Текст книги "Современная румынская пьеса"

Автор книги: Мирча Якобан

Соавторы: Марин Сореску,Хория Ловинеску,Думитру Попеску,Лучия Деметриус,Иосиф Нагиу,Мирча Якобан,Думитру Соломон,Пауль Эверак,Титус Попович,Аурел Баранга
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 49 страниц)

О н и г а. Безразлично? Возможно, и не безразлично… (Посмеиваясь.) Ты прав. (Возвращается к прежней теме.) Все же это нелепо… Как ты мог подумать, что человек моих лет… Я и не пил совсем… Нет… Меня не прельстило бы подобное… (ищет подходящее слово) происшествие.

П е т р е. Даже в порядке эксперимента?

О н и г а (искренне). Нет. (Понимает, что над ним подтрунивают.) Послушай-ка…

П е т р е. Прошло время слушать… Наступил час, когда мы все можем высказаться. Пусть это кое-кому придется не по душе… Я так хочу: я говорю, а вы слушаете… Идет?

О н и г а (поколебавшись). Идет… идет…

М а р к у (страшась возможных последствий).

П е т р е… Ты же обещал, что…

О н и г а (включившись в игру Петре). Твое выступление – следующее, старик! Тебя что, не учили? Соблюдай порядок… (Весь внимание.) Я слушаю, Петре…

М а р к у (продолжая). Коль скоро и ты не возражаешь… (Все же выговаривает Петре.) Петре, не забудь, что я тебе сказал… Он… Важно то, что…

П е т р е (спокойно). Сейчас важно… другое.

О н и г а. Оставь, Марку!.. Откровенно говоря, мне любопытно знать, что он считает важным.

П е т р е. Вас разбирает любопытство?

М а р к у. Да брось ты этот тон. Он ведь гость…

П е т р е. Что вас в действительности сюда привело?..

О н и г а (спрашивает себя). Что меня в действительности сюда привело?.. Сказать вам? А вы поверите, если я скажу?..

М а р к у. Не утруждай себя объяснениями, Онига. Мы с тобой знаем, зачем ты приехал…

О н и г а. Скука… Огромные, пустые, безжизненные комнаты, где гуляет ветер одиночества. Странно, но с некоторых пор я сильно ощущаю одиночество. Одинок!.. Странное слово!.. Выйдешь из машины, хлопнешь дверкой и слышишь, как автомобиль трогается. Шофер торопится домой, к жене, к детям… Шаги отдаются грустным эхом, кажется, что попадаешь в чужой мир. Стол холодный, руки, лежащие на нем, коченеют в ожидании ужина, а когда подают ужин и надо есть, ты чувствуешь, что пальцы онемели, и не можешь пошевелить ими. Так что поднимаешься к себе голодным, с онемевшими руками и ложишься, подложив под голову то же онемевшие руки; ложишься в холодной, пустой комнате с громоздкой, молчаливой мебелью… (Оглядывает присутствующих.) Продолжать?

М е л а н и я (завороженная ритмом его речи). Продолжайте!

О н и г а (с едва уловимой улыбкой). Утром начинается обычный ритуал: спускаешься к завтраку. Больше не смыкаешь рук над ледяным столом, прячешь их в карманы, затем быстро выпиваешь чай и снова бежишь к машине, к делам, к людям, которые тебя ждут, но которые чаще всего тебе не знакомы; порой ловишь себя на том, что повторяешь одни и те же слова, иногда по два-три раза одно и то же слово… Да… Да… (Меняет интонацию.) Да, да, да…

Молчание.

Не стоит поэтому удивляться, что я счел естественным приехать к своему другу.

П е т р е. И очутились в комнате Мелании.

О н и г а (пораженный откровенностью намека). Да… В комнате, где так хорошо играли на скрипке. Я себя прекрасно чувствовал… Я себя там прекрасно чувствовал… Молчание.

П е т р е. По правде сказать, эта история с руками мне понравилась. Онемевшие – пальцы – на – ледяном – столе. А что касается монолога об одиночестве, он мог бы быть впечатляющим, если б вы не забыли об одной детали: каждый человек сам выбирает себе образ жизни. Никто вас не заставлял оставаться одиноким.

О н и г а. Верно…

П е т р е. Подобно тому как никто не может заставить нас восхищаться вами за это.

М а р к у. Петре, как… Как ты позволяешь себе судить его?..

П е т р е (Ониге). Почему вы не женились, почему не завели детей? Не хотели?..

О н и г а (глухо). Может быть, хотел…

П е т р е. А теперь вы являетесь сюда и рассказываете сказки с привидениями, с огромными пустыми комнатами, где ветер треплет занавески, как в «Больших надеждах», и хотите, чтобы мы уважали вас, восхищались вами, как необыкновенным гостем… Но вся штука в том, что вы не являетесь необыкновенным гостем…

О н и г а. Что же я тогда?

П е т р е. Выцветшее изображение, вырезанное из старых отцовских газет.

О н и г а. Так уж и выцветшее?.. (Пауза, прохаживается, заложив руки за спину.) Какого ты мнения о такой профессии, как моя?

Петре не отвечает. Онига оборачивается к Мелании.

М е л а н и я. Смотря что представляет собой подобная «профессия»!

О н и г а. Ну скажем… все. Или почти. (Перечисляя, что придет на ум.) Дом, сад, машину, друзей, деньги, возможность творить добро, а порой… и зло.

П е т р е (раздраженный). Абстрактные понятия… Слова…

О н и г а. Слова?.. А если это не слова? Если от тебя зависит, чтобы слова превратились в реальность?

П е т р е. Как это понимать?

О н и г а. А что если помимо этих слов, я сказал бы тебе, что стоит тебе проявить больше терпимости и понимания, и у тебя будет и дом, и возможности, и связи, и машина, к примеру подарок от меня.

П е т р е. Но кто вас просил? (Ошеломленный.) Машина?!

О н и г а (торопливо, хрипло). Поедем со мной, и она – твоя.

П е т р е (придя в себя). Я не мечу так далеко.

О н и г а (продолжает игру). Любой человек метит туда, куда его ведут возможности и воображение. Но при соответствующей поддержке…

М а р к у. Не понимаю… Это что, предложение?

О н и г а (коротко). Я шучу.

М а р к у. А!.. Ясно!..

П е т р е. Почему?

О н и г а. Почему я шучу? Или почему я взял бы тебя к себе? (Смеется, затем серьезно.) С некоторых пор я не могу похвастаться здоровьем.

Пауза.

М а р к у. Глупости!.. У тебя всегда было железное здоровье.

П е т р е (остолбенев). И это все, что ты можешь ему сказать?!

М а р к у. А что мне ему еще сказать? Он был очень крепким.

П е т р е. Да, но ведь он хочет захватить меня с собой, как вещь, и прямо говорит мне об этом!..

М а р к у. Я всегда ценил его искренность.

П е т р е. Мне кажется, я схожу с ума. Я же не скаковая лошадь. Я тоже имею право на…

О н и г а (прерывает его, язвительно). Все мы имеем право на… Но у меня больше тузов в запасе. (Смотрит на него с любопытством.) Эх, глупости! (Пауза. Затем, со скучающим видом.) Ну что ж, поступай как знаешь, но мне сдается, что в конце концов… (Пауза, затем смеется.) Вот ты все протестуешь, но эта идея уже начинает пускать ростки в твоей душе…

П е т р е (ошеломленный). Как вы сказали?

О н и г а. А что?.. (Устало.) Ну полно, не принимай всерьез, я пошутил. Как я сказал?..

П е т р е (задыхаясь от ярости). Вы являетесь сюда неожиданно, ставите отца в неловкое положение перед всей семьей, усаживаетесь в самое удобное кресло, посылаете маму за выпивкой на другой конец города, выгоняете людей из дома, делаете двусмысленные предложения. И все это под предлогом шутки? Как вы себе такое разрешаете?

О н и г а. Но, Петре, милый…

П е т р е (выведенный из себя). Не позволю!.. Возьмите свои слова обратно!.. Возьмите все свои слова обратно!..

О н и г а (после короткой паузы). Хорошо… Беру их обратно. Ты доволен?

Марку беспокойно вздыхает.

(Внимательно смотрит на Петре.) А теперь что будем делать?

Молчание.

Раз я взял свои слова обратно, что мы будем дальше делать? Ведь что-нибудь надо делать, правда?.. Надо что-нибудь делать с собой, правда?.. Не молчать же нам, пока придет машина, не так ли, Марку? (Понимающе смеется, глядя на Марку.)

М а р к у (пытаясь изобразить беззаботный смех). Конечно же. Надо же чем-нибудь заняться, пока придет машина, правда?..

П е т р е (подавленный). Вы все забавляетесь. Все забавляетесь…

О н и г а (просто). А почему бы мне не позабавиться? Не думаешь ли ты, что я приехал сюда разыгрывать мелодраму? Благодетель, который держался в тени, приезжает повидаться с другом и, пустив слезу, уходит под звуки старомодного вальса. (Жестче.) Глупости!.. Подобные сцены годятся для фильмов с Сарой Монтьель{124}… У меня на это нет времени… ты думал, что меня тронет твой жалкий лепет о совести и сострадании. Это все лицемерие, мальчик. Лицемерие, я говорю тебе. На войне с подобными никому не нужными речами можно было десять раз погибнуть. Сплошной мрак! Хочешь знать мое мнение? На твоем месте я начал бы все сначала. И я тебе дам еще один совет, если позволишь… Радуйся, что я обращаюсь на «ты» – к тебе и к твоей сестре. Я очень редко веду себя запросто с кем бы то ни было – лишь тогда, когда я чувствую себя непринужденно; за подобное удовольствие я обычно расплачиваюсь, понимаешь?.. Очень щедро расплачиваюсь, потому что это единственный случай, когда я могу не быть настороже… Так вот, парень, те, кто находятся в такие минуты рядом со мной, могут этим воспользоваться. Понятно тебе, парень?.. Радуйся, что я тебе «тыкаю» и делаю тебе предложения, даже если ты воспринимаешь их как двусмысленные, вот так-то… (Смеется, побуждая Петре тоже рассмеяться.) И слушай, что я тебе говорю, а то повторять не стану… Будь себе на уме, парень…

Напряженная пауза. Во время монолога Ониги Марку стоял с опущенной головой, настороженный, все больше страдая от каждого «жестокого» слова Ониги. Он несколько раз пытался вмешаться – с искаженным от боли лицом, – но передумывал, понимая, что его не послушают.

П е т р е (сразу раскованный). Хорошо… (Тоже смеется.) Попробую, вот так-то… Попробую, старик!..

О н и г а (несколько растерявшись от развязности Петре, но примирительным тоном). Вот-вот…

П е т р е. И все же я хотел бы задать вам еще один вопрос… Можно?

О н и г а. Пожалуйста, любой…

П е т р е. Откровенно?

О н и г а. А как же иначе?

П е т р е. Почему вы послали маму в центр за выпивкой?..

О н и г а. Она сказала, что это ей доставит удовольствие.

П е т р е (менее «свирепо»). Тем не менее…

О н и г а (чувствуя себя хозяином положения). Внесем ясность, юноша. Я не люблю условностей, ненавижу ложь, и в этом отношении мы с тобой похожи. Она сказала, что ей это доставит удовольствие. И никаких сомнений быть не может, как бы я на это ни смотрел. Ей доставит удовольствие пойти за виски, мне доставит удовольствие выпить рюмку. Не хотела – могла бы не ходить.

П е т р е. И вы послали бы меня или Меланию?

О н и г а. Возможно…

П е т р е. Или, может, отца…

О н и г а. Или мы пошли бы с тобой на пару…

П е т р е. Исключено… Вы мне были бы неприятны…

Внезапное молчание.

О н и г а. Вот оно что?.. (Хлопает себя по протезу.) Дело в этой доске? (Пауза.) Знаешь, иной раз я вынужден ее смазывать… Специальным маслом… Это не самое лучшее времяпрепровождение, но ничего не поделаешь… Будь ты моим сыном, ты наверняка старался бы избавить меня от этого нелепого занятия… (Пауза, смеется.) Думаю, с твоей чувствительностью ты приходил бы ночью, тайком, когда я сплю. (Снова хлопает себя по протезу.) Это благороднее дерево… Из ценных пород. Знаешь, сколько курительных трубок можно было бы из него сделать… (Пауза.) Да, я думаю, что протез скрипел бы, если бы мы пошли вместе… Да, точно, скрипел бы… (Пауза, невесело смеется.) Я его давно, очень давно не смазывал… (Смотрит на Меланию, затем на Петре.) Знаешь, юноша, ты мне нравишься… У тебя острый, беспощадный взгляд, который меня будоражит, бросает в дрожь, честное слово!.. И я люблю чувствовать, что меня не щадят… Так я приучен с самого раннего… (Устало машет рукой.) Если б кое-что из моих шуток до тебя дошло… (Пауза.) Я очень хотел поглядеть на вас… Много лет откладывал встречу. Собственно говоря, зачем спешить, рассуждал я, в конце концов все равно придется увидеться… Не правда ли?.. (Пауза.) Не думай, что я возлагал какие-либо надежды на эту встречу, не думай, что я надеялся найти у вас понимание… (Холодно.) Просто мне было любопытно… И вот я приехал… Приехал, да. (Смотрит на Петре.) Что касается тебя, у меня почти-не было сомнений. Я знал, как ты будешь себя вести. Каким образом выразишь мне свое недоверие.

П е т р е. Недоверие? Я?

О н и г а. У тебя вызывает недоверие все, что связано со мной… Мое прошлое, настоящее… (Спокойнее.) Послушай, мальчик, кого ты из себя строишь?.. По какому праву ты нас судишь?..

П е т р е. Я не судил вас… Во всяком случае, не «вас» во множественном числе, как вы сейчас пытаетесь мне внушить…

О н и г а (будто не слышал последней реплики). Как легко ты, с высоты настоящего, ставишь оценки. Выставлять оценки нам… По какому праву?

П е т р е (раздраженно). Я никому не ставил оценок… Пожалуйста, без инсинуаций…

О н и г а (продолжает). Ставить оценки за то, что мы делали в прошлом… Послушай, парень, откуда тебе знать, что тогда происходило? Когда мы начали строить. Фашисты, железногвардейцы, кулаки, помещики… И все было в их руках… Деньги, мука, кукуруза, сахар и другие виды оружия, – ведь тогда все эти продукты питания служили им оружием против нас… И это было крайне опасное оружие… И мы должны были убеждать только словом и делами… Конечно, мы могли бы добиться и большего… Но в тех условиях… И я… И у меня… думаешь, было тогда время судить о своих действиях, руководствуясь твоими нынешними сентиментальными кодексами? Увязать в разных сентиментальных сиропах, когда люди сидели со всем скарбом у свежевырытых котлованов и ждали вселения в дом, проект которого не был еще нанесен на кальку? А враги на каждом шагу занимались саботажем. Конечно, порою я вел себя жестоко, никого не щадил, даже твоего отца, так же как и себя самого. (Тяжело дышит.) Почему, думаешь, я не женился?.. Почему не нашел себе девушку по душе?.. Почему у меня нет детей?.. (Стучит кулаком по столу.) И не надо злиться, что я тогда не помог твоему отцу… Не помог, потому что не имел права помочь ему, так было написано в наших законах, в законах коммунистов… Мы – в последнюю очередь… И он это понял… Должен был понять. В то время слово «должен» употреблялось чаще, чем сейчас… И вот что я тебе еще скажу… Я тогда пребывал в таком состоянии… что если бы твой отец, если бы мой друг… не понял этого… если бы он не мог доказать кому бы то ни было, да хотя бы и мне, свою способность понять, что мы не имеем права оказывать друг другу такого рода помощь… если бы он не смог понять… (Тяжело дышит.) Но он понял, да… понял… У него не было иного выхода, и он понял. (Внимательно смотрит на Петре.) Хорошо, если бы ты хоть что-нибудь понимал. (Молчание, затем неожиданно обращается к Марку.) Знаешь, что меня привлекает в Петре? Он темпераментный собеседник, вызывает во мне прилив энергии…

П е т р е  поворачивается и выходит.

(Глядит ему вслед.) Да… он темпераментный собеседник…

Это утверждение встречается молчанием.

Ну и прием же вы мне оказали!.. Даже не дали промочить глотку. Но хватит шутить, я должен ехать… Мелания, посмотри, пожалуйста, приехал ли шофер с Оаной.

М е л а н и я  выходит.

Мне очень жаль, что мы не можем продолжить беседу. Но если ты когда-нибудь приедешь в Бухарест… Или Петре. Я приму вас с удовольствием. Сколько бы вы ни оставались… (Снова глядит на Марку, замечая, что тот страдает при любом упоминании о Петре.) Да ты же трезв как стеклышко!

М а р к у. Думаю, я всегда был таким… Но я тебе благодарен, что именно ты это сказал… Как раз теперь.

О н и г а. За ту грубость прости меня, пожалуйста. С некоторых пор нервы пошаливают. Зря я так на тебя налетел…

М а р к у (после паузы). Онига, ты не можешь остаться хотя бы на несколько часов?

О н и г а (пораженный). Ты прямо как ребенок…

М а р к у (смущенный). Хорошо. Спасибо и на том… Что касается предложения… предложения, которое ты сделал Петре, это была всего лишь шутка, не правда ли?

О н и г а. Не понимаю…

М а р к у. Ну, дружище, что же это?.. Ты сделал определенное предложение, так?

О н и г а (безразлично). Сделал. Ну и что?

М а р к у (смеется). Не знаю, как понять… Это была шутка или…

О н и г а. Хочешь, я тебе скажу?

М а р к у. Хочу ли я? (Горячо.) Конечно, хочу. (Спокойнее.) То есть я хочу верить, что у тебя нет оснований…

О н и г а. Наступает день, когда стареешь, чувствуешь, что силы на исходе и надо уступить место кому-нибудь помоложе, и вдруг понимаешь, что с твоими обязанностями может справиться и молодой работник, и что тебя даже не огорчает; но вот дома… (Пауза.) Возвращаешься домой и впервые замечаешь, что ты одинок…

М а р к у (окончательно отрезвленный). Да, но ведь… Приедешь ко мне. Я ждал тебя столько лет, во время которых… ждал тебя уйму лет, чтобы вновь увидеться, радоваться встрече и… (Громко.) Ты мой друг!.. (Снова очень благожелательно.) Я только и делал, что ждал тебя, ждал тебя с открытым сердцем, а ты приезжаешь и…

О н и г а (чеканя слова). Марку, я сказал только, что чувствую себя одиноким, ничего другого я не говорил…

М а р к у. Погоди, погоди, все не так просто. Я не настолько наивен, чтобы не понимать того, что ты не выразил словами…

О н и г а. Да ну… Что ты такое говоришь!.. Я сожалею, что завел разговор о Петре… Я же сказал, это была лишь шутка…

М а р к у. Значит, так? А если бы эту шутку приняли за чистую монету? Вот ведь что получается… Многие годы ты жил вдали от нас, не приезжал повидаться, хотя понимал, какое колоссальное значение это имело бы для меня. И что же теперь, когда ты наконец явился? Бросаешь, будто невзначай, шутку, авось клюнет… И это после того, как ты не был у нас целую вечность!

О н и г а. Ты же говорил… Забудем.

М а р к у. Забудем, забудем, но не только то, что нам выгодно забывать. Вот ты сейчас говоришь, что чувствуешь себя одиноким. И ничего не просишь, но даешь понять, что есть выход из положения… Но я очень боюсь, что если уж ты действительно начинаешь ощущать одиночество, то это происходит из-за того, что ты стал смотреть на людей, как на предметы… В таком случае тебе нужен не Петре…

О н и г а. Что ты все разглагольствуешь… Это была невинная шутка!.. Не понимаю, зачем столько рассуждений!..

М а р к у. Позволь, позволь… Ты не заставишь меня замолчать. Раньше я молчал, потому что был ошеломлен. Твоя новая манера поведения – даже по отношению ко мне, к твоему другу, равному тебе, – лишила меня дара речи. Я молчал еще и потому, что здесь была моя семья и я счел неэтичным выяснять с тобой отношения в присутствии всех. Но теперь, наедине, я могу спросить тебя со всей откровенностью, со страхом, с беспокойством: что с тобой происходит, Онига? Почему ты так изменился? Что тебя заставило измениться до такой степени? До того, что ты даже забыл, с чего мы начинали?

О н и г а (принужденно смеется). Ты принимаешь слишком близко к сердцу случайно оброненные слова… Последнее время я изменился, это верно, но только внешне… Тон у меня стал более резким, а слова – нет…

М а р к у. Ты не прежний Онига!..

О н и г а. Неужели? И когда ты пришел к такому выводу?

М а р к у. Только что… Да, только что. (Уверенно.) Когда мы оба смеялись. Когда я глядел на твое смеющееся лицо. И вдруг мне стало немного страшно…

О н и г а. Ты преувеличиваешь, Марку… Право же.

М а р к у. Не знаю, за тебя ли мне стало страшно или за нас обоих…

О н и г а. Честное слово, к этому не было оснований… Поверь мне.

М а р к у. Знаю… Но пока мы смеялись, глядя друг другу в глаза, мне казалось, что мы какие-то…

О н и г а. Перестань, Марку… А даже если бы так, ты совсем ни при чем… Однако все это плод твоего воображения.

М а р к у. Как я мог допустить, чтобы ты до этого докатился… Я должен был разыскать тебя, выяснить, что с тобой происходит… И если, как ты утверждаешь, ты не изменился, не мог стать другим, значит, Онига, ты болен…

О н и г а (помолчав, хрипло). Может быть, я и болен. (Тише.) В некотором роде я устал… Возраст…

М а р к у. Почему ты не приезжал к нам?

О н и г а. У меня не было времени… К тому же… (Впервые без обиняков.) В некотором роде я тебе завидовал. Не хотел, чтобы вы это прочитали на моем лице. И я старался быть высокомерным… (Смеется с виноватым видом.) Иногда и высокомерие может сослужить службу.

М а р к у. Возможно… Но я не могу с этим согласиться. Потому что ты мой друг. И надо иметь мужество для… (Пауза.) Что нам делать?.. Это должны решить мы… Потому что сейчас тебе тяжело. Раз уж… и к прежнему возврата нет… Знаешь, время… (Пауза.) Так что же нам делать?..

О н и г а. Ничего… Я все равно должен уехать… И обо всем этом остальные знать не должны.

М а р к у. Остальные?

О н и г а. Твоя жена… Дети. (Решительно.) Я хотел бы, чтобы для них все выглядело так, как прежде… (Устало.) Я и так не очень-то пришелся ко двору. (Смеется с виноватым видом.) Впрочем, я бы и не хотел… не мог бы заставить себя казаться другим, чтобы изменить их мнение обо мне. (Пауза.) Я ощущаю только страшную усталость. (Садится в кресло.)

М а р к у. Ты плохо себя чувствуешь?

О н и г а. Не мешало бы выпить воды…

М а р к у. Сию минуту. (Выходит.)

Около входной двери слышен шум и появляется неясный силуэт  О а н ы. Затем она входит, покашливает. Онига не делает ни малейшего движения.

О а н а (подходя к нему). Я давно здесь. (Шепотом.) Я почти все слышала. А о том, что не расслышала, я догадывалась… Ты никогда не приезжал к нам без дела… Поэтому я сперва очень удивилась, когда Марку мне сообщил, что ты решил посетить нас, затем поняла, что у тебя есть определенная цель…

Онига в полумраке, делает усталый жест.

(Поспешно продолжает.) Ты помолчи… Теперь говорю я. Имей в виду, я никогда к тебе тепло не относилась, я просто жалела тебя за твою утомительную самоуверенность, и я заявляю это теперь, нравится тебе или нет…

Пауза. Онига пытается сделать последний жест отрицания.

(Продолжает.) Вот теперь, когда ты услышал правду, когда понял, что напрасно приехал, знаешь, как я поступила бы на твоем месте?.. Уехала бы.

Пауза.

(Кричит.) Уезжай! Уезжай!..

Онига не двигается с места.

Никому ты здесь не нужен, не теряй времени зря…

Онига не двигается с места. Оана подходит и трясет его. Онига не реагирует.

З а н а в е с.