Текст книги "Стивен Эриксон Падение Света (СИ)"
Автор книги: Карбарн Киницик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 56 страниц)
– Ничто, – отвечала Синтара, – кроме вашей верности идеям чести и долга.
– Долга? Кто назвал его так? Не Мать Тьма. И не аристократы. Вы окружили меня ожиданиями, верховная жрица, однако рев оглушает лишь одно ухо. Со стороны второго доносится благая тишина.
– Больше не так, – возразила Синтара, и Ренарр уловила в ее повадке нечто вроде торжества. – Я вошла в контакт с Верховной Жрицей Эмрал Ланир. О нет, не я стала инициатором. Милорд, она признала необходимость равновесия, перемен ради справедливости. Он даже признает насущность союза Матери Тьмы и Отца Света. Милорд, если она не говорит от имени богини, к чему титул верховной жрицы? Так? Да, – шагнула она ближе к полководцу, – мы ищем лишь способа начать.
– Назначенный брак, – горько улыбнулся Урусандер, – завоюет мир для королевства. Избавившись от выбора, мы удовольствуемся одной тропой.
– Мать Тьма снисходит к вам. Не это ли победа?
– Но Легион Хастов готовится к войне.
Верховная жрица пренебрежительно махнула рукой. – Просто восстанавливается, милорд. Могло ли быть иначе?
– Лучше было бы закопать проклятое оружие, – заявил Урусандер. – Или переплавить. Хаст Хенаральд слишком усовершенствовал свое искусство, коснувшись тайн, кои следует оставить нетронутыми. Я осуждаю измену Хунна Раала, хотя частично понимаю его резоны. Однако доведите до вашего Смертного Меча, Синтара: есть у него священный титул или нет, ответить за преступления придется.
Ее брови взлетели: – Милорд, он не признает моего старшинства, как я ни стараюсь. Впервые услышав о придуманном им титуле, я обратилась к Старому Языку, ища альтернативы, более подходящей для храмовой иерархии. И нашла титул Дестрианта, то есть верховного жреца, не принадлежащего ни одному храму. Владения Дестрианта лежат, скорее, за границами освященной земли. – Она замолкла, пожимая плечами. – Он отказался. Если Хунну Раалу суждено ответить за преступления, лишь Отец Свет сможет вести суд.
– Не его командир?
В ответе Синтары звучал намек на сарказм. – Жду новостей о ваших попытках, милорд. Полагаю, он недавно избавился от звания капитана.
– Где он сейчас?
– Известно, что он вернулся в лагерь Легиона. Есть проблема с ротами, вышедшими на охоту за Шаренас Анкаду.
Упоминание имени Шаренас вызвало на лице Урусандера хмурую гримасу. Он снова отвернулся к окну – единственный понятный Ренарр знак смятения.
Синтара стояла, как бы ожидая прямого взгляда. В конце концов, командующий не позволил ей уйти. Вскоре ее взор коснулся Ренарр, сидевшей на стуле около письменного стола. Жрица кашлянула. – Благословение тебе, Ренарр – прости, что не заметила твоего присутствия. Все хорошо?
«Я столь незначительна, что меня не замечают? Вряд ли». – Честно говоря, я разочарована, – сказала Ренарр,– хотя воображаю, как твой ручной историк добавит этой встрече значительности, сочиняя разнообразные отчеты для потомков. Полагаю, его присутствие необходимо, учитывая нужду в каком-нибудь Священном Писании, тирадах о рождении славного Света и так далее. – Она улыбнулась. – Если не будет лень, я тоже составлю пару свитков. Было бы странно, если бы новорожденная религия не раскололась на секты. Не следует ли как можно скорее посеять семена раскола? Книга Сагандера и ее противоположность, Книга Ренарр, приемной Дщери Отца Света. Воображаю, какие начнутся священные войны, как затрясется древо, еще не пустившее корней.
Синтара вяло ей подмигнула. – Цинизм, Ренарр, есть пятно на душе. Оно несет горечь даже для тебя самой. Иди в Палату Света. Молитвы и труд избавят тебя от проблем.
«Проблем? О, женщина, ты называешь пятном мой герб? Он вычерчен в душе, и сулить воздаяние не смеешь ни ты, ни Свет, ни вами сотворенные храмы» . – Благодарю за приглашение, Верховная Жрица. Не сомневайтесь, я поняла чувство, лежащее за вашим пожеланием.
Сагандер ткнул пальцем в сторону Ренарр и почти прорычал: – Ты не дочь по крови, потаскуха. Осторожнее со словами!
Урусандер тут же обернулся. – Уберите проклятого умника из комнаты, Синтара. Что до записей о встрече, моя рука не дрогнет. Сагандер, ваши писания мне отлично известны, поскольку искажают все возможные идеи правосудия. Ваш ум не равен задаче, продиктованной желанием сердца, и годы, очевидно, ничего не дали вам, кроме многих слоев озлобленности. Вон отсюда!
Синтара упрямо распрямила спину. – Милорд, Мать Тьма ожидает нашего формального ответа.
– Мать Тьма или Эмрал Ланир?
– Хотите, чтобы Мать адресовалась лично к вам? Она говорит устами Верховной Жрицы. Иная интерпретация невозможна.
– Да ну? Невозможна? А вы говорите за меня? Или Хунн Раал присвоил себе это право? Сколько же у меня будет голосов? Сколько разных моих ликов узрит ваш драгоценный Свет?
– Хунн Раал действительно архимаг, – бросила Синтара, наполняя титул презрением. – Превращает в пародию волшебство, которое исследует. И все же источник – Свет. Мы обладаем силой, милорд, этого нельзя отрицать.
– Я возражал против пренебрежения, – рассердился Урусандер. – Ничего более. – Гнев стал ощутимым, заставляя тело командующего дрожать. – Выказал чувство горечи, молил о чем-то похожем на справедливое воздаяние за жертвы, принесенные нами ради государства. Я говорил перед знатью, требуя выделить нам земли в виде компенсации, но получил отказ. Вот, верховная жрица, семя моего негодования. А теперь... вы и многие другие оседлали мое недовольство, и нас несет на волне смерти и разрушения. Где же тут справедливость?
Ренарр пришлось признать самообладание Синтары, ибо та не отступила, не задрожала пред яростью Урусандера. – Вы обнаружите, милорд, что сами ее творите с позиции равенства – с Трона Света, который поставят рядом с Троном Тьмы. Вот почему знать ополчается против вас. Вот почему они сражаются против вашего возвышения. Но вы, Урусандер, и Мать Тьма – лишь вы двое, объединившись, сможете это остановить. С высоты трона вы вырвете у знати все, что пожелаете...
– Я желаю не для себя!
– Да, ради солдат. Верных солдат, коих, как вы сказали, нужно вознаградить.
Протекло несколько мгновений всеобщего молчания. Затем Урусандер пренебрежительно махнул рукой. – Принесите письмо от Эмрал Ланир. Я прочитаю его сам.
– Милорд, я могу повторить дословно...
– Мне довольно своих навыков чтения, Синтара. Или вы сделались еще и личным секретарем?
Ренарр фыркнула.
– Очень хорошо, – сказала Синтара. – Как вам угодно, владыка.
Ее шагам вторил стук костылей старика-ученого. Едва дверь закрылась, Ренарр сказала: – Ты сам знаешь, что не увидишь письма.
Он испытующе поглядел на нее.
– Это будет перевод, – пояснила Ренарр, – с примечаниями Синтары, будто оригинал писан Высшим алфавитом или каким-то тайным храмовым кодом. Они не прекратят играть с тобой, отец. Но с сегодняшнего дня их схемы станут изощренней.
– Почему?
– Потому что, кажется, ты очнулся, осознал момент и свое место в нем.
Он вздохнул. – Мне не хватает Шаренас Анкаду.
– Той, что начала убивать твоих капитанов?
– Я дал ей повод. Нет. Они дали повод. Убийцы невиновных, вожди бесчинств и погромов. Она стала клинком в моей руке.
– Истинный организатор погромов еще жив. Носит новый титул – Смертного Меча. Теперь он владеет магией. Лучше бы Шаренас начала с него.
Он изучал ее. – Ты встанешь на ее место, Ренарр? Будешь доверенной собеседницей?
В вопросе звучала и надежда, и мольба. – Отец, когда я в последний раз ушла из крепости, ты послал отряд, чтобы меня вернуть. И вот я здесь, уже не игрушка для солдат. От меня требуют находиться при тебе или в соседней комнате. Ты принудишь меня быть твоей совестью? Если так, лучше обойтись без цепей.
– Мне нужна лишь своя совесть. Но... ты проникала в скрытые течения последней встречи. Быстро и верно определила цели жалкого ученого. Ухватила – инстинктивно, думаю я – нужды новой религии, ее дикарский голод и грубый прагматизм. И она смеет обвинять тебя в цинизме! Да, Синтара не рассчитывала на тебя. Оставила не защищенным фланг, а Сагандер оказался неудачным щитом.
Ренарр встала. – Прости, отец. Лучше не полагаться на мою защиту. Я слишком капризна и следую лишь собственным интересам. Всем ведомое отвращение Сагандера к низкородным и падшим – вот единственное приглашение, мне требовавшееся. Я кусала его от скуки.
Он промолчал, она вышла из комнаты.
"Ох, Сагандер. Старик, посредственный ученый, историк, которого шатает на костылях от одной сцены к другой. Даже благословение Света лишь подчеркивает твои недостатки. Ясность воззрения, обещанная растущей верой, не позволяет истине и справедливости различать оттенки.
Понимаешь, Урусандер?
Твоя Верховная Жрица страшится твоего Смертного Меча. Твой историк изуродован фанатизмом и скрывает за веками пламя ненависти. Твой излюбленный капитан думает лишь о восстановлении рода. А твоя дочь должна отвернуться от этих плясунов, от всех честных намерений и достойных желаний.
Вижу свет, отец, в грядущем. Но я не стану жмурить глаза".
Однако отзвук костыльного стука оставался в голове Ренарр, напоминая о ранах, затрагивающих не только плоть и кости. Постройка, призванная мучить и терзать шипами, не видна очам смертных, извивающаяся на дыбе фигура не заметна, но кровь капает.
«Герб мой. Стяг мой. Совершенное, идеальное пятно».
Капитан Халлид Беханн провел ладонью по голому плечу Тат Лорат, по гладкой коже руки, и улыбнулся Хунну Раалу. -Мне известно, с каким риском связано преследование, Смертный Меч.
Хунн Раал склонил голову набок. – Неужели? Три сотни солдат не спасут вас от гнева Шаренас Анкаду?
Улыбка мужчины стала шире: – Риск не в охоте, а в том, что останется позади в Нерет Сорре. – Он метнул взгляд женщине рядом, но если она и заметила, то не подала вида, забавляясь игрой с острым кинжалом.
Хунн Раал чуть помедлил, забавляясь хрупкостью настроений дерзкого и самовлюбленного служаки. И пожал плечами: – Слишком слаб ваш союз, капитан, если за краткий миг отсутствия Тат Лорат склонится к неверности.
Услышав это, Тат Лорат лениво изобразила улыбку, но не подняла глаз. – Аппетиты поют свои песенки, Смертный Меч, и зачастую я оказываюсь бессильна.
Раал крякнул, потянулся за бокалом. – Слабость, всеобщее оправдание. А вот контроль требует силы. – Он всмотрелся в нее, выпил и продолжил: – Но вы не станете ходить по лезвию ножа, Тат Лорат, ведь здесь есть все виды развлечений?
– И я о том, – сказал Халлид, стараясь вернуть инициативу в разговоре. Лишь теперь Хунн Раал понял, сколь отчаянно капитан желает привлечь его внимание. Однако следующие слова показали, что он неверно понял намерения собеседника. – Должен просить вас, Смертный Меч. Не займете ли ее? Слишком много юных солдат, ослабленный авторитет властей, но если она разделит постель Смертного Меча, они...
Отвращение – слишком слабое слово для чувств, вызываемых в нем причудами этой парочки. Удивительно, что Урусандер так долго им потакал. Но теперь все осложнилось. Хунн Раал потерял самых ценных союзников среди капитанов легиона. – Как пожелаете. Но, капитан, что насчет желаний самой Тат Лорат?
– Тебе бросают вызов, – промурлыкала мужу Лорат, всё играясь с ножом.
Халлид Беханн только пожал плечами.
Хунн Раал отвернулся со вздохом. – Ладно. Скажите, Халлид, что разнюхали ваши разведчики?
– Она где-то нашла запасного коня. Избегая поселений, едет на запад, в леса.
– Очевидно, стремясь скрыться.
– Выбора у нее мало. Дороги к югу перекрыты или патрулируются. Если она хотела в Харкенас, мы сможем помешать. Где еще искать убежища?
– В крепости Драконсов.
– Через Дорсан Рил? Лед весьма ненадежен. Впрочем, возможно, мы довели ее до отчаяния. Оказавшись у лесной опушки, я намерен развести отряд клиньями. Будем гнать и гнать, пока не прижмем к реке. Может, она решится и потонет.
– Не очень умно, – бросил Раал. – Она нужна мне пленной. В Нерет Сорре. Утонув в Дорсан Рил, она не обеспечит мне славной победы. Неприемлемо, капитан. К тому же если ей удастся пересечь реку?
– Тогда я обложу крепость Драконсов.
– Ничего подобного.
– Мы не погран-мечи, сир. Мы легионеры.
Хунн Раал потер глаза и устремил на мужчину суровый взгляд. – Ты не дашь Айвису повод смести одну из моих рот, Халлид. Всё ясно? Если Шаренас доберется до крепости, ты отступишь. Вернешься сюда. С расплатой придется обождать.
На миг показалось, что Халлид готов бросить ему вызов. Однако он тут же дернул плечами, ответив: – Хорошо, сир. Все же я надеюсь нагнать ее задолго до тракта, тем более до леса.
– Так было бы лучше, капитан.
Почти сразу Халлид Беханн закашлялся и встал с кресла, поправил доспехи и надел зимний плащ. – Отправляемся немедля, Смертный Меч.
– Постарайтесь быстрее, – попросил Раал. – Хотел бы увидеть вас до похода, что начнется через месяц.
– Понимаю.
Капитан вышел из шатра. Откинувшись на спинку стула, Раал всмотрелся в Тат Лорат. Она наконец вложила кинжал в ножны и подняла голову. – Задача держать меня ублаженной волнует вас, Смертный Меч?
– Встать.
– Если вам угодно.
– Скажите... Вы желаете остаться капитаном Легиона Урусандера, Тат Лорат?
Она моргнула. – Разумеется.
– Отлично. Слушайте же внимательно, капитан. Вы не относитесь числу моих слабостей. Ни сейчас, ни в будущем.
– Ясно.
– Не совсем, ведь я не закончил. В отсутствие супруга трахайтесь с кем хотите. Разумеется, я буду знать, как бы тщательно вы не обставляли свидания. Когда новость достигнет меня и если ваш любовник будет из числа легионеров, я позабочусь, чтобы вас раздели догола и отдали псам. Захочет Халлид принять вас после возвращения или нет, это его дело. Все поняли, капитан?
Тат Лорат смотрела на Хунна Раала без всякого выражения. Но потом улыбнулась. – Боги мои. Смертный Меч изобретает новое посрамление, против коего мы должны бороться, да? Раз храмовые шлюхи Тьмы делают добродетелью плотские утехи, мы сделаем наоборот? Воздержание, сир, даст вашей вере мало приверженцев.
– Вы не понимаете, Тат Лорат. Легион стал хрупким после измены капитана Шаренас. Нельзя позволить вам плодить среди солдат фаворитизм, зависть и разгул порока. Хватает и того, что вы отдаете взаймы собственную дочь... кстати, этому тоже настает конец. Немедленно. Находите союзником мерами менее непристойными.
– Не вам определять поступки моей родни, Смертный Меч.
Наконец удалось разбудить ее, понял Раал. Интересно, откуда исходит пламенная ненависть Тат Лорат к дочери? Простой факт в том, что Лорат и Беханн представляют потенциальную проблему и где-то в будущем могут стать открытыми соперниками его дерзаний. Хотя сейчас они клянутся в верности, он будет дураком, если поверит, что ничего не изменится, когда Харкенас окажется в руках Легиона.
– Вы ныне Дочь Света, Тат Лорат, – сказал он. – Но, похоже, смысл этого от вас ускользает. Что ж, хорошо. Обдумайте вот это.
Волшебство сбило ее с ног. Капитан ударилась о стену шатра, прогнув парусину и накренив опоры. Скользнула на пол меж сломанных стульев и порванных коек. Снаружи донеслись вопли, лязг обнаженного оружия. В ответ Хунн Раал расширил сферу силы, создавая непроницаемый купол света вокруг командного шатра. Даже крики встревоженных солдат не проходили сквозь преграду.
Воображая Синтару в храме, пораженную столь внезапным выбросом силы, Хунн Раал усмехался. Наблюдал, как Тат Лорат с трудом встает на колени, волосы растрепаны и колышутся под незримыми потоками энергии. – Ну, – сказал он, – в вопросах семейных ты тоже моя. Все мы дети Света, не так ли? Семья наша растет, но твоим защитником остается один муж – тот, кого ты видишь пред собой. Отсюда и титул Смертного Меча. Меч, как ты знаешь, рубит в обе стороны.
Она встала на ноги, на лице теперь читался откровенный страх.
Хунн Раал кивнул: – Пошли Шелтату Лор в крепость. Посрамим Синтару и ее ворон, устроим трогательную сцену, передавая опеку над девицей в руки приемной дочери Урусандера.
– Как прикажете, Смертный Меч.
– Теперь, – продолжал он, отпустив магию (купол света немедленно исчез), – в путь. Сообщи страже, что все в порядке, хотя шатер требует починки.
Отдав честь, Тат Лорат ушла.
Вскоре Хунн Раад допил кубок и встал, радуясь легкости и изяществу движений. Волшебство внутри легко смешалось с алкоголем, даруя непривычную остроту чувствам. Иногда, разумеется, ясность его раздражала. Особенно в разгар ночи, когда душа жаждет забвения. Но как Священный Свет отвергает дар ночной темноты, Хунн Раал отвергал возможность бегства.
Было бы глупо думать, будто благословение магии не потребует платы. Он уже научился скрывать трезвость, когда это было выгодно. Тщательно следовал ожиданиям окружающих, видевших, как он ныряет в бутылку и веривших, будто мозги его затуманены.
Хунн Раал вышел из шатра. Рабочие уже спешили с новыми опорами, веревками, один тащил молот, чтобы вбивать колья. Раал остался равнодушным к порушенной мебели. Лучше, чтобы оставались напоминания о его силе. Страх добавится к репутации, подчеркивая новый титул, и это к лучшему.
Он шел по лагерю, не замечая солдат, походных костров, не слыша приглушенных разговоров. Холод воздуха едва ли мешал ему. В теле оставалось достаточно силы, чтобы согреть почву под всем лагерем. Поддаваясь некоей расслабленности, Раал позволил магии слиться со зрением, изменяя окрестный вид. Сверкающий свет стер подробности, костры показались разбросанными повсюду кулаками пламени. Ходящие по улицам приобрели нездешний облик – иные мерцали, другие яростно пылали. Его привлек один из костров, в буйном пламени почудилось что-то вызывающее. Едва он подошел, окружившие яму очага солдаты встали и разошлись. Не обращая внимания, Смертный Меч уставился в пламя.
«Там что-то... что-то есть. Я...»
Он не мог оторвать глаз от языков огня, а неведомая сила тянулась, играя с его волей, насмехаясь над волшебством внутри.
«Что это? Лицо? Женское лицо?»
Он слышал не свой смех – будто осенние листья зашелестели в черепе. Потом в уме раздался женский голос, и сила голоса была такова, что он ощутил себя беспомощным новорожденным щенком, когда кто-то склоняется к земле, к нему, чтобы погладить или ущипнуть. Мысль сделала его еще слабее, он ощутил, как душа пытается съежиться и уползти.
«Тюрлан ита сетараллан. Новое дитя, сын пламени, чую твою беспомощность. Беток т»релан Драконус, понимает ли он? Гляди же на измерения любви, где каждая сажень отмечена отчаянием. Она шагает по вечному простору Сущностной Ночи, ища чего? Сила не родится от любви, разве что среди мудрых, для коих капитуляция означает мощь. Увы, мудрость – редчайшее из вин, и даже среди причастившихся мало кому удалось понять вкус. Но ты, Смертный Меч Света, ходишь, раздувшись от гордыни и опьяненный самоудовлетворением – невежество сделало твою силу смертельно опасной и несдержанной. Я ощутила тебя и была притянута.
Покоряй подданных, как сможешь, но знай: сила влечет силу, крайность процветает среди крайностей. Наслаждайся глупыми демонстрациями – и появятся те, что превосходят тебя в силе, но мудрее ею правят, и они сокрушат тебя в пыль. Нежелание быть умеренным – общий порок. Негодование при виде злоупотреблений встретим куда реже, но оно дает власть".
– Кто... кто говорит? Назовись!
"Жалкие требования жалкого ума. Слушай же, ибо я не часто даю бесплатные советы. Его первым даром был скипетр. Кроводрево и хастово железо. Ты должен выковать ответ. Найди самого доверенного кузнеца, мастера металла. Короны подождут, а вот державы... все это для иного места, иного времени. Ночью разожги мне огонь, вдали от цивилизации. Сложи большой костер и питай заботливо. Тогда я вернусь и провожу тебя и кузнеца к Первой Кузнице.
Равновесие, Смертный Меч. На каждый поступок есть ответ. Каждое деяние порождает..."
– Если бесплатно, – прервал ее Хунн Раал, – то зачем ты это делаешь для меня?
«Для тебя? Думаешь, наглость способна очаровать? Я женщина, не малолетняя девица, оставившая на траве свежую кровь. Мне нет дела до тебя, Раал. Но ты выучишься терпеливости. Придется, и потому я не требую платы за дар. Свет должен встретить Тьму как равный...»
– Он не равный, – бросил Хунн Раал. – Темнота склоняется перед светом. Пасует, слабеет, бежит.
Снова вернулся дребезжащий смех. "Ты плохо прислушиваешься к моим словам. Склоняется? Бежит? Взгляни в ночное небо, глупец, и оцени: кто стал победителем в споре Света и Тьмы? Напейся до бесчувствия и проверь, чем встретит тебя забвение – светом или мраком. В вечности Свет всегда должен проигрывать. Гаснуть, мерцать, умирать. А Тьма процветает по обе стороны Жизни.
Передай это своей верховной жрице. Проткни ее дутые заблуждения, Смертный Меч. Желая победы в этой нелепой войне, вы проиграете".
– Мать Тьма уже сдалась нашим требованиям. Если случится битва, враг падет. Ничто не помешает походу на Харкенас. Так что, женщина, мне плевать на свет и тьму. Я одержу победу ради Легиона, завоюю служилым заслуженную справедливость, и если знати придется ползать на коленях, я посмотрю на их унижения с удовольствием.
«Разожги мне огонь».
Кривясь, Раал ответил: – Посмотрим.
«Разожги мне огонь».
– Ты не слышала? Я подумаю.
«Тюрлан ита сетараллан». Казалось, она влезла в него, схватив не сердце, не горло, но член. Внезапный жар обуял тело и через миг он яростно выбросил семя, видя, как его сожрало пламя. Женщина смеялась. «Разожги мне огонь».
Она отпустила Раала. Он пошатнулся, моргая, снова увидев обыденность лагеря, одинокий костер и дюжину свидетелей-солдат.
Хунн Раал опустил глаза. Все время разговора с демоницей он стоял посреди костровой ямы. Сапоги сгорели, кожаные брюки наездника стали черными и тесными, местами лопнули, показывая белую безволосую кожу. Член свисал над остатками пояса, с конца капало.
«Ай, Бездна побери...»
И все же. Ее хватка была крепкой. Ему хотелось ощутить это снова.
Инфайен Менанд села на постели, отвела волосы от глаз и прищурилась на лейтенанта. – Он делал что?
– Мастурбировал, сир. А одежда горела.
– Но пламя ему не повредило.
– Да, сир.
– Хмм. Думаю, мне хочется такой магии. – Подняв взгляд, она уловила намек на веселье в стоявшем навытяжку солдате и скривилась. – Насчет пламени, идиот, не другого. Иди.
Когда солдат скрылся, Инфайен посидела еще немного и встала, взяла плащ и вышла из палатки.
Прошла по лагерю и оказалась на верхней дороге, что идет параллельно главной улице Нерет Сорра. Вскоре она добралась до двора крепости, пересекла его и оказалась в самом имении. Излучение выбивалось из камней, лилось по стенам и полам, сочилось со сводов, так что каждое окно казалось не порталом солнечного света, но тусклым пятном, портящим общее сияние. Интенсивность нереальной ауры усугублялась по мере приближения к освященному восточному крылу крепости, ныне называемому Храмом Света.
Архитектура мало соответствовала пышному названию – почти все комнаты тесные, с низкими потолками, каменные плиты полов исцарапаны и выщерблены после небрежного таскания мебели. Главная Палата Света, местоположение одноименного Трона, была на нижнем этаже. Верхние этажи разрушили, позволив золотому свету взлетать к небесам с такой мощью, что не видно было шатра-купола. Казалось, верхом здания завладело новорожденное солнце.
Зрелище это не особо впечатляло Инфайен, как и все, что она до сих пор видела в жизни. Она признавала в себе нехватку воображения и неумение удивляться, но не считала их слишком ужасными пороками. В подобных местах сомнительного величия она старалась демонстрировать неуклонную суровость нрава, и эта черта делала ее самым уважаемым и грозным капитаном Легиона Урусандера. Но ни гордости, ни самодовольства не было. Ведь это наследие рода Менанд, остатков героической фамилии, испытавшей падение престижа, постепенно потерявшей всеобщее почтение – притом без особой вины кого-то из членов семьи. Напротив, долг, честь и умение командовать заставляли предков Инфайен вставать в передние ряды любой битвы, лезть в самое пекло, в безнадежные вылазки и обороны. Остальное довершили неумолимые законы вымирания. Имя Менандов стало синонимом неудач.
У Инфайен была незаконная дочь Менандора, пригретая другой семьей в виде некоей бледной пародии на обычай заложничества, но это не повлекло никаких выгод, позволив лишь избавить Инфайен от забот о ненужном ребенке. Она даже не вспоминала о нежеланной дочери.
Необходимо воображение, чтобы планировать будущее детей, предчувствуя и оценивая потенциал. Инфайен видела в Менандоре – в тех редких случаях, когда вообще задумывалась – лишь ущербное замещение себя самой, ведь вскоре ей выпадет случай умереть в своей битве, в своей безнадежной вылазке. Так что ублюдочная дочь – еще один естественный шаг в неизбежном падении семьи.
Новая кровь не имеет шансов устоять против судьбы Дома Менанд, ведь судьба хладнокровна и готова пролить всю кровь без остатка. Семьи редко гибнут внезапно. Более обыкновенным, понимала она, является медленное угасание, поколение за поколением, как сезон за сезоном старый илистый пруд обращается в вязкое болото.
Так что воображение бесполезно, и она отлично соответствует уменьшающемуся миру. Пусть другие, полные дерзких амбиций и неуклюжей алчности, пожинают плоды гражданской розни. Инфайен ожидала умереть во имя победы. Кровь ее жизни вытечет и будет налита в чашу, чашу принесут дочери, дабы Менандора пила свернувшуюся неудачу, как пила ее мать.
«Добро пожаловать, скажет напиток, в семью».
Доложившись, она недолго ждала приглашения пред лик Верховной Жрицы.
Палата Света сияла так ярко, что не видно было подробностей – лишь стоявшую перед ней Синтару. И хорошо. Ей нет дела до ловушек новой веры.
– Хунн Раал трахнул костер, – сказала она.
Идеальные брови Синтары взлетели.
Монотонным голосом Инфайен рассказала о том, что узнала.
Измена – не то будущее, которое загадывала для себя Шаренас Анкаду. Возможно, иногда она видела себя жертвой предательства. Но кровь на руках – это оказалось неожиданностью, и правота тех, что шли по следам, подтачивала ее решимость. Список причин, по которым она сделала что сделала, нес оттенок самолюбия. Негодование и недовольство – вполне достойные поводы для словесных оскорблений или, в крайнем случае, пощечины. Короче говоря, скромного ответа, соответствующего скромной ее роли в происходящем. «Но мечом по шее за столом таверны, голова катится, отскакивая от залитой пивом древесины... когда же я приобрела дурную привычку терять контроль?»
Вета Урусандер – грубый мужлан. Она напиталась его раздражением и пошла в Нерет Сорр и лагерь Легиона, раздувшись от чужой злости. Каждый встречный казался преобразившимся, все черты лиц казались новыми и несносными. "Враги мира. Лицо Серап. Лица Эстелы и ее муженька. Или Халлида Беханна. Тат Лорат. Инфайен. Хунна Раала.
Некоторые лица замерли и уже не оживут. Замерзли с выражением виновности. Другие... они искажены живейшей ненавистью и жаждой моей смерти.
Если измена имеет обличье, она похожа на меня".
Снежинки летели вниз, тихие как хлопья пепла. Небо было ярким, но бесцветным, белым как слои снега на голых сучьях и лесной подстилке. Дар зимы – тишина, жизнь замирает, впадая в какую-то спячку. К чему тут шокирующе яркая кровь? Растревоженная ощущением беззакония, даже осквернения, Шаренас присела и провела длинным клинком по шерстяной куртке солдата, избавляясь от запекшейся крови. Перевернула оружие и повторила действие, потом, бросив последний виноватый взгляд на бледное безжизненное лицо следопыта – видя, как снежинки тают на бровях, щеках, бороде, текут мелкими слезниками во впадины незрячих глаз – встала и сунула меч в ножны.
Огонь там и тут затронул лес, оставляя выжженные поляны и полосы, руины деревень. Осталась и вонь, делающая кислым холодный воздух. Тем не менее она находила следы: неровные провалы оленьих копыт, отпечатки когтей хищников, пропадающие под новым снегом крестики мелких птиц и стежки торопливых мышей.
Она бросила лошадей, сняв седла, уздечки и удила, зная, что животные найдут обитаемые места, когда нужда в пище и укрытии умерят восторг от нежданной свободы. Прирученные звери по природе своей ищут хозяев, или так она всегда полагала. Поколения и поколения зависимости превратили привычку в необходимость.
«Возможно, так и с нами, Тисте. Я познала слишком много одиночества. Но оказавшись среди сородичей, что же сделала? Как часто мы принуждены уничтожать то, в чем нуждаемся, словно влекомые ко злу, как ручьи тянутся к морю?»
Отягощенная мыслями, она двинулась, забираясь в гущу леса. Прошла через сожженные стоянки, находя кости, еще не избавленные от хрящей. Обнаружила под тонким одеялом снега тело убитого ребенка.
Гнев – сильная эмоция, но слишком часто она тонет в беспомощности, мало чего достигая своими содроганиями. Впрочем, Шаренас еще может им питаться, когда необходимо насилие. Однако гнев дает мало пользы, когда дело сводится к борьбе за выживание.
"Кагемендра, где ты? Почему мне хочется ощутить объятие твоих рук, твердых как старые ветви, почувствовать тоску твоих ласк? Ты как будто предлагал нежность зимы, а я застывала, не зная, какое время года выбрать. И все же я тоскую по тебе.
Знаю, ты не мой. Нет смысла воображать невозможные сценарии. Твой путь ясен и честен. Уже это разлучает нас. Я обречена оставаться чуждой, и ты не можешь не ответить тем же".
По лесу разносились звуки. Она не была одна. Крики вдалеке – резкие, алчные, радостные. Они будут гнать, ведя к намеченному пункту, где ее участь будет решена выпадами клинков. Ей уже загородили путь на юг. Сейчас ее преследуют разведчики, преимущество остается за ней: их слишком мало, заслон можно будет проломить, особенно если пойти назад, снова в открытые пустоши.
Но разведчики – только передовой отряд. Из Нерет Сорра вполне могли послать половину роты с лейтенантом или даже капитаном во главе. Разведчики должны травить ее, заставлять двигаться. Подойдет регулярная пехота и начнет настоящую охоту. Ей не найти избавления на востоке.
«Кагемендра, гляди, что я наделала. Гляди, куда меня занесло. Начала свою войну против Легиона Урусандера. Найду ли я союзников во врагах Легиона? Трудно сказать. К чему им звать предательницу, убийцу в свой лагерь? Ох, как шатко знамя праведного воздаяния. Посмею ли я понести его пред собой, защищая то, что сделала?»
Она шагала на запад, держась оленьих следов и молясь, чтобы снегопад стал сильнее. Но небо дремало, снежинки падали вяло, как неразумные обрывки забытых снов. "Знаю. Ты хмуришься при мысли о ярости – ты многое понял и не веришь эмоциям, ни своим, ни чужим. Что в твоих глазах, осуждение? Избавься от жажды судить. Когда женишься, тебе будет не к лицу, ты вызовешь тот же ответ, и поделом.
