Текст книги "Стивен Эриксон Падение Света (СИ)"
Автор книги: Карбарн Киницик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 53 (всего у книги 56 страниц)
Никто не виновен в потере ноги, никто, кроме самого Сагандера, но он никогда – ни за что – не признает этого. Какое ничтожество. Что за бешеные обвинения эго, слепого к своей лжи. Так тысячи оправданий, слов могут утопить простую истину...Она погрузилась в раздумья, пока карета приближалась к долине Тарн.
Очень скоро громкие слова уступят место громкому лязгу клинков. Она наконец узнает истинный размах колдовских сил Хунна Раала, и тут нельзя не ощутить трепета. Пусть вера ее крепка, пусть доступ к магии неограничен, но Смертный Меч Лиосан таит угрозу. Какая ирония: единственной помехой на пути осуществления всех амбиций Раала остается лорд Вета Урусандер.
«Наш не желающий титулов Отец Свет, ты уже похож на марионетку, ты запутался в ниточках. Но тебя ждет трон, и пока на нем восседает Урусандер, Хунну Раалу не продвинуться выше».
Тайная переписка с Эмрал Ланир показала, что жрица понимает тонкости предстоящей политики. "Сегодня вечером я въеду в Харкенас, в обществе легионеров перейду мосты и заявлю права на Цитадель. Эмрал Ланир встретит меня, и мы обнимемся пред всеми, как старые подруги.
Мать Тьма в Палате Ночи вынуждена будет признать нас. Придется ей показать свой лик и сдаться неизбежности".
– Битва будет славной, – вдруг каркнул Сагандер, заставив вздрогнуть Синтару и задремавшую Шелтату. Дочь Тат Лорат была ранена во время похода, когда чья-то лошадь поскользнулась и раздробила ей кости стопы. Сейчас она сидит напротив Сагандера, забинтованная нога лежит там, где могла бы быть отрезанная нога ученого. Синтара отлично понимала, что это не случайность.
«Злобная девка. Не забыть, отдать ее Эмрал. Пусть сделает храмовой шлюхой. Ее и советчицу Ренарр. Таких женщин можно лишь презирать. Тем не менее, они необходимы как инструменты».
– Я буду свидетелем, – не унимался Сагандер. – Запишу всё, как подобает честному историку.
– Битвы может не случиться, – заметила Синтара.
Сагандер нахмурился, отпил из фляжки и облизал губы. – Проклятие сухому воздуху зимы, – пробурчал он, качая головой. – Верховная Жрица, они наверняка будут биться. Прижатые к стенке... ха, к самой стене города, верно.
– Знать сохраняет имения и богатства, – пояснила Синтара. – Бросить всё на одно поле... нет, они не глупцы, историк. Будет нелегко отнять у них привилегии. Спорим, они решат тянуть время. Когда мы скопимся в городе, когда пройдут дни и месяцы, они начнут сеять раздор.
– Верность Легиона...
– Кончится, когда Легион распадется, – бросила она. – Едва это случится, начнут расти жадность и предприимчивость. Друзья рассорятся.
– Нужно будет расширить границы, – заявил Сагандер. – Показать, что земель еще достаточно.
Шелтата Лор фыркнула. – Историк, посмотрите на карту, прежде чем болтать глупости. Наши границы не без причины очерчены так грубо. Вокруг бедные земли, диких стад давно нет. Где бы поселенцы ни пытались пахать – без толку. На севере Джелеки, их уже отогнали очень далеко – начнем войну, сир, и встретим самого отчаянного врага, что будет сражаться до смерти, не сдаваясь в плен. Но, о чудо, у нас уже нет Легиона. Восток подчиняется тлетворному влиянию Витра, на юге обитают Форулканы. Запад? А, вам слишком хорошо знаком этот путь, верно?
Сагандер кривил губы. – Не делай вид, будто знаешь больше взрослых, дитя. Я отлично осведомлен об ограничениях географии. Нужно давить на юг и запад. Прежде всего возьмем земли Азатенаев, ибо, скажу по секрету, они сами их забросили. Форулканы же побеждены. Живут в страхе перед нами. – Он повел рукой. – Возможные сражения предоставим Легиону Хастов.
– Как же, – улыбнулась Шелтата. – Думаю, будет весьма полезно понаблюдать за ними сегодня. За отбросами и каторжниками.
– Тогда нужно всего лишь вырубить леса, распахав щедрые поля.
– А судьба отрицателей?
– Ты, похоже, была невнимательна, – ощерился Сагандер. – Почти все убиты. Нет, их время окончилось. Как многие лесные твари, они вымирают.
– Признаетесь в отсутствии жалости, историк?
– Жалость? Напрасная трата сил.
– Вовсе нет, – возразила Шелтата, – когда речь заходит о вашей хромоте.
Сагандер сверкнул глазами.
– Тише, Шелтата, – устало вздохнула Синтара. -Каждому из нас выпала своя роль, давайте же обдумаем ее. Посмотри лучше внутрь себя, найди свое предназначение. – Она улыбнулась юной женщине. – Вижу, как ты раздвигаешь ноги в коморке храма. Подарить тебя Матери Тьме?
– Ну, Синтара, кому дано знать? Хотя... я отыщу вашу прежнюю коморку. Полагаю, простыни придется тщательно отстирать, отбить самые грязные пятна. Если это вообще возможно.
В холодной ярости Синтара выбросила щупальце дикой колдовской силы, чтобы ударить Шелтату по лицу. Но эманацию отчего-то отклонило, направив в дверцу повозки. Дерево взорвалось, осыпая щепками Синтару и Сагандера. Закричав, верховная жрица схватилась за лицо, чувствуя торчащие из кожи обломки. Ошеломленно отвела ладони, уставившись на залившую их кровь.
Сагандер тем временем хватался за горло, в которое угодил большой обломок дверцы; кровь пульсировала, стекая на колени. Синтара уставилась на историка. Слишком много крови, ужас в глазах...
Невредимая Шелтата тоже смотрела на Сагандера, без всякого выражения, смотрела, как тот давится и тонет в алой жидкости.
Карета качнулась и встала, лошади ржали в ужасе. Разбитая дверь открылась, скрипя петлями; внутрь заглянула Инфайен Менанд. Тусклые глаза оглядели повреждения. Она вытащила оседавшего на сиденье Сагандера. На глазах Синтары бросила старика на мостовую, едва взглянув вниз – и снова сунулась в карету.
– Не ослепли? Везучая вы. Но высвобождать магию в повозке? Что овладело вами, Верховная Жрица, что привело к этакой глупости?
Пока Синтара силилась найти ответ – все еще потрясенная кровью на руках, щеки залил холодный пот – Шелтата Лор ответила: – Капитан, думаю, мне лучше поехать верхом, пусть нога еще болит.
Инфайен моргнула, всматриваясь в молодую женщину. – А ты невредима. Забавно.
– Гнев помешал ей прицелиться. Ну, не подадите руку, капитан?
Поглядев на Синтару и пожав плечами, Инфайен помогла Шелтате вылезти из кареты.
Оставив Синтару наедине с ранами, с мокрой подушкой напротив. С сиденья еще капало.
Почти истерически Синтара закричала, подзывая служанок.
Ренарр осталась в седле, а лорд Урусандер спешился и присел около мертвого историка. С высоты Ренарр разглядела, как Хунн Раал скачет от авангарда.
Шесть жриц окружили повозку, из которой еще слышался резкий, звеневший гневом и потрясением голос Синтары. Капитан Инфайен Менанд помогала Шелтате влезть на лошадь, женщина хромала, но казалась не пострадавшей от ужаса, случившегося в карете.
Ренарр прищурилась, всматриваясь. Хунн Раал осадил коня подле Инфайен. Они тихо переговорили, потом Смертный Меч спешился и подошел туда, где Урусандер встал над трупом.
– Командир? Верховная жрица?..
Урусандер нахмурился. – Говорят, ее едва задело. Пустяки.
– Лицо, полагаю, порезано? – Тон Хунна Раала намекал на веселье. – Уже послал за целителем Денала – нельзя же позволить погибнуть такой красоте, верно же? Особенно в столь важный день.
Кажется, Урусандер не спешил отвечать, рассматривая Раала. – Важный, капитан? Бедняга Сагандер стал первой трагической, бессмысленной жертвой сего дня. Боюсь, далеко не последней.
– Кровь – цена всему, – пожал плечами Раал. – Всему важному. Ну, командир, разве мы не солдаты? Нам ли не знать истину?
– Волшебство взяло первую жертву, но, кажется, жертву случайную. Заучите урок, капитан. Контроль остается иллюзией – магии все равно, как ее используют.
– Стали знатоком, командир? – Хунн Раал улыбнулся.
– Нет, просто всё очевидно. Я не готов пожертвовать рассудком и способностью мыслить. Конечно, Хунн Раал, у вас были десятки лет, чтобы ослабить мозги. – Махнув рукой, Урусандер отвернулся и сел на коня. Не видя, как Смертный Меч сверкает глазами, но тут же вновь ухмыляется.
Ренарр не сводила глаз с Сагандера. Кровь казалась черной в полумраке, как будто мужчина вдруг оброс бородой. Глаза еще открыты, но веки приспущены. А еще недавно в глазах пылал огонь. "Он сопротивлялся потерям, как подобает стареющему. Во многих достойных и честных мужах это вызывает уважение. Но Сагандер, увы, был слишком полон зависти и жалости к себе. И что же? Теперь всё равно, пламя угасло.
Сагандер, жертва случайностей. Историк мертв, но не делайте вывода о дурном знамении. Всего лишь неудачник. Но всех рано или поздно ждет провал".
Урусандер удобнее устроился в седле. – Кровь в храме, – произнес он. – Не вдохновляет.
Она глянула на приемного отца. – Верховная жрица не точит свой нож.
– Как это?
– Не жди ничего тонкого. Не от грубой магии благословленного Света.
– Бездна побери всё, – тихо буркнул Урусандер. – Я остановлю битву.
Ренарр покачала головой. – А если ты умрешь, в сражении или... – она указала на труп Сагандера, – случайно, кто потребует престол? Кто иной возьмет руку Матери Тьмы?
Урусандер молчал, следя за скачущим к авангарду Хунном Раалом. Солдаты унесли труп ученого.
– Предупреди ее. Предупреди о кровной линии Иссгинов. Назови как можно скорее наследника, пусть не будет сомнений.
Урусандер вздрогнул. – Сына нигде нет. Но если бы он был рядом... ах, все равно я колебался бы.
– Пропавший наследник – идеален. Не так ли?
Он метнул ей взгляд, словно не понимая. Она отвернулась.
Раздались звуки рогов, ибо была пора продолжить поход. Тело Сагандера небрежно свалили в канаву. Первая ворона уже села в грязь, шевеля головой, рассматривая угощение. Но пир будет кратким, ведь позади армии идут могильщики.
Вороны быстро смелели, но Ренарр уже ничего не видела, проехав дальше. «Потраченная жизнь. Вот так легко».
Через некоторое время, когда впереди открылся край низины, Урусандер бросил ей: – Как скажешь, Ренарр, как скажешь.
Она задумалась, зачем ей всё это.
Тат Лорат ощущала жар ярости, словно лихорадка пылала под кожей. Дюжина выживших из роты мужа наконец добрела до Легиона, принеся весть о катастрофе. Глупец погиб, солдат его резали, как скот. Отрицатели из леса одержали великую победу, но она знала: ненадолго.
"Мы офицеры Легиона, нам дадут имения, земли. Где еще, если не в лесах? Тогда мы вырубим все деревья до последнего, отрицателям будет негде скрыться. Загоним их, словно бешеных бродяг. Я увижу, как с них сдерут шкуры, выдубят, окрасят и перешьют на знамена для домовых клинков.
Хотя... будем честны, он оказался никаким мужем. Слабоумный деревенщина, наслаждался мыслью, что я раздвигаю ноги перед другими... гм, полагаю, бывают пороки куда хуже. Я же сдалась. Оставила попытки пробудить в нем мужество. Поняла, что мне не обидеть его, как ни пытайся.
Измена теряет жало, если жертва остается тупо равнодушной. Он улыбнулся, в первый раз услышав, что я взяла в постель другого. Улыбка язвила – ох, как язвила! Потом стало легче, но мы что-то потеряли. Возбуждение греха, запретной похоти, всё ушло. Мне оставалось лишь баловаться новичками.
Он решил отдать меня Хунну Раалу. Если бы Раал позвал в койку, я пошла бы – держа нож в рукаве. Перережь горло пьяницы, и сейчас мы были бы свободны от него и его магии, от новой тирании.
Лорд Аномандер, не стану мешать, если ты нападешь на Раала. Не буду защищать ублюдка. Мать Тьма, услышь мою молитву, пусть кожа бела, пусть я Лиосан! Дай своему Сыну силы победить магию Хунна Раала. Сделай это, и я отвергну Свет. Вернусь к тебе. Обещаю".
Инфайен Менанд подъехала к ней. – Ошибка в магии, – сказала она. – Тот одноногий ученый мертв.
Тат Лорат лишь хмыкнула.
– Это в ветре, – продолжала Инфайен. – Насилие горько и сладко. Не чувствуете, Тат?
– Нет.
– Ах, трагическая весть о гибели супруга сильно вас ранила.
– Нет времени горевать, – скривила она губы. – Гибель супруга поразила меня. Насилие? Ветер воняет грязью и ничем иным. О, не глядите так дерзко, Инфайен Менанд. Знаю, вы ищете мрачной славы. Наслаждаетесь убийствами, а мне это дело не нравится.
– Неужели вы не слышите наглого хохота отрицателей?
– Отлично слышу, но им придется дождаться моей мести. Месть будет страшной, по заслугам. Закончив, я ощущу удовлетворение, но глаза не заблестят.
– Война – простое дело, – возразила Инфайен Менанд. – Потому я ее и люблю. Избавьтесь от любого стеснения, грядут новые времена, Тат.
– Я всё решу сама, хотя благодарю вас. Знать оскорбляла нас, и сегодня мы дадим ответ. Все они слуги Матери Тьмы, и вина лежит на ней. Те, кого мы встретим в бою, не заслужили смерти.
Инфайен потрясла головой. – Но они умрут. Не время для жалости, для милосердия. Если такие мысли затуманят вашу голову, останетесь на дне долины.
– Буду защищаться, но не более того. – Тат сказала это и поразилась своей решимости. – Слишком легко вы отказались от уважения к тем, что предстанут перед нами. Лорд Аномандер, Драконус, Сильхас Руин. Забыли, как сражались с ними бок о бок? Вот так просто возненавидеть тех, что были вам друзьями? Будьте уверены, я это запомню.
Инфайен засмеялась: – Ты никогда не была мне подругой, Тат Лорат. Не трачу времени на потаскух.
Тат улыбнулась. – Я часто удивлялась...
– Чему?
– Такие, как вы, слишком легко судят.
– Какие это "такие"?
– Рыбьи глаза, боящиеся любви и торопящиеся тыкать пальцем, завидуя моей свободе, моей готовности искать наслаждения.
– Например, посылая дочку по рукам.
– О, вот что вас заботит? Не обманывайтесь Шелтатой, хорошо умеющей притворяться. Она сама просила. Как я могла бы ее остановить?
– Не верю.
«Вполне разумно. Неужели ты думаешь, что я посвящу тебя во все наши секреты? Сама говоришь, мы не подруги». – Думайте что хотите.
Они доехали до долины, когорты смещались с тракта, строясь вдоль гребня; Тат Лорат впервые увидела строй противника на дальней стороне. Там была знать со всеми своими отрядами. Она не вполне верила, что так случится. А вот в центре Легион Хастов. Она щурилась, видя плотные ряды. «Их одурманили? Узники, преступники, они должны быть возбужденными, нервными, испуганными. Должны поднять бунт». Но ряды были неподвижны, лишь три штандарта колыхались над ротами, когда ветер трепал темные полотнища.
Инфайен сказала: – Ветер шепчет обещание...
– Дура! – бросила Тат Лорат. – Это не ветер стонет, это хаст-мечи – смотри, их обнажили!
Тихий стон заполнил воздух, как будто железо познало боль и боль способна подниматься и переплетаться, создавая гобелен. Желая поймать мгновение, связать все души Легиона Хастов. Варез стоял недвижно, чувствуя внутри кружение пустоты, гадая, не есть ли это судьба, очищающая будущее. "Будущее без меня, Вареза из Ямы, труса и глупца. Просто имя на губах выживших, проходящих мимо. Скоро забудут и имя.
Как забыли многих".
Не удивительно, что хастово железо скорбит (ибо это наверняка скорбь, голоса подобны всхлипу перед рыданием). Он ждал, когда же вопль сотрясет руки и ноги, ибо руки уже похолодели, лишившись крови, а ноги подгибаются.
Варез уже надел шлем, как и все товарищи – солдаты. Пластины защелкнулись, закрывая почти весь мир слева и справа, оставляя лишь закругленную щель визора, которая казалась Варезу слишком узкой. Стон железа звучал в ушах, но это казалось холодной близостью. Так остывшая любовница шепчет, обещая лишь печаль.
Страх кружил во внутренней пустоте, ужасаясь скольжению в неведомое. Но паника казалось странно сдержанной, скованной безумным кругом. Некуда было бежать, некуда уйти в толчее тел. Он-то думал, что сумеет улизнуть, остаться среди командиров на некоем пункте наблюдения, очень далеко от места схватки. Но Торас Редоне видит насквозь, водянистые глаза слишком понимающие, память зловеще цепкая. Все подробности при ней. «Откуда это всезнание? Как легко она добралась до сути, и эта улыбка! Она слишком хорошо знает мой разум, пьяная богиня. Ныне она держит меня на ладони и катает второй – очередной комок в ужасной игре».
Он воображал себя сплетением нитей, творением небрежного мастера на ткани судьбы, еще одной жизнью в паноптикуме глупости. Как-то раньше он видел такое на стене, в каком-то захламленном коридоре – яркая искра жизни пролетает мимо, а его краски тускнеют под копотью и пылью, вытканные глаза пропали под слоями десятилетий... веков...
«Что за ритуал устроили ведьмы? Какая истина пленила душу, что принес их адский танец? Вижу ничто. Кружу в ужасе, страшась падения, шагаю круг за кругом в яростной спешке, скользя, качаясь, оборачиваясь и... о боги!»
Железо рыдало, заключенные замерли – ни звука, ни шепота, ни вздоха. А на той стороне долины Легион Урусандера двигался, сплачивая ряды. Блеклые далекие лица, железо отполировано до белизны, но в сумерках кажется костяным.
"Варез из Ямы, о да, сегодня он падет. Так решил пленивший его ткач-художник. Вон тот, в передней шеренге Урусандера. Торас Редоне обещала трусу скорую смерть. Нет ли в том милосердия?
Празек и Датенар? Да, они командуют на флангах. И сейчас – мне донесли – даже они молчаливы. Солдаты-поэты онемели, оглушенные горем железа. О, какой звук! Из шлема пронизывает череп, бунтует в мозгу – нет, не боевой клич! Не обещание славной победы. Гадающие по костям прокляли всех до одного, бедных дураков, самозваных Хастов".
– Но вы не знаете, – шепнул он. – Вас там не было. Ведьмы обещали истину, и мы были на грани. Там, в тот миг. Ощутили. Задрожали пред ней. А железо? Его ужасный скулеж? Да, это звук понимания.
«Железо Хастов скорбит. По нам».
Он поглядел на ряды врагов и ощутил жалость.
Ренарр с Урусандером подъехали туда, где стояли Хунн Раал и капитаны, перед центром Легиона. Она натянула поводья, следя, как Урусандер подъезжает к краю откоса, глядя на противника.
– Они готовы дать бой, – провозгласил Хунн Раал. – Или хотят произвести такое впечатление? Я еще не решил.
Урусандер мельком глянул на Раала и промолчал, возвращая внимание рядам на той стороне низины.
– Вижу знамя лорда Аномандера! – сказала Инфайен Менанд, привстав в стременах. – Он отверг Мать! Смертный Меч, прошу поставить мои силы против него!
Хунн Раал засмеялся: – Как хотите, капитан. Скачите к когорте. Вдохновите их смелой речью. Посулите славу и грабеж. Давайте, Инфайен, возвысим вновь величие рода Менанд!
Та посмотрела недоверчиво, как бы не оценив тона. Развернула коня и ускакала.
Не теряя улыбки, Раал торопливо сделал три глотка из фляги. – Владыка Урусандер, – сказал он, – рад, что вы присоединились. В обычных обстоятельствах я, конечно, положился бы на ваш гений и все такое. Увы, нас ждет не битва умелых маневров. Даже ваша легендарная хитрость, командир, не поможет.
– По-прежнему желаете начать битву с волшебства, Хунн Раал?
– Так точно, владыка. Это уже не гражданская война. Нет, готовы столкнуться две веры. Какой лагерь приготовился лучше? Ну, скоро узнаем.
– А если вашей магии ответят достойно, капитан?
Хунн Раал пожал плечами: – Превратите веру в стену, пусть враг скребется и ломится, отчаянно и неистово ища малейшей щели. Сила воли станет защитой. – Он изогнулся в седле, чтобы видеть Урусандера. – Сомневаетесь во мне, сир?
– Признавшись в сомнениях, я окажусь лежащим в грязи на поле брани?
Хунн Раал дернулся. – Не предвижу вашей скачки в гущу битвы, сир. Если вы поедете туда, всякое может случиться.
– И вина будет лишь на мне.
– Превратите волю свою в стену.
Урусандер ответил не сразу, словно обдумывая всё, что таилось за речами Раала. Наконец он, похоже, отмел сомнения. – Стены могут защищать, но они и ослепляют вас, Хунн Раал. Решили сделать веру синонимом невежества? Если так, буду созерцать битву с великим удовольствием и, дабы успокоить вас, останусь здесь.
Смех Хунна Раала был легким, почти беззаботным. Он махнул рукой, и несколько членов личной стражи двинули коней, фактически окружая Урусандера. – Признаю за вами мужество, сир. Вы обещаете одно, но подозреваю: вы способны поехать туда в одиночку, не ради битвы, но ради переговоров с лордом Аномандером. Ища путь мира, способ завершить битву до начала.
Урусандер помедлил, прежде чем шевельнуть плечами. – Вижу, мир давно не входит в число наших возможностей.
– Не здесь. Не сейчас. Мир, господин мой, лишь оттянет неминуемое. Мы сейчас в силе. Через год каждый капитан будет отстраивать имение и распахивать земли, и мы станем уязвимы. Нам нужна эта битва. Нужна эта победа, ошеломляющая победа. Лишь тогда будет доступен настоящий мир. Еще важнее, – добавил он после паузы, – посадить вас на трон рядом с Матерью Тьмой.
– Итак, я должен сдать командование своим легионом вам, Хунн Раал?
– Ради вашей безопасности, сир. И я лишь замещаю вас.
Золотое сияние окружало офицеров; Ренарр увидела, как подходит жрица Синтара. От нее исходил ослепительный свет. Она шествовала в окружении жриц с яркими фонарями на шестах, и солдаты расступались, сражаясь с нервными лошадьми. Не обращая внимания на суету, Синтара подошла к Раалу, потом мимо, занимая позицию рядом с лордом.
– Отец Свет, – начала она. – Я останусь рядом. Стану щитом против любого волшебства.
– На такое она вполне способна, – кивнул Хунн Раал. И подобрал поводья. – Ну, жалкий день уже гаснет. Пришло время. Капитаны, к когортам. – Он послал коня вперед, на край долины. И спустился по пологому склону.
На противоположной стороне Ренарр различила две фигуры, пешие; они тоже спустились и разделились, заняв положение перед двумя проходами меж главными частями войска.
Это казалось странным способом начать битву. Память вдруг выложила перед мысленным взором сцену: окровавленная девчонка с камнем преследует мальчишку. Ренарр видела, как та догоняет его, швыряет камень обеими руками, круша череп.
А где сейчас шлюхи? Встав в стременах, он озиралась, пока не обнаружила далеко справа неровный ряд шатров. И направилась туда.
«Лишь шлюхи сумеют выбрать лучший пункт наблюдения».
Она клялась оставаться рядом с лордом Урусандером, но это было невозможно. «И что? Он в полной безопасности. Синтара позаботится».
Она прошла полпути к обозу, когда первая волна магии воспламенила сумерки.
Широкая спина коня скрипела под ней, соря пылью и семенами, пролетавшими насквозь травяное брюхо. Сержант Тряпичка тихо выругалась, стараясь не дрожать. Големы из травы и корней, сучков и веток – лошадь мертвее зимы, но шевелятся ноги, голова качается, тракт быстро скользит мимо.
Они мчались к низине Тарн. Т'рисс снова одела необычные доспехи из тростника и травы. Едва ли они защитят от холода, однако Азатеная кажется равнодушной к мелочам. Длинные белокурые волосы давно не знали расчески, став спутанными дикими космами, придавая ей вид безумицы. Тряпичка начала верить, будто клочковатый ореол отражает сумятицу мыслей в голове.
Пещера-убежище осталось далеко позади. Нетерпение Тряпички сумело победить отвлеченное равнодушие Азатенаи. Путешествие стало своего рода согласием; хотя Тряпичка почти ничего не понимала, но сумела уловить достаточно, чтобы ощущать растущую нужду, как будто скоро случится что-то ужасное.
– Скажи снова, – крикнула она, возобновляя атаки на спутанное сознание спутницы, – что такого важного есть в низине Тарн?
– Духи шепчут это слово.
– Да, ты уже сказала.
– Ты знаешь, где это место. Потому мы едем бок о бок.
– Точно. – Тряпичка подумала и сказала: – Видишь ли, Азатеная... Не спорю против идеи о существовании духов. Хотя ни одного не видела. Но есть места, где люди гибли дурной смертью, и они смердят, как бы давно ни случилось убийство. Такой запах ты и унюхала. А твои духи – это что, привидения?
– Твои слова мучают их. Мир стареет. На месте гор остались лишь холмы. Реки изменили русла. Утесы крошатся, леса растут и пропадают. Есть разные виды жизни, иные движутся так медленно, что тебе не заметить. Но если уедешь и вернешься, поймешь: все не так как раньше.
– Как удивительно, – отозвалась сержант. – Но вернемся к духам и привидениям. Видишь ли, я верю, что им нечего сказать, ничего доброго и приятного. Полагаю, это жалкие существа, пойманные на полпути из одного места в другое. Ну, то есть... не хотелось бы следовать советам из этого угла.
– Возвращение, – сказала женщина, – порождает кризис. Точно ли всё изменилось? Реки, леса и старые утесы? Или сменился мир внутри того, кто вернулся? И начинается спор души со скалами, холмами и деревьями. Колдовская ночь так сильна, что уничтожает день. Гнев растет, разочарование копится. Отрицание терзает лихорадкой, и лихорадка родит пламя.
День завершался. Где-то на юге рокотал гром – странное дело для этого сезона. Тряпичка мельком заметила тусклую вспышку, но тяжелые тучи стали лишь темнее. – Какое дело духам до долины Тарн? Что там случится?
– Они говорят о старике в канаве. С ним мальчик, оловянные солдатики сражаются в грязи. Старик бросает жребий. Солдаты умирают. Самая жестокая битва, но рассудок мальчишки не может уловить всех подробностей. Он слышит стоны раненых и умирающих. Видит на лицах страх, боль или горе. А вот старик хохочет при любом выигрыше, хотя слезы текут по впалым щекам.
– Тебе все это духи рассказали?
– Они следят. Ничего иного не могут. Далекие события разбудили их. Они бредут по миру, беспомощные. Время собственной войны еще не пришло.
Первые уколы слякотного дождя ужалили лицо Тряпички. Облака испускали полотнища серебристого ливня и града, косые колонны мели землю. Она ткнула пальцем в южную сторону: – Азатеная, это естественно? Гром и молнии – там, над долиной?
Т'рисс резко остановилась, задирая лицо к небу... и Тряпичка увидела трех драконов – вылетели из прорехи в тучах так низко, что всадницы почувствовали биение ветра от крыльев.
Тряпичка вертела головой, следя за драконами. Они летели к югу, в бурю. Во рту пересохло, грудь сдавило. Она метнула Т'рисс дикий, испуганный взгляд: – Куда мы скачем – прямо в Бездну?
– Слышишь смех? – спросила Азатеная, удивленно поднимая брови. – Мертвецы смеются, хотя плачут. Почему же так? Я удивлена.
– Удивлена? Так тебя! Да что творится, черт!
Т'рисс пожала плечами: – О, Свет и Тьма никогда не любили друг друга. Хуже, чем Земля и Небо. Но любому, кто задумывается, очевидно: правят нами Жизнь и Смерть. Конечно, пока Смерть не забывает себя. Боюсь, это и случилось. Смерть забыла себя. Призраки здесь, еще здесь, ибо не могут отыскать врата. – Она возбужденно потрясла головой. – Какая путаница.
– Что в долине Тарн!?
– Битва. Идет битва. Ее многие ожидали, но немногие желали. Да, говорили, будто не желают, но жажда крови стала заразой, охватившей ваш народ. Вот так.
Выбранившись, Тряпичка развернула коня и, прищурившись, постаралась увидеть юг сквозь дождь и клубящиеся тучи. Вогнала каблуки в бока голема так сильно, что затрещали сучья, но существо прыгнуло вперед, переходя в галоп.
Вскоре Т'рисс догнала ее и повернула прояснившееся лицо. – Не знала, что они могут так быстро! – крикнула она и зашлась хохотом.
– Отстань, лживая ведьма!
Удивление сверкнуло в глазах Азатенаи. – Я никогда не лгала, милая. Я лишь путала тебя. Есть ведь разница, не находишь?
– Зачем?!
– Ну, чтобы сохранить тебе жизнь. Ты мне по нраву, Тряпичка. Я тебя полюбила.
«Бездна подлая, она на меня запала! Вот тупица!»
Т'рисс подвела лошадь совсем близко и сказала: – И признаюсь, что взволнована и полна трепета.
– Как это?
– Те Элайнты, разумеется. Они хуже стервятников.
– Что? Их не призвали?
– Призвали? Милая, надеюсь, что нет!
– Так какого хрена им нужно? Полное трупов поле?
– Не трупов, Тряпичка. Магии. Они питаются магией. Увы, сейчас ее более чем достаточно.
– И чья в том вина?
Т'рисс моргнула. – Ну, полагаю, моя.
– Полагаю, надо тебя убить.
– О, не думай так – ты разорвешь мое сердце! К тому же, если все выйдет из-под контроля, я тебе понадоблюсь.
Тряпичка поглядела на вывернутые бурей тучи, беспрестанные вспышки молний. Услышала слитный гул громов. «Выйдет из-под контроля?»
– И еще, – продолжала Т'рисс, – надеюсь, в самой гуще не появятся новые драконы.
– То есть с тремя ты справишься?
– Нет, конечно. Но если явятся другие, настанет особенная буря, и это будет совсем нехорошо. Но не думай, милая. Давай будем думать о хорошем, да?
– О, я готова, Т'рисс. Поверь!
– Твой тон разрывает сердце!
Тело было полно мучительной боли, покрыто синяками и кровью. Эндест Силанн полз в сторону неподвижного Кедорпула. Пар поднимался над глубокими, избороздившими склон долины ранами. Всё небо содрогалось, черные тучи распадались под ударами ослепительного света. Темнота порвалась на полосы, и вечерний свет струился сквозь них беспрепятственно. Сама наброшенная на страну магия Матери Тьмы была ранена.
Расстояние казалось огромным, словно Эндесту выпала задача проползти через целый мир. Боль накатывала волнами, напоминая обо всех вынесенных атаках. На другом склоне Хунн Раал опустился на колено, повесив голову. Он посылал волну за волной пронизанной Светом, сверкающей магии, что ровняла склоны и терзала почву, словно молотом налетая на священников.
Однако они держались.
До последнего.
Армии по сторонам низины не шевелились. Эндест гадал, что же они видят. Колдовская сила, когда наконец достигла его, подняла над землей, подбросила в воздух, щупальца ядовитого света рвали тело, как испорченный ребенок рвет тряпичную куклу.
Но дальше волна не прошла. Свет и Тьма сцепились в смертном объятии, спиралью вздымаясь к небесам, скручивая облака. Упав на землю, Эндест Силанн сражался, как и Кедорпул в сотне шагов к западу.
А потом налетела последняя волна. Эндест слышал вопль Кедорпула – словно железное лезвие скрипит по камню. Уловил вспышки сквозь вихрь защитных чар – тело Кедорпула взмыло, исторгая ужасающие количества крови, и упало наземь. Вялое, изломанное.
Но Эндест полз к старому другу под взорами тысяч.
Можно извинить. Шок – ужасная сила. Ужас вытягивает силы из плоти и ума. Ничего не остается. Любой выбор невозможен. Мир просто накренился и каждая душа надеется устоять.
«Вот гибель невинности. Мир детства пропал. Порван в клочья. Что дальше? Никто не знает. Но поглядите на меня, извивающегося как змея со сломанной спиной. Я вместо вас, друзья. Вы видели силу, и она уронила нас. Всех и каждого».
Руки цеплялись, истекая густой мутной кровью. Ладони прижимались к изрытой парящейся почве, касались камней. Он ослеплял Ее каждым броском, но это перестало иметь значение. Эндест ощущал близость смерти, а умирающего следует оставить одного.
"Владыки, мы подвели вас. Солдаты Хастов, домовые клинки, мы подвели вас.
Простите.
Но нет! Долой жалость. Мы не справились с кризисом веры. Дикое насилие лишь показало истину, как Хунн Раал – славу Света. Ах, какие жалкие сосуды..."
Он полз, и странная тень нависла сверху. Изогнув голову, он уставился в тяжелые тучи, щурясь – заметил громадные силуэты в просветах. "Любимая, ты там? Отвернись, прошу. Не смотри вниз.
