Текст книги "Анатомия Меланхолии"

Автор книги: Роберт Бертон

Из этого единого корня, именуемого завистью, произрастают такие дикие отростки, как раздор, ненависть, недоброжелательство, соперничество[1703]1703
  Late patet invidiae fecundae pernities, et livor radix omnium malorum, fons cladium, inde odium surgit, aemulatio. – Cyprian, ser. 2, de livore. [Киприан, проповедь 2, о недоброжелательстве].


[Закрыть], которые служат причиной таких же несчастий и являются serrae animae, пилой для души, consternationis pleni affectus[1704]1704
  Valerius, lib. 3, cap. 9. [Валерий Максим, кн. III, гл. 9 <на самом деле – кн. IX, гл. 3. – КБ>.]


[Закрыть], порождают чувство безысходного отчаяния, а Киприан описывает соперничество, как «моль, разъедающую душу; для таких содействовать счастью другого – сущая мука; их удел – пытать, распинать и казнить себя, снедать свое собственное сердце. Еда и питье им не в радость, они только и знают, что постоянно, денно и нощно без передышки горюют, вздыхают и стенают, и грудь их разрывается на части»[1705]1705
  Qualis est animi tinea, quae tabes pectoris, zelare in altero vel aliorum felicitatem suam facere miseriam, et velut quosdam pectori suo admovere carnifices, cogitationibus et sensibus suis adhibere tortores, qui se intestinis cruciatibus lacerent! Non cibus talibus laetus, non potus potest esse jucundus; suspiratur semper et gemitur, et doletur dies et noctes; pectus sine intermissione laceratur.


[Закрыть], и немного далее он продолжает: «Кто бы ни был тот, к кому ты испытываешь ревность и зависть, он может избегать тебя, но ты не в силах избежать ни его, ни себя; где бы ты ни был, он всегда с тобой, твой враг постоянно в твоей груди, твоя погибель в самом тебе, ты – пленник, связанный по рукам и ногам, и до тех пор пока ты недоброжелателен и завистлив, ты не в силах найти себе покоя. Это дьявольская погибель»[1706]1706
  Quisquis est ille quem aemularis, cui invides is te subterfugere potest, at tu non te ubicunque fugeris, adversarius tuus tecum est, hostis tuus semper in pectore tuo est, pernities intus inclusa, ligatus es, victus, zelo dominante captivus: nec solatia tibi ulla subveniunt; hinc diabolus inter initia statim mundi et periit primus, et perdidit. – Cyprian, ser. 2, de zelo et livore. [Киприан, проповедь 2, о ревности и недоброжелательстве.]


[Закрыть], – и, когда бы ты ни был целиком поражен этой страстью, она останется твоей / И все же нет душевного смятения более распространенного, нет страсти более обычной.

 
Και κεραμευν κεραμετ κοτεει, και τεκτονι τεκτων,
Και πτοωχοη πτοχω ςθνοεει, και αοιδοη αοιδω[1707]1707
  Hesiod, Op. et Dies. [Гесиод. Труды и Дни <25–26, пер. В. Вересаева>.]


[Закрыть].
 
 
Зависть питает гончар к гончару и к плотнику плотник;
Нищему нищий, певцу же певец соревнует усердно.
 

Любое общество, корпорация и частное семейство переполнено ею, она владеет людьми любого сорта, от принца и до простого пахаря, и это можно наблюдать даже и среди близких друзей; едва ли найдется компания из трех человек, в которой двое не оказались бы на противоположных сторонах, не составили бы две партии, не почувствовали бы взаимную зависть и некое simultas [соперничество], разлад, тайное недоброжелательство и скрытую враждебность. Редко когда между двумя джентльменами, живущими в деревне (если только они не близкие родственники или не связаны брачными узами), а также и их слугами не возникает соперничество, какая-нибудь ссора или вражда между их женами и детьми, их друзьями и сторонниками, какое-либо соревнование в богатстве, происхождении, первенстве и пр., вследствие чего они, подобно лягушке в басне Эзопа[1708]1708
  Rana, cupida aequandi bovem, se distendebat, etc.


[Закрыть], «которая, пытаясь сравняться размерами с волом, так долго надувалась, пока наконец не лопнула», напрягаются более того, что дозволяет им их состояние и звание, состязаясь до тех пор, пока не истратят все свое имущество на судебные тяжбы или, напротив, на показное хлебосольство, пиры и дорогую одежду, или в погоне за пышными титулами, ибо ambitiosa paupertate laboramus omnes [Это здесь общий порок: у всех нас кичливая бедность{1367}]; ради того, чтобы превзойти друг друга, они готовы утомлять свое тело и изнурять душу, и в результате, вовлекая друг друга в это соревнование или вследствие взаимных приглашений, доводили себя до полного разорения. Едва ли бывало, чтобы двое великих ученых мужей-современников не обрушивали друг на друга и на их приверженцев отвратительные инвективы: скотисты и томисты, реалисты и номиналисты{1368}, последователи Платона и последователи Аристотеля{1369}, галенисты и парацельсианцы; причем это наблюдается у всех профессий.

Честное соперничество в научных разысканиях, в любом занятии не заслуживают осуждения[1709]1709
  Æmulatio alit ingenia. – Paterculus. poster. vol. [Соперничество питает умы. – <Веллей> Патеркул, посмертный том.]


[Закрыть]{1370}, это ingeniorum cos, как выразился некто, оселок для ума, кормилица ума и доблести, и благородные римляне, вдохновленные именно этим духом, совершали подвиги на поле брани. Существует пристойное честолюбие, как, к примеру, Фемистокл был вдохновлен славой Мильтиада{1371}, а трофеи Ахилла побуждали к тому же Александра{1372}.

 
Ambire semper stulta confidentia est,
Ambire nunquam deses arrogantia est[1710]1710
  Grotius, Epig. lib. I. [<Гуго> Гроций <см. прим. 507>. Эпиграммы, кн. I. <На самом деле – стихотворение «О честолюбии» («De ambitu») из книги «Poemata» (II, 1717).>]


[Закрыть].
 
 
Стремиться первым быть всегда – заносчивая глупость,
Но не стремиться никогда – самонадеянная праздность.
 

Ни с кем не соревноваться и ничего не домогаться – признак ленивого нрава; отказываться от всего, пренебрегать, не добиваться какого-то места, почестей, должностей из-за праздности, разборчивости, опасений, робости или еще почему-то, хотя по своему рождению, положению, состоянию и образованию человек к этому призван, способен, пригоден, вполне в состоянии с этим справиться, – это бедствие и сущее наказание. Сколько денег истратили Генрих VIII и Франциск I во время своей прославленной встречи![1711]1711
  В году 1519 между Ардром и Гизной .


[Закрыть]{1373} и сколько тщеславных придворных, пытавшихся друг друга перещеголять, промоталось в пух и прах, лишилось средств к существованию и умерло в нищете! Император Адриан бывал до того этим уязвлен, что убивал всех, кто смел с ним равняться[1712]1712
  Spartian. [Спартиан. <Адриан, 15; см. прим. 581.>]


[Закрыть]; и точно так же поступал Нерон. Эта ревность заставила тирана Дионисия изгнать Платона и поэта Филоксена{1374}, а все потому, что они, как он считал, его превосходили и затмевали тем его славу[1713]1713
  Plutarch. [Плутарх. < О душевном спокойствии.>]


[Закрыть]; римляне отправили в изгнание Кориолана, заточили Камилла и убили Сципиона{1375}; греки подвергли остракизму Аристида, Никия, Алкивиада{1376}, чтобы изгнать их, заключили в тюрьму Тезея{1377}, умертвили Фокиона{1378}. Когда Ричард I и Филипп Французский были товарищами по оружию{1379} при осаде Акры на Святой земле, Ричард выказал себя более доблестным воином, притом до такой степени, что взоры всех были обращены на него, и это вызвало у Филиппа такую досаду (Francum urebat regis victoria, говорит мой автор[1714]1714
  Johannes Heraldus, lib. 2, cap. 12 de bello sacro. [Иоанн Геральд, кн. II, гл. 12 о священной войне.]


[Закрыть], tam aegre ferre Richardi gloriam, ut carpere dicta, calumniari facta), что он осуждал все его поступки и дошел в конце концов до того, что открыто бросил ему вызов; не в силах больше сдерживать себя, он, поспешив домой, вторгся в его земли и объявил ему войну. Воистину «Ненависть возбуждает раздоры» (Притч. 10, 12), переходящие затем в смертельную вражду и злобу, превосходящую ненависть и ярость Ватиния{1380}; увлеченные взаимной распрей, их друзья, приверженцы и все их потомство преследуют друг друга злейшими насмешками, враждебными действиями, оскорбительными инвективами, наветами, клеветой, огнем, мечом, так что примирить их невозможно[1715]1715
  Nulla dies tantum poterit lenire furorem. [Ни одному дню не под силу ослабить столь неуемную ярость.] Æterna bella pace sublata gerunt. [Они удаляются с миром и клянутся в вечной вражде. <Сенека. Геркулес Безумный.>] Jurat odium, nec ante invisum esse desinit, quam esse desiit. – Paterculus, vol. I. [Патеркул, том I. <Веллей Патеркул, описывая отношения между Римом и Карфагеном даже после поражения последнего, говорит: «ненависть, вызванная сражениями, пережила страх и не ослабела даже по отношению к проигравшим; ненависть к чему-то не прекращается, даже если сам предмет ненависти уже более не существует» (I, 12. 7). – КБ.>]


[Закрыть]. Свидетельством тому вражда гвельфов и гибеллинов в Италии{1381}, Адорно и Фрегозо{1382} в Генуе; Гнея Папирия и Квинта Фабия в Риме{1383}, Цезаря и Помпея{1384}; Орлеанов и Бургундов во Франции{1385}; Йорков и Ланкастеров{1386}; да что там, эта страсть не однажды достигала такой ярости, что подчиняла себе не только отдельных людей и семьи, но и даже многолюдные города; Карфаген[1716]1716
  Carthago aemula Romani imperii funditus interiit. – Sallust. Catil. [Соперник Рима – Карфаген был полностью разрушен. – Саллюстий. О заговоре Катилины <10. 1>.]


[Закрыть] и Коринф могут послужить тому примером; более того, процветающие королевства превращались из-за нее в пустыни[1717]1717
  Ita saevit haec stygia ministra ut urbes subvertat aliquando, deleat populos, provincias alioqui florentes redigat in solitudines, mortales vero miseros in profunda miseriarum valle miserabiliter immergat.


[Закрыть]. Именно ненависть, злоба, партийность и желание мести первыми изобрели все эти дыбы и колесование, бронзовых быков, орудия пыток, тюрьмы, инквизицию, жестокие законы, с помощью которых они преследуют и мучают друг друга. Как бы мы могли быть счастливы и заканчивать свою жизнь благословенными днями и в сладостном согласии, если бы могли сдерживать себя и, как должно нам поступать, покончили с взаимными оскорблениями, научились смиренномудрию, кротости, долготерпению, умели забывать и прощать и, как велит нам Слово Христово[1718]1718
  Paul, Col. III. [Павел. Послание к колоссянам <Кол.>, 3 <12 и далее>.]


[Закрыть], улаживали возникающие между нами мелкие разногласия, умеряли наши страсти и помнили то, к чему призывал нас Павел[1719]1719
  Rom. XII. [Послание к Римлянам. <Рим.> 12 <16–19; однако Бертон цитирует не подряд, а с пропусками>.]


[Закрыть]: «думайте о других лучше, нежели о себе, будьте единомысленны между собою, никому не воздавайте злом за зло, будьте в мире со всеми людьми». Однако, будучи такими, каковы мы есть, – столь неуживчивыми и порочными, дерзкими и надменными, раскольниками и подстрекателями, столь злокозненными и завистливыми, мы invicem angariare [поочередно чиним друг другу препятствия{1387}], изничтожаем и изводим друг друга, мучаем, лишаем покоя и устремляемся в этот водоворот горестей и забот, усугубляющих наши беды и меланхолию, навлекающих на нас преисподнюю и вечное проклятие.

Гнев – это состояние расстройства, направляющее наши жизненные силы наружу и приуготовляющее тело к меланхолии и даже безумию: Ira furor brevis est [Гнев есть безумье на миг{1388}], и, как считает Пикколомини[1720]1720
  Grad. I, cap. 54. [<Пикколомини. Universa philosophia. – КБ.> Ступень I, гл. 54.


[Закрыть], одна из трех самых неистовых страстей. Аретей, точно так же, как и Сенека (ep. 18, lib. I [кн. I, письмо 18]), определял его как особую причину этой болезни[1721]1721
  Ira et moeror et ingens animi consternatio melancholicos facit. – Areteus. [Аретей.] Ira immodica gignit insaniam.


[Закрыть]. Маньино приводит следующее объяснение: Ex frequenti ira supra modum calefiunt[1722]1722
  Reg. Sanit. Parte 2, cap. 8 In apertam insaniam mox ducitur iratus [<Маньино.> Здоровый режим, часть 2, гл. 8. Гневливый человек влеком к прямому безумию.]


[Закрыть], он приводит к перенагреву тела, и если это происходит слишком часто, то переходит в явное безумие, говорит Св. Амвросий{1389}. Существует известная поговорка: Furor fit laesa saepius patientia? Самая терпеливая душа, если ее часто провоцировать, будет доведена до безумия; так можно и святого превратить в дьявола, вот почему, судя по всему, Василий в своем пастырском наставлении de Ira [о Гневе] называет это Tenebras rationis, mor bum animae, et daemonem ssimum, помрачением рассудка и злым демоном. Лукиан в Abdicato, tom I[1723]1723
  Gilberto Cognato interprete. [В переводе Джильберто Коньято. <Коньято и Самбук – издатели сочинений Лукиана, но в действительности этот текст приведен Бертоном в версии Эразма. – КБ.>] Multis, et praesertim senibus, ira impotens insaniam facit, et importuna calumnia; haec initio perturbat animum, paulatin vergit ad insaniam. Porro mulierum corpora multa infestant, et in hunc morbum adducunt, praecipue si quem oderint aut invideant, etc; haec paulatim in insaniam tandem evadunt.


[Закрыть] [Лишенном наследства, т. I] тоже считает, что эта страсть приводит к такому результату, особенно у старых мужчин и женщин. «Гнев и клевета, – говорит он, – именно их приводит в первую очередь к такому расстройству и некоторое время спустя оборачивается безумием: есть много причин, приводящих женщин в ярость, особенно если они слишком любят или ненавидят, или завидуют, чересчур предаются печали или раздражению, – все это мало-помалу доводит их до этого недуга». Из склонности это переходит у них в привычку – ведь между безумцем и сердитым человеком, особенно в момент вспышки гнева, не существует никакого различия; гнев, как описывает его Лактанций (lib. de Ira Dei, ad Donatum, cap. 5 [кн. о Гневе Божием, к Донату, гл. 5]), это saeva animi tempestas и пр.[1724]1724
  Saeva animi tempestas, tantos excitans fluctus ut statim ardescant oculi, os tremat, lingu titubet, dentes concrepant, etc.


[Закрыть], жестокая буря в душе человека, «заставляющая его глаза сверкать огнем и пристально уставиться на что-то, скрипеть зубами; он начинает заикаться, бледнеет или краснеет, а что может послужить наиболее опасным подражанием безумцу?».

 
Ora tument ira, fervescunt sanguine venae,
Lemina Gorgonio soevius angue micant[1725]1725
  Ovid. [Овидий. <Наука любви, III, 503–504, пер. М. Гаспарова.>]


[Закрыть].
 
 
[В гневе вспухают уста, темной кровью вздуваются жилы,
Яростней взоры блестят огненных взоров Горгон.]
 

Они становятся на время безрассудны, непреклонны, слепы, подобно животным и чудовищам, не отдают себе отчета в своих словах и поступках, проклинают, богохульствуют, поднимают на смех, дерутся и вытворяют еще невесть что. Способен ли безумец сотворить что-либо большее? Как говорится в одной комедии; Iracundia non sum apud me[1726]1726
  Terence. [Теренций <Самоистязатель, 918–919, пер. А. Артюшкова.]


[Закрыть], Я вне себя <от гнева>. Если эти приступы особенно сильны, продолжительны или часты, тогда они, без сомнения, приводят к безумию. Монтан (consil. 21 [совет 21]), в числе пациентов которого был один еврей-меланхолик, считал именно это главной тому причиной: Irascebatur levibus de causis, он слишком легко давал волю своему гневу. У Аякса не было никакой иной причины, приведшей его к безумию, а Карла Шестого, французского короля-лунатика, постигло это несчастье, оттого что, охваченный жаждой мести и злобой, он доходил в этой страсти до крайности; ожесточившись против герцога Бретани[1727]1727
  Infensus Britanniae Duci, et in ultionem versus, nec cibum cepit, nec quietem; ad Calendas Julias, 1392, comites occidit.


[Закрыть]{1390}, он несколько дней подряд не мог ни есть, ни пить, ни спать и в конце концов приблизительно в дни июльских календ 1392 года и вовсе впал в безумие; усевшись верхом на лошадь, он обнажал свой меч и принимался разить им каждого, оказавшегося случайно поблизости; и в таком состоянии он пребывал до конца своих дней (Aemilius, lib. 10 Gal. Hist.). У Эжезипа{1391} (de excid. Urbis Hieros. lib. I, cap. 37 [о падении Иерусалима, кн. I, гл. 37]) есть сходная история об Ироде, которого приступ гнева довел до безумия: вскочив с постели, он убил Иосифа, и это была далеко не единственная его безумная выходка; весь двор еще долго после этого никак не мог его утихомирить[1728]1728
  Indignatione nimia furens, animique impotens, exsiliit de lecto, furentem non capiebat aula, etc.


[Закрыть]; он испытывал иногда сожаление, раскаивался и даже очень сокрушался о содеянном, postquam deferbuit ira, когда его ярость остывала, но вскоре затем вновь совершал насилие. У людей горячих и холерического темперамента ничто не приводит так быстро к безумию как эта гневливость; помимо многих других недугов, как замечает Пелезий (cap. 21, lib. I, de hum. affect. causis [гл. 21, кн. I, о причинах человеческих страстей]): Sanguinem imminuit, fel auget она [уменьшает кровь и увеличивает количество желчи] и, как полемически утверждает Валезий (Med. controv. lib 5, contro. 8 [Медицинские противоречия, кн. V, противоречие 8])[1729]1729
  An ira possit hominem interimere. [Способен ли гнев убить человека. <Название главы у Валезия. – КБ.>]


[Закрыть], очень часто окончательно их губит. Но если бы это было наихудшим последствием такой страсти, она была бы еще более или менее терпима, однако «она разрушает и подчиняет себе целые города[1730]1730
  Подобно Трое: saevae memorem Junonis ob iram [«из-за гнева жестокой злопамятной Юноны» <Вергилий. Энеида, I, 4>].


[Закрыть], семьи и царства»[1731]1731
  Абернети.


[Закрыть]{1392}. Nulla pestis humano generi pluris stetit, говорит Сенека (de Ira, lib. I [о Гневе, кн. I]), ни одна чума не принесла человечеству столько вреда. Загляните в наши исторические записи, и вы почти не найдете в них никакого иного предмета, кроме рассказов о том, что содеяло сборище одержимых людей[1732]1732
  Stultorum regum et populorum continet aestus. [Много неистовых дел безрассудных царей и народов. <Гораций. Послания, I, 2, 8, пер. Н. Гинцбурга.>]


[Закрыть]. А посему мы поступим весьма похвально, если внесем в нашу литанию помимо прочего и следующее: «Милосердный Боже, избави нас от душевной слепоты, от гордости, тщеславия и лицемерия, от зависти, ненависти и злобы, от гнева и всех подобных им губительных страстей».

Неудовлетворенность, заботы, испытания, несчастья и многое другое, служащее причиной наших душевных мук, горя, страданий и тревог, – все это вполне уместно соединить в таком подразделе; правда, согласно суждениям некоторых людей, может показаться, что соединять их вместе нелепо, и все же Аристотель в своей «Риторике»[1733]1733
  Lib. 2. [Кн. II.] Invidia est dolor, et ambitio est dolor, etc.


[Закрыть] определяет заботы, точно так же, как и зависть, соперничество и прочее, тем же словом – горести, а посему, думается мне, и я могу точно так же поместить их в этом перечне досаждающих причин, поскольку, подобно всем остальным, они являются одновременно и причиной и симптомом этого недуга, влекут за собой сходные неудобства и большей частью сопровождаюся мукой и болью. Об этом свидетельствует и общая этимология: cura quasi cor uro [забота = я иссушаю свое сердце]; dementes curae, insomnes curae, damnosae curae tristes, mordaces, carnifices и т. п., уязвляющие, снедающие, гложущие, жестокие, горькие, болезненные, печальные, гнетущие, мертвенно-бледные, мрачные, печальные, невыносимые заботы, как характеризуют их поэты[1734]1734
  Insomnes, Claudianus; tristes, Virg.; mordaces, Luc.; edaces, Hor.; moestae, amarae Ovid.; damnosae, inquietae, Mart.; urgentes, rodentes, Mant., etc. [Недремлющие, Клавдиан <Против Руфинуса, I, 38>; докучные, Вергилий <Георгики, IV, 531>; грызущие, Лукан <Фарсалия, II, 681>; гнетущие, Гораций <Оды, II, 11, 18>; удручающие, горькие, Овидий <Письма с Понта, I, 10, 3>; губительные, неутихающие, Марциал ; неотступные, гложущие, Мантуанец <Мантуанцем называют обычно родившегося в Мантуе Вергилия, но кого именно здесь имеет в виду Бертон, установить не удалось> и пр.


[Закрыть], и ведь земные заботы столь же неисчислимы, как и песок морской. Гален[1735]1735
  Galen, lib. 3, cap. 7, de locis affectis. Homines sunt maxime melancholici, quando vigiliis multis, et sollicitudinibus, et laboridus, et curis fuerint circumventi. [Гален, кн. III, гл. 7, Люди более подвержены меланхолии, когда их донимают бессонница и множество хлопот, тревог и забот.]


[Закрыть], Фернель, Феликс Платер, Валескус из Таранты и др. считают печали, несчастья и даже любые душевные разлады и тревоги главными причинами, поскольку они лишают нас сна, препятствуют пищеварению, иссушают тело и поглощают его вещество. Они не столь уж многочисленны, однако их причины разнообразны, и среди тысячи людей не сыскать хотя бы одного свободного или способного защититься от них, кого Ate dea [богиня Ата], у которой, как сказано

 
Per hominum capita molliter ambulans
Plantas pedum teneras habens:[1736]1736
  Lucian. Podag. [Лукиан. Подагра <точнее – «Трагоподагра» – приписываемая Лукиану стихотворная пародия на греческую трагедию>.]


[Закрыть]
 
 
…нежные стопы у ней: не касается ими
Праха земного; она по главам человеческим ходит,
 

та самая гомеровская богиня Ата{1393} не включает в эту категорию неудовлетворенных или мучимых той или иной бедой людей. У Хигина[1737]1737
  Omnia imperfecta, confusa, et perturbatione plena. – Cardan. [Все несовершенно беспорядочно и преисполнено раздора. – Кардано. ]


[Закрыть] (Fab. 220) есть прелестная и весьма подходящая к данному случаю история. Дама Cura [Забота] переходила как-то случайно через ручей и, зачерпнув немного грязного ила, слепила из него фигуру; вскоре после этого мимо проходил Юпитер и вдохнул в нее жизнь, однако Cura и Юпитер никак не могли решить, какое дать ей имя и кому она должна принадлежать. Они обратились тогда к Сатурну, чтобы тот рассудил их; решение его было таково: имя существа будет Homo [Человек], ab humo [произошедший из земли <лат. humus – «земля»>], Cura eum possideat quamdiu vivat, Cura будет обладать им, пока он жив, а Юпитер – его душой и Tellus [Земля] – его телом, когда он умрет. Оставим, однако, басни. Главной причиной, продолжительной причиной, неотъемлемым свойством всех людей являются неудовлетворенность, заботы, несчастья, невзгоды; а в тех случаях, когда нет других особых несчастий (а кто из живущих избавлен от них?), досаждающих человеку в сей жизни, самого сознания об этой их общей несчастной участи достаточно, чтобы изнурить человека и вызвать в нем усталость от жизни; сознания того, что он никогда не может чувствовать себя надежно защищенным, но обречен постоянно испытывать опасность, печаль, горе и преследование. Потому что, начиная с момента его рождения, как это изящно описывает Плиний[1738]1738
  Lib. 7 Nat. hist. cap. I. [<Плиний Старший. Естественная история.> Кн. VII, гл. 1.] Hominem nudum, et ad vagitum edit natura. Flens ab initio, devinctus jacet, etc.


[Закрыть], «он появляется на свет нагим и с самого начала принимается хныкать[1739]1739
  Δακρυχεων γενομην και δακρυσαη, αποθνησκω, ω γενοη ανθρωπων πολυδακρντον, ασθενεη οικτρον. [Я родился плачущим и плачущим умираю… О столь оплакиваемый, слабый и жалкий род людской. <Кардано цитирует эти строки из «Greek Anthology» в своем сочинении «De consolatione» и присовокупляет далее их латинский перевод. – КБ.>] Lacrimans natus sum, et lacrimans morior, etc.


[Закрыть], затем его пеленают и связывают, точно арестанта, так что он не в состоянии помочь себе, и в таком состоянии он продолжает пребывать до конца своих дней»{1394}; cujusque ferae pabulum [жертва любого хищного зверя], говорит Сенека[1740]1740
  Ad Marciam. [<Утешительное послание> к Марции <11>.]


[Закрыть], не переносящий ни жары, ни холода, ни труда, ни праздности, беззащитный перед любыми ударами судьбы. Лукреций сравнивает его с нагим матросом, выброшенным на берег вследствие кораблекрушения, озябшим и безутешным на неведомой ему земле{1395}. Никакое благосостояние, возраст, пол не способны уберечь человека от этого общего горестного удела[1741]1741
  Boethius. [Боэций. <Об утешении философией.>]


[Закрыть]. «Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями» (Иов 14, 1). «И быть ему в печали, пока плоть его на нем, и пока душа его в нем, будет она скорбеть» (5, 22). «Потому что все дни его – скорби, и его труды – беспокойство; даже ночью сердце его не знает покоя» (Еккл. 2, 23); и «все суета и томление духа» (Еккл. 2, 11). «Вступление, движение вперед, упадок, уход – у всех примерно одно и то же: в начале пути мы во власти ослепления, в середине – во власти труда, а в конце – горя, и все время во власти заблуждения. Выпадают ли нам дни без горя, забот или страданий? И выпадало ли нам утро, которое, сколь бы ни было оно безмятежным и благоприятным, не сменилось бы вечером, сплошь затянутым тучами?[1742]1742
  Initium caecitas, progressus labor, exitus dolor, error omnia: quem tranquillum, quaeso, quem non laboriosum aut anxium diem egimus? – Petrarch. [Петрарка <Франческо. Предисловие к книге «De remediis utriusque fortunae» («О средствах против фортуны»). – КБ>.]


[Закрыть]» Один – несчастен, другой – смешон, а третий – отвратителен. Тот жалуется по поводу одних бед, а этот – по поводу других. Aliquando nervi, aliquando pedes vexant (говорит Сенека), nunc distillatio, nunc hepatis morbus; nunc deest, nunc superest sanguis [Сейчас его донимает боль в сухожилиях, а потом – в ногах, то он жалуется на простуду, а то – на печень, то у него слишком много крови, а то – малокровие], сейчас его мучает головная боль, а позже – ноги, то легкие беспокоят, то печень и т. д. Huic census exuberat, sed est pudori degener sanguis и пр., этот богат, но худороден, а этот знатен, но беден; третий не стеснен в средствах, однако, возможно, жалуется на здоровье или ему недостает сметливости, чтобы управлять своим имуществом; одному досаждают дети, другому – жена и т. д. Nemo facile cum condicione sua concordat, нет человека, довольного своим жребием; на фунт печалей приходится обычно лишь драхма удовольствия, самая малость радости (а то и вовсе никакой), малость утешения, но при всех случаях и повсюду подстерегают опасности, раздоры и тревоги; куда бы тебе ни вздумалось пойти, ты всюду обретешь неудовлетворенность, заботы, горести, жалобы, болезни, препоны, стенания[1743]1743
  Ubique periculum, ubique dolor, ubique naufragium, in hoc ambitu quocunque me vertam. – Lipsius. [Куда бы я ни обратился в этом пространстве, везде подстерегает опасность, везде печаль, везде кораблекрушение. – Липсий. <Нигде у Липсия этой фразы не обнаружено. – КБ.>]


[Закрыть]. «Если ты обратишь свой взор на рынок (говорит Хризостом[1744]1744
  Hom. 10. [Поучение 10.] Si in forum iveris, ibi rixae et pugnae; si in curiam, ibi fraus, adulatio; si in domum privatam, etc. <Послание к жителям Антиохии. – КБ.>


[Закрыть]), то обнаружишь свары и брань, если на придворные нравы, увидишь там обман и лесть; а если на дом частного человека, найдешь тревоги и заботы, подавленность и пр.». Как говаривал некто в старину: Nil homine in terra spirat miserum magis alma[1745]1745
  Homer. [Гомер. <Илиада, XVII, 446–447: «Ибо из тварей, которые дышат и ползают в прахе, / Истинно в целой Вселенной несчастнее нет человека» (пер. Н. Гнедича).>]


[Закрыть], нет существа столь же несчастного, как человек, столь повсеместно мучимого «страданиями телесными и страданиями душевными, в страданиях он спит, в страданиях просыпается, и страдания ожидают его, куда бы он ни повернулся»[1746]1746
  Multis repletur homo miseriis, corporis miseriis, animal miseriis, dum dormit, dum vigilat, quocunque se verit. Lususque rerum temporumque nascimur.


[Закрыть], – считает Бернард{1396}. Наша жизнь всего лишь одни искушения (Августин, Confess., lib. 10, cap. 28 [Исповедь, кн. X, гл. 28]), catena perpetuorum malorum{1397} [непрерывная цепь невзгод]; et quis potet molestias et difficultates pati? У кого достанет сил вынести ее бедствия? «В дни процветания мы дерзки и нетерпимы, в несчастьях – подавлены и при любом жребии – глупы и несчастны[1747]1747
  In blandiente fortuna intolerandi, in calamitatibus lugubres, semper stulti et miseri. – Cardan. [Кардано.]


[Закрыть]. В несчастье я жажду процветания, а в дни процветания боюсь беды. Разве можно здесь найти середину? И где нет никаких искушений? Какое жизненное поприще свободно от этого?»[1748]1748
  Prospera in adversis desidero, et adversa prosperis timeo, quis inter haec medius locus, ubi non sit humanae vitae tentatio. <Августин. Исповедь, 10, 38. – КБ.>


[Закрыть] «Мудрость сопряжена с трудом, а слава – с завистью; богатство и заботы, дети и бремя, удовольствия и болезни, покой и бедность идут рука об руку: как если бы человек был рожден (как считают платонисты) для наказания в сей жизни за какие-то предшествующие прегрешения»[1749]1749
  Cardan, Consol. [Кардано. De consolatione .] Sapientiae labor annexus, gloriae invidia, divitiis curae, soboli sollicitudo, voluptati morbi, quieti paupertas, ut quasi luendorum scelerum causa nasci hominem possis cum Platonistis agnoscere.


[Закрыть]. Или, как жалуется Плиний: «Если принять в соображение все обстоятельства, природу следует скорее считать нашей мачехой, нежели матерью: нет существа, жизнь которого была бы столь же хрупкой, столь изобилующей опасностями, столь безумной, столь неистовой; только человека терзают зависть, неудовлетворенность, горести, скупость, честолюбие, суеверие»[1750]1750
  Lib. 7, cap. 1. [Кн. VII, гл. 1.] Non satis aestimare, an melior parens natura homoni, an tristior noverca fuerit: nulli fragitior vita, pavor, confusio, rabies major; uni animantium ambitio data, luctus, avaritia, uni superstilio.


[Закрыть]. Вся наша жизнь подобна Ирландскому морю, на котором не приходится ожидать ничего иного, кроме неистовых штормов и бушующих волн, и конца этому не видать:

 
Tantum malorum pelagus aspicio,
Ut non sit inde enatandi copia[1751]1751
  Euripid. [Эврипид. <Ипполит Увенчанный, 822–823, пер. И. Анненского.>]


[Закрыть]
 
 
[Не море ли бедствий темнеет?
Кружат меня волны – не выплыть.]
 

Ни одного спокойного дня, когда человек может считать себя в безопасности или удовлетворен своим нынешним положением, однако, как заключает Боэций: «У каждого из нас есть нечто такое, чего мы добиваемся, пока не испытаем, а испытав, чувствуем отвращение[1752]1752
  De consol. lib. 2. [<Кардано.> De consolatione, кн. II.] Nemo facile cum conditione sua concordat; inest singulis quod imperiti petant, experti horreant.


[Закрыть]: мы горячо этого желаем и страстно домогаемся, но вскоре наскучиваем им»[1753]1753
  Esse in honore juvat, mox displicet. [Приятно какое-то время быть в почете, но скоро и это приедается.]


[Закрыть]. Вот так меж упований и опасений, подозрений и гнева, Inter spemque metumque, timores inter et iras[1754]1754
  Hor. [Гораций. <Послания, I, 4, 12, пер. Н. Гинзбурга.>]


[Закрыть], между согласием и враждой растрачиваем мы наши лучшие дни, поносим свое время и ведем вздорную, недовольную, беспокойную, меланхолическую, несчастную жизнь, притом до такой степени несчастную, что, если бы мы могли предвидеть грядущее и нам представили бы возможность его выбирать, мы скорее предпочли бы отказаться от столь тягостного существования, нежели сносить его. Одним словом, мир сам по себе настолько запутан, это такой лабиринт заблуждений, пустыня, дикая местность, притон воров и мошенников, изобилующий грязными лужами, устрашающими скалами, пропастями, океан вражды, тяжкое ярмо, в котором телесные немощи и беды настигают нас врасплох и следуют друг за другом, как морские волны, что, если нам удается избежать Сциллы, мы сталкиваемся с Харибдой, и вот так в постоянных опасениях, трудах, мучениях мы мчимся от одной чумы, одного несчастья, одного бремени к другому, duram servientes servitutem [страдая от ярма зависимости], и вы можете с таким же успехом отделить тяжесть от свинца, жар от огня, влажность от воды, яркий блеск от солнца, как несчастье, неудовлетворенность, заботы, отчаяние, опасность – от человека. Наши города – это всего лишь многочисленные обиталища человеческих бедствий, «в которых горе и печаль», как справедливо заметил он[1755]1755
  Borrhaeus, in 6 Job. [Боррей. Комментарий к истории Иова <«In Jobi historiam commentarii» (Базель, 1564). – КБ.> Urbes et oppida nihil aliud sunt quam humanarum aerumnarum domicilia, quibus luctus et moeror, et mortalium varii infinitique labores, et omnis generis vitia, quasi septis includuntur.


[Закрыть]{1398}, основываясь на Солоне, «бесчисленные тревоги, труды простых смертных и все виды пороков заключены, словно в столь же многочисленных тюремных камерах». Наши деревни подобны кротовьим норам, а люди словно многочисленные муравьи, постоянно суетящиеся, снующие туда и обратно, внутрь и наружу, противодействующие намерениям друг друга и пересекающиеся подобно тому, как пересекают друг друга линии румбов, прочерченные на морской карте от одних пунктов к другим. «Ныне беспечные и веселые, – как продолжает один автор[1756]1756
  Nat. Chytraeus, de lit. Europae. Laetus nunc, mox tristis; nunc sperans, paulo post diffidens; patiens hodie, cras ejulans; nunc pallens, rubens, currens, sedens, claudicans, tremens, etc. <Бертон цитирует немецкого гуманиста Натаниэла Читрея, брата Давида Читрея (см. прим. 474), автора сочинения «Variorum in Europa itinerum deliciae» («Очарование Европы», 1599).>


[Закрыть]{1399}, – однако со временем все более печальные и хмурые, ныне исполненные надежд, а после разуверившиеся, сегодня терпеливые, а завтра ропщущие, сейчас бледные, а потом багроволицые, бегущие, сидящие, потеющие, дрожащие, хромающие». И только очень немногим среди всех прочих, возможно, только одному на тысячу выпадет удел быть pullus Jovis [любимым цыпленком Юпитера{1400}], пользующимся всеобщим уважением, gallinae filius albae[1757]1757
  См. c. 676.


[Закрыть]{1401}, счастливым и удачливым, ad invidiam felix [достаточно процветающим, чтобы вызывать зависть], потому что он богат, хорош собой, удачлив в браке, в чести и при хорошей должности; и все же, если вы сами спросите его, он, весьма возможно, ответит, что он самый бедный и несчастный из людей[1758]1758
  Sua cuique calamitas praecipua. [Каждый считает свою беду самой ужасной.]


[Закрыть]. Спору нет, башмак отличный, Hic soccus novus, elegans, как сказано у него[1759]1759
  Cn. Graecinus. [Гней Грецин. <Ему приписал авторство этого выражения Иоанн Солсберийский в своем «Поликрате». – КБ.>]


[Закрыть], sed nescis ubi urat, но ведь ты не ведаешь, в каком месте он жмет{1402}. Чужое мнение не может сделать меня счастливым, но, как прекрасно сказано у Сенеки: «Жалок тот, кто не считает себя счастливым; будь такой даже суверенным правителем Вселенной, он все равно несчастлив, если считает себя таковым, ибо какая польза оценивать твое положение на основании того, каково оно в действительности или каким оно представляется другим, если тебе самому оно не по душе?»[1760]1760
  Epist. 9, lib. 7. [Послание 9, кн. VII <на самом деле – Послание 9, 20–21, кн. I. – КБ>.] Miser est qui se beatissimum non judicat; licet imperet mundo non est beatus, qui se non putat: quid enim refert qualis status tuus sit, si tibi videtur malus. <Бертон скорее, как обычно, пересказывает, нежели цитирует, письмо к Луцилию: «Кто не считает себя блаженней всех, тот несчастен, даже если повелевает миром… Имеет ли значение, как тебе живется, если ты полагаешь, что плохо».>


[Закрыть] Всем людям присуща одна и та же склонность – высоко оценивать положение других и быть недовольным своим собственным:

 
Cui placet alterius, sua nimirum est odio sors[1761]1761
  Hor. Ep.. lib. I, 14. [Гораций. Послания, I, 14 <11, пер. Н. Гинцбурга>.]


[Закрыть]
 
 
[Жребий чужой кому мил, тому свой ненавистен, конечно],
 

однако, Qui fit, Maecnas, и т. д. [Что за причина тому, Меценат[1762]1762
  Hor. Ser. lib. I, sat. 1. [Гораций. Сатиры, I, 1 <1; однако полностью мысль поэта такова: «что какую бы долю / Нам не послала судьба и какую б ни выбрали сами, / Редкий доволен, и всякий завидует доле другого»>.]


[Закрыть]], почему так происходит и что тому причиной? «Уж такова извращенная природа многих людей, что на них никак не угодишь, – говорит Феодорет[1763]1763
  Lib. de curat. Graec. affect. cap. 6, de provident. [Кн. об исцелении греческих <язычекских> болезней, гл. 6, о провидении.] Multis nihil placet; atque adeo et divitias damnant, et paupertatem; de morbis expostulant, bene valentes graviter ferunt, atque, yt semel dicam, nihil eos delextat, etc.


[Закрыть], – ни богатством, ни бедностью; здоровы они иль больны, они все равно жалуются, ропщут на любой свой жребий, будь то преуспеяние или невезение; выпадет ли год, когда все дешево, или неурожайный, они одинаково расстроены; есть изобилие или нет его – ничто им не в радость, ни война, ни мир, есть у них дети или нет их». Таков по большей части наш всеобщий нрав – быть недовольными, жалующимися и несчастными, как мы, по крайней мере, считаем, и покажите мне того, кто не таков или когда-либо считал иначе. Преуспеяние Квинта Метелла{1403} вызывало у римлян бесконечное восхищение, притом до такой степени, что, как свидетельствует упоминающий о нем Патеркул, вы едва ли сыщете у другого народа, среди людей любого положения, возраста и пола хотя бы одного, который мог бы сравниться с ним своим счастливым уделом[1764]1764
  Vix ullius gentis, aetatis, ordinis, hominem invenies, cujus felicitatem fortunae Metelli compares. – Vol. I [Том I <11, 6>.]


[Закрыть]; одним словом, он был bona animi, corporis et fortunae, прекрасен душой, телом и жребием; и то же самое можно было сказать о П. Мюциане Крассе[1765]1765
  P. Crassus Mutianus, quinque habuisse dicitur rerum bonarum maxima, quod esset ditissimus, quod esset nobilissimus, eloquentissimus, jurisconsultissimus, pontifex maximus. [Публий Красс Мюциан обладал, говорят, пятью величайшими человеческими дарами: он был чрезвычайно богат, очень знатен, необычайно красноречив, наторел в юрисдикции и был верховным жрецом. <Авл Геллий, I, 13, 10. – КБ.>


[Закрыть]{1404}. Такой же была, по мнению Плиния, счастливая участь уроженки Лакедемона Лампито{1405}, поскольку она была супругой царя, матерью царя и дочерью царя[1766]1766
  Lib. 7. [<Плиний Старший. Естественная история.> Кн. VII <41, 133>.] Regis filia, regis uxor, regis mater.


[Закрыть]; и равным образом весь мир почитал правителя Самоса Поликрата. Греки хвастались своими Сократом, Фокионом и Аристидом, а софидиане в особенности своим Аглаем{1406}, omni vita velix, ab omni periculo immunis [удачливыми на протяжении всей своей жизни, избежавшими каких бы то ни было опасностей], что, к слову сказать, Павсаний считал невозможным{1407}; а римляне – своими Катоном[1767]1767
  Qui nihil unquam mali aut dixit, aut fecit, aut sensit, qui bene semper fecit, quod aliter facere non potuit. [Который ни разу не произнес чего-либо недостойного и не совершил, не сказал, не сделал и не почувствовал чего-либо несправедливого, который всегда был прав, ибо не мог поступать иначе. <Патеркул, о Катоне Старшем Цензоре, 2, 35, 2. – КБ.>]


[Закрыть], Курием{1408} и Фабрицием за их достойную участь и жизнь в уединенных поместьях, умение управлять страстями и презрение к миру; и все же ни один из них не был счастлив или свободен от неудовлетворенности – ни Метелл, ни Красс, ни тем более Поликрат, погибший насильственной смертью, равно как и Катон; а сколько отвратительного рассказывают Лактанций и Феодорет о Сократе, человеке слабом, как, впрочем, и об остальных. В сей жизни не дано испытать какое-либо удовлетворение, но как сказано им[1768]1768
  Solomon, Eccles. I, 14. [Соломон, Еккл. 1, 14.]


[Закрыть]: «Все суета и томление духа», – все в ней с изъяном и несовершенно. Будь у тебя волосы Самсона, сила Милона, оружие Скандербега, мудрость Соломона, красота Авессалома, богатство Креза, Pacetis obulum [обол Пасета], доблесть Цезаря, отвага Александра, красноречие Туллия или Демосфена, кольцо Гигеса{1409}, Пегас Персея и голова Горгоны, достигни даже возраста Нестора – все это не сделает тебя совершенным, не принесет тебе удовлетворения и истинного счастья в жизни. Даже в самой сердцевине нашего веселья, радости и смеха заключены печаль и горесть, а если и встречается среди нас истинное счастье, то ведь только лишь на время:

 
Desinit in piscem mulier formosa superne[1769]1769
  Hor. Art Poet. [Гораций. Искусство поэзии <4, пер. М. Гаспарова>.]


[Закрыть]
 
 
[Лик от красавицы девы, а хвост от чешуйчатой рыбы],
 

прекрасное утро сменяется хмурым полднем. Брут и Кассий, некогда прославленные, оба в высшей степени счастливые, однако вы едва ли отыщете двух других, говорит Патеркул, quos fortuna maturius destituerit, которых бы так быстро покинула удача{1410}. Ганнибал, всю свою жизнь выходивший победителем, встретился с равным ему и был в конце концов покорен. Occurit forti, qui mage fortis erait. [Сильный в конце концов встречает еще более сильного.] Кто-то вступает как триумфатор, подобно Цезарю в Риме или Алкивиаду в Афинах. Coronis aureis donatus, его венчают, чтят, им восхищаются, но со временем его статуи разбивают, а его самого освистывают, убивают. Магнус Гонсальво[1770]1770
  Jovius vita ejus. (Джовьо , его <Гонсальво> жизнеописание.]


[Закрыть]{1411}, сей знаменитый испанец, был поначалу почитаем королем и народом, вызывал одобрение, но сразу же после этого заточен в тюрьму и изгнан. Admirandas actiones graves plerunque sequuntur invidiae, et acres calumnioe, несправедливая враждебность и злейшая клевета следуют обычно по пятам за славными деяниями – таково наблюдение Полибия{1412}. Рождаешься богатым, умираешь нищим, сегодня здоров, а завтра одолеваем недугами, ныне наслаждаешься благосостоянием, удачлив, счастлив, но мало-помалу чужеземные враги лишают всего, чем обладал, ограблен мародерами, взят в плен, жалок и бессилен, как жители Раввы, «коих положили под пилы, под железные молотилки, под железные топоры и бросили в обжигательные печи»[1771]1771
  2 Sam. XII, 31. [2-я кн. пророка Самуила <2 Цар.>, XII, 31. <Так поступил царь Давид с аммонитами.>]


[Закрыть].

 
Quid me foelicem toties jactastis, amici,
Qui cecidit, stabili non erat ille gradu[1772]1772
  Boethius, lib. I, Met. I.


[Закрыть].
 
 
[Друзья мои, почто так часто зовете вы меня счастливым?
Переживший падение никогда не чувствует себя в безопасности.]
 

Тот, кто выступал в поход с бесчисленным войском, подобно Ксерксу, был богат, как Крез, довольствуется ныне утлой лодчонкой, закован в железные цепи, как турок Баязет{1413}, или превращен в подножие для взбирающегося на лошадь победившего его тирана, как это случилось с Аврелианом{1414}. Существует столько непредвиденных злосчастных обстоятельств, что, как сказал Сенека о городе, уничтоженном пожаром, Una dies interest inter maximam civitatem et nullam [Только один день пролегает между большим городом и горстью пепла{1415}]; сколько несчастий от внешних происшествий, но сколько же их из-за нас самих, нашего собственного неблагоразумия, неумеренных желаний, был человек, а день спустя и следа не осталось. Но что еще того хуже, как если бы неудовлетворенность и несчастья не выпадали на нашу долю и без того слишком быстро, так вдобавок еще homo homini daemon [человек человеку дьявол]; мы сами терзаем, преследуем и ухищряемся побольнее ужалить, уязвить и досадить друг другу взаимной ненавистью, оскорблениями, клеветой, терзая и пожирая свою добычу, подобно хищным птицам[1773]1773
  Omnes hic aut captantur, aut captant: aut cadavera quae lacerantur, aut corvi qui lacerant. – Petron. [Каждый человек – либо жертва для других хищников, либо сам хищник… либо труп, раздираемый на части, либо сам из стаи воронья, что раздирает его. – Петроний. <Сатирикон.>]


[Закрыть] и подобно мошенникам, сводникам, шлюхам, заняты взаимным надувательством; или, свирепствуя подобно волкам, тиграм и демонам, мы получаем удовольствие, мучая друг друга[1774]1774
  Homo omne monstrum est, ille nam superat feras, luposque et ursos pectore obscuro tegit. – Hens. [Человек – чудовище, он превосходит диких зверей, и в душе его прячутся волки и медведи. – Гейнзий. КБ.>]


[Закрыть]; люди недоброжелательны, порочны, злонамеренны, вероломны и ничтожны, не любят друг друга и любят только самих себя, они негостеприимны, немилосердны, не общительны, как им следует быть, но фальшивы, притворны, двуличны, всегда преследуют лишь собственные цели, они бездушны, бессердечны, безжалостны и, добиваясь для себя каких-то преимуществ, они не задумываются о том, какими бедами это грозит другим[1775]1775
  Quod Paterculus de populo Romano, durante bello Punico per annos 115, aut bellum inter eos, aut belli praeparatio, aut infida pax, idem ego de mundi accolis. [То, что Патеркул говорит о римлянах, которые на протяжении 115 лет Пунических войн либо были заняты войной, либо готовились к ней или к ложному миру, то я говорю о всех обитателях земли.]


[Закрыть]. Праксиноя и Горго, изображенные поэтом[1776]1776
  Theocritus, Idyll. 15. [Феокрит, Идиллия 15 <ее название – «Сиракузянки, или Женщины на празднике Адониса», однако социальное и моральное осуждение Бертоном этих недалеких кумушек-горожанок, отнюдь не принадлежащих к чересчур обеспеченным слоям общества и никого не угнетающих, вряд ли обоснованно.]


[Закрыть], когда им удалось протиснуться во дворец, чтобы посмотреть дорогостоющее зрелище, восклицают bene est [А вот и пробрались!], а всех остальных они не прочь бы и вытолкать: когда они сами богаты, пользуются уважением и предпочтением, они не допускают других к тем удовольствиям, которых жаждет юность и которыми сами они уже успели насладиться прежде. Сидя непринужденно за столом в мягком кресле, барин не помнит о том, что усталый слуга стоит тем временем за его спиной, что «голодный малый прислуживает ему сытому, что тот, кто подает ему питье, сам томится жаждой, – говорит Эпиктет[1777]1777
  Qui sedet in mensa, non meminit sibi otioso ministrare negotiosos, edenti esurientes, bibenti sitientes, etc.


[Закрыть], – и молчит, в то время как он разглагольствует в свое удовольствие, что тот задумчив и печален, когда сам он смеется». Pleno se proluit auro{1416} [Пенную чашу сполна осушил он до дна золотую], пирует, бражничает, расточительствует, к его услугам роскошный гардероб, приятная музыка, досуг и все удовольствия, которые только может предоставить сей мир, в то время как на улицах изнывают умирающие от голода несчастные существа, которым нечем прикрыть свое тело; они тяжко трудятся день-деньской, бегут, ездят ради какой-нибудь малости, возможно, сражаются от зари до зари, преодолевают недомогания и болезни, измученные, сытые по горло болью и горем, с великой бедой и печалью в душе. Он испытывает отвращение и презрение к стоящим ниже, ненавидит равных себе и соперничает с ними, завидует стоящим выше, оскорбляет подчиненных ему, как если бы он сам был существом иной породы, полубогом, не подверженным каким-либо падениям или человеческим слабостям. Такие обычно никого не любят и сами в свой черед никем не любимы; они изнуряют тела других непрерывным трудом, однако сами они живут себе вольготно, ни о ком ином не заботясь, sibi nati [существуя лишь для самих себя], и не только далеки от того, чтобы протянуть кому-либо руку помощи, но, напротив того, прибегают к любым способам, чтобы унизить даже более достойных и заслуженных, лучших, нежели они сами, тех, кому они, согласно законам природы, обязаны по мере своих возможностей помогать и облегчать их участь; нет, они скорее позволят им потешать избранную публику, умирать от голода, просить милостыню и наложить на себя руки, прежде чем каким-либо образом (даже если это в их власти) помогут или поддержат; до того они в большинстве своем противоестественны, до того безразличны, жестокосерды, прижимисты, высокомерны, наглы, до того неотступны в своих домогательствах, и столь гнусного нрава[1778]1778
  Quando in adolescentia sua ipsi vixerint, lautius, et liberius, voluptates suas expleverint, illi gnatis imponunt duriores continentiae leges. [В то время как сами они в дни своей юности жили в роскоши и по своей воле, теперь они налагают самые строгие законы воздержности на своих детей.]


[Закрыть]. Но коль скоро мы так жестоки, питаем друг к другу столь дьявольские чувства, то возможно ли, чтобы мы не испытывали на каждом шагу неудовлетворенность и не были удручены заботами, горем и несчастьями?