Текст книги "Стивен Эриксон Падение Света (СИ)"

Автор книги: Карбарн Киницик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 56 страниц)

– Разговоры? Господин, такой ветер, что я едва слышу тебя.

– Не со мной, идиот. С драконицей.

– Мне выпала честь стать первым Тел Акаем, услышавшим змеиную речь дракона! Женщины-дракона! А ты откуда знаешь?

– Это просто. Она больше. – Раэст шагнул вперед, Гарелко встал на шаг позади. Они замерли в пяти-шести шагах от драконьей пасти. Драконица опустила голову, оказавшись на одном уровне с лицом Джагута. Дождь тек по чешуе, блеск молнии отразился на неровном боку.

Голос заполнил череп Гарелко, холодный и сладкий. – Джагут и Тел Акай. Но вы не хватаете один другого за глотки, из чего заключаю – вы встретились недавно. Ночь еще юна.

– Само собой, – громко крикнул Раэст, – можешь переждать бурю в скромном убежище моей поляны. Но после бури я буду ожидать, что ты продолжишь свой путь, куда бы ни направлялась. Я не то что не люблю драконов, скорее, предпочитаю одиночество.

– Разумеется, Джагут. А что с Тел Акаями?

– Они тоже уйдут поутру. Этот и его товарищи в хижине.

– Я нашла убитого брата на тропе.

Гарелко откашлялся. – Увы, он появился неожиданно.

И тут же взор драконицы стал острым, сконцентрировался на Гарелко. – Боишься, что я мстительна, Тел Акай?

Гарелко стер воду с глаз. – Боюсь?

Раэст вмешался: – У Тел Акаев слишком мало мозгов, чтобы бояться. Говорю так, чтобы не было драки в моем проклятом дворе. Понятно?

– Ты Джагут. Не имею намерения испытывать твой темперамент. Я Соррит, сестра Делка, а он ныне лежит у озера. Убит Тел Акаями. Этот мир оказался опасным.

– В этот мире, Соррит, обитает Килмандарос.

– Может быть, я соберу сородичей, чтобы обдумать месть.

Раэст пожал плечами. – Найдете ее на востоке, на Равнине Азатенаев. Она больше не правит детьми, по крайней мере осознанно. Проклятие богов – скоро наступающая скука. Не говоря уже о напрасных надеждах, разочаровании и злости. Но, если тебя это утешит, я не ничего слышал о Скиллене Дро.

– Хорошие новости, Джагут. Едва ослабеет буря, я продолжу путь. Тебе же скажу,Тел Акай: Делк жаждал моей крови. Хорошо, что мертв.

Гарелко удивленно хмыкнул. – Грустно, когда сорятся родные. Семья должна быть бастионом благополучия, доброты и любви.

– Как твоя, Тел Акай?

– Ну... она может такой стать, если мы догоним блудную жену, убьем ее любовника и утащим проклятую бабу назад.

Раэст хлопнул Гарелко по плечу: – Идем внутрь. Я промок.

Повернувшись, Гарелко улучил мгновение, чтобы шлепнуть по плечу Джагута – не из уважения, но чтобы разгладить дурацкий "сосок". Он его с ума сводил.

Стать ношей Скиллена Дро – в этом оказалось мало приятного. К'рул, словно падаль, висел в когтистых лапах спутника, а внизу дыбились морские волны. Кожистые крылья Дро посылали вниз потоки холодного воздуха, легче становилось лишь тогда, когда он попадал в полосу теплого воздуха и простирал крылья, возносясь.

Небо оставалось пустым и лазурным, солнце повисло прямо впереди. Утро уступило место полудню. Говорить оказалось не о чем, к тому же пришлось бы вопить – К'рул держался тихо, а Скилен Дро явно желал утаить свои мысли.

К'рул уже задремал, но вдруг был разбужен резким рывком. Скиллен Дро начал быстро снижаться, и К'рул изогнулся, чтобы посмотреть, куда же.

Лодка. Стоит у отмели в сотне саженей от узкой полосы кораллового песка, едва ли заслуживающего получить название острова. И больше ничего до горизонта, одни бестолково мятущиеся волны.

На судне было двое путешественников, один почти скрыт рваным серым зонтом. К'рул всмотрелся во второго: пламенно-рыжие волосы, с искусной небрежностью уложенные над запрокинутым к солнцу лицом. Лицо невероятно бледное, словно никакие лучи не могут заставить его покрыться бронзой загара. Женщина была одета в платье для званого вечера – блестящий зеленый шелк с кружевами более густого оттенка. Подол, призванный покрывать щиколотки, женщина закатала, обнажив белоснежные бедра.

На лодке две скамьи, на носу и корме. В середине проем для мачты, однако ни мачты, ни паруса нет. Женщина на носу, скрытый зонтом спутник занял корму.

Скиллен Дро избрал для посадки место меж ними; крылья неистово захлопали, ловя восходящий поток, позволивший зависнуть и положить К'рула; затем и сам Скиллен бросил свой вес в лодку, заставив дерево застонать, сложил крылья и пригнулся.

Лодка засела прочно и основательно. К'рул расправил одежду, прежде чем вежливо поклониться женщине. – Кера Пленто, как давно я в последний раз видел твою красоту. – Оглянулся на огромного клыкастого мужчину с кожей цвета железа и кивнул. – Викс, надеюсь, ты в порядке.

Викс хмыкнул в ответ, блеснув единственным глазом.

Кера Пленто обмахнулась веером. – Твои комплименты всегда сладки, К'рул. Но скажи, что такое стряслось со Скилленом Дро?

– Новое обличье старой сути. Если он решит говорить, слова придут в разум потоками запахов и вкусов. Необычно, однако эффектно.

– Ох, сомневаюсь, что ему есть о чем поговорить после того злосчастного происшествия. – Широкие выступающие скулы украшали неестественно яркие на белом фоне румяна, тени вокруг синих глаз блестели металлической зеленью, чуть выцветая у бровей. – Разве нет среди всех каст и убеждений таких, кого неудачи преследуют с особенным вероломством? Вижу, Скиллен Дро всегда рад воспользоваться дурным случаем.

Будто в ответ Дро прижался к лодке, создав завесу от солнца из крыльев, склонил вытянутое рыло и опустил полупрозрачные веки на глаза.

К'рул вздохнул: – Ну, он нес меня довольно долго.

– Что ж, ты ублажил его желание быть нужным, – отозвалась Кера. – Ты, как всегда, расчетлив.

– Уверен, отдохнув, он поможет вам снять судно с мели.

– О, Викс может сам это сделать. Но слишком упрям.

– Вполовину не так, как ты, – буркнул Викс.

– Еще посмотрим, а?

– Ты оставил потомство среди смертных, – сказал К'рул. – Они называют себя Треллями и воюют с Теломенами.

Викс поднял руку чтобы прогладить редкие клочковатые усы, убедился, что длинные черные косы симметрично обрамляют широкий клыкастый рот. – Я известный развратник, не спорю. А войны... ну почему бы нет?

– Однако Теломенов ты тоже зовешь своим отродьем, – заметил К'рул.

– Именно. У них один бог. Я. Но во имя мое они несут взаимную ненависть и вражду. Не забавно ли? Смертные мелочны и злы, неразумны и завистливы, склонны к тупости и злонамеренно невежественны. Я так их люблю. – Он повторил привычный жест, который К'рул видел множество раз: нежно коснулся швов, смыкающих веки пустого левого глаза. – Я задумал третью породу, помесь Теломенов, Треллей и Бегущих-за-Псами. Назову Баргастами. Надеюсь, они будут воевать со всеми.

– Бегущих? Склонен думать, Олар Этиль будет против.

– Я мочусь в ее огонь. Видишь, что она мне сделала?

Снова вздохнув, К'рул сел скрестив ноги, лицом к Кере Пленто. – А что задумывали вы, милая?

– Исследовать Дом Азата.

– В лодке?

– Неудачно. Но это не важно. Рано или поздно Викс кончит играть упрямца и пошлет нас в путь. Предвижу бесчисленные приключения на море. – Она взяла дорожную шкатулку, положила на колени и открыла крышку. – По дороге на одном тропическом острове я обнаружила вид невероятно блестящих жуков, Викс собрал как можно больше. – Она вынула ступку и пестик, и бронзовый кувшинчик. – Крылышки, тщательно растертые и смешанные с каплей пчелиного воска и оливкового масла, станут восхитительными тенями для глаз, как думаешь?

– Весьма интригующе, – сказал К'рул.

– Но ты так бледен. И слишком мужествен, но не будем. Можно сказать, в тебе нет крови. И опять всё без толка?

– Я свободно поделился властью, Кера. Не с родом смертных, а со всеми родами. Кровь моя клубится в космосе, идет по неразумным течениям.

Темно-синие глаза сузились. Она рассматривала его с некоторым неудовольствием. – Слышал, Викс? А ты хвастался беспутством.

Викс отозвался сзади: – Бойся Теломенов, нашедших могущественную магию. Хмм, нужно навестить их, вновь приняв роль гневного бога.

– Не выжидай слишком долго, – посоветовал К'рул клыкастому Азатенаю, что сидел позади, – дабы тебя не прихлопнули.

– Что за неразбериху ты устроил, – вздохнул Викс.

Пожимая плечами, К'рул отозвался: – Дело сделано. Но сейчас мы со Скилленом летим, чтобы упорядочить этот водоворот.

– Как? – поинтересовалась Кера.

– Драконы.

– Ох, – сказала Кера. – Бедный Скиллен Дро!

Наконец горы остались позади Ханако и Лейзы Грач, впереди лежала равнина, и даже леса уменьшились, давая место жилистым травам, мучительно выживающим на соленой глине. Ханако пьяно шатался под вялой тяжестью Эрелана Крида, тогда как Лейза рядом мурлыкала детскую песенку. Ханако едва помнил слова – только что это рассказ о сироте – или их было много, какая разница? – укравшем плод с яблони, и старухе-ведьме, жившей на дереве. Однажды ночью он потянулся и сорвал дурной плод. «Не связывайтесь с ведьмами», звучал припев. «Прогнили до корней!»

Лейза вдруг оборвала песню и сказала: – Ханако Весь-в-Шрамах, ноша утомляет тебя, оставляя мало сил на заигрывание. Ты же знаешь, как я люблю заигрывать. Нетерпимая ситуация дорогой мой.

– Может быть, если ты понесешь свою постель и кухонные...

– Неужели? Ты осмелишься просить? Ну, будь ты из моих мужей... нет, на этот раз я прощаю тебя, невежу. Есть в мире сила – как и во всех мирах – что, будто невидимые пальцы, тянет нас вниз. Годы текут, лицо обвисает, и груди, и живот и все выступы плоти. Значит, сладкий мальчик, нужно как можно больше облегчать ношу. Видишь юное лицо? Оно остается таким, потому что у меня есть мужья, чтобы всё носить. А здесь ты им замена. Чувствуешь себя униженным? Потому что не востребовал награду. Не меня стыдить, если ты грубо отвергаешь мои посулы!

Ханако пробубнил весьма невнятные извинения.

Он шагали в неловкой тишине, пока почти не наткнулись на одинокого мужчину. Он сидел на плотной глине спиной к ним, рядом стояла пустая деревянная чаша. Тощий, морщинистый и почти лысый. Едва Ханако и Лейза оказались рядом, он заговорил, не открывая глаз и не шевелясь: – Я верю, что вселенная расширяется.

Тел Акаи остановились, Ханако со стоном позволил Эрелану Криду соскользнуть с плеча на руки, присел и положил тело наземь.

– Есть способ, – продолжал незнакомец, – душе отделиться от плоти и быстро, словно мысль, взлететь в пространства. Я размышлял об этом, ужиная. Как и все. И мне пришло на ум, что расширяющаяся вселенная – ничто иное, как души смертных в вечном полете. Тогда, случись вам оказаться на самом краю вечно расширяющегося универсума, вы найдете первую душу, невозможно ветхую, так далеко улетевшую от плоти, что не осталось и праха. Нам следует благодарить эту душу, верно? За всё... всё это.

Тут старик перекосился, испустив газы, и снова сел прямо. – Бобы без риса.

Ханако и Лейза обменялись взглядами, Ханако снова поднял Эрелана Крида. Они прошли мимо старца, оставив его размышлять.

Некоторое время спустя Лейза Грач зашипела, качая головой. – Азатенаи...

ТРИНАДЦАТЬ

– У него веснушки, – сказала Кория. – На руках.

Аратан оторвал взгляд от пергамента. – Видишь это? На чем я пишу, Кория Делат? Это называется пергамент. Не знаю, где он его взял, но он, должно быть, редкий и дорогой. Если сделаю ошибку...

Она вошла, позволив завесе из ветхой козьей шкуры упасть, закрывая дверной проем. – Почему ты не в Башне Ненависти?

Вздохнув, Аратан отложил стило. – Нужно было место, где не мешают. Готос принимает слишком много посетителей. Все жалуются. Готос ни при чем, но они думают, будто у него есть влияние на Худа. А это не так. Какие веснушки?

Она подошла ближе, изучая жалкую обстановку, вырезанные на штукатурке стен загадочные символы. – Юный, сладкий Ифайле. Бегущий-за-Псами. Хочет спать со мной.

Аратан вернулся к переписыванию. – Очень мило. Я слышал, у них вши, блохи и клопы. Может, то не веснушки были, а рубцы от всяких укусов.

– Веснушки. И он вполне чистый. Они втирают масло в тело. Все такое гладкое, и особенно видны рыжие волоски на руках – блестят как золото.

– Тебе сильно понравились его руки?

– Да, такие сильные...

– Так иди кататься с ним в траве!

– Почему бы нет!

– Лучше сейчас, ведь твой Ифайле, наверное, уйдет с Худом.

– Уйдет? Куда? Когда? Не без причины Худ оставляет на месте шатер – не знает, куда пойти!

Аратан поморщился над пергаментом. – Не глупи. Он просто выжидает.

– Чего?

– Много народа еще подходит...

– Просто отмазка. Многие еще не решились. Большинство просто любопытствуют. Народ любит зрелища, вот и всё. Безвкусные, бесполезные, бесцельные зрелища! Худ шутит, особенно над тобой. – Она подошла к неровной стене. – А это зачем?

Аратан пожал плечами: – Письмена не джагутские. Готос говорил о безумном Зодчем.

– Зодчем?

– Из тех, что строят Дома Азата.

– Никто не строит Дома Азата, дурак. В том-то все дело, вся их тайна. Они просто появляются.

– Что у тебя в руке?

– Это? Желудь. А у тебя с ними проблемы?

– Ну, тут нет дубов.

– И? Так вот, Дома Азата растут из земли.

Он отстранился от письма. – Ты сама видела?

– От объяснял. Их дворы алчут.

– И что это значит?

– Он так сказал. Их дворы алчут. Слова Ота. Знаешь ли, у меня отличная память. Лучше, чем у большинства.

– Так ты сама не знаешь. Голодные дворы. Звучит... зловеще. – Он резко начал очищать стило, потом закупорил бутылочку с чернилами.

– Ты чего? Я думала, ты занят.

– Есть Дом Азата на западной окраине развалин. Когда Омтозе Феллаку была тысяча лет, он вырос ночью, безмерно озаботив Джагутов. Но никто не мог войти внутрь, и он оказался устойчив к любой магии. Они решили его игнорировать. – Аратан схватил плащ. – Думаю, мне хочется поглядеть.

– Я с тобой.

– Веснушкам Ифайле не понравится.

– Ты знаешь, что они тебе не позволят уйти. Джагуты. Да ты же прячешься. От кого? Наверное, от женщины. Не так ли? Мне кто-то рассказал...

– Кто? Ладно. Никто тут ничего не знает. Ты сама выдумала.

– Кто она была? Что с тобой сделала?

– Уже ухожу. – Он обошел ее, отбросил завесу.

Кория пошла следом, чувствуя себя необычайно довольной. Они вышли из лачуги, прежде бывшей каким-то складом. Ветерок нес прохладу, сделавшись не по сезону приятным. Она замечала по пути, что многие заброшенные здания нашли обитателей. Синекожие Илнапы селились обособленно, причем общины явно создавались не из чувства взаимной приязни: слишком часто они со злобой глядели на группы Бегущих – те считали дома новым видом пещер, не признавали дверей и наваливали мусор прямо у входов.

Вскоре, однако, они с Аратаном оставили позади обитаемые районы мертвого города, шагая по неприветливым безмолвным улицам. Тут и там виднелись разрушенные башни, ломаные камни загромождали путь, заставляя выбирать переулки и пробираться по заросшим садам.

– Воображаю, – бормотал Аратан, – как всё это бросали. Вообрази и ты: один довод Джагута, Готоса, разрушил целую цивилизацию. Можно ли поверить, что такое возможно? Будет ли так с нами, Тисте? Может кто-то просто выйти вперед и отговорить нас от существования?

– Конечно, нет, – ответила Кория. – Мы предпочитаем доводы смутные, злые и кипящие кровью.

Он резко глянул на нее. – Новости о гражданской войне?

– Вчера пришли отрицатели. Охотники, вернувшиеся недавно в леса и увидевшие убитыми своих жен. И детей. Кожа у этих охотников потеряла черный цвет. Они теперь серы, как Бегущие-за-Псами, когда вымажутся золой. – Она дернула плечом. – Ритуалы скорби, но у отрицателей они стали постоянными.

Аратан молчал, словно обдумывая ее слова, пока они пробирались по руинам. Поселенцы остались позади, невозмутимость заброшенного города тяжело повисла в недвижном воздухе.

– Мне нужно вернуться, – заявила Кория.

– Назад? К чему? Тебя сделали заложницей. Ты еще не в том возрасте, когда их возвращают.

– От идет с Худом, что бы это ни значило. Он хочет передать меня другому учителю или наставнику, какое там звание требуется. А я не пойду. Не желаю слушать стариков или, того хуже, старух, все их усталые изношенные идеи.

– Легко же ты отвергаешь мудрость старейшин, Кория.

– А ты тратишь время, переписывая бесполезные исповеди Джагута-самоубийцы, слишком слабовольного, чтобы совершить реальное действие. На случай, если ты не заметил – волшебство ныне течет среди нас, дикие струи магии. Все что нужно – протянуть руку.

– А ты уже?

Она нахмурилась: – От говорит, что мой аспект где-то не здесь. Вот почему он сделал из меня Майхиб.

– О? и каков твой, э... аспект?

– Куральд Галайн. Темнота. Волшебство самой Матери Тьмы.

Впереди, странно обособленно от застройки, стоял каменный дом с острой крышей и приземистой угловой башней. Низкая стена обозначала двор, зияли распахнутые ворота. Туда и вела их тропинка. – Бессмыслица, – сказал Аратан. – Она никому не уделяет колдовского дара.

– Ничего. Я просто возьму, что нужно. А это важно. От всё объяснил. Пролита кровь. Жена Худа убита Азатенаем, что осквернило всю высвобожденную К'рулом магию. Нужен ответ, очищающая форма волшебства, которую От зовет элементной. А магия Тьмы – элементная.

– А Света?

– Тоже.

– Значит, Урусандер и его легион имеют право на власть. Праведный повод для гражданской войны. – Она не ответила. Юноша указал на ограду: – Вот он. Дом Азата.

– И что, если повод честен, когда путь усеян убийствами?

Аратан хмыкнул. – Готос согласился бы с тобой. На деле, именно этот аргумент стал ядром его доводов против цивилизации. Преступления прогресса, самолюбивая рационализация, будто можно что-то разрушить ради построения нового и лучшего. Он сказал: система ценностей культуры есть обман, шелуха. Ее меняют ради удобства. Камень таится лишь под одним слоем, означая, что остальные пусты. Вот лукавство цивилизации, провозглашающей множество ценностей. Даже удельный вес каждой ценности – краеугольных камней – меняется от капризов тех, что управляют игрой. – После его слов повисло молчание; Аратан оглянулся и понял, что Кория внимательно его разглядывает. – Что?

– Легко отыскивать пороки. Гораздо труднее предлагать решения.

– Потому что нет. Решений нет. Мы существа несовершенные, и создаваемое нами общество может лишь воссоздавать несовершенства, даже усугублять. Искра тирании дремлет в каждом. Потому мы и видим тиранов, деспотов, мучающих целые общества. Мы склонны к зависти и потому вторгаются армии, отторгаются земли, тела жертв лежат, словно груды дров. Мы лжем, чтобы скрыть преступления, и чтобы это сработало, историки должны загладить жестокости прошлого. Так оно идет снова и снова. В конце концов, честность – враг всем нам. Мы надели цивилизацию, будто гордую маску. Но это лишь маска.

– Готос заслужил пинка промеж ног, – бросила Кория, поворачиваясь к Дому, чтобы пройти в ворота. Внутри нее что-то резко закрылось, как захлопывается невидимая дверь.

Аратан заметил, как ее взгляд стал равнодушным, но промолчал, хотя ощутил слабый укол какого-то... сожаления. Пошел вслед за ней к Дому Азата. – Он не стал бы с тобой спорить.

– Это не утешает.

– Наверное.

– Вот почему я не стану слушать стариков. Надежда умирает от тысячи мелких ран, и здешние мужчины, Аратан, изранены больше прочих. – Она тряхнула головой, отросшие волосы мерцали, струясь по плечам. – Цивилизация – это ради ограничений. Все ее законы и правила. Чтобы контролировать наши подлые побуждения...

– Пока законы и правила не искажаются ими, становясь пародией на правосудие.

– Он сделал тебя старше истинного возраста, – заметила Кория. – Не нужно было так.

– Порочен и несовершенен даже Владыка Ненависти.

– Похоже, мне хочется от тебя избавиться, Аратан. Иди, проваливай к Худу, Оту и Варандасу. Но мне кажется: изо всех врагов, что ты можешь выбрать, смерть самый простой. Так что вали и доброго пути.

Она отвернулась. Аратан воззвал: – Погоди! А что с Домом Азата? Вот он, но ты сошла с тропы. Мы прошли весь путь, чтобы повернуть? Я думал, ты хотела исследований!

Кория колебалась. Пожала плечами. – Ну хорошо, раз мы здесь...

И прошла через ворота, на вымощенную дорожку. Аратан последовал, оставаясь на шаг позади.

Двор по сторонам извилистой дорожки был скопищем ям и горбатых курганов. Несколько мелких корявых деревьев венчали курганы, сучья извиты и почти не сохранили на себе сухие черные листья. Дорожка вела к двум ступеням и крыльцу у порога тяжелой деревянной двери.

– Выглядит солидно, – заметил Аратан, смотря на дверь.

– Когда он... появился?

– Готос сказал, тысячу лет назад.

– Двери не тысяча лет, Аратан. Едва ли сотня.

Он пожал плечами: – Петли железные, черные и без ржавчины. Тоже непонятно, а?

Все окна на фронтоне были закрыты ставнями, снова деревянными. Ни огонька не просачивалось сквозь щели.

– Никто тут не живет. Кажется... мертвым.

Пройдя мимо Кории, Аратан подошел к двери. Кулаком постучал по толстым доскам. Ни эха, ни колебаний. Он все равно что колотил по каменной стене. Оглянулся через плечо: Кория на стоит дорожке, повернув руку ладонью вверх, на ладони виден желудь. В обращенном в сторону двора взгляде раздумье.

Аратан вздохнул думая предостеречь ее, но она уже широким жестом бросила желудь во двор.

– Ох, – выдавил из себя Аратан.

Там где желудь лег среди желтой травы, земля вдруг вспучилась, поднимаясь и нависая, создавая курган исходящей паром черной почвы.

Камни Дома застонали за спиной Аратана. Развернувшись, он увидел песок, дождем текущий по неровному фасаду. Через миг Кория оказалась рядом, глаза стали безумными.

Из свежего могильника росло дерево, сучья ветвились от искривленного, на глазах утолщающегося ствола. Корни старались скрепить бока кургана.

Дом застонал снова, Аратан услышал тихий лязг. Коснулся дверного кольца. Дверь была открыта, от слабого толчка беззвучно подалась, показывая короткий коридор с нишами в стенах. Наружный свет не шел далеко.

– Дерево дрожит, – сказала Кория, голос ее был неровным и одышливым. – Словно от боли.

– Чем был тот желудь? – спросил Аратан, придвигаясь ближе к порогу.

– Финнестом.

– И что это?

Она облизнула губы. – Много что. Место, чтобы скрыть свою силу или частицу души. Даже тайну, которую желаешь скрыть от самого себя. – Она помедлила. – Иногда это тюрьма.

– Тюрьма?

– Внутри был бог, – резко сказала она. – Древний и забытый. Кое-кто пролил кровь в лагере и призвал его. Ошибочно. Но От – я и От – мы поймали его.

– Ты и От, вот как?

– Ты видел! Желудь был у меня, правильно? Да, мы вдвоем!

Дерево было едва выше Аратана, но корявое, жуткое. Из трещин на стволе сочилась смола, ветви непрестанно дрожали. – Гневный бог, – заметил он.

– И что? Он уже никуда не пойдет.

– Уверена? Я бы сказал, он сражается, чтобы вырваться, и то, что его держит, в затруднении. Но интересно, почему ты бросила его во двор.

– Не знаю. Показалось, что так правильно.

Одна из больших ветвей сломалась с резким треском. Аратан схватил Корию за плечо и потянул за собой через порог. Тут же закрыл дверь. Засов лег на место.

Тьма постепенно пропадала.

Зачем ты это сделал? – возмутилась Кория. – Теперь мы заперты.

– Сомневаюсь. Смотри, всё просто: подними засов и дверь открыта.

– Отлично. Но кто поднял его для нас?

От нашел Худа у скромного очага с воображаемым пламенем. Холодные языки мелькали в сумраке. Сев на корточки, он заговорил тихим голосом: – У нас проблема.

– Знаю.

– Мы почти убили этот Дом Азата, а то, что осталось, умирало много сотен лет. Кем бы ни был тот дух, он упрям и зол, слишком силен для старого двора.

– Девятеро сородичей накормили двор, – буркнул Худ, протянув руки над огнем. – Никто не вышел назад, что бы мы ни делали с домом.

– Очень давно, Худ. Тогда у него было побольше удали.

– Что думаешь?

– Призвать Зодчего.

Худ оскалил клыки в горькой усмешке. – Испытываешь мой нрав, капитан.

– Тогда что предложишь ты?

– Серегалы.

От прищурился, смотря на Худа. – Значит, ты не особенно заинтересован в их обществе.

– Простая наглость дала им статус богов. Они безумствуют. Несут мрак. Заслужили вечное презрение остальных Тоблакаев и яростную вражду Теломенов. Еще хуже: забыли умение мыться.

– Значит, бросишь перед ними вызов?

– Лучше всего будет, если они преуспеют – и падут. Полагаю, девятеро пропавших Джагутов будут рады им во дворе.

– А умирающий дом?

– Призови своего Зодчего, если нужно. Сомневаюсь, что он ринется на зов, как щенок.

От продолжал взирать на Худа. Наконец, встал со вздохом. – Она склонна к необдуманности, скажу тебе. Но...

– Инстинкты ее здравы.

– Именно, – кивнул Худ.

– Так пришли Серегалов ко мне, – велел Худ. – Мнят себя достойными стать моим авангардом? Пустые слова. Надо проверить.

– Во дворе Азата?

– Во дворе Азата.

– Худ, ты станешь смертью для нас всех.

Худ хрипло хохотнул. – Поистине стану, От. Ты колеблешься?

– Нужно найти ей попечителя.

– Нет, не нужно. С ней будет Аратан. Вместе они вернутся в Куральд Галайн.

От скривился: – Еще одно пророчество?

– Нет, отвечал Худ. – Я пошлю их домой более прозаическим путем. Пнув под зады.

Безымянный вожак Серегалов прочесал ногтями клочья бороды, выуживая сучки и старые кусочки пищи, дождем посыпавшиеся на грудь. – Глас рычит, вызывая, – рявкнул он оглушительным басом. – Боль в черепе. В моем черепе. В черепах компаньонов. Мы не как прочие Тоблакаи. Мы достигли могущества. Сородичи почитают нас, и поделом. Теломены и Тел Акаи боятся нас...

Фырканье донеслось из -за бледного света Худова очага.

Как один, все одиннадцать Серегалов обернулись на звук, разнообразные лица кривились на разный манер. От подавил вздох и крякнул. – Не обращай внимания, – сказал он вожаку Серегалов. – Любопытная женщина из Тел Акаев. Кажется, она завела привычку следовать за вами, если вы сами не заметили.

Вожак оскалил желтые зубы. – О, мы заметили, капитан. Хотя она предпочитает прятаться во мгле, как все трусы.

Смутно видимая грузная фигура, кажется, пошевелилась. – Просто жду, когда один отобьется. Я брошу ему вызов и убью. Но вы обретаете храбрость только в своре. Назову вас громилами и трусами.

От потер лицо и повернулся к Тел Акае. – Хватит, Силтанис Хес Эрекол. Найди иное время для вызовов. Худу нужны эти Серегалы.

– Но Худ сидит вон там и молчит.

– Тем не менее.

Выждав время, Тел Акая по имени Эрекол вроде бы шевельнулась, пожимая плечами, сделала шаг назад и пропала во тьме.

Вождь Серегалов еще ухмылялся. – У нас много вызовов. Разберемся с каждым в свое время.

– Ах – пробормотал Худ со своего места у огня, – значит, Силтанис Хес Эрекол сказала верно. Не хотите разбивать наглую стаю, так любящую рычать и вздыбливать шерсть.

Вожак скривился. – Мы войско. Отборный отряд. Сражаемся как один. Пусть Эрекол соберет сородичей и назовет место боя. Мы убьем ее и каждого глупца, что будет с ней. Но ты, Худ – к чему тебе дразнить и оскорблять нас? Не назвались ли мы твоим авангардом? Не разглядел ли ты нашу свирепость?

– Есть сомнения, – отозвался Худ. – Многие замечательные воины влились в мой... легион. Многие достойны войти в авангард.

– Собери их, – зарычал вожак. – Множество, чтобы встали против меня и моего рода. Получишь ответ на сомнения.

– Потеряв слишком многих достойных союзников. – Худ покачал головой. – Капитан От не рассказал вам о древнем враге? Вы не впали в гнев, слыша его вечный рев в черепах? Я готов послать вас на него, поручить принести молчание гнусной твари. Покажите мне мастерство в этом бою, Серегалы, и передний строй ваш.

Вождь крякнул, снимая со спины массивную секиру с двойным лезвием. – Это мы можем!

От кашлянул. – И отлично, друзья. За мной?

– Веди, капитан!

Едва топот затих вдалеке, Тел Акая снова показалась, встав перед очагом и Худом. Широкое скуластое лицо было спокойно и бледно в отраженном свете. – Наслаждаешься играми, Худ.

– А, Эрекол. Присоединяйся, пока я объясняю насчет вскрытия нарывов.

– Я могла бы послужить не хуже древнего жуткого бога, что пленен деревом. По одному за раз.

Худ долго смотрел на нее. – Знаю кое-что из твоей истории. Твоих... мотивов. Но разве твой сын не жив?

– Остался на попечение других.

– Ты здесь лишь во имя мести или желаешь вступить в мой легион?

– В легион? В твою толпу дураков, ты об этом?

– Название я еще не придумал.

Она засмеялась и присела на корточки.– Месть. Серегалы выскакивают из подлых засад, и супруги Тел Акаев рыдают. Я сыта их дерьмом, всеми этими пустыми и хвастливыми словами. Да, я пришла убить твой надутый авангард, а ты снова и снова мне мешаешь. Что я должна думать?

– Где твой сын?

– На прочном корабле.

– В каком море?

– Западном. Они плывут по проливу Борозды, охотясь на дхенраби.

– Поблизости от земель Верховного Короля, значит.

Она пожала плечами. – Тел Акаи никого не боятся.

– Не мудро. Верховный Король дал защиту дхенраби и местам их размножения.

– Мой сын в безопасности. А какое тебе дело, Худ?

– Горько видеть разобщение, Эрекол.

– Я не просто мать. Я избранная охотница племени. И здесь я на охоте.

– Стая боится тебя, не даст случая перебить своих членов поодиночке.

– Они совершат ошибку. Я что-нибудь изобрету...

– Скорее они нападут всей сворой и одолеют тебя. Обвинения в трусости редко тревожат победителей.

– Что предлагаешь?

– Иди к Дому Азата. Там будет заварушка, уверен. Некоторых Серегалов заберут. Двор желает их. Дому нужна их кровь, их сила.

– Кто обитает внутри?

– Никого, – отвечал Худ. – Никого уже пятьсот лет.

– Каковая судьба стража?

– Мы его убили. Да ошибка. Опасная. Достойная сожаления. Если встречу его за Пеленой Смерти, извинюсь.

– Значит, от твоей руки?

– Нет. Но это не имеет значения. Джагуты могут быть одиночками, но нельзя отрицать, что мы – одно, и ответственность делится на всех. Как сказал бы Готос, цивилизация играет в игру удобных отговорок. Мы. Они. Бессмысленные границы, спорные различия. Мы, Джагуты – один народ. Народ должен разделять все общие грехи и преступления. Все иное – обман и ложь.

Эрекол покачала головой и выпрямилась. – Приму твое предложение и устрою засаду, когда они не будут ожидать.

– Желаю удачи, Эрекол.

Она сделала шаг, замерла и оглянулась. – Что за видение тебя посетило и что с моим сыном?

– Вижу его в тени Верховного Короля. Не лучшее место для обитания.

– Откуда в тебе дар пророчества, Худ?

– Сам не уверен, – признался Худ. – Может быть, так: я все ближе к покрову смерти, а ее особенностью думаю, является вневременность. Былое, настоящее, грядущее как одно.

– Смерть, – шепнула она, – как народ.

Худ склонил голову, удивленный ее словами, но промолчал.

Она ушла. Пламя мерцало, став тусклее и холоднее, будто лишилось жизни. Смотрящий в него Джагут кивнул своим мыслям. Дела выстраиваются удачно, решил он. Снова протянул руку к огню, чтобы украсть остатки тепла.

– Закрыта дверь или открыта, Кория, но здесь никого.

Они стояли в гостиной, уютной благодаря густым коврам; два кресла окружали очаг, в коем тусклыми глазами мерцали угли. Воздух был теплым, но затхлым, ничтожный очаг рождал слишком много света.