Текст книги "Не буди Лихо (СИ)"
Автор книги: Марина Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 43 страниц)
– Я ей говорю, – докладывал следователь, ободрённый заинтересованным взглядом начальства, – ты по порядку-то расскажи, что к чему. А она, дура, только воет, да талдычит: «Не мог!» да «Не мог!». Говорит, мол, утром за хлебом выскочила, минут пятнадцать её не было. Вернулась – окна нараспашку, кофейный столик перевёрнут, а жениха и след простыл.
– Следака вызывали?
– А как же! – важно кивнул головой докладывающий. – Побегал, понюхал, похрюкал чего-то своему Оз-Ха, ну, тот и намекнул, что типа неясное что-то. Пиган, мол, говорит, тут ведьма наследила, а сам Оз-Ха Охотника отчётливо чувствует… Шеф, но бред же полный! Где ведьмы, а где Охотники!
И вот теперь, вспоминая тот случай, Диметриуш призадумался. Вот неспроста сначала ведьма появилась в Машкиной квартире, потом Василиса пропала. Чёрт! Раньше бы её пропажу обнаружить, пока следы ещё были свежими, пока ещё можно было уловить остаточный Охотничий след, витающий в воздухе едва заметной серебристой паутинкой, готовой раствориться без следа даже не от прикосновения – от одного неосторожного взгляда.
– Есть у меня некоторые сомнения насчет того, что Охотники пленных не берут, – проговорил, наконец, Димон, заметив, что и Маша, и Стэфан нетерпеливо на него смотрят. – Но тут сначала всё обмозговать надо. И проверить. И, увы, подождать, пока Савелий с анализами закончит. Если же в них будет то, что я думаю… Сержант, помнится, ты года три назад трепался, что у тебя есть выход на одну послушницу культа. Не пи…ликал? Нет?
– Не пиликал, – проворчал Стэфан и коротко посмотрел на сестру. – Выход есть, а что надо?
– Пока не уверен. Подождём, что завтра Савелий скажет.
– А сегодня? – Маша перевела взволнованный взгляд с брата на Бьёри и обратно. – Может, можно что-то сделать сегодня.
– Можно, – покладисто согласился Нитхи, и Димон недоверчиво приподнял одну бровь. – Сегодня можно хорошо поужинать, бокалом вина помянуть проблемы и неприятности минувшего дня и лечь спать, чтобы завтра с новыми силами ринуться в бой… Народ, а давайте в пиццерию какую-нибудь, что ли, позвоним. А то во мне из еды сегодня был только чай. Пакетированный, сладкий…
Маша брезгливо передёрнула плечами, а Диметриуш одобрительно подумал: «Хороший план. Только звонить мы никуда не будем».
Нитхи отрубился сразу после того, как уничтожил недельный запас продуктов в квартире своего соседа. «Я б ему и двухнедельный простил», – мысленно хмыкнул Бьёри, наблюдая за тем, как сорок минут спустя Маша довольно жмурится, потягивая горячее вино из прозрачной кружки. Благодаря ли тому, что их объединила общая проблема, или просто она себя увереннее чувствовала рядом с братом – даже если он спит! – но за последние полтора часа она больше открылась, чем за всё предыдущее время знакомства.
«Парадоксально! – удивился Диметриуш. – Мы вроде и знаем друг друга семнадцать лет, и вместе с тем только-только познакомились».
– Маш, а тебе твоя работа нравится?
– Ну, как тебе сказать? – задумалась она. – Я же на литературного критика поступала, а эту специальность два года назад упразднили, и нас в учителей переквалифицировали. Хорошо еще, что наш декан отстоял у правительства право хоть немножко нас… персонифицировать.
– Это что значит?
– Ну, в дипломе-то у меня написано «Преподаватель русского языка и литературы», но в скобочках всё-таки значится (Литературный критик). Так что вот так вот…
– А почему упразднили-то?
– Так не нужны стране критики… Ты не помнишь просто. Такой скандал был жуткий, Дом Литераторов с маршем протеста выходил, Союзов драматургов перфоманс устраивал. Да и мы с остальным филфаком… Не помнишь?
– Не-а, – Димон пожал плечами. – Не помню. Жалко.
У Маши заблестели глаза, и она торопливо и сбивчиво начала рассказывать о том, как они шли по проспекту, вытянувшись в цепь неравнодушных людей, как убегали от полиции, как носили потом в кутузку мальчишкам апельсины, в которые шприцем закачивали водку… («Они не пьяницы, не подумай! Просто для поднятия настроения».)
Бьёри слушал, внимательно наблюдая за полностью расслабившейся девушкой и улыбался, искренне сожалея о том, что всё у них происходит не по-человечески. Ведь встреться они в другое время и при других обстоятельствах, всё могло сложиться совсем-совсем иначе…
«Это что за мысли такие?» – отругал себя Димон и немедленно спросил, перебивая и заглушая какой-то непонятный внутренний зуд:
– А ты какая была студентка?
Маша театрально округлила глаза и хмыкнула:
– Будто ты не знаешь.
– Откуда?
– Ну, подумай!
– Подумать? – хмыкнул, окинул девушку долгим взглядом, отмечая, как она порозовела, как лукаво дрожат смешливые губы и предположил:
– Думаю, ты была хохотушкой и насмешницей и на завтрак съедала сердца тех неудачников, которые не умели достойно выразить своё восхищение твоей красоте.
Она громко прыснула, а затем погрозила Диметриушу пальчиком.
– Я как посмотрю, из нас двоих ты намного более опытный сердцеед. «Восхищение моей красоте»! Надо же… – она сделала осторожный глоток и снова рассмеялась:
– А вообще приятно, спасибо! – и тут же добавила:
– Ты мне что-то в вино подсыпал? Признавайся, как-то я вдруг опьянела и разговорилась…
– Подсыпать неизвестно что в пищу своим гостям – это твоя прерогатива, – хмыкнул Димон. – А я тебе подсыпал не что-то, а корицу с гвоздикой, чуть-чуть имбиря, чуть-чуть кардамона да перцу чили на кончике ножа.
«И совсем немного магии, звезда моя, чтобы ты забыла о проблемах и не плакала, хотя бы до утра».
– Точно? – Маша смешно нахмурилась. – Тогда не пойму откуда это щекотное чувство внутри? И голова как-то кружится…
– Сильно?
Девушка забавно повертела головой, наклонила её к правому плечу, к левому, а затем медленно, тщательно проговаривая каждый звук, произнесла:
– Несильно. Странно. И почему-то приятно.
– Могу сделать предположение насчёт того, почему, – чувствуя лёгкие угрызения совести, заметил Димон и, отставив собственный бокал, упёрся руками в столешницу с двух сторон от Машиных бёдер.
– М-да? – она слегка отклонилась назад и бросила на Бьёри игривый взгляд из-под ресниц.
– Ага.
«Что я творю?»
Посмотрел на привлекающий всё его внимание женский рот и прошептал:
– Полагаю, это связано с тем, что тебе оказывает знаки внимания довольно симпатичный мужчина. Как ты думаешь?
– Симпатичный? – Маша медленным оценивающим взглядом окинула лицо Диметриуша, насмешливо шевельнула бровью и, наконец, вынесла вердикт:
– Есть немного… – и вдруг широко, с оттяжкой зевнула. И засуетилась, пряча глаза и снова закрываясь в своей раковине:
– Ой, прости, ради Бога! Что-то я совсем… Надо Стёпку будить. Поздно уже.
– Зачем будить? – проворчал, ругая себя за глупость. С чего вообще ему пришло в голову затевать эти заигрывания? – Пусть спит.
– За надом, – возразила Маша неожиданно пьяным голосом.
«Неужели всё-таки переборщил? – испугался Бьёри, старательно припоминая, что и как именно он закрутил в заклинание. – Не должен был». Он не позволил девушке спрыгнуть со стола, пытаясь определить, притворяется она, или вправду борется с внезапно накатившей усталостью. В принципе, тревожный день, вино, плюс немного магии… Или всё-таки играет?
Но тут она ещё раз откровенно зевнула, и Димон услышал, как с тихим звоном осыпались поднявшие голову надежды на интересный вечер.
– За ненадом, – уверил он Машу и уверенно потянул её на себя со стола.
– Что ты…
– Дай поспать человеку, неизвестно же, когда его утром вызовут… Поверь, у меня в доме тоже есть свободные спальни. И даже с врезанным внутренним замком, если ты мне не доверяешь.
Маша бросила на Диметриуша внимательный и, к его полному недоумению, совершенно трезвый взгляд.
– Можно подумать, замок сможет тебя удержать, если ты на самом деле захочешь войти, – благоразумно предположила она и добавила серьёзно:
– Надеюсь, я не зря решила, что тебе можно доверять.
– Маша, – Бьёри неожиданно растерялся, не зная, как реагировать на эту фразу.
– А ещё надеюсь, – добавила девушка, всё испортив, – что Стёпке не нужно будет тебе ничего откручивать.
Доверие. Как же!
Глава 14, в которой героиня принимает участие в следственном процессе
В ту ночь мне кошмаров не снилось. Кроме, разве что, того, что я стою у колодца в Луках, и пью-пью сладкую колодезную воду прямо из ведра, и не могу напиться. И это раздражает и бесит. И злит ужасно, потому что пить хочется просто до ломоты в зубах.
Именно с этим чувством и проснулась.
Голова гудит. Рот пересох. В горле песок, в который справили большую и малую нужду все бродячие коты города. И первая мыль: «Где я?».
Свежее постельное бельё, солнечная комната в нежно-зелёных тонах, изысканная мебель, портрет незнакомки на стене. Я усмехнулась, глядя на картину, и сразу же всё вспомнила.
Диметриуш привёл меня в эту комнату вчера поздним вечером – или правильнее будет сказать: сегодня ранним утром? – а я, удивляясь своей пьяной непосредственности, радостно рассмеялась, тыча пальцем в картину.
– Представляешь, – оглянулась на хозяина квартиры. – У нас в Луках точно такая же есть. В бабушкином кабинете. У неё там такой розовый диван стоит, с высокой спинкой и двумя валиками вместо подлокотников. Ну, знаешь, их ещё сталинскими почему-то называют. Никогда не понимала, почему… Слушай, о чём это я?
– О «Неизвестной» Крамского, – подсказал Димон, немного шокировав меня своей эрудированностью, и стянул с огромной кровати тёмно-зелёное стёганое покрывало.
– Действительно, – пробормотала я и подошла к портрету, продолжив откровенничать:
– На первом курсе я к Бусе редко-редко ездила, времени совсем не было. Да и желания, если честно. Ну, что там, в Луках? Бабушка, три яблони да восемь слив? А в столице было всё: шум, веселье, новые друзья, общежитие… Как-то в начале января я приехала без предупреждения, корыстно надеясь на денежные подарки в связи с прошедшими праздниками, а в доме тишина. Буси не слышно и не видно. На цыпочках прокралась к её кабинету. Дверь была неплотно закрыта, ну я и…
– Подсматривала? – улыбнулся Димон и я, согласившись, печально развела руками.
– Буся лежала на том самом розовом диване: голова на одном валике, ноги на другом, в отставленной руке длинный мундштук с дымящейся сигаретой; а я даже не знала, что она курит, хотела войти, поздороваться, но тут она начала говорить, и я, к стыду своему, не сразу поняла, что это стихи.
Я прикрыла глаза и процитировала:
– По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
Димон наклонил голову, то ли подгоняя мой рассказ, то ли одобряя стихотворный вкус моей бабушки, и я продолжила рассказ:
– И вот лежит она на этом диванчике: такая маленькая, одинокая, читает Блока по памяти, а на стене портрет незнакомки, такой же брошенной, такой же замерзающей… И это пальто дурацкое, и шляпка с пером… Меня окатило сумасшедшей просто волной стыда, даже глаза зачесались. Я бросилась к Бусе, лицом прижалась к её животу и, глотая слёзы, молила простить меня. Она, по-моему, испугалась. Гладила по волосам, бормотала что-то утешительное, а потом подняла моё лицо за подбородок и взволнованно спросила:
– Ребёнок, у тебя всё в порядке?
После этого я почти каждые выходные в Луках проводила…
Мне вдруг стало стыдно за свой длинный и бестолковый рассказ, поэтому я суетливо выхватила из рук Диметриуша покрывало и промямлила:
– Всё-таки мне нельзя пить… Я совсем пьяная. Извини. И… спокойной ночи.
Димон никак не показал своего отношения к моему рассказу, лишь вежливо кивнул, пожелав мне добрых снов, и вышел. Я же заснула, кажется, ещё до того, как легла, уверенно подумав: «Всё будет хорошо!». Сейчас же мои мысли приняли несколько иную направленность.
«Всё же Бьёри страшный человек! – хмурясь своему отражению в зеркале, сделала выводы я. – Пальцем не пошевелил, а я уже ночую в одной из его спален. Спрашивается, стоило из-за этого трагедию устраивать?»
Наспех умывшись и почистив зубы, используя вместо щётки указательный палец, я спустилась со второго этажа и первым, что услышала, был мужской смех. Вот же!
В отличие от некоторых, мне веселиться совсем не хотелось. Конечно, не их же бабушка пропала! То удивительное уверенное спокойствие, с которым я вчера отходила ко сну, улетучилось без следа, оставив после себя неприятное послевкусие и все признаки похмелья, включая дурное настроение.
Войдя в кухню, я мрачно глянула на мужчин.
– Как спалось? – Диметриуш бросил на меня странный взгляд, показавшийся мне виноватым, и бросился варить кофе. – Завтракать будешь?
– Только кофе, пожалуйста, – настороженно ответила я и села за стол, не понимая толком, чем вызвано это неожиданное чувство внутреннего дискомфорта.
«Может быть, его подозрительной услужливостью?» – предположил внутренний голос.
Вполне возможно.
Я посмотрела на Стёпку и едва не вскрикнула от удивления, обнаружив его в пяти сантиметрах от меня.
– Стёп?
– Не дёргайся! – двумя пальцами он довольно больно схватил меня за подбородок и рыкнул зло:
– В глаза мне смотри!
– Да что за чёрт? – я не знала, обидеться мне, испугаться или разозлиться. – Что происходит?
– Прости, – большим пальцем левой руки мазнул по моей скуле, а после этого мы дружно посмотрели на хозяина квартиры.
То есть, Стёпка посмотрел, а я только проследила за ним взглядом.
Димон стоял к нам спиной и колдовал над медной туркой – я ещё подумала, что у него, должно быть, их целая коллекция.
– Ничего не хочешь объяснить? – так, словно его горло было забито осколками льда, проскрежетал Стёпка, и я удивлённо моргнула, недоумевая, что в моём виде могло так разозлить брата.
– Дай подумать, – Димон оглянулся на нас, пожал плечом и склонился над плитой, чтобы уменьшить огонь. – Ничего.
– Ахм-их таисса! – проговорил Стёпка.
– Нэс а таисса! – угрожающе прорычал он и медленно наклонился вперёд, облокотившись на сжатые в кулаки руки.
– Стёпушка, – проблеяла я, откровенно испугавшись, и осторожно погладила побелевшие костяшки его пальцев, – что с тобой?
На секунду брат прекратил сверлить глазами спину Диметриуша и посмотрел на меня. Его взгляд почти моментально утратил яростный блеск, уступив место тревожащему сожалению и, пожалуй, ещё досаде. И тут у меня в затылке вдруг заломило от острого, как красный перец чили, нехорошего предчувствия. Я подняла руку в неосознанном желании загородиться от грядущей беды, когда за моей спиной просвистели злым голосом:
– Сэкк нэс!
От неожиданности сердце, совершив кульбит, булькнуло где-то в районе солнечного сплетения и, раздувшись, почти полностью перекрыло доступ кислорода в горло. Я пискнула что-то невнятное и подняла перепуганный взгляд на Диметриуша.
– Господи!
Сразу по-детски захотелось спрятаться под стол, зажмуриться и зажать уши руками. Потому что Димон выглядел страшно. До зелени бледный, с чёрным провалом вместо здорового глаза, с огненными всполохами в волосах, он смотрел на моего брата и говорил что-то на окай таким приказным тоном, что мне дорогого стоило, чтобы усидеть на месте, а не бухнуться перед ним на колени, не распластаться ниц, целиком и полностью признавая его власть по праву рождения. В тот миг я, кажется, наконец осознала, что он действительно внук Императора демонов.
– Со мной это не работает, – перебил Стёпка, но голос его дрожал, а на скулах выступили красные пятна, так что даже я ему не поверила, что уж говорить о Димоне.
– Это со всеми работает, – выделив интонацией слово «это», заметил хозяин квартиры и, посмотрев на меня, пробормотал:
– Извини, не хотел тебя пугать.
Я, по-моему, забыла вдохнуть, когда он наклонился над моей рукой и на секунду прижался губами к ледяным пальцам, после чего как ни в чём не бывало поставил передо мной кофейную пару, выполненную в бирюзовой патине.
– Твой кофе.
В абсолютной тишине я опустила в чашечку кусок коричневого сахара и сделала первый осторожный глоток.
Мужчины не сводили с меня глаз.
Второй, более уверенный и прочищающий мозг.
Стёпка нервно постукивал ногой – я это чувствовала, потому что его бедро прижималось к моему, – а Диметриуш снисходительно улыбался.
Третий, контрольный, чтобы убедиться, что кофе действительно так хорош, как мне показалось. А затем:
– Если ещё раз хотя бы один из вас заговорит при мне на окай, – тихо проговорила я и перевела мрачный взгляд со Стёпки на Диметриуша, – я не посмотрю на то, что вы два таких из себя демона, и наплюю на опрометчиво данное много лет назад обещание никогда больше не смешивать слабительное со средством для принудительного чихания.
Бьёри рассмеялся, ни капельки не поверив моей угрозе, а брат сочувствующе на него посмотрел. Что ж, моё дело предупредить.
– Я жду, – четвёртый глоток был даже лучше первых трёх, потому что острый вкус кофе уже успел впитаться в нёбо и язык, и теперь можно было не торопясь насладиться всем спектром ароматом правильно приготовленного напитка.
– И вправду, некрасиво получилось, – неожиданно согласился со мной Димон. – Но можешь не волноваться, ничего крамольного мы от тебя не пытались скрыть.
Стёпка кашлянул.
– Почти ничего… Так, не сошлись во мнениях по некоторым… э-э… медицинским вопросам.
– Кхе…
Я внимательно осмотрела одного, затем второго, после чего с сожалением отодвинула от себя чашечку с божественным кофе и пробормотала:
– Так и знала, что ты мне вчера что-то подсыпал. Что ж, будет мне наука.
Димон, казалось, искренне оскорбился, демонстративно допил мой кофе и с такой яростью швырнул на стол чашечку, что оставалось только удивляться, как она не разбилась, а после довольно резким тоном объяснил:
– Как я уже говорил тебе вчера, не в моих правилах подсыпать гостям что-то в еду. Говорил?
Я нехотя кивнула.
– Повторюсь. Ни вчера, ни сегодня я не пытался отравить тебя либо каким-то другим образом повлиять на твоё сознание. Но да, я вынужден был использовать немного магии для того, чтобы тебя успокоить. Исключительно во благо. Никакого побочного эффекта… Согласен, права так поступить мне никто не давал. Но мне показалось разумным, что раз тот единственный, кто таким правом обладает, дрыхнет, словно муку продавши, то я просто обязан о тебе позаботиться сам. Если настаиваешь, могу за это извиниться. Всё. Тема закрыта.
Он крутанулся на месте и вышел из кухни, громко хлопнув дверью.
«Нехорошо получилось», – укололо меня неприятное чувство, но все равно, поднявшись, чтобы долить себе из турки кофе, я спросила у брата:
– Вы об этом говорили?
– В общих чертах, – хмуро ответил Стёпка, и я поняла, что большего мне от него не добиться. – Допивай кофе и пойдём собираться. Вас с Димоном в Управлении ждут.
– Нас? – растерялась я. Почему-то после вчерашнего вечера мне казалось, что Стёпка теперь всё время будет рядом со мной.
– Прости, Машунь. Работа.
Опустила веки, чтобы он не заметил, как меня задели его слова. Нет, я всё понимала: пропал человек, и Стёпка должен помочь его найти, ему именно за это деньги платят, и вообще… Но обида по сути своей чувство нелогичное и нерациональное, поэтому я кивнула и сухо произнесла:
– Я понимаю.
Собиралась я быстро и без особой радости. Казалось бы, я должна до потолка скакать от мысли, что наконец-то выйду за пределы четырёх стен, но нет. Известия о том, что ещё один день мне придётся провести в обществе моего ходячего кошмара, добавили даже не ложку – ведро дёгтя – в бочку моего мёда.
Я малодушно забыла о том, что ещё два дня назад капала Стёпке на мозг и ныла, уговаривая вывести меня на прогулку.
– Весна заканчивается, а я дальше балкона не гуляю, – доставала я брата. – Как принцесса из сказки. Только вместо дракона ты, а вместо башни – пентхаус. Сколько мне ещё здесь торчать?
– Столько сколько нужно, Рапунцель, – отсмеивался Стёпка.
И вот теперь мы ехали вниз на самом обычном лифте в самый обычный гараж, а я малодушно думала о том, как бы остаться дома. Ну, или уговорить брата не оставлять меня с Бьёри наедине. Уж больно свежи были воспоминания о нашем совместном распитии алкоголя на кухне. О распитии и о том, к чему оно едва не привело.
В гараже был прохладный полумрак и я поёжилась, пожалев, что не взяла ветровку.
– А я говорил, – немедленно прокомментировал моё движение Стёпка, – оденься теплее.
Если бы в словаре было выражение «А я говорил», рядом с ним надо было бы повесить фотографию моего братца. Его хлебом не корми, дай только возможность выступить на тему «Как я прав, и как все вокруг не ценят моих мудрых советов».
– На улице теплее, – проворчала я. – Просто этот ваш каменный мешок, а не гараж, ничерта не прогревается.
Тут, звякнув, прибыл второй лифт, и мы оглянулись, чтобы увидеть Димона. Он был в тёмных джинсах, рыжих ботинках и коричневой обтягивающей водолазке. Чёрная куртка, похожая на «Аляску», только без капюшона, натянута на одно плечо (у меня такая же дурацкая привычка: всегда одеваюсь на ходу), а в другой руке объёмный пакет.
Я крякнула от досады, опустив взгляд на собственный наряд. Чёрные джинсы-стрейч, оранжевые туфли на толстом каблуке и, блин, коричневая водолазка. На одном рынке мы закупались, что ли? Зараза! Будем как чёртовы близнецы! «Или как мимишная влюблённая парочка», – гаденько пискнул внутренний голос, и я почувствовала, как запылали, покраснев, мои несчастные ушки.
– Надо было теплее одеться, – прокомментировал мой внешний вид Диметриуш, и мне со страшной силой захотелось кого-нибудь стукнуть.
Жизнь – боль! В бессильной злобе я сжала кулаки и скромно потупилась, пробормотав, надеюсь, что смущённо:
– Я быстренько сбегаю за курткой.
«И переоденусь заодно во что-нибудь розовое, чтобы точно не попасть в цвет!»
– Не стоит, – Диметриуш потряс своим пакетом. – Так получилось, что жизнь наказала меня выводком младших сестёр, поэтому кое-что знаю о том, как собираются, и особенно, как переодеваются женщины. Я захватил тебе Идкину куртку – она оставила у меня, чтобы было в чём кататься.
– Кататься? – я задумчивым взглядом окинула огромный гараж и остановилась на чёрном блестящем драгстере, стоявшем справа от Стёпкиной монструозной машины.
– Я подумал, тебе не помешает немного проветриться, – пожал плечами Димон и, подойдя, вручил мне пакет, в котором я обнаружила яркую жёлтую куртку и в тон ей шлем. На секунду захотелось включить вредину и заартачиться, заявить, что не мой фасон, не моя расцветка и вообще, мотоцикл – это страшно, холодно и опасно для жизни – но внутри уже всё задрожало радостно и нетерпеливо, а руки сами потянулись к приятной на ощупь курточке.
– Только не гони, – ворчливо предупредил Стёпка
– Можешь не волноваться, – холодно заметил Бьёри. – С Машей ничего не случится, пока она со мной.
Брат кивнул и посмотрел на меня.
– Маша…
Я закатила глаза.
– Стёп, ещё одной лекции по технике безопасности я не переживу! Я всё помню. От Диметриуша не отходить, слушаться его во всём, если что, сразу звонить тебе.
Димон самодовольно усмехнулся, и я поняла, что он мне сегодня ещё обязательно припомнит вот это вот «слушаться во всём». Ладно, потом с ним разберусь, пока на повестке дня стоял другой вопрос:
– И раз уж мы заговорили о безопасности, хочу напомнить тебе, что эта твоя машина…
Стёпка закатил глаза и досадливо поморщился. Вот почему всегда так? Я выслушиваю его указания, я старательно исполняю его просьбы, а он отмахивается от моих опасений и заботы, как от докучливой мухи.
– Машунь, я помню, – он молитвенно сложил руки и попятился к дверце водителя. Обязательно, как только у меня появится время, я вплотную займусь вопросом, почему у тебя такая странная реакция на неё… Но не сегодня, прости. Всё, давай. До вечера. Я уже везде опоздал.
Когда Стёпка уехал, мне сразу стало неловко, точно как вчера на кухне, когда я сидела на краю стола, смотрела на Диметриуша и вспоминала о том, как крышесносно умел он целоваться. В моих снах.
От моих мыслей меня отвлёк скрип бегунка на молнии Димоновской куртки. Оглянувшись, я с досадой заметила, что в то время, как я предавалась полуэротическим фантазиям о соседе своего брата, демон успел сесть на мотоцикл и надеть шлем. И теперь, натягивая перчатки, не сводил с меня пристального взгляда.
– Тебе помочь с этим?
– С чем? – сипло спросила я и почувствовала, как по позвоночнику пробежался будоражащий холодок, а щёки, наоборот, опалило жаркой волной.
– Со шлемом, – кивнул на пакет в моих руках.
Боже, как стыдно-то!
– Наверное. Я пока не знаю, никогда не надевала…
– Тогда иди сюда, я застегну…
Подошла, рассеянно отмечая, что он удивительно гармонично смотрится в этой одежде и на этом мотоцикле, послушно повинуясь жесту, приподняла подбородок, а затем неуклюже забралась за спину мужчины, не зная куда деться от того странного зудящего чувства, которое возникло, стоило Диметриушу произнести спокойным голосом:
– Ножки вот сюда. Ага. И обними меня покрепче.
Покрепче… Я положила руки на его талию, а он, шумно выдохнув, перехватил меня за кисти и, дёрнув вперёд, скрестил мои ладони над своим поясом, и то ли насмешливо, то ли укоризненно хмыкнул:
– Вот так. Не бойся, я не кусаюсь.
Захотелось ляпнуть какую-нибудь остренькую двусмысленность вдогонку его заявлению, но благоразумие, вступив в сговор со здравым смыслом, победило, и я придержала язык. А затем сидение подо мной дрогнуло, заурчал мотор, и мы двинулись с места.
«Не так уж это и страшно», – подумала я, несколько разочарованная, ибо ожидала от поездки большей скорости, большего драйва, более острых эмоций…
Мы выехали из гаража, и Диметриушу уже не надо было напоминать, чтобы я обнимала его покрепче. Я вцепилась в него намертво, вжалась всем телом, распластавшись по широкой спине.
Свист ветра, бешеный рёв крови в ушах, рычание мотора и дичайший азарт заставили меня запамятовать обо всех проблемах. Какие проблемы? Я забыла собственное имя и разучилась дышать, став вихрем, став скоростью, став взрывающим барабанные перепонки звуком. В какой-то момент, чтобы снизить общий накал, ставший почти невыносимым, я зажмурилась, но почти сразу пожалев об этом, снова широко распахнула глаза.
Я полностью окунулась в мир своих эмоций. Я исчезла, растворилась в адреналиновом всплеске. Я даже представить себе не могла, что это так ужасающе здорово.
Когда мы, наконец, остановились, въехав на подземную парковку Управления, Димону пришлось вручную отдирать меня от себя и самому снимать с меня шлем. И если бы он этого не сделал, не знаю, сколько бы ещё времени я просидела вот так вот, ловя ладонями мощные удары его сердца и пытаясь подстроиться под ритм его дыхания. Короче, я была в полном неадеквате. Поэтому неудивительно, что демон взволнованно заглянул мне в глаза и спросил:
– Ты как? Чёрт! Перепугалась? Я же даже до разрешенного в черте города максимума не дожал…
– Не дожал? – просипела я и, прокашлявшись, переспросила:
– А что, можно и быстрее?
– Спрашиваешь, – дёрнул уголком рта. – Так ты в порядке?
– Ага, – облокотилась о предложенную руку, чтобы слезть с сидения, и поделилась:
– Стёпка спрашивал, какую я хочу компенсацию за пропущенные им дни рождения. Хочу права и мотоцикл…
Диметриуш рассмеялся.
– Я рад, что тебе понравилось, – произнёс он. – Рад, что поездка удалась. Только, боюсь, Сержантом снова овладеет жажда крови, когда ты поделишься с ним этой замечательной идеей.
– В твоих словах есть доля истины, – согласилась я, подтянула растрепавшийся от шлема хвост и радостно улыбнулась. – Определённо есть!
Димон хмыкнул:
– Как-то меня пугает твой энтузиазм… – и достал из небольшого багажника, прикрепленного сразу за спинкой пассажирского сидения, рюкзак.
– Ай, ну, – я снова рассмеялась. – Стёпка просто в бешенство придёт. Не представляешь, как он меня за эти дни достал лекциями о безопасности.
– Почему не представляю? – Диметриуш взял меня за руку и повёл к лифту. – Очень даже представляю. Даже разделяю его стремление предостеречь и оградить близкого человека от возможных опасностей. Поэтому, к сожалению, вынужден тебя разочаровать. Управлять таким мотором сама ты сможешь ещё очень и очень нескоро. Если не хочешь, чтобы первая же поездка имела для тебя летальный исход.
– Это-то я понимаю, – расстроенно выдохнула я. – Но до дома-то ты меня довезёшь? А есть тут где-нибудь скоростные трассы?
– Я создал чудовище! – захохотал Димон и тряхнул головой.
Тем временем мы подошли к лифту, возле которого, подобно жене Лота, застыл пучеглазый охранник парковки. Вид у него был слегка всклокоченный, подобострастный, перепуганный и страшно заинтересованный.
– Добрый день, – вежливо поздоровалась я и, боясь сделать лишнее движение, замерла рядом с Диметриушем в ожидании кабины. Мужик всё так же сверлил меня странным взглядом, и я уже начала откровенно нервничать – никогда не знала, как вести себя с психами – Димон же достал из кармана телефон и начал увлечённо в нём что-то искать, не замечая ничего из того, что происходит вокруг.
Я дёрнула его за руку, чтобы привлечь внимание, но он только ухнул филином:
– Угу! – и даже не глянул в мою сторону.
Когда же за нами, наконец, закрылись двери кабины, я облегчённо выдохнула и прошептала:
– Слушай, с ним всё в порядке?
– М? С кем?
– Ну, с охранником… Он так на нас смотрел…
– Он на всех так смотрит, – отмахнулся Диметриуш. – Машунь, извини, мне надо один звонок сделать. Совсем забыл. Алё? Аналитический? Да. Свиридову. А где она? Соедините. Снежана Петровна? Доброе утро. Бьёри. Я вчера просил прислать мне сводку… Да. Да, проверял. Только что. Нет. И в спаме тоже нет.
Из трубки до меня долетел высокий женский голос, но слов разобрать было нельзя. Димон недовольно скривился и, переложив телефон из левой руки в правую, подтолкнул меня к выходу, а затем перебил собеседницу:
– В любом случае, даже если это программный сбой. Почему это должно волновать меня? Напомните-ка, на каком этаже находится аналитический отдел? А дорогу в мой кабинет вы ещё не забыли? Вот и славненько. Я у себя, принесите мне все бумаги лично… И что, что суббота? По-моему, я вчера членораздельно объяснил… У кого хамский тон?
Диметриуш отнял трубку от уха и посмотрел на неё так, словно она его укусила, бросил на меня извиняющийся взгляд и убийственным голосом произнёс:
– Мне глубоко насрать на то, кто у вас муж, где работает отец и как долго ваша матушка сидела за одной партой с моей.
Из коридора мы вошли в просторную приёмную, где за рабочим столом сидел слегка растрёпанный секретарь, а на диванчике и в креслах вдоль стен комфортно устроились несколько посетителей, среди которых я успела узнать Савелия.
И все они смотрели на нас, открыв рты от изумления, потому как Димон и не подумал уменьшить громкость:
