Текст книги "Не буди Лихо (СИ)"
Автор книги: Марина Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 43 страниц)
Глава 25, в которой героиня находит бабушку, но, кажется, теряет жениха
Постоянно жить под одной крышей с женщиной, если это не твоя мать и не твоя сестра, было… необычно. Женское бельё выглядело странно в верхнем ящике комода. Странно, но возбуждающе. В ванной комнате появились расчёски разной густоты, резиночки, заколки, стеклянные пилочки для ногтей и шёлковый халатик, персиковый с красными маками по подолу и краям рукавов. Диметриушу нравилось гладить прохладную ткань, кончиками пальцев чувствуя под нею горячее и такое отзывчивое тело.
После почти двух недель совместной жизни Бьёри с уверенностью мог сказать, что жить под одной крышей с Машей было хорошо, правильно. Правильным было готовить завтрак на двоих и прислушиваться к лёгким шагам наверху, пытаясь подгадать момент, позволяющий застать девушку в душе. Правильным было торопиться вечером в Институт, чтобы опередить отца и самому отвезти Машу домой. Правильным было встречать её губы дежурным поцелуем, чтобы немедленно уйти в неконтролируемый штопор, не дающий возможности дотерпеть до спальни. Самым правильным было окружать Машу вниманием и принимать от неё такую неуверенную, но чертовски приятную заботу.
– Не сиди под кондиционером, – говорила она, – летняя простуда самая противная.
– Осторожно, горячо, – предупреждала, ставя перед Димоном чашечку кофе.
И Диметриуш не раздражался из-за её слов, а улыбался совершенно идиотской улыбкой, потому что это было правильно. Точно так, как правильно было рассказывать девушке о прошедшем дне, о том, что удалось узнать, какие новости принёс Савелий и сколько человек сегодня пришли с очередными безумными жалобами на транспортных работников, на качество сценаристов, на вымогательство, на дороговизну проездных билетов… Ждать комментариев и смешков, наслаждаться совместным молчанием, слушать цитаты из книг, которые она читала. Засыпать и просыпаться вместе. Абсолютно, безусловно и окончательно правильно.
Чувствуя, что губы сами собой складываются в удовлетворённую улыбку, Диметриуш отодвинул бумаги на край стола и прикрыл глаза, вспоминая сегодняшнее утро.
Не то чтобы таких утр у них ещё не было, но именно это было особенным. И в первую очередь потому, что Маша проснулась первой, а проснувшись, не удрала потихоньку, а повернулась на бок и долго рассматривала спящего рядом мужчину (по крайней мере, Димону казалось, что именно так она и вела себя), несмело отвела упавшие на лицо пряди, невесомо погладила скулу, царапая подушечки пальцев об отросшую за ночь щетину и, наконец, наклонившись, поцеловала лёгким утренним поцелуем, словно говорила: «Привет, как спалось?» Зубами царапнула нижнюю губу и тут же лизнула, прося прощения за резкость, а затем соскользнула ниже, чертя замысловатые узоры языком на шее, в районе уха, и ниже.
Окончательно Димон проснулся, когда Машка, перекинув одну ногу, оседлала его бёдра и игриво куснула за сосок.
– И тебя с добрым утром, – промычал он и, запустив руку в лохматые со сна волосы, подтянул девушку наверх для поцелуя. Она с готовностью ответила, но когда Димон попытался снять с неё то безобразие на тонких бретельках, которое она называла пижамой, вырвалась, легонько стукнув мужчину по рукам.
– Что не так? – спросил он, предприняв вторую попытку.
– Всё так, – внезапно залившись краской, прошептала Маша, наклонилась вперёд, и Диметриуш даже сквозь разделяющую их тонкую ткань почувствовал, как тверды её соски.
– Маша?
– Хочу попробовать, – пролепетала, бросив на Диметриуша горячечный от смущения взгляд. – Никогда не делала.
И он задохнулся, не зная, что ответить, а девушка начала своё скольжение вниз. Долго целовала в шею, исследуя границы мужского терпения, вызывающе сползала на бёдра, позволяя почувствовать свою обжигающую влажность и не разрешая прикоснуться.
– Пожалуйста, Дима, – попросила, отнимая его ладони от своего тела. – Потом.
– Потом, – то ли согласился, то ли пригрозил он и зажмурился, с ума сходя от желания прикоснуться. Задыхаясь от восторга и понимания того, что она сама, сама хочет. Без какого-либо действия с его стороны. Хочет до непроизвольной дрожи распахнутых бёдер, до рваного дыхания, до судорожного движения неумелых рук. Это было удивительно и чудовищно возбуждающе при этом.
Медленно, словно боялась, что он развалится, сделай она более резкое движение, Маша языком нарисовала кружок вокруг его пупка, а затем подула, с интересом следя за тем, как покрывается мурашками влажный след.
– Мар-р-рия! – прорычал Димон, глядя на мучительницу из-под приопущенных век и изгибаясь так, что ягодицы полностью оторвались от матраса.
– Скажи, если я сделаю что-то не так, – попросила она и, провокационно сглотнув, облизала губы.
Не так? Определённо, в словаре рядом со словом «кокетство» надо разместить Машкину фотографию. Диметриуш снова зажмурился, чтобы не видеть этот слегка растерянный взгляд, чтобы удержаться и не запустить в гриву светлых волос пальцы, лаская чувствительную ямочку на затылке и притягивая девушу за голову вниз… Однозначно, Марии Ивановне Лиходеевой надо медаль по заигрыванию выдать, она точно абсолютный чемпион и ма-а-астер…
– Да-да, – сжав в кулаках простыню, сипло простонал Диметриуш, то ли обещая сообщить, если что-то вдруг пойдёт не так (какое не так? Всё настолько так, что он реально начинал бояться за свою выдержку), то ли безоговорочно одобряя каждое из её действий.
Димону хотелось шептать ей что-то красивое, говорить о том, какая она замечательная, как его восхищает в ней абсолютно всё, внешний вид, её ум, её чувство юмора, отзывчивость и страстность. Но вместо этого его горло издавало какие-то совершенно животные звуки, а в голове не было ничего, кроме оглушительного звона наслаждения.
Ему всегда нравилась эта сторона секса. Какому мужику она не нравится? Но никогда в жизни он не чувствовал это так остро, так невыносимо, так чертовски упоительно.
Так что не стоит удивляться, что в этом внезапном эксперименте Димона не хватило на долго: ругаясь и шипя сквозь стиснутые зубы, не обращая внимания на разочарованно-возмущённый стон, он резко дёрнул Машу наверх, и сразу же впился в этот сумасшедший рот, одновременно подминая девушку под себя.
– Тебе не понравилось? – в задыхающемся голосе ни грамма сомнения. Ведьма!
Диметриуш подложил под её бёдра свёрнутую валиком подушку и выдохнул:
– Потом мне расскажешь, где ты всему этому научилась.
– Значит, понравилось, – простонала она, выгибаясь и вслед за Диметриушем срываясь в бешеный темп.
Его. Женщина.
Вернувшись из грёз в реальность, глава СБ транспортного управления бросил полный отвращения взгляд на кипу документов, ожидающих его резолюций. Работать не хотелось категорически, и в этом была не только Машкина вина, хотя, надо сказать, она сделала всё, чтобы мысли Димона сегодня принадлежали только ей. А между тем, дела сами собой не сделаются.
На столе недовольно пискнул селектор, и Диметриуш потянулся к кнопке.
– Да.
– К вам Неб-Ха, – с придыханием сообщил Гена, и Димон устало закатил глаза. Его секретарь был хорош абсолютно всем: исполнителен, предусмотрителен, пунктуален, инициативен… Если бы не одно но: он влюблялся в каждого второго мужика, переступавшего порог кабинета Диметриуша. И если своего начальника Геннадий боготворил, молча и беззаветно, то Савелий Неб-Ха его одним присутствием доводил до дрожащих рук и икоты.
– Пусть войдёт, – велел Димон и поднялся из-за стола.
Поздоровавшись с вошедшим за руку, он вышел в приёмную и, бросив короткий взгляд на розового от смущения Гену, велел:
– Сходи на обед.
– Но… – секретарь обиженно скривил рот и часто-часто заморгал. – Я хотел… кофе или, может быть…
– Ничего не надо, – отбрил Димон, испытывая одновременно жалость и стыд. Он ничего не имел против сексуальной ориентации своего секретаря, но Савелий был всем известным бабником, в него-то как можно было влюбиться?
Впрочем, сейчас Диметриуша больше волновала предстоящая беседа, которой лишние уши были совершенно ни к чему.
– И на обратном пути, будь добр, захвати последние сводки.
Аналитический отдел находился в другом корпусе Управления, так что дорога туда и обратно займёт немало времени, даже если помощник решит не обедать. Кроме того, Диметриуш помнил, что именно там работает одна из пассий, то есть, конечно же, один из пассий Гены, так что, чего доброго, любвеобильного секретаря ещё и вызванивать придётся, чтобы на рабочее место вернуть.
В кабинет Бьёри вернулся лишь после того, как за Геннадием закрылась дверь. Савелий к этому времени уже успел удобно устроиться за его столом и, ожидая Димона, лениво играл с Борщом.
– Ну, что у нас слышно? – нетерпеливо потребовал отчёта от наружника. – Хоть хорошие новости?
– Лучше не бывает, – мрачное лицо Савелия никак не вязалось со словами, которые он произнёс, поэтому Бьёри не очень сильно удивился, услышав продолжение:
– Мы нашли последнего из списка. И проверка показала, что это не он. Шеф, мы в тупике.
Диметриуш шумно выдохнул. И почему в этом деле всё идёт наперекосяк? Ведь казалось бы, они на верном пути. Но нет, снова лбом о кирпичную стену.
– Проверить, что ли, ещё раз Атлас? – лениво покачиваясь на стуле, предложил Савелий.
– Без толку, – отмахнулся Димон. – У Машки он уже вторую неделю вместо настольной книги. Если бы там было что-то интересное, она бы давно заметила… Ладно, дьявол с ним, с этим иллюзионистом, я потом обмозгую, что тут можно предпринять. По второму делу что?
Бьёри раздражённо скривился. Вывод о том, что злоумышленник, отправивший их с Марией в Подвал, оказался в Монастыре неслучайно, просто напрашивался сам собой. Однако Диметриуш, который в каждую проблему буквально вгрызался, стараясь не пропустить даже самой незначительной мелочи, решил вести два эти дела раздельно. Даже три, если быть совсем точным. Мысленно он их называл «Иллюзионист», «Монастырь» и «Вовочка». Вовочка, которого он никогда не видел и который вот уже который день заставлял его нервничать, растворяясь на горизонте, словно утренняя туманная дымка, стоило только к нему приблизиться.
– Это насчёт Хомяков, что ли? – уточнил Савелий. У того тоже была своя классификация дел. И в отличие от начальства, наружник предпочитал работать над проблемами в комплексе, уверенный, что именно в маленькой деревеньке, состоящей из одной заправки, магазина и двух десятков домов, всё и началось. – Если насчёт них, то тут глухо. Афродита как в воду канула, а Пруст в прежнем состоянии… Слушай, шеф, насчёт Пруста, я попросить хотел. Если со мной вдруг случится такая же фигня, не мог бы ты меня как-нибудь прикончить, а? Страшное дело же! Деду за сотню лет, а ведёт себя как младенец. Ещё и под себя ходит… Просто жуть…
Иннокентий Гаврилович Пруст очнулся через сутки после того, как его доставили в больницу. Диметриушу хватило минуты, чтобы убедиться в его полной недееспособности: старик полностью впал в детство.
Бьёри наблюдал, как бедняга пытается затолкать деревянный кубик в отверстие для шарика, и хмурился.
– Есть хоть минимальный шанс, что он придёт в себя? – спросил он у местного врача.
– Если только минимальный, – ответил тот, и Димон обратился к коллегии имперских докторов. Те не были столь категоричны в своих утверждениях и говорили, что лечится всё, кроме смерти, но для всего нужно время. То самое, которого у Диметриуша не было. Он даже вызвал для консультации профессора магии, по слухам, лучшего специалиста во всём мироздании, но тот только развёл руками.
Впрочем, от мага польза всё-таки была.
Они разговорились случайно, и Диметриуш вовсе не собирался откровенничать с малознакомым человеком, но вдруг начал рассказывать о том, почему ему так важно, чтобы Иннокентий Гаврилович пришёл в себя.
Профессор слушал молча и лишь задумчиво теребил кончик серебристой бороды, а потом внезапно признался:
– А ведь мы с Иннокентием с детства знакомы… Тридцать пятый совсем маленький, там все друг друга знают, не удивляйтесь. Я не о том хотел сказать.
– А о чём?
– Что вы знаете о магии?
– О магии? – Димон взъерошил волосы и пожал плечами. – Боюсь, профессор, моё представление об этом вопросе кардинально отличается от вашего. Я ведь демон. Сравнивать мою магию с вашей – это как пытаться провести параллель между молотом кузнеца и иглой вышивальщицы. Если вы понимаете, что я имею в виду.
Профессор улыбнулся.
– Вы удивитесь, но я понимаю. Только я вас не об этом спрашивал. Забудьте о разнице. Мы сейчас говорим о парадигме. Что есть магия по сути? Не совокупность действий и слов. Это сила, стихия. Она есть во всём. И либо ты управляешь ей, либо подчиняешься. Вот вы, к примеру, управляете. А жители Тринадцатого, в большинстве своём, плывут по течению, даже не предполагая, что просыпаются по утрам лишь потому, что высшие силы им это позволяют.
Диметриуш мысленно выругался. Это же надо было попасться в так бесхитростно расставленную ловушку! Сейчас дед будет битый час втирать о своём боге (неспроста же он так «тонко» подводит к нему разговор). Ещё и брошюрку какую-нибудь всучит. Тоска.
– Я вижу, вы загрустили, – к сожалению, у профессора был цепкий взгляд и скрыть от него внутреннее раздражение Димону не удалось. – Я отвлёкся, простите. Иннокентий, как я и сказал, с моего Этажа. А у нас все рождаются с очень сильным магическим фоном. Не все им умеют пользоваться, это правда, но есть он абсолютно у каждого.
Диметриуш вспомнил о том, что прочитал в отчёте и, скептически скривившись, предположил:
– Может, ваш Иннокентий полукровка, вот и получился нулевым…
– Он не полукровка, это во-первых. А во-вторых, я же сказал – я его с детства знаю. Фон у него был всегда. По крайней мере, в последний раз, когда мы виделись на похоронах одного из наших общих родственников, я его видел.
– Серьёзно? – Диметриуш вспомнил, как выглядела аура Пруста. Рваная, с чёрными болезненными пятнами и – в плане магии – абсолютно нулевая. Пустышка. – И как такое возможно?
– Вот и я говорю, как… – пробормотал маг. – Надо думать…
Думать. В последнее время от этих дум уже голова болит! И не только в переносном смысле.
– Вообще-то, я насчёт Вовочки спросить хотел, – отбросив мысли о словах мага, произнёс Диметриуш и глянул на Савелия. – Мне уже начинает казаться, что мы либо с ума сходим, либо с Машкиным мозгом кто-то поработал. Ну, не может такого быть, чтобы его никто не видел!
– Почему никто? – наружник нахмурился и опустил глаза. – Алекс его точно видел. Даже два отчёта из Института успел прислать до того, как его…
Да, Алекс Козлов таинственного Вовочку И. видел. Видел и, по всей вероятности, о том, что видел, забывать не хотел. Потому его и убили, скорее всего.
– Есть у меня одна идея, – Диметриуш прошёлся по кабинету и выглянул в приёмную, проверяя, не вернулся ли с обеда Гена, – вот только не знаю, как к ней подступиться.
– Ну?
– Твой Борщ может вынюхать некроманта?
Савелий ничего не выражающим взглядом посмотрел на своего начальника, которого давно уже считал другом, и осторожно заметил:
– Мой Борщ может кого угодно вынюхать, шеф. Но я даже гипотетически не могу себе представить, как мы станем объясняться перед Межмировым судом, если станет известно, что мы не только не ликивидировали мертвяка, а сами попросили его провести обряд… Ты хоть кого поднимать-то собрался, а?
– Пока никого, – нахмурился Диметриуш, – а некроманта ты всё-таки найди. Скажем так, в качестве запасного варианта.
В ответ Савелий сначала что-то недовольно проворчал, а затем, махнув рукой на субординацию, выпалил:
– Шеф, мы не первый день знакомы, и я тебе целиком доверяю. И чёртова некроманта мы с Борщиком тебе вынюхаем, не вопрос, но имей в виду – мне это всё совсем не нравится.
В недрах одежды наружника вдруг что-то засвистело и захрюкало, и Димон удивлённо приподнял брови, мысленно благодаря провидение за то, что оно избавило его от необходимости отвечать. Идея с некромантом ему и самому не нравилась, но это могло оказаться единственной возможностью узнать правду.
– Мобила, – проворчал Савелий, извлекая из кармана телефон, бросил на экран короткий взгляд и принял вызов:
– Слушаю… Да… Хорошо… А ордер у тебя откуда, зараза? Тебе кто без ордера позволил… Ах, хозяин сам разрешил… И что? Серия совпала? Даже так? Рабочие?
Замолчал, слушая, о чём ему рассказывает невидимый собеседник, а затем заговорил вновь, привлекая внимания Диметриуша:
– Обязательно. Только фотку мне на ящик сбрось, а оригинал в архив забросишь и не уйдёшь оттуда, пока все документы не оформишь! За инициативу хвалю, но если ещё раз полезешь без прикрытия, выпорю собственноручно. Хворостиной. По голому заду.
«Интересный метод воспитания», – подумал Бьёри и не смог удержаться от короткого смешка.
– Чего ты ржёшь? – обиделся Савелий и отключился от разговора.
– Да вот, представил себе реакцию своего Гены, если бы ты ему так пригрозил.
– Тебе смешно, – наружник обречённо вздохнул, – а я из-за этой практикантки поседею и до старости не доживу. Хорошая девка, упёртая, но абсолютно безголовая. Прикинь, сама полезла проверять контору, где наш взрыватель, по подозрениям, взрывчатку покупал. Нет, я не спорю, молодец. Получила информацию – проверила, не стала ждать и тянуть кота за хвост. Но можно же было опергруппу с собой взять. Нет, попёрлась одна. А в ней росту полтора метра на каблуках… И задница очень симпатичная, хоть голой я её пока ещё и не видел.
– Савушка, ты часом не втюрился? – ехидно протянул Диметриуш, на что наружник лишь махнул рукой и потянулся ко вновь ожившему мобильнику.
– Ты тоже втюришься, когда я тебе главную новость скажу. У чувака того, ну, из магазина, камера установлена, которая и работает, и пишет.
– И что? – Бьёри скептически приподнял бровь, отказываясь верить в этом деле хоть в какую-нибудь удачу. – Даже запись сохранилась?
– А как же! Галка её сейчас в архив закинет, а пока мне на мобилу портретик этого гада пришлёт… Твою же мать!
Савелий оторопело вытаращился на экран.
– Только не говори мне, что это опять Вовочка И.! – взмолился Диметриуш.
– Если только он пол поменял, – хмыкнул наружник. – Шеф, а ты нашу ведьму, которую квартиру твоей Машке разгромила, куда упёк?
– А зачем тебе? – Димон взял протянутый телефон и с удивлением узнал в слегка размытом изображении свою бывшую любовницу, ту самую, зайколюбивую рыбку Вирсавию, о которой он уже успел благополучно забыть.
– Мне вот в голову пришла одна идея… – проговорил Савелий, но не успел закончить, потому что в следующий момент снова ожил его телефон, и одновременно с ним раздался тихий звонок, и в комнате появилась дверь Лифта, за которой Диметриуш с недоумением увидел отца, приобнявшего за плечи бледную, как смерть, захлёбывающуюся от рыданий Машу.
– Не захотела мне ничего объяснять, – сообщил Себастьян Бьёри, отвечая на немой вопрос сына. – Потребовала, чтобы я немедленно отвёз её к тебе.
– Машунь?
Она бросилась к нему, обвила руками шею, спрятала на груди заплаканное лицо и затрясла головой.
– Тебя кто-то обидел?
– Нет… просто я… – девушка передёрнула плечами, как от внезапного порыва ветра, и Димон нахмурился, пытаясь отстраниться от оглушающей тревоги, чтобы разобраться в происходящем. Он видел, что Маша не на шутку напугана, чувствовал, что она очень хочет что-то ему сказать, но не говорит. Почему? Чего-то боится? Или кого-то? И что случилось? Что-то важное? Конечно, важное, не тот Машка человек, чтобы устраивать истерику на пустом месте. Тогда почему не рассказала отцу? Диметриушу казалось, что за время совместной работы в Институте она успела проникнуться к нему доверием. Если только…
Она тихонечко всхлипнула и, подтверждая, что Димон мыслит в верном направлении, бросила осторожный взгляд на Себастьяна. «Если не хочет говорить при отце, – догадался Диметриуш, – значит дело её ведьминских дел касается». О том, что Маша унаследовала от Василисы дар, они решили пока никому не говорить. Ну, то есть это Димон думал, что это только «пока», Машка же просто сказала, что не хочет посвящать в свою тайну посторонних. Считать семью Димона своими будущими родственниками всерьёз она упорно отказывалась. Кстати, о будущих родственниках.
Диметриуш посмотрел на отца, но тот демонстративно скрестил на груди руки и, опережая просьбу сына, объявил:
– Я никуда не уйду, пока не дождусь объяснений! Девушка потеряла сознание посреди урока…
– У тебя был обморок? Маша?
– …Очнулась вся в слезах, требует немедленно доставить её к тебе… Что я должен подумать? Да ладно я! Уже через час по Институту поползут слухи, а к вечеру новость дойдёт до ушей твоей матери. И за последствия я не отвечаю. Мария, я требую от вас немедленного ответа. Вы ждёте ребёнка?
Машка немедленно прекратила всхлипывать и в ужасе уставилась на Себастьяна. И не бойся Диметриуш вызвать ведьмочкин гнев, он бы ему сейчас зааплодировал. Всё-таки отец настоящий профи в вопросах прекращения женских истерик, сразу видна многолетняя практика. Хотя метод, конечно, слегка грубоват…
– Я? – Мария возмущённо порозовела и перевела растерянный взгляд на отца гипотетического ребёнка.
– Я точно нет, – хмыкнул тот, насмешливо ожидая, как же вывернется из ситуации его упрямая невеста. Она отвечать не собиралась и, по всей вероятности, уже приступила к планированию очередного смешного проклятия. Ему даже интересно стало, как отреагирует сын императора демонов на приступ внезапной диареи, но ситуацию спас позабытый всеми Савелий.
– Я прошу прощения, что встреваю в ваши семейные разборки, шеф, – произнёс он, недоумённо следя за Борщом, который забился в угол и тихонечко там поскуливал: было видно, что он изо всех своих пиганских поросячьих сил хочет кинуться к своей обожаемой Маше, но при этом чего-то чудовищно боится, – но у меня важная новость, которая, кстати, и вас тоже касается, Маша.
– Новость? – забыв о подозрениях Себастьяна Бьёри, Машка судорожно вздохнула и вцепилась в ворот своей майки с такой силой, что Димон испугался, как бы она сама себя не придушила.
– Во второй областной больнице нашлась ваша бабушка. Мне только что, буквально перед вашим появлением, позвонили. Её одна из медсестёр опознала.
– Опознала? Она что же… – девушка сглотнула и скривилась так, словно одна мысль о возможной смерти Василисы наполнила её рот горечью, – она…
– Жива, – поторопился успокоить её Савелий. – Но пока без сознания.
Мария протяжно выдохнула, а затем бессильно обвисла в руках Диметриуша, прошептав едва слышно:
– Господи, спасибо…
– Машенька, может, всё-таки к врачу? – в голосе Бьёри-старшего послышалась затаённая надежда, а Бьёри-младший бросил на отца раздражённый взгляд и отрицательно качнул головой.
– Это от облегчения, – сообщила Мария. – Правда. Уже всё хорошо… Дима, а можно мы в больницу прямо сейчас поедем, а?
– Конечно, – кивнул Димон и перевёл взгляд на Савелия. – С тобой мы обо всём договорились. И я тебя услышал, спасибо.
– Обращайся, – наружник кривовато усмехнулся. – Насчёт охраны распорядишься сам или мне позаботиться?
Диметриуш глянул на Машу, от его взгляда не укрылось, как она нервно заламывает пальцы и переминается с ноги на ногу. Хотелось бы самому подобрать людей, которые будут охранять Василису в больнице, но и заставлять девушку ждать не хотелось.
– Давай сам.
Савелий кивнул Бьёри-старшему, Маше, пожал руку Димону и стремительно покинул кабинет своего начальника. Себастьян не говоря ни слова вызвал Лифт и, уже зайдя в кабину, спросил:
– Вас отвезти или вы своим ходом?
– Своим, – ответил Диметриуш. – Я во второй областной ещё ни разу не был, не знаю, куда маршрут выстраивать, да и не хочется своим внезапным появлением до смерти напугать какую-нибудь излишне нервную старушку.
А ещё хотелось всё-таки узнать, что могло так напугать Машку, что она прилетела к нему вся в слезах и с трясущимися руками, но говорить об этом отцу Диметриуш не стал, справедливо полагая, что тот тоже захочет остаться, чтобы послушать её объяснения.
Как он и предполагал, всё крутилось вокруг того, что демону досталась в невесты ведьма.
– Я ведь ещё до того, как Савелий рассказал про бабушку, почувствовала, что сегодня обязательно что-то случится, – грустно произнесла она, пока они спускались в гараж.
– Предчувствие или что-то более существенное?
– Словно предчувствие не может быть чем-то существенным, – Машка снова вздохнула и снизошла до объяснения:
– Когда в Луки пришли Охотники, моей Бусе было лет восемь, поэтому она хорошо всё помнит. И как её бабка поняла, что живой им от них не уйти, и как добровольно рассталась со своей силой, чтобы влить её во внучку. Сегодня на уроке я чётко почувствовала это «вливание» и поняла, что бабушка умрёт, если я приму её дар.
– А если не примешь? – Диметриуш хмурился, ожидая Машкиного ответа, но та молчала. – Что будет, если ты его не примешь, звезда моя? Ты спасёшь этим Василису? Или поможешь ей? Или, может, узнаешь, где нам искать её похитителя?
Девушка молчала, и демон понимал, что ей больно и страшно, но ему тоже было страшно, тоже было больно. Он тоже живой, чёрт возьми, его сердце бьётся и тревожится за ту, которая думает о ком угодно, только не о себе.
– Ты подумала, куда исчезнет вся та сила, которую Василиса адресовала тебе? Надеялась, что растворится в эфире? Вернётся назад? Машуня, ну ты же умная девочка, ты же понимаешь, что так не бывает. Счастье, что тебя не убило отдачей, когда ты рвала нить. Счастье, что сила нашла себе другой сосуд!
Мария обиженно поджала губы и отвела глаза. Чудовищно хотелось её обнять и взять все слова обратно, но Василиса была права, когда говорила, что Машка слишком мягкая, открытая слишком, и обе эти черты её характера слабо способствуют выживанию. Поэтому Диметриуш набрал в грудь побольше воздуха и продолжил выговаривать своей невесте:
– Я поражаюсь. При всём своём альтруизме ты вдруг оказалась чудовищной эгоисткой.
– Я? – она даже покраснела от возмущения.
– Ты, – жёстко ответил Димон. – Потому что от силы ты отказалась лишь потому, что иначе чувствовала бы вину за смерть Василисы. Маша, твоя бабушка решилась на смерть ради тебя, а ты просто наплевала на её решение, наплевала на смерть той, которая ещё раньше рассталась с жизнью, отдавая свою силу наследнице, и выкинула эту самую силу на помойку.
Диметриуш ещё не успел договорить до конца предложение, а Мария уже отшатнулась от него, как от прокажённого, судорожно выдирая свою ладонь из его захвата.
– Ты ничего не знаешь! – вспылила она, отказываясь принимать очевидные вещи. – Да как ты можешь вообще? Да ты…
– Прекрати, – он дёрнул её за руку, прижал к себе, не обращая внимания на сопротивление. – И не злись. Я просто переживаю за тебя.
– А я – за неё! – с трудом сдерживая слёзы, ответила Маша. – И я не эгоистка, и не выбрасывала ничего на помойку! Вот! Чувствуешь?
Она вытащила из-под майки Родительское око и гневно потрясла им у Диметриуша перед носом.
– Всё здесь. Ничего не пропало.
– Сумасшедшая, – простонал Диметриуш, осознав, что девушка сделала. – Ты совершенно сумасшедшее создание, Машка. Ты заключила силу не одного поколения ведьм в древний артефакт моего рода?
– Просто больше ничего под рукой не было, – проворчала она. – И я не знала, как по-другому остановить передачу, чтобы Бусе осталось хоть что-то.
– И сколько своей силы ты на это потратила?.. Хотя можешь не отвечать. И без того понятно, что немало, раз в обморок упала.
Они остановились у мотоцикла, и Диметриуш устало потёр лицо руками.
– Горе ты моё луковое… Спрячь око, пока никто не увидел. Всё равно сейчас я не знаю, что с этой силой делать. Поехали к Василисе, а об этом…
– Об этом мы подумаем завтра? – грустно улыбнулась девушка. – Дим, ты в самом деле думаешь, что я эгоистка? Надо было позволить Бусе?..
– Не думаю, – соврал Димон, помогая девушке надеть шлем. – Просто я испугался и разозлился. Вот и наговорил чёрт знает чего. Прости. А насчёт Буси, что уж теперь говорить? В любом случае, что ни делается – всё к лучшему. Машка, только не вздумай снова реветь! Я буду думать о том, что ты плачешь у меня за спиной, а не о дороге, и мы разобьёмся!
– Не буду, – всхлипнула девушка и, пользуясь тем, что свой шлем Димон ещё не успел надеть, привстала на цыпочки и, наклонив голову, прижалась к его губам, целуя неожиданно жарко и очень, очень откровенно.
«Надо будет на драгстере этим заняться», – подумал Диметриуш, когда они, наконец, оторвались друг от друга, и это была одна из последних положительных мыслей за этот день, потому что потом была больница, где Машка всё время плакала, безрадостная дорога домой, во время которой Димон чувствовал едва заметные вздрагивания женского тела за своей спиной и понимал, что, несмотря на его запрет, девушка плачет. И от беспомощности хотелось выть и материться, потому что он совершенно – абсолютно! – ничего не мог сделать для того, чтобы помочь своей женщине. Если бы мог – он бы забрал себе все её переживания и боль! Но он не мог, поэтому гнал драгстер вперёд, помня о том, как Маша любит скорость и надеясь, что хоть это её отвлечёт от грустных мыслей. Это, и учебники по артефакторике, за которые он планировал её засадить, как только они доберутся до дома. За работой у неё на напрасные слёзы точно времени не останется!
Однако все планы рухнули, когда в кармане ожил телефон, а на ухе активировалась гарнитура. Звонил Савелий, и голос у него был взволнованно-перепуганный.
– Шеф, ты где?
– Чего тебе? – Диметриуш глянул в зеркало заднего вида и чуть снизил скорость.
– Подъезжай на Графитскую. Убили нашу злоумышленницу.
– Какую злоумышленницу? – и почти сразу вспомнил и затормозил у обочины. – Подожди! В смысле, на Графитскую? Какая к херам Графитская? Я же её в Империю отправил!
– Приезжай, – повторил Савелий. – У нас проблемы.
– Проклятье! Буду минут через тридцать, только Марию отвезу.
Он не гнал, как ненормальный, только потому, что не хотел рисковать сидевшей за его спиной девушкой, она же, чувствуя его состояние, ни о чём не спрашивала и даже плакать перестала, только прижималась к нему крепче обычного. Да и дома не задавала лишних вопросов. Ни на парковке, ни пока они поднимались к себе. Смотрела только перепуганными глазищами, да нервно сжимала руки в кулачки. А когда Диметриуш уже вызвал Лифт и стоял перед раскрытой кабиной, не выдержала и пробормотала несчастно:
– У меня какое-то нехорошее предчувствие.
– Ты просто устала. Отдохни, – Димон быстрым поцелуем прикоснулся к тёплым губам. – Сходи в душ. Сделай горячего шоколаду. В библиотеке покопайся… Всё будет хорошо, Машунь. Я постараюсь вернуться как можно скорее.
