Текст книги "Стивен Эриксон Падение Света (СИ)"

И посмотри, что они устроили, наши несчастные сородичи – лесовики. Если знать облачилась в скорбные одежды – знайте, времени для траура уже нет".

Она проходила мимо трупов. Узнавала некоторые лица, хотя смерть исказила привычные черты. Почти все стрелы вырезали из ран, наконечники забрали, лишь древки валялись рядом. За неровной линией убитых солдат начались другие, застигнутые в бегстве. Пути отчаянного спасения было легко предсказать.

Рота Халлида Беханна, приведенная сюда самой Шаренас.

«Вот урок, любимый, но я не решаюсь его обсуждать. Лучше отвести глаза. Я стала еще одной вороной на пире стервятников. Блеск железного клюва, еще немного плоти, чтобы усмирить голод. А бусинки черных глаз оценивают с веток новую соперницу».

Она услышала шум и повернулась.

Они подкрались незаметно и были в двух десятках шагов. Шаренас подбросила нож в руке, глядя на чужаков. Потом прищурилась. «Ба, он вовсе не чужак». – Грип Галас, – начала она, и голос оказался хриплым. – Супружеская измена, вот как? Женщина с тобой вполне ничего, но против Хиш Туллы? Возраст притупил твое зрение, да и разум.

– Шаренас Анкаду?

– Сомневаешься, кто стоит пред тобой? Не я ли наносила визит в ваше зимнее гнездышко? Не я ли ежилась под мехами в непрогретой келье, которую вы звали гостиной?

Женщина резко скривилась. – Если зажечь камин, комната быстро прогрелась бы.

Шаренас прищурилась. – Ах да. Это ты. – Указала острием ножа на тела вокруг. – Ищете старых друзей?

– Если и так, – отозвался Грип, – то ради совсем иной цели, чем вы.

– Лес недружелюбен.

– Полагаю, уже довольно давно, Шаренас Анкаду.

– Я дезертир. Убийца товарищей, офицеров и многих солдат. Они гнались за мной.

– Тут была битва, не засада, – подала голос женщина.

– Вдовцы, коим нечего было терять. Но привкус крови на языках вызвал нарастающую жажду.

– У них или у вас?

Шаренас покосилась на женщину. – Пелк. Прежде из свиты Урусандера. Тебе всегда было нечего сказать.

– Посылать солдат на бой и смерть – тут много слов не нужно, капитан. Сами знаете.

– Ты была наставницей. Мастером оружия.

– Я делала то, что нужно для армии. – Пелк подошла ближе, глаза озирали примерзшие к земле, скорченные трупы. – Делала всех вас сиротами и показывала титьки последней оставшейся матери. По имени Война.

Слова заставили Шаренас задрожать – впервые за много недель она поняла, как продрогла. – Я еще не решила вашу участь, так что не подходи. И осторожнее, я ныне волшебница.

– Обоссаться можно, – сказала Пелк. – Выглядите голодной. И грязной, и вонючей.

– Они охотились за вами? Что за рота? – спросил Грип Галас.

– Халлида Беханна. Если он не умер, жаль. – Шаренас помолчала. – Я готова была перерезать всех прямо в проклятых палатках, но пошла за Эстелой и ее бесполезным мужем. И за Серап Иссгин. Потом время вышло.

– И кто дал вам такое задание, капитан?

Шаренас всмотрелась в спокойное лицо Пелк, озадаченная вопросом. – Урусандер.

– Отдал приказ?

– Показал свою никчемность.

– А эти?

– Отрицатели, Пелк. Неужели не очевидно? – Она ухмыльнулась Грипу Галасу. -Драгоценные легионеры, столь хорошо выученные и отточенные мастером оружия Пелк. Их загоняли, как диких зверей.

Грип отозвался: – У нас есть еда, капитан.

– У меня тоже.

– Тогда выбирать вам. Пируйте здесь или вернитесь к цивилизации.

Смех превратился в кашель, она раскинула руки, обнимая поле битвы. – Да! Вот цивилизация! Раздень меня, вымой, одень и смажь все пряжки на доспехах, и отполируй меч, и о! я смогу маршировать вместе с вами. Уже не сирота, верно, Пелк?

– Лучше чем то, что сейчас. Или вы действительно пристрастились к плоти Тисте?

– Как мы все? О, знаю, мое преступление – в отсутствии тонкости. Нет, валите прочь с набитыми животами. Мне плевать, какая миссия завела вас в лес, да и отрицатели вас не спросят. Ждите приветственных стрел, но умоляю, оставьте изумленные взоры им. Не мне.

Она согнулась, вырезая большой шмат мороженого мяса с женского бедра.

На деревьях вороны завопили в негодовании.

Махнув рукой, Грип повел Пелк налево, к западу. Там близко дорога. Наверное, они думают, там безопаснее.

«Ну, любимый, я соглашусь: если не безопаснее, то цивилизованнее. Можно скакать туда и сюда по делам великой важности. Достаточно ли сознания собственной значительности, чтобы отклонить летящую стрелу? Ну, скоро увидим. Милый мой, я достигла столь благородного состояния, что честь походит вкусом на сырое мясо».

Удовлетворившись куском в левой руке, она двинулась в противоположном направлении.

Грип вздохнул, тяжко и хрипло. – Мы видели будущее, Пелк?

– Тоже урок, – отозвалась она, пробираясь между обгорелых поваленных стволов.

– А именно?

– Лик будущего, сир, не отличим от лика прошлого. Дикость кусает свой хвост, и бегство невозможно. Мы окружены, нет пути наружу.

– Конечно же, – возразил Грип, – цивилизация может дать нам нечто большее.

Она покачала головой: – Мир – задержанный вдох, война – ревущий выдох, освобождение.

– Я тут подумал, – сказал Грип через некоторое время, хрустя сапогами по хрупкому снегу. – Может так случиться, что даже Андарист не отсидится в убежище.

Казалось, она обдумывает его слова. – Мы ищем его брата, сир, будем понуждать его к возвращению с нами в имение. Полагаете, Андариста уже там не будет?

– Именно так. Просто чувство...

Пелк молчала дюжину шагов, потом сказала: – Куда же нам направить лорда Аномандера?

– Наверное, в поток.

– И куда течение нас вынесет?

Грип Галас вздохнул. – В Харкенас. На поле брани.

Они добрались до тракта в полных сумерках и увидели свет костров. Подняв руку, Грип изучал лагерь.

Пелк тихо хмыкнула: – Телеги и фургоны. Много солдат.

– Думаю, домовых клинков.

Они пошли туда. Еще десяток шагов, и двое стражниц встали, направляя копья. Грип заговорил: – Нас только двое. На вас мундиры Драконсов – капитан Айвис с вами?

Стражницы разошлись в стороны. Одна сказала: – Вы не походите на отрицателей. Подойдите, назовитесь.

– Грип Галас, со мной сержант Дома Тулла, Пелк. Я знаком с вашим капитаном...

– Вы знакомы мне, – сказала вторая женщина, опуская оружие. – Я сражалась при Фентской Косе.

Грип кивнул и двинулся дальше, Пелк за ним. Ему было очевидно: здесь весь отряд Драконуса, то есть крепость оставлена. Поезд из телег и фургонов говорил, что с ними увязались слуги и домочадцы. Возможные причины вызывали беспокойство.

– Сир, – указала Пелк на фигуры подле костра. – Наш поиск почти окончен.

Грип и сам различил прежнего хозяина в обществе Айвиса и здоровяка в меховой шубе. Языки пламени играли на блестящем металле, затертой коже. Где-то за повозкой плакал ребенок.

Взгляд лорда Аномандера устремился на Грипа.

– Ты? Зачем вы пришли к нам?

– Милорд, я искал вас.

Аномандер хмуро глянул на Айвиса и второго мужчину – Грип не смог понять, на кого в особенности – и вышел из светлого круга. – За мной, старый друг. – Они отошли от костра, Пелк тем временем подошла с приветствием к капитану Айвису.

Аномандер продолжал: – Чувствую, тепло уже уходит. Значит, на юг, к дороге. Прочь от скорлупы цивилизации. Может, мы увидим знакомые звезды, вспомнив давно прошедшие ночи.

– Милорд, простите...

– Да, – резко ответил Аномандер, – извинения выходят вперед, требуя снисходительности. Как всегда. Ты не с женой. Ты не скрылся в святилище любви, за высокие, избавляющие от всех тревог стены.

– Мы отлично отдыхали, милорд, зима была восхитительна. Но изоляция оказалась отнюдь не полной. Посланцы лорда Урусандера. Ваш капитан Келларас. И, милорд, еще один.

– И кто из гостей послал тебя ко мне, заставив забыть все дары?

– Келларас, милорд, отчаявшийся новостями из Харкенаса. Капитан Шаренас Анкаду, предупредившая о неизбежном наступлении Легиона. И он... – Грип помялся. – Милорд, Андарист явился к нам, ища уединенности в далеком имении.

Аномандер молчал. Они шагали по замерзшей дорожной грязи. Свет костров был далеко позади, остатки тепла давно покинули мужчин.

Не дождавшись ответов, Грип начал снова: – Ваш брат Сильхас отослал Празека и Датенара в Легион Хастов, хотя я уверен, что командующая Торас Редоне оправится и примет власть. Легион пойдет к Харкенасу. Можно с уверенностью сказать, что они уже вышли. Ваши дом-клинки ждут в Цитадели.

Аномандер поднял руку. – Я хорошо осведомлен о событиях в Харкенасе.

– Относительно Празека и Датенара. Сильхас имел ваше разрешение, милорд?

– У брата есть собственный разум. В мое отсутствие он волен судить о необходимости тех или иных действий.

– Но Андарист? Милорд, вы знали, что он нашел нас?

– Не то чтобы, Грип, но кто обнимал его в самые тяжелые мгновения? Хиш Тулла... ах, Грип Галас, что ты наделал, зачем покинул ее?

– Вы нужны, милорд. Или мы невозбранно встретим оккупанта -Урусандера?

– Сама Мать Тьма запретила мне поднимать меч.

– Милорд? Так вы сдадитесь?

Шаги Аномандера замедлились, он запрокинул голову, изучая звездное небо. – Капитан Айвис умоляет меня принять командование его дом-клинками. Его господин стал не более чем призраком, но даже призрак отягощает нас. Триумф Урусандера означает опалу Драконуса, возможно, его объявят вне закона. Самое меньшее – он добровольно уйдет в изгнание.

– Вы решили доставить Айвиса к хозяину? Крепость Драконс останется покинутой?

– Драконус мне друг.

– Моя жена боится вступить с ним в союз.

– Она боится измены высокородных.

– Именно, милорд.

– Скажи, Грип Галас, как думаешь: если я попрошу, Драконус оставит свои силы в резерве?

Грип отвел глаза в сторону дороги. В воздухе висела изморось, словно осколки падающих, разбитых звезд. В такую морозную ночь он вполне может вообразить грохот лопающегося неба, нисхождение тьмы, бурю над всем миром. – Я не испытывал бы гордость этого мужа.

Аномандер безмолвствовал, смотря на звезды.

Грип кашлянул. – Милорд, откуда вы знаете о Харкенасе? Если вы не возвращались туда совсем недавно...

– Великий Каменщик ведает дрожь мерзлой земли у нас под ногами. Что важнее, он близок Гриззину Фарлу. Похоже, Азатенаи ходят по собственным тропам волшебства. Так или иначе, на любой мой вопрос приходит ответ.

– Но... не насчет Андариста?

Кажется, Аномандер поморщился. – Я решил не задавать этого вопроса.

«Почему же?»

– Грип Галас, пренебрежение моим даром ранит сердце. Но неужели я не замечаю и в себе уязвленной гордости? Лица врага и друга кажутся отражениями в зеркале, каждому свое место и время. Не пора ли признать сходство и найти смирение, отказавшись от чувства вечной правоты? Сколько войн мы проводим, не успев выхватить клинок? Смею сказать, бесконечное множество.

– Мать Тьма не дозволит вырвать любимого из рук, милорд.

– Склонен думать так же, Грип.

– Тогда мы встанем на пути Урусандера?

– Грип, где твоя жена?

– В западной крепости, милорд, собирает знать. Клянется, что они встанут под ваше знамя. С Легионом Хастов...

– Не держи веры в Хастов. Заключенным нет резона хранить верность. Будь я одним из них, проклял бы все наши нужды, и любой выкрик меча выражал бы протест, и пусть расколется железо! Нет, дружище, если их на миг и втиснут в наш союз, сопротивление разорвет всем души.

– Тогда, милорд, нас ждет тяжелая битва.

Они стояли молча. Сверху звезды слали им немигающие взгляды.

– Крепость Драконуса выгорела, – сказал наконец Аномандер. – Разрушена магией по моему побуждению. Грип, новоявленное колдовство коснулось тебя?

– Нет, милорд, и я рад этому.

– Боюсь, однажды мне придется отыскать ее и предъявить права. Новый щит, новый слой доспехов.

– Но не сейчас.

Аномандер пожал плечами: – Увы, меня не посетили ни склонность, ни желание.

– А можно было думать, милорд, что благо быть Первым Сыном Тьмы включает в себя и волшебную силу.

– Если титул оказался скорее проклятием, нежели благословением... я только рад, что к нему ничего не прилагалось.

– Как же мы встретим ее? На поле битвы, когда Хунн Раал высвободит свои магические умения?

Аномандер искоса глянул на него. – Меня сопровождает Азатенай. Ради одной цели. Он связал себя клятвой, он еще не отблагодарил меня за терпение.

Подозрение шевельнулось в душе Грипа Галаса, он наморщил лоб. – Что случилось в крепости Драконс?

Аномандер резко вдохнул, словно готовясь дать отповедь, но лишь вернулся взглядом к звездам. Выдох получился долгим и прерывистым. – Сделав первое предложение, я – теперь ясно – возложил на Великого Каменщика очередное бремя. Но и он предупредил меня делом: в его магии нет ничего тонкого, если она пущена на волю ярости.

– Уже потому, милорд, я рад, что не связан с этакой заразой.

– Умеренность полезна Азатенаям, и не без веской причины, сам понимаешь. Но я поддразнивал его и тем разбудил силу. – Он запнулся. – Если такая мощь доступна Хунну Раалу, боюсь, встреча армий станет походить на сражение пшеницы с серпом.

– Но Азатенай решил быть на вашей стороне, милорд. Связал, говорите, себя клятвой.

– Он предложил окончить гражданскую войну.

– Мудрыми речами – или жестоким разрушением?

– Полагаю, он сам не решил.

Холод ночи проник в кости Грипа. Дрожа, он потуже натянул плащ на плечи. – Значит, вы держите его в пределах касания меча.

– Грип Галас, ты не должен быть на битве.

– Милорд...

– Я снова должен отдавать приказы?

– Моя супруга будет там, станет командовать домовыми клинками.

– Переубеди ее.

Грипу было нечего сказать.

– Ее дядя умелый командир, – заметил Аномандер. – Увези ее, Грип. И сам убирайся подальше.

– Она никогда не простила бы вас, – шепнул Грип. «Как и я сам». Миг спустя, глядя на молчащего Аномандера, Грип выругал себя дураком. «Он, конечно, понимает. И советует заплатить цену за ее жизнь».

Мужчины молча развернулись и пошли в лагерь.

Пелк следила за уходящим Азатенаем. Похоже, тот собирался спать. Она присела у огня, грея руки, и взглянула на Айвиса.

– Ты решила не возвращаться в Легион, – заметил он.

– Похоже на то.

– Избавила себя от погрома отрицателей.

– Да уж.

– Отрицатели начали огрызаться.

Она кивнула.

– Пелк...

– Хватит, Айвис. Чудное время года: ужасы со всех сторон, но мы нашли остров убежища. Первый же шторм унесет песок. Как уже унес нашу чудную идиллию. Я не жалею.

Он осторожно опустился на поваленное дерево у костра, слева от нее. – А я жалею, – сказал солдат тихо. – Что отвернулся от тебя. Что был так глуп и решил, что это ничего не значит. Время вдали от сражений и безумия. Те проклятые Форулканы блеяли о справедливости, даже истекая кровью на земле. Покинув тебя, я оставил что-то за спиной. – Он задумался. – Когда же решил вернуться и найти... – Голова качнулась. – Потерянное нельзя не восстановить, не отменить.

Пелк следила за ним. – Разбитое сердце, Айвис. Оно может излечиться, но рубец останется, и больше всего ты жалеешь прежнюю целостность. Но да, тебе не вернуться назад.

– И ты пошла и чуть не погибла.

– Стала беззаботной. Раненые, они такие.

Айвис закрыл лицо руками.

Она хотела потянуться, предложить касание, нежно опустить ладонь на мужское плечо. Но лишь поднесла руки в яростному пламени костра. – Лучше все позабыть, – бросила она. – Дела давно ушедших дней. Не ты один был глуп, знаешь ли.

Он поднял покрасневшие глаза. – А сейчас?

– Я нашла другого.

– А.

– Келлараса.

– Да... он хорош. Полон чести.

– А ты?

– Нет. Ни то ни то. Всегда старался быть выше своего положения. Вечный танец, вечное разочарование. Кого не коснуться, тот остается чистым и непорочным. Как-то так.

Она спокойно посмотрела ему в глаза. – Мудацкий ты дурак, Айвис.

Он отвел взгляд, будто ударенный.

Пелк не унималась: – Я закончила, служа леди Тулле. Видела, как ее влечет к Грипу Галасу, если можно так сказать. Кровные линии, положение и чины. Вся эта чепуха. Если нашел кого-то, кто заполнил сердце, все его трещины, остановил утечки – в Бездну положение, Айвис. Но, видишь ли, я хорошо тебя знаю. Ты только ищешь оправданий, чтобы не делать ничего.

– Не могу. Она заложница под моей защитой!

– Надолго ли? О, не можешь ждать, уйди со службы Дома Драконс.

Он уныло смотрел на нее.

Пожав плечами, она порылась в мешке, вынув фляжку. – А пока, старый любовничек, запьем ночь и вспомним ночи прошлого, когда у нас было всё и ничего, когда мы знали всё, но не понимали ничего. Выпьем, Айвис, за утонувшие острова юности.

Он поморщился, но принял фляжку. Рот искривила насмешливая ухмылка. – Вижу, уже близки берега сожалений о прошлом.

– А я нет. Ни о чем не жалею. Даже о том, что еще жива.

– Я сильно тебя обидел?

– Как только мог, готова спорить. Но вижу я это только сейчас.

– Считаешь меня бесчувственным?

– Считаю тебя мужиком.

– О.. ох, Бездна меня забери.

– Выпьем.

Он поднял фляжку. – За глупцов.

Она подождала, забрала фляжку и выпила сама. – За всех глупцов, что готовы были помереть, но так и не померли.

И тут же увидела его лицо преобразившимся, открывающим еще живую любовь, и впервые за десятки лет ощутила покой. «Всегда говорила: сердце не там, где ты его чувствуешь. Но хорошо ждать, если ожидание – все, что осталось».

– Я размышлял, – сказал лекарь Прок, – о природе поддержания. Касательно новорожденных.

Вренек покосился на мужчину: лицо в свете очага – одни острые углы, щеки запали – и подумал о резьбе по дереву, на стволах старых деревьев. В обычае отрицателей делать лица на стволах, чаще на опушках лесов, около расчищенных и засаженных мест. Мать говорила, что так они отпугивают чужаков, предупреждают не рубить новых деревьев. Но Вренека эти изображения никогда не пугали. Он не видел в них предупреждений – одну лишь боль.

– Любая повивальная бабка скажет просто, – говорил Прок, глядя только на Сорку, избегая глаз леди Сендалат. Та качала ребенка, но не обращала на него внимания: взгляд ее не отрывался от языков пламени. – Важнее всего, конечно же, молоко матери. Уход и забота. Дитя без присмотра слабеет духом и часто погибает. Или потом в жизни требует невозможного, страдает неутолимой жаждой.

– Я держал ее, – встрял Вренек. – Гладил по волосам.

Прок кивнул. – Но лишь касания матери, юный Вренек, поддерживают лучше всего. – Он помолчал, подбросил дров в камин. Искры полетели, озаряя ночь. – Кроме этих природных вещей, что может поддержать новорожденное дитя? Я могу ответить. Ничто иное!

– Заберите его в свои руки, Прок! – бросила Сендалат. – Ощутите, что это не слабачка, едва способная плакать!

– Нет нужды, миледи. Глаз целителя произвел оценку задолго до касания руки. Итак, сорвем покров тайны. Здесь работают неестественные силы...

Сорка фыркнула. -Ошеломительный диагноз.

Морщась, Прок продолжал: – Не только в зачатии, хотя тут мы лишены подробностей, но и в самом ребенке.

– У нее одна лишь цель, – заявила Сендалат. – Защищать брата. Пока она не может. Но знает это и подстегивает себя.

– Сомневаюсь, что воля стоит за...

– Воля, Прок. Моя!

– Так вы кормите ее чем-то незримым, миледи?

Лицо Сендалат сияло в отраженном пламени. Она изучала огонь, и вопрос лекаря вызвал странную ухмылку на губах. – Матери поняли бы. Мы делаем детей теми, кем они должны стать.

– Вы говорите о словах, но еще годы пройдут, прежде чем она...

– Я говорю о воле, сир. Говорю о необходимости как о силе, чего вы явно не понимаете.

– Необходимость как... сила. – Прок хмурился, глядя в камин. – Да, ваши слова поистине смущают. Сама идея необходимости намекает на недостаток, миледи. Откуда же вы берете силу?

– Мать забрала его у меня. Отослала в Харкенас. Это было неправильно. И неправильно было отсылать меня в Дом Драконс и снова делать заложницей.

– Тогда я усомнился бы и в ее советах относительно воспитания.

– Я найду Орфанталя. Сделаю все так, как должно быть. Никому меня не остановить. Даже Корлат.

Разговор встревожил Вренека, хотя он не мог бы сказать, почему. Нечто ярко пылает в леди Сендалат, но он не уверен, что это любовь или нежность. Не уверен, что это вообще хорошее чувство.

– Дитя слишком быстро растет, – не унимался Прок. – Неестественным образом. Волшебство питает Корлат, и это весьма тревожное заключение. Не станут ли эти роды первыми?

– Демон дал ей дитя, – сказала Сорка. – Ты тянешь не за ту нить.

– Миледи, – настаивал Прок, – сама жизнь есть бремя. У вашей дочери есть свои нужды. Брат не увидит в ней защитницу. Нет, он скорее сам захочет защитить ее.

– Не станет. Он – тот, кто имеет значение. Тот, кого я избрала.

– А Корлат разрешили выбрать вас, миледи? Или способ зачатия? Семя отца? Не слишком ли много бремен ей нести?

– Лишь одно. Она будет хранительницей моего сына.

Вренек думал о времени в повозке, когда держал дитя в руках и смотрел на прекрасное лицо, в сияющие глаза. Не видя никаких бремен. "Нет, их несем мы, вторгшиеся в ее мир. Страх моей матери в лесу, боязнь остаться одной, и того, что я умру где-то, а она не узнает. Даже страх перед Джиньей, нашей свадьбой и что мы уедем. Мы несем эти страхи.