Текст книги "Анатомия Меланхолии"

Автор книги: Роберт Бертон

Нет ничего полезнее упражнений, однако и ими можно злоупотребить: в самом деле, что может быть лучше упражнений (если прибегать к ним своевременно) для сохранения тела, однако нет ничего вреднее, если этим занимаются несвоевременно, насильственно и чрезмерно. Фернель, основываясь на Галене (Path. lib. I, cap. 16 [Патология, кн. I, гл. 16]), говорит, что «чрезмерные упражнения и усталость поглощают жизненные силы и само вещество, охлаждают тело, а что касается тех жидкостей, которые в противном случае были бы сгущены и выведены прочь, то они приходят от этих упражнений в возбужденное и разъяренное состояние и сами вследствие этого в свой черед разнообразно поражают и причиняют страдания телу и мозгу»[1531]1531
  Multa defatigatio, spiritus, viriumque substantiam exhaurit, et corpus refrigerat. Humores corruptos qui aliter a natura concoqui et domari possint, et demum blande excludi, irritat, et quasi in furorum agit, qui postea, mota Camarina, tetro vapore corpus varie lacessunt, animumque.<Фернель. Наставления.>


[Закрыть]. Таково их воздействие, когда к ним прибегают несвоевременно – например, на полный желудок или когда тело переполнено продуктами несварения, поэтому Фуксий так решительно против этого ополчается (lib. 2 Instit. sect. 2, cap. 4 [Наставления, кн. II, раздел 2, гл. 4]), приводя именно это в качестве причины, по которой у школьников в Германии так часто наблюдается чесотка, ведь они занимаются упражнениями сразу после еды. Биеро{1278} предупреждает против таких упражнений[1532]1532
  In Veni mecum, libro sic inscripto.


[Закрыть], «поскольку они разлагают пищу в желудке и разносят оттуда сок еще сырым и непереработанным в вены, – говорит Лемний, – что приводит там к гниению и распаду животных сил»[1533]1533
  Instit. ad vit. Christ. Cap. 44. [Наставление к христианской жизни, гл. 44.] Cibos crudos in venas rapit, qui putrescentes illic spiritus animales inficiunt.


[Закрыть]. Кратон (consil. 21, lib. 2 [совет 21, кн. II]) возражает против всякого рода упражнений после еды, поскольку они злейший враг сгущения пищи и причина порчи юморов, что приводит к меланхолии и многим другим болезням[1534]1534
  Crudi haec humoris copia per venas aggreditur, unde morbi multiplices.


[Закрыть]. Вот почему не без достаточно веских оснований Саллюстий Сальвиан (lib. 2, cap. 1 [кн. II, гл. 1 <в сочинении «Variae Lectiones». – КБ>) и Леонарто Гиачини (in 9 Rhasis [в комиентарии к 9-й гл. Разиса]), а также Меркуриалис, Аркулан и многие другие рассматривают неумеренные упражнения[1535]1535
  Immodicum exercitium. [<Гиачини.> Чрезмерные упражнения.]


[Закрыть] как самую серьезную причину меланхолии.

Противоположностью упражнениям является праздность (отличительный признак нашего мелкого дворянства), или отсутствие упражнений, сущая погибель для тела и ума, кормилица испорченности, мачеха порядка и единственная причина меланхолии и многих других недугов, главный творец всех бед, один из семи смертных грехов, подушка дьявола, как именует ее Голтер[1536]1536
  Hom. 31, in I Cor. VI. [Относительно 1-го Послания к Коринфянам. <Голтер скорее называет праздность роскошным ложем, а не подушкой сатаны в своем сочинении по поводу Первого послания ап. Павла к Коринфянам. – КБ.> Nam quum mens hominis quiescere non possit, sed continuo circa varias cogitationes discurrat, nisi honesto aliquo negotio occupetur, ad melancholiam sponte delabitur.


[Закрыть]{1279}, его изголовье и главное его упование. «Ибо разум не способен пребывать хоть сколько-нибудь в покое, он постоянно занят теми или иными размышлениями, и, если он не занят каким-нибудь достойным делом, тогда он сам по себе устремляется к меланхолии». «Как чрезмерные и насильственные упражнения приносят лишь вред с одной стороны, так и праздный образ жизни столь же вреден с другой, – говорит Кратон, – от нее тело переполняется флегмой, густыми жидкостями и всякого рода нарушениями проходимости, насморками, катарами»[1537]1537
  Crato, consil. 21. [Кратон, совет 21.] Ut immodica corporis exercitatio, nocet corporibus, ita vita deses et otiosa: otium animal pituitosum reddit, viscerum obstructiones, et crebras fluxiones, et morbos concitat.


[Закрыть]. Разис (Cont. lib. I, tract. 9 [Основы, кн. I, трактат 9]) рассматривает это как главнейшую причину меланхолии. «Я часто наблюдал, – говорит он, – что праздность порождает меланхолический нрав чаще, чем что-либо другое»[1538]1538
  Et vidi quod una de rebus quae magis generat melancholiam, est otiositas.


[Закрыть]. Монтальт (cap. 1 [гл. 1]) вторит ему, исходя из собственного опыта: «Те, кто празден, куда более часто подвержены меланхолии, нежели люди общительные или исправляющие какую-нибудь должность или занятые промыслом»[1539]1539
  Reponitur otium ab aliis causa, et hoc a nobis observatum eos huic malo magis obnoxios qui plane otiosi sunt, quam eos qui aliquo munere versantur exequendo.


[Закрыть]. Плутарх считает праздность единственной причиной душевных болезней: «Душевные тревоги свойственны тем, у кого нет для этого иных причин кроме вышеназванной»[1540]1540
  De tranquil. animae. [О душевном спокойствии <«De tranquillitate animae»>.] Sunt quos ipsum otium in animi conjicit aegritudinem.


[Закрыть]. Гомер (Илиада, I) изображает праздного Ахилла, который изводит свою душу, а все потому, что он не мог принимать участие в сражениях. Меркуриалис (concil. 86 [совет 86]) в своих советах молодому человеку, страдающему от меланхолии, настаивает, что именно в этом главная причина. Отчего он меланхолик? Оттого, что празден[1541]1541
  Nihil est quod aeque melancholiam alat ac augeat, ac otium et abstinentia a corporis et animi exercitationibus. [Ничто не питает в такой мере меланхолию, нежели воздержание от телесных и умственных упражнений. <Меркуриалис. Liber responsorum. – КБ.>]


[Закрыть]. Ничто не порождает меланхолию быстрее, так не содействует ее усугублению и не продлевает ее, нежели праздность[1542]1542
  Nihil magis excaecat intellectum quam otium. – Gordonius, de observat. vit. hum. lib. I. [Ничто не помрачает разум больше, нежели праздность. – Гордоний. De coservatione vitae humanae <КБ>.]


[Закрыть]: меланхолия – это недуг, знакомый всем праздным людям, неизменный спутник всех тех, кому живется вольготно, pingui otio desidiose agentes{1280}, кто ведет бездеятельную жизнь, у кого нет никакого призвания или самого заурядного дела, чтобы занять себя им, лишь только для этого представляется малейшая возможность; впрочем, если это и случается, они настолько ленивы, безразличны, что не способны подвигнуть себя хоть на что-то; любая работа для них несносна, даже если она необходима и необременительна: одеться, например, или написать письмо или еще что-либо в этом же роде; подобно закоченевшему от холода, дрожащему, но тем не менее не двигающемуся с места, вместо того чтобы как-то себя разогреть упражнением или просто движениями, они предпочитают жаловаться, но не прибегнут к какому-нибудь легкому и доступному средству, чтобы облегчить свое положение, и будут по-прежнему страдать от меланхолии. Особенно если прежде они были приучены к какому-либо делу или поддерживали широкий круг знакомств, а затем неожиданно были принуждены вести сидячий образ жизни, тогда это калечит их души, и ими мгновенно овладевает меланхолия, потому что в то время как они заняты какой-либо деятельностью или беседами, связанными с коммерцией, какой-нибудь забавой или отдыхом или проводят время в обществе людей, которые им по вкусу, они чувствуют себя превосходно, но предоставленные самим себе и оказавшись во власти праздности, они вновь испытывают привычные мучения. Один день одиночества, а иногда даже один час приносит больше вреда, нежели неделя, проведенная с лекарствами, в труде или приятном обществе, принесет им пользы. Меланхолия тотчас овладевает теми, кто остается в одиночестве, и она до того мучительна, что, как прекрасно сказал мудрый Сенека: Malo mihi male quam molliter esse, Я предпочту скорее быть больным, нежели праздным. Причем праздность бывает либо телесная, либо умственная. Телесная – это не что иное, как своего рода парализующая лень, приостанавливающая упражнения; она, если мы можем верить Фернелю, «причиной несварения, запоров, образования фекальных жидкостей, она подавляет естественное тепло, притупляет жизненные силы и делает людей неспособными к какой бы то ни было деятельности»[1543]1543
  Path. lib. I, cap. 17. [Патология, кн. I, гл. 17.] Exercitationis intermissio, inertem calorem, languidos spiritus, et ignavos, et ad omnes actiones segniores reddit; cruditates, obstructiones, et excrementorum proventus facit.


[Закрыть].

 
Neglectis urenda filix innascitur agris[1544]1544
  Hor. Ser. I, sat. 3. [Гораций. Сатиры, I, 3 <37, пер. М. Дмитриева>.]


[Закрыть].
 
 
[В брошеном поле бурьян вырастает, что выжечь придется!]
 

Подобно тому как на невозделанной земле вырастают папоротник и другая сорная трава, то же самое совершают и густые жидкости в праздном теле. Ignavum corrumpunt otia corpus{1281}. [Праздность лишает сил, истощает ленивое тело.] Лошадь, которую никогда не выводят из конюшни, равно как и сокол, которого постоянно держат в клетке, так что он почти никогда не летает, подвержены всяким недугам, в то время как предоставленные самим себе они никогда не испытывают подобных затруднений. Праздный пес будет всегда шелудивым, как же тогда праздный человек надеется этого избежать? Что же до праздности ума, то она во много раз хуже телесной; ничем не занятый ум – это болезнь, aerugo animi, rubigo ingenii[1545]1545
  Seneca. [Сенека. <Письма к Луцилию, 95, 36. Сенека пишет, что есть люди особого дарования, они легко постигают науки и восприимчивы к добродетели и щедры на нее, «а у других, слабых и тупых или порабощенных дурной привычкой, долго надо счищать ржавчину с души» (пер. С. Ошерова).>]


[Закрыть], это – разъедающая душу ржавчина, чума, сущий ад[1546]1546
  Плутарх называет это: maerorem animi, et maciem [душевной печалью и пустотой. <О душевном спокойствии.>]


[Закрыть], maximum animi nocumentum [самая вредная для души], как отзывается о ней Гален. «Подобно тому как в стоячем пруде множится количество червей и отвратительных пресмыкающихся (et vitium capiunt ni moveantur aquae{1282}, когда в толще стоячей воды быстро заводится гниль, как это происходит и с воздухом, когда он недвижен), точно так же воздействуют на праздного человека пагубные и порочные мысли»[1547]1547
  Sicut in stagno generantur vermes, sic et otioso malae cogitationes. – Sen. [Сенека. <Приведенный Бертоном будто бы перевод лат. цитаты – это вовсе не мысль Сенеки, писавшего: «Я никогда не соглашусь, что не знать боли – благо: боли не ведает цикада, не ведает блоха. Не признаю я благом покой и отсутствие тягот: кто так же празден, как червь?» (Письма к Луцилию, 87, 19, пер. С. Ошерова).>]


[Закрыть], заражая его душу. В тех государствах, где у народа нет открытого врага, возникают войны гражданские, и он обращает свою ярость против самого себя; вот так и наше тело: когда оно праздно и не знает, на что себя тратить, оно начинает само себя изнурять и изводить заботами, горестями, ложными страхами, недовольством и подозрениями; оно мучает и терзает свои собственные органы и не знает ни минуты покоя. Таким образом, я могу смело сказать: если он или она праздны, то в каких бы условиях они ни жили, будь они как никогда богаты, окружены слугами, удачливы, счастливы, пусть у них будет всего, чего только может захотеть и пожелать сердце, в изобилии, полный достаток, все равно до тех пор, пока он, или она, или они праздны, они никогда не будут удовлетворены, никогда не будут здоровы телом и умом, но постоянно будут чувствовать себя всегда уставшими, всегда больными, всегда раздраженными, испытывающими отвращение, будут плакать, вздыхать, горевать, подозревать, считать себя обиженными окружающим миром, всем на свете, желающими уйти навеки, умереть или быть унесенными с помощью каких-либо нелепых фантазий. Вот где заключена истинная причина того, что многих знатных мужчин, дам и барышень, живущих в деревне и в городе, терзает этот недуг, ибо праздность – это неизменное приложение к знатности, – ведь они считают для себя позорным трудиться и проводят все свои дни в развлечениях, забавах и приятном времяпрепровождении, а посему не желают испытывать никаких огорчений и не ведают призвания к чему бы то ни было; они обильно питаются, живут в свое удовольствие, но в их жизни отсутствуют упражнения, действие, какое-либо занятие (ибо труд, говорю я, для них несносен), общество, соответствующее их желаниям, и поэтому их тела переполняются густыми соками, ветрами, продуктами несварения, их ум встревожен, уныл, сумрачен; заботы, ревность, боязнь какой-либо болезни, приступы угрюмости, приступы плаксивости – состояние слишком хорошо им знакомо[1548]1548
  То нога заболит, а то рука, а то еще голова или сердце и т. п.


[Закрыть]. И разве страх и фантазия не способны оказывать любое воздействие на праздное тело? Разве не способны они стать причиной любого недуга? Когда дети Израиля роптали против египетского фараона[1549]1549
  Exod. V. [Исх. 5.]


[Закрыть], он повелел своим чиновникам удвоить им задание, заставить их заготавливать солому и при этом изготовливать прежнее количество кирпича, ибо единственной, по его мнению, причиной их недовольства и злонамеренности является чрезмерный досуг, «ибо они праздны». Если вам случится, куда бы вы ни явились, увидеть и услышать множество недовольных людей, разнообразнейших обид, беспочвенных жалоб, страхов, подозрений[1550]1550
  <Ибо они не могут сказать, что их тревожит и чего бы они хотели сами> мое сердце, моя голова, мой муж, мой сын и пр.


[Закрыть], то наилучшее средство умиротворить их – приставить их к какому-нибудь делу, занять их ум, ибо истина в том, что они праздны. Они, конечно, могут какое-то время строить воздушные замки и ублажать себя фантастическими и услаждающими причудами, которые окажутся в итоге горькими, как желчь, и они останутся, как и прежде, недовольны, подозрительны, боязливы, ревнивы, печальны, раздражены и раздосадованы собой; одним словом, пока они праздны, им невозможно угодить[1551]1551
  Prov. XVIII. Pigrum dejiciet timor. Heautontimorumenos. [Притч. 18. Страх разрушает нерадивого. <Это цитата из Притч в так называемой Вульгате – латинском переводе Библии (18. 8).> Самоистязатель. <Название пьесы Теренция.>]


[Закрыть]. Otio qui nescit uti, plus habet negotii, quam qui negotium in negotio, как мог заметить А. Геллий[1552]1552
  Lib. 19, cap. 10. [Кн. XIX, гл. 10. <Авл Геллий сам в свою очередь цитирует эти слова из трагедии «Ифигения» римского поэта Энния. – КБ.>]


[Закрыть], у того, кто не знает, чем ему заполнить время, больше дел, забот, огорчений, душевных мук, нежели у того, кто помимо всех своих дел занят чем-то еще сверх всякой меры. Otiosus animus nescit quid volet, праздный человек (если он придерживается такого образа жизни) сам не знает, когда ему хорошо, чем бы он хотел обладать или куда бы он хотел пойти; quum illuc ventum est, illinc lubet [не успеет он куда-нибудь прийти, как уже хочет оттуда удалиться], все его утомляет, все ему не по нраву, ему в тягость собственная жизнь; nec bene domi, nec militiae [он не чувствует себя счастливым ни дома, ни за его пределами], errat, et praeter vitam vivintur, он странствует и живет помимо себя. Одним словом, мне нигде не попадалось более точное выражение злосчастных последствий бездействия и лени, нежели это выражено Филолаком в стихах комического поэта[1553]1553
  Plautus, Prol. Mostel. [Плавт. Пролог к «Привидению». <Этот пролог (91–140) к комедии Плавта «Привидение» («Mostellaria») Бертон цитирует, как обычно, весьма вольно, а в следующем за стихами абзаце дает краткий прозаический пересказ этого отрывка.>]


[Закрыть], которые я ради их изящества частично здесь включаю.

 
Novarum aedium esse arbitror similem ego hominem,
Quando hic natus est: ei rei argumenta dicam.
Aedes quando sunt ad amussim expolitoe,
Quisque laudat fabrum, atque exemplum expetit и т.д.
At ubi illo migrat nequam homo indiligensque и т.д.
Tempestas venit, confringit tegulas, imbricesque,
Putrefacit aer operam fabri и т.д.
Dicam ut homines similes esse aedium arbitremini,
Fabri parentes fundamentum substruunt liberorum,
Expoliunt, docent literas, nec parcunt sumptui,
Ego autem sub fabrorum potestate frugi fui,
Postquam autem migravi in ingenium meum,
Perdidi operam fabrorum illico, oppido,
Venit ignavia, ea mihi tempestas fuit,
Adventuque suo grandinem et imbrem attulit,
Illa mihi virtutem deturbavit, и т.д.
 

Молодой человек подобен новому прекрасному дому; плотник покидает его добротно построенным, все в полной исправности, все сделано из прочного материала, однако нерадивый арендатор позволяет дождю проникать внутрь, и по причине небрежения ремонтом дом приходит постепенно в упадок. Наши родители, наставники и друзья не жалеют расходов, чтобы в дни нашей юности взрастить нас во всех отношениях в правилах добродетели, однако, когда мы предоставлены затем самим себе, праздность, словно буря, уносит все благие порывы прочь из наших душ, et nihili sumus, и неожиданно, вследствие лени и порочных путей, мы впадаем в ничтожество.

Двоюродным братом праздности и сопутствующей причиной, идущей с ней рука об руку, служит nimia solitudo, чрезмерное одиночество, а по свидетельству всех врачей[1554]1554
  Piso, Montaltus, Mercurialis, etc. [Пизон, Монтальт, Меркуриалис и т. д.]


[Закрыть], – это и причина, и симптом одновременно; однако поскольку здесь оно представлено как причина, то воздействует оно сообща с праздностью и бывает либо вынужденным, либо же добровольным. Вынужденное одиночество обычно наблюдается у студентов, монахов и анахоретов, которые по правилам их ордена и жизненному поведению обязаны избегать любых компаний, чураться общества других людей и удаляться в свои кельи, это otio superstitioso seclusi [затворничество вследствие суеверия] согласно меткому определению Бэйла и Хоспиниана, как живут, например, в наше время картезианцы, которые не едят вовсе мяса (согласно правилам ордена), постоянно хранят молчание и никогда не покидают своего жилища; сюда же относятся обитатели тюрем или пустынных мест, которые в силу этого не могут ни с кем общаться, а также многие из наших сельских джентльменов, живущие в домах, расположенных где-нибудь на отшибе; они принуждены существовать в одиночестве без компаньонов, либо жить не по средствам и привечать всех пришельцев подряд, подобно столь многим содержателям гостиниц, или же общаться со своими слугами и всякой деревенщиной, теми, кто им неровня и ниже их по положению и противоположного нрава, или же еще, как поступают некоторые, чтобы избежать одиночества, они проводят время в тавернах и пивных в обществе разгульных собутыльников и предаются поэтому беззаконным забавам и распутству. На эту скалу одиночества люди выброшены обычно по разным причинам – по недостатку средств или из непреодолимой боязни какого-нибудь недуга, бесчестья или же по своей неспособности приспособиться к обществу других людей вследствие застенчивости, по неучтивости своей или простоватости. Nulum solum infaelici gratius solitudine, ubi nullus sit qui miseriam exprobret. [Для жалкого горемыки нет более желанного места, нежели то, где никто не станет попрекать его бедностью.] Подобное вынужденное одиночество бывает не столь уж редко и оно воздействует особенно быстро на тех, кто вел прежде общительный образ жизни, предаваясь всяческим непредосудительным развлечениям и бывая в хорошем обществе, жил в какой-либо многочисленной семье или в многолюдном городе и был неожиданно обречен затем на жизнь в отдаленном заброшенном деревенском коттедже, лишенным прежней своей вольности, отделенным от всех своих обычных приятелей; для таких одиночество особенно томительно, оно доставляет им неожиданно множество житейских неудобств.

Добровольное одиночество – состояние, привычно сопутствующее меланхолии, оно осторожно, подобно сирене или легкой закуске перед обедом или некоему сфинксу, заманивает в эту безвозвратную пучину; Пизон[1555]1555
  A quibus malum, velut a primaria causa, occasionem nactum est. [Оно является первопричиной, которой зло поспешило воспользоваться <Эта фраза присутствует у Пизона, однако она не относится к одиночеству. – КБ.>]


[Закрыть] называет его первоначальной причиной меланхолии. Поначалу оно чрезвычайно приятно для тех, кто предается меланхолии: целыми днями валяться в постели, не выходить из своей комнаты, гулять наедине с собой в какой-нибудь уединенной роще, между деревьями и водой, вдоль бегущего ручья, предаваясь размышлениям о каких-нибудь прельщающих и приятных предметах, которые более всего трогают их душу; amabilis insania [услаждающее безумие] и mentis gratissimus error [и самое обольстительное заблуждение]. Это ни с чем не сравнимое наслаждение – вот так меланхолизировать и строить воздушные замки, прогуливаясь и улыбаясь самому себе, разыгрывая перед самим собой бесконечно разнообразные роли, полагая и будучи непоколебимо убеждены в том, что они и сами таковы, или же воображая, что они зрители этого действа. Blandae quidem ab initio [Поначалу это восхитительно], говорит Лемний, представлять себе такие приятные вещи и предаваться медитациям «о настоящем, прошлом и грядущем», – говорит Разис[1556]1556
  Jucunda rerum praesentium, praeteritarum, et futurarum meditatio.


[Закрыть]. Эти забавы так поначалу усладительны, что их сочинители способны проводить дни и ночи напролет без сна, даже целые годы наедине с собой в подобных созерцаниях и фантастических размышлениях, которые подобны грезам наяву, и вытащить их из этого состояния или убедить добровольно его прервать не так-то просто; эти причуды воображения столь услаждают их тщеславие, что всякие обычные дела и неотложные предприятия воспринимаются ими лишь как помеха, они не в состоянии направить свои мысли в эту сторону или к изучению какого-либо предмета или к какой-либо службе; эти фантастические и очаровывающие мысли так неприметно, так глубоко, так настойчиво, так постоянно подзадоривают, внедряются в них, исподволь проникают, завладевают, побеждают, помрачают их разум и цепко удерживают их, что они не в состоянии, говорю я, заняться самыми необходимыми своими делами, высвободиться из этих пут, отбросить их, но вместо этого все время заняты своими химерами, увлечены ими и меланхолизируют, подобно тому, говорят они, кто блуждает ночью в пустоши, увлекаемый Пэком; они упорно движутся в этом лабиринте тревожных и полных предчувствий меланхолических размышлений, не будучи в силах полностью и добровольно обуздать их или с легкостью отбросить; накручиваясь и раскручиваясь, как это часто происходит с часами, но все еще угождая своим наклонностям, пока в конце концов сцена не принимает неожиданно совершенно отталкивающий вид и они, привыкнув к таким тщеславным размышлениям и уединенным местам, становятся не способны переносить любое общество и не способны размышлять ни о чем другом, кроме как о грубых и неприятных предметах. Страх, печаль, подозрительность, subrusticus pudor [деревенская застенчивость], неудовлетворенность, заботы и усталость от жизни застают их врасплох, и их мысли заняты теперь только лишь этими постоянными опасениями; они не успевают широко открыть глаза, как эта адская чума – меланхолия – овладевает ими и устрашает их души, представляя их умам некий унылый предмет, которого им теперь не избежать никакими средствами, никакими усилиями, никакими убеждениями, haeret lateri lethalis arundo [смертельная стрела по-прежнему торчит у них в боку{1283}], они не могут избавиться от нее и не в силах ей противостоять[1557]1557
  Facilis descensus Averni: Sed revocare gradum, superasque evadere ad auras. Hic. labor., hoc opus est. – Virg. […в Аверн спуститься нетрудно, / День и ночь распахнута дверь в обиталище Дита. / Вспять шаги обратить и к небесному свету пробиться – / Вот что труднее всего. – Вергилий. <Энеида, VI, 126–129, пер. С. Ошерова.>]


[Закрыть]. Я не могу отрицать, что размышления, созерцание и одиночество заключают в себе известную пользу, не случайно святые отцы Иероним[1558]1558
  Hieronimus, ep. 72. Dixit oppida et urbis videri sibi tetros carceres, solitudinem Paradisum: solum scorpionibus infectum, sactco amictus, humi cubans, aqua et herbis victitans, Romanis practulit deliciis. [Иероним, послание 72, говорил, что ему города представляются мерзкими тюрьмами, а одиночество все равно что рай, и что он предпочитал находиться в обществе скорпионов и носить власяницу, спать на голой земле и питаться водой и кореньями всем наслаждениям Рима.]


[Закрыть], Хризостом, Киприан, Августин чрезвычайно их восхваляли в целых трактатах, а Петрарка{1284}, Эразм, Стелла{1285} и другие так возвеличивали в своих книгах; это рай, небеса на земле, если только пользоваться ими как следует; они целебны для тела и тем более полезны для души, если принять в соображение, сколь многие монахи в старину прибегали к ним, называя их божественным созерцанием; известно, что Симул, придворный во времена Адриана, и сам император Диоклетиан удалялись от людей и т. д.; в этом смысле Vatia solus scit vivere, Ватия живет, довольствуясь одиночеством{1286}, как обычно говаривали римляне, когда восхваляли сельскую жизнь. Так поступали еще, когда желали усовершествовать свои познания, как, к примеру, Демокрит, Клеант и многие прекрасные философы, дабы уединиться от треволнений света; подобным убежищем служила Плинию Вилла Лаурентана, а Туллию – Тускула{1287}, а Джовьо – его кабинет, где они могли усерднее vacare studiis et Deo, служить Господу и углубляться в свои занятия. Сдается мне поэтому, что наши слишком ретивые любители нововведений следовали не столь уж разумным советам, когда разрушали повсеместно монастыри и молитвенные дома, круша все подряд без разбора; они могли убрать проникшие туда грубые злоупотребления, очистить их от всяких несообразностей, однако не направлять свое исступление и неистовство против тех прекрасных зданий и вечных памятников набожности наших предков, предназначенных для благочестивых целей; некоторые из монастырей и общинных обителей можно было сберечь, а их доходы использовать иным образом, по крайней мере там и сям в процветающих городах, предоставя возможность поселиться в них, уединившись от мирских забот и тревог, мужчинам и женщинам любого звания и положения, и тем, кто не пожелал вступить в брак или не смог приноровиться к нему, или, наоборот, тем, кто не желает избегать обычных житейских затруднений, однако не знает хорошенько, чему себя посвятить, дабы они могли жить там обособленно, ради большего удобства, возможности улучшить свое образование, лучшего общества, возможности продолжать свои занятия, говорю я, для совершенствования искусств и наук, ради общего блага и, подобно тому как в старину поступали некоторые истинно благочестивые монахи, свободно и искренно служить Господу. Ибо эти люди не являются ни одинокими, ни праздными, подобно тому как в басне Эзопа поэт ответил выражавшему неодобрение праздности земледельцу, что он никогда не был настолько празден, как оказавшись в его обществе{1288}; или как сказал у Туллия[1559]1559
  Offic. 3. [Об обязанностях <«De officiis»>, 3 <№ 1>.]


[Закрыть] Сципион Африканский: Nunquam minus solus, quam quum solus; nunquam minus otiosus, quam quum esset otiosus, что он никогда не был менее одинок, нежели когда оставался наедине с собой, и никогда не был более занят, нежели когда был наиболее празден. Платон рассказывает в своем диалоге de Amore [о любви{1289}], этом удивительном восхвалении Сократа, как он неожиданно погрузился в столь глубокое раздумье, что стоял неподвижно на том же месте eodem vestigio cogitabundus, с утра до полудня, и поскольку он так и не завершил свои размышления, то perstabat cogitans продолжал стоять и размышлять до самого вечера; солдаты, ибо Сократ держал перед тем свой путь в военный лагерь, смотрели на него с восхищением и намеренно наблюдали за ним всю ночь, но он по-прежнему оставался недвижен ad exortum solis до самого солнечного восхода, после чего, приветствуя солнце, пошел своей дорогой. Я не могу сказать, в каком настроении повел себя так со свойственным ему постоянством Сократ и что именно могло на него так сильно подействовать; однако для другого человека это было бы губительно; мне довольно трудно объяснить, какой запутанный предмет мог так сильно им завладеть, скажу лишь, что другому человеку такое поведение было бы во вред. Потому что у других это не что иное, как otiosum otium [ленивая праздность], и у них все обстоит совсем иначе, у них, согласно Сенеке, Omnia nobis mala solitudo persuadet [Одиночество ведет к разного рода порокам], такое одиночество губительно для нас, pugnat cum vita sociali [враг общественной жизни], это разрушительное одиночество. Такие люди – только дьяволы, или, как гласит пословица, Homo solus aut deus, aut daemon, одинокий человек либо святой, либо дьявол; mens ejus aut languescit, aut tumescit [он становится либо слабоумным, либо самодовольным]; и слова – Voe soli[1560]1560
  Eccles. IV. [Еккл. 4. <Это цитата из Вульгаты.>]


[Закрыть] имеют именно такой смысл – горе одному. Эти несчастные и в самом деле часто теряют человеческий облик и из существ общественных превращаются в животных, монстров, бесчеловечных, безобразных на вид, misanthropi [человеконенавистников]; они самим себе отвратительны, а общество других людей им ненавистно; это Тимоны, Навуходоносоры, слишком потакавшие этой услаждающей склонности и ставшие такими по причине своих собственных пороков. Слова, которыми Меркуриалис (consil. 11 [совет 11]) увещевал иногда своего пациента-меланхолика, можно по справедливости применить к каждому одинокому и праздному человеку в отдельности: Natura de te videtur conqueri posse и т. д.[1561]1561
  Natura de te videtur conqueri posse, quod cum ab ea temperatissimum corpus adeptus sis, tam praeclarum a Deo ac utile donum, non contempsisti modo, verum corrupisti, faedasti, prodidisti, optimam temperaturam otio, crapula, et aliis vitae erroribus, etc.


[Закрыть]. У природы все основания быть тобой недовольным, ибо в то время как она наделила тебя благодетельным, уравновешенным темпераментом и крепким телом, а Господь даровал тебе такую божественную и совершенную душу, столь многие искусные члены и полезные дарования, ты не только пренебрег этими дарами и отверг их, но еще и развратил, осквернил их, нарушил их равновесие, извратил эти дары бесчинством, праздностью, одиночеством и многими иными способами; ты предал Господа и природу, ты враг себе и окружающему миру. Perditio tua ex te, ты потерял себя по собственной воле, отверг самого себя, ты сам главная причина собственных несчастий, потому что не противостоял тщеславным мыслям, но, напротив, открыл им путь{1290}.