Текст книги "Не буди Лихо (СИ)"
Автор книги: Марина Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 43 страниц)
Понадеявшись, что на вкус всё будет не так ужасно, Димон перенёс поднос на стол и вооружился столовой ложкой. Вилка узнику не полагалась, видимо, руководство тюрьмы справедливо опасалось, что после такой трапезы у арестанта может возникнуть непреодолимое желание сделать этот приём пищи последним в своей жизни.
Сняв пробу, Диметриуш понял сразу две вещи. Первое – и профессора иногда ошибаются. Второе – даже в горячем виде ужин был совершенно, абсолютно, категорически несъедобен.
– Завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу, – пробормотал Диметриуш и, держа на вытянутых руках шедевр от непризнанного гения кулинарии, направился к ютившемуся за ширмой унитазу.
Он ещё успел подумать: «Интересно, а Базиль пробовал через эту канализацию наружу выбраться? Хотя, пожалуй, не стану у него об этом спрашивать». А в следующее мгновение сначала стены камеры полыхнули голубым, словно предупреждая Диметриуша о том, что магическая защита усилена, а затем тихонько скрипнула дверь. К тому моменту, как она открылась полностью, Димон успел вернуться к столу, поставить на него тарелку со своим отвратительным ужином и выстроить вокруг себя защитный родовой круг. К сожалению, никакая иная магия в межмировой тюрьме – и это было тем, что отличало её от следственного изолятора – не работала.
Первое, что Диметриуш почувствовал, увидев того, кто стоял за мерцающей завесой сдерживающего магию полога, было разочарование. Ведь он знал, знал, что за всем стоит именно он, но при этом так не хотелось разочаровывать деда! Расстраивать не хотелось. Но теперь, видимо, придётся.
– Не означает ли твой визит то, что живым меня отсюда выпускать не планируют? – спросил Димон, сжимая от бессилия руки в кулаки.
Фоллетский усмехнулся и качнулся на пятках.
– Отчего же? Твоя смерть пока не входит в мои планы.
– И кроме того, – Димон фыркнул, – родовой щит не позволит причинить мне физический вред.
Инкуб широко улыбнулся и протянул:
– А не физический?
Дождался, пока Диметриуш тревожно нахмурится, и продолжил:
– Ты всегда очень быстро соображал. Поэтому и сейчас я не стану опускаться до угроз и шантажа. Я всегда добиваюсь того, чего хочу. Неважно, сколько времени будет потрачено, неважно, сколько приложено сил. Важен лишь результат. Сегодня я проснулся в хорошем настроении, поэтому хочу сделать тебе предложение. Ты говоришь мне, где сейчас Маша, а я… а я зачту тебе это, когда придёт время.
– Слушай, я не знаю, что именно делает тебя глупым, но клянусь, это отлично работает.
Инкуб рассмеялся. Не зло, не наиграно, а, казалось бы, совершенно искренне. И это просто задело Диметриуша за живое, но виду он не подал. На его лице вообще не шелохнулся ни один мускул, пока Фоллетский хохотал, хотя сдержать ярость было очень непросто.
– Ты решил со мной потягаться, малыш? Что ж, это будет забавно. А ведьмочку твою я всё равно найду.
Димон внутренне содрогнулся, поняв, что инкуб не просто подозревает в Маше ведьму. Он совершенно точно знает, что она унаследовала дар ведьм Лиходеевых.
– И найду, и сначала сделаю всё то, что давно хотел с ней сделать – люблю, видишь ли, строптивых баб, – а потом увидишь: она сама станет мне помогать. Добровольно.
Если в Мироздании и было существо, знающее о внутренних демонах демонов Бьёри, то это был Ян Фоллетский И. Он столько времени провёл в их семье, так долго был её частью, что теперь легко и не прилагая усилий мог указать каждому из рода на его слабые места. Указать и надавить.
У Диметриуша этим слабым местом была Маша. Кровь прилила к голове только от понимания того, что Фоллетский её ищет. Так что можно и не говорить, что после его последнего высказывания ревность в секунду вскипятила кровь и острой бритвой резанула по натянутым нервам.
Что ж, в эту игру можно играть и вдвоём.
– Я всегда подозревал, что тебя зачали на спор, – сухо обронил Диметриуш. – Теперь вижу – не ошибался. Не представляешь себе, какое это счастье – найти подтверждение своим догадкам!
Глаза Фоллетского полыхнули красным. Не он один умел находить болезненные точки.
– Признайся, когда ты был маленьким, прабабушка уговаривала тебя сбежать из дома? Ой, прости! Я, кажется, забыл! Она же сама тебя выгнала!
Инкуб стремительно шагнул внутрь и в три огромных шага преодолел расстояние, отделявшее его от Диметриуша.
– Ты знаешь, я не люблю, когда кто-то сочиняет небылицы о моей матери, – прошипел он, преодолевая первый контур родового щита. – Меня это злит.
Второй контур также не послужил преградой, и Димон занервничал.
– Всё ещё считаешь, что родовой щит мне помешает прикончить тебя?
Инкуб развеял последнюю защиту и замер в полуметре от сжимающего кулаки Диметриуша.
– Да я удавлю тебя, как слепого котёнка, и пискнуть не успеешь, сопляк.
Фоллетский поднял руку, и Бьёри подумал о том, что использовать магию внутри камеры инкуб не сможет, не для того эта камера создавалась, чтобы делать исключения для кого бы то ни было, а если дело дойдёт до прямого столкновения, то неизвестно, кто кого удавит. Потому как Ян, несомненно, опытнее, зато Димон моложе, выносливее и злее.
Но стоило только Фоллетскому качнуться буквально на полсантиметра вперёд, как в воздухе возникло лёгкое зеленоватое свечение, раздался треск, словно кто-то сжал в кулаке несколько пластинок чипсов, а затем невидимая сила подняла инкуба в воздух и вышвырнула его вон из камеры.
«Ого! – удивился Диметриуш и посмотрел на свои руки. – Это я его так?»
Это не было магией Димона – в камере тюрьмы невозможно пользоваться магией – и защитой родового щита тоже не было. Тот бы, скорее, испепелил Фоллетского… А если не то и не другое? Что тогда?
– Ты как это сделал, сопляк? – взревел Фоллетский и рванул к Диметриушу с явным намерением вытрясти из того душу. Но уже через несколько секунд картина повторилась: зелёное свечение, треск и невероятный по своей красоте полёт взбешённого инкуба в коридор тюрьмы.
«Как интересно!» – улыбнулся Димон, обрадовавшись внезапной защите. Его слегка пугала её природа – сложно доверять чему-то, в чьём происхождении ты не уверен, – но Бьёри прекрасно понимал, что он сейчас не в той ситуации, чтобы смотреть в зубы дарёному коню.
Поэтому он опустился на стул и, пока Фоллетский пытался добраться до своего соперника, раз за разом вылетая в коридор криво брошенным матерящимся снарядом, даже сумел насладиться совершенно несъедобным ужином.
Впервые с момента ареста Димон был почти счастлив.
Пробить неожиданную защиту Бьёри и если не вцепиться в горло своему сопернику, то хотя бы начистить ему пятак, Фоллетский пытался ещё минут сорок. И Диметриуш, откровенно говоря, уже начал уставать от этого представления. В момент очередного затишья, когда инкуб стоял за порогом камеры, как раз у границы светящегося магического занавеса, Диметриуш демонстративно громко зевнул и, отодвинув рукав, глянул на часы.
– Не обидишься, если я вздремну немного, пока ты тут тренируешься… летать? Что-то я устал… – и вопросительно приподнял бровь, даже не пытаясь скрыть издевательское торжество во взгляде. Фоллетский был бледен, лоб его блестел от испарины, мышцы ног и рук дрожали, а левая скула покраснела – видимо, во время одного из полётов он приложился ею о стену.
– Веселишься? Ладно, посмотрим, что ты запоёшь, когда…
Не закончив мысль, инкуб резко повернулся влево. Что привлекло его внимание, Диметриуш не знал, но очень хотел бы узнать, потому что давний враг ещё больше побледнел, хотя Бьёри был уверен, что больше уже невозможно, и устрашающе оскалился.
– Там-то что не так? – спросил он у кого-то, кого Димон не только не видел, но и не слышал. – За что я вам деньги плачу, если всё приходится делать самому?!
И выругался витиевато и очень образно, после чего сплюнул себе под ноги розовой от крови слюной и наградил Диметриуша угрожающим взглядом.
– Я с тобой позже закончу, – наконец рыкнул он и яростно хлопнул дверью.
«Ещё неизвестно, кто с кем закончит», – подумал Димон и сладко потянулся, разминая затёкшие мышцы, только сейчас сообразив, что всё это время он находился в состоянии небывалого напряжения. Ибо защита, конечно, это хорошо, но она ведь может с той же лёгкостью, с которой появилась, и исчезнуть.
До полуночи оставалось ещё довольно много времени, и Диметриуш решил использовать его с пользой. Внимательно изучил стены своей темницы на предмет возможных щелей, которые при случае можно было бы использовать для побега. Конечно же, их не было. Ни одной, даже самой маленькой, сквозь которую можно было бы просочиться в другую реальность или хотя бы заглянуть в чужой сон.
Ну, что ж. На внеурочное свидание с Машкой можно было даже не надеяться. Погрустнев, Бьёри принялся изучать защиту на окне. Это тоже не заняло много времени, потому что, как выяснилось, окна просто не было. Вместо него на стене висела довольно качественная проекция, которая мозгом Диметриуша чётко ассоциировалась с холстом в каморке Папы Карло.
От нечего делать, не иначе, Димон заглянул в продуктовый лифт и задумчиво пощёлкал языком, рассматривая пустую на данный момент кабинку. Кабинка, кстати, была довольно внушительных размеров, чего нельзя было сказать о порциях, которые она доставляла. Впрочем, будь порции местного повара чуть большего размера, их смело можно было бы причислить к оружию массового поражения.
Наконец, когда часы показали восемь минут первого, а Базиль так и не появился, Диметриуш подошёл к санузлу и нетерпеливо постучал по трубе умывальника.
Ответа он ждал целую минуту, а затем водопровод хрипло выдохнул и сообщил:
– Не сегодня. Утром.
Диметриуш зевнул и пожал плечами.
«Ну, утром, так утром», – равнодушно подумал он. День был наполнен событиями так плотно, что разум, изорванный в клочья противоречивыми эмоциями, уже откровенно требовал перезагрузки. Посему Димон подсунул под щёку голую подушку, начхав на торчащие из неё огрызки перьев, завернулся в тощенькое одеяло и моментально уснул.
Возможно, знай Диметриуш Бьёри, что сейчас происходит в камере этажом ниже, в той самой, где вот уже немногим более месяца гостил Базиль Шахевич, он бы не смог с такой лёгкостью предаться сну. Какое там! Он бы напрочь потерял покой и не смог бы расслабиться до тех пор, пока не выяснил бы причину своей внезапно образовавшейся защиты. Потому что внизу разыгрывалась та же самая сценка, свидетелем которой Димон стал не так давно. И даже действующие лица частично были теми же самыми, правда, в качестве ехидствующего зрителя на этот раз выступал Базиль. В отличие от своего юного – по меркам Шахевича – товарища по несчастью, бывший директор Кулька не просто смаковал бешенство Яна Фоллетского И, как смакуют самый дорогой и безумно вкусный напиток, он при этом ещё и умудрялся делать какие-то заметки в небольшом блокнотике.
Защита для Базиля также стала сюрпризом, тем более приятным, что сегодняшний вечер стал первым вечером за время заключения, когда из узника не выкачали ни капли силы. Пришедшего для ежедневного ритуала охранника просто вынесло из камеры волной непонятного происхождения. Его, его помощника, помощника помощника и, наконец, самого Фоллетского И, который примчался, пылая гневом и праведным негодованием.
– Ты не заболел, часом, а? – заботливо поинтересовался Шахевич и бросил на потрёпанного инкуба мечтательный взгляд.
– Я здоров! – рыкнул тот и сразу же ринулся на узника, как бешеный верблюд на амбразуру.
– Не ушибся? – пропел Базиль, когда Фоллетского вынесло в коридор. – Ты б хоть маты какие там велел положить или подушки. Убьёшься же… ненароком.
Фоллетский ответил отрывистым матерным звуком, а Шахевич рассмеялся и достал из кармана блокнот. Всё-таки, в первую очередь, он был учёным, а столь необычное явление стоило всесторонне изучить и запротоколировать все этапы эксперимента. Одни боги знают, что это за странная неизвестная науке магия, а богам Базиль Шахевич уже очень давно и небезосновательно не доверял.
Глава 29, в которой становится ясно, что неприятностей мало не бывает
На то, чтобы окончательно поверить собственным глазам и чувствам, Савелию понадобился почти час. Именно столько драгоценного времени мы бездарно профукали, пока неугомонный демон «проводил исключительно научные изыскания». Для начала Пудя вернул нас назад в Димкину квартиру. Я хотела было воспользоваться этим визитом и собрать необходимые мне вещи, но бешеный блеск в глазах наружника подсказал мне, что сейчас этого лучше не делать.
«Ладно, за вещами я всегда могу сгонять самостоятельно», – здраво рассудила я, и пока демон, слегка приглушённый талантами, внезапно открывшимися в моём домашнем питомце, дёргал себя за косу и вращал глазами, пытаясь сообразить, что нам эти самые таланты сулят, я потихонечку смоталась в Димкин кабинет за ноутбуком и парой книг. Книги принадлежали мне, точнее, Бусе, а, может быть, и Бусиной бабке. К сожалению, они и близко не лежали с той, что приснопамятная Вирсавия украла из моей квартиры (кстати, мне когда-нибудь вернут украденное?), но в сложившейся ситуации выбирать мне не приходилось.
Ещё какое-то время мы путешествовали по столице, повинуясь отрывистым указаниям Савелия, а затем я, глядя на жёлтое бельмо луны, взбунтовалась, и мы вернулись к демону домой.
Пока Савелий в компании Борща и Пуди, которые, забыв о первоначальных страхах, крутились у его ног, исследовал содержимое своего гигантского холодильника, я, не спрашивая разрешения, сдвинула к стенам всю лишнюю мебель в небольшой после Димкиной квартиры гостиной и, вооружившись мелом, принялась рисовать мандалу.
Процесс этот был довольно утомительный. Потому что делать это самой мне пока не приходилось, а как это делают другие, я видела лишь однажды, много лет назад, в Луках. Да и, откровенно говоря, тот раз смело можно было не брать в расчёт, ибо Буся чертила для стороннего объекта, от внутреннего контура к краю, я же работала для себя, поэтому приходилось постепенно сужать круги, пятясь к центру комнаты, где я должна была замкнуть всё на себя.
К тому времени, когда на пороге комнаты появился жующий Савелий, я успела проделать треть работы. Демон, увидев, во что я превратила пол в самой большой комнате его квартиры, возмущённо подавился, но ничего не успел сказать, повинуясь моему молчаливому приказу. Мне было не до разговоров. Ничто не должно отвлекать ведьму, когда она плетёт ковёр из нитей чужих судеб.
Когда приступила к последнему кругу, тому самому, в котором надлежало стоять мне самой, я начала тихонечко напевать. До сих пор не знаю, зачем я это сделала и, уж если быть до конца честной, даже не помню, какие именно слова слетали с моих губ в тот момент, я лишь ощущала всё происходящее исключительно правильным, чего нельзя было сказать о Савелии.
Забегая вперёд, скажу, что когда всё закончилось, бедняга-демон поделился со мной, что за всю свою не короткую и полную всевозможных ужасов жизнь он не слышал и не видел ничего более ужасного. Он клялся, что когда я начала петь, у него кровь заледенела в жилах, а волосы встали дыбом.
– Спасибо за комплимент, – обиженно проворчала я.
– Ай, – Савелий устало махнул рукой, – ничего ты не понимаешь. Не в том смысле «ужасного»… Я не знаю, как объяснить. Ты ведь в Доме Онсы не бывала?
Я покачала головой.
– Жалко. Ощущения… похожие. Попроси шефа, он с радостью тебя туда сводит.
– А ты не можешь?
– Нет, – Савелий обиженно поджал губы. – Мне, знаешь ли, пока ещё дорога жизнь.
Но это было гораздо позже, а тогда я заканчивала плести древнее, как сама магия, колдовство, и мне казалось, что вплетаю я в него не только свою силу, но и немалую часть собственной души.
Нарисовав последнюю руну сердца, я замерла в центре круга, распустила волосы, повернула голову в сторону заранее открытого окна и с ужасом поняла, что во время построения круга допустила чудовищную ошибку, забыв вплести имя адресата в одну из внешних линий. Если бы я делала всё так, как это описывалось в книгах, как много лет назад это делала Буся, я бы так не сглупила, потому что имя – это последнее, что выводит рука ведьмы, выстраивая эту мандалу, но я-то рисовала от края к центру, мне с этого надо было начинать.
– Вот же я дура! – простонала я, глядя на позеленевшего от переполнявшего его ужаса Савелия. Увидев мой страх, демон, забыв о собственном, качнулся в сторону меловой границы мандалы, но я успела его остановить взмахом руки и добавить.
– Не смей! Пока я сама не выйду, слышишь?
Он кивнул.
– Что бы ни случилось, не смей пересекать контур.
Он судорожно вдохнул, а в следующий миг до моих ушей долетела музыка лунных струн, и окружающая реальность разлетелась на миллиард разрозненных картинок.
Люди, пережившие клиническую смерть, говорят, что в последний момент перед их внутренним взором пронеслась вся их жизнь. Я не умирала раньше, да и сейчас кончина в мои планы не входила, но это не помешало мне увидеть киноленту под названием «Жизнь и замечательные приключения Марии Ивановны Лиходеевой».
Музыка становилась всё громче, сил по линиям судьбы утекало всё больше, колени дрожали, из глаз текли слёзы, но я терпела, терпела, терпела… Кажется, целую вечность.
И, честное слово, в тёплые лапы глубокого обморока я упала, испытывая небывалое облегчение.
Во времена моего дикого детства, когда жители Лук вздрагивали, завидев меня на другом конце улицы, мы с тремя неизменными моими товарищами забрались на водонапорную башню. Вообще-то, туда мы, к ужасу наших родных, лазали вполне себе регулярно, и ничего, но именно в тот раз мне за каким-то чёртом понадобилось оказаться внизу раньше всех. Само собой, я рухнула вниз переспелой грушей где-то примерно с высоты третьего этажа (второго с половиной, в самом крайнем случае). Это называлось «в зобу дыханье спёрло». Это называлось «вышибло дух». Если бы это был мультик, над моей головой летали бы смешные птички и звёздочки, хотя о смехе я тогда думала в последнюю очередь. Говоря начистоту, первой моей мыслью было: «Блин, Буся меня прибьёт!» А уже второй: «Господи, как больно-то!»
Тогда я отделалась ушибленным копчиком и прокушенным языком.
Теперь я ниоткуда не падала (падение с высоты собственного роста падением не считается), но именно тот день я вспомнила, когда пришла в себя. Потому что, да. И «дыханье спёрло». И «вышибло дух». И птички. И звёздочки. Всё это было. А ещё в придачу к этому боль во всём теле, словно по мне проехался трактор, и слуховые галлюцинации. Именно они матерились басом и предрекали мне скорую и жестокую смерть от удавления, закапывания в землю живьём и разрывания меня на сотню частей, если я немедленно не открою глаза и не скажу, что со мной всё в порядке.
– Не ори, – не своим голосом попросила я, когда сообразила, что моя галлюцинация на самом деле – до потери пульса перепуганный Савелий.
– Твою же мать, – мне показалось, что демон всхлипнул.
– Ты подумала своей глупой головой, что бы сделал со мной шеф, если бы ты погибла в моей квартире, пытаясь сотворить какое-то совершенно непонятное колдовство?
Точно всхлипнул.
– Иди к чёрту, – со скрипом я поднялась на четвереньки и тряхнула головой, скорее не для того, чтобы избавиться от кругов перед глазами, а чтобы привести в порядок мысли. – Ведьма не может погибнуть от собственного колдовства. Ты забыл основной принцип магии? Это вы забираете. Мы всегда только отдаём, потому Мать-Природа нас бережёт.
Встать на ноги я самостоятельно не смогла, посмотрела на Савелия и попросила:
– Помоги, а? Не могу подняться…
– Не может она, – в три шага демон добрался до меня и подхватил на руки, как котёнка, ей-богу, я даже поклялась себе – мысленно, конечно, – сесть на пирожковую или пельменно-варениковую диету. – Дура!
Я бросила на Савелия грозный взгляд, решая, обидеться или забить, а потом закрыла глаза. Нет, обидеться, само собой, было можно, но кто бы меня тогда донёс до койко-места? И накормил, кто? Жрать хотелось до синих кругов перед глазами. Мяса. Можно даже сырого.
– Тем ведьмам, которые от магического истощения загнулись, про Мать-Природу расскажи! – бушевал Савелий, а я положила голову на его плечо и жалобно-жалобно попросила:
– А можно мне татарский бифштекс и два десятка ржаных гренок?
– Бифштекс, говоришь? – демон сгрузил меня на узенький кухонный диванчик и наградил долгим задумчивым взглядом. Я моргнула и отвела глаза, надеясь, что Савелий не станет заострять внимание на моём внезапно проснувшемся аппетите. К счастью, он лишь хмыкнул и занялся готовкой.
Когда первая партия кривоватых ржаных гренок подоспела, я успела прийти в себя настолько, чтобы оказать демону посильную помощь. Правда, глядя на мои трясущиеся руки, нож он у меня отобрал.
– Лучше гренки чесноком натри, – проворчал он, а затем вдруг спросил:
– И что это было?
Я задумчиво почесала висок большим пальцем, прикидывая, что можно рассказать демону, а что стоит оставить при себе.
– Скажи, ведь родовой защитный… м-м… щит?
– Круг, – исправили меня, не удержавшись от кривляния.
– Пусть. Круг. Он у всех демонов бывает?
– Это от силы рода зависит, – Савелий выложил на деревянную круглую дощечку горку говяжьего фарша и залез в холодильник, чтобы достать горчицу, солёные огурцы и маринованные халапеньо. – А вообще, да. Чем древнее кровь, тем сильнее защита. А что?
– У нас не так, – я схватила столовый нож и старательно размазала фарш поверх густого слоя горчицы. – Но мы можем подобный круг создать. Для себя или для кого-либо другого, если есть проситель и имя защищаемого, – тут я снова покраснела. Признаваться в своей ошибке не хотелось. – Такая мандала в просторечии называется «символ для защиты любимого/любимой»… – демон многозначительно ухмыльнулся, а я насупилась и поторопилась добавить:
– От болезней, от сглаза, от врагов, явных и скрытых… Чаще всего эта мандала рисуется по заказу жён военных, часто ещё матери для сыновей рисуют. Ну, я и подумала, раз Диму арестовали, – многозначительная улыбка стала понимающей, – Бусину палату уже никто не станет охранять. Будто управлению есть до неё какое-то дело… И потом, Фоллетский этот, чтоб ему провалиться. Ясно же, что в больнице мне лучше не появляться. А бабушку после всего, что случилось, без охраны оставлять совсем не хочется, ну я и… вот.
Чем дольше я говорила, тем больше становились глаза Савелия. А вкупе с нахмуренными бровями и столовым ножом, которой демон сжимал в кулаке, вид у него был пугающе зверский.
– Что? – я даже икнула со страху.
– Так ЭТО всё из-за бабушки?.. Ну вы, Мария Ивановна, всё-таки блондинка!
С выражением гордого, я бы даже сказала, презрительного хладнокровия на лице я отправила в рот зелёный шарик халапеньо и неспешно его разжевала. От того, чтобы не заорать и не начать бегать вокруг стола, махая руками перед разинутым ртом, меня удержало лишь чувство собственного достоинства. Ну, и ещё насмешливый взгляд Савелия.
– От блондинки слышу, – наконец, просипела я и схватила стакан с водой.
Демон дождался, пока я уйму пожар во рту, а затем отрывисто бросил:
– Два вопроса.
– Ну?
– Первый. С чего ты взяла, что охрану уберут? Шеф в Управлении фигура, конечно, значимая, но и ты, моя дорогая, теперь имеешь кое-какое отношение к его семье. А его семья у нас кто?
Я промолчала.
– Ты понимаешь, что искать тебя будут теперь в первую очередь именно там, в больнице?
– Ясен пень, – проворчала я, слегка обидевшись на снисходительный тон демона. Не такая уж я и дурочка, как он тут мне доказывает.
– В том-то и дело, что пень, – ухмыльнулся он. – Да твоя бабушка теперь станет самой охраняемой пенсионеркой в Мироздании! К ней теперь без спросу и предъявления паспорта даже комар не просочится. Потому что, с одной стороны, за ней будут смотреть мои люди, а с другой – Следственный комитет.
Я смущённо почесала ладонью кончик носа и пробормотала:
– А второй вопрос?
– Как эта твоя мандала работает? Я пол в гостиной могу помыть? Или лучше оставить всё как есть?
Признаваться в том, что я просто не знаю, как теперь будет работать защита, не хотелось. Поэтому я пожала плечами и невнятно пробормотала:
– Как-как… как ей положено, так и будет… – и добавила зачем-то голосом почтальона Печкина из старого мультфильма:
– Только я этого не увижу, потому что меня в больницу пускать нельзя…
Савелий испустил протяжный страдальческий стон и поднялся на ноги.
– Всё-таки ты нечеловеческая балда, – сообщил он, вытаскивая из холодильника треугольный пакетик молока. – Держи, молочными продуктами ожог от острого перца лучше всего снимать.
– Почему это я балда? – приподнятая бровь придала лицу Савелия несколько ехидное выражение, но после почти целого года работы в Техникуме мою броню этим было уже не пробить.
Демон покачал головой и молча показал рукой куда-то в сторону. Я повернулась и сразу же наткнулась взглядом на Пудю, который гипнотизировал пакет молока в моей руке.
– Ещё вопросы есть? – насмешливо спросил Савелий.
– Один. Мы к бабушке прямо с утра отправимся, или у тебя дела?
Конечно же, у демона были дела. Он свистнул Борщу и умчался из квартиры, когда солнце ещё не полностью показалось из-за горизонта, проинструктировав меня напоследок:
– Свою симку не включай, к двери и окнам не подходи. Если захочешь со мной связаться, звони по тому телефону, что я тебе дал вчера. И Маша, подружкам, друзьям и родственникам лучше не звонить. Не потому, что мы никому не верим, да? Просто мы не хотим никого поставить под удар.
Я тяжело вздохнула. Это-то как раз было понятнее всего.
– Я как освобожусь, заеду в больницу и сразу отзвонюсь тебе из палаты.
Ещё вечером мы решили, что Савелий сначала убедится, что никого постороннего рядом с Бусей нет, и только потом даст мне отмашку, и я попрошу Пудю перенести меня в больницу.
– На пять минут, – хмуро предупредил Савелий. – Только чтобы ты смогла убедиться в том, что мандала работает.
Она работала, лёгкое свечение вокруг тела видела даже я, а Борщ вообще повизгивал от счастья, хотя, к моему полнейшему разочарованию, на состоянии бабушки это никак не отразилось. Она по-прежнему лежала на кровати молчаливой и равнодушной куклой. Такая бледная, такая маленькая, что мне снова захотелось плакать. И только неимоверным усилием мне удалось сдержать рвущиеся наружу слёзы.
Ещё когда мы были в больнице, Савелию позвонили. Он слушал собеседника, мрачно хмурился при этом и брезгливо кривил губы.
– Все документы? – уточнял он. – И копии?.. И личные наработки? А морда у тебя не треснет?.. У меня пока нормальный тон, не биби мне моск… Ах, распоряжение!? Засунь себе это распоряжение… Вот, когда шеф вернётся, сам ему об этом расскажешь. А что я? Я как старый друг и просто товарищ по оружию помогу твоей вдове выбрать недорогое похоронное агентство… Сопля перламутровая…
Последнюю фразу Савелий произнёс, запихивая телефон в задний карман джинсов. Телефон запихиваться не хотел и, судя по зверскому выражению лица демона, даже оказывал сопротивление. Мы с Борщом переглянулись. Поросёнок трусливо дёрнул кончиком хвоста, и я тоже как-то вдруг загрустила, почувствовав неладное.
– Дело у нас забирают, – сообщил демон, справившись с телефоном. – Велели в СК привезти все документы… Вот же суки…
Я вздохнула.
– Копии, главное, ещё все затребовали… Тоже мне, нашли дурачка!.. Маша, ты только не расстраивайся. Так даже лучше. Я отпуск за свой счёт возьму, никакая херня… в смысле, ерунда, отвлекать не будет. Шефов домашний ноут ты же вчера из квартиры захватила?
– Захватила…
– Ну, видишь, как хорошо! А я ещё с утра попросил Гену припрятать рабочий. Так что, неизвестно, кому они ещё хуже сделают… Короче, Машенция, дуй ко мне. А мы с Борщом сначала в Управление, потом в Комитет. Ну, всё, я на связи. И не расстраивайся!
Я вяло кивнула и подумала: «Легко тебе говорить, не расстраивайся… А я уже на честном слове держусь! Будто проклял кто, ей-богу! Что ни новость – то сюрприз! Дела – хуже некуда». Впрочем, уже следующим утром я поняла, что фразу «хуже некуда» придумали неисправимые оптимисты.
А ведь ничто не предвещало неприятности! Ни солнечное утро, ни разбудившие меня своим безумным чириканьем воробьи, ни Пудя с сытой мордой – я предпочла не думать о том, кем он перекусил сегодня – перевалившийся через край распахнутого по случаю ночной жары окна.
Открыв глаза, я какое-то время повалялась в кровати, рассматривая зеленоватый потолок. Этой ночью вернулись кошмары. Ну, как вернулись… Димы в них не было – и это просто нереальный плюс! Не знаю, как бы я себя чувствовала, привидься он мне, как в старые времена. Но и без него сон был нехорошим. Мутным каким-то, тяжёлым. Ещё не ужас, но сердце уже болезненно и так знакомо сжимается, предчувствуя страх. А у меня нет ничего. Ни таблеток, ни Бусиных элексиров, ни блокаторов. Да и воспоминание о том, как Димка говорил, что навсегда меня от кошмаров избавит только его, Диметриуша Бьёри, присутствие в моей жизни, улучшению настроения не способствовало.
Скрипя мыслями и ноя костями, я спустила ноги с кровати и побрела в сторону кухни-гостиной, по пути свернув в комнату для девочек.
«А у нас с Димкой в квартире две ванные», – мрачно подумала я, рассматривая своё взъерошенное отражение в зеркале над раковиной, а когда поняла, что я подумала, чуть по щекам себя не отхлестала от досады. Серьёзно? В нашей квартире?
«Совсем ты, Машка, распустилась. Возьми себя в руки! Как жить будешь, когда всё закончится?» – прогнусавило самое отвратительное существо во всём Мироздании, мой внутренний голос.
– Заткнись, а? – пробормотала я вслух и поплелась варить себе – ну, и Савелию тоже, всё-таки это его квартира – кофе.
Джезва у демона была огромная, на целых четыре кружечки, бока у неё были основательно подкопчены, и это свидетельствовало в пользу того, что Савелий обязательно поблагодарит меня за утренний кофе. Налив воду и засыпав кофе, я зажгла огонь и щёлкнула пультом, включая новостной канал.
Хорошо, что к этому моменту я кофе сварить ещё не успела, потому что подавилась бы обязательно. Потому что с небольшого экрана, который Савелий разместил немного левее плиты, на меня смотрело моё собственное лицо. То самое, с той самой фотографии, на которой у меня острый приступ дизентерии и флюс всех тридцати двух зубов сразу. А в качестве музыкального сопровождения омерзительно бодрый голос за кадром:
– …по версии следствия, соучастница сбежавшего сегодня ночью из Межмирового Следственного изолятора Диметриуша Бьёри. Напомним, внук Красного императора был арестован вечером третьего дня по подозрению в убийстве и причастности к ряду иных противоправных действий, среди который такие как похищение людей, работорговля и попытка государственного переворота. Подробно с места событий наш корреспондент…
