Текст книги "Современная румынская пьеса"

Автор книги: Мирча Якобан

Соавторы: Марин Сореску,Хория Ловинеску,Думитру Попеску,Лучия Деметриус,Иосиф Нагиу,Мирча Якобан,Думитру Соломон,Пауль Эверак,Титус Попович,Аурел Баранга
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 49 страниц)

Б о н д о к (с пеной у рта). Уведите ее и суньте под холодный душ. Иначе я надаю ей пощечин.

М и р а. И хорошо сделаешь. Сорвешь с моих глаз пелену. Отвесь и маме парочку, она в этом тоже нуждается. Она тоже слепая. Готова на все ради твоих махинаций.

А л и н а (еще не пришла в себя от потрясения). Как ты могла, Мира?

М и р а. Брось, мама, сама прекрасно знаешь, что можно. Легко потерять девственность, труднее ее вновь обрести. И я ее обрету, мамочка, понимаешь?! Я трижды перевернусь через голову, но снова стану чистой. Идите, уходите! (Почти со стоном.) И принесите мне бутылку настоящего шампанского, с большой этикеткой.

Т е о ф и л. Я останусь с тобой.

М и р а. Уходи и ты, зачем тебе оставаться. Хочешь увидеть меня голой? Таких немало, кто хочет увидеть меня голой, ходят за мной по пятам, а потом хвалят моих родителей, делают из отца апологета министерских принципов. Охотятся за мной И обещают ему комнату. И мама делает успехи, в первый же день у нее приобретают картину, которую купило частное лицо – Теофил.

Т е о ф и л (краснея, с возмущением). Мира, этого я от тебя не ожидал. (Быстро выходит.)

М и р а. Они целуют мне руку и говорят о Брынкуши, а сами только и думают, как бы увидеть меня голой, и я разорву на себе платье, чтобы видели. (Рвет на себе платье.) Вот так, смотрите, вот так, чтобы меня увидели голой. Чтобы потом я могла читать другим лекции о человеческом достоинстве. Ха-ха-ха! (Истерически хохоча, выбегает в соседнюю комнату, откуда доносятся ее рыдания.)

Б о н д о к (холодно, Алине). Пойдем, уже поздно.

Уходят.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Сцена некоторое время пуста. Потом появляется  М и р а  в халате, крадется к комнате Кристиана. Стучит в дверь. Дверь открывается. На пороге появляется  К р и с т и а н.

М и р а (с раздувающимися ноздрями). Господин Кристиан, я вас ненавижу.

К р и с т и а н. Я вам не верю, девушка. Вы слишком современны для этого.

М и р а. А если бы я сказала вам противоположное, вы бы поверили?

К р и с т и а н. Столь же мало и по той же причине. (Пауза.) Это все? Спокойной ночи. (Хочет уйти.)

М и р а. Постойте, господин Кристиан.

Кристиан оборачивается.

Я хочу объяснить, за что я вас ненавижу. Я убеждена, что вас интересует причина.

К р и с т и а н. Возможно, только с биологической точки зрения. Я замечаю, что в этом мире становится все меньше действий и все больше причин.

М и р а (пристально глядя на него). Вам без малейшего труда удается добиться того, чего я пытаюсь достичь ценой неимоверных страданий.

К р и с т и а н. Не знаю, что вам сказать. Нет, пожалуй, знаю. Вы ищете возможности остаться в одиночестве и (с легкой улыбкой) стучите в мою дверь…

М и р а. Чтобы спросить, существует ли что-то подлинное, не фальшивое.

К р и с т и а н. Я видел лавку, где его продают в обертке из фольги.

М и р а. Не смейтесь.

К р и с т и а н. Уж не вы ли запретите мне смеяться? Ищете подлинное… Вы гусыня, милочка. Возможно, образованная. Идите спать. Делайте детей. Мучайтесь. А потом поговорим.

М и р а. Я пришла с крыши, господин Кристиан. Не через трубу, как в сказках. Нет, сегодня ночью я спала там. С Адо. Вы не знаете, кто это? Тем хуже.

К р и с т и а н. Чепуха!

М и р а. Плохо, что я сама не знаю, кто он. Адо – это природа, думала я. Ломка, Свобода, Простота, Протест. Я спала с ним сначала в страстных объятиях, в забытьи, потом становилась все чище. Не смейтесь.

К р и с т и а н. Я не смеюсь.

М и р а. На крыше, на стрехе мира. Мы долго развлекались С Адо, дурачились… Я была с ним… Не смейтесь.

К р и с т и а н. Не смеюсь.

М и р а. Была в подполье монастыря Плумбуита{59}. Адо попрошайничал. Чуть было не занялся воровством, но я ему не позволила. Хотел украсть икону.

К р и с т и а н. Зачем?

М и р а. Да так. Ему уже приходилось воровать. Потом мы побывали у каких-то субъектов и там тоже развлекались. Танцы в простынях. Понимаете?

К р и с т и а н. И что же дальше?

М и р а. Мы забрались на гостиницу «Унион»{60}. Адо стоял на голове у самого края и болтал ногами, а я его целовала. Я сумасшедшая, правда?

К р и с т и а н. Я подумаю. (Делает шаг назад.)

М и р а. Постойте, господин Кристиан, я вас ненавижу, понимаете? Все это было на самом деле. Вам известно, что я прекрасный электроник?

К р и с т и а н. Это в порядке вещей.

М и р а. Четыре ночи с Адо… я хотела сама не знаю чего… невозможного. Понимаете?

К р и с т и а н. Понятно.

М и р а. Мы занимались любовью при свете луны, бедные, как церковные крысы. Днем я прекрасный электроник, дочь товарища директора, а ночью я вешала платье на перекладину антенны, как знамя… Мы решили сделать как можно больше при минимуме жестов, понимаете? Чтобы избавиться от накипи, оставить только сущность. Теперь понимаете, за что я вас ненавижу?

К р и с т и а н. Пойму, после того как вы объясните мне, что такое сущность.

М и р а. Я – вам? Чудовище! Толстокожее животное. Вы все прекрасно поняли с самого начала, господин Кристиан. Все наши старания гроша ломаного не стоили. А я-то думала, что стоят… Я ушла, порвала, освободилась от всего, что накопилось во мне. Мы сверкали при свете луны оборванные, голые. От всего, от любого содержания. Мы были смешны?

К р и с т и а н. Думаю, что да.

М и р а. Потому что мы притворялись. И мама спала на крыше училища изящных искусств. Может быть, и отец воровал. Не знаю. Меня бы это не огорчило. Они занимались этим искренне. Скажите, можно еще чем-нибудь помочь?

К р и с т и а н. А что говорит Адо? Вы его спрашивали?

М и р а. Адо – позер и фат. Он тоже не настоящий. Господи! Господи, иногда мне хочется повеситься.

К р и с т и а н. Не думаю, что вы это сделаете.

М и р а. Возможно, вы правы… Вы, страшное чудовище… За эти ночи, проведенные на крыше, я поняла… что и вы… и вы такой же.

К р и с т и а н (улыбаясь). Закон крыши – не думать.

М и р а (не слушая его, озабоченно). И вы испытываете эту потребность. Но, господин Кристиан, у вас это получается. Я не знаю, как вы этого добиваетесь, но у вас получается. Я ненавижу вас! Ненавижу всеми фибрами! Всей своей потребностью в настоящем.

К р и с т и а н. А электроника? Что вам дает электроника?

М и р а. Это совсем другое. Я ищу человеческий ответ. Я была женщиной. Я бы охотно снова стала ребенком. Только бы отыскать правду.

К р и с т и а н. Вам захотелось поиграть, черт бы вас побрал! Марш домой! (Готовится уйти; вспомнив.) И вот что имейте в виду – Цукулеску никто не убивал. Он сам выбрал свой путь.

М и р а (с ненавистью). Я сделаю все возможное, чтобы вы убрались отсюда. Завладею вашей комнатой, которую вы так оберегаете. Подожгу ее. Пусть не останется ничего настоящего.

К р и с т и а н. Вы останетесь в дураках, мадемуазель. Не в комнате дело. Спокойной ночи. (Уходит к себе.)

И тотчас же из-за двери слышится несколько одинаковых аккордов на скрипке.

М и р а (кричит ему вслед, сначала громко, потом все тише). Знаю! Мы должны вас уничтожить. Потому что вы бросаете вызов всем условностям, всей фальши. И потому, что вы понимаете, господин Кристиан. Понимаете все, что я вам говорю, и все, о чем умалчиваю. Это ужасно. И пальцем о палец не ударите. (Плачет.) И потому, что вы поразительно противно пиликаете на этой несчастной скрипке!

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Прошло еще несколько дней. В средней комнате сидит перед зеркалом  А л и н а  и изо всех сил старается переменить прическу. Закрутила кокетливый локон, который делает ее лицо смешным. Но она не оставляет своих попыток. С ее лица теперь исчезло выражение важной дамы, и она похожа на куклу со сломанной пружиной. Лихорадочно старается сделать свое лицо таким, каким оно было когда-то в юности. На эти тщетные попытки уходит несколько минут. Потом на ее лице появляется глуповатое выражение безнадежности. Она берет из груды один из рисунков и пристально разглядывает его. Потом рвет на куски. Роняет их на пол. Берет другой рисунок, готовясь поступить с ним таким же образом. Входит  Б о н д о к.

Б о н д о к. Добрый день.

А л и н а (глухо). Добрый день, Марчел.

Б о н д о к. Давно пришла?

А л и н а. Давно.

Б о н д о к. Заходила на выставку? Как там дела?

А л и н а. Хорошо.

Б о н д о к. В каком смысле?

А л и н а. Хорошо идут. Идут хорошо.

Б о н д о к. «Заря» опубликовала отзыв на твою выставку. Мне дала ее секретарша. Довольно положительный.

А л и н а. Да?

Б о н д о к. Чем это ты занимаешься? Зачем сменила прическу?

А л и н а. Разве не идет?

Б о н д о к. Серьезно, Алина, что это пришло тебе в голову?

А л и н а. Хочу стать красивой. Одобряешь?

Б о н д о к. А зачем ты рвешь рисунки? Почему ты их рвешь?

А л и н а. Старые.

Б о н д о к. Ну и что ж?

А л и н а. Они устарели. Нарисую другие, новые.

Б о н д о к. Это несерьезно, Алина. Они тебе разонравились?

А л и н а. А тебе нравятся?

Б о н д о к. Я считаю их очень удачными. И в любом случае…

А л и н а. Они вышли из моды.

Б о н д о к. Да не обращай ты внимания на всех этих дураков.

А л и н а. Прислушаться к голосу своего сердца, да? (Рвет еще один рисунок.)

Б о н д о к. Алина, перестань их рвать.

А л и н а. Тебе в самом деле их жалко?

Б о н д о к. Конечно.

А л и н а. Это уже пройденный этап.

Б о н д о к. На сегодня – возможно. Но ты ведь знаешь, как бывает в искусстве: мода возвращается. То, что считалось устаревшим, снова идет за новое. Все начинается da capo[12]12
  Сначала, снова (итал.).


[Закрыть]. Поэтому сохрани их, может, придет и их черед.

А л и н а. На что черед?

Б о н д о к. Черед снова нравиться.

А л и н а. Кому?

Б о н д о к (теряя терпение, озадаченно). Ты сегодня ведешь себя как ребенок, дорогая. И этот локон. Тебе нездоровится?

А л и н а. Снова понравятся общественному мнению, так, что ли? (Рвет еще один рисунок.)

Б о н д о к. Алина, что с тобой, деточка? (Подходит, обнимает ее.)

А л и н а. Замолчи!

Б о н д о к. Что с тобой стряслось?

А л и н а. Мне не идет этот локон? Правда? Он меня уродует?

Б о н д о к. Слишком по-детски. Ты стала гораздо красивее, дорогая. Поверь мне.

А л и н а (как-то странно улыбается, покорно). Ну конечно. Я стала красивее, чем когда бы то ни было. Мы с тобой очень удачная пара. Идеальная пара. Разве ты не знал? (Негромко смеется.)

Б о н д о к. Перестань. Я устал.

А л и н а. Так ты советуешь мне оставить рисунки и дожидаться подходящего момента, когда вернется на них мода. Ну а если мода больше не вернется? Тогда что будем делать?

Б о н д о к (устало). Разве можно знать наверняка?

А л и н а. А откуда знать наверняка, не вернется ли мода на такие локоны? Я сделала себе прическу, которая может снова войти в моду.

Б о н д о к (приняв это за шутку, говорит о живописи). Если мода не вернется, у тебя будет по крайней мере свидетельство.

А л и н а (сдерживая смех). Свидетельство?

Б о н д о к. Свидетельство этапов, пройденных в своем творчестве. Почему ты смеешься?

А л и н а. Неужели ты веришь, Марчел, что у меня есть что-то оригинальное?

Б о н д о к. Ну вот, опять за свое.

А л и н а. Ты веришь? Ну и хорошо. А что пишут в этой заметке?

Б о н д о к. Пишут, что ждут от твоего таланта настоящих…

А л и н а. Ах вот оно как. Ждут?

Б о н д о к. А в чем, собственно, дело?

А л и н а. Ждут! Это хорошо. А ты и впрямь веришь, что ждут?

Б о н д о к. Естественно.

А л и н а. И сколько же времени они будут ждать? Гм! Еще двадцать лет? Ты знаешь автора заметки?

Б о н д о к. Немного. Это женщина.

А л и н а. Скажи ей, чтобы больше не ждала. Пусть занимается своим делом. Своим мужем.

Б о н д о к. Зачем ты так.

А л и н а. Это невежливо – заставлять людей ждать. Ты меня этому учил. (Рвет еще один рисунок.)

Б о н д о к. Алина, ради бога, зачем ты это делаешь?

А л и н а. Я сделаю из них себе папильотки для волос, накручу их и буду ждать, пока снова войдут в моду.

Б о н д о к. Любимая, ты переутомилась, переволновалась. Когда закроется выставка, поезжай куда-нибудь, полечись на воздухе.

А л и н а. Я буду принимать витамины, бромистый калий в ампулах, и все как рукой снимет. Я снова обрету свою индивидуальность.

Б о н д о к (теряя терпение). Чего же ты, в конце концов, хочешь?

А л и н а (удивленно). Не знаю, чего хочешь ты. Это мои вещи, моя жизнь, и я могу поступать с ними, как мне заблагорассудится. Надеюсь, что я не наношу ущерба твоему положению, когда рву их. (Готовится разорвать еще один рисунок.)

Б о н д о к (хватает ее за руку). Я хочу, чтобы ты перестала рвать рисунки. У тебя приступ самокритики. Для этого нет ни малейшего повода. Выставка твоя удалась. Несколько картин купили, и не все из любезности… (Иронически.) Не мог же я повлиять на всех, ведь есть же понимающие люди, имеющие свое мнение.

А л и н а. Да?

Б о н д о к. Отзывы были и плохие и хорошие, что также может служить признаком объективности. Существуют общепринятые в обществе светские обязанности, через которые ты должна пройти, а затем продолжишь свою работу. И если ты недовольна, рисуй лучше.

А л и н а. Как это просто.

Б о н д о к. Достаточно просто. Неудовлетворенность своим творчеством всегда являлась двигателем прогресса, Я постараюсь создать для тебя наилучшие условия…

А л и н а (с саркастической усмешкой). Тогда я сохраню эти рисунки. Может быть, я нарисую что-нибудь на их обороте. Холст хороший.

Б о н д о к. Теперь ты передразниваешь меня, не так ли?

А л и н а. Да, передразниваю.

Б о н д о к. Накрой лучше на стол.

А л и н а. Да, я накрою на стол. Это ты хорошо придумал.

Б о н д о к. И не в кухне, а здесь.

А л и н а. Здесь?

Б о н д о к. Да. Я именно это хотел сказать. (С теплотой.) Алина, мы должны попытаться жить. Не только готовиться к жизни. Жить. Я тоже отдаю себе в этом отчет.

А л и н а. С каких пор?

Б о н д о к. С каких пор отдаю себе отчет?

А л и н а. Нет! С каких пор мы должны начать жить?

Б о н д о к. Не знаю. Но я чувствую, что я до сих пор все откладывал. Ты еще жила, у тебя была твоя живопись…

А л и н а. Да, была. А еще чем мы должны заниматься?

Б о н д о к. Алина!

А л и н а (покорно, неуверенно). Я спрашиваю тебя. Хочу тоже знать.

Б о н д о к. Почему ты меня спрашиваешь?

А л и н а. А кого же мне еще спрашивать. Я всегда тебя спрашивала. И ты мне всегда отвечал очень конкретно. Ответь и теперь: что нам дальше делать?

Б о н д о к. Что мне тебе сказать? Продолжай рисовать.

А л и н а. Хорошо. Буду рисовать дальше.

Б о н д о к. Алина, дорогая!

А л и н а. Буду рисовать. Как ты сказал, так и поступлю. Ты знаешь, что положено. У тебя четкая программа. Буду рисовать дальше. Краски у меня есть. Холст есть. Свет есть. Покой, с тех пор как уехала Мира, тоже есть. Успех есть. Эта женщина, написавшая заметку, ждет от меня картин. Буду писать. А пока накрою на стол. Что нового в министерстве?

Б о н д о к. Ты меня совсем не щадишь. А ведь я переживаю сейчас поистине драматические дни.

А л и н а. В министерстве? Да? Драматические? Тогда я буду тебя щадить, дорогой. Что я должна для этого делать? Писать лучше? Как можно лучше? Каким еще образом я могу помочь тебе пережить драматические моменты в министерстве?

Б о н д о к (раздраженно). Алина, последний раз прошу тебя…

А л и н а (механически, как кукла). Я сейчас накрою на стол. Сию минуту. Начнем жить, дорогой. Раз есть такое указание… (Шатается.) Начнем…

Б о н д о к (встревоженно, поддерживает ее). Посиди в кресле. (Усаживает ее.) Сейчас я принесу капли.

Звонок в дверь.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Бондок открывает дверь, входит  Т е о ф и л.

Т е о ф и л (холодно, официально). Прошу извинить за беспокойство.

Б о н д о к (старается быть вежливым, дружелюбным). Вы нас не беспокоите. Жене вот нездоровится.

Т е о ф и л. Сочувствую. Целую руку. Надеюсь, это пройдет.

Б о н д о к. И я надеюсь. (Холодность Теофила настораживает его.)

Т е о ф и л. Я хочу вас попросить, чтобы вы дали мне брюки и спортивную куртку Миры.

Б о н д о к. Если в этом есть такая необходимость… Но что произошло?

Т е о ф и л (спокойно, обыденно). Ничего особенного. Она собирается поехать в горы.

Б о н д о к. С кем?

Т е о ф и л. Со мной.

Б о н д о к (заинтересован, не знает, какую позицию занять). Но…

Т е о ф и л. Что ж тут особенного? Мы уже не раз ездили. С вашего согласия.

Б о н д о к. При чем тут согласие.

Т е о ф и л. Тогда я не знаю, о чем идет речь.

Б о н д о к (отступает). Она здорова?

Т е о ф и л. Абсолютно здорова.

Б о н д о к. Ночует у вас?

Т е о ф и л. Нет, у подруги.

Б о н д о к (с оттенком мужской солидарности). Вы убеждены?

Т е о ф и л. Уважаемый товарищ Бондок, вам не следует задавать мне подобные вопросы.

Б о н д о к. А я думаю, что как раз следует, после всего, что я слышал неделю назад.

Т е о ф и л. Что-то не припоминаю ничего предосудительного в отношении Миры.

Б о н д о к. Ну как же. А эти обвинения, наговоры?

Т е о ф и л (спокойно). Возможно, все это была правда.

Б о н д о к (в изумлении). Вы думаете?

Т е о ф и л. Иначе она не стала бы говорить.

Б о н д о к. И эта унизительная, базарная сцена, которую она объяснила плохим шампанским?

Т е о ф и л. Шампанское в самом деле было плохое.

Б о н д о к (начиная сердиться). Дорогой Теофил, не вынуждайте меня изменить мнение о вас.

Т е о ф и л. Пока не об этом речь.

Б о н д о к. Как же вы можете допустить, чтобы Мира высказала вам в лицо, что… (Колеблется.)

Т е о ф и л. Что она спала с Флавиу. Она бы наверное не сказала этого, если б вы не поставили ее в такое положение. Действительно, достойно сожаления, что дело дошло до этого.

Б о н д о к (возмущаясь). А само положение вас не тревожит, не возмущает?

Т е о ф и л. Какое положение?

Б о н д о к. Что у нее была связь. Ваша невеста признается, что с кем-то сожительствовала, а вы?

Т е о ф и л. И я пришел к ней не безгрешным. Не вижу причин требовать большего от Миры.

Б о н д о к. А как вы поступите с вашими принципами, господин Хотэрану?

Т е о ф и л. Насколько мне известно, принцип равенства полов внесен в конституцию. Я не могу себе позволить нарушать его.

Б о н д о к (громче). А как быть с моралью? С моралью?

Т е о ф и л (хладнокровно). Не вам меня об этом спрашивать, господин Бондок.

Б о н д о к (искренне огорчен). Конечно, теперь вы все готовы поставить с ног на голову, потому что любите, как… Верно говорит Мира, что вы похожи на стену.

Т е о ф и л. Что ж, вполне вероятно. Разве не нормально, что она станет опираться на меня?

Б о н д о к. А нормально, что она помыкает вами как хочет? Нормально, что она ночует где-то на стороне? Нормально, что она водит вас за нос?!

Т е о ф и л (с легким сожалением, но твердо). Господин Бондок, я привык видеть в вас хотя бы справедливого человека. К сожалению, мне придется от этого отвыкать.

Б о н д о к (взбешен). Она оговорила меня, дрянь.

Т е о ф и л. Мира жалеет вас и пытается простить.

Б о н д о к. За то, что я ее плохо воспитал, избаловал. За это мне нет прощения!

Т е о ф и л. Не за это. За то, что вы притворялись и притворяетесь совсем другим человеком. Мира жила с мужчиной, который соблазнил ее потому и только потому, что она была убеждена в его исключительных качествах. Вы же совершаете недостойные поступки даже в тех случаях, когда ваши личные убеждения совершенно иные.

Б о н д о к. Например?

Т е о ф и л. Например, в случае с Драгней. Вы поддерживали его, пока это было выгодно вам. Потом, когда появилась перспектива занять его место, вы всеми силами начали выступать против него.

Б о н д о к. Драгня виноват.

Т е о ф и л. Я этого не знаю. Знаю только, что теперь вы хотите извлечь из его вины личную пользу.

Б о н д о к. Личную?

Т е о ф и л. Абсолютно личную. Даже не на пользу семьи, которой вы пользовались как инструментом.

Б о н д о к. Это все Мира вам наговорила. Она пресытилась комфортом и изобилием, а теперь подражает хиппи, о которых вычитала в принесенных мной журналах. Кривляется, как избалованный ребенок, который сам не знает, чего хочет.

Т е о ф и л. Уверяю вас, господин Бондок, Мира знает, чего она хочет. Она сама сказала: немного воздуха!

Б о н д о к (саркастически). И вы считаете, что сможете ей его дать?

Т е о ф и л. Я дам ей то, что смогу. Я никогда не был убежден, что смогу дать ей все. Моя задача – позволить ей быть самой собой, насколько это возможно. (Многозначительно глядя на сидящую в кресле Алину.) Скромная программа, как видите.

Б о н д о к (окончательно удрученный). Мой сосед был прав, говоря, что вы всего лишь эпидерма.

Т е о ф и л. Ваш сосед был прав во многих случаях. Но мне неудобно было его поддерживать. Могу я взять брюки и куртку?

А л и н а (тихо). Где Мира?

Т е о ф и л. Внизу в машине.

Б о н д о к. Пусть поднимется и возьмет сама.

Т е о ф и л. Как вам будет угодно. Целую руку. Всего лучшего. (Выходит.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Через некоторое время входит  М и р а. Она бледна, но ведет себя непринужденно. С Бондоком она убийственно корректна. Все симпатии обращены к матери.

М и р а. Добрый день, отец. Что с мамой? Что с тобой, мамочка?

А л и н а (без сил). Ничего, дорогая, ничего.

М и р а. Но все же что-то неладно. Я тебе советую – вырви. Вырви все…

А л и н а (печально). О, Мира…

М и р а. Не принимай больше успокоительного. Выбрось все. Иначе отравишься.

А л и н а. Поздно, Мира.

М и р а. Знаю, что поздно, мама. Но ты должна попытаться. Это единственный выход. Ты ела слишком сытные, но не питательные блюда. Тебя просто раздуло.

А л и н а (ласково гладя ее). Нет, не раздуло, дорогая. От этих питательных блюд у меня выросло другое тело. Другая материя и форма. Сегодня я искала до устали ту, прежнюю. Я ищу ее уже давно. И не нахожу. Где она может быть, дорогая?

Б о н д о к. А как твои дела, Мира?

М и р а. Так себе, папа. Как ты сам думаешь? (Идет к себе, быстро собирает вещи, возвращается.) А у тебя? (И, не дожидаясь ответа, уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

После ухода Миры Бондок добросовестно пытается понять, что происходит, почему все вокруг него меняется. Он пытается осмыслить все, чтобы оправдаться перед Алиной и самим собой. Ему кажется, что виной всему – возникшая между ними недоговоренность, непонимание, и горячо желает все уладить.

Б о н д о к (грустно качает головой). Как мало в них стремления разобраться во всем! (Вздыхает.) Воздуха им захотелось. Кто его не хочет? Мне все время его недоставало. Но когда уж увязнешь во всех этих повседневных делах, когда жизнь затягивает тебя в их гущу… (Умолкает, курит.) Теперь представь себе, что я захотел бы совсем отмежеваться от дела Драгни, думаешь, я смог бы? Он рухнул бы прямо на меня, а мы оба – на остальных. И кто-нибудь быстро вскарабкался бы на мой труп и стал использовать мои недостатки, даже те, которых у меня никогда и не было. Думаешь, это было бы справедливее? Разве я непременно должен позволить сокрушить себя, чтобы уступить место субъектам, также вовлеченным в эту безвыходную игру и высматривающим свободное место, промахи других? И наоборот, разве было бы лучше, если бы я поддержал Драгню при всех его недостатках? Что ты на это скажешь, Алина?

А л и н а (глядя в сторону). Ничего не скажу. Я думала о птице.

Б о н д о к. О какой птице?

А л и н а. О птице с яркими крыльями, которая каждый день теряет по перу…

Б о н д о к (подходит ближе, по-прежнему пытаясь разобраться). Или этот Кристиан, на которого я пожаловался по вполне обоснованным причинам. (Размышляет, утверждаясь в своем мнении.) Допустим, мне захочется вдруг пойти и сказать: «Нет, все это неправда, я считаю, что Кристиан – хороший человек». Думаешь, это возможно? Машина уже закрутилась, все, что я сообщил, увязывается с его склонностями, с его прошлым, с жалобами его жены.

А л и н а. Его жена не жаловалась.

Б о н д о к. Наверняка жаловалась. Она сама сказала.

А л и н а (спокойно, но с необычными нотками в голосе). Его жена жаловалась на то, что он ушел, а не на его недостатки. Потому что она верит в него.

Б о н д о к. Тем более. Она требовала, чтобы он вернулся домой.

А л и н а (мечтательно). А быть может, она поняла, что у него другая, своя дорога.

Б о н д о к. С другими женщинами.

А л и н а. Возможно, эти женщины не имеют с ним никаких порочных связей.

Б о н д о к. Скажешь тоже, Алина! Какой ты еще ребенок!

А л и н а (внимательно глядя на него, мягко). Возможно, тебе доставляет удовольствие воображать это. (Безразлично улыбаясь.) Для того чтобы твой пасьянс удался.

Б о н д о к (сочувственно, покровительственно). Быть может, это тебе доставляет удовольствие воображать, что все обстоит иначе. Чтобы спасти свои иллюзии.

А л и н а (немного серьезнее). Я тебе скажу, как обстоит дело, Марчел. Мне в самом дело это доставило бы удовольствие. Это было бы одно из немногих реальных удовольствий, которые мне предоставила бы жизнь в последнее время.

Б о н д о к (задетый за самое больное место). Что ты говоришь? Вот где находится, оказывается, кладезь сюрпризов – в господине Кристиане, который нагрубил нам всем по очереди.

А л и н а (устало). Ты был несколько вежливее, Марчел. А что в результате получилось?.. Ты ощипал птицу, перо за пером.

Б о н д о к (тронутый тем, что услышал, гладит жену по голове, собирает с пола разорванные рисунки). Я не хотел причинить тебе никакого зла. Клянусь! Я хотел и хочу, чтобы мы жили. Начиная с сегодняшнего дня. Вспомним о тех временах, когда мы были молоды. (Кладет обрывки рисунков ей на колени.)

А л и н а (берет два обрывка и пытается сложить). Самое большое, на что я способна, – это склеить их. Создать их я больше не могу… Даже с помощью всех твоих заводов синтетических красителей…

Звонок в дверь. Бондок, злой от того, что нарушили его доверительную беседу с женой, ворча, идет открывать.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Входит  Р е т а, возбужденная, полная энтузиазма. Бондок с неприязнью и удивлением смотрит на нее.

Р е т а. Мне господина Кристиана.

Б о н д о к (почти кричит). Господина Кристиана нет дома!

Р е т а. Это не беда. Я его подожду. (Направляется к смежной комнате.)

Б о н д о к. Я не знаю, открыта ли дверь.

Р е т а. Она всегда открыта.

Б о н д о к (раздражен, но не в силах противостоять ее напору). В конце концов… если вы так настаиваете.

Р е т а. Очень настаиваю. Я принесла весьма важную для него весть. Хочу первой сообщить ему.

Б о н д о к (сухо, но с любопытством). Надеюсь, это хорошая весть!

Р е т а. Прекрасная. Господин Кристиан поедет за границу во главе делегации специалистов.

Б о н д о к. Каких специалистов?

Р е т а. Биологов. Вы удивлены? И другие тоже! Этот человек удивительно скромен.

Б о н д о к. Кто?

Р е т а. Господин Кристиан. Создается впечатление, что он не принимает себя всерьез. Но нас-то он не смог провести.

Б о н д о к (все с большим недоумением и досадой). Кого именно?

Р е т а. Нас, своих сотрудников. Меня и еще нескольких.

А л и н а (не вставая с кресла). Вы с ним работаете?

Р е т а. Представьте себе. Я даже заведую его отделом. Не потеха ли. Он ученый с мировым именем, можно сказать. А мне приходится морочить ему голову всякими директивами. Я за него отвечаю. (С трудом сдерживает смех.)

А л и н а. Перед кем?

Р е т а. Меня назначили по политической линии. Я говорила товарищам: это грандиозный человек, мы должны снимать перед ним шляпу. Как я могу давать ему указания? Для меня радость обменяться с ним некоторыми мыслями. Это всеобъемлющий, потрясающий мозг в области биологии.

Б о н д о к. А вы случайно не преувеличиваете?

Р е т а. Возможно, и так. Но именно такое чувство я испытываю по отношению к нему.

Б о н д о к (строго). Может быть, это чувство капитуляции?

Р е т а. Нет. Это человек, за которого я могу дать любые гарантии: честью, жизнью, карьерой. Я сказала товарищам: это подлинный посланник нашей страны, он может принести нам огромную пользу. И не только нам.

Б о н д о к. Что же вам ответили товарищи?

Р е т а. Было очень трудно. Не все люди подготовлены. «Какой из него посланник, – сказал мне один, – в таком случае вы не знаете, что такое дипломатия, вам еще надо поучиться». Другого он обидел, обозвал дураком. Меня он дразнит ящерицей и говорит: «Да прекрати, ты, дура». Его от этого не отучишь. Таков уж он есть. Я пошла выше, настаивала, пришли двое коллег. Нет, он не идеалист, сказал один из них. Нет, он биолог, верит в то, что открывает. Идеалист – это вы сами, потому что верите в предвзятые, готовые идеи и, не имея никаких позитивных знаний, декретируете все, что вам придет в голову. Он материалист и диалектик. А почему его уволили из института? Именно за это его и выгнал товарищ академик. И я назвала имя того, кто считался тогда глашатаем определенных теорий, рвал и метал, а теперь повернул на сто восемьдесят градусов и числится среди самых рьяных защитников противоположных концепций. Это уже называется не идеализм, а совсем иначе. И мне он противен.

А л и н а. Простите, что я вас прерываю. Вы замужем?

Р е т а (просто и прямо). Да, замужем. Мой муж мне изменяет. Возможно, потому, что ему нечем больше заняться. Он не любит свою профессию. А я вот люблю и считаю для себя счастьем, что могу работать вместе с господином Кристианом.

Б о н д о к. А вы не боитесь, что эта… страстная поддержка господина Кристиана вызовет у кого-нибудь подозрения?

Р е т а. Да, я об этом думала. Пусть дураки болтают что угодно. Ну опозорят меня… велика важность. Важно, чтобы суть стала очевидной, чтобы все прояснилось.

Б о н д о к. И проясняется?

Р е т а. Уже прояснилось. Превзошло все ожидания. Возможно, его и другие знали. Сменился кое-кто из начальства, вплоть до высокого. Теперь ему поручат исключительно ответственную научную работу. Пока вот посылают на конгресс.

Б о н д о к. А его противник? Что сделали с ним?

Р е т а. Что с ним сделаешь? Да это и не имеет никакого значения. Важно, что Павел Кристиан… наш Павел… Скажу вам искрение, я отправила одну из его статей за границу. Конечно, официально. Послала одному его знакомому, чтобы проверил. Сначала я сама проверила. Ведь я как-никак его начальница. Мне показалось, что там есть что-то совершенно новое. Она меня ошеломила. Поразительно, что статья ошеломила и иностранца. Думаю, что это тоже сыграло известную роль.

Б о н д о к. И как он допустил, чтоб вы одна всего этого добивались?

Р е т а. А он ничего не знает. (Видя удивление на лице Бондока.) Конечно, не знает. Я приходила к нему, мы спорили, потом я кое-что прихватывала с собой из его бумаг. Училась. Это допускается. В науке все воруют. Он сам об этом говорил. Только одни воруют ради собственной славы. Как тот академик… Все делают только ради себя. Если у них есть талант, они его эксплуатируют, продают с аукциона. А вот господин Кристиан… Да вы сами его знаете.

Б о н д о к. Вы и теперь ничего ему не скажете?

Р е т а. Ни слова. Что я могу ему сказать? Что надо мной из-за него подтрунивают. Что его посылают за границу, а меня ругают. Это нормально! Он сила! Я, конечно, пересолила, и меня долго будут за это поносить. Коллеги будут на меня пальцем показывать. Но наука движется вперед – это главное.