Текст книги "Не буди Лихо (СИ)"
Автор книги: Марина Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 43 страниц)
– Не видел, – соврал коридорный.
Иво Нитхи нахмурился.
– Ну, и ладно, – он пожал плечами и шагнул назад в комнату. – Не важно. А ты, старик, сходи к целителю. Вижу проклятье за твоим плечом. И жену своди. Глядишь, если Творцу будет угодно, ещё будут у вас со старухой и собственные дети.
Боевик исчез за захлопнувшейся дверью, прихватив с собою корзинку, а коридорный горько усмехнулся, раздумывая над словами демона. Как же! Свои дети! Не в их возрасте да не с их везением!..
Когда восемь недель спустя жена сказала ему о том, что, кажется, ждёт ребёнка, бывший коридорный собрал все свои пожитки и перевёз её подальше от столицы, купив маленькую гостиницу на задворках Империи.
Глава 21, в которой открываются новые обстоятельства
О чём думал Диметриуш Бьёри, выслушивая нотации от деда? Уж точно не о том, о чём стоило бы. Не испытывал чувства вины. Не волновался по поводу скандала. Не реагировал на едкие замечания. И вообще, всеми помыслами был далеко-далеко от Империи. Тем более что и деда не особо тревожил обнаруженный внуком заговор, обсуждать этот заговор он отказался наотрез. И Димону, кстати, думать в этом направлении тоже запретил.
Нет, положа руку на сердце, Диметриуш знал, что этим всё кончится.
– Уж и не знаю, за что ты его так не любишь, – пробурчал Император, рассматривая золотой узор на ножке бокала, когда Диметриуш закончил свой рассказ о том, как и почему он попал в Подвал. Причём подозрений насчёт причастности ко всему Фоллетского Димон, зная нрав деда, не озвучил. Император обо всём сам догадался. А что это значит? Правильно. Что в верном направлении Диметриуш рассуждает!
В верном, да, как оказалось, не очень. Потому что дед отставил в сторону бокал и, заложив руки за спину, прошёлся по пушистому ковру к высокому створчатому окну. И уже оттуда, демонстрируя внуку возмущённо-недовольную спину, произнёс:
– Почему же до тебя не дойдёт никак, что семья – это святое.
Ну, а дальше, как говорится, Остапа понесло. И было сказано много, в основном неприятного. Взывалось к разуму, в сотый раз объяснялось, что нет и не может быть никого ближе тех, кто входит в самый ближний семейный круг. А дальше всё по цепочке. Семья, будущее, ответственность, жена.
Жена.
Тут деда немного отпустило, но ненадолго. Забыв о заговоре Имперского, между прочим, масштаба, наплевав на тот факт, что в результате этого заговора едва не пострадал сам Диметриуш, Красный Император сел на своего любимого конька: традиции и соблюдение приличий. И вот тут-то Диметриуш решил: надоело!
И даже не обиделся, нет. Что он, девица красная, чтоб на крепкое слово да несправедливое обвинение обижаться!? Нет, он просто отключился от всего, что говорил дед, и всеми мыслями унёсся на Тринадцатый. К Маше.
Не надо было её там оставлять одну. Ой, не надо было. Напридумывает же опять чего-нибудь. Или вообще, чего доброго, сбежит. Поэтому воспользовавшись первой же образовавшейся в нотационном монологе паузой, Диметриуш торопливо произнёс:
– Я всё понял, дед. Правда. Осознал и раскаялся… Можно я уже пойду, а? А то дел ещё невпроворот, да и в Управлении неплохо было бы появиться.
Император изумлённо приподнял рыжую бровь.
– Раскаялся, значит, – хмыкнул он и покачал головой. – Просто не знаю, что с тобой делать…
Димон широко улыбнулся, всем своим видом сигнализируя, что делать с ним совершенно точно ничего не надо, и Император махнул рукой.
– Чёрт с тобой, иди, куда там тебе надо. Об одном прошу. Даже не прошу, приказываю как император, а не как дед. Не лезь к Яну. Ослушаешься – накажу.
Димон вспыхнул от негодования. Накажет? И как, простите? Выпорет? Или наследства лишит? Да далось оно ему, это наследство! Пусть забирают! В конце концов, Диметриуш не единственный наследник Императора!
Он сжал кулаки и открыл рот, чтобы высказать деду всё. И о его нотациях, и об угрозах, и о Фоллетском, который, пользуясь заступничеством младшего брата, совсем распоясался. Но, предупреждая его словесный взрыв, Красный Император поднял руку.
– Митя, – произнёс он, и в голосе деда Димон услышал усталость и тоску. – Пожалуйста.
Диметриуш скрипнул зубами, расправил плечи, по-военному чётко щёлкнул каблуками, и, резко кивнув, вышел из кабинета.
Надо бы было наведаться к сёстрам, с родителями попрощаться перед отъездом, но Димон и не подумал свернуть в семейное крыло дворца, даже к себе в комнату не пошёл, а прямо тут, в коридоре, выхватил ключ и шагнул на платформу Лифта.
Первым его заметил, как это ни странно, Георгий Яковлевич. И нахохлился виновато, предчувствуя, что это не дружественный визит.
– Не изводите себя напрасно, – произнёс Диметриуш. – Здравствуйте. Фрося?
– Здравствуйте, – мужчина пожал протянутую руку. – Она, зараза. Ну, не может, чёрт её дери, язык за зубами держать. Уж столько у нас из-за этого проблем было. И обещала она мне, и плакала… И всё равно, не вытерпит и растрепется обо всём. Не родственникам, так соседям. Теперь вот журналиста этого откуда-то выцепила…
– Заплатил хоть за слив?
О том, что информацию в прессу слила именно Афродита Ефимовна, Диметриуш подумал сразу, как только узнал от родителей о скандале. Женщина была из видящих, поэтому, конечно, она не могла не заметить изменений в ауре Диметриуша, тем более что та, с кем Бьёри связал себя словом, в тот момент была рядом.
Нет, «хомячков» Димон не винил. Сам виноват, упустил из виду, что Афродита не отличается свойственной всем видящим молчаливостью. Можно было догадаться, что такую новость женщина не сможет удержать в себе.
Диметриуш криво усмехнулся своим мыслям, а Георгий Яковлевич махнул рукой и, отвернувшись, с несчастным видом стал наблюдать за тем, как один из работников заправки заливает топливо в зелёное спортивное авто.
– Да ладно вам, – попытался утешить Димон и похлопал старика по плечу. – К счастью, обошлось малой кровью. Не из-за чего переживать. Я вообще-то по другому вопросу приехал.
– Это по какому? – всполошился мужчина. – Уж не насчёт ли Любки?
– Ваша прозорливость меня иногда пугает.
Георгий Яковлевич, пропустив комплимент мимо ушей, ещё больше ссутулился.
– Что-то случилось?
– Случилось, – проворчал старик. – Нет больше Любки. Дня через два-три после того, как в Монастыре рвануло, уехала куда-то и не вернулась.
– В розыск объявили? – предчувствуя недоброе, спросил Диметриуш.
– Да кто ж объявит-то? Родственников у неё нет. Сирота же. А на наши с Фросей сигналы местные власти никогда не реагировали. Мы пытались с вами связаться, ждали пока вы своего человека пришлёте, как обещали… Фрося предлагала, на свой страх и риск, самим у Любки в саду покопаться, да я запретил.
– И правильно, что запретили, – кивнул Диметриуш и выудил из кармана телефон. – Чёрт! Батарея села… Георгий Яковлевич…
– Всегда пожалуйста, – старик протянул ему старенькую модель и деликатно откатился в сторону.
Димон по памяти набрал номер Савелия, а когда наружник снял трубку, поприветствовал:
– Бьёри у аппарата. Здорово.
– Шеф, это ты? Ты где? Чей это номер? Мы с ног сбились, тебя разыскивая. Ты где был? Правда что ли, в медовый месяц укатил?
– Не укатил. В Хомяки как быстро сможешь добраться?
В трубке что-то зашуршало и зачавкало.
– Минут за сорок-пятьдесят. Если на такси очереди нет.
– Служебный автобус возьми. Всё равно в такси вся бригада не влезет.
– Я б взял, да один штатный медиум заболел, а второй в декретный отпуск свалил. Свалила, в смысле… В отделе кадров истерика, вторую неделю замену найти не могут…
– Бардак, – проворчал Диметриуш. – Стоило отлучится на пару дней… Ладно, разберёмся. Я тебя на месте жду. И это… – Бьёри нетерпеливо похлопал себя рукой по бедру. – Побыстрее.
Савелий отключился, а Димон набрал ещё один номер.
Трубку Маша подняла после восьмого гудка.
– Алё? – произнесла она, и Диметриуш отчётливо услышал плеск воды.
– Ты в ванной, что ли? – вместо приветствия выпалил он и, бросив на Георгия Яковлевича смущённый взгляд, отошёл в сторону. – Это Дима.
– Привет, Дима, – почти после минуты тишины ответила Мария. – У тебя пена для ванны одна шоколадная, а вторая клубничная. Прямо открываю тебя с какой-то неожиданной стороны.
Димон на вдохе оборвал смешок и застыл, глядя в пространство, пока воображение услужливо предоставило картинку. Маша, откинув голову, лежит в его ванной, в правой руке трубка, ноги небрежно заброшены на бортик, а из пушистой пены заманчиво выглядывают холмики груди.
– Мне сеструха на День транспортника подарила, – прохрипел он. – И какую ты выбрала?
– Какую? – она словно сомневалась, отвечать ли. – Выбор мне дался тяжело, но я всё-таки склонилась в сторону блондинки в шоколаде.
Диметриуш шумно выдохнул.
– Машка, ты что? – неверяще. – Заигрываешь со мной?
– А ты против?
Он определённо не был «против». Он же не дебил! И если бы между ними не было херовой тучи проблем и полусотни километров, он с огромным удовольствием продемонстрировал бы своей ведьмочке, насколько он «за». Но Мария, судя по всему, пока не поняла, как крепко он в ней увяз.
– Извини, если что-то не так, – напряжённым голосом произнесла она. – Я просто подумала, что…
– Ты всё очень правильно подумала, – перебил Димон. – И если бы ты знала, как у меня от тебя рвёт крышу, – оглянулся, чтобы проверить, не слышит ли его Георгий Яковлевич, – то не стала бы подливать масла в огонь.
Она нервно хохотнула.
– Правда?
– Да.
Вздохнула.
– Ну, ладно… – ладно? Ладно и всё? – А ты зачем звонишь? Чей это номер? Случилось что-то? С Бусей?
– Ничего не случилось, – недовольно ответил Диметриуш. – Звоню просто узнать, как ты. Сержант сильно шумел?
– Не хочу о нём говорить. Ты где? Скоро приедешь?
– Я тут часа на полтора занят. А потом ещё в Управление надо заскочить, хотя бы бумаги домой взять. Наверное, поздно буду. Дождешься?
– Дождусь, – и после секундной паузы:
– Хочешь, чтобы я что-то приготовила?
Мысль о том, что посторонний человек – женщина! – будет хозяйничать на его кухне, не вызвала в Диметриуше ожидаемой протестной волны. Наоборот, захотелось вдруг капризным тоном потребовать к ужину пирожков с грибами и борщ. Улыбнулся своим мыслям и покачал головой.
– Не надо. Лучше просто отдохни. Возле Управления хороший ресторан есть. Я что-нибудь там закажу.
– Хорошо. Тогда… пока?
– Пока, – с сожалением вздохнул Димон и разъединился.
Георгий Яковлевич дожидался его у входа в кафе. Со словами благодарности Диметриуш отдал мобильник, мысленно отметив, что надо будет при ближайшем же случае подарить старику новый телефон.
– Поговорили? – на морщинистом лице появилась хитрая улыбка, и Диметриуш абсолютно неожиданно для себя смутился.
– Э-э-э… да… – и поторопился перевести разговор, пока старик тоже не стал уточнять насчёт медового месяца. Какой тут месяц!? Хоть бы один вечер спокойный, чтоб никто не мешал:
– А вот насчёт Любки…
Георгий Яковлевич вмиг утратил веселье и, нахмурившись, поманил Димона пальцем, дождался, пока тот к нему наклонится, а затем шепнул:
– Что мне в этой истории не нравится больше всего, так это то, что после её исчезновения Фрося как не своя ходит. Молчит всё время. Представляешь? Фрося – и молчит.
И расстроенно потёр кулаком левый глаз, даже не заметив, как перешёл «на ты».
– Серьёзно что ли?
– Ну…
– А кстати, – Диметриуш нервным движением заправил за ухо прядь волос, – где ваша половинка? Я здесь уже минут двадцать, и всё ещё не умираю от обжорства. М?
– Так в столицу поехала, – Георгий Яковлевич махнул рукой и недовольно поджал губы. – Клиент у неё там какой-то появился.
– Какой клиент?
– Да чёрт его знает! Были б мы помоложе, решил бы, что любовник. Уж больно довольной она из этих поездок возвращается. Да ещё и при деньгах – неплохих, между прочим…
– Георгий Яковлевич, я же не раз говорил! Если вам не хватает, вы только скажите…
– Димочка! – старик молитвенно сложил руки перед грудью. – Дорогой вы мой! Да разве же можно! Вы и так для нас столько делаете! Мы с Фросенькой прямо уже молимся на вас… Кроме того, Афродита от всего этого молодеет просто. Как тут запретишь?..
А Диметриуш вдруг подумал про Машку. Вот заявит она ему завтра, что без своего училища и Парыжа ей жизнь не мила, и что тогда делать? Переводить Управление в Муходрищенск этот? Видимо, придётся…
Хотя в Луках ему понравилось.
– Георгий Яковлевич! Ну, я же говорил вам об опасности! Мало ли что?
– Да кому мы нужны?!
– Вы – никому, – согласился Диметриуш. – Вы, дядя Жора, простите за бестактность, свой дар после аварии получили, и потенциал вашей силы равен абсолютному нулю. А у Афродиты Ефимовны наследственность! Ну что же вы!? Я же вам в прошлый раз всё объяснил.
– Ну, я не знаю, – старик снова принялся чесать глаза. – Вот вернётся Фрося, сами ей запретите. Меня она всё равно не слушается… Да и потом, друг мой, мы же столько лет здесь живём – и ничего. Обходилось же.
– Обходилось, – проворчал Димон. И не стал говорить, что раньше приезжие не пропадали с такой регулярностью. Не в этом районе, так точно. – Ладно, оставим это пока. Но Афродиту Ефимовну ждёт тяжёлый разговор, уж не обижайтесь… Кстати, о вашей супруге! Георгий Яковлевич, можно ещё раз позаимствовать ваш телефон?
Старик удивлённо приподнял брови, но протянул Димону мобильник без слов.
– Спасибо.
Бьёри открыл список набранных номеров и вызвал Савелия.
– Ты где?
– Шеф, имей совесть! Ещё даже не вся команда собралась.
– Хорошо, – нетерпеливо перебил Диметриуш. – Я сейчас насчёт своего мотора.
– А что с ним?
– В смысле?
– Тебя не встревожил тот факт, что я укатил в медовый месяц и оставил полный мотоцикл еды?
Длительность последующей паузы заставила Димона задать наводящий вопрос:
– Неужели никто не додумался забрать мой драгстер со стоянки перед Монастырём?
Савелий выдержал театральную паузу, а затем произнёс:
– Шеф, я лично попрошу очаровательную Марию Ивановну, чтобы она больше не била тебя по голове. Какая стоянка? Ты ж мне лично доверил перегнать свой мотор. И даже насчёт пирогов намекнул…
– Ты ездил на моём драгстере? – заорал Димон. Каждый человек в Управлении знал, что если шеф просит позаботится о своём моторе, он подразумевает перевозку. Никогда – перегонку.
– Вот не зря мне тогда подумалось, что ты не в себе, – после мрачной паузы пробормотал Савелий. – Минут через пятнадцать буду у тебя. Обсудим.
Впрочем, обсуждать что-либо не было никакого смысла. Диметриуш и без обсуждения мог сказать, что произошло. И дураку ясно, что тот, кто так умело наложил иллюзию на даам-ши, почти сумев обмануть Димона, воспользовался этим приёмом во второй раз. Более удачно, надо сказать. Надо же, смогли вокруг пальца даже Савелия обвести! А ведь он тот ещё параноик!.. Выяснить бы ещё, что это за умелец такой! За Фоллетским, насколько Димон помнил, талантов к иллюзорной магии не водилось. Но ведь он мог кого-нибудь себе в сообщники взять…
– Может, дед прав, и меня на нём заклинило просто? – спросил он у Савелия, когда, закончив дела в Хомяках, они всё-таки заговорили о произошедшем.
– Не думаю, – ответил наружник, почёсывая Борща между ушей. – Скользкий он тип… Да и насчёт иллюзии надо помозговать. Я-то тогда, в Монастыре ничего необычного не заметил. А вот Борщецкий как не в себе был… визжал, к земле припадал, как собака. Ещё и за штанину тебя цапнул. В смысле, не тебя, а того, другого, Лжедмитрия.
– Да понял я…
– С другой стороны, Борщ вообще последние недели в неадеквате был. Вспомнить хотя бы его нездоровую любовь к Марии Ивановне.
Димон поморщился. Вот ещё проблемка, которой он никак не займётся. А ведь это не ерунда и не мелочёвка какая-то. Точно же как-то связано с двойственностью Машкиной магии. Но вот как? И чем это нам грозит?
Проклятье!
Бьёри выругался и с тоскою посмотрел в окно, транслировавшее его родной мир. Разговор этот состоялся уже ближе к вечеру, когда, закончив дела в Хомяках, они с Савелием вернулись в Управление. Надо сказать, что Диметриуш своего подчинённого слушал вполуха (по крайней мере, в начале разговора), потому что в тот момент пытался наспех рассортировать накопившиеся за месяц бумаги, чтобы определить, что стоит захватить с собой домой, а что ещё терпит. Да и находки, сделанные в саду и доме Любки-парикмахерши не выходили из головы.
Как? Как, чёрт возьми, это всё между собой связано? И почему у Диметриуша стойкое ощущение, что ничем хорошим это не закончится?
Когда на трёх такси в Хомяки прибыл Савелий и Ко, Диметриуш, устав ждать, уже давно перемахнул через забор парикмахерши Любки и почти сразу понял, что соседку «хомячков» живой они уже больше никогда не увидят. Ох, напрасно Димон не отправил сюда людей сразу, ещё до визита в Монастырь. Вот как только Афродита Ефимовна сказала о том, что кто-то копался у Любки в саду, вот тогда и надо было звонить Савелию. Теперь-то, когда уже столько времени прошло, даже он мало что сможет разнюхать.
Откуда у Диметриуша возникла уверенность в том, что здесь обязательно случилось что-то плохое? Ну, начать с предчувствия – оно начальника СБ Транспортного управления подводило редко, если вообще подводило. Затем запах гниющего мяса, которым Димона встретил незапертый дом. От этого запаха слезились глаза и кружилась голова. Поэтому демон первым делом распахнул все окна и выскочил наружу, где и увидел её. Облезлую чёрно-бурую лисицу, непонятно откуда взявшуюся во фруктовом саду. Зверюга забилась в угол между крыльцом и террасой, смотрела на потревожившего её человека воспалённым злым взглядом и, прижимая лапой к земле основательно погрызенный кусок мяса, в котором Диметриуш с отвращением опознал человеческую кисть – то, что от неё осталось, – рычала.
«Не знал, что лисы жрут падаль», – подумал Димон и крикнул громко. Так, чтобы с той стороны забора его услышали:
– Георгий Яковлевич, вы работников своих отпустите на сегодня, а? И как мои люди появятся – всех сюда сразу отправляйте.
– Хорошо.
– И ещё. Случайно, не знаете, как позвонить в службу контроля за животными? Говорят, что лисы – первые разносчики бешенства. Только этого нам тут не хватало для полного счастья.
– Я узнаю! – пообещал старик и, скрипнув колёсами, укатил к заправке, оставив Димона наедине с его предчувствиями.
Которые, зараза, не обманули и на этот раз.
Нет, трупа парикмахерши ни он, ни Савелий, ни прибывшая вместе с ним команда не обнаружили. Зато в четырёх неглубоких могилах в саду нашлись семеро из тех пропавших, кого они с Машкой месяц назад ехали искать в Монастырь. Ещё пятеро обнаружились прикопанными под полом кухни – отсюда и запах. А пенсионера Иннокентия Гавриловича Пруста Борщ унюхал на чердаке. Старик был прикован цепью к кирпичной трубе, чёрный, со впавшими щеками и беззубым ртом он больше походил на высушенную мумию Вуду, чем на человека. Так что неудивительно, что когда это чудовище вдруг шевельнуло рукой, испугался не только Борщ, но и Димон с Савелием. Последние, в отличие от пигана, не испортили воздух, ограничившись негромким ругательным вскриком.
– Скорую!! – заорал лучший наружник Транспортного управления, а Диметриуш, нарушая всю технику безопасности, запрещающую вводить посторонних в Лифт – Маша не в счёт, посторонней она перестала быть в тот момент, когда разорвала аркан, – на руках внёс в кабину беднягу Пруста, весившего не более сорока килограмм.
Ни врачи, ни маги, ни даже спешно вызванный из дворца императорский лекарь не смогли объяснить, как несчастный выжил. Впрочем, сейчас это было и не важно. Задачей первостепенной важности нынче стало сохранение этой едва тлеющей в немощном, лишенном магии теле жизни.
Впервые с того момента, как Маше удалось найти связь между пропавшими на Тринадцатом людьми, в деле появился даже не просвет, но надежда на него. Быть может, очнувшись, Иннокентий Гаврилович сможет что-то сказать, если не о Василисе – в такое крупное везение Диметриуш не верил – то хотя бы о тех людях, которые держали пенсионера в плену.
Впрочем, этот возможный просвет в деле был как радостной, так и печальной новостью, намекавшей на то, что шансы найти Василису живой – если её пропажа как-то связана с исчезновением эмигрантов – катастрофически снижаются. Димон даже малодушно подумывал о том, чтобы вообще ничего Машке не говорить. Но вспомнил о том, какого труда стоило добиться образовавшегося между ними доверия, о настойчивой просьбе девушки ничего не скрывать, и, прихватив из ресторана у Управления утку по-пекински, пару салатов и жаркий, рассыпчатый вьетнамский рис, запрограммировал Лифт на собственную квартиру.
Маша сидела на диване в гостиной, поджав под себя ноги и полностью углубившись в какую-то книгу. Димон замер на пороге, не в силах оторвать от девушки взгляда, пытаясь понять, что именно в её облике заставило его сердце пропустить парочку ударов. Лицо без косметики, опущенных глаз почти не видно из-за очков, волосы собраны в небрежный узел, из которого уже выбилось несколько прядок, простое домашнее платье, перехваченное тонким пояском – всё-таки сходила к Сержанту. Сходила и вернулась. Сама! – никакой нарочитой парадности, ни намёка на какой-либо эротизм, ни следа той соблазнительницы, которая разговаривала с ним по телефону.
Сейчас Маша выглядела такой уютной и домашней, что просто руки чесались от желания схватить её в охапку и… потискать. Не в первый раз, между прочим, а ведь раньше Димон за собой таких странных желаний не замечал…
Осторожно опустил коробки с едой на пол и неслышно проскользнул в комнату, чтобы спустя мгновение опуститься на корточки перед Машиным диванчиком.
И тут она подняла на него заплаканные глаза и горестно скривила губы.
– Что случилось? – почувствовав, как кровь отхлынула от сердца, не своим голосом проскрипел Диметриуш.
– Ай, – девушка тыльной стороной ладони утёрла нос и повторила простуженным от слёз голосом:
– Ай! Не важно.
И сама себе противореча, вдруг всхлипнула и закрыла лицо руками. Капец просто!
– Какое не важно!? Ты почему плачешь?
Диметриуш не знал, как ему лучше поступить: то ли броситься утешать, то ли помчаться выяснять, кто посмел… Но тут он заметил, как порозовела шея, выглядывающая из распахнутого ворота платья, и кончики ушей покраснели… А затем его осенило. Димон опустил взгляд на лежавшую вверх обложкой книгу и, прочитав название, негромко рассмеялся.
– Не смей! – пригрозила Маша и блеснула на него мокрой зеленью из-под очков. – Ничего смешного не вижу!
– Даже не думал смеяться, – улыбаясь во все тридцать два зуба, заверил Бьёри. – Я сам над Ардой рыдал, как девчонка.
Не то чтобы рыдал. И уж точно не как девчонка, но в десять лет «Чёрная книга Арды» его воображение поразила очень и очень сильно.
– Врёшь ты всё, – Маша отобрала у него книгу, заложила нужную страницу фантиком от грильяжа в шоколаде, расправила юбку, сложила на коленях руки и, по-королевски задрав нос, велела:
– Рассказывай!
Нет, ну до невозможности же…
Руки жадно огладили голые коленки и ушли в самоволку под скользкую ткань платья, чтобы за бёдра подтянуть девушку к краю дивана. Она пискнула что-то гневное, но глаза при этом загорелись радостно и довольно.
– Иди сюда, нахалка, – усмехнулся Диметриуш и, не дожидаясь, сам потянулся за поцелуем, встретив Машу на середине пути.
От неё пахло шоколадом и свежестью, и она с такой готовностью и энтузиазмом ответила на поцелуй, так яростно бросилась навстречу, что Димон от неожиданности стал заваливаться назад. Попытался вернуть равновесие, но всё-таки с грохотом рухнул на паркет, увлекая Машу за собой.
– Чёрт!
– Прости, пожалуйста! – она постаралась скорчить встревоженную мордочку, но губы всё равно расползлись в предательской улыбке. – Ударился?
– Удар пришёлся по чувству собственного достоинства, – Димон закусил губу и, придерживая Машу за ягодицы, чтобы не вздумала удрать, объявил:
– Очень болезненный, между прочим, и требующий немедленной анестезии. Поцелуями тоже берём.
Немного смутившись, она опустила глаза и неуверенно, даже, пожалуй, робко провела ладонями по его груди, наклонилась и дотронулась губами до скулы. И от этого простого движения Диметриуш просто моментально улетел. Возможно – несомненно! – ему бы было намного приятнее, будь она чуть посмелее, превратись она снова в ту незнакомку, которая заигрывала с ним по телефону, но и от этой Маши, такой непривычно уступчивой, такой нерешительно нежной у него кружилась голова.
– Ещё! – хрипло потребовал Димон, и мягкие губы переместились на его шею.
– Вот так? – мурлыкнула девушка и внезапно – ни черта не робко и вообще не скромно или нерешительно – так шевельнула бёдрами, прижимаясь к нему в самом правильном и нужном месте, что Диметриуш, не выдержав, зарычал и перекатился, подминая соблазнительницу под себя.
– Играть изволим?
– Ты же вроде не возражал, – с показной смелостью одной ногой обняла его за талию, не успев скрыть за пушистыми ресницами смущение.
– Не возражал, – Димон мягко поцеловал розовые губы, отчаянно желая большего и чувствуя, что, наверное, с остальным не стоит торопиться. Ну, и потом. Хотелось всё-таки получить Машку полностью голой и, желательно, в собственной спальне. Чтобы обстоятельно, а не наскоком и не второпях.
– Ты ужинала? – прокашлялся.
– Тебя ждала.
– Тогда у меня предложение, – поцеловал вкусно пахнущее местечко за ушком, и прошептал, с удовольствием касаясь губами мочки:
– Мы сейчас уничтожаем продукты, которые я принёс, я рассказываю, что мне сегодня удалось узнать, а затем отключаем телефоны и поднимаемся наверх.
И осторожно куснул нежную шейку, чтобы не возникло сомнений, чем именно он планирует там заняться.
– Хороший план, – Маша одобрительно улыбнулась, но Димону показалось, что в зелёных глазах снова промелькнула какая-то неуверенность.
– Всё хорошо? – спросил он, поднимаясь и помогая девушке встать на ноги.
– Да.
– Точно?
– Ага. Устала просто, и есть хочется.
Что-то она явно не договаривала, однако Диметриуш решил не давить и временно оставить всё как есть.
Они устроились прямо в кухонной зоне, на высоких барных стульях, расположившись друг против друга. Пока Димон открывал бутылку белого вина, Маша разложила еду по тарелкам, легко выуживая из нужных ящиков вилки и ножи.
«Словно всё время у меня на кухне хозяйничала», – отметил про себя Диметриуш, ловко извлекая пробку из горлышка.
– У меня для тебя не очень приятная новость, – со вздохом проговорил он, протягивая Маше бокал.
Она пожала плечами.
– Я уже привыкла. В последнее время, как ты заметил, хороших не появлялось.
Это была простая констатация факта, но от этих слов Диметриуш почувствовал дискомфорт.
– Всё наладится. Вот увидишь… Да и новость эта, тебя скорее разочарует, чем расстроит.
«По крайней мере, первая», – мысленно уточнил Бьёри и рассказал Маше о том, кто именно слил информацию об их «помолвке» в прессу. К его удивлению, приятному, надо сказать, Мария не стала делать из случившегося трагедию. Лишь пожала плечами и пробормотала:
– Что уж теперь?..
А потом спросила, зачем Диметриуш вообще ездил в Хомяки, и Бьёри, не испытывая по этому поводу особой радости, поведал Марии о том, что сегодня удалось узнать.
К концу рассказа они, вооружившись бокалами и недопитым за ужином вином, перебрались на диван. Маша держалась молодцом, расстройства не показывала, хотя Димон видел, что ей тревожно и тяжело. Вытянув ноги, он устроил девушку у себя под боком, настойчиво притянув её голову к себе на плечо. Перебирал светлые локоны, негромко рассказывая о том, что они с Савелием собираются предпринять в самом ближайшем будущем, оглаживал доверчиво прижавшееся тело, подробно отвечая на редкие вопросы. А потом, спросив вдруг о какой-то мелочи и не дождавшись ответа, заглянул Маше в лицо и понял, что она спит.
– Вот тебе и развратный вечер наверху, – прошептал он, целуя девушку в висок. С другой стороны, у них же есть утро. И следующий вечер. И ещё один за ним…
Осторожно, стараясь не разбудить, поднялся.
– Машунь, за шею меня обними, – попросил, обвивая её руки вокруг себя.
– М-гу… я не сплю. Я сейчас, – сонно пробормотала она и попыталась встать.
– Ш-ш, всё хорошо. Иди сюда, – одну руку завёл ей за лопатки, вторую опустил под коленки. А когда она, благодарно вздохнув, прижалась к нему, тепло и доверчиво, довольно проворчал:
– Вот так.
Всё-таки как же здорово, что Сержант тогда настоял на своём!
