Текст книги "Современная румынская пьеса"

Автор книги: Мирча Якобан

Соавторы: Марин Сореску,Хория Ловинеску,Думитру Попеску,Лучия Деметриус,Иосиф Нагиу,Мирча Якобан,Думитру Соломон,Пауль Эверак,Титус Попович,Аурел Баранга
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 49 страниц)

Тишина.

Давайте, товарищи, давайте… Кто-то должен начать.

Молчание.

Товарищ Паскалиде?

П а с к а л и д е. Нет… Возможно, позже.

К р и с т и н о ю. Пожалуйста. Но я все же тебя записываю. Давайте, давайте, товарищи. (Записывает по мере поднятия рук.) Итак, товарищ Отилия, товарищ Туркулец, товарищ Думитраш, товарищ Манолеску, Ионицэ, Брахару. Кто еще? Кто еще? Тогда я предлагаю не подводить черту. Желающие выступить могут записаться в перерыве. Переходим к прениям. Слово имеет товарищ Ионицэ.

О т и л и я. Но я записалась раньше.

К р и с т и н о ю. Порядок выступлений определяет председатель собрания.

Шум в зале.

Пожалуйста, товарищ Ионицэ.

И о н и ц э. Я целиком и полностью согласен с товарищем Бэженару, хотя его сообщение и могло быть более обширным, аргументированным, основанным на большем количестве конкретных примеров.

К р и с т и н о ю. Справедливо.

И о н и ц э. Считаю своим долгом заметить, что было бы лучше, если б наше собрание состоялось значительно раньше. Это избавило бы редакцию от ошибок, рассеяло бы тяжелую атмосферу, которая давит на коллектив редакции.

О т и л и я (возмущенно). Откуда вы взяли тяжелую атмосферу?

К р и с т и н о ю. Вы получите слово. Пожалуйста, продолжайте.

И о н и ц э. И хотя товарищ Отилия отрицает, я хочу подчеркнуть – и это не только мое мнение, – что в редакции царит нездоровая, гнетущая атмосфера, которую с упорством, достойным лучшего применения, создает товарищ Китлару. Товарища Китлару я знаю давно и не боюсь сказать откровенно: не считаю его порядочным человеком. Я всегда спрашивал себя, каковы его намерения, какую цель он преследует, кому служит.

О т и л и я (едва сдерживая возмущение). Это невозможно слушать!

К р и с т и н о ю. Прошу соблюдать дисциплину на собрании.

П а с к а л и д е. Это называется «собрание»?

К а л а м а р и у. Товарищ председатель, вы должны призвать Паскалиде к ответственности. Пусть не забывает, где он находится.

К р и с т и н о ю (Паскалиде). Прошу не забывать, где вы находитесь. Не мешайте вести собрание и не вынуждайте меня принять решительные меры! Пожалуйста, товарищ Ионицэ, продолжайте…

И о н и ц э. Я уже сказал, что давно знаю Китлару. В выступлении товарища Бэженару говорилось о слабой профессиональной подготовке Китлару, о низком идейном уровне. Это общеизвестно. А теперь о моральном облике. Китлару прилагал немало усилий, чтобы выглядеть в глазах людей честным человеком. Перед лицом всего коллектива я заявляю: Китлару не был честным ни в больших, ни в малых делах. Не буду останавливаться на мелочах, как, например, использование редакционной машины в личных интересах, не стану напоминать, как он сам себя выдвинул на премию, – это всем известные факты. Считаю нужным раскрыть другой аспект. Вам известно, что в последнее время он визировал все материалы. Спрашивается, какими критериями он руководствовался? Я могу доказать, что он пропускал материалы тех сотрудников, с которыми был связан денежными или другого рода интересами.

О т и л и я (возмущение, дошедшее до апогея). Ты подлец! Ты негодяй!.. Я не первый раз слышу это. Поначалу я думала, что ты по крайней мере веришь в то, что говоришь. Теперь я уверена: ты не веришь… Ты не идиот… Ты – негодяй.

К р и с т и н о ю. Товарищ Отилия, прошу вас.

И о н и ц э (не сдерживая гнева). Товарищи… Я не позволю… Я из села… Мои отец, мать…

О т и л и я. Это подлость! Я не могу здесь больше оставаться. Мне плохо… Прошу меня отпустить.

В зале откровенный шум.

И о н и ц э. Папа… мама… братья… все работают в кооперативе…

К р и с т и н о ю. Ставлю на голосование. Кто за то, чтобы отпустить товарищ Отилию? Пожалуйста, товарищ Отилия. Можете уйти.

О т и л и я  уходит.

Продолжаем работу. Пожалуйста, товарищ Ионицэ.

И о н и ц э (садясь). Я кончил, остальное дам в письменном виде.

К р и с т и н о ю. Слово имеет товарищ Брахару.

Б р а х а р у (тихий, сама скромность). Прежде всего я хочу осудить поведение товарищ Отилии, которое является свидетельством той нездоровой атмосферы, о которой говорил товарищ Ионицэ… Вина за создание подобной атмосферы целиком ложится на товарища Китлару, который, вместо того чтобы спаять наши ряды, прибегал к самым низким средствам разложения коллектива: сплетням, доносам, инсинуациям, клевете. Хочу привести один пример. Чтобы завоевать дешевую популярность, товарищ Китлару упразднил вахтера у входа, чем поставил под угрозу безопасность работников редакции. Учитывая эти факты и многие другие, говорить о которых нет времени, я высказываю свое полное согласие с тем, что сказал товарищ Бэженару, и с организационными выводами, которые из этого вытекают. (Садится.)

К р и с т и н о ю. Товарищ Манолеску.

М а н о л е с к у. Мне хотелось бы задать товарищу Китлару несколько вопросов.

К р и с т и н о ю. Пожалуйста.

Китлару, который до сих пор молчал, ошеломленный столь неожиданно развернувшимися событиями, словно речь шла о ком-то другом, а не о нем, встает.

М а н о л е с к у. Почему вы злоупотребляли своим близким знакомством с бывшим министром по делам печами Ионом Пэскэлою?

К и т л а р у. Я его не видел ни разу в жизни. Я с ним не знаком.

К р и с т и н о ю. Не знакомы?

К и т л а р у. Нет.

К р и с т и н о ю. Отлично! Я возьму слово. Позже!

М а н о л е с к у. И связанный с первым – второй вопрос. Правда ли, что ваш отец был крупным промышленником?

К и т л а р у. У меня не было отца.

К р и с т и н о ю. Как это, Китлару? Каждый человек имеет отца.

К и т л а р у. Мой погиб до моего рождения. В Лупени{48}, во время восстания.

И о н и ц э (который все записывает). Где?

К и т л а р у. В Лупени. В тысяча девятьсот двадцать девятом году, как известно, долина Жиу была охвачена народным восстанием.

М а н о л е с к у. Товарищ председатель, если не ошибаюсь, мы здесь собрались не для того, чтобы Китлару преподавал нам историю.

К и т л а р у. Я не преподаю историю, а мой отец был среди ее творцов.

М а н о л е с к у. И наконец, третий вопрос. Не было ли у вас грехов, так сказать, морального плана?

К и т л а р у. Нет.

К р и с т и н о ю. Значит, у вас короткая память, чрезвычайно короткая. Бэженару, позови гражданку.

В зале шум.

Б э ж е н а р у. Минутку.

Входит разряженная Н и к у л и н а  Г о л о г а н.

К р и с т и н о ю. Прошу соблюдать порядок. Пожалуйста, сюда.

Будьте добры, расскажите собранию все, что вам известно…

Н и к у л и н а. Я пришла сюда, чтобы обжаловать статью, которая была напечатана в вашей газете и содержала клевету на меня. Она написана под нажимом моего мужа, а он задумал выселить меня с площади. Сам он, когда мы поженились, даже прописки бухарестской не имел. И я пришла к товарищу жаловаться, потому что кому приятно, когда его выгоняют с площади без всякого права!

К р и с т и н о ю. Не вдавайтесь в подробности, они не имеют значения.

Н и к у л и н а. А адвокат сказал, имеют.

К р и с т и н о ю. Расскажите лучше, что с вами произошло в редакции.

Н и к у л и н а. Я пришла сюда, потому что верю в печать. И товарищ Бэженару мне объяснил, что газета – это коллективный организатор…

К р и с т и н о ю. Это мы знаем.

Н и к у л и н а. А я сегодня узнала. Так вот, стала я жаловаться, что меня просто так, за здорово живешь муженек с моей жилплощади выписывает…

П а с к а л и д е (в тон Никулине, повторяет ее фразу). «…а он, когда мы поженились, даже бухарестской прописки не имел…»

Н и к у л и н а (не чувствуя иронии). Совершенно верно, товарищ.

К р и с т и н о ю (останавливая Паскалиде). Прошу вас… А что вам сказал товарищ Китлару?

Н и к у л и н а. Сначала он меня внимательно слушал, а потом… (Бэженару.) Все говорить?

К р и с т и н о ю. Все.

Н и к у л и н а. Он сказал: зачем нам здесь разговаривать, пойдем лучше в другое место… Я говорю: «В «Катангу»{49}?»

П а с к а л и д е. Куда?

Н и к у л и н а. В кафе «Катангу», потому что туда я ходила обычно со своим другом интеллектуалом поговорить о литературе. И тогда он сказал: зачем идти в «Катангу», лучше пойти к нему домой. Сказал, что живет один. Я ему ответила: «Товарищ, я сюда пришла не за тем, за чем вы думаете». Тогда он начал… приставать… Я испугалась и закричала.

В этот момент в зрительном зале начинается движение.

В о з м у щ е н н ы й  з р и т е л ь. Так больше нельзя! Пустите меня!.. Так невозможно… Если в газете случается подобное, значит, завтра такое может случиться и со мной… Так нельзя! Да я же был здесь и все видел собственными глазами. Эх вы, товарищи! Как же вы позволяете этой особе так бессовестно врать? (Вскакивает на сцену.)

К р и с т и н о ю. Товарищ!

В о з м у щ е н н ы й  з р и т е л ь. Я вам не «товарищ». Кончайте эту лавочку… Я здесь сидел и все видел… (Китлару.) А вы почему молчите, почему не поставите их на место?! Где тут главный? Эй, товарищ! (Режиссеру спектакля, который выходит из-за кулис.) Вы здесь главный?

Р е ж и с с е р. Товарищ?

В о з м у щ е н н ы й  з р и т е л ь. Йон Йон – сборщик завода имени Двадцать третьего августа{50}. А вы куда смотрите? Почему разрешаете так врать? Ведь у человека из-за этого могут быть неприятности!

Р е ж и с с е р. Так написана пьеса…

В о з м у щ е н н ы й  з р и т е л ь. Пьеса пьесой, но пусть правду говорит. Пока истину не восстановим, я отсюда не уйду. (Садится на сцене.)

Н и к у л и н а (Кристиною). А мне что делать? Стоять?

В о з м у щ е н н ы й  з р и т е л ь (Никулине). Освободи! Освободи площадь!

Н и к у л и н а. Площадь? Так я об этом же. (Президиуму.) Желаю успеха в вашей работе.

В о з м у щ е н н ы й  з р и т е л ь (Никулине). Давай, проваливай!

Н и к у л и н а  уходит.

Ж е н щ и н а (из зала). Йон, иди сюда.

В о з м у щ е н н ы й  з р и т е л ь (со сцены). Отсюда лучше видно.

К р и с т и н о ю. Продолжим, товарищи, должно выступить много народу. Поступило предложение ввести регламент. Согласны? Согласны! Слово имеет товарищ Туркулец.

Т у р к у л е ц. Я давно знаю Китлару. Могу даже сказать, что мы друзья. Быть другом не означает быть слепым или быть необъективным. Напротив…

К р и с т и н о ю. Туркулец, не обижайся, но ты отклонился от темы…

Т у р к у л е ц. Я сначала хочу сказать о натуре и характере Китлару. Это энтузиаст, человек, который не может мириться ни с инерцией, ни с застоем. Застой, товарищи…

К р и с т и н о ю. Туркулец, твое время кончилось. Слово имеет товарищ Думитраш.

Д у м и т р а ш. Я бы хотел сказать несколько слов о том, как товарищ Китлару мне помог… И не только мне. Всей молодежи редакции. И то немногое, что я сегодня знаю, – это…

К р и с т и н о ю. Думитраш, твое время истекло. Товарищ Паскалиде.

П а с к а л и д е. Товарищи! Я знаю, мое время истекло. Я кончил. (Садится.)

К р и с т и н о ю. Если нет желающих выступить, дадим слово товарищу Китлару. Прошу!

К и т л а р у (подходит к микрофону. Он взволнован. Мы так и не узнаем, может быть, он прикидывается, чтобы подчеркнуть пародийный характер своей самокритики). Товарищи, поверьте, мне очень тяжело. (Бессвязно, без знаков препинания. Видно, что ему трудно собраться с мыслями.) Я осознал свои ошибки и с помощью товарищей сумею… Товарищи, я заблуждался, и очень серьезно… Я обязан не только признаться в этом, но более глубоко проанализировать причины этих ошибок… Я обязан задать себе вопрос: «Почему могли произойти подобные факты?» Подобные факты… Я думаю, товарищи, что многое… зависело от того, что в последнее время я потерял контакт с жизнью и, как следствие этого, утратил перспективу… Я, товарищи, должен честно признать, что за деревьями не увидел леса… и не случайно… не случайно… я оказался сегодня, как справедливо отмечали товарищи, лишенным способности разобраться в жизненных проблемах… Я потерял перспективу потому, что у меня притупилась… и прежде всего, не имея твердой позиции, потеряв почву под ногами, я не приложил никакого усилия, чтобы иметь… или не иметь… Потому что ясно, что у меня нет… нет…

В этот момент на сцену поднимается из зала  м у ж ч и н а  лет сорока пяти – пятидесяти, со спокойным, улыбающимся лицом.

К р и с т и н о ю. Ваша фамилия?

Б р а н а. Константин Брана – новый министр по делам печати. Не беспокойтесь, пожалуйста… Я сяду здесь… Я узнал о вашем собрании и решил присутствовать. (Садится рядом с Китлару.)

К р и с т и н о ю. Вы нам окажете большую честь, прошу вас сюда…

Б р а н а. Пожалуйста, не беспокойтесь… Как я уже сказал, я хоть и новый человек, но вопросами печати занимаюсь давно… Вот уже много лет я наблюдал за вашей газетой. Должен сказать, что меня радуют те успехи, которые произошли у вас за последнее время… Успехи эти весьма ощутимы. Мы в курсе дела, какие усилия приложило руководство газеты, чтобы утвердить новый стиль работы. Нам известно и о том, как много сделал в этом плане товарищ Китлару, о его инициативе, о вашем общем стремлении выпускать газету живую, интересную, политически острую. (Китлару.) Привет, старина! Как поживаешь?

К и т л а р у (ясно, что он его никогда в жизни не видел). Прекрасно, дружище. А ты-то как?

Б р а н а. Как я уже сказал, я пришел, чтобы на месте познакомиться с вашей работой, послушать, что скажут люди, узнать, какие есть еще недостатки, каковы ваши планы, чтобы суметь обобщить и использовать ваш опыт. Продолжайте, товарищи…

В о з м у щ е н н ы й  з р и т е л ь. Вот это мне нравится… Честное слово, здорово. (В зал, туда, где сидит его жена.) Джета, иди домой. Здесь дело, видно, затягивается.

К р и с т и н о ю. Товарищ, прошу вас.

В о з м у щ е н н ы й  з р и т е л ь. Если разрешите, я хочу добавить пару слов. Я полностью согласен с только что выступавшим товарищем. (Показывает на Брану.) Газета в последнее время действительно стала намного лучше. Я ее, правда, получаю с опозданием, вместо вторника – в пятницу, и все же она стала лучше. Особенно с тех пор, как появилась рубрика «Маленькие объявления». Я не могу сказать, что она стала очень хорошая, но, во всяком случае, намного лучше…

К р и с т и н о ю. Конечно, лучше, это ясно каждому. Прошу вас, товарищи, прошу. (Министру.) Вы пришли вовремя – прения в полном разгаре… Правда, прения очень жаркие, все это потому, что таков стиль, который я внедрил в работу коллектива редакции. Без реверансов, по-деловому. (Вдруг весело.) Давайте, товарищи, кто хочет слово? Товарищ Паскалиде?..

П а с к а л и д е. Я уже выступал.

К р и с т и н о ю. Туркулец, давай, Туркулец…

Т у р к у л е ц. Я уже все сказал…

К р и с т и н о ю. Думитраш… Давай, Думитраш!

Д у м и т р а ш. Пусть скажут другие, а я уже выступал…

К р и с т и н о ю. Товарищ Отилия не вернулась? Жаль!.. Тогда предоставляю слово товарищу Брахару.

Б р а х а р у. Я с удовольствием беру слово второй раз – поскольку строгий регламент не позволил мне обо всем сказать… Работа в печати – это работа прекрасная. Она требует полной отдачи…

К р и с т и н о ю. Безусловно. Без отдачи у нас нельзя.

Б р а х а р у. В первой части моего выступления я, может, был излишне строг к товарищу Китлару. Но почему, товарищи? Из любви к нашей газете и к самому Китлару. Он достоин нашей любви. Ту дерзкую смелость, с которой он работает, мы должны всячески поддерживать и развивать. (Садится.)

К р и с т и н о ю. Прошу, товарищ Ионицэ.

И о н и ц э (с повадками заправского оратора). Товарищ Брахару сказал все, что я собирался сказать, так что, рискуя повториться…

К р и с т и н о ю. Рискуйте, рискуйте.

И о н и ц э. …хочу подчеркнуть тот факт, что если мы критикуем недостатки работы редакции, то с единственной, конструктивной целью…

К р и с т и н о ю. Конструктивной, и никакой другой…

И о н и ц э. …или если обращаем внимание на недостатки… главного редактора…

К р и с т и н о ю. Обращайте, прошу вас, не бойтесь.

И о н и ц э. …или заместителя главного редактора, то мы делаем это только потому, что нас побуждает к этому святая неудовлетворенность, о которой говорил на последнем заседании товарищ Китлару. Мы, так же как и он, не можем мириться с застоем. Товарищи, вы прекрасно знаете, что я пришел в редакцию прямо из села… Мой отец, мать, братья и родственники – все работают в кооперативе…

К р и с т и н о ю. Прекрасно. Но послушаем и других… Манолеску…

М а н о л е с к у. Я считаю необходимым сказать, что, хотя у нас и были в последнее время, как сказал новый министр, несомненные успехи, они могли бы быть более значительными, если бы главный редактор, загруженный по горло делами, все же чаще бывал в нашей среде.

К р и с т и н о ю. Совершенно правильно!

М а н о л е с к у. Справедливость требует сказать, что в последнее время все тяготы редакционной работы пали на плечи товарища Китлару. Заместитель главного редактора, выражаясь фигурально, тянет, как настоящий тягач. Но мы должны ему помочь. Ни один человек, как бы талантлив он ни был и какие бы добрые намерения ни имел, не может дать максимального коэффициента полезного действия, если ему не помогают. Что же касается меня, то я беру обязательство – поддерживать руководство, перенимать опыт товарища Китлару, отдавать газете все свои силы и знания, чтобы вместе со всем коллективом поднять нашу газету на должную высоту. (Садится.)

К р и с т и н о ю. Есть еще желающие выступить?.. Тогда разрешите сказать несколько слов мне. Товарищи, прежде всего позвольте мне поблагодарить нашего нового министра по делам печати за то, что он оказал нам честь, придя на наше собрание. Во-вторых, выразить глубокое удовлетворение добрыми словами, сказанными им в адрес нашей газеты. Эти слова должны стать путеводной звездой в нашей повседневной работе… А также привлечь наше внимание к нашим недостаткам. Лично я не могу быть доволен тем, как работали в последнее время отдельные товарищи, такие, как Брахару, Ионицэ, Манолеску, и другие. Я уже не говорю о сложившейся в работе администрации газеты ситуации, которая становится с каждым днем все более тревожной, – речь идет о товарище Бэженару. Мы посоветуемся с товарищем Китлару и примем самые решительные меры. В то же время считаю необходимым отметить плодотворную работу товарищей Туркульца, Паскалиде, Думитраша, Отилии – жаль, что ее здесь нет, – чей вклад ощутимо сказался на улучшении работы нашей газеты. И конечно, я должен от всего сердца поблагодарить моего самого близкого сотрудника товарища Китлару, в деятельности которого были кое-какие недостатки, но ему на них быстро указали, и это прекрасно, ибо каждый из нас должен относиться к своей работе с большей дозой самокритики. И прежде всего это касается меня самого. Товарищи, через несколько дней нашей газете исполняется двадцать лет. Может быть, это и мало по сравнению с историей, но в жизни каждого из нас двадцать лет неустанной работы, когда никто не мыслил себя вне газеты, – это очень много. Так воспользуемся же этой славной годовщиной, чтобы превратить страницы нашей газеты в строительную площадку, достойную нашей великой эпохи. И на этом, если вы не возражаете, закроем собрание.

Сцена постепенно пустеет. Каждый из  у ч а с т н и к о в  исчезает вместе со своим стулом. Внутренний занавес опускается.

К и т л а р у (у рампы). Итак, собрание состоялось. Что последует дальше? Возможно, будет новое собрание, потому что, как перед каждым собранием проводят собрание, на котором готовят собрание, после каждого собрания проводят собрание, анализирующее собрание, которое состоялось. И наконец, новое собрание – для подготовки будущего собрания. Следовательно, собрание!

Внутренний занавес поднимается. В кабинете главного редактора – К р и с т и н о ю, Б р а х а р у, Б э ж е н а р у, М а н о л е с к у. По радио звучит торжественная музыка.

К р и с т и н о ю (в полном изнеможении). Что ты наделал, Бэженару?

Б э ж е н а р у. Не сориентировался.

К р и с т и н о ю (в агонии). Что ты наделал, Брахару?

Б р а х а р у. Кому могло прийти в голову, что этот тип – всеобщий приятель?

М а н о л е с к у. И к тому же нового министра он сюда привел. Срочно. Это он его привел. Ясно как божий день.

К р и с т и н о ю. Я знал, что у меня нет верных людей, что мне не на кого опереться, но такой катастрофы я все же не ожидал. Думаете, Китлару мне это простит? Он не простит никому из нас, он нас будет теперь преследовать до гробовой доски. И он будет прав. Это называется информация, Бэженару?!

Б э ж е н а р у. Краткая.

К р и с т и н о ю. Разве мы так с вами договаривались?

М а н о л е с к у. Но ведь в конце собрания положение выправилось…

К р и с т и н о ю. Ничего не выправилось, ничего не выправилось.

В этот момент радио передает: «Сегодня в двенадцать часов коллективу Министерства по делам печати представлен новый министр товарищ Константин Брана…»

(Выключает радио.) Сегодня в двенадцать!

Б р а х а р у. Да, в двенадцать!

К р и с т и н о ю. В двенадцать, сказали?!

Б э ж е н а р у. Точно.

К р и с т и н о ю. Сейчас который час?

Б э ж е н а р у. Двадцать минут первого.

К р и с т и н о ю. У вас правильные часы?

Б э ж е н а р у. Проверял по радио.

К р и с т и н о ю. Тогда кто же это был? (С возрастающим бешенством.) Кто это был?

И все словно окаменели.

К и т л а р у (у рампы). Кто это был? Вам-то, конечно, ясно, что я его не знаю. Я не видел его никогда в жизни. И все же прекрасно знаю, кто это был. Необыкновенная личность! Человек, которого можно встретить где угодно и всюду. В городе, в селе, в поезде, на улице… У него разное обличье – это рабочий, крестьянин, государственный служащий, солдат, студент – все, кому дороги интересы нашего народа, нашей партии. Он разного возраста – молодой или старый. Это может быть женщина или мужчина, коммунист или беспартийный, но от его внимания ничего не ускользнет. Его нельзя ввести в заблуждение, он думает, оценивает… Это общественное мнение… Уважаемые зрители, начиная с этого момента наша пьеса может пойти по разным путям, развиваться в разных вариантах. Например…

Застывшие Кристиною и его подпевалы оживают.

К р и с т и н о ю. Кто это был? Кто был это? Это кто был?

Б р а х а р у. Кто это мог быть? Министр, кто же еще? Возможно, его назначили не сегодня, а вчера.

К р и с т и н о ю. Ясно. Оставьте меня одного, прошу вас. (Звонит.)

Появляется  с е к р е т а р ш а.

Китлару! У меня нет людей, мне не на кого опереться!

С е к р е т а р ш а, Б р а х а р у, М а н о л е с к у  уходят. Кристиною включает радио: раздается приятная, успокаивающая музыка. Входит  К и т л а р у.

Заходи, Китлару, садись… Как поживаешь?

К и т л а р у. Хорошо.

К р и с т и н о ю. Как сердце? Могу поклясться, что во время собрания я все время думал о твоем сердце. (В отчаянии.) Что скажешь, каковы люди! Ты хоть почувствовал, как я все время пытался их утихомирить?.. Все время пытался успокоить.

К и т л а р у. Почувствовал.

К р и с т и н о ю. Что делать, Китлару! Таковы люди. С такими мне приходится жить и работать – других взять неоткуда… Но в конечном итоге собрание прошло хорошо… Очень хорошо… И я уверен, министру понравилось. Когда ты собираешься в Швецию? Воспользуйся случаем, отдохни, ни о чем не думай, займись своим здоровьем. Я тебя очень прошу…

К и т л а р у (у рампы). Таков оптимистический вариант… Но события могут повернуться совсем по-другому!

К р и с т и н о ю (та же поза, та же реплика, тот же тон). Кто это был? Кто был это? Это кто был?

Б р а х а р у. Я ничего не понимаю.

Б э ж е н а р у. И я.

М а н о л е с к у. Давайте позвоним в министерство.

К р и с т и н о ю. Верно. (Звонит.)

Входит  с е к р е т а р ш а.

Соедините меня с министерством.

С е к р е т а р ш а  уходит.

Кто это мог быть?

Входит  с е к р е т а р ш а.

С е к р е т а р ш а. Приемная министра. (Уходит.)

К р и с т и н о ю (в трубку). Алло! Говорит Кристиною. Министр у себя?.. Да? Еще у себя… у него люди?.. Скажите, он давно в министерстве?.. С утра, с восьми? И не выходил? Еще один вопрос, у министра есть заместитель?.. А, еще не назначен?! Спасибо… (Положив трубку, собрался, успокоился, он снова хозяин положения.) В конце концов, почему я должен ломать себе голову? Меня это не интересует… И знать не хочу и узнавать не собираюсь… Собрание было?.. Хорошее?! Настоящее?! Принципиальное? Люди сказали свое слово! Открыто, честно, принципиально. Так ведь, Брахару?

Б р а х а р у (все возрастающее ликование). Конечно!

К р и с т и н о ю. Моя обязанность – прислушиваться к мнению коллектива и принять решительные меры. (Звонит.)

Входит  с е к р е т а р ш а.

Китлару ко мне! Оставьте нас одних, пожалуйста!

Все уходят. Звонит телефон.

(Снова обрел привычный апломб.) Да. Разумеется. Исключено! (Кладет трубку.)

Входит  К и т л а р у.

Послушай, Китлару, вот что я хочу тебе сказать…

К и т л а р у. Я знаю.

К р и с т и н о ю. Откуда?

К и т л а р у. По вашему лицу. Вы принадлежите к типу людей сердечных, открытых, у которых все написано на лице…

К р и с т и н о ю. Спасибо, что хоть какие-то положительные качества ты у меня заметил…

К и т л а р у. Вы принадлежите к категории людей, которые не опасны, когда им грустно, неспокойно или что-нибудь угрожает. Тогда вы добры, великодушны, полны участия. Вы принадлежите к людям, которые становятся опасными, когда находятся в хорошем расположении духа, веселы и счастливы. Тогда вы способны на любые преступления. Я это знаю. Потому – ухожу. Все кончено.

К р и с т и н о ю (скрытая угроза). Нет, еще не кончено, Китлару! Только начинается!

К и т л а р у. Что со мной может случиться? Самое страшное – я умру. Тут все понятно: одни умирают сразу, другие медленно угасают.

К р и с т и н о ю. Да? А я к какой категории принадлежу?

К и т л а р у. К третьей: вы давно мертвы, но еще не знаете этого. (Подходит к рампе.) Это пессимистический вариант. Не исключено, что события могут развернуться и по-другому. И чем больше я думаю, тем яснее вижу наиболее вероятный вариант. Общественное мнение скажет свое веское слово, заставит к себе прислушаться. И теперь я понимаю, почему автор настаивал, чтобы у Общественного мнения и у министра был один и тот же облик. Автор хотел выразить простую мысль: справедливые стремления людей должны находиться в гармоническом единстве с решениями и действиями руководителей.

К р и с т и н о ю (та же реплика, тот же тон). Кто это был? Кто был это? Это кто был?

М и н и с т р (входя). Зачем вы пытаетесь разгадать тайну, которая тайной не является. Вы не в силах понять одну простую истину: я был и там и здесь. Разве в обязанности руководителя не входит всегда быть повсюду? Знать обо всем, быстро принимать решения. Например, вы, товарищ Кристиною. Вы безнадежно устарели и не видите перемен, происшедших в стране. Вы освобождены от занимаемой должности. Освобождены! Главным редактором назначен товарищ Китлару. (Обращается к Брахару, Бэженару и Манолеску.) А с вами мы подумаем, как поступить. (Китлару.) Желаю успеха!

Внутренний занавес опускается, горят настольные лампы. К и т л а р у  редактирует рукопись. П а с к а л и д е  пишет.

К и т л а р у (поднимает глаза от рукописи). Паскалиде…

П а с к а л и д е. Да…

К и т л а р у. Что бы ты сказал, если бы узнал, что два часа назад меня назначили главным редактором?

П а с к а л и д е (продолжает писать). Что в период перехода от капитализма к коммунизму расцветает все самое прекрасное в человеке, но одновременно вылезают наружу его низкие и подлые качества. Поэтому в этот период я руководствуюсь тремя заповедями: не удивляйся, не жалуйся и не бойся. (Уходит с рукописью.)

Входит  Т у р к у л е ц.

К и т л а р у. Я тебя слушаю, Туркулец.

Т у р к у л е ц. Начал поступать сигнал. (Собирается уходить.)

К и т л а р у. Подожди, не уходи. Что бы ты сказал, если бы узнал, что два часа назад меня назначили главным редактором?

Т у р к у л е ц. Что за двадцать лет моей работы я многое видал, но у меня нет времени удивляться. Я из тех, кто работает. Делает газету. (Уходит.)

Появляется  О т и л и я.

К и т л а р у. Что с вами, Отилия? Почему вы в этот час в газете?

О т и л и я. Я сегодня дежурю по номеру. Как говорят, «свежая голова».

К и т л а р у. Вот человек, который мне нужен. Что бы вы сказали, Отилия, если бы узнали, что два часа назад меня уволили?

О т и л и я (суфлеру). Не суфлируйте. Я вынуждена отойти от текста. (Китлару.) Давай импровизировать. Спроси меня еще раз.

К и т л а р у. Что бы вы сказали, Отилия, если бы узнали, что два часа назад меня уволили?

О т и л и я. Что я рада. Такого рода опыт не помешает. Вы были слишком уверены в себе, защищены от любой ошибки. Ты понимаешь, как фальшиво написал автор мою роль, если требовал, чтобы я любила тебя с самого начала пьесы. (Короткая пауза.) Но во время собрания, когда я увидела тебя растерянного, сбитого с толку градом обвинений, не понимающего, что происходит, огромная симпатия, на этот раз подлинная и глубокая, затопила мое сердце.

К и т л а р у. Это значит, что ты можешь меня полюбить…

О т и л и я. Ну зачем говорить глупости? Совершенно ясно, что надо готовить хэппи-энд пьесы, чтобы обеспечить ей успех.

К и т л а р у. Итак?

О т и л и я. Итак? Если действительно вас выгнали, значит, приготовьтесь к трудным дням… К долгим тяжелым дням, когда не звонит телефон, никто не стучит в дверь, когда лучший приятель забудет ваш адрес и плотная тишина окружит вас… В такие дни человек, который придет к вам, – настоящий человек. Потому что он человек.

К и т л а р у. Вы бы пришли, Отилия?

О т и л и я. Зачем вы пытаетесь вырвать у меня признание? Думаю, пришла бы. И знаете почему? Презираю трусость. Если сравнивать преступника с трусом, преступник мне кажется менее жалкой фигурой. Он хотя бы рискует.

К и т л а р у. Я тебя люблю, Отилия.

О т и л и я. Неужели? Может быть, ты даже хочешь меня поцеловать?

К и т л а р у. Нет! Я хотел бы задать тебе еще один вопрос. Что бы ты сказала, если б узнала, что меня назначили главным редактором?..

О т и л и я. Я бы расхохоталась и сказала бы, что именно теперь я должна присматривать за тобой, как бы слава не опьянила тебя. (Уходит.)

К и т л а р у (у рампы). Дорогие зрители, вы видели несколько возможных вариантов и можете выбрать тот финал, который вас больше устраивает. Что касается меня, я вам обещаю: как бы ни развернулись события, я останусь таким, каким был. Простым, ровным, спокойным, готовым протянуть руку любому вошедшему, который скажет: «Добрый день». (Став Ведущим.) На том наш спектакль кончается. В эпилоге комедии «Как вам это понравится» Шекспир просит, чтобы актерам аплодировали. Наш автор, не будучи классиком, на это не претендует.

Пока он кланяется, падает занавес.