Текст книги "Современная румынская пьеса"

Автор книги: Мирча Якобан

Соавторы: Марин Сореску,Хория Ловинеску,Думитру Попеску,Лучия Деметриус,Иосиф Нагиу,Мирча Якобан,Думитру Соломон,Пауль Эверак,Титус Попович,Аурел Баранга
сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 49 страниц)

ИНТЕРМЕДИЯ

Д и о г е н  и его  о т е ц, разделенные тюремной решеткой.

О т е ц. Мальчик мой, я думаю, мы больше не увидимся. Если меня не приговорят к смерти, я окончу свои дни здесь, в тюрьме. А тебе надо уехать в другой город или в другую страну…

Д и о г е н. Не печалься, отец. Мы еще встретимся.

О т е ц. Где?

Д и о г е н. По ту сторону. Там нас и мама ждет, верно?

О т е ц (улыбаясь). Об этом я не подумал. (Серьезно.) Денег у меня нет, и дать мне тебе нечего. Впрочем, с другой стороны, все мои деньги были фальшивыми.

Д и о г е н (весело). Зачем мне деньги? Я покажу этим безумным людям, что можно прожить и без денег.

О т е ц. Показать-то ты, может, и покажешь, но не убедишь их. Люди злы. А ты беден и одинок. Они станут унижать тебя, издеваться над тобой, заставят тебя страдать до тех пор, пока ты не сделаешь или не скажешь то, что им хочется.

Д и о г е н. Быть может, не все люди такие?

О т е ц. Ты думаешь, что найдешь хоть одного человека, не похожего на остальных?

Д и о г е н. Не знаю. Буду искать.

О т е ц. Я человек простой и соображаю туго. А ты всегда был каким-то непонятным и диким. Я часто боялся за тебя. Ты очень похож на свою мать.

Д и о г е н. Я хотел бы узнать ее.

О т е ц. И я.

Д и о г е н. Разве и ты ее не знал?

О т е ц. Даже если бы она жила по сей день, не думаю, что я бы ее понял. Я и тебя не знаю. Что ты думаешь делать?

Д и о г е н. Уйду.

О т е ц. Куда?

Д и о г е н. Не знаю. Может быть, в Афины. Мне говорили, что там самое красивое небо в мире.

О т е ц. Возьми мой плащ. Он мне больше не понадобится.

Д и о г е н. Я тоже об этом подумал. Здесь нет ни дождя, ни ветра.

О т е ц. Очень жаль, что мне нечего тебе дать. Мне не удалось скопить ни гроша.

Д и о г е н. Ты подделывал деньги из любви к искусству? Был бы в этом хоть какой-нибудь прок для тебя, после того как ты всю жизнь трудился…

О т е ц. Уверен, что ты больше не возьмешься за это грязное ремесло, хотя оно и единственное, которому я тебя обучил.

Д и о г е н. Не столько грязное, сколько бесполезное. Деньги и так приносят людям зло. Зачем его умножать?

О т е ц. Чем же ты займешься? Правда, ты прочел всех философов, но, кроме этого, ничего, ни одного ремесла не знаешь.

Д и о г е н. Я буду искать человека.

О т е ц. Но на это не проживешь.

Д и о г е н. Проживу на чужие подаяния. От тех, которых я не ищу.

О т е ц. Мне жаль тебя, мальчик.

Д и о г е н. Не беспокойся, отец. Я буду первым человеком достойным жалости, со стороны которого никому жалости не будет!

О т е ц. А где ты будешь спать?

Д и о г е н. Земля и небо не принадлежат никому. Уже идет стражник. Мне надо уходить.

О т е ц (со слезами в голосе). Иди с миром, сынок!

Д и о г е н (простодушно улыбаясь). Умри с миром, отец! (Уходит.)

О т е ц. О Зевс! Помоги ему на всю жизнь остаться равнодушным!

У ХОЗЯИНА

В доме Аристодема. Х о з я и н  дремлет в кресле. Входит возбужденный  П а с и ф о н.

П а с и ф о н. Отец, ты спишь?

Аристодем открывает глаза.

Ужас что творится! Если ты не вмешаешься, ноги моей в этом подлом доме не будет!

А р и с т о д е м (спокойно, растягивая слова). Пасифон, мальчик, прежде чем обрушивать свой гнев, выяви его причину…

П а с и ф о н (перебивая). Сейчас не время…

А р и с т о д е м (продолжает, повышая голос). …иначе никто и никогда не разберется в твоем душевном состоянии. Ты рискуешь стать таким же смешным, как те, кто, прежде чем пошутить, сами смеются до упаду.

П а с и ф о н. Пока ты меня поучаешь, как себя вести, в этом злосчастном городе готовится новое преступление.

А р и с т о д е м (спокойно). Я ничего не знаю, но, если ты переведешь дыхание и упорядочишь свои мысли, я надеюсь что-нибудь узнать.

П а с и ф о н. Чтобы ты да не знал? Ведь ты же был перед тюрьмой!

А р и с т о д е м (изображая удивление). Ты имеешь в виду дело Диогена?

П а с и ф о н (возбужденно). Он необыкновенный человек. У него блестящий и смелый ум, а вы хотите приговорить его к смерти.

А р и с т о д е м (холодно). Ты знаешь, за что?

П а с и ф о н. Знаю, что его обвиняют в преступлении. Это подлая инсценировка!

А р и с т о д е м. Мы, те, кто постарше, сначала, как правило, все узнаем о деле, а потом уж высказываем свое мнение.

П а с и ф о н. Речь идет не о чьем-либо мнении, а о несправедливом обвинении человека, который умрет невиновным.

А р и с т о д е м. У тебя есть какие-нибудь доказательства, подтверждающие твои слова?

П а с и ф о н. Нет. Я знаю только, что Диоген не способен совершить преступление.

А р и с т о д е м. Ты это знаешь объективно или субъективно?

П а с и ф о н. И объективно и субъективно.

А р и с т о д е м. Хочу обратить твое внимание на то, что правосудие признает лишь объективные обстоятельства. Ты располагаешь каким-нибудь объективным доказательством, что убийца не он?

П а с и ф о н (наивно). Во-первых, у него не было никакой причины убивать друга.

А р и с т о д е м. Только боги знают, сколько убитых пали от рук друзей, братьев, отцов или сыновей…

П а с и ф о н (с тем же наивным пафосом). Во-вторых, Диоген выступает против насилия. Он никогда никого даже не ударил. Тем более он не способен убить. Я знаю его убеждения.

А р и с т о д е м. Убеждения имеют моральную ценность. Практически же важны только поступки. Филипп Македонский проповедовал мир и взаимопонимание, даже подписал с нами договоры, но, выбрав подходящий момент, напал на нашу страну.

П а с и ф о н (раздраженно). Не вижу связи.

А р и с т о д е м. Всегда надо сомневаться в словах людей.

П а с и ф о н. Хорошо, что ты сомневаешься в словах людей. Иначе невозможно жить на земле! Я испытываю отвращение к лицемерию.

А р и с т о д е м. Это не значит, что лицемерия не существует.

П а с и ф о н. Я знаю Диогена и убежден, что он не лицемер.

А р и с т о д е м. Разве твоего убеждения достаточно, чтобы спасти его от смерти?

П а с и ф о н. Потому-то я к тебе и пришел. Ты должен взять его защиту на себя. К твоему слову прислушаются!

А р и с т о д е м. Мое слово менее остро, чем нож Диогена, который был найден в теле жертвы и теперь находится в руках судей.

П а с и ф о н. Откуда они знают, что это его нож?

А р и с т о д е м. Диоген это признал.

П а с и ф о н. Он признался в преступлении?

А р и с т о д е м. Нет.

Пасифон ликует.

Но это не имеет значения.

П а с и ф о н. И тот факт, что нож его, не имеет значения. Просто убийца воспользовался им.

А р и с т о д е м. Ты бы одолжил нож убийце?

П а с и ф о н. Может, его у него украли.

А р и с т о д е м. Диоген не заявлял ни о каком воровстве.

П а с и ф о н. Позволь мне с ним поговорить. Помоги мне попасть в тюрьму, чтобы выяснить истину!

А р и с т о д е м. Что можно было выяснить, я выяснил. Ты прекрасно знаешь, что я ненавижу несправедливость.

П а с и ф о н. Ты советовал мне сомневаться в словах людей. Так уж позволь мне взять это под сомнение.

А р и с т о д е м (не выказывая обиды). Даже слова отца?

П а с и ф о н. А почему я должен больше сомневаться в словах Диогена? Я хочу к нему пойти! Если ты не выполнишь мою просьбу, я соберу молодежь, мы пойдем к тюрьме и потребуем освобождения Диогена.

А р и с т о д е м. А если его не освободят?

П а с и ф о н. Взломаем ворота и силой ворвемся внутрь.

А р и с т о д е м (улыбаясь). Ты говорил, что Диоген против насилия…

П а с и ф о н. Он против, а не я!

А р и с т о д е м. Могут быть человеческие жертвы. Разве это не преступление?

П а с и ф о н. Мы совершим его во имя свободы.

А р и с т о д е м. А разве преступления, совершенные во имя свободы, перестают быть преступлениями?

П а с и ф о н. Ясно одно: между нами огромная разница. Мы на разных берегах, Аристодем. Я сейчас же покину твой дом, и мы навсегда останемся врагами.

Аристодем хлопает в ладоши. Появляется  р а б. Аристодем делает ему знак, р а б  уходит.

А р и с т о д е м. А где ты будешь жить?

П а с и ф о н. В бочке.

А р и с т о д е м (смеясь). Не знаю, создал ли Диоген философию, но моду – бесспорно.

П а с и ф о н (сердито). Я вижу, Аристодем, тебя не беспокоит ни судьба Диогена, ни судьба собственного сына!

Входит  Д и о г е н  в новом платье.

Д и о г е н. Ты звал меня, Аристодем?

П а с и ф о н (пораженный). Диоген? Ничего не понимаю. Ты на свободе?

Д и о г е н (неопределенно улыбаясь). На свободе? Благодаря расположению и усилиям твоего отца я был освобожден из тюрьмы.

П а с и ф о н (в порыве чувств целуя руку Аристодема). Я не знал, что ты такой добрый! Прости меня! Побегу рассказать друзьям об этой новости. (Исчезает.)

Д и о г е н. Только теперь я толком осознал, Аристодем, твой поступок. Ты решил благодаря мне вернуть себе сына.

А р и с т о д е м. Это плохо?

Д и о г е н. Это разумно.

А р и с т о д е м. Признайся, Диоген, что здесь теплее, чем в могиле!

Д и о г е н. К тому же и еда и одежда… (В ярости.) Но если одежда, еда, постель подарены взамен свободы?

А р и с т о д е м. Почему взамен свободы, а не взамен смерти?

Д и о г е н (мрачно). Да… Мне нельзя забывать, что ты спас меня от смерти, мне всегда придется об этом помнить.

А р и с т о д е м. Надеюсь, это будет прекрасное воспоминание. (Встает.) Я оставлю тебя, чтобы ты освоился в моем доме. (Направляется к выходу, но тут же возвращается.) Не пытайся бежать – мои люди настороже.

Д и о г е н (вздрагивая). Иными словами, я – пленник.

А р и с т о д е м. Что за мысли! (Недовольно морщится.) Ты мне дорого обошелся. Столь же ревностно я охраняю и свое имущество. (Уходит.)

Д и о г е н. Старая лисица!

Входят  д в а  известных нам  п р и с л у ж н и к а.

(С отвращением.) Какого черта вам еще нужно?

П е р в ы й  п р и с л у ж н и к (подобострастно кланяясь). Мы в твоем распоряжении, Диоген.

В т о р о й  п р и с л у ж н и к. Нам приказано исполнять все твои желания.

Д и о г е н. У меня единственное желание: скажите, кто убил кифареда?

П е р в ы й  п р и с л у ж н и к. Об этом мы ничего не знаем.

Д и о г е н. Не знаете, не хотите сказать или вам приказано не говорить?

В т о р о й  п р и с л у ж н и к. Нам приказано подчиняться твоим приказаниям.

Д и о г е н (в ярости). Тогда я приказываю вам немедленно убираться с моих глаз!

П р и с л у ж н и к и  кланяются и, не говоря ни слова, уходят. Входит  П а с и ф о н.

П а с и ф о н. Ты и представить себе не можешь, Диоген, как я обрадовал друзей. Скоро весть о том, что Диоген на свободе, разлетится по всем Афинам. (Садится у ног сидящего в кресле Диогена.)

Д и о г е н. Я хотел бы, чтобы только один человек знал о том, что я жив.

П а с и ф о н. Та девушка…

Д и о г е н (кивая). Мы как слепые проходим мимо яркого света нашей жизни и замечаем его только тогда, когда погружаемся во тьму.

П а с и ф о н. Ты снова увидишь ее…

Д и о г е н. Неужели ты не понимаешь, что остаток жизни я проведу под крышей твоего отца? Таково условие.

П а с и ф о н. Но ведь ты не раб.

Д и о г е н. Мои оковы еще тяжелее, чем у раба. Я обязан Аристодему жизнью.

П а с и ф о н. Мой отец добр и великодушен. Ты видел…

Д и о г е н. Эх, Пасифон, до чего ты молод и наивен. (Переводя разговор на другую тему.) Чему ты хочешь у меня научиться?

П а с и ф о н. Ты прекрасно знаешь, Диоген, чему я хочу у тебя научиться: что делать, чтобы быть свободным.

Д и о г е н. Это единственное, чего я не могу тебе сказать. Может, я в чем-то жестоко просчитался. Я думал, что можно жить вне человеческого общества, свободным от него и его законов, но видишь, я оказался не слишком хорошим примером.

П а с и ф о н. Потому что ты один. Объединившись, мы осуществили бы все, чего желаем.

Д и о г е н. Объединившись, мы уже превратились бы в человеческое общество со всеми его достоинствами и недостатками. Дружище, у свободы нет ни верха, ни низа, ни правой, ни левой стороны. Она ни в ком другом не нуждается. А теперь я уверен, что она не может существовать, пока существуют страны, города, законы, армии…

П а с и ф о н. Мы их уничтожим!

Д и о г е н. Все это создано людьми. Они создадут их заново.

П а с и ф о н. Мы не позволим им этого сделать.

Д и о г е н. Каким образом?

П а с и ф о н. Силой.

Д и о г е н. Силой? Против кого вы ее примените? Против Аристодема, который тебе дал, а мне спас жизнь? Кого бы это ни коснулось, в конечном счете это коснется нас самих. То, что я задумал, нельзя осуществить, создавая пустоту вокруг себя.

П а с и ф о н. А как можно?

Д и о г е н. Это было бы осуществимо, если б пустота уже существовала вокруг.

П а с и ф о н. И мы примиримся с тем, что уже существует?

Д и о г е н. Появятся новые формы рабства, куда более сложные и скрытые. Людей будут приковывать к обществу не цепи, а тонкие, прочные, почти невидимые шелковые нити.

П а с и ф о н. Неужели все это говорит философ Диоген?

Д и о г е н. Да, философ. Потому что человек умер в бочке и воскрес во дворце.

П а с и ф о н. Ты отрекаешься от идеи свободы?

Д и о г е н. Идея свободы представляется мне теперь иначе.

П а с и ф о н. Иначе?

Д и о г е н. В любви.

П а с и ф о н. Ты будешь любить то, что до сего дня ненавидел?

Д и о г е н. Я буду любить то, чего я до сего дня не любил, не умел или не мог любить или даже не хотел… Я буду любить людей, хотя они этого не заслуживают.

П а с и ф о н. Всех?

Д и о г е н. Если я люблю море, ведь я люблю и тварей, кишащих в нем?

П а с и ф о н. Но будем ли мы свободны, полюбив их?

Д и о г е н. Не знаю. Для этого должны бы исчезнуть ненависть и презрение, гордость и зависть, страх и высокомерие.

П а с и ф о н (глубоко удивленный). Знаешь, Диоген, если бы все это исчезло, как по воле богов, думаешь, в одно прекрасное утро мы проснулись бы очищенными от всех грязных чувств, способными лишь любить и быть любимыми?

Д и о г е н (хохочет). Ты сказал, в одно прекрасное утро? Быть может, это и будет что-то вроде утра, если солнце по-прежнему будет совершать свой путь. Но это произойдет через тысячу, две или десять тысяч лет, когда люди пресытятся войнами и поймут, что нельзя быть свободными ни оставаясь рабами, ни будучи хозяевами, когда они обнаружат, что проще разделить свое имущество, чем вырывать его друг у друга, что один миг любви стоит больше года сражений.

П а с и ф о н. Что с тобой произошло? Еще вчера ты говорил совсем другое.

Д и о г е н. От вчера до сегодня я шел рука об руку с любовью и со смертью.

П а с и ф о н. И теперь ты думаешь иначе.

Д и о г е н. Философия – это поиск. Теперь я ищу по-иному.

Входит  А р и с т о д е м.

А р и с т о д е м. Похоже, вы хорошо понимаете друг друга.

П а с и ф о н. Напротив, мы совсем не понимаем друг друга.

А р и с т о д е м. Я рад, что Диоген стал мудрее.

П а с и ф о н (поворачиваясь к отцу). Откуда ты знаешь?

А р и с т о д е м. Раз ты сказал, что вы друг друга не понимаете, я сделал вывод, что философия Диогена больше не отвечает твоим опасным идеям. (Улыбается.) Я совершил великолепную сделку, выкупив Диогена у палача. Не грусти, мальчик, в конце концов вы поймете друг друга.

П а с и ф о н. Почему ты так думаешь?

А р и с т о д е м. Я глубоко верю в обаяние и силу убеждения Диогена… (закрывает глаза, словно смакуя слова) независимо от идей, которые он проповедует. Тем более если эти идеи коренным образом изменились в лучшую сторону.

Д и о г е н (лукаво). Могу я воспользоваться тем обаянием и той силой убеждения, которую вы мне приписываете?

Аристодем утвердительно кивает.

В таком случае чтобы и духу здесь не было этих двух гнусных рож!

А р и с т о д е м. Я полагал, тебе приятно будет повелевать этими ничтожными рабами.

Д и о г е н. У меня есть подозрение, что кифареда убили они.

А р и с т о д е м. Подозрение умного человека для меня – доказательство. Ты их больше не увидишь… (колеблется) или увидишь только раз. (Уходит.)

П а с и ф о н. Это гнусные животные, воры и убийцы. Аристодем вытащил их из тюрьмы. Он заплатил много денег, чтобы они ему служили.

Д и о г е н (улыбаясь). Так же как и я.

П а с и ф о н. Ты не убийца. Их он заставляет обделывать самые грязные делишки.

Д и о г е н. Например, преследовать меня по городу и гнать отовсюду.

П а с и ф о н. И знаешь, они делали это с радостью, они озлоблены, ничего не любят, убьют и глазом не моргнут. (С горечью.) И таких людей ты хочешь направить на путь любви? С такими людьми ты собираешься достичь свободы?

Д и о г е н (не слушая Пасифона, взволнованный одной мыслью). Как ты думаешь, могли бы они убить кифареда?

П а с и ф о н. Несомненно.

Д и о г е н. За что?

П а с и ф о н. А им и повода не нужно. Они по натуре преступны.

Д и о г е н (взволнованно). У меня к тебе просьба, дружище. Беги и передай отцу, что я хочу ему кое-что сообщить. Сейчас же! Немедленно! Поспеши! Возможно, уже слишком поздно.

П а с и ф о н  уходит, недоуменно пожимая плечами. Диоген, погруженный в свои мысли, как обычно в подобных ситуациях, яростно чешет бороду. Он возбужденно мечется по комнате, хочет уйти, затем останавливается и нерешительно возвращается. Наконец появляются  А р и с т о д е м  и  П а с и ф о н.

Что произошло, Аристодем? Почему ты молчишь?

А р и с т о д е м (легонько подталкивая Диогена к окну). Смотри!

Д и о г е н (секунду смотрит, затем хрипло). За что?

П а с и ф о н. Убийцы должны быть убиты.

Д и о г е н. Без суда?

А р и с т о д е м. Они принадлежали мне. Я спас их от виселицы, я их и повесил.

Д и о г е н. Что это за закон такой?

П а с и ф о н. Самый справедливый: смерть за смерть.

Д и о г е н (каким-то вдруг старческим голосом). А если не они его убили?

П а с и ф о н. За все то, что сделали эти мерзавцы, их следовало бы повесить, и не раз.

Д и о г е н (терзаемый муками совести). А если не они его убили?

П а с и ф о н (убежденно). Его убили они! Диоген, ты свободен от обвинения.

А р и с т о д е м (Пасифону, с лукавой улыбкой). И что это взбрело тебе в голову, сынок? Я повесил их потому, что поймал в тот момент, когда они пытались украсть мое золотое кольцо. Вот это! (Показывает его.) Неужели ты воображаешь, что я стал бы кого-то наказывать на основании одного лишь подозрения…

Пасифон и Диоген ошеломленно смотрят на него.

ПОБЕГ

Прошло несколько лет с тех пор, как Диоген поселился в доме Аристодема. Сам хозяин постарел, но еще достаточно красив; это человек, знающий, как поддерживать тело и дух. Диоген и Пасифон возмужали.

А р и с т о д е м  и  П а с и ф о н  беседуют как два старых приятеля.

А р и с т о д е м. Значит, и старик Ксениад ушел от нас…

П а с и ф о н. Не такой уж он был старый.

А р и с т о д е м (с ужасом или с суеверием стареющего человека). О, намного старше меня. К тому же он был болен, бедняга.

П а с и ф о н (не понимая слабой и тщетной самозащиты отца). Он был на два-три года старше тебя. Болен? С чего ты взял? Он держался до последнего мгновения.

А р и с т о д е м (как бы сам с собой). Ты говоришь глупости, дружок. (Поднимается с кресла, тяжело вздыхает.)

П а с и ф о н (с беспокойством). Отец, у тебя что-нибудь болит?

А р и с т о д е м. Я же приказал этим тупицам положить в кресло подушку! Пока я сидел в нем, у меня мозоли на заднице образовались.

П а с и ф о н. Ты никогда не жаловался. Да к тому же ты терпеть не можешь подушек?!

А р и с т о д е м (тем же тоном). Я им все время твердил, но меня в этом доме никто не слушает. (Собирается уйти.) Как ты полагаешь, не слишком ли обременительной стала для меня в последнее время должность архонта?

П а с и ф о н. Не понимаю.

А р и с т о д е м. Я имею в виду, что пора и мне отдохнуть и продолжить свои заметки об афинских законах.

П а с и ф о н. Ты хочешь отказаться от должности?

А р и с т о д е м. Я отказался бы от нее без сожаления, но кто же снимет с моих плеч это бремя?

П а с и ф о н. Если не найдется никого более достойного, я могу ее занять.

А р и с т о д е м (с удовлетворением). Я думал, ты испытываешь отвращение к официальным должностям.

П а с и ф о н. В общем-то да. Но чем ей переходить в руки какого-нибудь тупицы…

А р и с т о д е м. Твое решение меня радует, Пасифон. Оно свидетельствует о серьезности и мудрости.

Входит  Д и о г е н.

Посоветуйся с ним. Если Диоген тебя поддержит, значит, это решение ниспослано тебе свыше. (Выходит, держась прямо, несмотря на свой возраст.)

П а с и ф о н. Ты слышал мой разговор со стариком?

Д и о г е н. У меня нет привычки прислушиваться к разговорам моих хозяев.

П а с и ф о н. Перестань шутить! Ты же знаешь, что мы твои друзья, а не хозяева. Если тебе что-нибудь не поправится, скажи мне. Я хочу, чтобы ты чувствовал себя в этом доме как мой родной брат.

Д и о г е н. Если бы мне и могло что-то не понравиться, так это чрезмерное внимание, которое мне здесь уделяют, и чрезмерная любовь, которой меня окружаешь ты и твой отец. И все же я здесь чужой…

П а с и ф о н. Ты не чужой. Ты самый близкий для нас человек. А если наши доказательства любви и дружбы были недостаточно красноречивыми, это не делает нам чести. Значит, мы не способны оценить тебя по заслугам.

Д и о г е н. Что толку в этих сомнениях, Пасифон. Никогда и нигде я не пользовался таким уважением, как в вашем доме. Мне остается только быть вам признательным на всю жизнь. Да и самой жизнью я обязан Аристодему.

П а с и ф о н. Ты уже давно расплатился за то, что для тебя сделал мой отец. А теперь мы должны быть тебе признательными. И если я теперь такой, какой я есть, если я стал умнее, чем прежде, то лишь благодаря тебе.

Д и о г е н (давясь от смеха). Что за бес в нас вселился и мы обмениваемся лишь любезностями? Мы что, мирный договор заключаем?

П а с и ф о н (тоже развеселившись). Мы стоим перед необходимостью принять решение, но я не хотел бы этого делать без твоего совета.

Д и о г е н. Ты женишься?

П а с и ф о н. Я подумываю о том, чтобы заменить отца в должности архонта.

Д и о г е н (вздрагивая). Ты?

П а с и ф о н. Если ты считаешь, что я не подхожу для этого, скажи. Я с радостью откажусь, зная, что Диоген против подобного решения.

Д и о г е н (с легкой тенью грусти в глазах). Напротив, Пасифон, я считаю тебя самым подходящим, самым достойным для этой должности. Ум, чувство справедливости, любовь к правде, честность, смелость, стремление к свободе – качества, редко встречающиеся в одном человеке. У тебя всего этого в избытке.

П а с и ф о н. Похоже, ты все-таки не рад моему решению.

Д и о г е н. Я рад, но в какой-то степени это меня вроде бы и печалит. Трудно тебе объяснить.

П а с и ф о н. Диоген, если ты думаешь, что в моем намерении есть капля дурного, прошу тебя – разочаруй меня, разбуди, ударь, разбей мне морду, не позволяй мне, как идиоту, сделать шаг, о котором я позднее смог бы сказать: лучше б я тогда сломал ногу.

Д и о г е н. Речь идет не о чем-либо дурном. Просто я почувствовал… как бы тебе сказать… что и ты и я… немного постарели…

П а с и ф о н (хватает его и трясет). Почему ты не скажешь прямо, что я не гожусь для этой должности?

Д и о г е н (спокойно). То-то и печально, что годишься. Видишь ли, до сих пор я никогда не думал, что когда-нибудь настанет и такой момент… что ты и я окажемся подходящими людьми, чтобы что-то сделать…

П а с и ф о н (не выпуская его из своих рук). Ты думаешь, что в этом случае мне придется поступиться своими убеждениями?

Д и о г е н. Ты ими не поступишься, ты используешь их на своем посту.

П а с и ф о н. Это плохо?

Молчание.

Скажи!

Д и о г е н. Для дела хорошо, для тебя – не знаю. (Отводит его руки.)

П а с и ф о н. Не верю, что ты не знаешь! Почему ты неискренен со мной?

Д и о г е н. Видишь ли… когда заставляешь идею служить кому-то или чему-то, сама идея больше не принадлежит тебе, она что-то утрачивает, быть может, самую суть свою, смысл своего существования. Идея больше не имеет ничего общего с тобой, она становится похожей на того человека или на ту должность, которой она служит.

П а с и ф о н. Ты внушал мне, что идеи нельзя хранить в самом себе, для своей души и своего ума, что они должны принадлежать людям, приносить им пользу. Идеи должны проливаться, подобно дождю, и оплодотворять землю.

Д и о г е н. Да, я внушал тебе это.

П а с и ф о н. Так я и буду поступать. Это так и будет.

Д и о г е н. Ну, тогда хорошо.

П а с и ф о н. Ты меня обманываешь, дружище. Ты чувствуешь или знаешь, что это плохо.

Д и о г е н (мучаясь). Не знаю, поверь мне. А то, что я чувствую, может быть обманчивым.

П а с и ф о н. Я догадываюсь, что ты чувствуешь… Боишься, что я изменюсь, что, будучи на месте отца, стану похожим на него. Ты забываешь, что сам человек красит место!

Д и о г е н (дружески ударяет его кулаком в живот). Давай-ка лучше продолжим вчерашний разговор о музыке.

П а с и ф о н (с горечью). Стало быть, ты не согласен.

Д и о г е н. Стало быть, я полностью согласен.

П а с и ф о н. Я не разочарую тебя, Диоген, обещаю.

Д и о г е н. Я в этом убежден, Пасифон.

П а с и ф о н (обнимая Диогена). Пойду и скажу Аристодему, что его власти пришел конец. Мы, Диоген, будем править Афинами, подготовим завтрашнюю свободу, составим другие законы, станем жить в мире со всеми странами, освободим рабов, заставим людей учиться у философов тому, как надо жить, думать, чувствовать. Да здравствует Диоген! (Убегает.)

Диоген долго смотрит ему вслед, затем хлопает в ладоши. Появляется  р а б.

Р а б. Приказывай, Диоген!

Д и о г е н. Плащ, посох и суму! Скорее! Старый плащ!

Р а б  уходит и возвращается со старым плащом Диогена, подаренным ему отцом, с сумой и посохом.

(Надевает плащ.) Скажи Пасифону, что его первый декрет в должности архонта был выполнен. (Перевешивает суму через плечо, берет посох и уходит.)

Раб застывает на месте, ничего не понимая. Появляются  А р и с т о д е м  и  П а с и ф о н.

А р и с т о д е м. Я рад, что Диоген одобрил твое решение. Это лучшее свидетельство твоего благоразумия.

П а с и ф о н. Он согласился без особой радости, но зато от всей души.

А р и с т о д е м (рабу). Позови Диогена! Я хочу разделить с ним радость. И принеси вина!

Р а б (Пасифону). Хозяин, Диоген приказал передать тебе: первый твой декрет в должности архонта выполнен.

П а с и ф о н (удивленно). Какой декрет? Опять Диоген шутит… Позови моего друга и принеси вина, как тебе приказано.

Р а б. Диоген приказал мне принести старый плащ, суму и посох.

А р и с т о д е м. Хорошо, хорошо… Позови его!

Р а б. Он ушел.

А р и с т о д е м (шокированный). Как?! Немедленно отправляйся и приведи его. Скажи, что я его прошу… Нет, я приказываю ему вернуться!

Раб направляется к выходу.

П а с и ф о н. Стой!

Раб останавливается.

Оставьте его в покое!

А р и с т о д е м. Не забывай, сынок, что Диоген принадлежит нам, что он связан с нами на всю жизнь.

П а с и ф о н (с грустью). Отец, не может быть, чтоб ты не понял, почему ушел Диоген… Я же начинаю понимать. Все эти годы, пока он жил у нас, он лелеял одну мечту: стать свободным. А теперь он считает, что может быть свободным.

А р и с т о д е м. Но я относился к нему, как к родному сыну. Ты был ему братом. У него все было: дом, одежда, еда, тепло, дружба, любовь…

П а с и ф о н. Все, кроме одного – свободы.

А р и с т о д е м. Он был свободен. Он мог делать все что угодно. Я даже не приставил к нему стражи.

П а с и ф о н. Ты не понимаешь, отец. Диоген хотел другой свободы.

А р и с т о д е м. Ты пожалеешь, если не позовешь его обратно.

П а с и ф о н. Если Диоген решил уйти, значит, для него так лучше.

А р и с т о д е м. Он же твой друг. Нельзя было позволить ему уйти как раз в тот момент, когда ты нуждаешься в его советах.

П а с и ф о н. Мне самому лучше знать, что надо делать. Если я не смогу делать все сам, без Диогена, значит, я не гожусь для того дела, которое ты мне доверил. Возможно, и он это понял.

А р и с т о д е м. Пасифон, прислушайся к совету старика: позови Диогена обратно.

П а с и ф о н (непреклонно). Отец, не думай, что я не прислушиваюсь к твоим советам. Но что касается Диогена, я лучше знаю, что надо делать.

А р и с т о д е м. Не забывай, что я могу и приказать.

П а с и ф о н. Не забывай, что с сегодняшнего дня приказываю я.

Оба смотрят друг другу в глаза открыто, без ненависти, с полным пониманием. Но между ними как бы блуждает странная тень. Тень Диогена.