Текст книги "Современная румынская пьеса"

Автор книги: Мирча Якобан

Соавторы: Марин Сореску,Хория Ловинеску,Думитру Попеску,Лучия Деметриус,Иосиф Нагиу,Мирча Якобан,Думитру Соломон,Пауль Эверак,Титус Попович,Аурел Баранга
сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 49 страниц)

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

В комнату входят  М а р к у  и О н и г а. Вскоре появляется  О а н а. Онига молчалив, задумчив. Марку почти все время смеется, он счастлив, слегка под хмельком.

О н и г а (волочит правую ногу, плавно передвигает ее, пытаясь скрыть – весьма успешно – свое увечье. Во всем его облике чувствуется уверенность, властность, говорящая об отсутствии каких бы то ни было комплексов). Спасибо тебе, друг. Эти фотографии доставили мне большое удовольствие. Я был тощим в те времена.

М а р к у. Доходягой, вот кем ты был. (Весело смеется.)

О н и г а. Только снег да пули. Не пойму, как мы выжили.

М а р к у. Честное слово, Онига, гляжу я на тебя, и не верится, что ты наконец-то здесь.

О н и г а. Право же, я не мог вырваться раньше. Вот и сегодня шофер думал, что совещание затянется, и послал телеграмму. Едва успел ее отправить, а я уже спускаюсь по лестнице, чтобы поехать к вам. Надеялся прибыть до телеграммы. Но вместо того, чтобы исправить ошибку, я вспугнул эту девушку из газеты, не сказал ей и двух слов. (Удивленно.) Ты говоришь, она хотела со мной побеседовать?

М а р к у. Брось, не волнуйся.

О н и г а. Нет, меня это волнует.

М а р к у. В ее профессии такое часто случается.

О н и г а. Я отказался дать ей интервью. Почему бы это? (Искренне удивлен.)

М а р к у. У тебя своя личная жизнь.

О н и г а. У меня нет личной жизни.

М а р к у. Как?

О н и г а. Одни капризы. (С любопытством.) Между прочим… Ты говоришь, Петре отправился вслед за ней?

М а р к у. Поехал на твоей машине.

О н и г а (довольный). Тогда все хорошо. (Оглядывается вокруг.) Ты счастлив, Марку?

М а р к у (застигнутый врасплох). Да.

О н и г а (осмотрев комнату и поглядев на Оану). Еще бы…

М а р к у. Я бы покривил душой, если б не сознался, что порой испытываю огорчения.

О н и г а (не обращая внимания на его слова). С такой семьей! Знаешь, вы все такие же. Как тогда. Ничуть не изменились.

М а р к у. Мы тоже изменились, Онига…

О н и г а (убежденно). Нет. Не изменились. И у вас красивые дети! (Торопливо, как бы между прочим.) Если им что-нибудь понадобится…

М а р к у (тем же тоном, почти одновременно). Возможно, Мелания скоро поедет на гастроли в Федеративную Германию. Есть еще кое-какие трудности, но…

О н и г а. Да что ты!

М а р к у. Сюда приезжал какой-то импресарио, и, как говорится, она произвела на него большое впечатление.

О н и г а. Ничего удивительного.

М а р к у (смеется, отвергая намек). Нет… Не думай, что из-за… Она очень талантлива.

О н и г а. Верю… Верю…

Натянутое молчание.

Я в этом отношении не могу похвастаться. Нечем. (Вдруг, помрачнев.) Я болен, Марку! Скоро умру.

М а р к у. Что на тебя нашло!.. Не успел к нам приехать и… (В необузданном порыве.) Ты даже себе не представляешь, как я рад твоему приезду.

О н и г а. Так всегда говорят гостям.

М а р к у. Нет, нет… Твое присутствие имеет для нас гораздо большее значение, чем ты думаешь… Знаешь, Онига, дети перестали верить в нашу дружбу!

О н и г а. Может быть, они правы. (Отвечая на изумленный взгляд Марку.) Столько воды утекло с тех пор!..

М а р к у (торопливо). Но я ждал тебя все время. Разве ты не писал мне, чтобы я тебя ждал?..

О н и г а (искрение удивленный). Я тебе писал, чтобы ты меня ждал?..

М а р к у (убежденно). Писал… У меня сохранились все письма… Ты просил оставаться дома и ждать тебя.

О н и г а (помолчав). У вас найдется что-нибудь выпить? (Марку, возвращаясь к прежней теме.) Я не смог приехать, Марку.

М а р к у (довольствуясь этим). Ничего, не беда.

Короткое молчание.

Как… твоя рана?

О н и г а. Не беспокоит. С тех пор я еще приобрел желудочное заболевание. Бесконечные совещания, нерегулярный режим питания… (Указывает на посылку.) Учтите, эта посылка не от меня.

О а н а. Марку утверждал, что ты хотел нам сделать сюрприз.

О н и г а. Когда-то я любил такие шутки. Но сейчас тут, видимо, какая-то ошибка.

О а н а. А если ошибки нет?

М а р к у (испуганно, с недоумением глядя на нее). А я-то что могу поделать?

О н и г а (смотрит на него с любопытством и интересом). Ты все тот же!.. Ничуть не изменился! Марку склоняет голову. (Снова смотрит на посылку.) Что бы там могло быть?

М а р к у (желая переменить разговор). Лучше поговорим о нас.

О н и г а. Видишь ли, последнее время я очень много думал о тебе… Ты – известный исследователь, у тебя красивая жена, талантливые дети… (Вздыхает.) Я тебе завидую!

М а р к у. Ты преувеличиваешь. Я живу как все…

О н и г а. По дороге к вам одна мысль не давала мне покоя.

М а р к у. Какая мысль?

О н и г а. Дело в том, что у меня есть сослуживец. Мой приятель, что ли… С некоторых пор он в какой-то растерянности. Он пришел ко мне посоветоваться, что делать в подобной ситуации.

М а р к у. Ты дашь мне сигарету?

О н и г а. Конечно… Конечно. (Достает из кармана пачку иностранных сигарет.)

М а р к у (берет одну). Английские?

О н и г а. Сделанные в Америке… Бывают и американские, изготовленные в Европе.

М а р к у. Рассказывай дальше.

О н и г а. Мой сослуживец посвятил всю жизнь своей профессии. Ему ничего не было нужно, кроме работы – работы в том широком смысле, какой он ей придавал. (Пауза.) Но вот настало время выйти ему на пенсию, и он оказался дома в полном одиночестве. (Задумчиво.) Петре и Мелания назвали бы это состояние сиротливостью. (Посмеивается.) Без жены, без детей… И тогда лишь он понял, что, несмотря на лихорадочно прожитую жизнь, он себя обокрал. (После продолжительного молчания.) И почувствовал он, что потерял ориентировку…

М а р к у. Ну и что?

О н и г а. Он пришел ко мне посоветоваться. Как должен поступить человек, который не знает уже, где север… (Пауза.) Что, по-твоему, я должен был ему ответить?

М а р к у. Понятия не имею… Что угодно… Чтобы он придумал свой север.

О н и г а. И шел в том направлении без колебаний?

М а р к у (просто). Да… Если он действительно намеревается идти на север.

О н и г а (помолчав). Я сказал ему то же самое… (Смеется.)

М а р к у. Твой приятель весьма наивный. В жизни все гораздо сложнее, чем в туристском походе. Если задумываться над подобными вопросами, ничего в жизни не добьешься. Сколько ему лет?..

О н и г а. Ну… Достаточно… (Смеется.) Ты прав, он наивен. Я рад, что наши мнения совпадают. (Оглядывается вокруг.)

М а р к у. Пойду за Меланией. (Собирается подняться по лестнице, но останавливается у перил.)

О н и г а (догадываясь о его намерениях). Только не надо опять упреков… Я не мог приехать к вам, потому что работал как вол… Нет города, где бы не возвышались дома, построенные мною. И поверь мне, они отнюдь не безобразны. Что ты так на меня уставился?

М а р к у. Просто смотрю на тебя… Говори еще… Меня… очень, очень интересует твоя работа, в настоящем и… в прошлом… (Готов вернуться.) Хорошо, если бы тебя послушал Петре. Может быть, он перестал бы так… (Умолкает.)

О н и г а. Пустяки… Ты же знаешь, я не люблю говорить о себе…

Марку с сожалением вздыхает.

Иди, старик, за Меланией… (Оане.) У вас хороший дом!..

О а н а. Был вначале… И верандой мы пользовались… Странная вещь, мы даже не знаем, как лучше – с верандой или без нее. Правда, у нас площадь была бы больше, Мелания смогла бы там заниматься, Марку – спокойно читать газеты…

Марку собирается уходить.

О н и г а. Погоди!.. Куда ты идешь?

М а р к у. Пойду позову Меланию. (Исчезает.)

О н и г а. Да… Мелании здесь нет…

О а н а. Думаю, она робеет перед тобой… Для нее ты мифическая личность, от прикосновения которой все превращается в золото…

О н и г а. А Петре?

О а н а. Жестокий и непримиримый. Всегда беспокойный. Если бы еще оставались неразведанные земли, он стал бы первопроходцем.

О н и г а (глядя вслед Марку). Знаешь, что меня в нем больше всего восхищает?

О а н а. Тебя в нем что-нибудь восхищает?

О н и г а. Святая наивность в его мироощущении. У него всегда свежее восприятие, он всегда полон энтузиазма. Откуда у него такая способность растрачивать себя, даже не сознавая этого?

О а н а. Способность растрачивать себя?

О н и г а. А вот дети – это большая радость… (Молчание.) У меня нет детей, я, кажется, уже говорил вам.

Пауза.

О а н а. Я хочу тебя кое о чем спросить.

О н и г а. Спрашивай.

О а н а. Что тебя сюда привело?

Молчание.

О н и г а (будто не слышал вопроса). Это – не самое главное. (Вдруг с теплотой.) Иногда мне дома скучно, чувствую себя очень одиноким, и тогда волей-неволей вспоминаю… Знаешь, Оана, порой и для меня все не так уж… (Умолкает.) Может быть, и для меня старая дружба… И этот приезд… (Пауза.) Но время…

Молчание.

Это называется тоска? (Смеется.) Ты знаешь, как мы боролись против буржуазной морали, против ловушек, которые расставляли перед нами – строителями нового мира, основанного на порядочности и гуманистических принципах? И вот сегодня то же слово… тоска… начинает поднимать голову, и некоторые из нас не отвергают его так решительно, как прежде, а, наоборот, считают, что своей упорной борьбой и трудом они завоевали право на какую-то долю тоски.

Молчание.

(Замечает изумленный взгляд Оаны.) К черту, я шучу… Последнее время я стал часто острить. Побеседуем о чем-нибудь другом. Приезд к вам растрогал меня, привел в состояние какой-то нелепой расслабленности и разного рода… (Машет рукой.) Впрочем, я уеду… Пребывание у вас не идет мне на пользу.

О а н а. Шутишь!.. Что скажет Марку?.. Ты же ему писал, что пробудешь у нас продолжительное время… (Резко.) Скажи, Онига… Почему ты писал ему на протяжении многих лет, чтобы он тебя ждал?

О н и г а (неожиданно сухо). Разве я писал, чтобы он меня ждал?

О а н а. Да… Писал, чтобы ждал. И что, когда ты приедешь, вы не так быстро расстанетесь. Почему?

О н и г а (глядя в пространство). Я не смогу пробыть долго… Я думаю, мне вообще не следовало приезжать. Я должен уехать…

О а н а. Хотя бы несколько дней…

О н и г а (удивленно). Несколько часов, и то было бы очень много… Даже одного часа не могу.

О а н а (не веря своим ушам). Один час? Зачем же ты тогда приехал? Не мог же ты приехать просто так, без причины, всего на один час!

О н и г а. Зачем я приехал… Может быть, у меня было кое-что на уме… (Несколько секунд пытливо смотрит на нее, затем примирительным тоном.) Не удивляйся. Меня ждут дела… Дома растут… Люди переезжают на новые квартиры, проектные институты разрабатывают проекты… а ты хочешь, чтобы я торчал здесь целую вечность. (Смеется, поглаживает ее по плечу.) Как продвигаются его исследования?

О а н а. Иногда мне кажется, что цель близка… Очень близка… Затем она снова отдаляется. Что поделаешь? Такова эта работа… научно-исследовательская.

О н и г а. Пусть форсирует… пусть форсирует… Ведь его могут обогнать! Что он теперь разрабатывает?

О а н а. Новый вид колоса… Более тяжелый… С большим количеством зерен и сокращенным периодом созревания…

О н и г а. Да… да… ясно. (Пауза.) Оана!.. Скажи, ты веришь?

О а н а. Во что?

О н и г а. В его исследования?

О а н а (с искренним удивлением). А как же?.. Разве может быть иначе?

О н и г а. Извини меня, но я сейчас представил себе его таким, каким он был на войне: он охраняет склад; война туда докатилась и проследовала дальше, а он все охраняет…

О а н а. Ты, конечно, не мог бы смириться с подобным положением вещей?

О н и г а (внимательно глядя на нее, резко). Видишь ли… Я не занимаюсь исследовательской работой, я строю. Знаешь, что я делаю, чтобы уменьшить процент риска?.. Выбираю себе людей. И это нелегко… (Смотрит на посылку.) Что бы там могло быть?

О а н а. Ты никогда ни на минуту не расслаблялся, даже шутки ради…

О н и г а (рассеянно, избегая этой темы). Тем более что… (Расхаживает по комнате, рассматривая на расстоянии посылку.) Знаешь… порой люди подобны этому предмету… Зачехленные во всякие условности, нераспознаваемые… (Смеется.) Невозможно понять, что прячется под этими оболочками. (Очерчивает рукой контур посылки.) И вот начинаешь ходить вокруг да около, вызывать на разговор, шутить, пытаешься казаться развязным, авось отпадет какая-либо условность и удастся заглянуть под одну из оболочек… Правда, иной раз тебе хочется действовать прямо, решительно разорвать все оболочки. (Делает жест, но сразу же останавливается.) За такую огромную ошибку пришлось бы тут же расплачиваться. (Садится в кресло.)

Наверху появляются  М а р к у  и М е л а н и я.

М а р к у (услышавший последнюю фразу). Я доложу вам, когда поступлю подобным образом… Что вам эта посылка покоя не дает?

О н и г а. Напишешь и мне, что в ней находилось… Меня разбирает любопытство. (Мелании.) Вы явились, мадемуазель? Я слышал, что вы передо мной робеете…

М е л а н и я. А если это правда?

М а р к у (удивленно, Ониге). То есть как – написать тебе?

О а н а. Онига скоро собирается уехать… Через час-два…

М а р к у. Уехать?.. Но он не успел приехать… Не верится. Онига, хотя бы несколько дней…

О н и г а (коротко). В другой раз… Сейчас я должен срочно закончить ряд работ… (Смеется.) Как знать… Может быть, последние работы…

М а р к у. Но нам надо столько сказать друг другу. К тому же я у тебя в долгу…

О н и г а. Брось, не беспокойся. Когда я уеду, ты утратишь это ощущение…

О а н а (недовольная тоном Ониги). Не понимаю. Это что, угроза?

М а р к у. Что за глупости ты говоришь, Оана… Какая еще угроза? От Ониги может исходить только хорошее… Мы ведь друзья, не правда ли?

О н и г а. И люди, Марку!.. Люди жаждущие…

М а р к у. Но перед тобой ром.

О н и г а (подумав). Ром?.. С некоторых пор я не пью. Разве что немного виски… Нужно было приобрести желудочное заболевание, чтобы появились изысканные вкусы… Виски у вас нет?.. Капли…

М а р к у. Оана!

О а н а. К сожалению, я об этом не подумала.

О н и г а (примирительно). Ничего… Я не буду пить…

М а р к у. Э, нет! Не для того ты ко мне приехал, чтобы проявлять умеренность…

О н и г а. Не волнуйся… Я побуду здесь еще совсем немного.

О а н а. В центре города есть бар, там продают виски.

О н и г а (торопливо). Поезжай на машине… Да, но ведь мой шофер уехал с Петре.

М а р к у (шутя). Не хочешь рома?.. Прекрасный напиток… Правда, после него болит голова… Но если голова у тебя крепкая…

О н и г а. Не стоит… Все равно я долго здесь не задержусь… Просто хотел выпить с вами стопочку… (Оане.) Еще не хватало тебе идти в центр.

О а н а (собираясь уходить). Пошлешь за мной шофера в бар. Мне доставит удовольствие вернуться на машине.

О н и г а. Хорошо… Если ты настаиваешь…

О а н а (объясняет). К центру ведет одна-единственная дорога.

О н и г а. Ты не обиделась?

О а н а. Я же сказала, что это доставит мне удовольствие.

О н и г а (тоном человека, которого поставили перед свершившимся фактом). Хотя, ради тех нескольких минут, пока я буду здесь находиться…

О а н а  быстро выходит.

(Смотрит на Марку.) Все та же…

М а р к у. Мне бы очень хотелось, чтобы ты не уезжал так скоро. Я до того поражен, что слов не хватает. Я столько должен тебе сказать…

О н и г а. Правда?.. А ты, Мелания, тоже хотела бы, чтобы я остался?

М е л а н и я. Думаю, что да.

О н и г а (оглядывает их, наслаждаясь атмосферой дружелюбия, в центре которой находится). А Петре? (Вспоминает.) Нет, у Петре есть все основания желать моего отъезда. Он считает, что я дурно обошелся с той девушкой…

М а р к у. Да что ты!.. Мы все тебя любим. («Шантажирует» его.) Если ты некоторое время побудешь у нас… (Не осмеливается высказать конкретную мысль.)

О н и г а (больше в шутку). Я еще не уехал… Подышу еще несколько минут воздухом этого дома, напоенным покоем… Погляжу вокруг. (Осматривается.) Знаешь что?.. Возможно, ты и прав. (Показывает на посылку.) А вдруг взорвется? (Видя, что Марку принимает его слова всерьез.) Я пошутил… пошутил… (Смеется.) Мой добрый Марку. (Мелании.) Ты бы вскрыла ее?

М е л а н и я (подумав). Если бы знала, что там скрипка Страдивари…

О н и г а (довольный). Так… так…

М а р к у. Послушай, Мелания, ведь…

О н и г а. Марку, ты же мне только что говорил, что она очень талантлива… (Мелании.) Ты сыграешь мне что-нибудь? Так просто, на прощание? Я не бог весть что в этом смыслю, но все же несколько раз был в филармонии. Знаете, людям моей профессии перепадают контрамарки…

М е л а н и я. Если я откажусь, буду выглядеть трусихой… (Первая поднимается по лестнице.)

О н и г а. Ты не идешь, Марку? (Встает.)

М а р к у. Я еще немного побуду здесь…

О н и г а  и  М е л а н и я  скрываются в комнате девушки. Марку мгновение стоит неподвижно, глядя им вслед. Через несколько секунд доносятся звуки скрипки. М а р к у  какое-то время слушает, затем направляется на кухню и исчезает. Пауза. Раздается шум, и появляется запыхавшийся, разъяренный  П е т р е. Он удивлен, что никого нет. Сверху льются звуки скрипки. Петре делает несколько шагов к лестнице, останавливается и оборачивается к шкафу, где Марку хранит газеты. Подходит, берет ключ со шкафа, сует в замочную скважину. Слышится шум, Петре кладет ключ в карман и отходит от шкафа. Из кухни выходит  М а р к у.

М а р к у. Ты прибыл?

П е т р е (глядя наверх, где комната Мелании). Что?

М а р к у. Ты успел?.. На вокзал… (Поясняет, поскольку Петре не перестает глядеть на дверь комнаты Мелании.) Ты поговорил с ней до отхода поезда?

П е т р е. Я ее не догнал… Поезд уже тронулся… Какой болван спроектировал вокзал так далеко от города?..

М а р к у. Ну ничего… Найдешь ее в Бухаресте.

П е т р е (пораженный). Разыскивать ее в Бухаресте? Зачем? Я должен был найти ее здесь… Вы отнеслись к ней, как самые… чуть ли не выгнали… А теперь продолжаете всякие инсинуации… (Раздраженный.) Лучше бы он не приезжал. (Кивком головы показывает на верхние комнаты.)

М а р к у (встревоженный, на одном дыхании). Знаешь что? Может быть, ты позволишь мне радоваться приезду друга, с которым мы вместе воевали, причем не в кинозале?

П е т р е (на миг смягчившись). Ладно, радуйся. А где мама?

М а р к у. Пошла за виски.

П е т р е (не веря своим ушам). За виски?

М а р к у. Да…

П е т р е. Ну и ну, госпожа Эллиот! Вот так эмансипация.

М а р к у (торопливо объясняет). Онига не пьет. То есть не пьет ничего другого… То есть не пьет, но если пьет… А вообще, какое тебе до этого дело?.. (Спокойнее.) У него больной желудок.

П е т р е. И виски лечит…

М а р к у (с досадой). Не лечит, но он хороший…

П е т р е (подводя итог). И ради этого он погнал маму из дома в такой поздний час.

М а р к у. Он обещал послать за ней машину.

П е т р е. Маму он отправил в центр за виски, а сам сидит в комнате Мелании и слушает музыку.

М а р к у. Он скоро уедет… (Внезапно решается проявить больше твердости.) А пока он будет находиться здесь, веди себя, пожалуйста, как цивилизованный человек.

П е т р е. В самом деле?

М а р к у (раздраженный). Да… И перестань прикидываться бунтарем, без всякой причины… И следи за своими выходками, не строй из себя судью, не закончив даже первый курс юридического. Ты смешон!

П е т р е. Говоришь, без всякой причины?.. Ты прекрасно знаешь, что причина есть.

М а р к у. Какая?

Молчание.

Видишь, тебе нечего ответить… Почему ты молчишь?.. Сам не знаешь… Почему не говоришь?

П е т р е. Потому что не могу.

М а р к у. Не находишь что сказать…

П е т р е. Допустим…

М а р к у. И ты принимаешься все ворошить, оспаривать, отрицать…

П е т р е. Может быть, это и есть способ поиска истины… Я не утверждаю, что он единственный… Хотя я не согласен, что я только и делаю, что поношу, оспариваю, отрицаю. (Пауза.) И я не могу не сказать, что не понимаю (переходит на более высокие тона), как человек, который объявляет себя твоим лучшим другом, мог на протяжении стольких лет не приехать повидаться с тобой, не оказал тебе помощь, когда было необходимо, и как ты мог пройти мимо всего этого с улыбкой на устах. С улыбкой на устах, будто ничего не произошло… Или будто он помог тебе… Ведь в прошедшие годы у тебя были большие трудности, тебе приходилось бороться на работе против различных конъюнктурных точек зрения чиновников от науки – трусов или приспособленцев, пока ты не добился лаборатории и не получил результаты, подтвердившие твою правоту… И, что ни говори, нам тогда приходилось не сладко, мы и сейчас ощущаем отголоски того напряженного периода, не так ли?.. И вот является человек, который при желании мог помочь нам построить приличный дом, мог помочь тебе спокойно вести работу и который много лет держал тебя в состоянии вечного ожидания, – является этот человек и, улыбаясь, спрашивает, как ты жил все эти годы, а ты, тоже улыбаясь, отвечаешь, что хорошо, мол, друг мой, очень хорошо! (Повторяет, захлебываясь от ярости.) Хорошо, друг мой, очень хорошо!.. Разве не так?.. Я могу это смело утверждать, несмотря на то, что я лишь около года учусь на юридическом…

М а р к у (после продолжительного молчания). Возможно, ты и прав. Впрочем, сегодня, сейчас я тоже могу сказать… Ты прав.

Пауза.

П е т р е. Ты это искренне?

М а р к у. Да, я даже завидую тебе… Как прекрасен возраст всеотрицания!

П е т р е. Иногда в этом возрасте можно очень многому научиться. Скажи, знаешь ли ты, каковы мои дела в институте последнее время?

М а р к у. Надеюсь, хороши… (Встревоженный.) Надеюсь, что ты не… Насколько мне известно, ты числился среди хороших, умных студентов.

П е т р е. Есть две градации. Как говорит Белиган в той американской пьесе: «Умный, самый умный, безумный»…

М а р к у. Представь себе, мне сейчас не до американских пьес.

П е т р е. Тогда возьмем другой вид сравнения. «Умный, менее умный»…

М а р к у. Я разговаривал с одним из твоих преподавателей. Он мне сказал, что ты не из самых лучших, потому что тебя это не интересует. Почему?

П е т р е. Сказать – почему?

М а р к у. Скажи.

П е т р е. Это произошло на занятии по психологии животных.

М а р к у. Вы изучаете и психологию животных?

П е т р е. Да, хотя это не «предмет первой необходимости», но что поделаешь, приходится готовиться к занятиям. А я чертовски хорошо подготовился именно по этому предмету. Накануне вечером я никуда не пошел, остался в общежитии… Так что понимаешь, как я хорошо знал материал и мне не терпелось увидеть, как вытянутся от удивления лица моих сокурсников, когда я буду отвечать… И вот до меня вызывают другого, моего близкого, я бы сказал, очень близкого друга… А он – ни в зуб… Ну ничегошеньки не знает… Помню, я пришел в уныние, вся моя тщательная подготовка казалась смешной, ничтожной, почти что бесполезной, и я понял, что, если я отвечу, это будет позором для меня, для всех нас… Я встал и попросил преподавателя вызвать меня в следующий раз, поскольку, мил, я не подготовлен к ответу. Может быть, так оно и было, раз мой лучший друг не знал материала… (Пауза.) Тебе интересно, ответил ли я безукоризненно на следующем занятии? Да, мы оба ответили без запинки, и преподаватель был в восторге.

Пауза.

М а р к у. Ты более чувствителен, чем хочешь казаться…

П е т р е (глядя на комнату, где находится Онига). И все же этот человек…

М а р к у. Опять ты за свое?

П е т р е. Я ему не верю… Почему?.. Вероятно, он что-то скрывает…

М а р к у. Ладно, не сейчас… Как тебе втолковать очевидную истину?.. Сейчас он ничего не скрывает. Приехал сюда повидаться со мной…

П е т р е. Он ведет себя излишне самоуверенно. Хочет произвести на нас впечатление.

М а р к у. Ни на кого он не хочет произвести впечатление, он всегда такой.

П е т р е. Посмотрим… (Садится в кресло.)

М а р к у. Не занимай кресло, здесь сидит Онига.

Петре раздраженно встает.

(Мягче.) Не понимаю, почему мы то и дело ссоримся… Если бы не твоя привычка все умалять… Правда, ты всегда этим грешил, но сейчас, с приездом Ониги, тебе совершенно изменило чувство меры.

П е т р е. Меня выводит из себя эта чрезмерная забота о старой дружбе… о вашей дружбе. На твоем месте я был бы осмотрительнее. Не знаю, как он вел себя когда-то, но сейчас он ведет себя весьма странно.

М а р к у. Что же ты мне посоветуешь?.. Отказаться от старого друга, с которым я связан всю жизнь? Так просто, всего за один вечер? Лишь потому, что его поведение тебе кажется странным?

П е т р е. Я только сказал, чтобы ты был осмотрительнее.

М а р к у. Осмотрительнее? Тогда позволь тебя спросить, как ты мыслишь свою дальнейшую жизнь? Как ты представляешь свое будущее, свой дом, если его не посетит твой друг и ты не посадишь его в самое удобное кресло?

Сверху доносится звонкий смех Ониги.

П е т р е (удивленно). Что там происходит?

Слышны неясные звуки, затем дверь комнаты Мелании внезапно открывается и появляется  М е л а н и я  рядом с  О н и г о й.

О н и г а (громко, непринужденно смеясь). Мелания, ты избалованный ребенок, но очень талантливый. А жизнь сурова, надо уметь постоять за себя, одного таланта мало.

П е т р е (не понимая причины доносившегося шума). Что там произошло?..

М е л а н и я (удивленно). Где?

П е т р е. Я слышал наверху шум.

Все смотрят на него с недоумением.

(Продолжает.) Что вы так на меня уставились? Был шум или нет?..

М е л а н и я. Был… (Глядит на Онигу, смущенная тем, что ей приходится рассказывать о каком-то незначительном эпизоде, затем продолжает.) Что могло произойти? Я играла на скрипке…

О н и г а (включается в разговор). Бах, Иоганн Себастиан Бах.

Мелания понимает, что ей не нужно больше ничего говорить…

(Глядит на Петре.) Ты вернулся, Петре?.. Надо мне пойти сказать шоферу, чтобы он поехал за Оаной в бар… (С досадой качает головой.) Думаю, она напрасно проделала этот путь… У меня не остается времени даже выпить рюмку.

М а р к у. Но, Онига…

О н и г а. Нет… нет… Время, «наш неумолимый страж», как сказал бы поэт. «Какой поэт?» – спросил бы Петре, чтобы загнать меня в тупик, и, клянусь богом, загнал бы. Но сейчас его мысли заняты другим… (Глядит на него с любопытством игрока.)

П е т р е (хмуро). Не это сейчас важно…

М а р к у. Нам нет дела до того, что для тебя сейчас важно.

О н и г а. Не будь таким строгим, Марку, не будь строгим… Дети тоже бывают правы. (Мягче, но не переставая играть.) Ты хотел знать, что произошло наверху. Я слушал музыку… (Переводит дух, объясняет.) Я сидел в кресле в ее комнате; я страшно люблю широкие, удобные кресла в комнате юного существа, люблю ощущать его свежее и в то же время робкое дыхание, пока я потягиваю кофе, приготовленный на электроплитке, которая часто потрескивает, когда нагревается тонкая спираль; и вот сидишь и слушаешь музыку, исполняемую на скрипке или пианино, музыка может оказаться сочинением Иоганна Себастиана Баха; а иногда слушаешь стихи или – почему бы и нет? – смотришь, как занимается балерина…

П е т р е (возвращается к теме). Итак, моя сестра играла…

О н и г а (смотрит на него с приятным удивлением, словно человек, имеющий на руках хорошие карты, когда увеличивается ставка). И прекрасно играла…

М а р к у (испытывает смущение перед Онигой, хочет прервать разговор). Угомонись, Петре!

О н и г а (грубо). Отвяжись ты наконец…

М а р к у (растерянно, будто получил удар в спину). Как?..

О н и г а. А вот так… (Мягче, понимая, что перегнул палку.) Мы с ним беседуем. И я не нуждаюсь в твоей защите.

Марку кивает, будто говоря: «Хорошо, друг мой, хорошо…»

(Продолжает, глядя на Петре.) Немцы сделали блестящее приобретение. (Указывая на Меланию.) Она великолепно играет… Если будет нужно, я помогу ей пробить себе дорогу. Такой талант нужно поддержать. Не так ли, Марку?

М а р к у (еще не опомнился от грубости Ониги и не знает, соглашаться ли или изображать из себя обиженного). Да… Мелании всегда везло… Есть люди, которым всегда улыбается счастье… Но в данном случае нам надо радоваться, ведь это счастье Мелании.

О н и г а. Правда ведь? (Смеется.)

Марку, пришедший в себя, тоже смеется.

П е т р е (не оставляя старую тему). А что же все-таки произошло?.. (Смотрит на сестру.)

О н и г а. Почему ты ему не скажешь, Мелания? Ты играла и была настолько поглощена музыкой, настолько далека от всего, что забыла о моем присутствии… Ничего тут удивительного нет, ты бесподобно играла… (Обращаясь к Марку, который согласно кивает.) Будто даже не она играла, а «зефир струил эфир». Так, что ли, говорят, Петре?.. Закончив играть, она, совершенно преображенная, собралась положить скрипку в футляр, подняла взгляд и, увидев меня, опешила… (Смотрит на Меланию.) От потрясения она уронила футляр, я вскочил, чтобы помочь ей, и получилась форменная свалка. (Смеется.) Клянусь богом, я тоже испугался. (Мелании.) Правда, ты испугалась, Мелания?

Мелания подтверждает кивком головы.

(Петре, естественным тоном.) Видишь?

П е т р е (с сомнением). Стало быть «зефир струил эфир», и вы для нее не существовали. До тех пор пока он не перестал «струить эфир».

О н и г а. Пока она не перестала играть… (Считает, что сказал все.) Мне нужно пойти послать шофера за Оаной, не то она способна вернуться пешком. Проводишь меня, Марку? (Выходит легкой походкой, глядя на Петре.)

Марку идет вслед.

П е т р е (Мелании). Теперь, когда он вышел, ты скажешь мне, что произошло?

М е л а н и я. Ты не можешь оставить меня в покое? Тебе совсем не подходит роль Мегрэ. Восстанавливай справедливость где тебе угодно, а меня уволь… Ничего не произошло… Приезжает человек в наш дом, а ты ведешь себя с ним так… словно он собирается у нас что-то забрать…

П е т р е. Откуда тебе знать, зачем он приехал? (Посвистывает.) А что если… Если он хочет забрать тебя…

Продолжительная пауза.

М е л а н и я (чувствуется, что эта фраза ее поразила. После короткого молчания, решительно). Пусть он скажет только слово, слышишь? Одно только слово… Вырваться из-под твоей назойливой опеки, из этой запыленной провинции. (Решительно.) Я мечтаю уехать, слышишь? Мечтаю…

П е т р е (подражая ей). Здесь все старо, как мир, и плесень, и запах, и эти изъеденные молью газеты, и картина нашей семьи, представшая перед глазами чужого человека, который, поглядев на все это, восклицает, уходя: «Как возвышенно, как трогательно это постоянство, означающее не что иное, как семейное счастье!», тогда как на самом деле мы постоянно сожалеем о несбывшихся надеждах…

Входят  О н и г а  и  М а р к у.

О н и г а. Все в порядке. (Оглядывает молодых людей.) Что с вами? Вы еще не…(Петре, с укоризной.) Ну, молодой человек, что вы придираетесь к сестре? Я ведь рассказал, как было дело… Марку!

М а р к у (тоном человека, который обжегшись на молоке дует на воду). Я ничего не говорил…

О н и г а. Ладно, ладно… (Более сухо.) Я все равно уеду. (Садится на подлокотник кресла.) Я уезжаю, Петре… Не беспокойся.

М а р к у (оживившись). Нет!.. Не бывать этому! Ты – мой друг, и останешься здесь столько, сколько пожелаешь…

Молчание.

О н и г а (оборачивается к Петре). Я же рассказал, что произошло там, наверху. (С легким раздражением.) Перестань меня подозревать.

П е т р е. А хотя бы и подозревал вас. Разве вам это не безразлично?