Текст книги "Современная румынская пьеса"

Автор книги: Мирча Якобан

Соавторы: Марин Сореску,Хория Ловинеску,Думитру Попеску,Лучия Деметриус,Иосиф Нагиу,Мирча Якобан,Думитру Соломон,Пауль Эверак,Титус Попович,Аурел Баранга
сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 49 страниц)

Иосиф Нагиу
ВСЕГО ЗА ОДИН ВЕЧЕР {118}
Пьеса в трех действиях

Перевод М. Малобродской

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

(в порядке появления на сцене)

Марку Онофрей, 55 лет. Поседевший мужчина, выглядит старше; тип скромного, добродушного ученого, который провел жизнь в провинции и ни к чему другому не стремился. Спокойный, порой рассеянный.

Лия, 22—23 года. Журналистка, приехавшая из Бухареста за материалом для репортажа.

Петре Онофрей, 24 года. Сын Марку.

Оана Онофрей, 50 лет. Добродушная, благовоспитанная, во многом похожа на Марку, как обычно бывает после долгой совместной жизни.

Мелания Онофрей, 20—22 года. Дочь Марку.

Сосед, чья внешность и возраст не имеют значения.

Джеордже Онига, 55—56 лет. Производит впечатление крепкого мужчины в расцвете сил. По-видимому, привык властвовать, подвержен резкой смене настроений.

Шофер, 45—50 лет.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Большая гостиная в провинциальном доме, с множеством дверей. Внутренняя лестница, на площадке которой две двери ведут в комнаты детей. На столике, поставленном вплотную к стене у входа, нераспечатанная почтовая посылка. Л и я  сидит в кресле, держа стакан. М а р к у, несмотря на ее протестующий жест, наливает ей пиво из бутылки. Оба молчат. Марку время от времени подходит к окну и вглядывается в вечернюю темноту. Доносящиеся порывы ветра и шелест листвы говорят о том, что за огромным окном – старинный сад, какие бывают в провинции.

Слышится скрип калитки, раздаются приближающиеся шаги на веранде, за окнами кто-то поворачивает выключатель. Резкий свет выхватывает из темноты контуры громоздких старых деревьев, плетеное кресло. Едва различимый силуэт скрывается в соседнем доме, лицо Марку сводит странная гримаса. Успокоившись, он снова принимается ходить.

М а р к у. Который час? (Ходит по комнате, потом торопливо.) Я некоторым образом всегда зависел от времени. И так всю жизнь – то острая нехватка времени, то ожидание. Моя профессия ученого, исследователя требовала быстрейших результатов, что характерно для нашей эпохи повышенных скоростей; мое же прошлое, мои воспоминания о борьбе и подполье – все это связано с ожиданием. В окопах, где я охранял тайный склад оружия, и в подпольной организации, когда готовили восстание… А сейчас я снова жду – жду своего друга Онигу, которого не видел – опять время! – лет десять, если не ошибаюсь…

Из комнаты Мелании доносятся звуки скрипки.

Л и я (глядит вверх и прислушивается). Кто там играет?

М а р к у. Моя дочь, Мелания. Учится в консерватории. Нынешняя молодежь все больше тяготеет к искусству. Повсюду встречаешь художников, актеров, поэтов и прочих «мастеров абстрактного», если можно так выразиться. И это значит, что жизнь становится лучше. Даже если некоторые из этих молодых строят из себя непонятых гениев.

Л и я. А какими они были в ваше время?

М а р к у. Во времена моей молодости? Тогда воевали в окопах.

Лия подносит руку к чемоданчику, хочет включить магнитофон.

Нет, нет… Что вы делаете? Я же вас просил. Я еще не готов к интервью. Знаю, вы за этим приехали из Бухареста, но, видите ли, я очень эмоционален, эта аппаратура внушает мне страх. Подождем немного, хорошо? Пока приедет Онига… Может быть, его присутствие меня успокоит. (Его осеняет мысль.) Знаете что? Лучше вам сделать репортаж о нас обоих. Обо мне и об Ониге.

Л и я. У меня определенное задание: взять интервью у ученого, у выдающегося исследователя в области сельского хозяйства Марку Онофрея.

М а р к у. Что плохого, если вы возьмете еще одно интервью у строителя? Никак не пойму… Вместо одного интервью вы привезете два, получится перевыполнение плана.

Слышится шум автомобиля.

(Устремляется к окну и возвращается разочарованный.) Представьте себе, я волнуюсь, как ребенок. До чего же смешно! Еще пива?

Л и я. Нет, спасибо, я уже много выпила.

М а р к у (наливает ей). Подождем… Я вам уже говорил, что во время войны я охранял склад в горах. На протяжении многих месяцев Онига был моей единственной связью с внешним миром… Там я научился ждать.

Л и я (показывает на посылку у двери). А это что?

М а р к у. Понятия не имею. Как ни странно, я не знаю. Адрес на посылке – наш, но никакой фамилии не указано; вот я и не стал ее вскрывать, подумал, что кто-нибудь решил разыграть меня. Друг, которого я жду, – человек известный, но он любил иногда пошутить. В молодости по крайней мере у него была такая привычка. Раньше послать какой-нибудь сюрприз, чтобы напугать. Вы знаете сказку про змея, который возвещал о своем приходе, бросая раньше палицу?

Л и я. Раньше чего?

М а р к у (удивленно). Раньше чего? Сам не знаю! Помню, что палица ударялась о ворота не то крепости, не то замка… (Пауза.) О складе в горах было известно только мне и Ониге, одному товарищу из Центра – его имени я не знал – и еще генералу, который умер от того, что натер ногу сапогом; он любил сапоги из тонкой кожи, начищенные до блеска, и из-за этого умер – натер ногу, и там, в горах, дело дошло до гангрены, он и скончался. Таким образом остались мы с Онигой да еще тот товарищ, имени которого я не знал и, как ни странно, до сих пор не знаю!.. (Отпивает из стакана глоток, затем с удивлением.) Это не пиво!

Л и я (пробует). Действительно… Не пиво!

М а р к у (рассматривая пивную бутылку). Правда ведь? Что же это? (Пробует снова.) Это – ром… (Удивленно.) Каким образом в пивной бутылке оказался ром?

Л и я. Это не ром, а «Рон…», «Рон Кейни», поверьте уж мне. Его полагается пить гораздо меньшими дозами.

М а р к у (отводит стакан от рта). Да?.. «Рон Кейни»!

Л и я. А ваши дети? Где они учатся?

М а р к у. Петре – на юридическом… а теперь… он злится. Не спрашивайте почему. Я могу только предположить, что его выводит из себя визит Ониги. О Мелании я вам уже говорил. Скоро поедет за границу. Ее пригласили на фестиваль камерной музыки в Зальцбург… Нет… нет… В Эдинбург… постойте, что-то в этом роде… или Мариенбад.

Л и я. В Мариеибаде – кинофестиваль.

М а р к у. Правда? Может быть, Рошфор? (Присвистывает, ставит стакан на стол.) Действительно, это довольно-таки крепкий напиток. А вы еще хотите взять у меня интервью… Почему именно у меня? Нет ли здесь ошибки? Я живу как все…

Л и я. Ошибки у нас бывают, но в данном случае все верно… Вам что, так трудно признать, что вы незаурядная личность?

М а р к у. Ах вот вы как… Все дело в том, что я не очень-то люблю о себе говорить… Разве это проявление неучтивости?..

Л и я. Нет, скорее всего – скромности…

М а р к у. Петре утверждает, что это хуже чем скромность… Мой сын считает, что из-за этой черты характера моя жизнь не удалась… Что я мог бы достичь гораздо большего, если б повседневно заботился о самоутверждении. Вы меня понимаете? Но я никогда не стремился к чему-либо особенному, хотел быть лишь тем, кем являюсь: скромным ученым, приносящим пользу окружающим. Впрочем, вряд ли я мог бы стать кем-нибудь еще… Зачастую моя голова уподобляется счетной машине, там жужжат цифры, формулы… Даже здороваться забываю… (Смеется.) Вот Онига, тот совсем другой, но, как ни странно, его манера поведения тоже не устраивает Петре… Онига в некотором роде – полная противоположность моей «отрешенности», и тем не менее там, в окопах, мы прекрасно ладили, великолепно дополняли друг друга. (Пауза.) В газетах много писали о нашем подвиге в горах!.. (Пауза.) Я собирал все газеты и хранил, вероятно потому, что был молод и гордился этим подвигом. (Пауза.) Собирал я, может быть, еще и потому, что Онига после той аварии находился в больнице, а я ждал, пока он поправится, чтобы вместе заняться каким-нибудь делом. Я вам говорил, что Онига попал в авиационную катастрофу? Итак, я покупал по два экземпляра каждого номера, чтобы дать Ониге комплект, когда он выпишется из больницы. Он выписался, но не успел ко мне заехать, его срочно направили на какую-то далекую стройку… Он слал мне письма, извинялся, утверждал, что приедет и мы долго не будем расставаться.

Пауза.

Л и я. Налейте мне, пожалуйста, еще немного.

М а р к у. Пейте на здоровье, представьте, что вас обслуживает бармен в буфете телецентра. (Пауза.) Вы говорили, что пишете и комментарии к фильмам. Над каким фильмом вы работали перед приездом сюда?

Л и я. Над фильмом о сталактитах… и сталагмитах. О терпении. Идея комментария – сходство людей со сталактитами и сталагмитами. Глупый комментарий! (Какое-то время прислушивается к упражнениям Мелании.) А если он не приедет?

М а р к у (удивленно). Онига?!

Л и я. Как бы там ни было, я должна вернуться двенадцатичасовым ночным поездом. Можно отсюда позвонить в Бухарест?

М а р к у. Конечно. Вот телефон. (Ведет ее в соседнюю комнату.)

Их силуэты видны сквозь старинную стеклянную стену, отделяющую гостиную от столовой. Улыбаясь, М а р к у  возвращается со стопкой газет. Медленно, как зачарованный листает их, его взгляд выражает радость. Вдруг появляется  П е т р е, будто он все время находился на сцене. Не вынимая рук из карманов кожаной куртки, молча смотрит на отца. У него вид раздосадованного человека, который неоднократно присутствовал при этой сцене, сам ее не одобряет, но ничего поделать не может. Марку поднимает глаза и видит его. Чуть улыбаясь, продолжает заниматься газетами. Берет несколько из них, хочет показать сыну, затем нетвердой рукой кладет на место и начинает снова их перебирать. Просматривает. Его взгляд выражает множество чувств: укор, страх, усталость, нежность, одержимость, гордость, любовь, стыд… Оба молчат. Из соседней комнаты тихо, монотонно доносится голос Лии. П е т р е, взглянув в комнату, где виден силуэт Лии, исчезает так же незаметно, как появился. М а р к у  уходит. Раздается звонок. Входит  О а н а, нагруженная покупками.

О а н а. В этом доме некому дверь открыть. (Смотрит вверх, прислушивается к упражнениям Мелании.)

Л и я (появляясь из соседней комнаты). Разрешите вам помочь?

О а н а (с симпатией). Милая моя, разрешать-то разрешаю, да что толку? Все пакеты неразрывно связаны между собой. Иначе я не смогла бы их дотащить до дому. Лучше пройдите в ванную и приведите в порядок ресницы. Тушь стерлась. (Присвистывает от удивления при виде бутылок.)

В дверях появляется  М а р к у, покашливает. Л и я  направляется в ванную.

(Выкладывает покупки.) Надо надеяться, я не зря закупила весь рынок.

М а р к у. Ониге всегда нравилось, как ты стряпаешь.

О а н а. С тех пор прошло немало времени. Да и у него прибавилось… (Воздерживается от язвительного слова.) Я хочу сказать, он прибавил в весе, и в должности его повысили. Постарел. А с возрастом люди становятся привередливыми.

М а р к у. Но он же мой ровесник. И ты прекрасно знаешь, что я никогда не был привередливым.

О а н а. Ты ешь все, что тебе подадут, потому, что ты молод и останешься молодым до последнего вздоха. И знаешь почему? Ты просто-напросто не успеваешь стареть… Ты так занят, настолько поглощен своей работой, что забываешь о самом главном. (Смеется.) Интервью готово?

М а р к у. Я отложил беседу до приезда Ониги. Может быть, девушка возьмет интервью у нас обоих. (Довольно посмеивается.) Правда, это хорошая и полезная идея? Два старых товарища по оружию!..

О а н а. А она согласна?

М а р к у. Она еще не знает… Думает, что я в плохой форме и поэтому откладываю интервью. (Смеется.)

О а н а. Отодвинь, пожалуйста, пиво.

М а р к у. «Рон»… Я отодвину, но это «Рон»… если бутылке можно присвоить название ее содержимого.

О а н а. Где Петре?

М а р к у (с легким отчаянием в голосе). Не понимаю, что с ним творится. Как только он узнал, что приезжает Онига, перестал со мной разговаривать. Не выходит из своей комнаты.

О а н а. Ты с ним поругался…

М а р к у. Вовсе нет… Он просто злится. Вот недавно он неожиданно явился сюда, я в это время просматривал газеты. Когда я поднял глаза, то увидел его взгляд. В нем была ирония. Не знаю, чем ему мешают мои газеты. По-моему, его раздражает, что я сохраняю их, листаю иногда. (Чуть улыбается.) Он говорит, что я листаю свое прошлое. Допустим, это так… Но я не пойму, почему он злится за то, что я люблю свое прошлое, дорожу своими воспоминаниями…

О а н а. Не против твоего прошлого он настроен… Он относится к нему с уважением, но опасается, как бы ты не превратил это прошлое в миф…

М а р к у (удивленно). Как бы я не превратил в миф то, что являлось для меня всем?.. Да у меня на это и времени не хватило бы. (Пауза.) Значит, потому он…

О а н а. Вероятно, потому… Когда он перестанет этого опасаться, думаю, что и твои газеты не будут ему мешать.

М а р к у. Он стоял и глядел на меня, как на маньяка. Затем внезапно исчез, так же, как появился.

Пауза.

О а н а (закончившая наконец сортировку покупок). А ты здесь пил и морочил голову девушке сказками про войну.

Марку делает странный жест.

(Смягчает тон.) Которые рассказывают детям на сон грядущий. Это ты умеешь.

Мгновение они смотрят друг на друга не двигаясь, улыбаясь каким-то воспоминаниям. Из ванной комнаты приходит  Л и я.

М а р к у (хватает кипу газет, чтобы унести в соседнюю комнату, проходя). Там, в горах, было очень холодно. И вьюга. Ясные дни выпадали крайне редко. Но зато ударял такой мороз, что нельзя было отделить одну банку консервов от другой даже штыком. В сильные морозы мы тесно прижимались друг к другу, чтобы согреться. (Выходит.)

О а н а (улыбаясь). Он такой же человек, как мы все. Но у него слишком много воспоминаний. Впрочем, у кого их нет! Я тоже, помню, в те годы все ждала весточки от него; я тогда была беременна Меланией; изредка спускался с гор Онига и сообщал мне, что Марку здоров. (Берет несколько пакетов и направляется на кухню.) Я должна приготовить что-нибудь поесть, Онига может явиться с минуты на минуту. А поездка возбуждает аппетит… (Выходит.)

Почти тотчас же в дверях появляется  М а р к у, подходит к Лии. Он несколько смущен.

М а р к у. Жена считает, что мы затеяли слишком большую суету, чтобы принять Онигу. Но разве это не естественно? Чего стоит дружба, если мы не в состоянии пойти на жертвы во имя ее? (Спокойно.) У вас есть друзья?

Л и я (уклончиво). Не знаю… Иногда есть, иногда…

М а р к у. Не понимаю!.. Друг – либо он у вас есть, либо его нет!

Л и я (коротко). Тогда – нет.

М а р к у. Это печально, не иметь друга.

Л и я. Я предпочитаю печаль другому чувству.

М а р к у. Какому?

Л и я. Чувству привязанности… Налагающему всевозможные обязанности.

М а р к у. А я люблю быть привязанным к кому-нибудь. И не считаю это обязанностью. Даже если, как вы хотели сказать, в подобной ситуации не может не возникнуть ощущения собственной зависимости.

Л и я. Я вижу, вы меня прекрасно поняли.

М а р к у. Понять-то я понял, но вы не правы. Мы живем среди людей, и никуда от этого не деться. Без друзей мы можем оказаться оторванными от всего… одинокими.

Л и я. А так вы чувствуете себя менее оторванным?

М а р к у. Ведь остается возможность диалога, не так ли?.. Убеждение, что ты все же не одинок…

Л и я. И вы не боитесь?

Пауза.

М а р к у. Бояться?.. Чего?

Л и я. Что вас могут предать.

М а р к у (глубоко вздыхает). Вы еще молоды, не можете понять, что иметь друга – это привилегия. Мы живем в преходящем мире и не можем себе позволить отречься от самого главного. Очень важно, когда есть человек, о котором думаешь, которому при случае придешь на помощь. Чтобы этот человек понял тебя, если ты чем-то недоволен или совершил ошибку.

Л и я. А почему надо совершать ошибки?

М а р к у. То у тебя неприятности, то тебе нездоровится… А еще можно ошибиться как раз тогда, когда надо на чем-то сосредоточиться, а ты думаешь…

Л и я. О своем друге.

М а р к у. Право же, вы шутите? Пауза.

Л и я. Да, я пошутила. (Ходит по комнате, заглядывает за ширму.) А здесь что?

М а р к у. Выход в сад.

Л и я (удивленно). У вас и сад есть?

М а р к у. Теперь он не наш. Сосед его отсудил. Вот мы и поставили ширму перед дверью в сад, чтобы его не видеть. Правда, мы сентиментальные провинциалы?

Г о л о с  Л и и (из-за ширмы). У вас и шезлонг есть. (По-видимому, она села.) Он удобный. (Пауза. Громче, чтобы было слышно.) Правда, что товарищ Онига повредил ногу во время аварии?

М а р к у. Я вам не рассказывал, как это случилось? (Громче, так как не видит Лию.) Мы вместе ждали самолета. Онига должен был лететь за новыми указаниями. Было холодно, как всегда в горах, и никакой посадочной площадки. (Пауза. Улыбается воспоминаниям.) Итак, мы все ждали, я уж думал, никто не прилетит, и вдруг мы услышали! (Пауза.) Услышали шум самолета, сигнальный костер оглушительно трещал, и на узкую горную тропинку опустилась этакая отчаянно дребезжащая жестяная махина…

Появившийся на прежнем месте  П е т р е  стоит прислонившись к стене.

(После короткого колебания продолжает так же громко, делая вид, что не заметил сына.) А знаете, как много железа нужно для самолета? (Пауза.) «Онига, – сказал я ему, – побереги себя, а то эту жестяную птичку малость поела ржавчина…». (Пауза.) Затем я узнал, что у них была вынужденная посадка и что он в больнице.

Пауза. Петре, медленно спустившись по лестнице, выходит на авансцену.

(Окидывает его взглядом.) Ты все еще злишься?

П е т р е (с отсутствующим видом). Ну и что, если злюсь?

М а р к у. Могу я спросить… почему?

П е т р е (с тем же безразличием). Можешь.

М а р к у (мягко). И я могу надеяться на ответ?

П е т р е (глядит в окно). А что тут отвечать?

М а р к у (после короткой паузы). Вот как!.. Значит, и спрашивать нечего? (Несколько раздраженный молчанием Петре.) В наш просвещенный век все ясно, по крайней мере в этом отношении, да?.. Все наши намерения, все наши поступки не нуждаются в объяснении. (Наливает себе в стакан.) Как в шахматах – ходы противника выдают его намерения, так?

П е т р е (скучающе). Зачем нам?..

М а р к у. Зачем нам спорить? Это ты хотел сказать? (Торопливо, как обычно, когда нервничает.) Что в наше время порядочный человек задает вопрос не затем, чтобы получить ответ, а просто ищет повод для спора, так? (Рассуждает дальше.) И что я нарочно пристаю к тебе как банный лист, почему, мол, ты злишься, что тебе не нравится в Ониге?

П е т р е. Но я его даже не знаю.

М а р к у. Вот-вот! Ты его даже не знаешь! Чем же он тебе не угодил?

П е т р е (резко, но бесстрастно, как прежде). Я хотел бы, чтобы ты меня не пичкал всякой всячиной.

М а р к у. Подумать только, как он разговаривает!..

П е т р е. Чтобы мне не читали нотации по любому поводу – когда я пришел домой, когда ушел из дома, почему я поступаю так, а не этак, почему я не сделал того-то…

М а р к у (сдержанно). Ладно… ладно…

П е т р е. Не хочу видеть этой суеты, когда выхожу из своей комнаты. Хочу иметь возможность сделать хоть один шаг, не боясь испортить что-то, специально приготовленное к приезду великого строителя и друга Ониги; выпить хоть чашечку кофе, не опасаясь нарушить запас, приготовленный к приезду великого строителя и друга Ониги.

Пауза.

М а р к у (радуясь некоторому перемирию). Выпьешь что-нибудь? Кофе?

П е т р е. А Онига разрешит? (Продолжает, несмотря на недоуменный взгляд Марку.) Какого он мнения о Брижитт Бардо?

М а р к у (стараясь успокоить его). Он считает, что она постарела. Актриса она хорошая, но постарела.

П е т р е. Вот наконец точка, где наши мнения с ним сходятся.

М а р к у. На этом все сходятся.

П е т р е. Да, но главное – это его мнение. (Иронически.) Мне всегда нравились люди такого рода… Волк-моралист!.. Берется авторитетно судить о жизни других, но вряд ли может быть судьей своей собственной жизни. Требует от других того, на что сам, вероятно, не способен. Как это приятно!.. Просто великолепно!..

М а р к у. Откуда тебе знать, каков он, Онига? Что тебе взбрело в голову? Он никому не стал бы предъявлять требований, идущих вразрез с его убеждениями. Надо же такое придумать!

П е т р е. А как же? Я вот учусь на юридическом, а собирался подавать документы в Институт физкультуры. Это мне было по душе, хотя я не рассчитывал стать знаменитым, как Нэстасе{119}… Но я мог по крайней мере попытать счастья. Так нет же, пришлось поступить на юридический, – он тебе позвонил и сказал, что это весьма перспективная профессия.

М а р к у. В этом отношении он был прав. То есть в этом отношении тоже.

П е т р е. Он всегда прав.

М а р к у. Он мой друг. Мы вместе сидели в окопах. (Торопливо.) И Мелании он может оказать содействие.

П е т р е. Теперь я начинаю понимать!.. Ты очень занят и решил, что Онига как раз располагает достаточным временем и энергией, чтобы прийти на помощь Мелании…

М а р к у. Ничего ты не понимаешь… Мне жаль тебя, мальчик!

П е т р е. Как знать, с его энергией и связями он еще, чего доброго, сделает из нее великую скрипачку…

М а р к у. Ты ничего не понимаешь и горячишься… Только это и умеешь…

П е т р е. Да, это я умею… А ты, разве ты немного не витаешь в облаках?.. И частенько отстраняешься от повседневных дел?.. Я понимаю, ты человек незаурядный, ученый, твоя работа тоже особенная, ты пользуешься уважением окружающих, и, чего греха таить, я тебе даже завидую… Но все это не освобождает тебя от обязанности время от времени спускаться на землю, где живет наша семья и где ты возложил на маму решение всех вопросов, хотя иной раз действовать надо было именно тебе… Хотя бы история с этим несчастным садом, куда сейчас нам даже ступить нельзя, поскольку это собственность соседа. Явись ты тогда в суд, и сад принадлежал бы нам. Но как раз в тот день, когда слушалось дело, тебе приспичило задержаться в лаборатории, а когда ты опомнился, сосед по решению суда уже был хозяином сада.

М а р к у. Зачем тебе сад?..

П е т р е. Не знаю… Просто так, из принципа… у всех соседей есть сады. Так принято в любом… городе…

М а р к у. Договаривай. Ты ведь хотел сказать – в любом провинциальном городке, правда?.. Ты понятия не имеешь, Петре, как много значит для меня этот город. Для моих исследований… Что бы ты ни говорил, он для меня – все. Это мой мир…

П е т р е. Куда наконец соизволил пожаловать Онига. Строитель!.. Человек, для которого изложить принципы типового строительства все равно что для нас – пошевельнуть мизинцем.

М а р к у. Мой бывший боевой друг.

П е т р е (передразнивая). С войны сорок четвертого. Со второй мировой войны. После которой пришел мир. Длительный мир!

М а р к у. С тобой невозможно серьезно разговаривать.

Слышится шум, Л и я  выходит из-за ширмы.

Л и я (виновато). Вообще я хотела выйти на веранду, но…

П е т р е. Вас бы ожидал сюрприз. (Отчетливо.) Знаете, нашу дверь на веранду забили гвоздями.

Л и я. И, вероятно, это сделали не вы.

М а р к у (прерывая разговор). Кто хочет выпить что-нибудь?

П е т р е (продолжает). Я всегда восхищался людьми, которые все понимают с полуслова. Вы, кажется, относитесь к их числу. (Неясно, серьезно ли он говорит или посмеивается над ней. Он часто разговаривает в такой манере, и это свойственно его сложной, противоречивой натуре – он то серьезен, то склонен к пародированию.) Что же вы думаете по этому поводу?

Л и я (нерешительно). Во всяком случае, если мое присутствие вам помешало…

М а р к у. Не беспокойтесь. Ваше присутствие – приятное явление в этом доме. Но я ведь задал вам вопрос… Разве виночерпий не предлагал вам налить?

П е т р е. Отец, дай же ей ответить!

М а р к у (подает Лии стакан). Пейте, девушка… пейте. Это ром. Кубинский ром.

Л и я. Ответить?.. По поводу чего?

П е т р е (с легкой иронией). По поводу сада. Не так уж важно, чтобы вы ответили, но это представляет интерес с принципиальной точки зрения.

Л и я. Почему именно я должна ответить?.. Извините, но мое присутствие здесь…

П е т р е. Вот-вот!.. Много лет я не мог понять, почему мне не нравятся некоторые фильмы и репортажи. Посмотришь их, и затем кажется, что они говорят: «Извините нас, но наше присутствие здесь»…

Л и я (чуть раздраженно). По-моему, всем должно быть ясно: не надо рассчитывать на то, что кинематограф и актеры разрешат все ваши семейные неурядицы. (Прежним тоном.) Извините меня, но я сказала то, что думаю.

М а р к у (с удовлетворением). Вы очень хорошо сказали… Прекрасно.

П е т р е (чеканя слова). И – тогда – вы – лишь – снимаете – их – на – пленку.

Л и я. Что?

П е т р е. Неурядицы. Вы их не разрешаете, а только снимаете на пленку.

Л и я (после короткой паузы). Я сожалею, что стала свидетельницей спора, который меня не касался.

М а р к у. Касался, не касался, принимайте все как есть. А вот Петре не всегда надо принимать всерьез.

П е т р е (раздумывая, продолжать ли разговор). Это, пожалуй, так. Меня не волнует телевидение. И поставим на этом точку.

М а р к у (довольный). Наконец-то!.. Я хочу, чтобы сегодняшний день был прекрасным днем. (Смотрит на настенные часы и присвистывает от удивления.) Уже скоро… Пойду к Оане. А насчет интервью мы договорились, да? Вы берете два.

Л и я. Раз вы так настаиваете, то возьму одно.

М а р к у. Одно??!

Л и я. У приятеля, которого вы ждете. Первое уже готово.

М а р к у. Как?

Л и я (разводит руками). Магнитофон все-таки был включен.

М а р к у (сначала пораженный, затем с восхищением). Ничего не скажешь… (Идет к двери.) Как бы вы тут не растерзали друг друга!.. (Выходит.)

Продолжительное молчание.

П е т р е (глядя на Лию). Отправляется в двенадцать часов.

Л и я. Что вы сказали?

П е т р е (вызывающе). Поезд. Ведь вы не хотите опоздать на поезд?

Л и я (соглашаясь с тем, что ее поняли). Откровенно говоря, не хочу.

П е т р е. Вас, вероятно, ждут в Бухаресте. И у вас ощущение, что здесь вы зря теряете время.

Л и я (не включаясь в игру). Неужели? (Возвращается к сути дела.) Правда ли, что ваш отец охранял склад оружия в горах вместе с…

П е т р е (с досадой). Да… да… да… И не спрашивайте меня, почему я сыт по горло этой историей. Я думаю, что отец стал идолопоклонником, хотя не признается в этом… Не видеть человека много лет и сохранить по отношению к нему ту же любовь, дружбу, преданность, восхищение. Чего ради? (После короткого молчания, возобновляет атаку.) Вам двадцать три года, правда?

Л и я. Почти.

П е т р е. Жених есть?

Л и я (утвердительно, но не очень уверенно). Возможно.

П е т р е. Он работает на телевидении, да?

Л и я (держа стакан у рта). Ага… (Пауза.) Что вы еще хотите узнать? Какие сигареты он курит?.. Какие галстуки любит? Вам ведь надо лишний раз доказать свою проницательность и подчеркнуть дурной вкус ваших ближних мужского рода.

П е т р е. Все это я и без вас знаю: он курит «Снагов» или «Мэрэшешть»{120}, а раза два-три в неделю покупает пачку иностранных сигарет, чтобы пустить пыль в глаза, не так ли?.. Да, это так, ответите вы. Ваше спокойствие меня удивит, более того, раззадорит, и я скажу, что для самолюбия посредственного мужчины вполне достаточно пускать пыль в глаза один-два раза в неделю.

Л и я. Вам этого было бы недостаточно.

П е т р е. Знаете, что мне в вас не нравится? Излишняя самоуверенность. И уверенность во мне. То есть уверенность, что этот пока еще туманный диалог потечет по определенному руслу. Вот вы сидите в кресле и будто говорите: «Пойдет такой-то кадр из такого-то фильма. А сейчас последует реплика номер пять из диалога «внезапно влюбившегося сердца».

Л и я (смеется). Или «ария возбужденного петуха».

П е т р е (бросает на нее растерянный взгляд, хочет нагрубить, но передумывает). Да… что-то в этом роде. (Резко меняет стиль разговора.) Не могли бы вы сойти с королевского трона известных и скучных ритуалов, которым вы подчиняетесь в силу соображений о наивысшей пользе, слегка отдающих снобизмом?.. Зачем? А затем, что я тоже, может быть, скажу что-нибудь интересное… неожиданное, смешное даже… Или мне удастся удачно сострить, черпая вдохновение в ваших красивых коленках и в интеллекте, который от них исходит. (Этот стиль разговора ему вдруг наскучил, и он поправляет себя, как режиссер на репетиции трудной сцены.) Нет, нет, нет! И это избито!.. Лучше я вам буду отвечать на любые вопросы насчет отца. (Цитирует, больше для себя.) «Надеюсь, я не испортил настроение госпоже Эллиот».

Л и я. Что это?

П е т р е. Реплика из глупой пьесы. Она мне нравится, потому что абсолютно бессмысленна.

Л и я. Вы часто бываете в театре?

П е т р е. Всякий раз, когда портится телевизор.

Л и я. Извините меня. Ответ достоин вопроса. Я немного устала. Дорога сюда, это ожидание…

П е т р е. Зато ожидание увенчается успехом. Когда придет Онига, вы явитесь свидетельницей встречи Буффало Билла{121} и его брата по крови Виннету{122} в пенсионном возрасте. Встреча с гиканьем, кострами, плясками на вершинах Скалистых гор, которые наконец электрифицированы совместными усилиями этих двух людей.

Л и я. Вы довольно забавно пародируете. Не помню, в каком фильме я видела такой персонаж.

Петре делает жест отвращения.

Вы довольны?

П е т р е. Откровенно говоря, я уже сожалею, что паясничал. «Это была минута хорошего настроения; вообще-то мой критический склад ума не становится достоянием посторонних, но я сделал исключение, потому что сначала вы мне понравились». Следует цитата в цитате: «То было благоухающее дуновение чувства, но аромат развеялся и скука вновь захватывает владение, где начертано мое имя». (Кланяется.)

Л и я (смеется, «представление» Петре сняло с нее напряжение). Почему вы так часто пародируете? И зачем столько цитат? Зачем вы так торопитесь?

П е т р е. Если бы я хотел произвести впечатление, я сказал бы, что это печать века. Но я не хочу… Какие сигареты вы курите?.. Не говорите «Кент», у меня их нет. Если любите «Снагов», возьмите. Сегодня не тот день, когда у меня водятся иностранные сигареты.

Л и я. И тонкий и резкий. Теперь бы вам еще стать симпатичным.

П е т р е. Я не актер театра или кино.

Л и я (шутливо). Тем не менее вам все время хочется нести околесицу. Или изрекать: «Надеюсь, я не испортил настроение госпоже Эллиот». (Серьезно.) Видите, и у меня иногда появляется желание гикнуть.

Пауза.

П е т р е (опасаясь возможного сентиментального перемирия). Не хотите ли организовать на пару союз по гиканью и выкрикам?

Л и я. Совсем не остроумно…

П е т р е. Вопрос остается в силе.

Л и я. Я ценю вашу искренность, но найдите ей другое применение.

П е т р е (растерянно). Извините. Как это понимать? Что у вас действительно есть жених?.. Что вы мать четверых детей, из коих двое – близнецы – родились в поезде, в то время как вы снимали на пленку встречу профсоюзной делегации из Ютландии? Что вы любовница какого-нибудь начальника отдела эстрады и что он, как всякий скромный женатый мужчина, очень ревнив?.. Удивительное дело: одной простой фразы, брошенной наугад без особой цели, хватило, чтобы у вас сработали все защитные рефлексы. Поверьте, я не сделал ни одного ядовитого намека.

Л и я. Ни одного?

П е т р е. Я чист как… слеза. (Разражается смехом.)