Текст книги "Стивен Эриксон Падение Света (СИ)"
Автор книги: Карбарн Киницик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 56 страниц)
Хоральт Чив медленно отстранялся от нее.
Улыбка Секарроу была мягкой. – Брат, любящий тебя мужчина боится, что ты будешь ранен. Или убит. Против этого не помогут земли, а деньги покажутся оскорблением души. Он колеблется, ибо отчетливо видит, что может потерять. Ради любви он ничего не будет делать. Возможно, любовь – единственная здравая причина для промедления. – Она обратилась к Рансепту. – Что думаете, кастелян?
Он снова утер нос. – Лучше послушал бы вашу игру.
Снова фыркнув, Хоральт встал. – Не умеет, – буркнул он, уходя за новым кувшином эля и кружками.
Секарроу пожала плечами, извиняясь. – Таланта нет.
– В главном зале начался спор, – сказал Хоральт, возвращаясь и наливая эль в кружки. – Давайте же выпьем и тишине – если нам удастся – оплачем жестокую судьбу конского волоса, дерева и клея.
Рансепт прищурился, рассматривая брата и сестру, и решил: они ему по нраву. Протянул руку за кружкой.
Семья дело горькое, подумалось леди Хиш Тулле при взгляде на дядю, которого она не встречала уже десятки лет. Проклятие отчуждения подобно горящему клейму, если его жертва любит играть во внезапные, нежданные появления, если на лице написано веселое ожидание – словно преступления прошлого могут улечься песком в воде. Едва она завидела долговязого тощего Венеса Тюрейда, отрясавшего снег с шубы в прихожей, как буря вспыхнула в душе со всей возрожденной яростью.
Шаткое перемирие было достигнуто ценой долгих танцев, уклончивых переговоров о фамильных землях и доходах. Впрочем, Хиш Тулла давно поняла, что новая встреча неизбежна. Венес командовал значительной частью ее дом-клинков, а они понадобятся в близкой битве. Нельзя было призвать их, не рискуя дядиным появлением.
Ругая себя, она сделала шаг навстречу. – Венес, ты привел отряд?
– Скрытно размещен неподалеку, миледи. На летних пастбищах, на склоне Истанской гряды. – Он помедлил. – Не будь у меня так много лазутчиков, ожидал бы увидеть тебя рука об руку с новым мужем. Грип Галас, некогда стоявший подле Первого Сына Тьмы. Скорее кинжал, нежели меч, думаю я. Но двор Цитадели всегда был скучным и порочным местом. Ты далеко зашла, милая племянница, чтобы заслужить фавор Аномандера.
– О, дядя Венес, как тебя уязвил еще один мужчина меж нами. Как поживает старая рана, ведь зима выдалась долгой? Каждое утро все еще приветствует тебя болью в рубце? Полагаю, жжение страшное.
– А ты страшно сожалеешь, миледи, что клинок не вошел в нужное место. – Он стащил перчатки и начал озираться. – Остальные?
– В обеденном зале. Мы сочли тебя последним и готовы действовать немедленно.
Улыбка его была жесткой и злой. – Если будет голосование, я против.
– Из принципа.
Он кивнул. – Именно.
– Но твой отряд я получу, ибо это мое право.
– Мои собаки стали волками, миледи. Считай это предупреждением. Что еще важнее, – добавил он, – я буду коверкать любой твой приказ.
– Зайди ко мне в спальню, дядя, я закончу начатое. Чтобы возвестить удовлетворение, приколочу отрезанный петушок на дверь.
Он захохотал, втискивая перчатки за пояс. – Пьяная похоть владела мною в юности, но не сейчас. Что до сожалений прошлого, полагаюсь на твою умеренность.
– О?
– Не будь ты умеренной, Грип Галас уже отыскал бы меня. Кинжал или меч? Первое, полагаю, ведь мастерства с мечом я не утратил за все годы.
– Он тоже.
Пожимая плечами, Венес прошествовал мимо нее. – Дом... холоден как всегда.
Она двинулась вслед за ним в обеденный зал.
Под зловещим взором Рансепта Сакуль взяла кубок и налила вина; потом, кивнув двоим сотрапезникам кастеляна, направилась в обеденный зал.
Огромный камин трещал и плевался искрами, пламя яростно пожирало расколотый ствол сосны. Небольшие жаровни распластались по углам, украшали стороны каждого входа. Свисавшие с крюков на стенах и с балок потолка лампы делали дымный воздух янтарным. Мгновение Сакуль искала взглядом Ребрышко среди дюжины слонявшихся туда-сюда псов, но вспомнила, ощутив укол боли, что зверь пропал.
Хорошо хоть не умер. "Мальчик Орфанталь. Они теперь в Цитадели. Хотелось бы мне забрать его под крыло. Научить незаметности. И его откровенное восхищение было мне вовсе не противно. Столь многое можно было бы сделать...
И еще можно. Мы поклялись друг другу, а Орфанталь не из тех, что легко отказываются от обетов. Будущие союзы сулят сладкие удовольствия нам, шагающим по залам власти".
На стол поставили кальяны, добавившие остроты горькому дыму камина и кислому запаху пролитого вина. Сакуль подобралась ближе, следя за гончим псом, спутником лорда Баэска из Дома Хеллад. Зверь казался старым и седым, как и хозяин, но заметившие ее глаза были острыми.
Леди Манелле говорила, словно отчаянно защищая себя: – Измена Инфайен – дело семейное, и о дочери ее нужно думать не лучше – никто из нас не видел Менандору после инвеституры Матери Тьмы.
– Инфайен обеспечит вашу опалу, если Легион победит, – дребезжащим голоском сказал лорд Тревок из Дома Мишарн. Шрам на шее от левого уха до грудины был бледным, оттого что по нему текла влага – старик потел даже на холоде. – Урусандер заменит нас всех меньшими кузенами и тому подобными – всеми теми, что были настроены против своего класса и охотно примкнули к его стаду на войне...
– Потому что, – отрезала леди Раэлле из Дома Сенгара, – воды были вовсе не чисты. Давайте попросту примем, что битва заставит родных драться на разных сторонах. Каков бы ни был исход, знать потеряет многих членов, ослабив грядущие поколения.
Сакуль подошла к псу поближе, улыбнувшись ему. Пес тихо махал хвостом.
Ванут Дегалла чуть повернулся к женщине рядом. – Ваши предложения, Раэлле?
– Вот они. Если мы должны ослабеть, враг должен ослабеть сильнее. Урусандера и его легион нужно сломить. То есть обеспечить смерть Хунна Раала, Тат Лорат и Халлида Беханна. Инфайен Менанд тоже. – Она откинулась всем изящным телом, руками отводя волосы от лица, так что они рассыпались по плечам. – В таком собрании, Манелле, неверные аристократы перестают быть делом семьи.
Дегалла опустил трубку кальяна и коснулся руки Раэлле. – Дорогая, мы знаем: вы оплакиваете гибель супруга, вы одержимы желанием видеть Раала поверженным. Уверяю, на вашем месте я ощущал бы то же самое. Но слишком многое смутно относительно Илгаста Ренда – что он там делал, как взял командование Хранителями в отсутствие Калата, почему решил бросить вызов Легиону, не обеспечив себе поддержки. Даже полководец может погибнуть в бою...
– Он не погиб в бою, – натянуто сказала Раэлле, полуприкрытыми глазами смотря на мужскую руку на своем запястье. – Его обезглавил Хунн Раал.
Поглядев на жену Ванута Дегаллы, Сакуль заметила бледность темного лица Силлебанас, плотно поджатые губы.
Дегалла отвел руку, всем видом показывая: то был знак утешения. Снова схватился за мундштук. – Я слышал те же сплетни, Раэлле.
– Не просто сплетни, Ванут. Я говорю о том, что было. Выкручиваете руки Урусандеру, тогда как заботиться нужно о Хунне Раале. Говорят, он добрался до магии...
– Болтовня о волшебниках – отвлекающий маневр, – хрипло сказал Тревок. – Оставим Раалу эти заклинания и фокусы. Урусандеру нельзя позволить взойти на престол. Срубите голову и зверь умрет. Смерть Урусандера заставит Раала сбежать из Харкенаса, все его злодейские приверженцы рванутся следом, поджимая хвосты.
– Не думаю, – ответил Дретденан, и тихий голос легко пробился сквозь распаленные реплики. Все ставились на него. Откашлявшись, невысокий мужчина продолжал: – Хунн Раал из рода Иссгин. Если Урусандер будет мертв, он предъявит свои права. На престол. Да, полагаю, он рад был бы слышать наши кровожадные речи против Урусандера. – Дретденан адресовал лорду Тревоку усталую улыбку. – Ты, старый друг, не можешь простить Урусандеру неудачу в защите твоей семьи. Тогда, в Год Набегов. Хунн Раал знает об этом не хуже всех и наверняка лелеет надежду на возрождение среди нас сходных чувств. Не только на тебя, Тревок, но и на Манелле и Хедега Младшего, которые винят Урусандера в измене Инфайен. – Он взмахнул рукой. – Пока что Раэлле оказывается практически одинокой, именуя Раала реальной угрозой.
– Едва ли, – фыркнула Манелле. – Хунн Раал соблазняет мужчин и женщин, шепчет о прощении, посылает пьяные улыбки и дает дикие обещания. Лорд Дретденан отлично видит угрозу Раала.
– Смею предположить, – решила подать голос сидевшая во главе стола Хиш Тулла, – что никто здесь не глуп, чтобы игнорировать Хунна Раала. Но тогда мы должны помнить и об угрозе верховной жрицы Синтары, желающей покончить с доминированием Матери Тьмы. Те, что верят, будто две силы смогут достичь долгого равновесия, избавив нас от привычной преданности одному властителю, совсем не знают истории.
Дегалла зашипел, выпустив толстую струю дыма. – Леди Хиш Тулла, мы здесь ищем единения знати. Оставим матери ее заботы, оставим ей драгоценного Первенца и Дом Пурейк.
Венес Тюрейд со стуком опустил кубок, успев выпить до дна, и подал голос: – Моя племянница желает свить в одну струну все благородные жилы, послать стрелы во всех врагов. Но мы боимся даже перечислить их. Что толку в привилегированном положении, если столь немногие готовы нам кланяться?
Хиш Тулла выпрямила спину, не сводя взгляда с Ванута. Она решила не обращать внимания на дядю. – Ванут, предметом нашей беседы должна быть и роль уважаемого Дома Пурейк в защите не Матери Тьмы, но всего Харкенаса. Урусандер низложит знать, отнимет наши имения. Родичи наши в его рядах будут возвышены, станут главами семейств.
– Тогда где представители Пурейков в этом зале?
– Они там, где должны быть. В Цитадели!
Ванут безрадостно улыбнулся. – Не совсем верно, Хиш Тулла, и вы это отлично знаете. Первый Сын? Блуждает в лесах. Брат его Андарист? Скрылся в пещеру со своим горем. Нет, один Сильхас Руин остался в Цитадели, белокожий и деятельно ослабляющий офицерский корпус брата. Кто остался над дом-клинками, кроме самого Сильхаса? Келларас? Да, отличный воин, но спина его ныне покрыта шрамами оскорблений Руина. – Он яростно затянулся трубкой. – У всех есть шпионы в Цитадели. Так пусть никто не изображает удивления.
– Белокожий? – спросила Хиш Тулла обманчиво спокойным тоном.
Венес Тюрейд фыркнул и потянулся за кувшином вина.
Пожимая плечами, Ванут отвел глаза. – По крайней мере он неуязвим для благословения Матери. Да, можно заподозрить и самого Аномандера, у него белые волосы. Лишь третий, младший из братьев остался внешне чистым. – Брови его поднялись. – И что мы можем заключить?
Повисло молчание. Наконец Баэск завозился в кресле. – Вопрос остается. Мы собираемся защищать Харкенас и все, чем дорожим, или мы сдаемся Урусандеру, Хунну Раалу и верховной жрице, и трем тысячам алчных солдат?
– Слишком просто, – мурлыкнул Ванут. – Есть и другой выбор.
– О?
– Верно, Баэск, и вы можете горячо его одобрить, ведь у вас двое сыновей с неясным будущим. У нас есть возможность... потянуть время. Как скоро алчные солдаты начнут драться меж собой? Как скоро заключенные союзы породят кровную вражду? Да, скоро ли Хунн Раал потребует возрождения славного Дома Иссгин? – Он резко встал и обратился к Хиш Тулле: – Не поймите неправильно, многоуважаемая хозяйка. Я тоже полагаю, что мы должны собрать домовых клинков в день битвы и защитить Харкенас, если будет необходимо. Я лишь предлагаю распределить ресурсы. Установить место, в котором войска соберутся вновь, пополнят припасы и начнут кампанию более долгую и хитрую.
– Отдать второй трон, – сказала Эгис, – только чтобы подточить его шаткие ножки.
Ванут Дегалла пожал плечами. – Урусандер ждет от битвы решения всех вопросов. Я предлагаю, если дело дойдет до этого, сделать последующий "мир" кровавым.
Вставшая в тени между двух фонарей Сакуль Анкаду видела, как лицо леди Хиш покрывает пепел смертельного ужаса. Ванут безжалостно продолжал: – Какой-то Дом здесь отказывается от присутствия на битве?
Никто не отозвался.
– Все ли пошлют домовых клинков в бой? – спросил Дретденан, тусклые глаза сфокусировались на Вануте, словно пытаясь проникнуть за безмятежное выражение его лица. – Склонен считать, что сейчас молчание не равно ответу.
Тревок спросил: – Кто будет командовать Домом Пурейк – домовыми клинками самой Матери Тьмы?
– Это важно? – взвился Ванут. – По традиции каждый командует своими, верно? Что до места битвы, низина Тарн дает мало возможностей для хитрых тактик. Нет, битва будет прямой.
– Лорд Аномандер примет командование, – сказала Хиш Тулла.
– По благословению Матери? – спросила Манелле.
– Она никого не благословит.
– Как и предложенный брак, – прорычал Хедег Младший.
– Отложим эту тему в сторону, – предложил Ванут Дегалла. – Она не имеет влияния на саму битву – вы не согласны, Хиш Тулла? Если командовать будет Аномандер, он будет драться.
– Разумеется, – воскликнула леди Хиш. Губы ее были странно бледными.
– Вы посеяли смуту, Ванут, – нахмурилась леди Эгис. – Только чтобы отмести всё прочь?
Снова садясь и наливая вина, Ванут вздохнул и отозвался: – Нужно было... проветрить все места разногласий.
Сакуль заметила внезапную гримасу леди Манелле, вспышку нескрываемой ярости к Дегалле.
"Никто здесь не назовет соседа другом.
Они будут отчаянно защищать и сохранять нечто мерзкое и жестокое. Свои позиции, положение в иерархии. Ведут вечные войны против сородичей, и хотят их продолжать – без помех со стороны выскочек, невоспитанных и не умеющих красиво говорить.
Удивляться ли, что Мать Тьма не благословляет их?"
Она и забыла про кубок в руке, выпив лишь сейчас. Почти все за столом пили с той же жадностью. «Решение принято. Не консенсус, даже не иллюзия оного. Вот как играет этот народ». Охотничий пес сел у ноги, положив морду на пол.
"Я мечтаю о магии своих рук. Мечтаю вычистить весь мир.
Паразиты расплодились и ох, как приятно было бы видеть их гибель. Ни уголка для укрытия, ни одной глубокой норы".
Допив, она оперлась о стену и позволила глазам зарыться. Вообразила сияние какого-то неведомого, но вечно зовущего дня. А у ног спал злобный пес.
– Я отправлюсь в любимую комнату, – сказала Сендалат Друкорлат, и глаза ее странно сияли в темноте кареты. – В башне, самой высокой башне цитадели.
Стискивая в руках тяжелое дитя, Вренек кивнул сидевшей напротив женщине и улыбнулся. Сломленные взрослые часто ведут себя подобно детям; он мог только гадать, что же ломается в их головах. Бежать в детство означает искать в прошлом что-то простое, хотя лично, будучи еще ребенком, не находил в жизни никакой простоты.
– Я знала однорукого мужчину, – продолжала Сендалат. – Он оставлял мне камешки в условленном месте. Оставлял камешки, как оставил мальчика. Ты ведь знаешь его, Вренек. Его назвали Орфанталь. Я отослала его с выдуманной историей, чтобы никто не знал. Да мало это принесло пользы. Вот чем мужчины занимаются с женщинами в густой траве.
Сидевшая около Вренека хронист Сорка кашлянула и потянулась за трубкой. – Воспоминания, кои лучше держать при себе, миледи, в такой компании. – Она начала набивать чашу трубки прессованным ржавым листом.
Снаружи в качающуюся, накренившуюся карету неслось тяжелое дыхание – домовые клинки налегали плечами на колеса, толкая повозку сквозь смешанный с глиной снег. Боевые кони бесились в плохо прилаженных ярмах, и все споры прошлой ночи, когда волов забили на мясо, вспомнились Вренеку. Мастер-конюший бранил упрямых скакунов, но в голосе его слышались слезы.
– Она назвала меня ребенком, когда я родила Орфанталя, – сказала Сендалат Сорке. – У ребенка уже ребенок.
– Тем не менее. – Полетели искры, дым просочился, расцвел и улетел в щель окна.
– Капитан Айвис раздел меня.
Сорка закашлялась. – Извините?
Вренек поглядел в личико девочки, так сладко сопящей в меховой пеленке. Так мало времени прошло, так редко мать давала ей титьку, чтобы успокоить голод, но Корлат стала вдвое тяжелее – или так говорит лекарь Прок. Она снова спала, лицо черней чернил, волосы уже длинные и густые.
– Было так жарко, – не унималась Сендалат. – А его руки на мне... такие нежные...
– Миледи, умоляю – сменим тему.
– Тут ничего не поделаешь. Потребности, понятные всем вокруг. Комната безопасна, единственное безопасное место в мире, вверх по ступеням – шлеп, шлеп, шлеп босые ноги! Вверх и вверх, к черной двери и бронзовому кольцу, и внутрь! Скрыть засов, беги к окну! Вниз и вниз стремятся глаза, к народу на мосту, к черной-черной воде!
Корлат мягко пошевелилась в его руках и снова затихла.
– Лорд Аномандер тогда был смелее, – произнесла Сендалат суровым тоном.
Сорка хмыкнула. – Волшебство может ослабить самых лучших, миледи. Не Азатенай ли остановил его руку? Зря вы вините Первого Сына.
– Вверх в башню, там мы будем безопасны, туда не доберется пламя.
Корлат открыла глазки и поглядела в глаза Вренека, и он почувствовал, что его лицо краснеет. Эти глаза, такие большие, такие темные и понимающие, всегда вызывали в нем потрясение. – Миледи, она проснулась. Возьмете?
Глаза Сендалат потускнели. – Она еще не готова.
– Миледи?
– Взять меч в руку. Поклясться его защищать. Моего сына, единственного сына. Я сковываю ее нерушимыми цепями. Вовек нерушимыми.
Гнев в ее взоре заставил Вренека отвернуться. Сорка постучала трубкой по раме окошка, перетрясая остатки листа, и начала дымить, иногда обдавая и Вренека.
Голова кружилась. Взглянув на Корлат сквозь клубы дыма, он увидел улыбку.
Прислуга и отряд дом-клинков Драконуса составили дезорганизованную и жалкую свиту Сына Тьмы и Азатеная. Поезд медленно продвигался на юг по харкенасской дороге. Капитан Айвис сражался с чувством стыда: казалось, личные проблемы его товарищей внезапно и жестоко вытащены на свет, на всеобщее обозрение. Переполненная повозка и два фургона с провизией и вещами представали караваном беженцев. Лошади бунтовали в упряжи, дом-клинки ругались, спотыкаясь в попытках продвигать фургоны сквозь снег и грязь. В пути раздавались – если раздавались вообще – лишь резкие, дерзкие и отдающие горечью слова.
Сумрак сгущался. Окруженный недовольными, Айвис боролся с унынием. Прикосновение огня осталось под кожей: теплота, до ужаса соблазнительная и мощная. «Она была Азатенаей, сказал Каладан Бруд. Его родня, сестра и мать Бегущих-за-Псами. Олар Этиль. Что она сделала со мной?»
Он щурился, глядя в спины Аномандеру и его здоровенному спутнику. Те беседовали, но тихо – капитан не улавливал ничего. "Милорд, нас затопило чужаками, и вздымающиеся воды холодны. Гражданская война стала призывом, и мы заражены алчными нуждами пришельцев. Они смотрят с презрением, разрушая все наши дела, только чтобы навязать нам чуждые цели. Их запах повсюду. Теперь любое желание кажется напрасным, порочным в самой сердцевине.
Я выслежу тебя, Олар Этиль. И тебя, Каладан Бруд. Пойду походом на прошлое, помешаю прибытию Т'рисс и ее отравленных даров. Вас не звали. Никого. Вы, боги лесов, рек и скал, дерев и неба – уходите прочь!
Не хочу видеть, как мы показываем пальцами на других, обвиняя в своих грехах. Но так будет. Уверен. Лицо стыда – никогда не свое лицо".
– Капитан.
Он увидел стража ворот Ялада рядом – фигура в обгорелом плаще, на лице еще видны ожоги. – Чего?
Младший мужчина чуть вздрогнул и отвел глаза. – Сир. Вы... вы думаете, они мертвы?
Айвис молчал.
Кашлянув, Ялад добавил: – Клинки страшатся... возмездия.
– Они не вернутся, – рявкнул Айвис. – А если и вернутся, то на них нападал Каладан Бруд, а не мы с тобой. Да и какой у нас был выбор? Они перебили бы всех. – Но, еще не закончив, он вспомнил о тайном желании, снедавшем его целые месяцы – увидеть, как Дом сгорит с обеими дочерями внутри.
"Бездна побери, она, должно быть, коснулась души задолго до той ночи. Ее огонь незаметно курился, питая во мне худшее.
Нами всеми манипулировали? Всей гражданской войной? Может быть, виновных поистине надо искать не среди нас..."
– Сир, я имел в виду лорда Драконуса.
Айвис вздрогнул. Нахмурился. – На вас не падет ничего, Ялад. Будьте уверены. Я предстану перед лордом один. Возьму всю ответственность.
– При всем уважении, сир, мы не согласны. Никто из нас.
– Тогда вы глупы.
– Сир, что случилось с леди Сендалат?
– Она сломлена.
– Но... то, другое? Дитя...
Айвис покачал головой: – Хватит. Не будем говорить о нем.
Кивнув, Ялад отстал, оставив Айвиса наедине с думами. Увы, это было не очень кстати. "Ребенок не заслужил порицания. Конечно же, среди всех новорожденные – самые невинные. Нет такой вины, чтобы пристала к ней. Как, полагаю, и к не желавшей того матери.
Ах, Сендалат, ты стала самой оскорбленной из заложниц, твоя участь жжет нам глаза, насмехаясь над обетами защитить тебя. Вина на мне, я был вместо лорда Драконуса, и я не раз, не два подвел тебя.
У новоявленного колдовства торчит член насильника, его наглые нужды отвергают милосердие. Нужда коронована и носит роскошные наряды, и слава ее в полной свободе, и власть ее возвещена криком нежданного ребенка.
Что за дух, вызволенный пламенем из всех цепей, повалил тебя на каменный пол? Каладан Бруд не дает ответов. Но в душе Азатеная пылает негодование. Хотелось бы знать, на кого. Хотелось бы узнать имя".
Случившееся с Сендалат в Оплоте Драконс было куда хуже учиненного над самим Айвисом. Он точно знал, что дух огня, богиня Олар Этиль не взяла на себя активной роли в участи Сендалат. И все же... "Чую злую радость. Во всем этом что-то непонятное, древнее, что-то полное старых ран и давних измен.
Всех нас жестоко использовали". Так, с мучительной неизбежностью, мысли его вернулись к собственной беспомощности. Взгляд снова упал на широкую спину Каладана Бруда. "Дурацкие Азатенаи. Третесь меж нами, однако мы ощущаем ваше презрение. Но однажды мы восстанем против мучений и вы познаете гнев Тисте. Как познали его Джеларканы и Форулканы.
Лорд Аномандер, не дай глупцам соблазнить себя".
Сейчас они в темноте, поглощены неизмеримой властью Матери. Слепота и равнодушие, что за странная вера. Слабое нездешнее свечение свежего снега чуть показывает дорогу, манит в последний лес. Затем пойдут просторы предместий Премудрого Града. Два – три дня до северных ворот.
Ялад вернулся. – Сир, разведчики с востока докладывают о птицах.
– О птицах?
– Много, много птиц.
– Далеко?
– Около трети лиги, сир. Говорят также, что на снегу среди деревьев есть многочисленные следы.
– Куда они ведут?
– В разных направлениях.
– Хорошо, выбери взвод и вышли в ту сторону. Я поговорю с лордом Аномандером, потом приду к тебе.
Кивнув, Ялад отошел. Айвис же поспешил вперед, – Милорд!
Аномандер и Каладан остановились, обернувшись.
– Тут было побоище, лорд, – сказал Айвис. На восток, треть лиги.
– Хотите расследовать?
– Да, милорд.
– Я с вами.
Айвис замялся, оглядываясь на повозку.
– Пусть остальные дом-клинки готовят лагерь, капитан, – велел Аномандер, отрясая плащ и поправляя пояс. – Охранительный периметр, дозоры.
– Да, сир.
– Возможно, какие-то роты Легиона ищут фураж или гоняют отрицателей, – сказал Аномандер, хмуро глядя на ряды горелых деревьев у восточной опушки. Он тоже колебался. – Я хотел бы, чтобы ты остался у костров, Великий Каменщик.
– Как пожелаешь, – хмыкнул Каладан. – Но кровь на земле застыла, вы не найдете живых среди трупов.
– Давно это было?
– Несколько дней назад.
– За нами наблюдают?
– Забавный вопрос. Нет, прямо сейчас никто не следит за нами из того леса.
– А из другого?
– Первый Сын, если бы мы ощущали чей-то немигающий взор от рождения до смерти, что бы изменилось?
Аномандер нахмурился. – Лучше нам представлять такого наблюдателя, существует он или нет.
– Как так?
– Я стою на том, что свидетель существует, его взгляд не дрожит, его ничем не обмануть. Но мы, стараясь притворяться, оказываем ему мало уважения.
– И что же это за наблюдатель?
– Никто иной, как история.
– Ты призываешь судию равнодушного, уязвимого перед фальсификациями задним числом.
Аномандер не ответил Азатенаю, сделав знак Айвису. – Найдем же место боя, капитан.
Они пошли к Яладу и собранному им взводу. Оружие было наготове, но сквозь пелену мрака Айвис едва мог различить лица, лишь слабо блестели глаза. – Благодарю, страж ворот. Оставайся здесь и береги лагерь. Азатенай намекает, что мы вне опасности, но я хочу, чтобы ты был бдителен. Дозоры и периметр.
– Слушаюсь, сир. – Ялад подозвал одного из дом-клинков. – Газзан, тот разведчик, что заметил птиц, сир.
– Отличная зоркость в такой темноте, – сказал Айвис молодому мужчине.
– Сначала я их услышал, сир. Но странно, что они летают, как будто вокруг не ночь.
Лорд Аномандер чуть запнулся. – Вы говорите, сир, что твари ведут себя, словно еще день.
– Да, милорд. Чуть позже полудня.
– Возможно, – ввернул Айвис, – Мать Тьма благословила все живое в своем королевстве таким сомнительным даром.
Кивнув, Газзан повел их в лес.
«Взгляд над нами. История это или нет, все равно ползут мурашки по коже» . – Милорд.
– Давай, капитан. Вижу твое раздражение.
– То, что Азатенаи теперь среди нас... меня это тревожит.
– Подозреваю, Айвис, – сказал Аномандер чуть слышно, – что они всегда были среди нас. Почти всегда незаметно. Именно их махинации заставляли нас кружиться и бродить, словно слепых дураков.
Эта идея потрясла Айвиса. Он провел пальцами сквозь бороду, ощутив под ногтями кристаллики льда, и плюнул. – Лучше бы нам обратиться против них, милорд, если ваши слова – правда.
– Слишком много врагов, – возразил Аномандер, словно позабавленный.
– Крепость моего владыки в руинах, – прорычал Айвис. – Древнее здание, родовое гнездо порушено за одну ночь. Не было иного способа разобраться с дочками? Пламя и дым, рушатся стены, а водоворот магии заставил меня бояться будущего.
Аномандер вздохнул. – Именно, Айвис. Но разве не я подначил его? Вся вина на мне, капитан, и я так и скажу вашему лорду.
– Вы отвергаете опасность Зависти и Злобы?
– Но к этому приводит нас здравое размышление. Пусть они сильны, разум их еще детский. Волшебство и точно добавило остроты когтям их порывов: урок, который мы обязаны учесть, ведь ребенок таится в каждом. По правде, старый друг, я предвижу ослабление, приведение угрозы в вид более цивилизованный. – Он потряс головой. – Жестокая была ночь, отзвуки до сих пор потрясают меня.
– Волшебство, милорд, не знает тонкостей.
– Как любая сила, не ведающая ограничений. Тут, Айвис, ты вонзаешь острие ножа в сердце моих страхов. Я презираю использование кулака, если лаской можно добиться большего.
– Азатенаи смотрят по-иному, милорд.
– Похоже. Но Т'рисс просто коснулась... а погляди на последствия. Я подумал, – сказал Аномандер с горьким смехом, – верность и преданность могли бы избавить меня от серебряной полосы, но она желала поставить меня в стороне, и придется с этим мириться.
– Там был дух, милорд. В пламени...
– Бруд говорил о ней, верно. Олар Этиль, матрона Бегущих-за-Псами.
– Азатеная.
– Если это звание что-то означает, да.
– Она предлагает экстаз разрушения, милорд.
– Как могло бы любое существо огня.
– И вожделение, – добавил Айвис. – Вы говорите о мягкости, но мне приходится жить с проклятием ее ласк.
Впереди деревья стали реже, обозначая поляну. Карканье и щелканье воронов неслось со всех голых сучьев, черные силуэты плясали на потемневшем насте, прыгали по неподвижным телам. В холодном воздухе повис запах рвоты и дерьма.
Молча приблизившись, они оказались на краю поляны, увидели десятки тел, почти все раздеты донага, плоть стала черной, раны и ссадины не закрылись и несут по краям ободки инея.
– Кожа обманывает, – заметил Айвис. – Это были Лиосан.
– Бегущие Лиосан, сир, – добавил Газзан. – Их били в спины, на бегу. Топоры, копья и стрелы. Их разбили, сир, обратили в отступление.
– Отрицатели, – буркнул кто-то из отряда, – отрастили зубы.
– Или монахи вернулись наконец к пастве, – сказал Айвис. – Но стрелы... Ничего благородного.
Вздох Аномандера превратился в призрачный плюмаж, рассеявшийся над поляной. – Знать так предана Легиону, даже если солдаты резали поселян в лесах?
– Преступление требует...
– Преступление, сир? Так мы разделяем кровь на руках? Одна сторона права, на другой – сплошные негодяи? Скорее хватайте мечи, чтобы не забыть различие! Уничтожим врага, не отводя глаз! Но я скажу тебе: острый взор истории не дает отводить глаза, не сулит слов прощения, не любит семантических уловок. Запомни увиденное, капитан, и оставь суждения на промерзшей почве. Жизнь имеет право защищать себя, будь то зубами, ногтями или стрелами.
– Значит, ответим на зверство зверством, милорд. Как быстро мы опустились до уровня дикарей!
Аномандер пренебрежительно махнул рукой: – Лучше видеть истину незамутненным взором, капитан, видеть собственное падение. – Глаза его пылали огнем, но лицо не исказилось гневом. – Мы с тобой видели войну в лицо. Мы убивали и погибали, и дикость была нам любовницей, шла шаг в шаг с нашим неутомимым наступлением. Станешь отрицать?
– Повод был верным...
– Твоя рука хоть раз останавливалась?
– Почему бы, милорд?!
– Да, почему бы? – Он повернулся спиной к поляне и трупам. – Почему бы, когда правосудие служит дикарям? Когда повод оправдывает преступление? Оправдывает? Скорее освящает. Мне уже кажется, возвышение священства было связано лишь с необходимостью благословлять убийства. Жрецы, короли, воеводы, знать. И, разумеется, железный кулак офицерства. – Он оглянулся. – Что ж, благословим поле брани. Жрецов нет, так что поработаем за богов. Благослови все, Айвис, ради мира, в котором более нет преступления в убийстве.
Потрясенный Айвис отступил. – Милорд, вы внушаете отчаяние.
– Я внушаю? Бездна подлая, Айвис. Я лишь высекаю надпись словами, коих мы не хотим слышать. Если гонец приносит дурные вести, он ли виноват?
Он прошел мимо Айвиса назад, к лагерю у дороги. Айвис велел взводу следовать. Сам стоял и молча смотрел на солдат, потом, бросив последний взор на поляну и галдящих ее хранителей, пошел последним.
«Мы уже не различаем. Так он говорит. Поле боя за спиной говорит то же самое. И если в сердце горелого леса богиня медленно провисает на кольях... этого преступления не заметит сама история».
Было бы заблуждением думать, что дикий лес полон богатств, позволяющих набивать живот досыта. Даже в отсутствие волков и котов олени и лоси могут вымирать от голода. Шаренас Анкаду успела понять смысл сезонных охот отрицателей. Нужно добыть пищу, выкопать погреба, прокоптить и засолить мясо, сложить запасы. В этом привязанном к времени года мире одиночная семья напрягает все силы, любые связи становятся хрупкими и напряженными.
Стоны пустого желудка не утешить рассуждениями о знатности рода и чести. Покорившись примитивным нуждам, стоит забыть о гордости. Она горько вспоминала болтовню родственников, ностальгию по более простым дням, когда чистота означала глубокую пахоту или погоню за богатой дичью. Они твердили, будто кровь помнит прошлые жизни, и каждая была образцом добродетелей. Но время не обманешь. Благородное лицо с обагренными губами, стертые руки, грязь и заусеницы под ногтями, рваные меха и потрепанная куртка, отупелый стеклянный взгляд (как часто такое выражение принимают за спесь!) – все это не память прошлого, но день нынешний. Она сравнялась с жителями лесов, с изгоями в холмах и пещерах.
