Текст книги "Современная румынская пьеса"

Автор книги: Мирча Якобан

Соавторы: Марин Сореску,Хория Ловинеску,Думитру Попеску,Лучия Деметриус,Иосиф Нагиу,Мирча Якобан,Думитру Соломон,Пауль Эверак,Титус Попович,Аурел Баранга
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 49 страниц)

Б о н д о к (злобно, недовольный этой подозрительной верностью). А если господин Кристиан станет важной персоной?

А л и н а. Марчел!

Р е т а (откровенно). Если господин Кристиан станет важной персоной, будет очень хорошо.

Б о н д о к. Особенно для вас…

Р е т а. Для меня? Почему? (Соглашается.) Да, признаюсь, это было бы очень хорошо и для меня. Я убедилась бы, что человек, в которого я верила больше, чем в кого-нибудь, которого я…

Б о н д о к. Почему вы замолчали? Признайтесь, вас что-нибудь смущает?

Р е т а (пристально смотрит на него). Нет, я боюсь только, что вы меня не поймете!

Б о н д о к (с сарказмом). Об этом не беспокойтесь, ваш пафос был достаточно красноречив. Впрочем, как и ваши визиты.

Р е т а (продолжая смотреть на него, не обращая внимания на иронию). Тогда… (Решившись.) Знаете, товарищ, есть люди, которые не переносят возвышения. Других. И своего тоже. После большого успеха разлагаются, из них получается нечто отвратительное, тягостное. Существа мягкотелые, легко поддающиеся любому влиянию и совершенно лишенные способности мыслить.

Б о н д о к. Не вижу связи.

Р е т а (продолжая мысль). И что самое удивительное – некоторые из них, возвысившиеся и разложившиеся в результате сложившихся обстоятельств, позднее винят эти обстоятельства в том, что они стали такими.

Б о н д о к. О чем вы? Надеюсь, мы говорим о моем соседе?

Р е т а. Да. Когда сильно привязываешься к человеку, то хочешь видеть его большим и в обстоятельствах, где другие становятся мелкими. Но поскольку обстоятельства в счет не идут, в счет идут только люди. Обстоятельства – это то же самое, что и люди, которые их создают. Таким образом, я смогу радоваться, что высоко наверху у меня будет человек, который…

Б о н д о к. Который будет оказывать вам протекцию.

Р е т а. В которого я буду полностью верить. А вы, извините, ни в кого целиком не верите? Я убеждена, что верите, иначе вы не смогли бы жить, вы давным-давно покончили бы самоубийством.

Б о н д о к (задет за живое). Во всяком случае, я уже избавлен от легкомысленных иллюзий и фанатизма, присущих вашему возрасту.

Р е т а. Они так рано у вас затормозились?

Б о н д о к (раздражен). Возможно, уважаемая. И поэтому я борюсь, чтобы растормозить их, увеличить здесь свое жизненное пространство.

Р е т а. К чему вам его расширять, чтобы снова замкнуть?

Б о н д о к. Вижу, что вы слово в слово вызубрили лекции господина Кристиана.

Р е т а. Мне кажется, я прошла ту же школу мышления вместе с вами, товарищ директор. Но вы, вероятно, все, что вам преподали, забыли.

Слышно, как в замке поворачивается ключ.

(Встрепенулась.) Это он. Узнаю его шаги.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Входит  К р и с т и а н  с обычным выражением лица, непринужденный.

К р и с т и а н. Пришел? Вы знали, что вас считают моей соучастницей?

Р е т а (протестуя, широко раскрыв от удивления глаза). Ой, что вы, господин Кристиан!

К р и с т и а н. Нет? Ну вот, и я тоже. Только сегодня узнал. Пошли ко мне. Но что, собственно, произошло?

Р е т а. Вы должны немедленно идти со мной оформлять паспорт.

К р и с т и а н. Это еще ради чего?

Р е т а. Поедете в Данию на конгресс! Возглавите делегацию.

К р и с т и а н (невозмутимо). Да ну?

Р е т а. Вам нужно поговорить с товарищем Дамианеску.

К р и с т и а н (четко, беззлобно). С этим бездельником?

Р е т а. Может, и так. Но именно он выдвинул вашу кандидатуру.

К р и с т и а н. Это ничего не меняет в его сути. Или вы воображаете, что с сегодняшнего дня он будет казаться мне трудолюбивым?

Р е т а (радостно). Впрочем, и товарищ Гьюрицэ, с которым вы были на ножах, дал положительный отзыв…

К р и с т и а н. Почему вы такая глупая, Рета? Положительно отозвался? О чем? Вы думаете, после его положительного отзыва я стал лучше знать биологию? Или лучше играть на скрипке? Это было бы трагично.

Р е т а. Но это по меньшей мере означает, что товарищ Гьюрицэ изменил мнение о вас.

К р и с т и а н. Тоже нет. Где-то там в заоблачных высотах произошли небольшие мутации, что-то изменилось, сдвинулось с места. И ваш Гьюрицэ формально подчинился этой эволюции, оставшись при этом таким же остолопом. Теперь мне будут улыбаться и другие, возможно, даже присутствующий здесь господин Бондок сменит гнев на милость, до тех пор пока не произойдут новые изменения и сдвиги, и они их отразят, как болото отражает свет неба, который в свою очередь является результатом многочисленных физических явлений. Биология адаптации.

Р е т а. Все организмы живут согласно этим принципам, господин Кристиан.

К р и с т и а н. Безусловно. Именно поэтому не стоит волноваться. Но мне известны не только организмы, живущие на основании определенных принципов, не провозглашая их, но и немало таких, кто провозглашает принципы, не применяя их в жизни. Они даже не приспосабливают свои жизненные принципы к тем принципам, которые провозглашают. Эта разница порождает неизлечимые болезни и вызывает окончательные разрывы.

А л и н а (озабоченно). Вы так считаете, господин Кристиан?

К р и с т и а н. К счастью, да, госпожа. Меня учит этому биология. И многие другие примеры. Нельзя всю жизнь насиловать природу, не расплачиваясь за это. Нельзя до бесконечности пассивно приспосабливаться, не вырождаясь при этом. Бывает, что создается впечатление, будто ты поднялся наконец над вещами, одолел стихию, и именно тогда замечаешь, что ты спас всего лишь обломки своего существа, которые не знаешь как собрать в прежнее состояние.

Б о н д о к (встревоженный эффектом, который эти слова произвели на Алину). Какой вы сегодня мрачный, в такой день, когда вам следовало бы радоваться.

К р и с т и а н. Радоваться? Я радуюсь каждый день, господин Бондок. Я радуюсь тому, что просыпаюсь живым, что не чувствую над собой надругательства, что все оставленное мной вчера вечером ждет меня утром, потому что никто не может у меня ничего отнять, что я такой же образованный и такой же глупый, как обычно, и меня интересует все живое, вплоть до болтовни этой дурочки, Реты, которая меня развлекает, какой бы сумбурной она ни была. А вопрос с Данией – это обычная махинация, которая меня не касается.

Б о н д о к. Почему же?

К р и с т и а н. А вот почему. Я не знал, за что меня выкинули из института, так же как теперь не знаю, почему меня посылают в Данию. (Пожимает плечами, лукаво улыбается.) Вероятно, все тот же блат.

Б о н д о к. Вас посылают потому, что вам удалось убедить начальство, что вы полезны и сможете послужить там стране.

К р и с т и а н (удивленно). Я?

Б о н д о к. Вам никогда не приходило в голову, что нужно быть полезным этой стране?

К р и с т и а н. Не знаю, господин Бондок. Откровенно говоря, не знаю. В мои расчеты всегда входило жить правильно. Без слишком высокопарных мыслей. С микроскопом. С несколькими упрямыми мыслями… На самом-то деле я ведь баловень.

Р е т а. Баловень, который работает по двенадцать-четырнадцать часов в день.

К р и с т и а н. Замолчите, ящерица. Если бы мне это не нравилось, я бы столько не работал. Это только вы считаете, что мы должны мучиться и надрываться. Зачем надрываться? Там, где надрываются, не может быть удовлетворения. А там, где нет удовлетворения, там невроз. Не так ли, госпожа Алина?

Б о н д о к (поправляя его). И все же жизнь требует усилий, напряжения, господин Кристиан. Жизнь – штука тяжелая.

К р и с т и а н. Черта с два! Она тяжелая, если ты себя насилуешь. Иначе она проста и естественна. И наука проста и естественна, пока не сталкивается с господином Гьюрицэ. Там она кончается, становится проблемой. Поэтому я всегда избегал этого.

Б о н д о к (с оттенком злобы). Посмотрим, что будет теперь, когда на вас возложат ответственность…

К р и с т и а н. Я всегда за что-нибудь отвечал, господин Бондок. Я всегда чувствовал большую ответственность перед созиданием, начиная с травы и кончая летающими тарелками. Я знаю, что завтра мы можем окочуриться, взлететь на воздух вместе со всем нашим балаганом. Вполне вероятно, что так оно и произойдет. Но сегодня меня занимает стебелек травы. Как будто и я и он вечны. За каким чертом меня посылают в Данию? Может быть, для того, чтобы вселить в вас надежду, что я не вернусь и вы завладеете наконец смежной комнатой. Не надейтесь на это… Я вернусь обратно…

Р е т а. Я за вас поручилась.

К р и с т и а н. Что поделаешь, если вы такая глупая! Я и гроша ломаного не дам за ваше поручительство.

Р е т а. Чепуха. Я знаю, что вы патриот и, хотя никогда не говорите об этом, горячо любите…

К р и с т и а н. И вы пристрастились к громким фразам. (Улыбаясь.) Я румын, потому что родился им. А люблю ли я свою страну, это опять-таки вопрос начальной биологии. Я не могу не любить ее, так же как растение не может отказаться от земли, воды, света. И, пожалуйста, не делайте мне больше дешевых комплиментов, иначе вспылю. Куда мы должны с вами ехать? (Тянет ее к выходу.)

Р е т а (поспевая за ним). И не отрицайте, когда я говорю, что вы коммунист.

Оба выходят.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Бондок растерян больше чем когда-либо оттого, что является свидетелем полной переоценки ценностей. Он чувствует, что отступать некуда, что он должен идти вперед любой ценой, чтобы спасти свое собственное равновесие и равновесие Алины.

Б о н д о к. Хорошенькое дело! Эта свихнувшаяся особа ставит все с ног на голову, белое превращает в черное, потому что живет с ним. Я думаю, что теперь и ты в этом убедилась. Это возмутительно. Ты обратила внимание, что происходит у нее в голове? Он стал для нее чем-то вроде идола, потому что холодно с ней обращается и ей это нравится. Она убеждена, что служит принципам, бегая и стараясь с помощью бог знает каких махинаций сделать из своего возлюбленного великого деятеля. Возможно даже, что этого изменяющего ей супруга, если он обладает каким-то влиянием, обязали искупить несправедливость, которую он совершает по отношению к своей жене, в другом плане.

Алина смеется.

Возможно, такова подоплека всего этого дела.

А л и н а (тихо). Значит, у всего есть подоплека? А без подоплеки нельзя?

Б о н д о к. Это немыслимо, Алина. Ты живешь в идеальном мире, и тебе лучше оставаться в нем, чтобы творить прекрасное, которое нам так необходимо. Это твоя функция. (С растущим ожесточением.) Конечно, ты можешь верить в позу этого типа, которая для меня – чистейшее притворство и лицемерие. Время покажет, кто из нас прав. Пока что они выдвигают его, с тем чтобы он выдал все, на что способен, и чтобы не создавалось впечатления, будто с ним несправедливо обошлись. Я даже допускаю гипотезу, что именно этот академик, его противник, убедившись, что он долго не выдержит, подтолкнул его вперед, чтобы тот свернул себе шею. Он использовал для этого подходящий момент. Какой-то коллега с факультета или дружок, вместе с которым он шлялся по бабам, написал о нем заметку в каком-нибудь журнале, и теперь этот псих, не зная, что им маневрируют, строит из себя нового человека, после того как выбросил, словно тряпку, собственную жену и спит со своей начальницей. (Уже не сдерживаясь.) А она в свою очередь, не чувствуя никаких угрызений совести, поскольку муж ей все равно изменяет, накрутила двух-трех господ, которые увиваются за ней, не знаю уж, с какой целью, и подняла шум у какого-нибудь незначительного начальника, который уже скомпрометировал себя другими делами и которого в любом случае должны уволить. И через эту брешь проскользнул наш голубчик, достаточно ловкий, чтобы создать впечатление, будто ничем не интересуется и способен даже отказаться от соблазнительных предложений, чтобы укрепить свое положение. Что ты икаешь?

А л и н а  встает с кресла и, тихонько посмеиваясь, выходит из комнаты.

(Думая, что она в спальне, обращается к ней громче.) Конечно, тебе, возможно, и нравится его умение казаться оригинальным, но мне на моем веку довелось немало повидать и пережить, могу тебе сказать, не боясь ошибиться, что я не встречал другого такого себялюбца, двуличного человека, который, дай только ему волю, задаст всем нам работы, натворит бог знает чего. Во всяком случае, очень печально, что нас за границей будет представлять тип, который, по-видимому, плюет на ту тяжелую борьбу, что мы ведем во имя… Алина, ты меня слышишь?

Никакого ответа.

Алина, тебе плохо? (Испуган.) Алина, где ты? Алина! (Заглядывает в спальню, в ванную.) Алина! Алина! Ответь же! (Убеждается, что она ушла из дома.)

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Бондок возвращается и останавливается перед дверью в смежную комнату. Нерешительно открывает ее. Застывает на пороге. Оставляет дверь открытой. Возвращается. Усаживается в кресло. Непривычный покой охватывает его. Понемногу расслабляется. Из смежной комнаты падает на его лицо луч света и придает ему необычное выражение умиротворения и грусти. Он словно дремлет. Проходит некоторое время. Бондок не слышит, как в комнату входит  Ф л а в и у. Возможно, он умышленно не обращает внимания. Он видит его сквозь полузакрытые веки, когда тот подходит вплотную. Не здоровается. Флавиу пришел, вероятно, для того чтобы извиниться, объясниться. Вид у него решительный, серьезный. Но он быстро улавливает своим острым чутьем, что в комнате иная атмосфера, что перед ним другой человек, чем он ожидал. С его лица исчезает официальность, он говорит более интимным тоном.

Ф л а в и у. Дверь была открыта. Я ее закрыл. Простите, если я вам помешал.

Б о н д о к (не вставая, протягивает ему вялую руку, без обычной улыбки и наигранного оптимизма). Очевидно… жены… нет дома.

Ф л а в и у. Я встретил ее на улице… Она меня не заметила. Хотя я с ней поздоровался. Она шла нараспашку, как-то странно улыбаясь, без шарфа. Ее вид показался мне несколько… странным.

Б о н д о к (как в забытьи, вспоминает детство). Почему? Когда я был мальчишкой… я ходил без шарфа… босиком… было очень хорошо. Я гонял в горы волов, пригонял их домой… мы шли вместе… ночью, когда становилось совсем темно, я цеплялся за их шеи… мы пробирались сквозь кустарники, и я чувствовал на лице их дыхание. Они несли меня… согревали… их теплое дыхание проникало мне за ворот рубахи до самых подмышек, было щекотно. Но я все-таки робел, боялся нечистого.

Ф л а в и у (подыгрывая ему). И я боялся всякой чертовщины. Однажды мне гадали перед зеркалом. Горела свечка. Наплывали какие-то туманы и растворялись, становились прозрачными.

Б о н д о к. А я пропадал у реки, у заводи. Там у меня был свой омут… только я знал о нем… так мне казалось… Угри… И окуни. Я опускал руку… они бились, сверкали, как серебро. Я раздевался догола. И приходила кошка. (Размечтавшись.) Какая кошка! Ее звали Кокуца. Она ела только из моей миски, из других не нравилось.

Ф л а в и у. Мою звали Луана. Глаза у нее были круглые, как пуговицы. Когда она злилась, зрачки у нее расширялись и в них начинали играть золотые искры. Я мучил ее, для того чтобы полюбоваться ее красивыми глазами.

Б о н д о к (помрачнев). Какой-то мальчишка убил Кокуцу. Зачем? Потом они пришли и плюнули на мертвую кошку. Я и теперь знаю, где она: под одним кустом. Я отнес ее туда… мне было пять лет… я сам отслужил по ней панихиду. Отпевал ее. Мама говорила, что она может воскреснуть. Так оно и получилось. Но это была уже другая кошка. Не Кокуца. Ее звали Кива. Ее выкинули соседи. Потом мне кто-то сказал… когда мне связали первые варежки… что они из шерсти Кокуцы.

Ф л а в и у. Я терпеть не мог мертвецов. Швырял камнями в могилы на кладбище, чтобы они не вернулись. Там росла груша. Я постоянно сбивал с нее плоды. Чтобы не быть должником покойников. Я любил говорить людям: это неправда! Это неправда! Это неправда! Когда я слышал, как они говорят о своих суевериях, я приходил в бешенство и тогда чувствовал себя хорошо.

Б о н д о к. А моя мама предсказывала: ты станешь большим человеком. У тебя будет семья и просторная квартира с дорогими коврами. Однажды, когда я сидел в стоге сена, надо мной пролетел коршун.

Ф л а в и у. Я любил следить за полетом летучих мышей. Живые перепонки! Они рассекали воздух в своем слепом полете. И трепетали, трепетали, как мотыльки, как ресницы умирающего. На вас никогда не наталкивались летучие мыши?

Б о н д о к (словно пробудившись от сна). О чем вы меня спросили?

Ф л а в и у. Это вроде сверхзвуковой ракеты с веерообразным нимбом.

Б о н д о к. Что вы хотите сказать?

Ф л а в и у. Даже сам их полет создает… не знаю, как бы выразиться, – ощущение пространства.

Б о н д о к (все более трезвея). Я вас не понимаю. Скажите лучше, как поживает эта ваша кошка Луана.

Ф л а в и у. Ее чучело по-прежнему со мной. Я ничего не забываю из того, что любил.

Б о н д о к (вздрагивает). Мне кажется, здесь сквозняк. (Идет и закрывает дверь смежной комнаты. Утраченное на мгновение самообладание возвращается к нему.) Что вы не забываете?

Ф л а в и у. Целую сумму вещей. Одни из них более радужные, другие – неприятные, из которых я пытаюсь иногда создать свою личность по формуле Пифагора. (Явно готовится к защите.)

Б о н д о к. На что вы все же намекаете?

Ф л а в и у (тактично). Уважаемый господин, каждый из нас таков, какой есть, и, возможно, именно разница в тональности и составляет волнующий отблеск нашей личности.

Б о н д о к (осторожно). Конечно, может существовать какая-то разница, но все-таки в рамках общей последовательности. Таким образом… (Ждет, что скажет собеседник.)

Ф л а в и у. Таким образом, я жду, что вы мне укажете, в каких случаях я действовал не совсем последовательно.

Б о н д о к. По отношению к кому?

Ф л а в и у. По отношению к общепризнанным принципам. И возможно, по отношению к вам. Потому что мне показалось, будто бы…

Б о н д о к (настороженно). Что именно?

Ф л а в и у. Что в вашем положении произошли небольшие изменения.

Б о н д о к (вновь становится помощником генерального директора). В каком положении? Прошу вас быть точнее.

Ф л а в и у (нащупывая). Скажем, в психологическом. И во всех других областях, вытекающих из него, во всех других планах.

Б о н д о к (внимательно). У вас создалось впечатление, будто мое положение претерпело кое-какие изменения и в других планах? Я был бы вам признателен, если бы вы объяснили мне, в каких именно. Я знаю, что ваши сведения лишь в редких случаях не оправдываются. Да и то лишь во второстепенных областях. (Окончательно оправился, с обычной улыбкой.) К примеру, в области пластического искусства. Итак, мне хотелось бы услышать, что вы разузнали.

Ф л а в и у (пользуясь таким оборотом дела). Я не могу сказать, что в отношении вас у меня сложилось определенное мнение.

Б о н д о к. Но все же?

Ф л а в и у. Я основываюсь, скорее, на интуиции.

Б о н д о к. Мне кажется, вы неспроста чуть раньше намекнули на кошку, которую приходилось мучить.

Ф л а в и у (все более расходится). А я убежден, что и вы не зря рассказывали о волах, которые тащили вас на себе.

Б о н д о к (насупясь). Должен предупредить, что теперь я терпеть не могу никаких кошек.

Ф л а в и у. В то время как я по-прежнему ненавижу мертвецов. (Многозначительно.) Этим в известной мере объясняется причина, по которой я вас побеспокоил.

Б о н д о к. Следовательно, это предложение? Я должен чувствовать себя польщенным?

Ф л а в и у. Не знаю, в какой мере, настолько, насколько мои скромные познания в жизни искусства (жест нетерпения в сторону Бондока) и мои жалкие познания в области искусства жить могут быть вам полезными. (Умышленно делает паузу.)

Б о н д о к (подытоживает). Вы намерены предложить их мне. Это хороший признак. Я задам вам прямой вопрос: на каких условиях?

Ф л а в и у (уловив подходящий момент). Уважаемый товарищ Бондок, я все еще с удовольствием вспоминаю ночные полеты этих странных созданий, какими являются летучие мыши и которых славный Иоганн Штраус сделал грандиозным символом оперетты – жанра, который, к сожалению, недостаточно культивируется у нас в эти годы напряженного строительства.

Б о н д о к. Должен предупредить вас, что в шесть у меня важное заседание.

Ф л а в и у. Прекрасно. Итак, в этом плане я хочу сообщить вам, что один хорошо подготовленный молодой человек, который приходится мне кем-то вроде племянника и к которому я прекрасно отношусь, потому что он, как и мы, выходец из простонародья и у которого в то же время весьма приятная внешность…

Б о н д о к. Понятно. Этого для меня достаточно. Нам как раз нужны порядочные, энергичные люди, которые помогут исправить то, что не соответствует нынешнему направлению мысли.

Ф л а в и у. Благодарю вас. (Встает.)

Бондок провожает его.

Прежде чем уйти, я хотел бы передать уважаемой госпоже Бондок эту вырезку из алжирского журнала, где очень тепло пишут о ее творчестве. Я убежден, что это доставит ей удовольствие.

Б о н д о к (вздрогнул в середине фразы, только теперь вспомнив об уходе Алины; сжав губы). Конечно, маэстро, конечно. Это доставит ей огромное удовольствие.

Ф л а в и у  уходит.

Б о н д о к (возвращается обессиленный и останавливается, устремив взгляд в пустоту. Он остался один, опустошенный. Бормочет). Огромное удовольствие… Огромное… (Ходит один по комнате, как по пустыне, берет в руки первые попавшиеся вещи, кладет их на место, пытается понять, разобраться в своих мыслях, прийти в себя…)

З а н а в е с.