Текст книги "Стивен Эриксон Падение Света (СИ)"

Не волк, а морской лев, ярый и тяжелый, но элегантный в воде. В середине набегающей волны, что мчится во впадину, в нишу каменной, лукаво-равнодушной стены. Отзвуки ее вскриков станут музыкой моей души.

А выпуклость ее живота! Видите эти руки? Они созданы охватывать ее чудо, гладить и ласкать складки, что сулят роскошь, будто складки богатой одежды. Разве мы не чувственные твари? Разве грубые грани возраста, мозоли и хрупкие ногти, лишают любовные касания нежности? Или похотливости. Какая разница?

Щенок рычит, как свойственно щенкам, но высокомерие – лишь маскировка неопытности. Да, я вижу его насквозь и не уделяю внимания позам. Юность довольна собой, а я давно прошел искушения и не люблю обманы. Словно животное, покатаюсь ради собственного удовольствия, сделаю ее стонущей подушкой.

Сочла нас мертвыми. Ублажается в объятиях Ханако, не сомневаюсь. В этот самый миг! Ну, почему бы не добавить мужа в обширное стадо? Но вскоре она возмечтает об опытных, и когда мы ее найдем... да, вижу, как глаза ее загораются факелами в пещере.

Зад и живот, а потом уж груди.

Ладно. Мы охотники, она – добыча. Тут все просто. Никаких раздумий и обременений.

Даже не верил в драконов. Скользкий миф, соблазнительная легенда, чешуя и раздвоенный язык, крылья и хлещущий хвост! Наглый прерыватель наших бесед. Сожрать освежеванного медведя, как же! Он такой изысканный, что сдирает кожу перед ужином? Занимательно. И какое неуважение к Гневному Владыке!

Драконы! Откуда взялись зловредные твари?

Но в виде гнилой туши – как пошло! Хотя было ли в нем величие? Нет, вовсе нет. Гадкая штука, жуткий зверь из легенд. Нужно будет убивать каждого встреченного, ради восстановления природного равновесия. Мерзость нельзя оставлять без внимания.

Я возьму ее сзади, потом спереди, сражаясь с грудями, будто неся два кувшина эля с прочными пробками. Тащи, дурак! Кусай и выкручивай!

Умудренный волк хорошо знает добычу. Тысяча охот, тысяча завоеваний, и след его старше, чем кажется, но я, пусть старик, вижу его свежим как земляника!

Щенок ничего не знает. Даже Татенал едва ли понял. Самая сласть жизни – в ожидании. Вот наш настоящий миг славы, но поглядите на них – пыхтят и кряхтят, ползя на очередной склон, скоро войдут в очередной проход и начнут спускаться – не впадите в искушение пещер, мои друзья по браку! Это лишь отвлечение! Она бежит, дабы быть пойманной!

Ах, Лейза Грач, любимая, твой пот будет сладок как вино. Легко, ведь я полью всю тебя вином.

Разве наш ум – не чудесный мир? Мысли и ожидания, наполняющие такой радостью? Желания, окунающие нас в мешанину чувств, смущающие рассудок фонтаном сладких извращений!

Реальности не устоять перед внутренним творчеством.

И к черту драконов!"

– Потише, Гарелко! Ты нас до смерти загонишь!

Губы под усами Гарелко растянула усмешка... тут же быстро исчезнувшая. «Ох, какие дурные слова!»

– Предпочел бы путь более простой, – пробормотал К'рул. – Недолгая прогулка по бесплодной равнине в окружении холмов, и перед нами высокие шесты с черепами, означающие претензии Джеларканов. Неделя пути на север – и мы на искомом месте.

Скиллен Дро чуть пошевелился, изогнул длинную шею и поглядел на К'рула. -Джелеки мне не обрадуются.

– О, и они тоже? Что ты сделал, чтобы заслужить их вражду? Скажи, есть ли те, что готовы будут приветствовать тебя, Скиллен Дро?

Гигантская крылатая рептилия склонила голову в раздумье.– Ничего не приходит на ум, но я подумаю еще.

К'рул потер шею, на которой остались рубцы с того дня, когда спутник вознес его в воздух. Осмотрелся и вздохнул: – Интересно, мое ли воображение или твое создавало миры, подобные этому? Или виной был некий порок тщеславного замысла?

– Если подобные пейзажи – плоды твоего или моего ума, К'рул, тщеславие станет малейшей из наших забот.

В низине перед ними простерся город столь обширный, что заполнил все склоны, а облако пыли заволокло окрестности. Шпили нависали над прямоугольными жилищами и тем, что казалось общественными зданиями, постройками прочными и чем-то вызывающими. Переходы соединяли шпили, пересекая площади; огромная сеть каналов с чистой водой разделяла кварталы, через них были перекинуты одинаковые резные мосты.

Больше всего поражал взгляд масштаб построек и количество горожан, заполнявших все видимые пространства. Ни один шпиль не превышал роста К'рула, а обитателями были насекомые. Какие-то муравьи или термиты, или иные обитатели ульев.

– Предвижу, что пройти будет непросто – заметил К'рул. – То есть если мы не хотим оставить позади руины. Полагаю, придется воспользоваться твоими крыльями.

– В природе таких насекомых,– сказал Скиллен Дро, – игнорировать всё и вся, пока их не побеспокоят. Они заняты насущными заботами, бегают по кругу. Необходимость выживать, повышать статус, сотрудничать и так далее пожирают все их внимание.

К'рул обдумал замечание Скиллена Дро, хмыкнул. – Интересно, есть ли здесь недовольные? Бунтовщики, жаждущие свободы от ежедневных трудов, от жалкой суеты от рождения до смерти? Наши тяжелые сапоги и неуклюжие шаги могут изобразить гнев богов, за спинами нашими возникнут культы, и через десятки лет воспоминания исказят их до неузнаваемости. Были мы мстительными или равнодушными? Вопрос, зависящий от интерпретаций.

– Решил, что это не простая иллюзия цивилизованности? Насекомые обладают письменностью, хрониками? Историями и научными трудами? Литературой?

– Дро, я вижу скульптуры на главных площадях. Среди них имеются художники. Ну, значит, и поэты должны быть? Философы, изобретатели. Историки и политики – естественные разделения профессий, которые в конце становятся заклятыми врагами.

– Забавные мысли, К'рул. Изобретатели и философы как враги? Прошу, объясни.

К'рул пожал плечами. – Изобретатель алчет творчества, но редко думает о побочных эффектах изобретаемого. Отвечая на дилемму функциональности и толкаемые сомнительными целями эффективности, они несут перемены обществу, иногда ошеломительные. Разумеется, Скиллен, тебе не надо объяснять заслуженную и обоснованную опытом вражду политиков и историков. Владыка Ненависти нашел бы что сказать по этому вопросу, и я не смог бы возражать. Цивилизация есть спор между мыслителями и деятелями, изобретение – спор с природой.

– Значит, ты веришь, что насекомые в городе создали настоящую цивилизацию. Но мои глаза, К'рул, острее твоих. Вижу, как они ходят туда и сюда, неотличимые один от другого, хотя замечаю и особенных – солдат или констеблей. Если есть царица или императрица, она прячется в камере центрального дворца, говоря языком запахов и вкусов.

– Как и ты, Скиллен Дро. Разве избранный тобой способ коммуникации лишен тонкости? Не наделен нужными средствами для выражения сложных мыслей? Кто-то правит изнутри, и ему служит двор. Солдаты поддерживают порядок и заставляют всех трудиться сообща. Воздвигнуты скульптуры богам или же древним героям. Что заставило тебя сомневаться?

– Я чувствую не сомнения.

– Что же?

–Чувствую... свое ничтожество.

– Хм. – К'рул вздохнул. – Трудно спорить. Но мы избегаем самой интересной темы. Эти владения, в которые мы вваливаемся, хотя намерены всего лишь оказаться у нужной цели... Иногда, – признался он, – мне кажется, будто природа ставит нам препятствия, намереваясь затемнить.

– Затемнить что, собственно?

К'рул пожал плечами: – Нет сомнения, некоторые простые истины.

– Любое и каждое путешествие, К'рул, требует течения времени, проявляющегося в постепенной смене обстановки. Глаза видят шаги, шаги измеряют расстояние, разум изобретает пространство и дает ему имя. Но мы существа разумные, мы путаемся во времени, оно то сокращается, то растягивается, хотя по сути неизменно.

К'рул взглянул на крылатую рептилию. – Вот как твои нынешние сородичи видят мир? Разве у нас нет воли, чтобы изменять время по своим потребностям?

– Кто знает. Мы таковы?

– Без смущения мы легко синхронизируемся с естественным ходом времени, его размеренным течением. Увы, Скиллен, смущение шагает рядом, упрямее тени. – Он помолчал, обвел взмахом руки город. – Насекомое отправилось на запад, к краю своих земель. Для этой мелочи путешествие будет долгим и даже трудным. А ты, Скиллен, раскроешь крылья и за один миг окажешься впереди него. Похоже, время имеет разные шкалы.

– Нет. Меняется лишь восприятие.

– У нас мало что есть, кроме него.

– К'чайн Че'малле, К'рул, создают инструменты и машины. Изобретают часы, способные разделять само время. Оно приковывается к месту. Ход шестерней никогда не меняется.

– Будут ли обитатели города мерить время теми же интервалами, что твои Че"малле?

– Такое ощущение, что нет... но, как я сказал, механизмы точны, интервалы неизменны.

– Снова, – вздохнул К'рул, – мы должны вспомнить о шкале. Это важно.

– Может быть,– раскрыл крылья Скиллен Дро, – создавая часы, К'чайн Че'малле наложили порядок, установили исходную точку, обуздали природу, прежде не ведавшую закона. И мы пойманы их творением.

Мысль обеспокоила К'рула, он не знал, что ответить.

– Вижу за долиной море.

– Море! Ну, я начинаю понимать, кто заманил нас в этот мир!

– Тем хуже, ведь он тоже не обрадуется нам.

Скиллен Дро подхватил К'рула длинной когтистой рукой и бесцеремонно потащил в воздух, хлопнув крыльями. Оказавшись высоко, К'рул понял, что земля, по которой они недавно шли среди туманов, оказалась островом, хотя это было лишено смысла. Королевство разрухи и праха, забытых тронов и монументов уменьшилось и превратилось в дымку, какую-то границу двух миров.

Разделы между устрашающими своим числом, множащимися мирами казались произвольными; К'рул давно поверил, что, по странной игре мироздания, он и его сородичи стали творцами подобных мест. Поколебать его убеждение было бы трудно, особенно теперь, когда он стал свидетелем вражды двух воль с самим творением.

Остров был проявлением каприза Маэла, а Маэл имеет привычку высмеивать претензии на прочную сушу, подобно рубцам пятнающую идеальную гладь его морей и океанов. Он имеет также обыкновение населять такие земли до нелепости мерзкими, абсурдными существами.

– Насекомые! Город шпилей и статуй, мостов и каналов? Считаешь это смешным, Маэл?

Они пронеслись над городом и островом, тени ползли внизу; вскоре они оказались нал песчаным берегом. Скиллен бесцеремонно бросил К'рула на белый пляж. Воздух был сухим и теплым.

Встав на песок, К'рул расправил одежду. – Твои когти проделали дыры в балахоне, – упрекнул он.

Маэл показался, выходя из лениво шепчущих волн. На миг запутался в водорослях, отряхнул ноги и продолжил путь. Он был обнажен, бледен, глаза оттенка выгоревшей голубизны. Длинные волосы черны, разбросаны по широким плечам. Оказавшись на суше, он ткнул пальцем в сторону Скиллена Дро. – Ты задолжал извинения.

– Моя жизнь измеряется долгами, – просигналил Скиллен Дро.

– Вижу легкое решение, – ответил Маэл и посмотрел на К'рула. – Ты хотя бы мог истечь кровью в море. Но теперь мы видим грубое распыление несдержанной мощи. Неужели никто не посоветовал тебе иного?

– Я решил не делать свое решение объектом дискуссий. Да и никто из нас никогда не обсуждает любые дела, которые мы свершаем. В конце концов, – добавил он, – мы не насекомые.

Маэл улыбнулся. – Упражнение, – сказал он. – Я неплохо развлекся.

– Ради чего это было?

Азатенай-повелитель морей только пожал плечами. – Чего вам нужно? Куда вы направились?

– К Витру, – ответил К'рул.

Маэл хмыкнул и отвел глаза. – Ардата. И Королева Снов.

– Если точнее, это залив, известный как Старвальд Демелайн, где, похоже, снова открылись Врата.

– Открыты? Без стражи?

– Точно не знаем, – признался К'рул. – Отсюда и путешествие. Ну, если ты любезно уберешь море с нашего пути...

Маэл нахмурился: – Не буду. Точнее, я не ставил его на вашем пути. Я решил, что вы сами пришли поговорить. Это не так?

– Нет, – отвечал К'рул. – Мы ничего такого не хотели.

Повисло молчание. Маэл вздохнул. – О. Ну ладно. Полагаю, мы закончили.

Скиллен Дро сказал: – Извини, Маэл. Не знал, что ты притязаешь на все под волнами, даже на затонувшие горы.

– Дело не в самой горе, Дро, а в том, что ты разбил ее и поднял к проклятому небу. Ты оставил проклятую дыру, дурак, рваную раны на морском ложе, и теперь огни пылают в глубинах и странные существа собираются на краях, живя и умирая при каждой вспышке. Если этого не достаточно, я чуть не сварился, когда пришел поглядеть.

– Я даже не подумал...

– Да, – прервал Маэл. – Не нужно ничего добавлять к этому признанию.

К'рул посмотрел на Скиллена Дро. – Что за гора? Куда она поднята?

– В небо, как уже объяснил Маэл. Она пустая и внутри город. Я воспользовался технологией К'чайн Че'малле, испытывал, есть ли у нее пределы. И да, она оказалась достойным жилищем.

– Жилищем? Кто живет в ней?

– Ну, пока никто. Дела несколько осложнились, ведь я ее потерял.

Маэл фыркнул: – Ты потерял летучую гору?

– На данный момент.Уверен, она где-то объявится. Ну, Маэл, если позволишь, мы с К'рулом облетим море, дабы тебя не тревожить.

Отвернувшись к морю, Маэл рассеянно махнул рукой.

Они смотрели, как он пропадает под водой. Потом Скиллен указал на небольшой кораблик у берега, крошечное судно не больше стопы К'рула.

– Ох, хватит.

Обеденный отдых закончился. Татенал упер руки в бока и размышлял, пока товарищи топтали угли костра. Потом пошевелил плечами. – Гнусные требования жизни. Приходится отказываться от заслуженного покоя, снова горбиться, торопливо преследуя горе, радость и причудливую месть. Так и вижу ее, а рядом – унылое лицо, юный Ханако, владыка измен. Он заслужил короткий взгляд, и она шагает, впав в багровую ярость. «Заставили меня думать, что все трое померли!», кричит она, и вот мы обвинены и ежимся под гневной тирадой, но пролетает одно дыхание, и бормочем слюнявыми губами, извиняясь, комкая слова. – Он встряхнулся. – Нет, мои мечты постигла ошибка. Ни один корабль, из дерева ли, из мечтаний, не спасет от водоворота тревог.

– Твои блуждания стали для нас тяжкой мукой, – упрекнул Гарелко.

– И все же на каждом закате, старик, я буду собирать древесину, дабы кошмары неспокойных снов не стали истиной, погрузив нас в ужас ночного потопа.

– А пока, – сказал Реваст, надевая лямки, – она делает еще один шаг прочь, наша любимая, скорбящая вдова. Не находите ли странным, что она бредет к смерти, которую мы, вроде бы, уже обрели? Или новая цель оживила ее шаги...

– Ага, ожидание ночи, в которой ее пещера примет раздувшееся сочное мясо, – буркнул Гарелко и тут же улыбнулся. – Владыка рогоносцев берет ее руку так мягко, как подобает непостижимо юному щенку, и так ловко, что у любого другого мужчины глаза на лоб полезут...

– Нет, болтливый дурак, – возразил Реваст. – Подумай! Они странствует в поисках нас! К ужасному королевству пауков и паутины, холодного песка, на коем свились сонные змеи, ожидая ночи. В тесные пределы горных обвалов, Гарелко!

Когда Гарелко помедлил, почесав челюсть, Татенал встал рядом и с любопытством оглянулся на Реваста. – Старый козел, слушай паренька. Он может быть прав. В неведении наша вдова мчится на яростную битву с самой смертью. Не из каприза, увы, но ради страшной цели! Она хочет вернуть нас!

– Значит, нам следует, – задумался Гарелко, – перехватить ее до рокового шага.

– Пропасть пересечена, – кивнул Татенал. – Река пройдена вброд, яма перепрыгнута, завеса разодрана, чаша испита...

– О, хватит! – рявкнул Реваст, отворачиваясь от обоих и снова к ним. – Твой вялый разум вечно обречен брести в моей пыли. Твой тоже, Гарелко. Нет, пришла пора мне встать во главе и взойти к господству. Да, давно пора.

Он заметил, как старшие переглянулись. Гарелко улыбнулся Ревасту: – Да, конечно. Просим на мостик, юный волк. Веди нас, болтливых и бесполезных. Мы крепко ухватимся за позолоченный бриллиант путеводного гения и сочтем себя благословенными.

Реваст со вздохом отвернулся. – За мной и не сомневайтесь ни на миг: трон обрел нового хозяина.

– Но я еще не облегчился! – с внезапным негодованием вскричал Гарелко.

Реваст поморщился. – Давай, и поаккуратнее, старый козел. Крякнешь последний раз – и бегом за нами.

Татенал сочувственно прошипел: – Ох, как я ненавижу его кряхтенье.

Реваст пошел первым, огибая озеро. Гарелко вскоре нагнал со-мужей. Тропа свернула от берега, начался извилистый спуск. Густая кровля леса внизу была темной, хотя местами пробившиеся сквозь тучи солнечные лучи создавали ярко-зеленые пятна.

Приближалась буря, оскверняя день и добавляя рвения их поспешному продвижению. Наслаждаясь юностью, Реваст усмехался, слыша тяжелое дыхание двух мужчин сзади. Утром Гарелко еще мог поддерживать энергичный темп, но теперь, наконец-то, старый скрипун начал сдаваться. А это был бодрый шаг, доказательство, что нынешний день поможет миру измениться, решительно и безвозвратно. Грудь готова была разорваться от величия момента, юнец едва-едва сохранял способность трезвой самооценки. Множество обязанностей у вожака отряда, и полезно будет испытать смирение, овладевая новой властью.

Впрочем, сейчас ему слишком приятно, чтобы задумываться о милосердии к старшим товарищам с их подгибающимися ногами и плачущими глазами. Он ускорил ритм.

– Тиран разбушевался! – прохрипел Гарелко довольно далеко позади

– Накатывает буря, – крикнул Реваст через плечо. – Воздух хрупок. Вы отлично знаете такое затишье. Скоро нам понадобится укрытие...

– Дождь! – заорал Татенал. – Дождь и потоп! Дождь, потоп и оползни! Дождь, потоп и оползни и...

– Хватит реветь! – шикнул Реваст. – Твои вопли привлекают Владычицу Громов!

– Я лишь напоминаю ей о своей смертности, щенок!

– Я уже не щенок!

– Слышишь, как зарычал, – сказал Гарелко. – Вау, вау!

Реваст развернулся. Увидел широкие ухмылки и исполнился внезапной, ошеломительной уверенности: – Вы только издевались надо мной!

– Шерсть и когти, – фыркнул Гарелко. – Думал повалить нас, а? Но кто охранит тебя в ночи? Сиди же на одиноком троне! Вижу, как пялятся твои глаза, дрожат руки, трясутся коленки от каждой тени!

– Он старится скорее нас, – согласился Татенал. – Под грузом всеобщей ненависти и, потом, презрения. Трепетная шелуха мужчины, ты недавно был таким молодым и смелым! Но мудрость не отнимешь у других, щенок!

Реваст угрожающе сжал кулаки. – Мне сломать вас обоих? Не я ли в одиночку отбил налетчиков-Теломенов от деревни?

– О святость! – захохотал Гарелко. – Только не снова!

Покачивая головой, Татенал бросил: – Скоро он приползет к нам, брюхо в пыли, скулеж и поджатый хвост...

Реваст дернулся к нему: – Поджидаешь случая подняться? Как же так? Что ты обещал Гарелко? Новую подстилку? В чем вы поклялись друг другу, чтобы держать меня под пятой?

– Отличная будет подстилка, – сказал Гарелко, а Татенал кивнул.

– Ну ладно, щенок, – продолжал Гарелко. – Вижу поляну внизу справа, и если мои бесполезные глаза еще не совсем бесполезны, там проглядывает крутая кровля. Манящее жилище, прекрасное убежище. Но, возможно, его уже заняли? Придется будить невезучих жителей? Троим Тел Акаям нужно много места, это точно.

– Насмешки не будут забыты, – посулил Реваст. – Но пока что готовьте оружие, если действительно придется гнать чужаков. Гарелко, подними свою дурацкую палицу и встань первым, раз уж решил притязать на вечное правление.

Оскалившись, Гарелко снял оружие и прошел вперед Реваста. – Смотри, щенок, и учись, как это делается.

– Только дверь не вышибай, – посоветовал Татенал.

– Почему? – нахмурился Гарелко.

– Чтобы спрятаться от погоды. Для того и нужны двери, стены и так далее.

Старший муж помялся. – Тут ты прав. Предложения?

– Стоит постучать.

– Костяшками по дереву, да. Здравая мысль. – Он взвалил палицу на плечо. – Видишь, Реваст? Мудрый вождь должен овладеть искусством поощрения подручных. Само собой, эта идея давно пришла мне в голову, но я ж старший и все такое. Однако я безмолвствовал, чтобы Татенал ощутил себя умником. Таково искусство управления.

Татенал подскочил и схватил Гарелко за ухо. – Какое большое... а оторвать можно?

– Айй! Больно!

Татенал отпустил Гарелко и тут же пнул. – Вперед, козел. Я уже слышу, как ветер трясет кроны.

Ворча, Гарелко двинулся по тропе. Реваст и Татенал пошли следом.

Известный вкус, будьте уверены, рождается из долгого сотрудничества и, хотя, Реваст был самым молодым в деле – в деле взаимной верности, нужной тем, что желают выжить в браке с Лейзой Грач – он уже успел признать общие ценности. Что, впрочем, не умаляло радостей превосходства. Недавно его обыграли, но в следующий момент Гарелко провалился в новоявленном союзе с Татеналом, и это было хорошо.

Он плетется рядом с Татеналом по стопам смельчака Гарелко. «Смельчак? Этот барсук ни разу не проявлял смелости! Нет, стыд заставил его выйти вперед, и виной всему – я! Есть чем восхищаться, пусть это и мелко. О, Лейза, вернись к нам и подари жизнь, полную непоследовательностей. Умоляю!»

Они подошли к краю полянки, как раз когда Гарелко стучал в дверь. Точнее, ударял по ней концом палицы, хотя даже тихий стук руки Тел Акая мог проломить хлипкие планки. – Никого дома...

Дверь распахнулась, на пороге стоял Джагут.

Лица Джагутов редко проявляют эмоции, особенно отрицательные, но даже в наступившей тьме было очевидно горестное раздражение. – Как? – почти прорычал он.– Одинокая хижина в чаще леса, высоко в диких горах и далеко от тропы – ну конечно, здесь проживает большой любитель привечать гостей! Хуже того, Тел Акаев! Я предвкушал ночь усердных штудий – всё пало во прах, я должен терпеть вздохи, хрюканье и пердеж трех переростков, не упоминая уже о соразмерных аппетитах! – Он сделал шаг назад и приветственно взмахнул рукой. – Но заходите же, ты и две тени в кустах за твоей спиной. Приветствую в последнем убежище Раэста, постарайтесь оправдать своими манерами мое огорчение.

Гарелко оглянулся и поманил спутников. Спрятал палицу, пригнулся и вошел в хижину.

Татенал тихо загоготал, Реваст ткнул его локтем под ребра. – Хватит! – шикнул он.

– Джагут! – пробормотал Татенал, все еще скалясь. – Мы будем дергать его за струны всю ночь и оставим ошеломление на годы! – Он схватил Реваста за руку и подтащил к себе. – То, что было нужно! Жалкая жертва, чтобы издеваться, прочнее консолидируя нашу солидарность! Пожалей дурака, Реваст, пожалей скорей!

– Мне жаль всех в этом путешествии. Да. Всю дорогу я рыдаю, каждую ночь, даже во сне!

Низкие потолки заставили их сесть на прочные, хотя и неудобные стулья. На столе еще стояли остатки трапезы. Воздух пропах дымом (дымоход, очевидно, был не чищен), еще пахло чем-то кислым, заставившем Реваста подумать о змеиной моче.

– В котле осталась пара черпаков, – устало произнес Раэст. – Сидите, иначе снесете крышу своими слишком прочными черепами.

– Добрый хозяин, – кивнул Гарелко и поерзал на стуле. – Ах, сидение для одного окорока лучше, чем никакое.

– Эта часть тела растет от разговоров, – сказал Раэст, беря для себя мягкое кресло у очага. -На ночь уляжетесь на полу. Грязно, но зато сухо.

Татенал порылся в тюке, вынул три оловянных миски и полез к котлу, кивнув Раэсту. – Весьма щедро, Раэст из Джагутов. Погода мерзкая и все такое.

Хозяин только хмыкнул, снимая парящуюся чашку с полки.

– Простите нас – продолжал Татенал, наливая похлебку, – за вмешательство в одинокие штудии. Впрочем, как я слышал, Джагуты склонны чрезмерно усердствовать в подобных делах? Так сочтите эту ночь приятным перерывом в однообразном существовании.

– Приятным? О да, особенно приятно будет видеть ваш уход на заре.

Татенал с улыбкой подхватил все три миски и вернулся к столу.

Реваст сказал: – Славный Раэст, мы вас благодарим. Слышите вой ветра – он прямо ярится. Бури в горах хуже всего, не находите? Ммм, какой чудный запах. А мясо... Кто из горных копытных попал под вашу стрелу, смею спросить?

– На осыпях живут ящерицы, ядовитые и дурного нрава. Иные вырастают выше вас. Да, говорят, они пожирают коз, овец и детей, которых бросили Джагуты.

Ложка Реваста замерла над краем. – Это ядовитая ящерица?

– Нет, что ты. Ты ешь баранину, дурак.

– А при чем здесь ящерица?

– Ну, одна поселилась в моем жилище. Она смотрит на нас с потолка.

Реваст осторожно поднял голову и увидел блеск немигающих глаз.

– Потому я и просил вас поскорее сесть, – пояснил Раэст. – Таковы обязанности хозяина, пусть и тягостные.

– Не ошобенно люблю баранину, – сказал Гарелко, жадно чавкая.

– Безумие, – встрял Татенал, – ведь мы пасем овец.

– Да, именно так, а? Два раза в день жрем до отвала в течение... скольких там десятков лет? А в желудках одна баранина. Но тут мясо жилистое, а значит, это дикий баран. Слишком сладко и чрезмерно пахуче. Кишки сегодня поработают на славу.

Реваст и Татенал застонали; Раэст тихо выругался и отпил глоток горячего вина.

– Вот мне интересно, Раэст, – сказал Татенал, – насчет твоих трезвых штудий. Чего именно? Разве вы, Джагуты, не отказались от будущего? О чем еще размышлять?

– Как? О прошлом. О настоящем лучше промолчим.

– Но, добрый господин, прошлое мертво.

– Как щедро в устах глупцов, что спешат пройти сквозь Худовы Врата.

Реваст возразил: – О нет, господин, мы ничего такого! Мы преследуем жену с целью вернуть домой, прежде чем она шагнет в тот горький проход!

– Жалкие бормотания обманутых мужей по всему миру, не сомневаюсь! Ваша жена была пышногрудой, чрезмерно чувственной и порядком сварливой? Златокудрой, румянощекой, полногубой и храпящей во сне?

– Да! Всё так!

– В компании бравого Тел Акая, способного порвать вашу троицу на куски? Настоящего воина, мужчины в одних рваных мехах, свежих рубцах и наколках с головы до пят?

Гарелко подавился похлебкой. Реваст заметил, что рот его открыт и челюсть свисает до груди. С трудом глотнул и оглянулся на сомужей. – Слыхали? Она идет с ним! Рвет на нем одежку! Царапает, кусает и грызет в похотливом бешенстве! С нами она никогда ничего подобного. Проклятие!

– С нами покончено, – прорычал Татенал, роняя голову в ладони. – Рогоносцы, брошенные и отставленные! Кто сравнится с юным Ханако, вором Любви! Ханако Истерзанным, Избранным и Изодранным, Раненым но и Радостным!

Раэст наблюдал за ними, прихлебывая из кружки. – И еще один, с драконьей лихорадкой. Я встретил их недавно, на пути сюда. Мы разделили огонь. Лишь потому и только потому я оказываю любезность вам.

Ревасту потребовался миг, чтобы нахмуриться. – Драконья лихорадка? Что за новая южная болезнь?

– О, верно, это будет чумой. Он выживет или нет. Возможно, вы найдете могилу у тропы. Или нет. Или же труп вашего Ханако, горло вырвано до самых позвонков, без кожи, улыбка на пепельном лице.

– Ты разрушаешь нашу решимость, – застонал Гарелко, хватаясь за остатки волос. – Мужья? Не пора ли задуматься о пути домой? Оставим ее... ему? Признаюсь, я сломлен. Оставлен позади. Она попользовалась нами, износила и смело пошла дальше – даже ты, Реваст, такой молодой, не подходишь в воители Лейзы Грач! Ай! Мы проиграли сражение за полные ножки жены!

Реваст дрожал. Снаружи хлынул ливень, деревья тряслись под ударами шторма. Молнии сверкали между скал и стволов, им вторил гром. – Нет, Гарелко. Нужно напасть на нее! Самим узреть ее лицо, торжествующий блеск глаз, услышать признания.

– Нож в сердце будет милосердней!

– Потоп...

– Хватит потопов, Татенал! – рявкнул Реваст. Ударил по столу, заставив подскочить миски. – Она с улыбкой спешит в царство горныхобвалов? Чудно, пнем мягкую задницу тремя сапогами, чтобы придать скорости!

– Владычицы Гнева, – вздохнул Гарелко. – Мягкая задница!

– Всё это звучит довольно жалко, – заметил Раэст, – но забавно.

В тот же миг гром ударил так близко, словно подобрался к самой двери. Все подпрыгнули, ибо ядовитая ящерица упала с балок потолка и тяжело шлепнулась на стол, извернулась и встала на лапы. Глаза сверкали, голова моталась из стороны в сторону.

Рука Гарелко метнулась, схватив тварь за нос. Он поднял ее и пошел к выходу. – Подныривать под треклятую гадину? Ну нет. – Открыв дверь, выбросил ящерицу. И замер, смотря в темноту.

– Закрой дверь, пожалуйста, – сказал Раэст. -Ты разбросал угли, и твои сапоги совсем промокнут, пусть почти новые.

Гарелко закрыл дверь до странности деликатно. Пригнувшись, побрел к столу. – Увы, Раэст, – сказал он со вздохом. – Похоже, у вас еще гость.

– Ящерица настаивает? Нет? Тогда кто? Не слышу стука.

– И хорошо. Господин, у вас во дворе дракон.

Раэст опустил кружку. – Лишь нечестивым ведом покой. – Встал с кряхтеньем, беря пыльный плащ с колышка у двери. Плащ провисел там долго, что доказывалось растянутой кожей на левом плече. Татеналу почудилось, что это сосок, и он отвернулся, закрывая лицо и борясь со смехом.

Гарелко не решался глядеть на со-мужа, дабы самому не впасть в неуместное веселье. Он и сам отодвинул стул, привстав. – Славный господин, я с тобой. Встреча с драконом кажется опасной. Смотри, я в доспехах и при оружии...

Реваст добавил: – Иди с Раэстом. Мы уже видели дракона, хотя отогнал его я. А с этим сражайся сам, старый козел. Татеналу предоставлю следующего. – Он жадно схватил миску Гарелко, столь не любящего баранину.

– Вооруженный эскорт мне не нужен. – Раэст одел кожаную шапку, вроде подшлемника, только чтобы тут же стащить и вывернуть, достав нечто вроде сухого мышиного гнезда. Очищенная шапка наделась охотнее. В таком облачении Джагут открыл дверь и вышел.

Гарелко за ним. – Славный господин, – начал он, – насчет другого дракона...

– Килмандарос за многое нужно ответить, – буркнул Раэст.

Перед ним, заполняя всю поляну, стоял на четырех лапах дракон, раскинув крылья на манер усталой птицы. Тяжелая голова повернулась, блестящие глаза смотрели на них.

Гарелко хмуро сказал Раэсту: – Господин, ты произнес всуе имя нашей благой, хотя и вымышленной богини-матери.

– О, она вполне реальна. Никогда не любила драконов, видишь ли, и похоже, некоторые предубеждения передались побочным детям. Можете держаться обычая нападать на них, но не сейчас, не здесь. Слышишь? Хорошо. Не берись за оружие. Не делай угрожающих жестов. Гляди вежливо... ну, насколько твое лицо может выглядеть вежливым. Разговоры же оставь мне.