Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 72. Письма 1899-1900 гг."
Автор книги: Лев Толстой
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 56 (всего у книги 67 страниц)
1900 г. Декабря 7. Москва.
Ваше Императорское Величество!
Прилагаемое письмо, полученное мною изъ Канады, такъ коротко, трогательно, краснорѣчиво своей простотой и вмѣстѣ съ тѣмъ касается такого важнаго предмета, что я очень прошу Васъ прочесть его самимъ и однимъ и отдаться тѣмъ добрымъ чувствамъ, которыя письмо это, навѣрное, вызоветъ въ Вашемъ добромъ сердцѣ.
Девять молодыхъ женщинъ, живущихъ на свободѣ и въ достаткѣ, и двѣ старыя матери, какъ особенной милости, просятъ о томъ, чтобы имъ дана была возможность изъ свободной и обезпеченной жизни переѣхать въ самое ужасное мѣсто изгнанія и самыя тяжелыя условія. Какіе должны быть нравственные и сильные люди эти мужья и жены, если, послѣ всѣхъ тѣхъ страданій, которымъ они подверглись, они думаютъ не о себѣ, а другъ о другѣ и о томъ, чтобы быть вѣрными брачному закону. И какъ много люди эти должны были перестрадать другъ за друга въ этой шестилѣтней разлукѣ.
Но страдаютъ такъ не одни эти люди: десятки, если не сотни тысячъ лучшихъ русскихъ людей страдаютъ такъ же и еще хуже отъ религіозныхъ гоненій, которыя по какому-то удивительному недоразумѣнію продолжаютъ существовать и въ послѣднее время даже усиливаются въ Россіи, тогда какъ уже давно всѣми просвѣщенными людьми и правительствами признана нелѣпость, жестокая несправедливость и, главное, безцѣльность такихъ гоненій.
Я давно уже собирался сказать Вамъ про тѣ ужасныя и безсмысленныя жестокости, которыя, подъ видомъ защиты государственной религіи, творятся Вашимъ именемъ. Мои преклонные года и близость смерти побуждаютъ меня не откладывать далѣе. Тысячи и тысячи истинно религіозныхъ и потому самыхъ лучшихъ людей, составляющихъ силу всякаго народа, уже погибли или теперь погибаютъ въ тюрьмахъ, въ тяжкомъ изгнаніи, или высылались и высылаются изъ Россіи. Цвѣть населенія не только Кавказа, но Россіи, 8000 духоборовъ бросили навсегда свое отечество и не только не сожалѣютъ о немъ но съ отвращеніемъ и ужасомъ вспоминаютъ о немъ, благодаря тѣмъ жестокостямъ, которымъ они подвергались въ немъ. Нѣсколько тысячъ молоканъ изъ Карской области и изъ Эриванской (прошеніе которыхъ о выселеніи изъ Россіи я доставилъ Вамъ),1 молокане изъ Ташкента, десятки тысячъ людей изъ Харьковской, Кіевской, Полтавской, Екатеринославской губерній, притѣсняемые за вѣру, только одного просятъ, чтобы имъ дана была возможность покинуть свое отечество и уйти туда, гдѣ они бы могли безпрепятственно исповѣдовать Бога такъ, какъ они понимаютъ Его, а не такъ, какъ этого требуетъ начальство, большей частью не признающее никакого Бога.
Зная, что все это дѣлается Вашимъ именемъ (а Вы не можете не знать этого; если же не знаете, то поручите изслѣдовать это правдивому человѣку, и онъ подтвердить Вамъ мои слова), и зная то, что Вы можете прекратить это, Вы не найдете душевнаго спокойствія, пока не прекратите этого.
Ваши совѣтчики, тѣ самые люди, которые устроили эти гоненія и руководятъ ими, скажутъ Вамъ, что уничтожить этого нельзя, что я утопистъ, анархистъ, безбожникъ, и меня не надо слушать. Но Вы не вѣрьте имъ. То, чтò я говорю, я говорю не съ своей точки зрѣнія, а становлюсь на точку зрѣнія разумнаго и просвѣщеннаго правительства. А съ этой точки зрѣнія уже давнымъ давно доказано, что всякія религiозныя гоненія, кромѣ того, что роняютъ престижъ правительства, лишаютъ правителей любви народа, не только не достигаютъ той цѣли, для которой учреждаются, но производятъ обратное дѣйствіе.
И потому уже давнымъ давно пора: во-первыхъ, пересмотрѣть и уничтожить существующіе теперь законы о гоненіяхъ за вѣру; во-вторыхъ, прекратить всѣ преслѣдованія за отступленія отъ принятаго государствомъ исповѣданія; въ-третьихъ, освободить всѣхъ на основаніи прежнихъ законовъ заключенныхъ и изгнанныхъ за преступленiе противъ вѣры, и въ-четвертыхъ, не казнить, какъ преступленіе, несогласіе религіозной совѣсти съ требованіями государства, а стараться примирить это противорѣчіе, какъ оно примиряется на судѣ, при отказѣ отъ присяги, обѣщаніемъ говорить правду, или какъ оно примирялось съ менонитами, при отказѣ ихъ отъ военной службы, замѣной ея обязательными невоенными работами.
Сдѣлавъ это, Вы не только снимете съ себя тяжелую, лежащую на Васъ отвѣтственность, но почувствуете радость сознанія совершеннаго добраго дѣла.
Помоги Вамъ Богъ сдѣлать то, что Ему угодно.
Любящій Васъ Левъ Толстой.
7 Декабря 1900.
Первая редакция.
1900 г. Декабря 4—5, Москва.
Ваше императорское величество
государь Николай Александровичъ,
Вы, навѣрное, не знаете и одной тысячной тѣхъ ужасныхъ, безчеловѣчныхъ, безбожныхъ дѣлъ, которыя творятся вашимъ именемъ. А если чтò и знаете, то оно представляется вамъ въ такомъ превратномъ [видѣ],2 что в[ы]3 не видите всей4 безчеловѣчности и часто глупой, скорѣе, вредной, чѣмъ полезной тому дѣлу, к[оторое] защищается, жестокости, съ к[оторой] они творятся. Изъ всѣхъ этихъ преступныхъ дѣлъ самыя гадкія и возмущающія душу всякаго честнаго человѣка, это дѣла, творимыя отвратительнымъ, безсердечнымъ, безсовѣстнымъ5 совѣтчикомъ вашимъ по религіознымъ дѣламъ, злодѣемъ, имя к[отораго], какъ образцоваго злодѣя, перейдетъ въ исторію – Побѣдоносцевымъ.6
Тысячи и тысячи лучшихъ, высоконравственныхъ, чистыхъ, религіозно убѣжденныхъ людей, тѣхъ, кот[орые] составляютъ силу народа, уже погибли въ нуждѣ и изгнаніи и теперь гибнутъ только зa то, что они лучшіе люди среди народа. А сколько женъ, дѣтей этихъ людей мучалось, голодало и умерло и теперь умираетъ въ нуждѣ и разлукѣ медленной смертью. Цвѣтъ населенія не только Кавказа, но Россіи – Духоборы, несмотря на всѣ лишенія, страданія – ихъ вымерло болѣе 20% – бросило свое отечество, съ презрѣніемъ и ужасомъ вспоминая все то, чтò оно пережило въ немъ. 5000 человѣкъ молоканъ Карскихъ, столько же Эриванскихъ,7 тоже лучшихъ изъ русскихъ людей, просьбу о выселеніи к[оторыхъ] я переслалъ вамъ, молокане ташкентские,8 христіане харьковскіе, кіевскіе, – десятки тысячъ людей только однаго желаютъ: покинуть свое отечество, страну дикаго изувѣрства, гоненій, насилій, и, отряхнувъ прахъ отъ ногъ своихъ, уйти туда, гдѣ людямъ не мѣшаютъ исповѣдовать Бога такъ, какъ они понимаютъ Его.
Я старъ, мнѣ жить осталось не много, и я давно уже собирался передъ смертью сказать вамъ это. Я считаю это своей обязанностью передъ Богомъ, къ к[оторому] я иду. Полученное мною письмо изъ Канады, к[оторое] при этомъ прилагаю, заставило меня, не дожидаясь болѣе, сдѣлать это.
Прочти[те] это письмо, оно короткое и предназначалось не для васъ. Изъ него вы все увидите и поймете, если у васъ точно доброе сердце, какъ говорятъ про васъ. Несчастные эти люди, и не они одни (сосланы еще ни въ чемъ неповинные братья Веригины9 и др[угіе] и томятся больше 10 лѣтъ въ самыхъ ужасныхъ мѣстахъ Сибири) сосланы въ Якутскую область. Жены ихъ, молодыя женщины, свободныя, живущія въ достаткѣ, послѣ 5 лѣтъ разлуки просятъ какъ милости возможности раздѣлить съ мужьями ихъ страданія.
Какъ ни трудно вѣрить, что у васъ доброе сердце, по тѣмъ ужасамъ, к[оторые], не переставая, совершаются вашимъ именемъ, я вѣрю въ васъ. И когда вы были больны, мнѣ было жаль васъ, я боялся, что вы умрете,10 и безъ васъ б[ыло] бы хуже. Я на васъ почему то надѣюсь. Прочтите сами это письмо и, когда уляжется въ васъ чувство оскорбленной раздутой гордости, к[оторое] вызоветъ въ васъ тонъ моего письма, подумайте, сердцемъ подумайте – les grandes et les bonnes pensées viennent du coeur11 – и сдѣлайте то, что вамъ подскажетъ это ваше доброе сердце. Прогоните отъ себя этого злого и безумнаго старика Побѣдоносцева, к[оторый] компрометируетъ васъ и передъ русскимъ народомъ и передъ Европой и передъ исторіей, велите пересмотрѣть и уничтожить нелѣпые, противурѣчивые и постыдные законы о гоненіяхъ за вѣру, к[оторыхъ] нѣтъ ни въ какомъ государствѣ, и кот[орые] позорять12 тѣхъ, кто ихъ поддерживаетъ, прекратите всякія гоненія за вѣру и верните всѣхъ сосланныхъ,13 заключенныхъ, разлученныхъ за то, что они исповѣдуютъ ту вѣру, к[оторую] даже не исповѣдуютъ ваши совѣтчики, а только считаютъ, что надобно исповѣдывать.14
Вы обязаны это сдѣлать п[отому], ч[то] вы знаете, что гоненіе за вѣру дурно, и знаете, что десятки тысячъ людей вашимъ именемъ подвергаются страданіямъ за вѣру, и знаете, что вы можете прекратить этотъ порядокъ вещей. Если же вы не сдѣлаете этого, вы не можете не чувствовать себя виноватымъ, не можете спокойно отдаться никакому простому и доброму человѣческому чувству: ни любви къ семьѣ, ни къ людямъ, не можете спокойно пользоваться никакой радостью, не можете молиться. Мф. 5,23: И такъ, если... 24: Оставь...15 Если я не ошибся въ васъ, письмо это не огорчить васъ. А если огорчить, то это такъ и надо. Надо, чтобы вы почувствовали себя виноватымъ для того, чтобы исправиться. А чувствовать себя виноватымъ сначала тяжело, но потомъ особенно радостно.
Простите меня, если что не такъ написалъ. Помоги вамъ Богъ сдѣла[ть] то, что Ему угодно, и стало быть и лучшее для самаго себя.
Отъ всей души16 желающій вамъ добра
Л. [Толстой].
* Третья редакция.
1900 г. Декабря 6. Москва.
Ваше Императорское Величество
Государь Николай Александровичъ,
Пожалуйста, прочтите сами и одни прилагаемое письмо – оно предназначалось не для Васъ и оно коротенькое – и отдайтесь влеченію своего добраго сердца и сдѣлайте то, что оно подскажетъ Вамъ. Девять молодыхъ женщинъ, живущихъ на свободѣ и въ достаткѣ, и двѣ старыя матери какъ особенной милости просятъ о томъ, чтобы имъ позволено было, истративъ все, что онѣ собрали тяжелымъ трудомъ, изъ свободной, счастливой жизни переѣхать въ самое ужасное мѣсто изгнанія и самыя тяжелыя условія. Что должны были перестрадать эти люди въ шестилѣтней разлукѣ, живя отдѣльно въ самыхъ трудныхъ условіяхъ? И какіе же нравственные и сильные это люди, если среди тѣхъ страданій, которымъ они подвергались, они думаютъ не о себѣ, а другъ о другѣ и о томъ, чтобы быть вѣрными брачному закону? Но страдаютъ такъ не одни эти люди; десятки, если не сотни тысячъ русскихъ, лучшихъ русскихъ людей страдаютъ такъ и еще хуже отъ религіозныхъ гоненій, которыя по какому то удивительному недоразумѣнію продолжаютъ существовать и даже усиливаются въ Россіи, въ то время какъ уже давно всѣми просвѣщенными людьми и правительствами признана безцѣльность, нелѣпость и жестокая несправедливость такихъ гоненій.
Я давно уже собирался, считая это своей священной обязанностью, передъ смертью, попытаться открыть Вамъ глаза на тѣ безсмысленныя и ужасныя жестокости, которыя творятся Вашимъ именемъ; это трогательное письмо духоборокъ побуждаешь меня не откладывать долѣе. Тысячи и тысячи лучшихъ русскихъ людей, истинно религіозныхъ и потому составляющихъ главную силу каждаго народа, уже погибли или теперь погибаютъ въ тюрьмахъ, въ тяжеломъ изгнаніи, или выселялись и выселяются изъ Россіи. Цвѣтъ населенія не только Кавказа, но Россіи, десять тысячъ Духоборовъ, несмотря на всѣ лишенія и страданія, которыя они понесли, бросили навсегда свое отечество и не только не съ сожалѣніемъ, но съ ужасомъ вспоминаютъ теперь о томъ, чтò они перенесли въ немъ. Нѣсколько тысячъ молоканъ изъ Карской области, столько же изъ Ериванской (просьбу о выселеніи которыхъ я доставилъ Вамъ), молокане ташкентскіе, десятки тысячъ людей изъ Харьковской, Кіевской губерній, притѣсняемые за вѣру, всѣ только однаго просятъ и желаютъ, чтобы имъ дана была возможность покинуть свое отечество и уйти туда, гдѣ бы они могли безпрепятственно исповѣдовать Бога такъ, какъ они понимаютъ Его, а не такъ, какъ этого требуетъ начальство, большей частью не признающее никакого Бога.
Если Вы не знаете всѣхъ тѣхъ безсмысленныхъ жестокостей, которыя совершаются Вашимъ именемъ, то вотъ я говорю Вамъ; мои же слова подтвердитъ Вамъ всякій правдивый человѣкъ, которому Вы17 поручите изслѣдовать это дѣло. Зная же, что Вашимъ именемъ заставляютъ страдать невинныхъ и лучшихъ людей и то, что Вы можете прекратить это, Вы не можете быть покойны, пока не сдѣлаете этого.
И, дѣлая это, не совѣтуйтесь съ людьми, которые устроили эти гоненія и руководятъ ими: ни съ Побѣдоносцевымъ – человѣкомъ отсталымъ, хитрымъ, упрямымъ и жестокимъ, ни съ Сипягинымъ18 – человѣкомъ ограниченнымъ, легкомысленнымъ и мало просвѣщеннымъ. Люди эти скажутъ Вамъ, что я утопистъ, анархистъ, безбожникъ и что потому все то, чтò я говорю и совѣтую, несправедливо. Но то, чтò я говорю, я говорю не съ своей точки зрѣнія, а становясь на Вашу, на точку зрѣнія Императора, имѣющаго возможность прекратить совершаемыя подъ видомъ законности преступленія и уничтожить тѣ основанія, на которыхъ производятся эти преступленія.
И потому я позволяю себѣ совѣтовать Вамъ слѣдующее:
1) Пересмотрѣть и уничтожить существующіе теперь нелѣпые, противорѣчивые и постыдные законы о гоненіяхъ за вѣру, которыхъ уже давно нѣтъ ни въ одномъ государствѣ, кромѣ Россіи.
2) Прекратить всѣ гоненія за отступленія отъ принятаго государствомъ исповѣданія, освободить всѣхъ заключенныхъ, изгнанныхъ за вѣру и
3) разсмотрѣть вопросъ о томъ, какимъ образомъ примирить требованія религіозной совѣсти съ требованіями государства, какъ, напримѣръ, при отказѣ отъ присяги и военной службы: не казнить такого рода несогласіе съ требованіями государства, какъ преступленіе, а стараться примирить это противорѣчіе такъ, какъ оно при отказѣ отъ воинской службы примирялось съ Менонитами, замѣной службой принудительной не военной, работой, или присяга торжественнымъ обѣщаніемъ говорить правду на судѣ.
Простите меня, если я что не такъ написалъ въ этомъ письмѣ. Руководило мною одно желаніе блага людямъ вообще и въ особенности Вамъ, Я знаю и чувствую всю тяжесть Вашего положенія и той отвѣтственности, которая лежитъ на Васъ. Думаю, что жестокія религіозныя гоненія, совершающіяся Вашимъ именемъ, кромѣ того, что вредятъ Вамъ во мнѣніи о Васъ народа, Европы и суда исторіи, налагаютъ на Васъ мучительную отвѣтственность. Уничтоживъ существующая религіозныя гоненія и возможность повторенія ихъ, Вы не только снимете сь себя эту отвѣтственноеть, но и почувствуете радостное сознаніе совершенія добраго дѣла.
Помоги Вамъ Богъ сдѣлать то, что Ему угодно.
Сдѣлавъ это, Вы сдѣлаете самое лучшее для русскаго народа и для себя.
Любящій Васъ Левъ Толстой.
6 декабря 1900 г.
Печатаются три редакции. I. – Окончательная, четвертая редакция, в которой письмо было отправлено адресату. Перепечатывается из «Листков свободного слова», Christchurch, 1901, 23, стр. 1—3. Местонахождение автографа неизвестно. Впервые опубликовано в 1901 г. в переводах на иностранные языки в иностранных газетах, в результате распространения письма в придворных сферах. На русском языке впервые опубликовано в «Листках свободного слова». II. – Первая редакция, опубликованная в «Биографии Л. Н. Толстого», 4, П. И. Бирюкова, М.-П. 1923 стр. 15—16, печатается по автографу, хранящемуся в ГТМ. Основание датировки: в копировальной книге находится перед письмом к Е. И. Попову от 5 декабря. III. – Третья редакція. Первая половина ее печатается по автографу, хранящемуся в ГТМ, вторая – по машинной копии, хранящейся в AЧ. На подлиннике сделаны Толстым исправления, вошедшие в окончательную редакцию; исправления эти не воспроизводятся и в примечании не оговорены. Публикуется впервые. В ГТМ имеется вторая редакция, незаконченная, представляющая из себя переписанную переписчикомъ первую редакцию с собственноручными изменениями. Эта редакция не печатается.
Письмо царю Николаю II было написано по получении от проживавшего вместе с духоборами в Канаде А. М. Бодянского известия о намерении вернуться в Россию одиннадцати духоборческих женщин, – девяти жен и двух матерей духоборов, сосланных за отказ от воинской повинности в Якутскую область на поселение (см. письмо № 423). До августа 1896 г. отказывавшиеся от военной службы сектанты отбывали наказание в дисциплинарных батальонах. Согласно высочайше утвержденному 5 августа 1896 г. постановлению Комитета министров, форма наказания была изменена, и все отказавшиеся были сосланы в отдаленные районы Якутской области на восемнадцать лет. При следующих призывах отказавшиеся ссылались туда же. Полученное духоборами разрешение покинуть Россию не распространилось на тех, которые отбывали наказание в Якутской области, но духоборы были уверены, что и сосланные получат скоро возможность переехать в Канаду. В виду этого семьи некоторых из ссыльных отправились в Канаду с партиями переселенцев, а остальные тогда же переехали в Якутскую область (см. письмо № 74). 18 мая 1899 г. на ходатайство сосланных духоборов был получен отказ, и их матери и жены решили вернуться, чтобы поселиться вместе с ними в Якутской области. Без особого разрешения сделать этого было нельзя, так как духоборы были выпущены из России без права возвращения на родину. О намерении духоборов и писал Бодянский Толстому, переслав ему их письмо. Письмо это было приложено к письму Толстого к царю. Письмо было передано Николаю II при содействии близкого знакомого семьи Толстых, судебного деятеля Н. В. Давыдова. Толстой отметил в дневнике 8 декабря 1900 г., после недельного перерыва: «За это время получил письмо из Канады о женах, желающих ехать к мужьям в Якутскую область], и написал письмо государю, но еще не послал». 15 декабря записано там же: «Событіе то, что Дав[ыдов] одобрил письмо Г[осударю] и взялся послать его. Стараюсь устранить в своем сознании себя от этого дела, только чтобы была забота о дѣле». Письмо достигло своей ближайшей цели: жены сосланных в Сибирь духоборов получили разрешение вернуться в Россию.
1 Молокане Карской области (восемь тысяч человек) и молокане Эриванской губернии (три тысячи человек) подали прошение на высочайшее имя о разрешении выехать им из России. Прошение молокан Толстой передал царю через гр. А. В. Олсуфьева. См. письмо № 277.
2 Этого слова в подлиннике нет. Восстанавливается по смыслу.
3В подлиннике: вамъ
4Зачеркнуто: жесто[кости]
5Зач.: стари[комъ]
6 Константин Петрович Победоносцев (1827—1907) – обер-прокурор синода, руководитель реакционной политики, мерами административного воздействия боровшийся с влиянием Толстого. См. письма 1881 г., т.63.
7 Количество молокан указано не точно. См. примечание первое и письмо к В. Г. Черткову от 7 мая 1900 г., т. 88.
8Зач.: штунд[исты]
9 Руководитель духоборов П. В. Веригин был в ссылке с 1895 г. в Архангельской, затем в Тобольской губерниях, его братья – в Якутской области.
10Зач.: а на васъ
11 великие и добрые мысли идут от сердца
12Зач.: васъ
13Зач.: и духоб[оровъ] и друг[ихъ] страдающихъ за то только, что они
14Зач.: Если вы хотите жить человѣческой жизнью, спокойно
15 «Евангелие» Матфея, V, 23—24: «Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником и пойди прежде примирись с братом твоим и тогда приди и принеси дар твой».
16Зач.: и искренно
17 Далее печатается по машинной копии.
18 Дмитрий Сергеевич Сипягин (1853—1902) – министр внутренних дел. Убит 2 апреля 1902 г. террористом С. В. Балмашевым.
427—429. В. Г. Черткову от 7, 8 и 12 декабря. * 430. М. Р. Моисеенко.1900 г. Декабря 13 Москва.
13 Дек. 1900. Москва.
Михаилъ Романовичъ,
Письмо ваше пролежало почти 2 мѣсяца безъ отвѣта. Получивъ его, я отложилъ его въ отдѣлъ писемъ, на кот[орыя] надо отвѣчать, но до сихъ поръ, какъ видите, не успѣлъ этого сдѣлать, о чемъ очень сожалѣю.
Вопросъ о томъ, чего требуетъ отъ человѣка то духовное существо, кот[орое] живетъ въ немъ? поставленъ вами очень хорошо – ясно и просто; и я очень радъ, что мнѣ думается, что могу отвѣтить на него также ясно и просто и совершенно искренно, т[акъ] к[акъ] я живу только этимъ отвѣтомъ. Онъ слѣдующій:
Духовное существо, живущее въ человѣкѣ, требуетъ отъ него признанія себя (этаго духовнаго существа) своимъ единымъ истиннымъ «я» и потому всѣ усилія свои, всю деятельность своего животнаго направлять на удовлетвореніе требованій, на достиженіе цѣли этаго «я». Въ этомъ одномъ вся мудрость, вся религія (та самая, кот[орая] открыта въ евангеліяхъ). Человѣкъ вступаетъ въ жизнь съ сознаніемъ двухъ «я». Животное «я» человѣкъ совершенно естественно сознаетъ и исключительно сознаетъ въ дѣтствѣ. Но съ развитіемъ разума, т. е. съ вступленіемъ въ настоящую жизнь, проявляется другое «я», и является раздвоеніе. Все мірское ученіе и все мірское устройство, особенно въ той средѣ, въ кот[орой] вы живете, направлено на то, чтобы заглушить голосъ духовнаго «я» и дать первенство животному. Но заглушить совсѣмъ этотъ голосъ нельзя, т[акъ] к[акъ] эти два «я» – силы несоизмѣримыя: одно, животное, есть иллюзія, проявляющаяся во времени и пространствѣ и потому подлежащая всякаго рода стѣсненіямъ (страданіямъ) и смерти; другое, духовное «я» одно реально, действительно существуетъ внѣ времени и пространства, всегда свободно и не умираетъ. Первое подобно облакамъ, скрывающимъ временами небо, второе – небу съ своимъ солнцемъ, звѣздами, кот[орое] видно сквозь облака, и позади, дальше кот[ораго] мы уже ничего не можемъ видѣть. Вы спросите меня, какія же требованія этаго настоящаго «я»? Какая его цѣль? Въ чемъ его жизнь? Требованія, цѣль и жизнь этого «я» въ одномъ: въ совершенствованіи себя въ любви, въ увеличеніи въ себѣ любви, въ уничтоженіи въ своемъ сердцѣ всего того, что мѣшаетъ любви. Доказательство того, что это такъ, есть очень опредѣленное и несомнѣнное. Доказательство это въ томъ, что во всякой дѣятельности, кромѣ деятельности увеличенія въ себѣ любви, человѣкъ можетъ встрѣтить непреодолимый препятствія, только въ увеличеніи въ себѣ любви препятствій этихъ нѣтъ; въ нуждѣ, въ тюрьмѣ, въ болѣзняхъ, умирая, человѣкъ можетъ продолжать дѣлать дѣло своей жизни, т. е. увеличивать въ себѣ любовь, и если онъ въ этомъ положилъ цѣль своей жизни, то всегда, при всѣхъ условіяхъ чувствовать полное удовлетвореніе и радость жизни. Человѣкъ точно какъ будто бы поставленъ между двухъ стѣнъ узкаго прохода: требованій своей животной жизни. Онъ бьется объ эти стѣны съ обѣихъ сторонъ и невольно долженъ идти по одному оставленному свободнымъ выходу между стѣнъ: увеличенію любви, въ которомъ онъ не встрѣчаетъ препятствій. Такъ что намъ нечего разсуждать о томъ, хорошо ли это или дурно; такова жизнь людей, другой нѣтъ. И потому все, что могутъ сдѣлать люди, это то, чтобы понять законъ жизни и слѣдовать ему. Это то самое я и совѣтую вамъ сдѣлать. Для того же, чтобы сдѣлать это, вамъ прежде всего надо выдти изъ тѣхъ самыхъ развращающихъ въ мірѣ условій и самой развратной и преступной среды военной службы, въ кот[орой] вы находитесь. Вы говорите, что чувствуете себя не въ силахъ оставить военную службу, п[отому] ч[то] привыкли къ удобствамъ жизни, кот[орыя] она даетъ вамъ. Но такъ говорить и думать вы можете только до тѣхъ поръ, пока въ васъ не совершилось перенесенiе своего «я» изъ животнаго въ духовное. Не думайте, что перенесенiе это таково, что вы никогда не будете чувствовать своего животнаго и не будете отдаваться его требованіямъ; перенесенiе своего сознанiя, «я», въ духовное начало дѣлаетъ только то, что высшимъ, настоящимъ «я» признается духовное и при всякомъ столкновеніи того и другаго безъ возможности колебанiя признается главенство духовнаго «я». То, чтò я говорю, не есть теорiя, а я на опытѣ на себѣ знаю это. И потому знаю, что, какъ скоро въ васъ переворотъ этотъ совершится, вы ни минуты не задумаетесь, оставаться ли вамъ еще въ средѣ рабовъ, подготовляемыхъ дисциплиной къ грабежамъ и убійствамъ, называемыхъ войскомъ, или идти на всевозможныя лишенія, только бы перестать самымъ ужаснымъ образомъ нарушать законъ любви, готовясь къ убійству и обучая этому своихъ братьевъ.
Если же вы не почувствуете этаго, то это будетъ доказательствомъ того, что въ васъ еще не проснулся настоящій духовный человѣкъ, и что все, чтò вы говорите, вы говорите только по разсужденiю, а не по чувству. И тогда вамъ лучше не разсуждать, а продолжать жить животной жизнью до тѣхъ поръ, пока настоящее духовное начало не пробудилось въ васъ.
Левъ Толстой.
Печатается по автографу, хранящемуся в ГТМ. Письмо вплетено в кожаную папку с монограммой: «Л. А. Ш.» и двумя металлическими пластинками с выгравированным на них текстом: «Совершенствуйте себя в любви, увеличивайте в себе любовь, уничтожайте в сердце то, что мешает любви (из письма)». «Дорогое мне – дорогому моим лучшим чувствам Леониду Андрониковичу». Вместе с подлинником в папке находится рукописная копия. Отрывок впервые опубликован в журнале «Единение», 1916, 2, стлб. 4.
Ответ на письмо подпоручика из г. Владимира на Клязьме Михаила Романовича Моисеенко (р. 1880 г.) от 21 октября 1900 г.: «Граф Лев Николаевич, я одинок; в тяжелую минуту сомнений и вопросов мне не к кому обратиться за разрешением их, а между тем я чувствую, что нравственно погибаю в противоречиях, которые я не в силах ни разъяснить, ни забыть. Несколько раз я порывался с корнем вырвать духовного человека, живущего во мне, бросался в разврат и пьянство, прилагал все меры уничтожить в себе всё, не желающее удовлетвориться первыми попавшимися под руку условиями, и не мог. Иногда сознание своей дрянности и безнравственности бывает настолько интенсивно, что до одного из величайших грехов – самоубийства – рукой подать. А вместе с тем жить при условиях полного безверия, т. е. жить одною животною жизнью я не могу, потому что не могу заставить молчать внутренний голос, осуждающій эту жизнь. Чего же, наконец, требует этот голос? Ответьте мне вы, лучший человек моей родины. Я прошу у вас ответа, потому что он мне необходим. Мне еще двадцать лет, вся жизнь впереди, а я готовлюсь вступить в эту жизнь во всеоружии безверия, отрицания и тоски. Виною ли этому воспитание, которое я получил сначала в кадетском корпусе, в Москве, потом в военном училище, в Петербурге, и которое я, наконец, завершаю в офицерской среде, – не знаю. Могу только констатировать тот факт, что я дрянненький человек. А между тем через мои руки, как офицера, проходят лучшие силы народа; я должен быть фильтром этого материала, должен прививать ему понятия, в громадное большинство которых я сам не верю. Как разъяснить, уничтожить это противоречие, которое является для меня чем-то фатальным во всех условиях, где бы я ни хотел отдохнуть от него? Признать свою несостоятельность вслух, т. е., другими словами, бросить военную службу для другой профессии мне не под силу; она мне обеспечивает не только кусок хлеба, но и некоторый комфорт, к которому я привык. Отказаться от всего этого для того, чтобы итти по другой дороге, нужно иметь большие нравственные силы, энергию, веру, наконец. А где они? Приходится, значит, тащить эту тяжелую лямку, т. е. опять-таки вступать в мир противоречия, из которого я так искренно ищу выхода. Граф Лев Николаевич, вы человек с большой душой, с великой верой в бога, жизнь, людей, научите меня верить в них, научите меня выйти из мира противоречия. Ответьте мне на вопрос, который я предлагаю вам не один, а предлагаю от лица тысяч моего поколения, вопрос, на который мне отвечали до сих пор или сожалением, или искренним смехом здорового человека: чтò требует от меня этот духовный человек, живущий во мне? чего я хочу? Не оставьте без участия, в котором действительно нуждается глубоко верующий в вас и уважающий М. Моисеенко».