Текст книги "Анатомия Меланхолии"

Автор книги: Роберт Бертон

Поскольку они богаты и имеют другие источники существования, то полагают, что им нет никакой надобности обзаводиться знаниями и вообще утруждать себя такими вещами[2043]2043
  Quibus opes et otium, hi barbaro fastu literas contemnunt.


[Закрыть]; они убеждены, что скрипеть перьями и носить чернила, быть рабами буквоедства куда более подобает их младшим братьям или сыновьям бедняков, но уж никак не приличествует тому, кто призван быть джентльменом; а поскольку именно так поступают обычно французы и немцы, то посему и наши с презрением относятся ко всем человеческим познаниям, и в самом деле, к чему это им? Пусть себе моряки изучают астрономию, купцы – арифметику, землемеры – постигают ради их пользы геометрию, изготовители очков – оптику, землепроходцы – географию, судейские – риторику; что делать с лопатой тому, у кого нет земельного участка, чтобы вскапывать его? или с ученостью тому, у кого нет надобности пользоваться ею? Таков их образ мышления, и им вовсе не зазорно позволять морякам, ремесленникам и презреннейшим из слуг быть более образованными, нежели они сами. В прежние времена короли, принцы и императоры были единственными учеными людьми, далеко превосходившими прочих во всех отраслях знаний. Юлий Цезарь усовершенствовал календарь и написал свои «Записки»{1595}:

 
Media inter proelia semper,
Stellarum caelique plagis, superisque vacavit[2044]2044
  Lucan. lib. 8. [Лукан <Фарсалия>, кн. VIII <на самом деле – X, 185–186, пер. Л.Е. Остроумова; Бертон цитирует поэму римского поэта Лукана (39–65) «Фарсалия» о гражданской войне в Риме, и прежде всего между Цезарем и Помпеем>.]


[Закрыть].
 
 
[Меж сражений всегда изучал я,
Звезды и неба простор, и области внешнего мира].
 

В этом ряду могут быть названы Антонин{1596}, Адриан{1597}, Нерон{1598}, Север{1599}, Юлиан и другие[2045]2045
  Spartian. Solliciti de rebus nimis. [Спарциан. Добивающиеся безмерного. <Спарциан, Элий – один из шести авторов, которым приписывают «Историю августов», то есть тридцать четыре компилятивных биографии римских императоров и политических деятелей с 117 по 285 год (см. прим. 863). В биографии императора Адриана Спарциан писал, что тот проявлял большой интерес к поэзии и литературе, а также был весьма сведущ в арифметике, геометрии и живописи. – КБ.>]


[Закрыть]; император Михаил{1600} и Исаакий{1601} до такой степени предавались научным занятиям, что ни один простолюдин не стал бы тратить на это столько сил; Орион, Персей, Альфонс{1602} и Птолемей{1603} были прославленными астрономами; Сапор, Митридат, Лизимах{1604} – вызывавшими восхищение врачами; таковы все цари у Платона{1605}; арабский принц Эвакс{1606} слыл, к примеру, искуснейшим ювелиром и тонким философом; египетские фараоны были в древние времена первосвященниками и, следовательно, избранными – Idem rex hominum, Phoebique sacerdos [Он был и царем, и жрецом Аполлона]; однако эти героические времена миновали; в нынешний ублюдочный век Музы подверглись изгнанию и обретаются теперь ad sordida tuguriola [в жалких лачугах], среди людей более низкого положения, их местопребывание ограничено ныне одними лишь университетами. В те стародавние времена ученые пользовались необычайной любовью, почетом[2046]2046
  Grammaticis olim et dialecticis jurisqu professoribus, qui specimen eruditionis dedissent, eadem dignitatis insignia decreverunt Imperatores, quibus ornabant heroas. – Erasm. ep. Jo. Fabio epis. Vien. [В прежние времена императоры приказывали награждать грамматиков, логиков и профессоров права, явивших свидетельства своей учености теми же почестями, что и героев. – Эразм. Послание Иоганну Фабрию, епископу Венскому <1478–1541>.].


[Закрыть] и уважением, как, например, старик Энний у Сципиона Африканского{1607}, Вергилий – у Августа{1608}, Гораций – у Мецената{1609}; они были собеседниками государей, любезными им, как Анакреонт – Поликрату{1610} или Филоксен – Дионисию{1611}, и щедро ими вознаграждались. Александр послал философу Ксенократу пятьдесят талантов{1612}, потому что тот был беден; visu rerum aut eruditione proestantes viri, mensis olim regum adhibiti [образованные и наделенные даром предвидения люди прежде часто встречались друг с другом за королевским столом], как Филострат повествует об Адриане{1613}, а Лампридий – об Александре Севере. Образованные люди являлись ко двору этих повелителей, velut in Lyceum, словно в университет, и допускались к их столу, quasi divum epulis accumbentes{1614} [как если бы они возлежали среди пирующих богов]; македонский царь Архелай не стал бы по своей воле ужинать без Еврипида (однажды вечером за ужином, осушив золотой кубок за его здоровье, он подарил ему этот кубок в награду за труды{1615}), delectatus poetae suavi sermone [такое удовольствие доставляла ему приятная беседа с поэтом]; и это воспринималось, как должное, ибо, как справедливо сказал в своем «Протагоре» Платон{1616}, хороший философ настолько же превосходит всех прочих людей, как великий царь – простых людей своего государства[2047]2047
  Probus vir et philosophus magis praestat inter alios homines, quam rex inclitus inter plebeios.


[Закрыть]; и опять-таки, quoniam illis nihil deest, et minime egere solent, et disciplinas quas profitentur, soli a contemptu vindicare possunt[2048]2048
  Heinsius, praefat. Poematum. [Гейнзий. Предисловие к поэмам.]


[Закрыть] [поскольку эти люди ни в чем не нуждаются, да и потребности их так невелики, и поскольку лишь они одни способны внушать уважение к искусствам, которым они себя посвятили], то им и не было нужды опускаться до постыдного попрошайничества[2049]2049
  Servile nomen scholaris jam. [Попрошайки – так люди низшего сословия называют теперь ученых.]


[Закрыть], как в наше время, когда ученые люди принуждены жаловаться на свою нищету и пресмыкаться ради обеда перед богатым мужланом, ибо тогда они могли защитить себя и избранное ими искусство. А ныне они бы и хотели, да не могут, ибо теперь некоторые из патронов почитают за аксиому, что принудить их к ученым занятиям можно, только оставляя их в нищете; их стол должен быть скудным, как у лошадей перед скачками, их нельзя перекармливать, alendos volunt, non saginandos, ne melioris mentis flammula extinguatur[2050]2050
  Seneca. [Сенека. <У Сенеки это высказывание обнаружить не удалось.>]


[Закрыть] [их следует кормить, но не давать наедаться, чтобы не погасить заложенную в них искру таланта]; жирная птица не станет петь, жирная собака не способна охотиться, и вот вследствие такого униженного своего состояния одни из них нуждаются в средствах[2051]2051
  Haud facile emergunt etc. [Нелегко подняться тем, чьи способности скованы нуждой. <Ювенал. Сатиры, III, 164–165; в русском переводе Д. Недовича и Ф. Петровского: «Тот, кому доблесть мрачат дела стесненные, трудно / Подняться наверх».>]


[Закрыть], другим недостает воли, и все они нуждаются в поддержке[2052]2052
  Media quod noctis ab hora sedisti qua nemo faber, qua nemo sedebat, qui docet obliquo lanam deducero ferro. Rara tamen merces. – Juv. Sat. 7. […и вот сидишь до полуночи, когда не сидит ни ремесленник, ни любой из тех, кто умеет прясть. …Однако награда редка. – Ювенал. Сатиры, VII <222–223, 228>.]


[Закрыть], поскольку чувствуют себя оставленными в почти полном небрежении и всеми презираемыми. Существует старая поговорка: Sint Maecenates non deerunt Flacce, Marones [Если будут покровители, подобные Меценату, то появятся Флакк и поэты, подобные Марону], которая и поныне не утратила свою истинность. И все же очень часто, я не могу это отрицать, главная вина заключена в нас самих. Наши академики слишком часто сами грешат пренебрежительным отношением к покровителям, как справедливо выговаривает им Эразм[2053]2053
  Chil. 4, cent. I, adag. I. [<Эразм. Adagia.> Chil. IV, цент. 1, пословица 1. <Эта и четыре последующих латинских цитат заимствованы Бертоном из сборника пословиц и речений, составленного Эразмом, и его комментариев к ним. – КБ.>]


[Закрыть], или же неудачно выбирают себе таковых; negligimus oblatos aut amplectimur parum aptos [мы пренебрегаем ими, когда они предлагают нам свою помощь, или же взываем о помощи к тем, кто на эту роль никак не годится], а если и находим себе подходящего патрона, non studemus mutuis officiis favorem ejus alere, то не стараемся стать ему необходимым и угождать, как следовало бы. Idem mihi accidit adolescenti [Именно это случилось со мной, когда я был молод], говорит Эразм, признавая свою вину, et gravissime peccavi, и совершил непростительную ошибку; то же самое могу сказать о себе и я[2054]2054
  Веди я себя, как прочие, и старайся быть на виду, то мог бы, вероятно, стать таким же великим человеком, как многие, которые ничем не лучше меня.


[Закрыть], потому что исам в этом отношении не без греха, как, без сомнения, и многие другие. Ведь мы не respondere magnatum favoribus, qui ceperunt nos amplecti [откликаемся на благосклонность сильных мира сего, берущих нас под свою опеку], не используем это с подобающей готовностью: леность, любовь к свободе (Immodicus amor libertatis effecit ut diu cum perfidis amicis, как признавался он, et pertinaci paupertate colluctarer [из-за чрезмерной любви к свободе мне долгое время пришлось отбиваться от ложных друзей и нищеты); застенчивость, меланхолия, робость делают многих из нас чересчур нерасторопными и вялодушными. Вот и получается, что некоторые из нас ударяются в одну крайность, а большинство – в другую, вследствие чего мы по большей части чрезмерно развязны, чересчур назойливы, чересчур честолюбивы и чересчур бесстыдны; мы то и дело жалуемся на deesse Maecenates, отсутствие Меценатов и недостаточную поддержку, тогда как истинная причина кроется в отсутствии у нас достоинства, в нашей ущербности. Разве обратил бы Меценат внимание на Горация или Вергилия еще до того, как они себя сначала проявили? и разве у Бавия или Мевия{1617} были какие-либо покровители? Egregium specimen dent, говорит Эразм: пусть они сперва докажут, что заслуживают того, что и ученостью, и поведением они достойны притязать на это, прежде чем решиться напомнить о себе или бесстыдно вторгнуться и навязывать свое общество знатным людям, как поступают сейчас слишком многие; они обычно втираются с помощью такой бесстыдной лести, раболепной пронырливости, таких преувеличенных восхвалений, что стыдно это наблюдать и слушать. Immodicae laudes conciliant invidiam, potius quam laudem [Ведь чрезмерные восхваления приносят скорее зависть, а не славу], а пустые комплименты лишь порочат истину, так что в итоге мы становимся non melius de laudato, pejus de laudante, скверного мнения об обоих – восхваляющем и восхваляемом. Вот вчем наша вина, но главная причина все же состоит в грубости и пороках покровителей. Как был любим в старину, как почитаем Дионисием Платон!{1618} Как дорог Александру Аристотель{1619}, Филиппу – Демарат{1620}, Крезу – Солон{1621}, Августу – Анаксарх и Требаций{1622}, Веспасиану – Кассий{1623}, Траяну – Плутарх{1624}, Нерону – Сенека{1625}, Гиерону – Симонид{1626}, каких почестей они удостаивались!

 
Sed haec prius fuere, nunc recondita
Senent quiete
 
 
[Но все это в прошлом, а ныне
Минуло и забыто][2055]2055
  Catullus. [Катулл. <Бертон цитирует здесь стихи римского поэта Катулла, которые значатся в сборнике его стихов под номером IV и начинаются в русском переводе А. Пиотровского словами: «Корабль, который здесь вы, гости, видите» (25–26).>]


[Закрыть],
 

эти дни уже миновали;

 
Et spes et ratio studiorum in Caesare tantum[2056]2056
  Juven. [Ювенал. <Сатиры, VII, 1, пер. М. Дмитриева.>]


[Закрыть]
 
 
[Только в Цезаре – смысл и надежда словесной науки],
 

как сказано у древнего поэта и как мы можем теперь с полным основанием повторить: он – наш амулет{1627}, наше солнце[2057]2057
  Nemo est quem non Phoebus hic noster, solo intuitu lubentiorem reddat.


[Закрыть], наше единственное утешение и прибежище, наш Птолемей, всеобщий наш Меценат, Jacobus munificus, Jacobus pacificus, mysta Musarum, Rex Platonicus [Иаков тороватый, Иаков миролюбивый, жрец Муз, повелитель в духе Платона], Grande decus, columenque nostrum [Наша величайшая гордость и опора], который сам славится своей ученостью и то же время ее единственный покровитель, столп и защита; впрочем, его достоинства так хорошо известны, что, как писал Патеркул о Катоне{1628}: Jam ipsum laudare nefas sit [Похвалы ему были бы нечестием], и, как писал Плиний в своем обращении к Траяну[2058]2058
  Panegyr. [Панегирик. <Хвалебное письмо Плиния Младшего императору Траяну (Письма, 54).>]


[Закрыть]: Seria te carmina, honorque aeternus annalium, non haec brevis et pudenda praedicatio colet [Ваша слава будет сохранена в величественном эпосе и бессмертных историях, а не в кратковечных и недостойных восхвалениях]. Но отныне он покинул нас, наше солнце закатилось, и все же на смену ему не спустилась ночь. Его место заступил у нас другой такой же{1629}, aureus alter/ Avulsus, simili frondescit virga metallo[2059]2059
  Virgil. [Вергилий. <Энеида, IV, 143–144; однако Бертон переставляет слова из строки в строку и дает их в другом порядке; в оригинале: «…Primo avulso non deficit alter / Aureus; et semili frondescit virga metallo».>]


[Закрыть] […Вместо сорванной <ветви> вмиг вырастает другая, / Золотом тем же на ней горят звенящие листья], и да будет новое царствование долгим и процветающим.

Однако мне не следует быть злонравным и допускать утверждения, противные моим взглядам: я не могу отрицать, что среди нашего дворянства там и сям обнаруживается поросль прекрасно образованных людей, подобных Фуггерам{1630} в Германии, Дю Барту{1631}, Дю Плесси{1632}, Садаэлю{1633} – во Франции, Пико делла Мирандоле, Скотту{1634}, Бароччи{1635} – в Италии:

 
Apparent rari nantes in gurgite vasto{1636}
 
 
[Изредка видны пловцы средь широкой пучины ревущей].
 

Однако их очень немного, особенно в сравнении с большинством (опять-таки за исключением тех немногих, что решительно ко всему безразличны), у коих на уме лишь соколы да борзые и кто тратит большую часть времени на удовлетворение своего безмерного сластолюбия, азартные игры и пьянство. А если они и примутся иногда за какую-нибудь книгу, si quid est interim otii a venatu, poculis, alea, scortis [если улучат минуту, свободную от охоты, пьянства, азартных игр и женщин], то, скорее всего, предпочтут «Английскую хронику» сэра Гуона Бордосского{1637}, «Амадиса Гальского»{1638} и прочее или же сборник пьес, какой-нибудь новый памфлет, да и то лишь в такое время года, когда они не могут выехать из дома, чтобы хоть как-то убить время; ведь единственное, о чем они способны рассуждать, – это собаки, соколы и лошади, да разве еще осведомиться, какие новости?[2060]2060
  Rarus enim ferme sensus communis in illa Fortuna. – Juv. Sat. 8. [Верно, что здравый смысл у Судьбы бывает не часто. – Ювенал. Сатиры, VIII <73, пер. М. Дмитриева>.]


[Закрыть] Если кто-то из них путешествовал по Италии или хотя бы побывал при дворе императора, провел зиму в Орлеане и может изъясняться со своей любовницей на ломаном французском, опрятен и одет по моде, напевает несколько избранных заморских мелодий, рассуждает о лордах и леди, городах и дворцах – тогда он само совершенство и заслуживает всеобщего восхищения; в противном случае он ничем не отличается от прочих[2061]2061
  Quis enim generosum dixerit hunc qui Indignus genere, et praeclar nomine tantum Insignis. – Juv. Sat. 8. [Разве можно назвать родовитым того, кто не стоит / Рода и только несет с собой знаменитое имя. Там же. – Ювенал. Сатиры, VIII <30–31>.]


[Закрыть], и тогда между господином и слугой нет решительно никакого различия, кроме только знатного титула; зажмурь глаза и решай, кто из двух предпочтительней, тот, кто сидит (если не обращать внимания на одежду), или тот, что стоит за ним с подносом; и тем не менее именно эти люди должны быть нашими покровителями, а иногда еще и нашими правителями, государственными мужами, судьями, знатью, благородными и мудрыми по праву наследования.

Но (вновь повторяю) не поймите меня превратно, Vos, o patritius [О вы, патриции <с голубой кровью>{1639}], все вы – поистине достойные сенаторы и джентльмены, я с почтением отношусь к вашим именам и особам и со всем смирением представляю себя на ваш суд и готов к вашим услугам. Среди вас, признаю это со всей искренностью, много достойных покровителей и истинных ценителей моих познаний, помимо многих сотен тех, кого я никогда не видел и о коих не слыхал, являющихся опорой нашего государства, чье достоинство, щедрость, образованность, рвение, ревностность в делах веры и уважение ко всем ученым людям должны быть священными для всех потомков[2062]2062
  Я сам нередко встречал таких людей и общался с различными достойными джентльменами в провинции, которые нисколько не уступают, а напротив того, превосходят многих наших университетских ученых своей образованностью в самых разных областях знаний.


[Закрыть], однако опять-таки среди людей вашего ранга встречаешься с таким распущенным, продажным, алчным, невежественным сбродом, который ничем не лучше неотесанного тупого мужлана, merum pecus (testor Deum, non mihi videri dignos ingenui hominis appellatione) [сущих скотов (Господь тому свидетель, что они недостойны называться действительно свободными людьми)], диких фракийцев, et quis ille Thrax qui hoc neget? [и кто из фракийцев стал бы это отрицать?] отвратительных, богохульствующих, пагубных компаний, безбожных, бесстыжих и тупых – я не знаю, какие еще эпитеты употребить по отношению к ним; врагов образованности, разрушителей церкви и пагубы для государства; и вот такие люди являются патронами церковных приходов в силу наследования, а посему им принадлежит право свободно распоряжаться церковными приходами на благо церкви; однако (на деле они оказываются суровыми надсмотрщиками), не упуская ни малейшей возможности утащить к себе свою солому, они заставляют при этом изготовлять потребное им количество кирпичей{1640}; они пекутся обычно только о собственных интересах; выгода – вот побудитель всех их поступков, и в итоге самым одаренным человеком они сочтут того, кто даст им больше других; одним словом, как говорится в пословице: не заплатишь – не помолишься[2063]2063
  Ipse licet Musis venias comitatus Homere. Nil tamen attuleris, ibis, Homere, foras. [Если с пустыми руками придешь ты, питомец Камен, / Будь ты хоть сам Гомер – выставлен будешь, Гомер. <Овидий. Наука любви, II, 279–280, пер. М. Гаспарова.>]


[Закрыть]{1641}. Nisi preces auro fulcias amplius irritas [Если вы не подкрепляете свои домогательства деньгами, то лишь раздражаете патронов] ut Cerberus offa, помимо этого необходимо еще подкупать и угощать их свиту и состоящих при них должностных лиц, ублажая их мздой, подобно Церберу{1642}, взимавшему ее со всех отправлявшихся в ад. Существовала старинная пословица: Omnia Romae venalia [В Риме все продается{1643}], это папистское отребье, которое никогда не будет искоренено, тут уж нет никакой надежды и без денег ничего полезного добиться невозможно. Клерк может предложить свои услуги, готов подтвердить достоинства просителя, одобрить его ученость, честность, религиозность, усердие, не поскупится на похвалы[2064]2064
  Et legat historias, authores noverit omnes Tanquam ungues digitosque suos, – Juv. Sat. 7. [И пусть он историю знает и авторов всех, как свои пять пальцев. – Ювенал. Сатиры, VII <231–232>.]


[Закрыть], однако probitas laudatur et alget[2065]2065
  Juvenal. [Ювенал. <Сатиры, I, 74, пер. Д. Недовича и Ф. Петровского.>]


[Закрыть] [восхваляется честность, но зябнет]. Если окажется, что это человек из ряда вон выходящих дарований, они сбегутся издалека, чтобы послушать его, подобно тому как у Апулея{1644} все сбежались, чтобы увидеть Психею: Multi mortales confluebant ad videndum soeculi decus, speculum gloriosum; laudatur ab omnibus, spectatur ob omnibus, nec quisquam non rex, non regius, cupidus ejus nuptiarum, petitor accedit; mirantur quidem divinam formam omnes, sed ut similacrum fabre politum mirantur: Множество смертных пришло, чтобы увидеть Психею, славу своего века, они восторгались ею, расхваливали ее, вожделели ее за ее божественную красоту и глазели на нее, но только лишь как на картину, никто и в мыслях не имел жениться на ней, а все потому, что quod indodata [она была бесприданница]; у прекрасной Психеи не было денег; вот так же поступают и с ученостью[2066]2066
  Tu vero licet Orpheus sis, saxa sono testudinis emolliens, nisi plumbea eorum corda, auri vel argenti malleo emollias, etc. – Salisburiensis. Polycrat. lib. 5, cap. 10. [Быть может, ты и Орфей, звуками лиры смягчающий камни, но если ты размягчишь их сделанные из свинца сердца, то… – Сарисбюриенсис. Поликрат, кн. V, гл. 10.]


[Закрыть]:

 
Didicit jam dives avarus
Tantum admirari, tantum laudare disertos,
Ut pueri Junonis avem[2067]2067
  Juven. Sat. 7. [Ювенал. Сатиры, VII <30–32>.]


[Закрыть],
 
 
Больше надежды нам нет, – скупой богатей научился
Авторов только хвалить, поэтам только дивиться,
Как на павлина дивится юнец.
 

Они не поскупятся на самые лестные слова, ему скажут, что он «самый подходящий кандидат» и «какая жалость, что у нас нет подобающего вам места»[2068]2068
  Euge! bene! [Браво! Прекрасно!] никакой нужды! – Dousa. Epod. lib. 2. Dos ipsa scientia, sibique congiarium est. [Дуза. Эподы, кн. II КБ>. Знание само по себе награда и щедрый дар.]


[Закрыть], выразят всевозможные благие пожелания, но при этом останутся непреклонны и бесчувственны и не окажут такому претенденту предпочтения, даже если это в их власти, а все потому, что он indotatus, что у него нет денег, или если ему все же предоставят возможность исполнять какие-то обязанности, то как бы он ни подходил для этой должности, какие бы ни выдвигал доводы в свою пользу, ссылался на то, что это место особенно его привлекает, что он притязает на него в силу родства с предшественником или что он лучше всего к этой должности подготовлен, ему все равно придется отслужить семь лет, как Иакову, добивавшемуся руки Рахили, прежде чем он это место получит. Ну а если его все же примут на это место с самого начала, то ему все равно предстоит протиснуться через врата симонии, уплатив приличную сумму, да еще внеся залог в качестве подтверждения, что он принимает все условия сделки, в противном случае с ним не станут иметь дело и не допустят, чтобы он это место занял[2069]2069
  Quatuor ad portras Ecclesias itur ad omnes; sanguinis aut Simonis, praesulis atque Dei. – Holcot. [Войти в церковь каждый может четырьмя вратами: по праву рождения или симонией, с помощью покровителя или самого Бога. – Холкот.]


[Закрыть]{1645}. Но если какой-нибудь недоучка, самый что ни на есть последний из пасторов согласится занять это место за половину или треть жалованья или на любых предложенных ему условиях, вот такого ожидает весьма благоприятный прием; если он будет удобен и станет проповедовать то, что ему укажут, его предпочтут миллиону других, ибо наилучшее – это всегда самое дешевое, и тогда, как сказал Св. Иероним Кромату: patella dignum operculum [крышка подстать кастрюле], то есть каков патрон, таков и его клерк; приход достается таким образом достойному кандидату, и все стороны довольны. То, на что жаловался в свое время Хризостом, происходит и поныне: Qui opulentiores sunt in ordinem parasitorum cogunt eos, et ipsos tanquam canes ad mensas suas enutriunt, corumque impudentes ventres iniquarum coenarum reliquiis differtiunt, iisdem pro arbitrio abutentes[2070]2070
  Lib. contra Gentiles de Babila martyre.


[Закрыть], состоятельные люди прикармливают за своим столом подобных священников и льстивых дармоедов, напоминающих большую собачью свору, и, насыщая их голодные желудки объедками с барского стола, оскорбляют их себе на потеху и принуждают проповедовать то, что им велят. «Подобно тому как дети поступают с птицей или бабочкой, держа их на веревочке или на нитке, которую они по своей прихоти то укорачивают, то отпускают, так и эти ведут себя со своими священниками-прихлебателями, предписывают им, как себя вести, приказывают, что следует думать, и вертят ими так и этак по своему усмотрению»[2071]2071
  Praescribunt, imperant, in ordinem cogunt, ingenium nostrum prout ipsis videbitur, astringunt et relaxant, ut papilionem pueri aut bruchum filo demittunt, aut attrahunt, nos a libidine sua pendere aequum censentes. – Heinsius. [Гейнзий. <Постскриптум к «Elegiarum juvenilium reliquiae» («Остатки юношеских элегий»), напечатанным в его сборнике стихов «Poemata». – КБ.>]


[Закрыть]. Если патрон – человек педантичный, таковым надлежит быть и его капеллану, если же он папист, таковым должен быть и его секретарь, иначе его прогонят. Такие секретари должны оказывать патрону всякого рода услуги, развлекать его, а он им предоставляет за это церковные приходы, тогда как мы тем временем со своим университетским образованием, подобно тем телятам, пасущимся без присмотра на лугу, у которых лишь кожа да кости, попусту растрачиваем свое время, вянем как не сорванный в саду цветок, так и не найдя себе применения; или, подобно свечам, светим лишь самим себе и, затмевая свет собратьев, остаемся здесь совершенно незамеченными, в то время как даже самая маленькая свеча, перенесенная в темную комнату или в какой-нибудь деревенский приход, где она могла бы светить отдельно, могла бы дарить прекрасный свет и выделяться над всем своим окружением. И вот в то время как мы возлежим здесь в ожидании, подобно находившемуся в болезни человеку, что лежал в купальне Вифезды[2072]2072
  John V. [Ин. 5 <2>.]


[Закрыть]{1646}, дожидаясь того благоприятного момента, когда ангел возмутит воду, другие между тем одним махом добиваются желаемого, оставляя нас ни с чем. Но это еще не все. Если после долгих ожиданий, больших расходов, странствий, настойчивых ходатайств, как нас самих, так и наших друзей, мы, наконец, получим маленький приход, наши бедствия начнутся заново: мы неожиданно столкнемся с живыми людьми, с жизнью и дьяволом и новыми напастями; мы сменим спокойную жизнь на океан забот – мы окажемся в развалившемся приходском доме, который, прежде чем он станет пригодным для жилья, неизбежно придется с немалыми для нас расходами восстанавливать; нам придется вчинить иск относительно ущерба, нанесенного церковной недвижимости, в противном же случае нам, возможно, самим предъявят такой иск, и не успеваем мы еще как следует обосноваться на новом месте, как нас вызывают по поводу недоимок нашего предшественника: необходимо безотлагательно выплатить первинки{1647}, десятину{1648}, возвратить полученное им вспомоществование, не забыть о добровольных пожертвованиях, пошлинах в пользу епископа и прочем, и, чего следует более всего опасаться, мы сталкиваемся неожиданно с нарушением права на владение, как это произошло с Кленардом Брабантским при получении им прихода и издержками за его Бегине: не успел он заступить на место, как тотчас против него было возбуждено судебное дело, cepimusque, говорит он[2073]2073
  Epist. lib. 2. [Послания, кн. II.] Jam suffectus in locum demortui, protinus exortus est adversarius, etc.; post multos labores, sumptus, etc.


[Закрыть], strenue litigare, et implacabili bello configere [как мы были тотчас же вовлечены в мучительнейшую судебную тяжбу и принуждены были бороться не на жизнь, а на смерть], в конце концов после тяжбы, длившейся десять лет, то есть столько же, сколько осада Трои, когда у него уже не осталось больше ни сил, ни денег, он вынужден был все бросить ради душевного спокойствия и уступить свое место сопернику{1649}. Мало этого, мы терпим к тому же измывательства и унижения со стороны всевластных чиновников, эти ненасытные гарпии взыскивают с нас непомерные пошлины; мы трепещем от страха при мысли о какой-нибудь допущенной нами провинности; мы попадаем в окружение упрямых, мятежных сектантов, сварливых пуритан, извращенных папистов, похотливого сброда не поддающихся исправлению эпикурейцев или же в среду любителей сутяжничества (и нам приходится бороться с этими дикими эфесскими тварями{1650}), поскольку они не желают уплачивать причитающиеся с них сборы без всякого рода выражений недовольства, или же пока их не принудят к тому долгой тяжбой, ибо, как гласит старая аксиома Laici clericis oppido infesti [Миряне всегда ненавидят духовенство]; все, что им удается урвать у церкви, они считают благоприобретенным, и с помощью таких грубых варварских действий они доводят своего несчастного священника до такого состояния, что ему уже не только это место не в радость, но, пожалуй, что и сама жизнь; если в такое положение попадают спокойные, честные люди, то для них не остается иного выхода, как превратиться из обходительного, учтивого образованного человека в неотесанного, грубого, предающегося в одиночестве меланхолии, приучающегося забывать, все, что он знал, мужлана, или же, как это происходит с очень многими, они начинают варить солодовое пиво, разводить скот, становятся коробейниками и прочее (отлученные отныне от своих научных занятий, от всякого общения с Музами и принужденные жить в провинции, в деревне, подобно высланному из Рима на берега Понта Овидию) и осуждены проводить день за днем в обществе неучей и недоумков.

Nos interim attinet (nec enim immunes ab hac noxa sumus) idem reatus manet, idem nobis, et si non multo gravius, crimen objici potest: nostra enim culpa sit, nostra incuria, nostra avaritia, quod tam frequentes, foedoeque fiant in Ecclesia nundinationes (templum est venale, deusque), tot sordes invehantur, tanta grassetur impietas, tanta nequitia, tam insanus miseriarum euripus, et turbarum oestuarium, nostro inquam, omnium (academicorum imprimis) vitio fit. Quod tot Respublica malis afficiatur, a nobis seminarium, ultro malum hoc accersimus, et Ruavis contumelia, quavis interim miseria digni, qui pro virili non occurrimus. Quid enim fieri posse speramus, quum tot indies sine delectu pauperes alumni, terrae filii, et cujuscunque ordinis homunciones, ad gradus certatim admittantur? qui si definitionem, distinctionemque unam aut alteram memoriter edidicerint, et pro more tot annos in dialectica posuerint, non refert quo profectu, quales demum sint, idiotae, nugatores, otiatores, aleatores, compotores, indigni, libidinis voluptatumque administri, Sponsi Penelopes, nebulones, Alcinoique, modo tot annos in academia insumperserint, et se pro togatis venditarint; lucri causa, et amicorum intercessu praesentantur: addo etiam et magnificis nonnunquam elogiis morum et scientiae; et jam valedicturi testimonialibus hisce litteris, amplissime conscriptis in corum gratiam honorantur, ab iis, qui fidei suae et existimationis jacturam proculdubio faciunt. Doctores enim et professores (quod ait ille) id unum curant, ut ex professionibus frequentibus, et tumultuariis potius quam legitimis, commoda sua promoveant, et ex dispendio publico suum faciant incrementum. Id solum in votis habent annui plerumque magistratus, ut ab incipientium numero pecunias emungant nec multum interest qui sint, literatores an literati, modo pingues, nitidi, ad aspectum speciosi, et quod verbo dicam, pecuniosi sint. Philosophastri licentiantur in artibus, artem qui non habent, eosque sapientes esse jubent, qui nulla praediti sunt sapientia, et nihil ad gradum praeterquam velle adferunt. Theologastri (solvant modo) satis superque docti, per omnes honorum gradus evehuntur et ascendunt. Atque hinc fit quod tam viles scurrae, tot passim idiotae, literarum crepusculo positi, larvoe pastorum, circumforanei, vagi, bardi, fungi, crassi, asini, merum pecus, in sacrosanctos theologiae aditus illotis pedibus irrumpant, praeter inverecundam fronten adferentes nihil, vulgares quasdam quisquilias, et scholarium quoedam nugamenta, indigna quoe vel recipiantur in triviis. Hoc illud indignum genus hominum et famelicum, indigum, vagum, ventris mancipium, ad stivam potius relegandum, ad haras aptius, quam ad aras, quod divinas hasce literas turpiter prostituit; hi sunt qui pulpita complent, in oedes nobilium irrepunt, et quum reliquis vitae destituantur subsidiis, ob corporis et animi egestatem, aliarum in Repub: Partium minime capaces sint; ad sacram hanc anchoram confugiunt, sacerdotium quovismodo captantes, non ex sinceritate, quod Paulus ait, sed cauponantes verbum Dei.

Ne quis interim viris bonis detractum quid putet, quos habet Ecclesia Anglicana quamplurimos, egregie doctos, illustres, intactae famae homines, et plures forsan quam quoevis Europae provincia; ne quis a florentissimis Academiis, quae viros undiquaque doctissimos, omni virtutum genere suspiciendos, abunde producunt. Et multo plures utraque habitura, multo splendidior futura, si non hae sordes splendidum lumen ejus obfuscarent, obstaret corruptio, et cauponantes quoedam Harpyae proletariique bonum hoc nobis non inviderent. Nemo enim tam caeca mente, qui non hoc ipsum videat: nemo tam stolido ingenio, qui non intelligat; tam pertinaci judicio, qui non agnoscat, ab his idiotis circumforaneis sacram pollui Theologiam, ac caelestes Musas quasi profanum quiddam prostitui. Viles animae et effrontes (sic enim Lutherus alicubi vocat) lucelli causa, ut muscae ad mulctra, ad nobilium et heroum mensas advolant, in spem sacerdotii, cujuslibet honoris oficii, in quamvis aulam, urbem se ingerunt, ad quodvis se ministerium componunt:

 
Ut nervis alienis mobile lignum Ducitur,
 

offam sequentes, psittacorum more, in praedae spem quidvis effutiunt: obsecundantes parasiti (Erasmus ait) quidvis docent, dicunt, scribunt, suadent, et contra conscientiam probant, non ut salutarem reddant gregem, sed ut magnificam sibi parent fortunam. Opiniones quasvis et decreta contra verbum Dei astruunt, ne non offendant patronum, sed ut retineant favorem procerum, et populi pluasum, sibique ipsis opes accumulent. Eo etenim plerumque animo ad Theologiam accedunt, non ut rem divinam; sed ut suam facient; non ad Ecclesiae bonum promovendum, sed expilandum; quaerentes, quod Paulus ait, non quae Jesu Christi, sed quae sua, non Domini thesaurum, sed ut sibi, suisque thesaurizent. Nec tantum iis, qui vilioris fortunae, et abjectae sortis sunt, hoc in usu est: sed et medios, summos, elatos, ne dicam Episcopos, hoc malum invasit. Dicite pontifices, in sacris quid facit aurum? Summos saepe viros transversos agit avaritia, et qui reliquis morum probitate praelucerent; hi facem praeferunt ad simoniam, et in corruptionis hunc scopulum impingentes, non tondent pecus, sed deglubunt, et quocunque se conferunt, expilant, exhauriunt, abradunt, magnum famae suoe, si non animae, naufragium facientes: ut non ab infimis ad summos, sed a summis ad infimos malum promanasse videatur, et illud verum sit quod ille olim lusit, Emerat ille prius, vendere jure potest. Simoniacus enim (quod cum Leone dicam) gratiam non accepit, si non accipit, non habet, et si non habet, nec gratus potest esse. Tantum enim absunt istorum nonnulli, qui ad clavum sedent a promovendo reliquos, ut penitus impediant, probe sibi conscii, quibus artibus illic pervenerint. Nam qui ob literas emersisse illos credat, desipit: qui vero ingenii, eruditionis, experientiae, probitatis, pietatis et Musarum id esse pretium putat (quod olim revera fuit, hodie promittitur) planissime insanit. Utcunque vel undecunque malum hoc originem ducat, non ultra quoeram, ex his primordiis coepit vitiorum colluvies, omnis calamitas, omne miseriarum agmen in Ecclesiam invehitur. Hinc tam frequens simonia, hinc ortoe querelae, fraudes, imposturae, ab hoc fonte se derivarunt omnes nequitiae. Ne quid obiter dicam de ambitione, adulatione plusquam aulica, ne tristi domicoenio laborent, de luxu, de foedo nonnunquam vitae exemplo, quo nonnullos offendunt, de compotatione Sybaritica, etc. Hinc ille squalor academicus, tristes hac tempestate Camenae, quum quivis homunculus artium ignarus, his artibus assurgat, hunc in modum promoveatur et ditescat, ambitiosis appellationibus insignis, et multis dignitatibus augustus, vulgi oculos perstringat, bene se habeat, et grandia gradiens majestatem quandam ac amplitudinem prae se ferens, miramque sollicitudinem, barba reverendos, toga nitidus, purpura coruscus, supellectilis splendore et famulorum numero maxime conspicuus. Quales statuae (quod ait ille) quae sacris in aedibus columnis imponuntur, velut oneri cedentes videntur, ac si insudarent, quum revera sensu sint carentes, et nihil saxeam adjuvent firmitatem: Atlantes videri volunt, quum sint statuae lapideae, umbratiles revera homunciones, fungi forsan et bardi, nihil a saxo differentes. Quum interim docti viti, et vitae sanctioris ornamentis praediti, qui aestum diei sustinent, his iniqua sorte serviant, minimo forsan salario contenti, puris nominibus nuncupati, humiles, obscuri, multoque digniores licet, egentes, inhonorati vitam privam privatam agant, tenuique sepulti sacerdotio, vel in collegiis suis in oeternum incarcerati, inglorie delitescant. Sed nolo diutius hanc movere sentinam. Hinc illae lacrimae, lugubris Musaruim habitus, hinc ipsa religio (quod cum Sesellio dicam) in ludibrium et contemptum adducitur, abjectum sacerdotium (atque haec ubi fiunt, ausim dicere, et putidum putidi dicterium de clero usurpare) putidum vulgus, inops, rude, sordidum, melancholicum, miserum, despicabile, contemnendum.