Текст книги "Не буди Лихо (СИ)"
Автор книги: Марина Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 43 страниц)
– Просто ты тут не так долго сидел… Иди-ка сюда, милая, я тебя приласкаю…
Варвара почувствовала, как мир ускользает из-под её ног и жалобно проблеяла:
– А может, не надо?
– Сюда иди! – рявкнул Шахевич, и Димон зашипел, призывая не в меру разбушевавшегося демона к тишине и бросая встревоженные взгляды на дверь в коридор.
– Вы в своём уме? – прошептал он, когда понял, что напарник отдыхавшего в углу Сапожкова не торопится ворваться в кухню. – Я же ещё амулет не снял!
– Ну так возьми его! – раздражённо велел Шахевич, в предчувствии близкой мести напрочь забывший о том, кто перед ним.
– Слушаюсь и повинуюсь, – буркнул Димон, склоняясь над Сапожковым.
Амулет он нашёл почти сразу и не сдержался от шумного счастливого вздоха, когда почувствовал, как его пальцев коснулась запрещённая в течение последних нескольких дней магия. Как же, оказывается, ему её не хватало! Как, оказывается, он от неё зависим!
– Заканчивайте, профессор! – поторопил Димон Базиля. – Вы ей и так уже пол кастрюли скормили.
– Для хорошего человека ничего не жалко, – проворчал Шахевич и отступил на шаг, чтобы Диметриуш смог обездвижить несчастную повариху. Надо думать, бывшую повариху…
Семь минут спустя они вышли за пределы тюрьмы и с обнаружили себя не на острове, принадлежавшем Следственному комитету, а посреди широкого тротуара. Диметриуш огляделся по сторонам и неожиданно узнал массивное трёхэтажное здание ГУМа, серой громадиной возвышающееся на той стороне дороги. Димон оглянулся и наградил мрачным взглядом главный корпус Нацбанка. Чёрт! Как же их сюда занесло?
– Вы что-нибудь понимаете? – спросил он у изумлённого Базиля.
– Скажите-ка, ваше высочество, вы когда-нибудь задумывались о том, почему Тринадцатый этаж так долго оставался закрытым? – внезапно поинтересовался тот.
На душе стало совсем погано, и Димон понял, что думать об этом сейчас он совсем-совсем не хочет. Поэтому опальный наследник Императора демонов махнул рукой, останавливая такси, и только назвав адрес, вспомнил о том, что можно было воспользоваться Лифтом, но не почувствовал разочарования или досады. Наоборот, сорвал с шеи ключ и небрежно засунул его в карман джинсов. Что-то подсказывало ему, что о Лифте на какое-то время лучше забыть. И этим чем-то, наверное, была интуиция.
А может, не интуиция, а лишь везение чистой воды. Ничем иным, пожалуй, нельзя было объяснить то, что водитель не узнал в одном из двух странных пассажиров беглого преступника, чья фотография не покидала экраны всех телевизоров страны. А впрочем, наверное, дело было даже не в везении, а, скорее, в культурном шоке. Не каждый день всё-таки увидишь на пороге Нацбанка голого мужика, все стратегически важные места которого прикрывало застиранное кухонное полотенчико, небрежно повязанное вокруг бёдер.
Нет, на своём веку пятидесятилетний таксист повидал всякого. Возил он и пьяных, и укуренных, и полуголых. Бывало, что нетерпеливые парочки весьма активно обжимались на заднем сидении. А однажды какая-то девчонка, позабыв о правилах приличия и стыде, просто переоделась, полностью игнорируя присутствие постороннего мужчины за рулём. Но то ж девчонка, ей лет восемнадцать было, откуда там мозг? А то взрослый мужик – седина на висках… Прости, Господи! Куда катится мир?
Когда вечером он рассказывал жене о своих странных пассажирах, она испуганно округлила глаза и прошептала:
– Ой, Серёж, а если это бандиты были? Может, они банк ограбили…
– От, чтоб бандиты, – раздражённо скривился таксист, – гомосеки на маскарад какой-нибудь ехали. Не удивлюсь, если ещё и банковские менеджера… Говорю тебе, что-то неправильное в мужиках, которые вместо того, чтобы нормально работать, бумажки с места на место перекладывают…
В ограбление он не верил категорически. Потому что, во-первых, куда б они награбленное спрятали? Под полотенчико? А во-вторых, в таком виде банки не грабят. В таком виде только по новомодным вечеринкам шастают.
Если быть до конца честными, надо сказать, что таксист почти угадал. Насчёт вечеринки и маскарада. Всё дело в том, что Диметриуш прекрасно понимал: показываться дома нельзя. Да что там дома! Нельзя было показываться нигде, где бы его стали искать. Поэтому, взвесив все за и против, Димон назвал адрес Гены, чьи родители держали маленький травести-клуб в квартале красных фонарей.
Говорить о том, какой фурор произвело появление Базиля Шахевича мы, пожалуй, не станем. Упомянём лишь, что в клубе демоны пробыли до позднего вечера, смотрели новости, отмывались, обедали восхитительно ароматными чебуреками и пытались добиться от секретарских родителей членораздельных ответов. А те по-партизански молчали и только когда в восемь вечера Гена «не вышел на связь», как было условлено, то есть не позвонил, всё-таки признались. Оказывается ещё вчера они отправили сына и фактически всю труппу на гастроли в какую-то Тьмутаракань. И рассказывать об этом кому бы то ни было Гена категорически запретил.
– Они должны были позвонить, как доберутся, – трагичным шёпотом произнесла мама, – а не звонят.
– Может там сигнал плохой, – неуверенно предположил папа и, деликатно кашлянув, отвёл глаза в сторону. – Не волнуйся, Анюта, Гена же сказал, что с ними будет Сава. И девочка эта его тоже на меня очень положительное впечатление произвела…
– Какая девочка? – спросил кто-то заледеневшим от ярости голосом, и Диметруиш с удивлением понял, что этим кем-то был он сам.
– Которая живёт с ним. Ну, с Савелием, – торопливо объяснила мама, лучась доброжелательностью, – беленькая такая, Мария…
– Живёт с ним?..
– Э-э-э… – женщина поняла, что происходит что-то неладное, когда в окнах задрожали стёкла. – Или не живёт… Я не совсем поняла. Там какая-то страшная тайна. Какая-то дикая любовь… Геночка сказал только, что это всё чудовищный секрет и поэтому…
– А куда, говорите, они на гастроли поехали? – перебил Базиль, опуская руку на плечо своего не в меру вспыльчивого товарища.
– Так в Старое Село, – улыбнулась женщина, и не подозревавшая о том, что профессор Шахевич только что спас её дом от спонтанного возгорания. – Это…
– Я знаю, где это, – кивнул старший демон и нахмурился, – но хоть убейте, не пойму, что им там могло понадобиться…
– Вот съездим и узнаем… – проворчал Диметриуш. – Только бы ещё транспортное средство раздобыть. По снам в нашем положении не попутешествуешь…
– Могу вам одолжить свой байк, – предложил владелец травести-клуба. – Если обещаете вернуть его в целости и сохранности. Видите ли, нас многое связывает с нашей Сьюзи. Правда, Анюта?
Отец Гены нежно посмотрел на свою супругу и улыбнулся.
– Сьюзи? – осторожно уточнил Диметриуш, не смея надеяться.
– Suzuki. Это не спортбайк, конечно. Мы его покупали из расчёта, что будем вместе с Анютой гонять… Но четыреста пятьдесят при большом желании из него можно выжать.
Услышав эту цифру, Базиль Шахевич откровенно побледнел и взволнованно посмотрел на Диметриуша.
– Это просто фантастика! – счастливо выдохнул тот и подумал: «Нет, какой же всё-таки у меня замечательный и совершенно полезный секретарь! Надо будет ему зарплату повысить!».
Глава 31, в которой «Голубая устрица» заменяется женским монастырём
Рассказывать о том, какими глазами посмотрел на нас Савелий, когда понял, в каком виде мы предлагаем ему выйти из дома, я не стану. Уточню лишь, что он обиженно глянул на меня и пробормотал:
– Вот от вас, Мария Ивановна, не ожидал!
Я пожала плечами и перевела взгляд на Гену, который любовно разглаживал шикарное вечернее платье в пол. Меня в него можно было завернуть в два слоя. И ещё на капюшон бы осталось немного, а Савелий в этом, полагаю, смотрелся бы… импозантно. Элегантно и, пожалуй, внезапно.
– Гена, а ты уверен, что именно этот наряд идеально подойдёт для визита в женский монастырь? – с сомнением спросила я.
Гена вздохнул и с сожалением поджал губы. А затем вдруг мечтательно зажмурился и тихо-тихо признался:
– Очень хотелось посмотреть, как оно будет смотреться на Саве, – и боязливо оглянулся, справедливо опасаясь, что Сава за такие мысли может и в глаз дать.
– Не будем рисковать твоей жизнью, – предложила я и извлекла из бездонного чемодана симпатичнейший спортивный костюмчик, а также чёрные лакированные лодочки с золотыми бабочками на пятках и совершенно невероятного размера. Я подумала, что если у этого шедевра сапожного искусства отломать каблуки, то я могла бы их использовать зимой вместо снегоступов. А если к ним приделать колёсики, то – как скейт-борд. Ни первым, ни вторым я пользоваться не умела, поэтому задумчиво засунула руку в правую туфлю и удивлённо присвистнула, когда она вошла в неё по локоть. Причём пальцы в кулак я при этом не сжимала.
– Ты что делаешь? – поинтересовался Гена, и я, смущённо покраснев, пробормотала:
– Над образом тренера размышляю.
Про тренера мне Гена рассказал в первую очередь. Кто-то назовёт это стечением обстоятельств, кто-то элементарным везением. А я скажу, что это знак свыше. Не иначе.
И всё потому, что Димкин секретарь, как выяснилось, был страшным поклонником баскетбола. Начиная с дворового и заканчивая играми НБА, а его родители держали маленький музыкальный клуб, где Гена часто подрабатывал барменом. Именно там, стоя за барной стойкой, он и выслушал не вполне трезвую исповедь одного из завсегдатаев заведения, печального архиерея, который, по словам Геннадия был похож на престарелого бассета из-за обвисших щёк и полных вселенской грусти глаз.
Местами невнятный рассказ священнослужителя заставил Гену взглянуть на мир другими глазами. Ибо, во-первых, секретарь открыл для себя, что азарт не чужд и священникам. А во-вторых, узнал, что монашки тоже играют в баскетбол.
Поэтому когда Савелий пришёл к нему, чтобы забрать ноутбук Диметриуша, и с тоскою спросил, не знает ли Геннадий – который, по слухам, знает если не всё, то почти всё – кого-нибудь, кто помог бы выйти на мать-настоятельницу небольшого монастыря на севере страны, а лучше в этот самый монастырь проникнуть нелегально, Гена понял, что пробил его звёздный час, и засиял как стоваттная лампочка, которую запретили ещё лет пятьдесят назад.
Дело оставалось за малым: дождаться, когда давешний священник придёт посмотреть представление и пропустить стаканчик.
– А как называется клуб твоих родителей? – спросила я у Гены тем же вечером.
– «Голубая устрица», – пробормотал Гена, а я покосилась на чемодан, полный женской одежды неженских размеров и подумала, что Гена не похож на того, кто любит носить платья и капроновые колготки. – Это травести-клуб. Сава не сказал?
Сава не сказал. Сава вообще был категорически против того, чтобы я там появлялась, клялся, что шеф открутит ему всё, что можно открутить, и только что на коленях не стоял. Но разве меня это могло остановить? В конце концов, когда ещё я смогу на шару посмотреть живьём на настоящий театр трансвеститов!!!
Я ни секунды не жалела о своём решении, потому что представление мне понравилось. Красиво. Красочно. А главное, очень искренне и очень весело.
И всё бы хорошо, если бы не Гена, который ближе к концу вечера упал за наш столик и трагичным голосом заявил:
– Всё пропало!
Я перепугалась не на шутку и стала оглядываться по сторонам, а Савелий нахмурился.
– Клиент, узнав о том, что у меня есть подходящий баскетбольный тренер, впал в истерику от счастья, но сообщил, что один лишь тренер его не спасёт. Ему нужна ещё и команда. Хотя бы на ближайшие выходные, а потом, говорит, спортсменов можно будет воспитать в своём коллективе…
Мы с Савелием выдохнули и одновременно посмотрели на сцену.
– Гена, – демон задумчиво потёр переносицу, – а сколько в вашей труппе человек?
– Ох, – ответил Гена.
– Ох, – повторил он и испуганно прикрыл рот рукой.
Ещё день мы потратили на то, чтобы собрать людей и купить билеты. Небольшие проблемы возникли с маскировкой Борща. Уж больно он у нас был приметным.
– Ну, ты же демон! – взывала я к Савелию. – Сделай что-нибудь. Какую-нибудь простенькую иллюзию!
Савелий раздражённо рыкнул:
– Машка, но ты же сама информацию по иллюзионистам искала! Должна знать, что я этого не умею.
На помощь внезапно пришёл Геннадий. Он неловко вытер ладони о собственные колени и прошептал:
– Я мог бы помочь.
Савелий изумился и смерил его недоверчивым взглядом:
– Ты?
Я, кстати, тоже не помнила, чтобы Генина фамилия была в списке тех, кто способен на какую-либо, даже самую банальную иллюзию.
– Я незаконнорожденный, – негромко признался Димкин секретарь. – Нас в реестры и атласы не вносят, если вы не знали.
Я не знала.
А Савелий взвыл и стукнул себя по лбу с такой силой, что я испугалась, как бы у него сотрясения мозга не случилось.
– Вот же я баран! – простонал он. – Ладно. С этим по возвращении разберёмся.
И добавил хмуро:
– Спасибо, правда.
Гена покраснел и опустил глаза.
В Старое Село мы прибыли на рассвете. Надо сказать, я немного дрейфила, потому что начальник станции знал меня довольно хорошо, но мои спутники – то есть, спутницы – произвели на него такое впечатление, что на их фоне меня он попросту не заметил.
Я с облегчением выдохнула и вложила руку в ладонь Савелия, который с самым любезным видом выспрашивал дорогу у начальника станции. Конечно, я бы и сама могла бы рассказать, как нам пройти, даже самую короткую дорогу показала, но, по легенде, никто из нас в Старом Селе прежде не бывал, поэтому мы вооружились картой и двинулись по узкой улице в сторону монастыря.
В детстве я не раз топтала пыль этих дорог, здесь мы играли в догонялки и в казаков-разбойников, и воду пили из колодца, прятавшегося в зарослях сирени. И воровали удивительно кислую вишню в саду почтальона. А во дворе фельдшера играли в баскетбол.
Воспоминания нахлынули на меня тёплой волной, я даже зажмурилась от счастья.
– Всё в порядке? – негромко спросил внимательный Савелий.
Я кивнула:
– Да. Просто детство вспомнила.
За годы моего отсутствия монастырь не изменился. Всё те же высокие белые стены, утопающие в буйных ветках акаций, все те же зелёные купола. Дорога по-прежнему желта, а небо синее. И тишина. Такой вкусной тишины я нигде в другом месте не ощущала.
– Нехорошее место, – ворвался в мои мысли бас одной из наших баскетболисток, и я с удивлением посмотрела на неё… на него… Чёрт!
– Почему нехорошее?
– Не знаю, – ответили мне, после чего артист поправил воротник спортивной куртки, маскируя кадык. – Но предчувствие у меня какое-то… Зудит под лопаткой.
Услышав это замечание, Савелий нахмурился и посмотрел на Борща. Тот тявкнул до чрезвычайности неприятным голосом и вильнул хвостом. По-моему, пиган никаких неприятностей не предчувствовал. Но это только по-моему, потому что поведение лже-болонки заставило Савелия поджать накрашенные губы и проворчать негромко, так, чтобы услышала только я:
– При первых же признаках какой-либо опасности – неважно, какой – сигналь Пуде, чтобы вытаскивал нас отсюда.
– Хорошо, – согласилась я, и Савелий решительно взялся за старинную колотушку, висевшую возле двери на видавшем виды шнурке.
Почти сразу в воротах отворилось маленькое окошко и показалось остроносое лицо женщины в обрамлении белого апостольника.
– Что надо? – недружелюбно буркнула она, не купившись на приветливую улыбку Савелия.
– Мы к матери-настоятельнице, – ответил демон красивым женским голосом. – Нас ваш архиерей прислал. Отец Афанасий. Насчёт предстоящего спортивного состязания.
– Ожидайте, – велела монахиня и закрыла окошко.
Ждать нам пришлось действительно долго. И к тому моменту, когда ворота, наконец, распахнулись, меня уже основательно развезло под необычайно знойным утренним солнцем.
– Я провожу вас до гостиницы, – пробурчала всё та же остроносая монахиня и вышла за ворота, закрыв за собой дверь. – Идёмте.
Женщина махнула рукой, и мы двинулись за ней по едва приметной в траве тропинке вдоль монастырской стены.
– Отец Афанасий нам ничего не говорил насчёт гостиницы, – осторожно заметил Савелий.
– Не волнуйтесь, – насмешливо протянула монашка. – Никто с вас денег за постой не возьмёт, если вы сами не захотите заплатить. Это монастырская гостиница. Мы тут всех приезжих размещаем.
И покосилась на розовый чемодан на колёсиках, который Савелий лениво тащил волоком по густой траве. Странно, я почему-то думала, что монахини, все как одна, открытые и дружелюбные существа. Эта же только что ядовитой слюной в нас не плевалась.
– Да я и не волнуюсь, – демон пожал плечами. – Просто удивлена. Отец Афанасий говорил, что мы будем прямо в монастыре жить, вот я и…
– Мало ли, что вам отец Афанасий говорил, – отбрила монашка. – Он тут не хозяин. Здесь всё слову матери-настоятельницы послушно. А она сказала, что жить вы будете в гостинице!
– В гостинице, так в гостинице, – Савелий равнодушно пожал плечом и перехватил чемодан другой рукой. – Долго ещё, кстати? У меня ребёнок устал…
Услышав о ребёнке – обо мне, то бишь, – монахиня немного смягчилась и проговорила почти нормальным голосом:
– Пришли уже, – и махнула рукой на длинное здание с решётчатыми окнами, больше похожее на средневековую западноевропейскую конюшню, чем на современную гостиницу действующего женского монастыря. Монахиня позвонила в самый обычный электрический звонок и прокричала нетерпеливо:
– Лизка, открывай! Спишь ты там, что ли?
За дверью послышалась какая-то возня и звяканье цепочки, а затем меня обдало сырым, пахнущим нафталином и хлоркой воздухом.
– Вы опять ворчите, сестра Анна. И пугаете наших гостей.
Открывшая дверь женщина была в таком же платье, как у встретившей нас монахини, но её волосы покрывал не апостольник, а самый обычный цветастый платок, из под которого выбивались непослушные рыжие пряди.
– Вы и есть те спортсменки, о которых все говорят? – спросила она и посмотрела на нас зелёными-зелёными глазами.
– Видимо, да, – протянул Савелий и зыркнул в мою сторону таким безумным взглядом, что у меня от страха коленки задрожали, и я, попятившись, спряталась куда-то за Гену.
– Держи, – прошептал тот секунду спустя, и моей руки коснулась какая-то ткань. Я опустила глаза и увидела бейсболку, такую же, как была на Гене и на доброй половине наших спортсменок.
– Зачем это? – удивилась я.
– Затем, – обронил секретарь сквозь зубы.
Кепка совсем не подходила к моему костюму, но Гена посмотрел на меня таким же бешеным, как у Савелия, взглядом, и я, смирившись, натянула головной убор. Ничего, я с этих террористов ещё потребую объяснений! Дайте только наедине остаться!
И эта возможность появилась у меня совсем скоро.
Изнутри гостиница выглядела так же, как и снаружи. Как старинная конюшня западноевропейского образца, не хватало только лошадей и запаха навоза. Что же касается стойл, то они были удачно переоборудованы под гостиничные номера. Ну, то есть, кельи, конечно.
Занимавшая должность администратора гостиницы, Лиза, оперативно вручила Савелию большую банку, в которой вперемешку лежали разнокалиберные ключи и, мило улыбаясь, предложила:
– Вы сами расселитесь, хорошо? А мне потом список на ресепшн оставьте, чтобы я знала, кто в какой комнате.
– Что, и паспорта оставлять? – перепугался Савелий, и вся наша компания напряглась. О фальшивых паспортах мы как-то не подумали. Да если бы и подумали, я бы отвергла эту идею как параноидальную и еретическую.
– Да Бог с вами! Зачем нам паспорта? Просто список составьте, я потом сама в журнал прибытия вас запишу… – и кивнула на амбарную книгу, лежавшую на стойке администратора.
Уже пять минут спустя я поняла, почему Лиза не хотела возиться с ключами: их в банке была, наверное, целая сотня. Я подозревала, что мы с заселением провозимся до вечерней зари, если вообще не до утренней. И плакал тогда наш план «смотаться отсюда по-быстрому».
«Зато хоть «девочки» повеселятся», – мрачно подумала я, услышав, как баскетболистки делают ставки на то, кто последний найдёт свой ключ.
Кто был последним, я не знаю. Потому что как только открылась первая дверь, Савелий нагло заявил, что это номер тренера и его семьи и втолкнул меня внутрь.
Вот тут-то я и поняла, почему местные монашки такие злобные все. Если у них в гостинице всё так скромненько, то сами они, видимо, на каменных кроватях спят, укрывшись рогожкой. Никогда раньше мне не приходилось бывать в настоящих кельях, но не думаю, что они сильно отличались от гостиничных комнат. Каменные стены и потолок выкрашены белой краской. Под ногами тоже камень, только натурального цвета. Окно, захваченное мелкой решеткой, деревянный стол у подоконника, два стула, две кровати у противоположных стен, таких узких, что даже мне на такой будет неудобно спать, что уж говорить о Савелии и других не менее фактурных участниках нашей экспедиции.
Опустившись на серое покрывало, я откинулась на подушку – подозреваю, она тоже была каменной, как и всё прокрустово ложе, на котором мне, по всей вероятности, придётся промучиться всю ночь… С другой стороны, какие сны, такая и кровать…
Этой ночью в поезде я своим воплем разбудила весь вагон. Кошмары вернулись, да такие зверские, словно мстили мне за спокойные ночи, проведённые рядом с Диметриушем, который, кстати, ни разу мне не приснился…
Я уже совсем было решила загрустить, но тут вспомнила странное поведение Савелия в момент нашего прибытия в гостиницу и воспряла духом.
– Ну, и как это называется? – спросил только что мысленно помянутый мною Савелий. И вид у него, надо сказать, был очень, очень недовольный.
– Ты о чём?
– Тётушка твоего одноклассника, говоришь, в монастыре матерью-настоятельницей?
Я качнула головой, а заодно и вербально подтвердила:
– Тётушка.
– Не твоя, нет?
– Ты спятил? Нет у меня никаких тётушек. Сава, что происходит?
Демон был так взвинчен, что даже забыл про припев о том, что шеф ему открутит всё, что можно открутить, если узнает, что мы в одной комнате ночевать собираемся. Я причин его нервозности не понимала, и это начинало меня пугать.
– А кто есть?
– Сава…
– Кто. У тебя. Есть. Из родни.
И абсолютно не обязательно так шипеть и метаться по комнате, как тигр в клетке. В другой раз я, наверное, рассмеялась бы. Уж больно комично Савелий выглядел, в этих туфлях, в костюме и с макияжем… Да и Борщ, истерично бегающий за ним по пятам, только придавал комичности ситуации. Но смешно отчего-то не было.
– Бабушка есть. Брат. И папа. Только мы с ним не виделись много лет.
– И всё? – ярко накрашенные брови Савелия взметнулись вверх.
– И всё. Я не понимаю…
– Нет, это я не понимаю. Ох, не надо было тебя с собой брать… Если б я только не боялся оставлять тебя одну… Ну, что ты моргаешь? Ты хоть понимаешь, как вы похожи?
– Кто? – почему-то прошептала я.
– Ты и администраторша эта. Одно лицо!
– Да ну… – я растерянно оглянулась на дверь, словно ожидала, что упомянутая полумонашка сейчас реализуется на пороге нашей кельи, и одновременно попыталась вспомнить, как же она выглядела.
Обычное лицо. Много веснушек… Глаза зелёные, но будто мало на свете людей с зелёными глазами! У Димкиного папы вон тоже такие. И что? Тоже его ко мне в родню записывать? И потом, женщина была рыжей, а у меня, как у Стёпки и папы, волосы были светло-русые, почти белые. Буся меня из-за этого в детстве одуванчиком звала.
– Не нукай, не запрягла, – буркнул Савелий, прерывая ход моих мыслей. – Со стороны виднее. Да и Генка вон тоже сразу заметил. Молодец, сообразил на тебя кепку напялить, а то уж и не знаю, как бы мы отбрёхивались, если б местные стали вопросы задавать, почему ты на их монашку так похожа.
– Она не монашка, – автоматически исправила я. – И на меня совсем не похожа. Разве я такая?
– Ты другая, – охотно согласился Савелий. – Но похожи вы просто жутко.
И вдруг смутившись:
– Маш, слушай, а ты вот про маму никогда не рассказываешь. Она не может…
– Моя мама умерла, когда я совсем маленькой была, – перебила я. – Нечего рассказывать. Я её даже не помню.
– А фотографии?
– Не сохранилось ни одной. Отстань, а? – я внезапно почувствовала головную боль и, подойдя к окну, распахнула створки. – Подумаешь, похожи… На свете вообще очень много похожих людей… У меня директор школы на Пушкина как две капли воды был похож, например… Но если ты настаиваешь, я не буду особо мельтешить у местных перед глазами.
Демон облегчённо выдохнул:
– Спасибо.
Я пожала плечами и умолчала о том, как звали мою маму. Боюсь, скажи я Савелию об удивительном совпадении имён, он наплюёт на весь наш план, потребует рекогносцировки и отступит в тылы для выработки новой стратегии поведения. А мне хотелось побыстрее уже разобраться со всем. Найти Вовочку И, отвязаться от Фоллетского, Димку вытащить… Я так, оказывается, соскучилась за эту неполную неделю. Извелась вся. Изнервничалась…
До конца дня я, к огромной радости Савелия, не покидала гостиницы, да и из комнаты выходила лишь для того, чтобы посетить уборную, которая, что не удивительно, учитывая общую аскетическую обстановку, была одна на этаж. Как и душевая, что находилась за хлипкой дверью с большой буквой «Ж». Я улыбнулась, вспомнив старый анекдот, где герой мучился перед дверями с пометками «Б» и «С», гадая, за которой надписью скрывается мужской туалет. Вот везде же врут, везде! Даже в анекдотах! Нет здесь никаких «Братьев» и «Сестёр».
Савелий весь день где-то пропадал и появился в комнате, когда солнце уже почти полностью исчезло за линией горизонта. Я оглянулась на скрипнувшую дверь и удивлённо изогнула бровь, заметив, с каким мрачным видом демон смотрит на меня.
– Что-то случилось?
– Да чёрт его знает! Вету эту не нашёл… Напрямую же не спросишь, а намёков тут никто не понимает… Генка сказал, что попробует узнать по своим каналам.
– И?
– И ничего пока… Хоть бы фотографию этой таинственной тётки найти… Достала меня уже эта чертовщина, хуже горькой редьки.
– Не ругайся, – я погрозила пальцем. – Ты всё-таки на святой земле.
– А, – демон махнул рукой. – Земля эта ещё… Не нравится мне всё, хоть ты меня режь… Да и Борщ как-то неправильно нервничает… И кстати, – посмотрел на меня виновато и тут же отвёл глаза, – Маш, нас всех на общий ужин зовут, в трапезную. Это прямо в монастыре, не в гостинице…
Сидеть в номере мне уже осточертело, но я всё же подняла руку и, опережая не озвученную просьбу Савелия, кивнула:
– Можешь сказать, что я устала с дороги и сплю. Я тут останусь. Буду сидеть тихонечко, как мышка. Честное слово.
Он выдохнул и, заложив руки за спину, качнулся на пятках. Откровенно говоря, его доходящая до паранойи опека начинала потихоньку злить, но я стоически терпела. В конце концов, сама же ему навязалась…
– Ладно…
Демон ушёл, оставив на моё попечение преображённого Борща, который и в самом деле нервничал как-то неправильно. То подбегал к двери и нервно принюхивался, то взбирался на подоконник и что-то высматривал. Наконец, бедняга забрался на кровать и задремал, уткнувшись горячим носом мне в ладонь.
Лениво почёсывая пигана между ушами, я размышляла о том, как надоело мне сидеть в четырёх стенах. Фактически, я целую неделю только и делаю, что прячусь. Сначала в квартире Савелия. Теперь тут… А ведь я так надеялась, что хотя бы в Старом Селе смогу забыть о страхах и не прятаться…
С тоскою посмотрев на дверь, я вздохнула. В конце концов, когда ещё представится возможность отужинать в настоящем монастыре, в компании настоящих монашек…
Нет! Решительно отвергла зудящее, навязчивое желание выйти из гостиницы. Неспроста ведь Савелий так нервничает, наверное, и вправду лучше посидеть в номере. Всё-таки демон опытнее и старше. И отвечает за меня перед Димкой. Я лично не верила в то, что Бьёри будет кому-то что-то из-за меня откручивать, но подставляться под удар и рисковать тем самым чужими жизнями не хотелось. Мало ли. Я ведь ещё только начинаю знакомиться с историей и традициями моего второго народа…
Когда всё закончится, попрошу Димку устроить мне тур по Империи. А то, стыдно сказать, ничего кроме Института и дворца не видела. Последний, кстати, вообще мельком. Уж больно меня пугало пристальное внимание к моей персоне со стороны Наталии Бьёри.
Определённо, так и надо будет сделать – уехать в какие-нибудь дебри, инкогнито. Интересно, Димка может путешествовать инкогнито? Или его пиратская внешность уже всем примелькалась?
На улице давно уже стемнело, и я глянула на часы, не сдержав удивлённого восклицания. Дело приближалось к полуночи, а Савелий с «девочками» не возвращался
Я закрыла глаза, пытаясь представить себе лицо Диметриуша во всех подробностях. Маленькие мимические морщинки, едва заметный шрам, пересекающий правую бровь, ресницы, такие длинные и густые, что обзавидоваться можно. И губы. Нижняя чуть полнее.
Меня в краску бросило от воспоминаний о том, до какого состояния Димка мог меня довести, лишь целуя, не прикасаясь даже, и прямо накрыло волной возбуждения. Жаркой, сбивающей дыхание и пускающей сердце в сумасшедший галоп. Мои внутренности буквально скрутило в тугую спираль, и с губ сорвался лёгкий стон.
К чертям все путешествия! Как только всё закончится, запрусь с Димкой в спальне и… Никогда не думала, что у меня такое яркое воображение. Картинки того, что и как я буду делать с Диметриушем, одна ярче другой, вспыхивали в моём мозгу безумным калейдоскопом.
Я представляла себе нас обнажённых и потных. Движения то плавные, то резкие, звук сбившегося дыхания. Шум крови в ушах. Губы горят от поцелуев, а пальцы подрагивают от желания прикоснуться. Наяву, не во сне.
В какой-то момент я так увлеклась происходящим, что полностью окунулась в мечту. Мне до слёз не хотелось открывать глаза и снова видеть стены монастырской гостиницы или какой угодно другой комнаты, где не будет Диметриуша.
До дрожи хотелось, чтобы он целовал не во сне. Не во сне несдержанно прикусывал кожу на шее, оставляя красные следы. Не во сне срывал ненужную одежду. И чтобы шептал тоже не во сне:
– Как же я соскучился! Не представляешь!
Дыхание так по-настоящему, почти реально опаляет кожу, и я покорно подставляюсь под его рот, и согласно выталкиваю из себя:
– И я. Очень.
– Так сильно… Ярко так… Не знал, что так бывает.
– Я тоже. Не знала, – и прогибаюсь, мечтая лишь о том, чтобы он не останавливался, чтобы продолжал нашёптывать мне все эти словечки и целовал, целовал так, как только он умеет.
– Хочу тебя, – почти рычит, и я снова соглашаюсь.
– Да…
Я чувствовала его запах, кожу покалывало в тех местах, где она контактировала с его небритостью. Меня так увлекло происходящее в моей голове действо, так захватило эротической фантазией, что я и не заметила, как заснула. Только сном, ничем другим нельзя было объяснить тот факт, что я не заметила, как в комнату вернулся Савелий.
Ну, то есть тогда я думала, что это Савелий и что никакого другого объяснения происходящему быть не может. Поэтому когда до моего плеча дотронулась чья-то рука, я вдруг замерла в Димкиных объятиях, едва не застонав от острого сожаления.
