Текст книги "Не буди Лихо (СИ)"
Автор книги: Марина Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 43 страниц)
Глава 1, в которой появляется героиня, а герой играет в футбол и выигрывает
Почти всю свою жизнь Василиса прожила в Луках. Здесь она родилась. Здесь её бабка обучила всему, что умела, а умела и знала Ядвига Всеволодовна Лиходеева много. Как избавиться от сглаза, как зашептать болезнь, как заговорить несчастье, насмерть заговорить, чтобы не вернулось уже никогда. Ребёнка ли вылечить от испуга, молодуху ли закружить на свадьбу, бабе ли облегчить тягость, а временами на эту тягость наговорить…
Всё умела, всё знала. Научила всему.
Кто-то бабку величал почтительно Ядвигой Всеволодовной, кто-то шептухой, знахаркой. Иные так просто плевали ей вслед презрительное «ведьма». Это в те времена «ведьм» не любили и боялись, сейчас, когда они все состояли на строгом учёте у Правительства (почти все), их тоже боялись, но уже завидовали. И защищаться от этой злой зависти пришлось учиться на собственном горьком опыте. Однако это было позже, много позже. Тогда же, когда в Луках ещё жила Ядвига Всеволодовна, маленькая Васька обо всём этом не думала даже, не замечала злых взглядов, не слышала свистящего шёпота, она бежала за любимой бабушкой, тревожа босыми ногами дорожную пыль, и думала только о том, что в Дроздке, поди, уже давно поспела ежевика, что Петька Мошкин звал её кататься вечером на лошадях, что каникулы скоро кончатся, а возвращаться в город к маме так не хочется. Ноги заранее ныли, стоило только вспомнить о туфлях на обязательном маленьком каблучке, о всегда шёлковых чулочках, о юбках до середины колена и бесконечных пиджаках с тяжёлыми костяными пуговицами.
Ох, давно это было.
Василиса тревожно выглянула в окно просторной кухни, задёрнула шторку и привычно, бездумно, почти автоматически перекрестилась на немодную нынче иконку, всегда висевшую в углу старенького дома.
– Господи, пронеси! – шепнула, сама не зная, о чём просит бабкиного бога, и, словно извиняясь, добавила:
– Неспокойно мне.
А беспокоиться Василиса Игнатьевна могла только об одном человеке, о дочери своей безголовой, о Лизавете. За окном была глубокая лунная ночь, и глиняно-кирпичный тракт казался в свете луны почти белым. Белым и пугающе пустынным: ни демонов, ни людей. Вообще ни души.
– Неспокойно. Ох, Лизка, Лизка! – вздыхала потомственная ведьма, глядя на щербато ухмыляющуюся луну. – Об одном прошу: только не наделай глупостей, которые даже я исправить не смогу…
Выдохнула протяжно и резко оглянулась на замершую у камина кошку. Чёрная, как ночь Бригитта подняла аккуратную лапку, задумалась, умыться ли, внимательно осмотрела розовые, обманчиво ласковые подушечки, а затем вдруг широко зевнула. И именно в этот момент чья-то нетерпеливая рука воспользовалась стильным дверным молоточком.
Василиса выдохнула, вытерла о юбку неожиданно вспотевшие ладони и вышла на высокое крыльцо (ночных гостей в дом она не пускала никогда, да и дневных-то нечасто).
За порогом стояли двое. Мужчина и юноша. Оба высокие и худощавые. В одинаковых дорогих куртках, в джинсах, в высоких горных ботинках, с огромными рюкзаками за широкими спинами. Светлые волосы обоих были заплетены в длинные косы. Василиса скользнула взглядом по рубиновой серьге в ухе старшего и торопливо отвела глаза, негостеприимно проворчав:
– Чего вам, демоны?
Юноша вспыхнул и возмущённо засопел, а мужчина положил руку на сгиб его локтя и обронил негромко, но тоном приказным и одновременно успокаивающим:
– Стефан.
Стефан проворчал что-то сквозь зубы и отвернулся, скрестив руки на груди, а мужчина скосил глаза куда-то влево и вниз и устало покачал головой. Василиса настороженно проследила за взглядом старшего демона и на всякий случай попятилась ближе к стене дома, туда, где многими поколениями ведьм в древнее заговорённое дерево была вплетена защитная магия. Чёрт его знает, этого демона, какое он там оружие под пологом невидимости прячет. Не то чтобы Василиса могла вспомнить хоть один случай, когда демон напал на ведьму, просто так повелось между их народами.
– Лиза говорила, что вы ведьма, но я отчего-то не верил. Думал, пугает, – проговорил тем временем демон и оскалился, закатывая левый рукав, чтобы обнажить полоску бледной в свете луны кожи с тёмной вязью татуировки.
Нечто подобное Василисе уже приходилось видеть однажды. В тот день, когда не стало бабки.
– Лиза… – Василиса схватилась рукой за сердце. – Она… ты…
Неужели ошиблась? Бабка тогда тоже перепутала демона с Охотником, и это стоило ей жизни. Но старая Ядвига обладала силой, о которой Василиса могла только мечтать. Там было за чем охотиться. А Лизавета, в которой не было ни капли дара… За что?
Не было никакой возможности не то что произнести, додумать до конца пугающую мысль. Кровь загустела и отхлынула от лица, а кончики пальцев закололо от запретного желания проклясть всё живое в округе.
Безголовая бесталанная дочь, которая от Василисы не унаследовала ничего: ни дара, ни силы духа, ни спокойного характера. Красоту вот только, да что от неё толку, если не умеет Лизка счастье ловить. Или теперь уже не умела?
Ох, не к добру было это предчувствие, не к добру…
– Она-она, – демон горько усмехнулся, не замечая состояния стоявшей под защитой порога женщины. – Так уж получилось, ведьма.
Василиса почувствовала, как земля уходит из-под ног и краем уха ещё успела услышать встревоженное:
– Проклятье! На крыльцо выйди! Я же без твоего разрешения даже чтобы помочь зайти не могу!
И вслед за этим брезгливое, произнесённое ломким юношеским голосом:
– Никогда я не пойму этих ведьм. Она что, из-за свадьбы в обморок грохнулась? Полоумная…
– Сва… свадьба?
Веки весили тонну, но Василиса всё-таки открыла глаза и осторожно села, глядя на мужчин снизу вверх.
– А вы что подумали? – внимательный голубой взгляд и брови, изогнутые вопросительным знаком.
– За Охотников нас приняла, – догадался старший демон и тихонько рассмеялся. – Вот же ирония судьбы…
Никакой иронии в происходящем Василиса не находила, а вот злиться начала. И сильно. Притащились среди ночи, напугали, про Лизку какие-то намёки делают…
– Хозяйка, внутрь не пригласишь? Мы твой порог без дозволения пересечь не можем, знаешь же…
Ещё и в гости напрашиваются. Вот же, демонское семя!
Василиса зачерпнула из стоявшего на лавке ведра ковш ледяной колодезной воды (в доме была канализация и водопровод, но ведь силу живой воды никто не отменял) и, не думая о лужах на кафельном полу, плеснула себе в лицо, потёрла щёки руками, пока не почувствовала, что возможность говорить и думать к ней вернулась, после чего бросила взгляд через плечо и потребовала:
– Кровью по косяку мазни, и можешь заходить.
Свадьба свадьбой, а доказательств у них нет никаких. Да и не пошла бы Лизка за демона… Или пошла? Как бы там ни было, посмотрим, на что зятюшко готов, чтобы заслужить расположение тёщи. Если он, зятюшко, само собой.
Василиса хмыкнула и отвернулась. Ни один демон не осчастливит стены жилища ведьмы своей кровью. И едва не споткнулась о маленький порожек, когда из-за спины раздалось:
– Стеф, по периметру пройдись охранной вязью, только не усердствуй сильно, чтобы лишнее внимание не привлекать. А то защита тут, что бы там ни думала гостеприимная хозяйка, совсем хер… никакая.
Оглянулась шокированно и даже, пожалуй, где-то зло (да что ж такое-то?) и замерла, широко распахнув зелёные глаза, споткнувшись взглядом о сочащееся кровью запястье старшего демона.
– Ты что творишь? – ахнула потомственная ведьма. – С ума сошёл?
Никогда, никогда такого не было, чтобы демон добровольно согласился отдать ведьме каплю своей крови, а здесь не капля, здесь гораздо, гораздо больше.
– Сошёл, – мужчина покорно кивнул и, щёлкнув пальцами, сорвал полог невидимости с девчушки, беленькой и кучерявой, как одуванчик, тихонько мявшейся в сторонке. – Давно сошёл.
Жестом велел малышке шевелиться и, оттеснив Василису плечом, шагнул в светлую кухню, самым бессовестным образом переходя на непозволительное ты:
– Как Лизавету твою повстречал, так и сошёл… Пять лет назад. Принимай теперь наследницу. Куда мне без матери её растить…
Пять лет?
Господи, неужели пять лет прошло с тех пор, как Лизавета, хлопнув дверью, выскочила босая и обиженная за порог материнского дома? Пять лет? Пять дней, может? Пять недель? Месяцев пять… ну, шесть, в крайнем случае, никак не больше…
А четырёхлетнее подтверждение тому, что Василиса не умеет считать, тем временем настороженно, исподлобья смотрело на красивую статную женщину, которую отец в своих рассказах называл бабкой, а потом вдруг доверчиво заглянуло Василисе в лицо и, растерянно округлив зелёные, как у самой Василисы, как у дочери её, как у всех женщин в роду Лиходеевых, глаза, спросило:
– Разве бабушки такие бывают?
– Бабушки? – Василиса в замешательстве посмотрела на демона. – Наследницу? Так это что же? Это как же? А сама-то Лизка?..
Мужчина вздохнул устало и, как новоиспечённой бабке показалось, даже болезненно.
– Лизка, – имя ведьминой дочери произнёс осторожно, так, словно боялся пораниться о звуки, из которых это имя состояло. – Она от меня ушла.
Василиса моргнула.
– В обитель Светлой Матери.
Второй раз за вечер многое повидавшая на своём веку ведьма почувствовала, как подкосились ноги, неловко ухватилась ослабевшей рукой за край стола, у которого стояла, и выдохнула, пробивая звуки сквозь ком, вставший поперёк горла:
– Моя Лизавета? – голос оказался неожиданно скрипучим, будто жернова кто крутит вхолостую.
– Наша, – исправил её демон и, обогнув застывшую женщину, подошёл к плите, по-хозяйски похлопал шкафчиками, нашёл чайник, водрузил его на огонь. И произнёс, пряча глаза:
– Прости, ведьма, так получилось.
Дверь скрипнула, впуская в кухню Стефана.
– Иво-та исса, – соблюдая древнюю традицию демонов, обратился к отцу парень (скорее молодой мужчина, чем юноша). – Я всё сделал, но там в одном месте запутался немного. Не глянешь?
– Потом, – демон Иво жестом велел своему сыну помолчать и обернулся к ведьме.
Василиса вздохнула. Раз, другой. Зажмурилась до разноцветных кругов перед глазами, а затем расправила плечи. Все расспросы потом. Слёзы потом. Слова сожаления. Упрёки. Не сейчас.
– Что уж теперь… – произнесла негромко и улыбнулась широко и открыто (не демону, упаси Всевышний! Демону улыбаться она пока всё-таки была не готова, пусть этот демон и стал, по удивительной случайности, не иначе, частью её семьи. Внучке своей улыбнулась).
– Ну, здравствуй, наследница. Звать-то тебя как?
Внучку Василисы звали Марией. «Машенька, – мысленно произнесла ведьма и почувствовала, как давно пустующее сердце затопило горячей нежностью. – Машенька Лиходеева».
У демонов, как и у ведьм, дочери брали фамилию матери, а сыновья – отца. Оно и понятно. Ведьмаки и демонессы только в фантастике да прочих сказках водились, в настоящей жизни они были так же реальны, как цветок папоротника в купальскую ночь или философский камень, превращающий все металлы в золото.
– В моём мире ей нет места, – шептал демон Иво, когда его дочь уснула, и они с Василисой, наконец, смогли поговорить по душам, не подыскивая правильных слов и не боясь, что об их рассказ кое-кто погреет свои маленькие розовые ушки. – Мы боевые демоны, наемники. Я да Стефан – вот и вся моя семья. Теперь вот ещё ты с Машкой.
Ведьма щедро подливала в кружку осоловевшему демону настойку, приготовленную по рецепту прабабки, и опасливо поглядывала на старшего брата своей внучки, который уронил голову на сложенные на столе руки уже после первых нескольких глотков.
– Что-то я в этой жизни не то сделал, – пьяно бормотал демон. – Обидел кого или как… Иначе не пойму, за что… Первая моя жена родами умерла. Я мальчишка совсем был, зелёный. Лечить не умел, силу вливать не знал как… Моя вина, не спорю. Тяжко было и муторно, этот орет, – кивнул на похрапывающего отпрыска. – Трудный был… Первый год вообще не спал… Выжил сам. Его вот вырастил. А то, что с женщинами не везёт… Так разве это главное? А потом Лизавета твоя. Красивая, живая, тонкая и непоседливая, как стрекоза, – зажмурился мечтательно, а на скулах напряжённо заиграли желваки. – Думал, всё. Конец моим несчастьям, а оно вон как обернулось…
Да уж, обернулось… Василиса основательно глотнула из собственной кружки и посмотрела на икону, под которой сидел демон.
«Я-то, Господи, кого обидела? Где и что сделала не так, что дочь моя ушла к тем, кто испокон веков преследовал женщин моего рода? Загонял, мучил, убивал. И всё просто так, без повода. Потому что Светлая Мать велела убивать любое порождение тьмы».
Василиса себя тьмой не ощущала. Что тёмного в том, что она знает, как помочь там, где другие бессильны? Что тёмного в том, что жизни спасает? Что умеет уменьшать боль? Понимает, как женщину укрепить в женском, а мужчину в мужском? Разве ж это тьма? Разве не наоборот? Чем, скажите, ведьмы не угодили Светлой Матери?
В древности их гнали, приносили в жертвы многочисленным кровавым богам, Ваал и Молох упились кровью ведьм-младенцев, ведьмы-камиллы сотнями легли под нож во славу античных богов, ацтеки поливали свой маис их кровью, инки кормили Солнце кричащими от страха знахарками. Инквизиция топила их, пытала, сжигала заживо… И только после открытия Этажа стало понятно, почему.
Вездесущий культ Светлой Матери, который появился едва ли не раньше Мироздания, охотился за каждым, кого считал тёмным, вынюхивал следы, выискивал доказательства, а порою нападал и без оных. В большинстве миров культ был под запретом, но не на Тринадцатом этаже. Здесь, щедро политый завистью тех правителей, кто не вошёл в Коалицию и кому не досталось ключей от лифта, удобренный желчной ненавистью фанатиков, взлелеянный служителями Церкви, культ процветал. Пока ещё только на неконтролируемых землях, но всё говорило за то, что это только пока. Ибо первые ласточки будущей катастрофы уже тревожно стригли кончиками хвостов воздух над головами ведьм.
Нет, всё было более цивилизовано, без прежних смертей и пыток. И ничего страшного, пожалуй, не было в государственной службе, в обязательной регистрации и магической вязи татуировки. На шее. Вместо ошейника. А может, и было.
Василиса зябко поджала пальцы на ногах и поёжилась.
«Господи, пронеси! Земля огромная, городов тысячи, а я маленькая, никому не нужная, одинокая старуха, – тут Василиса немного слукавила. Лет ей было сорок девять, но выглядела шептуха Лук так, что и по сей день вызывала завистливый шёпот двадцатилетних молодух. – Пронеси, Господи!»
Демон Иво нетрезво жаловался на судьбу, а Василиса спрашивала у себя, где она ошиблась, воспитывая дочь, что пропустила такого важного, что единственное родное существо переметнулось в стан врага.
– Напрасно ты привёл сюда Машку, – вдруг перебила она откровения своего ночного гостя, и тот умолк на полуслове, кажется, вмиг протрезвев.
– Не примешь демонское отродье? – словно выплюнул. – Так, что ли?
– Дурак, – упрекнула мягко и головой покачала. – Не поэтому. Если Лизавета в обители, когда, думаешь, сюда придут по мою душу? И что, по-твоему, сделают они с демонским отродьем, а? Тут одной регистрацией не отделаешься…
Иво нехорошо улыбнулся.
– Не придут, – наклонился вперёд и, бросив на сына внимательный взгляд, проверяя, точно ли тот спит, зашептал:
– Я её на родную кровь завязал. Не сможет она ни о тебе говорить, ни о Машке.
– Впервые о таком слышу, – изумилась Василиса, а Иво самодовольно хмыкнул.
– Поверь мне, это не единственное в нашем арсенале, о чём ты никогда не слышала.
Мужчина ещё раз посмотрел на сына и, почти прижавшись к уху ведьмы губами, прошептал:
– Она никогда – слышишь? – никогда не сможет рассказать о тебе или дочери. Никогда не сможет причинить вам вред. Даже неосознанно. Даже если её будут пытать. Ни рассказать, ни написать, ни даже мысленно сообщить. Никак.
Василиса изумлённо приподняла бровь и спросила:
– Но она хотя бы помнит о нас?
– О, да! – демон коварно ухмыльнулся. – Помнит. Злится. Ненавидит – меня, по крайней мере – а сделать ничего не может… Налей ещё, что ли, а? Пока дети спят…
Дети действительно спали. И если старший из них, уронив голову на сложенные крестом руки, спал глухим уставшим сном без сновидений, то младшая целиком окунулась в чужой, украденный мир. Как и в любом украденном сне, она не понимала, что видит явь, а не вымысел, а потому лежала спокойно, не металась по кровати, пока ещё не боялась, хотя и чувствовала, что что-то должно произойти, и…
И ещё Мария Лиходеева не знала, что именно сейчас колесо её судьбы замедлило свой бег, словно ночной скорый поезд, который протяжным гудением взорвал мирно спящий лес, предварительно усыпив бдительность пассажиров размеренностью хода и железнодорожной качкой.
А машинист тем временем уже дал сигнал к остановке, и колеса, скрипя о прочную сталь рельсов, взвизгнули, останавливаясь, и замерли, послушно ожидая приказа о дальнейшем отправлении, но уже не по прежнему маршруту.
Маша Лиходеева вздохнула и нетерпеливо дёрнула ногой.
– Не кошмар ли? – встревожилась бабка Василиса, резко повернув голову.
– Дочь демона кошмаров не боится, – уверенно ответил отец.
Не боится. Потому что смелая. Потому что маленькая ещё. Потому что не знает, что бояться надо не только страшных чудовищ и порождений тьмы, а пожалуй, и симпатичных мальчиков, которые ещё не мужи, но юноши. По крайней мере, одного из них. Того, который выше всех, чей голос громче, чьи уверенные движения выдают привыкшего отдавать приказы человека. Того, кто переступит через любого, чтобы добиться своей цели.
Маленькая Маша Лиходеева затаилась за высокой белой колонной и с интересом следила именно за ним, за тем, которого все называли Димоном, даже не подозревая, что её любопытный взгляд парень чувствует затылком, что это отвлекает его от игры, словно назойливо зудящая муха. Отвлекает и злит… Впрочем, откуда Маше было об этом знать? О путешествиях сквозь сны она никогда не слышала, да и вообще не понимала, что её сознание уплыло в чужую реальность. Уверенная, что спит на диванчике в доме своей бабки, в том самом доме, где ей суждено провести всё своё детство и юность, и откуда, когда придёт время, ей так не захочется уезжать, она чувствовала себя спокойно.
А вот Диметриуш Бьёри спокойным не был, он отлично понимал, что кто-то нагло вломился в его реальность. Что не сводит взгляда, прожигая дыру в затылке. И сразу, привычно насторожившись, просканировал пространство, пытаясь отыскать дыру, а найдя, ухмыльнулся. Девчонка! Мелюзга с конопатым носом.
В другое время ему польстил бы этот неприкрытый интерес и влюблённый взгляд, но не сегодня, когда на кону стоит честь рода Бьёри в целом и целостность кожного покрова на пятой точке одного из его представителей в частности.
Дед с отцом в своём запрете были неожиданно единодушны и категоричны, а мать конкретизировала жёстко, поджав полные губы:
– Посмей только сунуться на неконтролируемые земли. Выпорю, не посмотрю, что бугай и по девицам бегаешь.
Выпорет же! Диметриуш ещё раз просканировал поле – отсутствие защитного экрана напрягало неимоверно – и раздражённо дернул плечом. Что-то здесь было этакое, витало в воздухе приторным ароматом, предвещая недоброе. И любопытная девчонка, увы, была не самой большой проблемой.
Изначально всё пошло не так. Начиная с зарядившего с самого утра по-осеннему противного дождя и заканчивая самим вызовом на турнир. Да, пожалуй, именно вызов и издавал этот запах, сладкую вонь разлагающегося тела.
Они тогда сидели в «Клабе», куда несовершеннолетним вход был заказан. Если эти несовершеннолетние, понятное дело, не являются внуком Императора. Муса, старый чернокожий демон, хозяин элитного и единственного в своем роде заведения (здесь в прямом смысле можно было найти всё, главное – правильно сформулировать желание и иметь увесистый кошелек), клялся, что все двести тысяч волосинок на его голове поменяли свой цвет с природного медного на седой в тот момент, когда Бьёри-юниор с друзьями пересёк порог «Клаба».
– Мамой клянусь, – жаловался Муса, блестя подвижным птичьим глазом, – вечером впустил мальчишек, наливал вино красное, как воинам наливал, поил-кормил, счёт выставлял. А утром проснулся – к зеркалу подошёл. Все двести тысяч волос, все как один – совершенно седой.
Почему именно двести тысяч – не спрашивал никто, а вот почему пустил – да. Рано или поздно этот вопрос задавал каждый внимательный слушатель, а Мусу все слушали исключительно внимательно, боясь потерять членство в клубе.
– А как же? – довольно ухмылялся старый демон. – Не пустишь – навлечёшь на себя гнев молодого господина, пустишь – Императора… Да укроет меня черноликий Онса в тени своих могучих крыльев!
Лукавил, ох, лукавил старый Муса. Наследник Императора ещё не провёл в «Клабе» и часа, как в кабинете Первого императорского секретаря тихо звякнул колокольчик, сообщающий о том, что прибыл важный посетитель. Конечно же, это был не Муса: хозяин элитного клуба не мог оставить без своего заботливого внимания молодых господ. Но и доверить столь щепетильное дело кому попало не решился. С важным донесением во дворец прибыл старший сын Мусы Басиль. Он, с должным почтением и без излишнего подобострастия, выслушал распоряженияпреподнесённые в форме пожеланий. О том, кого вызвать «в случае чего», что наливать молодым господам, как часто, чего не делать ни при каких условиях, каких женщин допускать к ним и – увы! увы! – как много им позволено спустить за одну ночь.
Впрочем, Диметриуш, которого близкие друзья звали просто Димоном, в силу своих наивных шестнадцати лет искренне полагал, что о его посещениях «Клаба» отцу и деду не известно. А главное, маме. (Стоит сказать, что прекрасная Наталия и в самом деле не знала о том, где проводит ночи её старший сын, и оба старших Бьёри неустанно возносили мольбы всем известным богам, чтобы всё так и оставалось).
В вечер, когда состоялся тот знаменательный разговор, заботливый Муса боролся в подвале с небывалым нашествием крыс, которые, словно мошкара на огонь, лезли и лезли в трёхэтажное здание, принадлежавшее «Клабу», прогрызая зубами себе дорогу и насмерть затаптывая своих менее расторопных товарок.
– Проклял нас кто, что ли? – бормотал старый демон, забыв об императорском внучке, который вместе с друзьями праздновал наверху то ли чей-то день рождения, то ли победу на каком-то турнире… Не до того было бедному Мусе, впрочем, оно и к лучшему. Неизвестно, как бы сложилась судьба молодого Диметриуша, узнай о той беседе Император.
За столиком сидело трое: сам Димон, друг его лучший Жека Ракета и Богдан Дроздов, капитан «Беркутов». Человек. Именно он сегодня «проиграл стол», а потому компания кутила за его счет.
– На той неделе видел статью в «Спортивном вестнике»? – спросил Дрозд, лениво потирая указательным пальцем край своего бокала. – Опять вас в использовании магии обвиняли.
Димон поморщился, как от кислого, и отставил в сторону своё пиво, а собеседник продолжил:
– И как вы это терпите, я б уже убил кого-нибудь.
– Так и терпим, – проворчал Бьёри, прикидывая мысленно, поможет ли преданный Муса в случае чего спрятать тело. – А вообще, пользоваться магией во время состязания – неспортивно. Я знаю, что я ею не пользуюсь во время игры, мои друзья это знают… И если кому-то охота почесать грязные языки, то пусть засунут их себе в жопу. Говорят, завистливая слюна при геморе хорошо помогает…
Димону совсем не нравилось направление, которое приняла беседа. И статья, о которой говорил Дрозд, взбесила его гораздо больше, чем могло показаться. А всё потому, что эта фраза… Ну, эта, про магию и демонские штучки, в той или иной форме всплывала в жизни юного Бьёри постоянно. Неважно, что он делал: учился ли, играл ли, занимался спортом или пытался клеить девчонок. Всегда одно и то же: ты ничто без своих демонских штучек.
– Оно-то так, – Богдан криво усмехнулся. – Но это же не допинг. Его анализы не покажут…
– Судья магию видит, – возразил Димон, заранее зная, что оппонент ответит. И оппонент поторопился оправдать ожидания своего собеседника.
– Судья… – протянул тот. – Скажешь тоже… Он же из ваших. Ясно, кому подсуживать станет, если что…
Диметриушу оставалось только скрипнуть зло зубами и нервно оглянуться в поисках поддержки. Как назло, именно в тот вечер рядом не оказалось никого из тех его друзей, кто смог бы охладить горячую голову. Зато Женька Ракета был тут как под заказ. В их компании только он обладал характером, вспыльчивым настолько, что на его фоне Диметриуш Бьёри казался ангелочком и тихоней.
– Забей фонтан, – грубо перебил Женька. – Дерьмом несёт. Мы вас уже уделали столько раз, что сделать снова на вашем поле – как два пальца об асфальт.
– А не слабо? – поторопился спросить Дроздов, и Димон поморщился. Выбор перед ним стоял не из приятных: либо сказать «не слабо» и нарушить тем самым главное родительское правило «не соваться на неконтролируемые земли», либо признать, что Женька трепло.
И вот теперь, играя на чужом поле, он тревожился не о том, чтобы занести мяч в ворота соперника, не о том, чтобы не заработать штрафной или пенальти. Волновало его только одно: чтобы отец не узнал.
Когда же в перерыве между таймами все шесть игроков команды «Огненные демоны» ощутили одновременно, что их заперли, словно крыс в мышеловке, приоритеты слегка изменились. Теперь уже думалось не об избитой заднице, а о материнских слезах, если это Охотники, и если они решили их убить. И о позоре, если решили не убивать, а шантажировать родителей их жизнями.
И ведь надо же было так попасться! Как малолетки безмозглые: сами пришли в клетку, ещё и двери за собой заперли, чтобы тюремщиков лишний раз не утруждать.
Когда волна агрессивной ненависти и весьма мотивированной злости, поднявшаяся из самых тёмных глубин души, улеглась, а паника уступила место разуму, Диметриуш наклонил голову, внимательно вслушиваясь в любопытный взгляд, который, кажется, не собирался никуда исчезать, и зло улыбнулся.
Протянул вперёд руку с поднятым вверх указательным пальцем и негромко произнёс:
– Собирайся, народ, кто домой сейчас пойдёт!
У каждого универсала была своя собственная фраза, отпирающая двери между мирами. И только у огненного демона Бьёри она звучала так смешно. Пятеро его друзей, которые эти слова слышали неоднократно, начиная с самого раннего детства, замерли и посмотрели на своего капитана удивлённо и недоверчиво.
– Димон, ты чего? – первым встрепенулся Сашка Ястребов. – Знаешь, что тебе батя за езду без прав устроит.
Устроит. Димон упрямо смотрел вперёд, собранный, с виду спокойный. И лишь нервно подрагивающие пальцы левой руки выдавали его нетерпение и волнение.
– Он нам ещё больше всем устроит, – зло буркнул Гошик и схватился за палец Диметриуша, подняв вверх собственный, – если мы отсюда не выберемся сами.
И повторил, глядя в глаза младшему Бьёри:
– Собирайся, народ, кто домой сейчас пойдёт!
Женька присоединился третьим, но перед тем, как повторить присоединяющие к переходу слова, пробормотал:
– Только не помни малявку. Она хоть и маленькая, но злопамятная.
Он тоже чувствовал наблюдателя и, в отличие от своего титулованного товарища, знал, что эта девчонка сыграет в жизни друга не последнюю роль. Только вот предупредить более конкретно он не мог, боясь вспугнуть притаившуюся на плече Димона птицу счастья.
– Собирайся, народ, – прошептал Женька и прилип взглядом к почерневшим глазам внука Императора, – кто домой сейчас пойдёт!
За ним был Сашка, Дёня и Кир. Киру же достались запирающие автобус слова:
– А кто не собирается, бутылка разбивается.
Пять пар глаз подёрнулись сонным туманом, когда Диметриуш громко выдохнул и повернул голову в сторону прятавшейся за гранью сна малявки.
– Эй, мелюзга! – позвал он, осторожно пытаясь нащупать связь с девчонкой. – Ты что там делаешь?
Она высунула из укрытия любопытный нос, щедро усыпанный мелкими веснушками, и неуверенно переступила с ноги на ногу. Димон торопливо хлестнул по ослепительной ауре арканом, чтобы зацепить автобус, и улыбнулся, когда петля надежно обхватила ни о чём не подозревающую любительницу подглядывать за чужой жизнью. Парень даже удивился немного тому, как легко всё получилось: девчонка мало того, что оказалась сильным медиумом, она была словно создана для него, для Диметриуша Бьёри. Иные пилоты всю жизнь искали такого проводника и не находили, а тут погляди-ка…
Жалко, что возраст не позволяет забрать её в школу прямо сейчас. Круто было бы.
– Тебе мама не говорила разве, что подсматривать нехорошо? – Димон забросил первый камень, чтобы только посмотреть на реакцию медиума.
– Не твоё дело, – буркнула девочка и слегка покраснела.
– Не стыдно? – продолжал давить молодой Бьёри.
– Ещё чего! – аркан натянулся, но уходить вредная мелюзга не собиралась. Она помахала в сторону Димона маленьким розовым пальчиком и важно произнесла:
– Ты сам в мой сон забрался. Вот пусть тебе и будет стыдно… Слушай, а что это вы делаете? – она с любопытством посмотрела на замерших в странной позе парней. – Это игра какая-то? Я тоже хочу!
«Устыдить, значит, не получится, – с сожалением понял Димон. – А жаль».
– Мы не играем, девочка, – он нахмурился и, скорчив страшную рожу, прорычал:
– Мы кровавые убийцы и едим на завтрак маленьких глупых девочек.
Засранка вместо того, чтобы испугаться и рвануть из реальности, в которой застрял Димон в реальность свою, утягивая за собой автобус, рассмеялась заливисто.
– Обманщик! – пискнула довольно. – А в самом деле, вы кто?
Парень почувствовал, как дрогнули стенки впопыхах выстроенного автобуса. Быстро же их захватчики догадались, что происходит.
«Ну, что же ты!? – он посмотрел на девчонку почти зло. – Пугайся! Беги! Вытащи нас. Ну, что тебе стоит?»
– Думаешь, я шутил про людоедов? – рванул из всех сил за аркан, подтягивая медиума к себе.
Она ещё не испугалась и продолжала улыбаться, но ощутимо напряглась, струной натягивая аркан.
«Ну, испугайся же! Испугайся!»
Бьёри подтянул девочку вплотную к автобусу и позволил трансформироваться своему лицу согласно выдуманной легенде (жаль, времени на сценарий не было ни секунды). Челюсть пронзила мучительная боль. Вот же забавная штука! Настоящей деформации не происходит, а болит так, словно зубы на самом деле удлиняются, словно кожа лопается, а кости хрустят под воздействием неведомой силы, превращая лицо человека в оскаленную звериную пасть.
– Кричи, – выдохнул в побледневшее личико. – Кричи, мой вкусный маленький обед.
В утробном голосе отчётливо прозвучали голодные нотки, а за грудиной начал зарождаться животный рык. Димон дёрнул нити, связывающие его с пассажирами, и друзья медленно повернули к девочке спящие лица живых мертвецов.
