Текст книги "Современная румынская пьеса"

Автор книги: Мирча Якобан

Соавторы: Марин Сореску,Хория Ловинеску,Думитру Попеску,Лучия Деметриус,Иосиф Нагиу,Мирча Якобан,Думитру Соломон,Пауль Эверак,Титус Попович,Аурел Баранга
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 49 страниц)

П у й к а. Это значит, что маслина соленая, но сказать вы это не хотите.

В а с и л е. Перестаньте вы наконец обсуждать маслины!..

П у й к а. Это вопрос принципа.

Э м и л и я. Принцип, принцип, принцип, только и света в окне, что принцип!

О ф и ц и а н т (торжествующе, после того как выслушал объяснения Петре). Исключено, офсайда быть не могло.

Э м и л и я. Если вам не трудно… маленькую рюмку рома.

О ф и ц и а н т. Конечно, сейчас. (Выходит.)

П е т р е. Что это ты надумала? Зачем тебе ром?

Э м и л и я. Я отослала официанта, а то бы вы никогда не кончили разговоры о футболе. Сколько стоит рюмка рома?

П е т р е. Понятия не имею.

В а с и л е. Три двадцать пять.

Иляна укоризненно смотрит на него.

Э м и л и я. Пожалуйста, три лея, и чтоб я больше не слышала про этот злосчастный гол.

О ф и ц и а н т (приносит ром, встревожен). Подъехала чья-то машина.

И о н. Ну и что? Помещение сдано.

О ф и ц и а н т. Машина черная. И длинная.

В и к т о р (появляясь на пороге). Ура, ребята!

Радостные возгласы. Все устремляются к вновь прибывшему.

Г е о р г е. Гип-гип ура-а-а! Товарищ генеральный директор изволил прибыть!

Пользуясь тем, что никто не обращает на него внимания, Василе выпивает рюмку рома.

Гонг.

5

За столом.

В и к т о р. Каких же ты чудес натворил, Ион, в этом своем селе, если, по слухам, тебе собираются воздвигнуть там памятник!

И о н. Не раньше чем нашему сельскому управлению увеличат фонды.

В и к т о р. Брось, брось, не скромничай… Разве ваш оркестр народных инструментов не побывал даже во Франции?

И о н. Что ж удивительного, если каждый третий у нас дудит на дудке. Я просто собрал их в один оркестр. Да нашел несколько человек, которые играют на кобзах и контрабасах…

Г е о р г е. Это все выдумки – про кобзарей и контрабасистов. Им смазывают смычки маслом и только после этого выпускают на сцену. Оркестр и кажется мощным. Всем на удивление. Я получил письмо в редакцию про эти штучки. Ей-богу, пришло письмо в редакцию!

В и к т о р. Ты работаешь все в той же рубрике?

Г е о р г е. Да. «Явления, достойные осуждения». Борьба за очищение общества.

В и к т о р. А что, если б я замолвил словечко и ты перешел бы в рубрику «Явления, достойные одобрения»?

Г е о р г е. И писал бы две трети газеты? Мерси. Лучше пусть будет как есть! Два фельетона в неделю – чтобы сохранить равновесие между положительным и отрицательным.

И о н. Это твердое процентное соотношение?

Г е о р г е. Его определяет главный редактор.

И о н. Будь ты главным редактором, газета состояла бы из одних сенсационных фельетонов.

Г е о р г е. Что поделаешь! Это у меня чисто профессиональная аберрация зрения. День-деньской общаюсь с жуликами, воришками и девицами легкого поведения.

В и к т о р. Ну вот видишь, поэтому и полезно было бы произвести перестановку кадров.

Г е о р г е. Чтобы мои клиенты делали газету, а я сидел бы в каталажке?

В и к т о р. Нет, братец, чтобы ты сменил рубрику, а то тебе видятся герои твоей рубрики и там, где их нет.

Г е о р г е. Даже здесь. Ты ведь самый что ни на есть генеральный директор, и при всем при том – нарушитель закона.

В и к т о р. Вспомнил небось, как я однажды стянул сигареты в табачном ларьке на площади Матаке{68}!

Г е о р г е. Спорим, ты и сейчас совершил беззаконие?

И о н. Ну, ну, Георге, полегче!

Г е о р г е. Не волнуйся, Ион. Виктор – наш товарищ. Генеральный директор он сегодня, завтра и сколько ему еще там на роду написано. А нашим товарищем он будет всегда… Так спорим на бутылку котнара?

В и к т о р. Что ж, давай.

Бьют по рукам.

Г е о р г е. Ты прибыл сюда на машине министерства. Бензин израсходовал государственный. Сюжет достойный фельетона. Три колонки. Заголовок – крупным шрифтом. Ставь бутылку.

В и к т о р. Бутылку поставишь ты: я в командировке, еду в предписанном направлении, остановился на ночь в этой гостинице.

Г е о р г е. Дав небольшого крюку…

В и к т о р. Два километра в сторону от перекрестка.

Г е о р г е. Два в один конец, два – в другой…

В и к т о р. Пошел ты к черту! Сознайся лучше, что журналистский нюх на сей раз тебя подвел! Ладно, чтобы не было лишних разговоров, ставим бутылку на пару. Ион, подожди нас, мы сейчас ее принесем.

Г е о р г е. Будьте свидетелями, как генеральный директор подкупает прессу! Но мы, журналисты, не продаем свою совесть за бутылку котнара! Фельетон появится в завтрашнем номере!

Г е о р г е  и  В и к т о р  выходят.

В а с и л е. Ион, я хочу тебе что-то сказать.

Иляна, которая как тень следует за мужем, делает знак Иону, чтобы тот не давал ему пить.

И о н. Слушаю, Василе.

В а с и л е. Не найдется ли у тебя еще местечка в твоей школе?

И о н. А если бы нашлось?

В а с и л е. Возьми и нас к себе. Иляна – преподавательница математики, ты не смотри, что она такая молчунья, она хорошая преподавательница, и ученики ее любят.

И о н. Думаешь, у меня там рай земной?

В а с и л е. Нет… Но я слышал, что школа хорошая и новая…

И о н. Она хорошая и новая, потому что я сделал ее хорошей и новой.

В а с и л е. И улица у вас асфальтирована…

И о н. И асфальт не сам на дорогу лег, мне пришлось его пригласить. С помощью мотыги.

В а с и л е. Говорят, преподаватели хорошо ладят друг с другом…

И о н. Ты бы посмотрел, что там творилось десять лет назад! По три жалобы на неделе от каждого.

В а с и л е. У меня все в порядке, все у меня есть, но мне хотелось бы туда, где…

И о н. Где все уже сделано, на готовенькое.

В а с и л е. Я другой, чем ты, я не могу бороться, преодолевать трудности. Ты же всегда был активным. Я помню, как еще в студенческие годы ты расправился с теми, кто воровал в нашей столовой… Возьми меня к себе. Я читал твою статью в «Школьной трибуне». Кажется, она называлась «Если хочешь, то сверши!». Так ведь? Я не умею быть первым, но если дорога проложена, я иду вперед, Ион. Иду и не сбиваюсь с пути.

И о н. Над чем ты работаешь? В последнее время я что-то ничего твоего не читал.

В а с и л е. Почему ты переводишь разговор? Я пишу стихи, как и всегда; критика меня хвалит, я получил признание, мне было нелегко, пришлось начать все сначала, я отбросил приторную псевдоромантическую манеру, начал все совершенно заново, сменил и псевдоним, решил вступить в новый возраст поэзии с новым именем… Возле тебя все было бы иначе. Ну как, согласен?

И о н. Подумаю. До утра.

В а с и л е. А утром скажешь?

И о н. Обещаю.

В а с и л е. В котором часу?

И о н. Вот это да, тебе еще и время скажи! На рассвете.

В а с и л е. Очень благодарен, Ион.

И л я н а (застенчиво). Я тоже.

Входит с победоносным видом  В и к т о р, держа в руках откупоренную бутылку.

В и к т о р. Приготовьте бокалы!

Василе порывается подставить свой бокал.

И л я н а (тянет его в сторону). Милый, выйдем на воздух, хоть ненадолго, я неважно себя чувствую, может, табачный дым…

Василе идет к двери, с сожалением оглядываясь.

В и к т о р (Василе). Не хочешь с нами чокнуться?

В а с и л е (с порога). Не могу. Иляна плохо себя чувствует. (Выходит с шляпой.)

В и к т о р (разливает вино). Будьте счастливы!

И о н. Желаю счастья!

Входит  П у й к а, держа в руках зубочистку с маслиной.

П у й к а. Извините меня, пожалуйста, но я хочу еще раз, последний, проверить. Виктор, попробуйте эту маслину.

В и к т о р. А что в ней такого?

П у й к а. Это-то я и хочу узнать.

В и к т о р (пробует). Мммм… Похоже, чуть-чуть солоновата.

П у й к а (торжествующе). Потому-то вы и генеральный директор, Виктор, что вы прекрасно во всем разбираетесь!

Гонг.

6

Вокруг стола.

В и к т о р. Предлагаю пять минут полного блаженства. Все безудержно хвастаются. Долой критический дух, за дверь его, в раздевалку. Каждый в обязательном порядке улыбается. (Георге, который поднялся со своего места.) Куда это ты собрался?

Г е о р г е. В раздевалку. Ведь именно я – ваш критический дух.

В и к т о р. Ишь чего захотел! Сядь и слушай.

Г е о р г е. Есть, товарищ генеральный директор.

В и к т о р. Можешь обращаться ко мне по имени.

Г е о р г е. Я всю жизнь боялся генеральных директоров.

Э м и л и я. А уверял, что боишься гандболисток.

Г е о р г е. У гандболистки рука что десятикилограммовая гиря, подпись генерального директора весит семь тонн. Наш уважаемый бывший коллега всегда поражал меня своим здравомыслием. Когда мы восхищались зеркальной гладью воды, он тут же обращал наше внимание на камушки, лежавшие на дно, которые, по его мнению, заслуживали гораздо больше внимания… Я долго мучился, глубокоуважаемый генеральный директор, пытаясь припомнить хоть один достойный упрека поступок, который бы ты совершил в студенческие годы. И почти панически вынужден констатировать, что подобных поступков не было. Мне не в чем тебя упрекнуть, решительно не в чем. Ты относишься к тем немногим, которые не били себя в грудь на собраниях, не бахвалились своей честью, искренностью и твердостью… Хоть у меня ядовитый язык, но тебя, Виктор, мне упрекнуть не в чем – это обстоятельство является признаком моей профессиональной деквалификации и, уверяю тебя, поводом для мигрени. Я привык смотреть на мир сквозь призму своей рубрики, и до сих пор никто не ускользал от меня, кроме Виктора и Иона. Стало быть, надо копать глубже. Обещаю вам, досточтимые коллеги, этим заняться.

В и к т о р. Желаю успеха, плачу по счету… Так, пошли дальше. Эмилия, чем ты можешь похвастаться?

Э м и л и я. Четырехлетней дочкой. И дважды завоеванным европейским первенством. Ну как?

В и к т о р. Годится. Слово предоставляется мужу Эмилии, приготовиться Василе.

П е т р е. Я… если можно так выразиться…

Г е о р г е. Забил гол, он же – офсайд.

П е т р е. Какой такой офсайд, о чем вы говорите? Какой офсайд, когда справа был Олаффсон, я пошел на сближение и ударил.

В и к т о р. Яснее ясного, чистый гол.

Г е о р г е. Ну будьте же серьезны!..

П е т р е. Да вы почитайте газеты, почитайте, пожалуйста, газеты!

Г е о р г е. А вы-то сами читали датские газеты?

П е т р е. Я, видите ли… то есть… (В раздражении и замешательстве залпом осушает бокал.)

В и к т о р. А что ты, Василе?

В а с и л е. Я писал… и печатался…

И о н. Прислал бы и нам, брат, хоть по книжке. Хотя бы коллегам, черт побери…

В а с и л е. Конечно… У меня просто не было ваших адресов. Непременно пошлю. Как только вернусь домой…

В и к т о р. Слово предоставляется жене Василе. Приготовиться Георге.

И л я н а. Что я могу о себе сказать… Что я подготовила десять выпусков? Но это сделал каждый из нас. И посадила два тополя.

В и к т о р. Где?

И л я н а. Где-то у черта на куличках. На вершине холма.

И о н. Заразилась поэтическим духом от мужа?

И л я н а. Стараюсь. И так говорят, что мы, математики…

В а с и л е. Дайте я скажу. Пожалуйста, дайте мне сказать.

Г е о р г е. Кто же тебе мешает?

В а с и л е. Ты.

Г е о р г е. Я?! Здравствуйте!.. Я сижу и молчу.

В а с и л е. Ты мне мешаешь и тогда, когда молчишь.

Г е о р г е. На воре шапка горит.

В и к т о р. С этой твоей рубрикой ты превратился в заправского прокурора.

Г е о р г е. Да ну вас, ей-богу, разве не видите – я молчу, что вы ко мне привязались?

В а с и л е. Я хотел сказать… Сказать, что Иляна заботилась обо мне.

Г е о р г е. Она сует тебе пустышку и укладывает бай-бай?

В а с и л е (продолжает свое). Заботилась обо мне.

В и к т о р (Георге). Прошу, твое слово.

С о ф ь я  выскальзывает из зала.

Г е о р г е. Мда… Гм. Ну что ж, самое большое достижение, если хотите знать, – это то, что мой начальник меня еще не выгнал.

В и к т о р. Не прибедняйся. У тебя бойкое перо, журналистская хватка, чего тебе не хватает?

Г е о р г е. Ха, вы не знаете нашего шефа: умного да пишущего он не держит. Такого человека он выдвинет, переместит, неважно куда, но уберет. А в результате без малого десять лет он у нас самая светлая голова.

В и к т о р. Почему ты не посвятишь фельетон этой теме?

Г е о р г е. В этом нет надобности, он и так у меня на крючке, с одним веселеньким дельцем.

В и к т о р. Потерял какое-нибудь письмо?

Г е о р г е. Нечто в этом роде.

В а с и л е. Это, знаешь ли, методы… методы…

Г е о р г е. …достойные осуждения. Согласен. Но что вы скажете о методах шефа?

В и к т о р. Каков поп, таков и приход… Я слышал, ты написал книгу.

Г е о р г е. Мне ее завернули в трех издательствах. Говорят, слишком «односторонняя», вижу все в мрачном свете.

В а с и л е. Ну, если тебе приходится иметь дело только с мошенниками…

Г е о р г е. Среди них есть здравомыслящие и более честные, чем многие.

В и к т о р. Кто – многие?

Г е о р г е (пожимая плечами). Многие люди.

В и к т о р. Жуликов ты берешь под защиту, а своих товарищей подозреваешь во всех смертных грехах.

Г е о р г е. Мой лозунг – «поступай наоборот!». Когда мне говорят «посмотри сюда», я инстинктивно смотрю в другую сторону.

В и к т о р. Идет молва, что ты сначала разговариваешь по телефону, а потом уж набираешь номер собеседника.

И о н. И что супружескую жизнь ты начинаешь с развода, а не со свадьбы.

Г е о р г е. Не болтайте глупостей, просто я не люблю проторенные дорожки, вот и все.

В и к т о р. Со временем ты получишь право входить в трамвай спереди.

П е т р е (убежденный, что удачно шутит). И выходить сзади, хи-хи-хи!

Г е о р г е. Это прикажете понимать опять как шутку?

В и к т о р. А что думает твоя жена? Она почему-то исчезла.

Г е о р г е. Она не любит допросов. Я выбрал ее в жены потому, что она с такими же вывихами, мы с ней похожи. Вы познакомились с вашими женами в парке, я со своей – в суде.

В и к т о р. Кто она? Неподкупный обвинитель?

Г е о р г е. Ни-ни!

В и к т о р. Бесхитростная свидетельница?

Г е о р г е. Ничуть не бывало.

В и к т о р. Значит, защитник, способный доводами сердца опрокинуть козни обвинения.

Г е о р г е. Тоже нет. Она – подсудимая. Героиня моего лучшего фельетона.

В и к т о р. Браво, молодец! Пишешь одно, а делаешь другое.

Г е о р г е. Это – эксперимент. Как у Пигмалиона{69}. Сегодня исполняется месяц.

П е т р е (снова шутит). Медовый месяц в суде, ха-ха-ха!

Г е о р г е. Проси в награду чего хочешь, только обещай больше не шутить.

П е т р е. Обещаю. А взамен верни гол, мой гол.

Г е о р г е. Гол был забит из позиции «вне игры» и, следовательно, голом не был. Значит, я тебе ничего не должен.

П е т р е. Уважаемый Георге, я…

В и к т о р. Ну хватит, хватит. Ион, твоя очередь.

И о н. Право не знаю, что сказать.

Г е о р г е (язвительно). Я располагаю всеми данными: одиннадцать тысяч триста пятьдесят три погонных метра асфальта, двадцать тысяч четыреста пять квадратных метров зеленых насаждений, кафе с несколькими пристройками и широкоэкранный кинотеатр со скрипучими стульями.

И о н. Речь идет не об этом.

Г е о р г е. Господи, ну, конечно, не об этом.

И о н. Приезжай ко мне в деревню и посмотри, как живут и что думают люди. Это уже не переведешь на квадратные метры.

Г е о р г е. Да и не изобрели еще калибра, с помощью которого можно было бы высчитать в процентах размер твоего вклада.

И о н. Даже если он составляет ноль целых одну сотую процента, и то хорошо.

В и к т о р. Что-то я твоей жены не вижу.

О ф и ц и а н т. Она на кухне, варит кофе. Она уверена, что мы употребляем кофейную гущу для заварки дважды. Это ж надо! Разве мы можем себе позволить что-нибудь подобное? (Уходит.)

В и к т о р. Итак, сделаем выводы.

И о н. Эх, ребята, сохранили ли мы еще свою молодость?

Э м и л и я. Допустим, сохранили, и что дальше?

Г е о р г е. Если сохранили, я сунул бы тебе в сумочку хлопушку, а мы, парни, поиграли бы в «жучка».

И о н. Как играли в зимние ночи, когда прогорали дрова и в общежитии становилось холодно.

Г е о р г е. Рехнулись вы, ребята, я ведь пошутил, как можно играть в «жучок» с товарищем генеральным директором?!

В и к т о р (выходит на середину зала и останавливается, принимая позу «ведущего» в игре, – прямо против ниши). Ну, давайте, я буду первым.

Пауза. Никто не решается приблизиться к нему и ударить. Вдруг из ниши протягивает руку Валентин и бьет по руке Виктора. Возгласы удивления. Всеобщая растерянность.

(Отводит руку, которой он закрывал глаза.) Что же это у вас нет никакого чувства ответственности?

Г е о р г е (ликует). Потому что мы не генеральные директора.

В и к т о р. Вы что, ударили и сбежали? Давайте еще раз. (Снова становится в позу.) Начали!

Валентин, из ниши, опять бьет.

(Стремительно оборачивается и хватает его за руку. Затем с трудом вытаскивает из ниши.) А это кто такой?

В а л е н т и н. Пьянчужка, с вашего позволения.

В и к т о р. Взявшись за гуж, не говори, что не дюж. Придется тебе угадывать.

В а л е н т и н. Нет, не буду, у меня ребра слабые, бока худые. Я на них сплю, вот они и помялись.

В и к т о р. Но рука у тебя, слава богу, тяжелая.

В а л е н т и н. Функция создает орган. Этой рукой я держу стакан.

В и к т о р. Кто дает, тот и получать должен.

В а л е н т и н. Я получил сполна.

В и к т о р. От меня?

В а л е н т и н. И от тебя тоже.

П е т р е (решительно вмешивается). Ну хватит, довольно, помещение арендовано, брось валять дурака и оставь нас в покое.

В а л е н т и н. А ты, дяденька, помалкивай, ты в офсайде.

П е т р е (Иону). И давно этот тип здесь?

И о н. Я его только сейчас увидел. (Кричит.) Официант!

О ф и ц и а н т (появляясь в дверях, замечает Валентина и темнеет лицом). К вашим услугам.

И о н. Как здесь оказался этот бородач?

О ф и ц и а н т. Я его первый раз вижу, клянусь честью.

В а л е н т и н. Ты уж лучше помалкивай! А кто мне принес четыре виски?

О ф и ц и а н т (выдает себя). Не четыре, а пять.

В а л е н т и н. Извини, пятый выпил не я, а Василе.

П е т р е (Василе). Кто этот человек, почему он обращается ко всем вам на «ты»?

Василе пожимает плечами.

Э м и л и я (подходит к Валентину и внимательно смотрит ему в глаза). Ты хочешь побыть с нами?

В а л е н т и н. Мне некуда идти.

Э м и л и я. Пусть останется. Он будет вести себя хорошо.

Г е о р г е. А ты откуда знаешь? Разве ты не видела, как он стукнул товарища генерального директора?

Э м и л и я. Он послушный. Валентин всегда был послушным. Оставьте его в покое.

Гонг.

7

Все сидят вокруг стола и, конечно, поют «Пожелтел виноградный лист». Дирижирует  В и к т о р. К  И о н у  подходит  о ф и ц и а н т  и знаками показывает, что кто-то просит его выйти. Ион молча извиняется и идет к двери. За порогом его ждет  М а р а. В руке у нее чемодан – вероятно, она только что приехала. Между Марой и Ионом немая сцена. На их лицах отражается сначала изумление. На несколько мгновений они застывают, глядя в глаза друг другу. Затем Ион разыгрывает бурную радость, преувеличенную и неискреннюю. Целует ей руку, хлопает по плечу, бестолково суетится. Мара стоит неподвижно. Почувствовав фальшь этой сцены, Ион становится более сдержанным. Он берет у Мары чемодан, и какое-то время они молча глядят друг на друга. Застольная песнь окончена. Громкие аплодисменты. Доносится голос официанта: он приглашает всех перейти в соседний зал и потанцевать. Остаются только Ион и Мара. Они входят в банкетный зал.

И о н (поспешно хватает со стола два бокала и наливает коньяк. Один из них протягивает Маре). За твой приезд! Добро пожаловать.

М а р а. Кто пил из этого бокала?

И о н. Моя жена.

М а р а. Ах вот как. (Пьет.)

И о н. На чем ты приехала?

М а р а. Ночным поездом. Объявление попалось мне на глаза только позавчера. Я меняю квартиру и потому слежу за рубрикой «Информация». Я несколько раз перечитала объявление, прежде чем поняла, что речь идет о нас. «Выпускники такого-то года… по случаю десятилетней годовщины…». Значит, действительно прошло десять лет?

И о н. Ты этого не заметила?

М а р а. Совершенно. Все время что-то происходит. То одно, то другое… Некогда остановиться и подумать…

И о н. Мне тоже.

М а р а. Держу пари – ты меня забыл.

И о н. Сама знаешь, как в жизни бывает. С глаз долой…

М а р а. По правде говоря, не бог весть что – из сердца вон.

И о н. Мы были тогда такие легкомысленные, такие глупые… Всюду ходили вместе, держась за руки, как дети… Я устраивал тебе смешные сцены ревности.

М а р а. Ой! Ты лысеешь!..

И о н. А мое брюшко ты еще не рассмотрела?

М а р а. Я тебя не видела в профиль.

И о н. Пожалуйста, полюбуйся. (Поворачивается.)

М а р а. Нда-а… Но пока не так уж и страшно.

И о н. Как тебе жилось?

М а р а. Хорошо. Даже очень хорошо.

И о н. Я слышал, у тебя есть дети.

М а р а. Двое. А почему ты этим интересовался?

И о н. Я не интересовался. Это Георге сегодня сказал.

М а р а. Вот именно, тебе незачем было интересоваться. Между нами ведь ничего не было. Забава глупых подростков. В то времена ты мне казался большим, красивым и сильным…

И о н. А ты мне – маленькой, нежной и беззащитной.

М а р а. Тебе ведь тоже жилось неплохо, не так ли?

И о н. Жаловаться не на что… Где преподаешь?

М а р а. В гимназии. Утверждена по конкурсу. Так что у меня все в порядке. Инициатива развода с мужем – моя. И теперь мне гораздо спокойнее; у меня свои странности, свои маленькие причуды, я убедилась, что никого не переношу рядом с собой… (Неискренне.) Что мне дышится свободно только тогда, когда я одна, когда я могу делать что хочу, ты ведь знаешь, я всегда была такой… (Поспешно.) Одним словом, жаловаться не на что.

И о н. Сегодня утром я случайно проходил мимо нашего каштана.

М а р а. Я тоже. По дороге с вокзала.

И о н. Жалкое, хилое деревце.

М а р а. Мне стало смешно, когда я его увидела. А ведь было время, мне казалось, что этот каштан выше неба, а ветви его раскинулись над всей землей.

И о н. Кинотеатр снесли. Знаешь, тот, где мы…

М а р а. Где мы посмотрели с галерки сто пятьдесят девять фильмов. Я как-то искала дома старую справку и наткнулась на твои письма.

И о н. Абсолютно идиотские.

М а р а. Нелепые. А ведь было время – я верила!

И о н. Каждое я переписывал по пять раз и только шестой вариант посылал тебе.

М а р а. А как ты закуриваешь сигарету, все так же?

И о н. А как я закуривал?

М а р а. Ты делал какой-то жест, совершенно особый, мне он очень нравился.

И о н. Вот уже шесть лет, как я не курю.

М а р а. Да-а-а… Ничего не осталось. Ни-че-го.

И о н. Может, к лучшему.

М а р а. Конечно, к лучшему.

И о н. Я рад тебя видеть.

М а р а. И я рада. (Показывает на чемодан.) Где я могу это поставить?

П у й к а  влетает в дверь, за ней  о ф и ц и а н т. В руках у нее большая миска.

П у й к а. Ион! Ион! Ты только посмотри, какое безобразие! Ты видишь?

И о н. Опять злополучные маслины, дорогая, опять…

П у й к а. Это я нашла на кухне, они были спрятаны. Попробуй – маслины первый сорт.

О ф и ц и а н т. Побойтесь бога, что вы говорите, это те же самые, у нас один ассортимент.

П у й к а. Замолчите! Со мной этот номер не пройдет! Эти – отборные и свежие, а нам вы подали соленые и сморщенные. (Иону.) Ну как?

И о н (пробует). Ей-богу, я не вижу никакой…

П у й к а (Маре). Попробуйте и вы, девушка… Или… госпожа… (Внимательно всматривается.) Я вас, кажется, раньше не видела. А?

И о н. Это Мара. (Представляет женщин друг другу.) Мара… моя жена…

О ф и ц и а н т. Уверяю вас, честное слово…

П у й к а. Честное? Все вы честные до первой ревизии.

О ф и ц и а н т. Да нет у нас маслин двух сортов, все они одинаковые. И что за корысть была бы мне…

П у й к а. У вас никогда не бывает корысти. Все вы бескорыстно преданы людям, страдальцы во имя общественного блага. Думаете, раз мы живем в деревне, нас можно обманывать как вздумается. Пошли! Живо!

О ф и ц и а н т. Куда?

П у й к а. К вашему заведующему. С этой минуты я беру бразды правления на кухне в свои руки.

О ф и ц и а н т. Но ваши обвинения несправедливы, это клевета, я…

М а р а (пробует). Хорошая маслина.

П у й к а. Вот видите, что люди говорят? (Стоя на пороге, после небольшой паузы, Маре.) Знаете что? Я рада, что вы не блондинка. (Выходит в сопровождении официанта.)

Гонг.

8

В танцевальном зале остались только  С о ф ь я  и  П е т р е.

С о ф ь я. Наконец настоящий мужчина! Эти филологи как мороженые судаки…

П е т р е. Вы совершенно правы, мышц у меня хоть отбавляй.

С о ф ь я (гладит его). Эти называются – бицепсы?

П е т р е. Точно не знаю.

С о ф ь я. У вас глаза – ясные и смелые. А когда я смотрю в глаза своего мужа, я вижу только заботы, проблемы и папки с уголовными делами. Почему, танцуя, вы держитесь от меня за километр? Боитесь меня?

Гонг.

9

В холле мотеля. Из соседнего зала, отделенного от холла дверью с матовым стеклом, доносится шум веселья. В креслах – В а л е н т и н  и  И о н.

В а л е н т и н. Не хочешь – не верь.

И о н. Значит, ты попал сюда… случайно?

В а л е н т и н. Угу.

И о н. Брось, не прикидывайся, ты прочел объявление.

В а л е н т и н. Я не читаю газет.

И о н. Когда-то ты даже писал в газетах. Единственный из нас. Рецензии небольшие, верно, но так или иначе – считалось, что ты вышел в люди.

В а л е н т и н. Это было очень давно.

И о н. В конце концов, что с тобой случилось?

В а л е н т и н. Сам знаешь. Вы меня выгнали с факультета накануне государственных экзаменов. Пять лет жизни пропали зазря. А потом я ушел в армию.

И о н. Ты сам себя выгнал.

В а л е н т и н. Мда. Конечно. Я купил и представил к защите диплом. «Валентности метафоры» – тысяча пятьсот лей, в рассрочку – два взноса.

И о н. Тогда почему же ты говоришь, что тебя выгнали мы?

В а л е н т и н. Да так, к слову пришлось.

И о н. Не стоит играть словами.

В а л е н т и н. Это – девиз филологов. Я – бывший будущий филолог, преподаватель, которого пустили ко дну. Друг и недруг официантов.

И о н. Где ты работаешь?

В а л е н т и н. Нигде. И живу тем, что перепадет. Вернее, от кого перепадет. Когда я узнаю, что какого-нибудь выпускника провалили на государственном экзамене, я его разыскиваю и предлагаю ему дипломную работу. Первоклассную, на пятерку.

И о н. Всем одну и ту же?

В а л е н т и н. Зачем, всякий раз новую.

И о н. И кто тебе их делает?

В а л е н т и н. Сам делаю, кто ж еще…

И о н. Клиентов находишь?

В а л е н т и н. Все реже. Три-четыре в год. У меня есть список. Список тех, кто таким образом стал преподавателем. Некоторые из них даже в вузах работают.

И о н. Да ты с ума сошел!

В а л е н т и н. Если ты однажды узнаешь, что меня сбила машина, знай: я не был пьян. Просто кому-то из моих учителишек осточертело иметь в моем лице коллегу по реальной действительности. Я веду список, понятно? В моем завещании будет оговорено, что запечатанный конверт, который я оставлю в нотариальной конторе, надлежит вскрыть в двухтысячном году.

И о н. Валентин, ты меня пугаешь.

В а л е н т и н. Брось, ты такой же, как я: не способен ни на ненависть, ни на любовь.

И о н. Что ты хочешь сказать?

В а л е н т и н. Ты прекрасно знаешь что.

И о н. У нас с Марой не было ничего серьезного.

В а л е н т и н. Если вы понятия не имеете, что творится в ваших собственных душах, зачем же пытаетесь докопаться до того, что происходит в моей? Закажи-ка мне лучше виски.

И о н. Сам закажешь.

В а л е н т и н. Мне не подают. В мотеле «Veritas» не обслуживают лиц, находящихся в состоянии опьянения. Увы и ах! Пятеро среди вас более пьяны, чем я, и все-таки получают спиртное.

И о н. Я не знаю, в какой мере ты…

В а л е н т и н. Не смей меня судить. Однажды вы меня уже осудили. С меня довольно. Ты когда-нибудь получал удар по голове, увесистый удар, от которого теряешь сознание? Какое-то время кажется, что почва уходит из-под ног, что ты падаешь и не за что ухватиться.

И о н. Не знаю, не думаю, может, когда-то в детстве.

В а л е н т и н. Это ощущение не проходит у меня вот уже десять лет. С тех самых пор.

Входит  Э м и л и я, держа в руках кофейную чашку.

Э м и л и я. Вы оказывается здесь?

В а л е н т и н. Здесь. С меня снимают показания.

Э м и л и я. Будет тебе! Довольно. Перестань разыгрывать жертву.

В а л е н т и н. Эмилия… Скажи, каким образом ты меня узнала?

Э м и л и я. По глазам.

В а л е н т и н. Помнишь, как я приносил тебе каштаны? Первые каштаны каждую осень.

Э м и л и я. Они всегда были влажные, только что сорванные…

В а л е н т и н. Что ты с ними сделала, с моими каштанами?

Э м и л и я. Думаю, они остались на какой-нибудь полке, в общежитии.

В а л е н т и н. А для меня у тебя не нашлось даже полки, на которой бы ты меня забыла.

Э м и л и я. Но послушай, Вал, ведь после того, как тебя выгнали, ты словно сквозь землю провалился.

В а л е н т и н. Если б меня не выгнали, ты бы меня нашла, потому что искала бы.

И о н. Я не знал, что вы…

В а л е н т и н. Тут нечего знать. Мы были хорошими товарищами, и только. Может быть, именно поэтому я считал эти отношения вечными.

Э м и л и я. Прости меня.

В а л е н т и н. Само собой, прощаю. Зачем ты сюда пришла с этой чашкой?

Э м и л и я. Я пришла, чтобы… Мне захотелось кофе, и я…

В а л е н т и н. Кухня расположена справа.

Э м и л и я. Мерси. Ты что, забыл, я ведь тоже работала на строительстве мотеля. Подавала тебе тогда кирпичи.

В а л е н т и н. Тогда… Давно…

Г е о р г е (открывает дверь и смотрит вслед выходящей Эмилии). А ну, сударыня, спляшем. Ты у нас единственная в форме!

Э м и л и я (выходя). Подожди, я принесу кофе.

Г е о р г е (мужчинам). Что вы затеваете?

В а л е н т и н. Во всяком случае, ничего такого, что бы ускользнуло от твоего внимания.

Г е о р г е. Знаешь, Валентин, я как раз хотел тебе сказать… У тебя нет никаких оснований держать против меня камень за пазухой, не так ли?

В а л е н т и н. За что?

Г е о р г е. Ну, за ту историю.

В а л е н т и н. За которую из них?

Г е о р г е. За историю с твоей работой. То есть, извини, не совсем твоей, словом, ты понимаешь, что я имею в виду.

В а л е н т и н. Не темни, выражайся ясно наконец.

Г е о р г е. То обстоятельство, что я был именно тем человеком, который… который…

В а л е н т и н. Который на меня «настучал».

Г е о р г е. Не думаю, чтобы этот термин наиболее точно отражал…

В а л е н т и н. Конечно, не отражает. Так или иначе, ты был прав. Работу я действительно купил. От страха перед исторической грамматикой.

Г е о р г е. Вот видишь?

В а л е н т и н. А ты воображал, что я сейчас устрою скандал и испорчу вам вечеринку? Может, я пришел сюда с таким намерением, но теперь мне лень. Может, я еще и вернусь к нему, но позже. Что же касается тебя, то ты можешь не волноваться.

Г е о р г е. А вообще, как ты поживаешь?

В а л е н т и н. Хорошо. Спасибо, хорошо. А ты?

Г е о р г е. Я тоже неплохо. Работаю в газете.

В а л е н т и н. Знаю. Это было мое место.

Г е о р г е. Ведь кто-то должен был его занять, верно?

В а л е н т и н. Конечно, природа не терпит пустоты.

Г е о р г е. Тебе что-нибудь заказать?

В а л е н т и н. Пока меня поит наш друг Ион. Может, чуть позже…

Г е о р г е. Но имей в виду, я был бы рад с тобой чокнуться, выпить по…

В а л е н т и н. Знаю, Георге, не беспокойся, все в порядке.

Г е о р г е. Я рад, что ты…

В а л е н т и н. Конечно, все нормально.