Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 72. Письма 1899-1900 гг."
Автор книги: Лев Толстой
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 67 страниц)
1899 г. Августа 1. Я. П.
1 Авг. 99.
Ясная Поляна.
Милостивый Государь
Алексѣй Викуловичъ,
На письмо мое о помощи Духоборамъ вы отвѣчали добрыми словами о томъ, что рады будете случаю оказать помощь по моей просьбѣ нуждающимся въ такой помощи, если только она не будетъ несогласна съ вашими взглядами.1
Я получилъ чрезвычайно трогательное и правдивое письмо отъ одной несчастной дѣвушки, поставленной въ необходимость существовать отвратительнымъ для нея занятіемъ, акомпаньяторшей скрипача въ домѣ терпимости.2 Не можете ли вы дать ей такое мѣсто, работая на которомъ, она могла бы существовать, избавившись отъ своего ужаснаго занятія, очевидно, жестоко мучающаго ее.
Я ей писалъ, что пишу вамъ, такъ что, если вамъ угодно будетъ помочь ей, напишите ей, и она придетъ къ вамъ.
Вполнѣ увѣренъ, что исполненіе моей просьбы (если она для васъ возможна) будетъ для васъ пріятно, и потому не благодарю васъ.
Съ совершеннымъ уваженіемъ остаюсь готовый къ услугамъ
Левъ Толстой.
Адресъ дѣвушки:3 Клавдія Толстая, Москва, Драчовка, домъ Воробьева, кв. № 10.
Печатается по автографу, хранящемуся в ГТМ. Дата проставлена рукой О. К. Толстой. Публикуется впервые.
Алексей Викулович Морозов (р. 1857 г.) – крупный капиталист, коллекционер, собиравший исключительные по ценности коллекции икон и русского фарфора, ныне научный сотрудник Государственного музея фарфора, созданного на основе его собраний. См. письма 1898 г., т. 71.
1 23 сентября 1898 г. Морозов писал Толстому: «Я очень жалею несчастных духоборов, как всех страждущих, но не могу поддержать их своим пожертвованием, как духоборов, т. е. как людей, проводящих в жизнь такие учения, смысл, значение и благо которых мне неясны. Помощь духоборам смутила бы мою душу. Отказываясь от исполнения тяжелой государственной повинности, они, по моему мнению, не отдают кесарево кесарю и других вместо себя заставляют носить эту тяготу [...] Пока еще существует бремя военной службы, я не нахожу поступки духоборов справедливыми. Я буду очень счастлив, если Вы вспомните обо мне в других случаях, когда бы я, не смущаясь, мог оказать помощь страждущим». См. письма 1898 г., т. 71.
2 См. письмо № 154.
3 Адрес вписан рукой О. К. Толстой.
Морозов ответил 25 августа 1899 г.: «Милостивый государь Лев Николаевич, благодарю Вас за память обо мне и за то, что Вы дали мне возможность сделать доброе дело. Участие в судьбе несчастной девушки нетолько не противоречило моим взглядам, но доставило мне много светлых и отрадных впечатлений. Я искренно и с удовольствием хлопотал о том, чтобы моя помощь не была лицемерной, а действительно могла бы ободрить и успокоить ее настрадавшуюся душу. Мне приятно написать Вам теперь, что я нашел для нее такое занятие, которое при честном заработке даст ей возможность отдохнуть физически и нравственно, в чем она очень нуждается».
156. В. Г. Черткову от 8 августа. 157. А. Ф. Марксу.1899 г. Августа 8—9? Я. П.
Милостивый Государь
Адольфъ Федоровичъ,
Посылаю вамъ 6 главъ.1 Остаются 2 главы второй части. Третья часть написана, но требуетъ переработки. Если буду живъ и здоровъ, то главы третьей части будутъ высылаться своевременно. Очень сожалѣю, что не могу исполнить вашего желанія: прислать теперь конецъ.
Съ совершеннымъ уваженіемъ готовый къ услугамъ
Левъ Толстой.
Печатается по автографу, хранящемуся в ИЛ. Датируется по отметке адресата о времени получения письма»: «11 августа 99». Впервые опубликовано Е. П. Населенко по автографу в СПД, стр. 315.
В конце июля, начале августа 1899 г. А. Ф. Маркс был очень встревожен тем, что корректуры «Воскресения» Толстой доставлял с опозданием. Беспокоило его также отсутствие в редакции конца третьей части романа. Издательство полагало, что провести через цензуру было бы легче не отдельные главы, а законченное произведение. 20 июля Маркс писал Толстому (перевод с французского): «До сих пор я получил только 24 главу Вашего романа, тогда как продолжение и конец должны были бы уже давно быть у меня. В самом деле, Вы не можете себе представить, насколько запаздывание Ваших корректур задерживает типографию. Большая часть машин, предназначенная для печатания «Нивы», бездействует за отсутствием материала. Наша типография работает день и ночь, следовательно, для каждой машины имеется двойной персонал: мастер, накладчик, приемщик, и потому каждый день простоя дает несколько сот рублей убытка. В виду того, что такое положение вещей тянется уже несколько месяцев, в результате поручается значительная сумма. Но я жалуюсь не на этот убыток, а на то ужасное состояние неизвестности, в котором находимся мы все; я, вся редакция и вся типография. Получилось уже два неудачных номера, в которых мы не могли дать продолжения Вашего романа: № 26 и № 30 [...] Пожалейте же нас немножко, граф, и войдите в наше положение. Я очень сожалею о Вашей болезни и понимаю, насколько она Вас задержала в Вашем громадном труде с приведением романа в наиболее законченный вид». 5 августа Маркс телеграфировал: «Положение отчаянное, нужные лица разъезжаются, для ближайших нумеров нет романа, телеграфируйте, ради бога, когда получим конец». Толстой ответил телеграммой, текст которой не сохранился. 11 августа Маркс писал: «В последней Вашей телеграмме Вы говорите, что пятнадцать глав третьей части «Воскресения» будут высланы «своевременно», из чего можно заключить, что Вы имеете в виду высылать их лишь постепенно, небольшими партиями на один—два нумера. Это заключение, если оно верно, ставит нас в критическое и прямо отчаянное положение. В письме весьма трудно изложить все те затруднения для редакции, которые вытекают из этого положения и которые приостановили работу всей, так сказать, редакционной машины. О цензурных условиях я Вам уже писал и указывал, насколько является прямою необходимостью немедленно же провести через цензуру окончание романа. Пока этого не будет сделано, и редакция не будет располагать окончательно установленным текстом последних глав романа до конца, до тех пор она совершенно лишена возможности сделать необходимые распоряжения на ближайшее будущее, и наше положение является безвыходным. Я надеюсь, многоуважаемый Лев Николаевич, что Вы примете во внимание эти весьма важные для нас обстоятельства и признаете возможным теперь же и одновременно выслать нам все главы последней части романа для немедленного представления в цензуру. Самое же печатание мы будем производить, строго придерживаясь установленного распределения глав и Ваших указаний. Я буду Вам весьма благодарен, если по получении этого письма Вы сейчас же меня уведомите, когда именно Вы нам пришлете остальные главы до конца». Поспешность издания связывала Толстого, и он решил отказаться от публикации в «Ниве» третьей части романа. См. письмо № 160.
1 Пометка адресата карандашом: «34—39».
158. С. А. Толстой от 10 августа. * 159. В. Н. Давыдову.1899 г. Августа 17? Я. П.
Да.
Текст телеграммы воспроизводится по письму В. Н. Давыдова к Толстому от 18 августа 1899 г. Датируется по тому же письму; указано время получения: утро 18 августа. Местонахождение подлинника неизвестно. Публикуется впервые.
Условная телеграмма Владимиру Николаевичу Давыдову послана по его просьбе, в связи с предпринятым П. И. Бирюковым за границей изданием философского труда Давыдова (см. письмо № 133). Давыдов писал: Толстому 1 августа: «Так как с 1884 г. в книгах наших «судеб» я записан неблагонадежным, да, быть может, в таком же положении состоит и П. И. Бирюков, то я убедительнейше Вас прошу, если только это Вам возможно, потрудиться переслать мою рукопись чрез посредство Ваших знакомых в Вене или Германии. Если Вы на это согласны, то, пожалуйста, немедленно же протелеграфируйте Херсон, дом Саридаки Давыдову: Да; если же несогласны: Нет. В случае первом тотчас же пошлю Вам рукопись и от лица подставного чрез посредство Credit Lyonnais вышлю П. И. Бирюкову 1100 р.; в случае же втором вынужден буду рискнуть послать рукопись по почте от своего имени. Пожалуйста, простите, что в своей Человечной агонии Вас утруждаю». 18 августа Давыдов известил Толстого: «Сегодня утром получил из Тулы (не знаю, почему?) Вашу телеграмму: «Да», т. е. согласен. Тотчас же послал Вам рукопись, а вместе с тем чрез посредство мне близкого человека послал П. И. Бирюкову всю ему следуемую сумму сполна. Не знаю, как Вас и благодарить за оказанное мне Человечное содействие».
160. А. Ф. Марксу.1899 г. Августа 22. Я. П.
Милостивый Государь
Адольфъ Федоровичъ,
Главы 41 и 42 кончаютъ вторую часть романа. Условія, при которыхъ мнѣ приходится работать надъ исправленіемъ послѣднихъ главъ, до такой степени вслѣдствіи поспѣшности печатанія для меня тяжелы, въ особенности при моемъ нездоровьи, что я полагалъ бы закончить печатаніе въ Нивѣ концомъ 2-й части, приложивъ къ этому краткій въ нѣсколько строкъ эпилогъ. И потому я просилъ бы васъ, получивъ отъ меня исправленныя послѣднія главы 41, 42, равно какъ и эпилогъ, выслать въ Москву въ Международн[ый] банкъ на мой счетъ причитающіяся за превышающее 12 лист[овъ] количество деньги [и] считать дѣло печатанія въ Нивѣ моего романа поконченнымъ.
Съ совершеннымъ уваженіемъ остаюсь готовый къ услугамъ.
Левъ Толстой.
22 Авг. 1899.
Печатается по автографу, хранящемуся в ИЛ. Впервые опубликовано Е. П. Населенко по автографу в СПД, стр. 315.
Толстой намерение свое относительно печатания в «Ниве» третьей части «Воскресения», по получении ответа А. Ф. Маркса, изменил. Третья часть печаталась в «Ниве» в 1899 г. См. письмо № 162.
161. З. М. Любочинской.1899 г. Августа 25. Я. П.
Вопросъ вашъ о томъ, имѣете ли вы и вообще человѣкъ право убить себя? – неправильно поставленъ. О правѣ не можетъ быть рѣчи. Если можетъ – то и имѣетъ право. Я думаю, что возможность убить себя есть спасительный клапанъ. При этой возможности человѣкъ не имѣетъ права (вотъ тутъ умѣстно выраженіе: имѣть право) говорить, что ему невыносимо жить. Невыносимо жить, такъ убьешь себя, и поэтому некому будетъ говорить о невыносимости жизни. Человѣку дана возможность убить себя, и потому онъ можетъ (имѣетъ право) убивать себя и, не переставая, пользуется этимъ правомъ, убивая себя на дуэляхъ, войнѣ, на фабрикахъ, развратомъ, водкой, табакомъ, опіумомъ и т. д. Вопросъ мож[етъ] быть только о томъ, разумно ли и нравственно ли (разумное и нравственное всегда совпадаетъ) убить себя?
Нѣтъ, не разумно, также неразумно, какъ срѣзать побѣги растенія, к[оторое] хочешь уничтожить: оно не погибнетъ, а только станетъ расти неправильно. Жизнь неистребима, она внѣ времени и пространства, и потому смерть только можетъ измѣнить ея форму, прекратить ея проявленіе въ этомъ мірѣ. А прекративъ ее въ этомъ мірѣ, я, во первыхъ, не знаю, будетъ ли проявленіе въ другомъ мірѣ болѣе мнѣ пріятно, а во вторыхъ, лишаю себя возможности извѣдать и пріобрѣсти для своего я все то, чтò оно могло пріобрѣсти въ этомъ мірѣ. Кромѣ того и главное, это неразумно п[отому], ч[то], прекращая свою жизнь изъ за того, что она мнѣ кажется непріятной, я тѣмъ показываю, что имѣю превратное понятіе о назначеніи своей жизни, предполагая, что назначеніе ея есть мое удовольствіе, тогда какъ назначеніе ея есть съ одной стороны мое совершенствованіе, съ другой – служеніе тому дѣлу, кот[орое] совершается всею жизнью міра. Этимъ же самоубійство и безнравственно: человѣку дана жизнь вся и возможность [жить]1 до естественной смерти только подъ условіемъ его служенія жизни міра, а онъ, воспользовавшись жизнью настолько, насколько она была ему пріятна, отказывается отъ служенія ею міру, какъ скоро она ему стала непріятна; тогда какъ, по всѣмъ вѣроятіямъ, это служеніе начиналось именно съ того времени, когда жизнь показалась непріятной. Всякая работа представляется сначала непріятной.
Въ Оптиной пустыни впродолженіи болѣе 30 лѣтъ лежалъ на полу разбитый параличемъ монахъ, владѣвшій только кистью лѣвой руки.2 Доктора говорили, что онъ долженъ былъ сильно страдать; но онъ нетолько не жаловался на свое положеніе, но постоянно, крестясь, глядя на иконы и улыбаясь, выражалъ свою благодарность Богу и радость за ту искру жизни, кот[орая] теплилась въ немъ. Десятки тысячъ посѣтителей перебывали у него, и трудно представить себѣ все то добро, к[оторое] распространилось на міръ отъ этаго лишеннаго всякой возможности дѣятельности человѣка. Навѣрное этотъ человѣкъ сдѣлалъ больше добра, чѣмъ тысячи и тысячи здоровыхъ людей, воображающихъ, что они въ разныхъ учрежденіяхъ служатъ міру.
Пока есть жизнь въ человѣкѣ, онъ можетъ совершенствоваться и служить міру. Но служить міру онъ можетъ только совершенствуясь и совершенствоваться только служа міру.
Вотъ все, что я съумѣлъ написать вамъ въ отвѣтъ на ваше трогательное письмо.
Простите, если написалъ не то, чтò вы ожидали.
Левъ Толстой.
25 Авг. 1899.
Печатается по автографу, хранящемуся в ГТМ. Впервые опубликовано без двух последних абзацев, подписи и даты, без указания фамилии адресата, под заглавием «О самоубийстве» в «Листках свободного слова», Purleigh, 1900,11, стр. 13—14 и неоднократно опубликовывалось другими издательствами под тем же заглавием.
Ответ на письмо Зинаиды Михайловны Любочинской (Киев) от 2 августа 1899 г.: «Искренно и высокочтимый граф Лев Николаевич! Много раз я, физически и душевно страдающая и вполне одинокая женщина, хотела обратиться к Вам, наш добрый учитель, но... чувство – не умею как назвать – самолюбия, излишнего самолюбия, присущее людям моего положения, людям, которые волею судеб, будучи выбиты из колеи и отстав от одного берега, не успели пристать к другому, удерживало меня. Я боялась, граф, боюсь и теперь, что Вы не ответите мне. Я хотела было написать: «не удостоите ответом», но это выражение носило бы не соответствующий характер причине, по которой Вы не пожелали бы этого сделать. Я знаю, что не мое безвестное имя было бы тому причиной, а недостаточно уважительные причины, в силу которых я решилась отнять у Вас и вместе с тем и у других, у многих тысяч других Ваше драгоценное время. Но как бы то ни было, граф, я знаю, что Вы простите меня [...] Вы не назовете меня ни нахалкой, ни психопаткой; нет, граф, господь пока еще не покарал меня этим, хотя мой отец умер психически больным, а моя бедная мать... моя бедная мать страдала временно психическим расстройством вследствие тяжелых нравственных утрат. Нет, психически я здорова, в этом порукой профессор Сикорский, но я действительно нервно больная, и это ужасное страдание сделало из меня почти калеку: я с трудом могу переходить по мосту. Болезнь прогрессирует, благодаря недостатку средств и возможности полечиться систематически и радикально. Но не в этом вопросе и не в этом состоит цель моего письма. Я не стану утомлять Вас, граф, описанием всех своих несчастий, которые довели меня до такого состояния, отняв от меня все близкое и дорогое, отняв самую возможность к существованию; факт совершился, а... «кто виноват, у судьбы не допросишься». А констатировала этот факт лишь для того, что он тесно связан с тем вопросом, по поводу которого я решилась обратиться к Вам и который может быть для Вас, граф, отчасти руководящей нитью, если Вы пожелаете мне ответить. Этот вопрос, граф, обратившийся почти в idée fixe, в какое-то ужасное, мучительное perpetuum mobile, не дает мне покоя ни днем, ни ночью вот уже около трех лет: имею ли я право убить себя? Если бы я не верила в моего бога, граф, я не предлагала бы ни себе, ни Вам этого вопроса, но я верую... только, к несчастью, не могу веровать, вернее, не умею веровать слепо. По моим понятиям, – то зло, что причиняет зло другому, ближнему. Конечно, в большинстве случаев самоубийство есть зло: жизнь человека кому-нибудь и на что-нибудь да нужна, но если приходишь к такому заключению, если, не желая обманывать себя какими-нибудь химерами, софизмами, воочию видишь, что эта жизнь действительно никому и ни на что не нужна, – имеет ли право человек распоряжаться ею? Религия безусловно говорит: нет. Но я сказала выше, что не умею веровать слепо. Не отрицая этого категорического «нет», находя его необходимым, так как оно всё-таки служит известной уздой, без которой люди в силу своего эгоизма увеличили бы число жертв, после них остающихся, я думаю, я смею думать, что... нельзя же было для нашего слабого ума поставить эти перегородки, эти разграничения, и поэтому и сказано категорически «нельзя», но он всеблагой и всеведующий, ему ведь все будет понятно! [...] Разве он не простит мне, что я преступила его волю, его закон?! Граф! Помогите мне Вашим словом, научите меня, не отвергните меня! Имею ли я право на Ваше участие? Да, мне кажется, что я имею, что я буду иметь его в Ваших глазах. Граф! Я несколько противоречу себе; я сказала, что я никому и ни на что не нужный человек, а «дурную траву из поля вон». Положим, это сказано не в том смысле: дурную, т. е. вредную; я человек не вредный, но во всяком случае не полезный, не нужный, а таких людей в древности совсем уничтожали [...] Граф! Я не смею больше утомлять Вас своим письмом, но я умоляю Вас, не отвергните меня! Мое право на Ваше участие – только и есть, что мое страдание: я живой человек, я испытываю боль, глубокую боль, описывать всё я не стану и не смею. Но думаю, что в Ваших глазах это будет достаточной причиной [...] О, граф! Если бы Вы мне позволили к себе приехать, если бы я могла надеяться, что Вы уделите мне час, полчаса Вашего времени, я изыскала бы возможность приехать, к Вам я бы, может, была спасена!».
Проф. Иван Алексеевич Сикорский – известный киевский психиатр.
1 В автографе этого слова нет; имеется в опубликованном тексте.
2 Иеродиакон Мефодий, разбитый параличом, пролежал двадцать четыре года на одном боку. См.: Е. В., «Историческое описание Козельской Оптиной пустыни», изд. Троице-Сергиевской лавры 1902, стр. 129—130, где с небольшими сокращениями напечатано письмо Толстого к Любочинской, ошибочно датированное 1890 годом. Толстой лично виделся с Мефодием в одно из своих посещений Оптиной пустыни. О поездках в Оптину пустынь см. воспоминания С. А. Толстой «Четыре посещения гр. Льва Николаевича Толстого монастыря Оптина пустынь» – «Толстовский ежегодник 1913 года», Спб. 1914.
В ответном письме от 4 сентября 1899 г. Любочинская писала: «Благодарю Вас, граф, искренно, от всей наболевшей души благодарю! Может быть, в Вашем ответе мое спасение. Буду терпеть. Да, граф, Вы тысячу раз правы: «дурные мысли хуже дурного поступка» («Нива» – «Воскресение»). Но эти мысли благодаря Вам уже несколько изменили свое течение».
162. А. Ф. Марксу.1899 г. Августа 27. Я. П.
Милостивый Государь
Адольфъ Федоровичъ,
Вполнѣ согласенъ на ваше предложеніе. Буду также, какъ. и прежде, по мѣрѣ окончанія ихъ, высылать вамъ готовыя главы, нѣкоторыя окончательно для печатанія, нѣкоторыя же съ просьбой вернуть ихъ мнѣ для исправленія. Думаю, что я окончу исправленіе послѣдней части къ половинѣ октября, но положим на всякій случай крайній срокъ 1-е ноября.
Такъ какъ всѣхъ главъ послѣдней части будетъ около 20, то главы эти, разсчитывая по 3 въ каждый №, помѣстятся до новаго года во всякомъ случаѣ.
Съ совершеннымъ уваженіемъ остаюсь готовый къ услугамъ.
Левъ Толстой.
27 Авг. 1899.
Печатается по автографу, хранящемуся в ИЛ. Впервые опубликовано. Е. П. Населенно по автографу в СПД, стр. 316.
Письмо А. Ф. Маркса, на которое ссылается Толстой, в архиве не обнаружено. Оно касалось решения Толстого не печатать в «Ниве» третьей части «Воскресения» (см. письмо № 160). Издатель предложил Толстому сделать большой перерыв в публикации романа с тем, чтобы возобновить ее через один – два месяца. На эти условия Толстой согласился. Конец второй части был напечатан в № 37 «Нивы» от 11 сентября 1899 г. В № 38 опубликовано заявление издательства: «Летом гр. Л. Н. Толстой был болен и не мог заниматься отделкой последних глав романа «Воскресение». Теперь ему, слава богу, гораздо лучше, и он принялся с новым рвением за работу. Но уже вследствие болезни произошла задержка. Кроме того, конец романа, при пересмотре его, значительно разросся, так что потребовалась, вместо прежних немногих глав, целая новая часть, – третья, состоящая приблизительно из двадцати глав. Всё это заставляет автора прервать печатание романа недель на шесть, так что третья и последняя часть романа появится в «Ниве» в ноябре и декабре и послужит лучшим украшением страниц нашего журнала в конце года». Первые главы третьей части были напечатаны в № 49 журнала от 4 декабря, о чем было объявление в предыдущем номере.
