibus mens et sensus sine ratione inest, quicquid sese his offert, volupe est? [Где же и в чем они отличаются от детей, у коих ум не в ладу с чувством и коим хочется того, что не дается? <Гиппократ, там же. – КБ.>]


[Закрыть], лишенным всякой способности мыслить и рассуждать, и схожи с животными, за исключением разве того, что животные добрее их, ибо довольствуются природой. Где вы увидите, чтобы лев прятал золото в земле или чтобы вол препирался из-за лучшего пастбища?[269]269
  Idem Plut. [О том же у Плутарха.]


[Закрыть] Когда боров хочет пить, он пьет ровно столько, сколько ему нужно, и не более того, а наполнив брюхо, перестает есть, люди же не знают меры ни в том, ни в другом; и точно так же обстоит дело и с вожделением – животные жаждут плотского совокупления в установленное время, а люди – постоянно, разрушая тем свое телесное здоровье. И разве не смешно видеть влюбленного олуха, который убивается из-за какой-то потаскухи, льет слезы, стонет из-за неряшливо, безвкусно одетой шлюхи, в то время как он мог бы подчас выбирать из самых первейших красавиц. Существует ли в медицине какое-нибудь лекарство от этого? Я разрезаю и анатомирую этих несчастных животных[270]270
  Ut insaniae causam disquiram bruta macto et seco, cum hoc potius in hominibus investigandum esset.


[Закрыть], чтобы обнаружить эти дурные наклонности – тщеславие и безрассудство, – хотя такие свидетельства было бы все же сподручнее обнаружить на теле человека, однако по мягкосердечию своему я не мог бы этого вынести: ведь с самого момента своего рождения человек так жалок, слаб и болезнен[271]271
  Totus a nativitate morbus est. [Вся болезнь с самого рождения.]


[Закрыть]; когда он сосет грудь, он полностью зависит от других, а когда вырастает – претерпевает невзгоды и проявляет стойкость, в старости же он вновь дитя и раскаивается в том, как жил прежде»[272]272
  In vigore furibundus, quum decrescit insanabilis. [Когда полон сил – неистовствует, а на склоне лет – неизлечим.]


[Закрыть]. Тут Демокрит на мгновенье прервался, поскольку ему принесли книги, после чего вновь принялся доказывать, что люди безумны, беззаботны и бестолковы. «В подтверждение всего, что я сейчас сказал, загляни в суды и в дома частных лиц. Судьи, вынося приговор, пекутся лишь о собственной выгоде, совершая явную несправедливость в отношении невинных бедняков, дабы угодить другим. Юристы изменяют приговоры и ради денег проигрывают порученные им дела. Одни изготовляют фальшивые монеты, другие заняты изготовлением неполновесных гирь. Одни помыкают своими родителям и даже совращают собственных сестер, другие сочиняют пространные клеветнические пасквили, позоря достойных людей и превознося при этом распутных и порочных. Одни грабят этого, а он в свой черед – того; судьи издают законы против воров, хотя сами как раз и являются истинными ворами. Одни от неосуществленных желаний приходят в отчаяние, другие – накладывают на себя руки. Одни пляшут, поют, смеются, празднуют и пируют, в то время как другие вздыхают, чахнут, сетуют и плачут, не имея ни еды, ни питья, ни одежды. Эти всячески ублажают свое тело, и все их мысли заняты отвратительными пороками, а те без малейших колебаний готовы лжесвидетельствовать и за деньги подтвердят все, что угодно, и хотя судьям это прекрасно известно, однако за взятку они смотрят на это сквозь пальцы и позволяют противозаконной сделке одержать верх над справедливостью. Женщины только и знают, что весь день наряжаться, чтобы на людях понравиться незнакомым мужчинам, а дома ходят замарашками, не заботясь о том, чтобы понравиться собственным мужьям. Наблюдая, насколько люди непостоянны, безрассудны и невоздержанны, как же мне не смеяться над теми, кому глупость кажется мудростью, кто не хочет исцелиться и не замечает своей болезни»?[273]273
  Sapientiam insaniam esse dicunt. [Безумие нарекают мудростью.]


[Закрыть]