Текст книги "Стихотворения и поэмы. Рассказы. Борислав смеется"

Автор книги: Иван Франко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 56 страниц)

III

Нута Грауберг был ближайший сосед и злейший враг нашего Ионы. На самом ли деле так было, или только казалось Ионе, что Нута делал ему все назло. Назло ему купил участок тут же, рядом с Иониным, и так же почти даром, как и он. Назло ему тоже начал копать два колодца, только был осторожней и один колодец рыл на пригорке, там, где были Ионины оба, а один в ложбинке, где теперь собирался копать Иона. Оба соседа ненавидели друг друга страшно. Иона, утром встретив Нуту, плевал ему вслед, а если он сам попадался Нуте на пути, то Нута никогда не забывал буркнуть от чистого сердца:

– A Richn da’n Tat’n aran![54] 54
  Черт бы побрал твоего отца! (еврейск.)


[Закрыть]

Но если Иона был жаден, суетлив, лебезил, но быстро выходил из себя, то Нута был спокоен, любил подшучивать и подтрунивать, а с рабочими обращался, как с добрыми соседями. Иногда он становился около своего сарая и, видя, как Иона возится у своих колодцев, и зная, что нефтяники издеваются над ним, тоже начинал подшучивать.

– Иона! – говорил он.

– Что? – отвечал Иона.

– Пускает слюни твой колодец?

– Лопнули бы твои кишки! – отвечал Иона и отходил к колодцу. Повертится там, будто забыл что-то, и идет прочь, а через минуту слышим уже издалека, как Иона говорит:

– Нута!

– Ну?

– Прикажи своим людям, чтобы не ссыпали твою землю на мой участок.

– Загороди свой участок, – отвечает Нута.

– Я тебе сперва рот загорожу.

– Biste meschüge? Чего пристаешь? – кричит Нута.

– Сам ты meschüge![55] 55
  Ты с ума сошел?., сумасшедший! (еврейск.)


[Закрыть] Сам пристаешь ко мне!

Ссоры с каждым днем случались все чаще, пока в конце концов оба противника не сошлись на одном: сообща разгородить свои участки высоким забором. Но все-таки мира между ними не было. Иона завидущим оком смотрел на Нуту, ежедневно желал, чтобы его колодцы засыпало, чтоб у Нуты «лопнули кишки» и чтобы ему никогда не видать его даже в глаза. Кажется, и Нута платил Ионе той же монетой. Когда же у Нуты в колодце, вырытом в ложбинке, показалась черная жижа с нефтяным запахом, но для выработки нефти непригодная, разве только для колесной мази, Иона не мог заснуть, не мог успокоиться, пока не забил оба колодца на пригорке и не начал рыть два новых в ложбинке.

– Иона, – издевался из-за забора Нута, – пускают слюни твои колодцы?

– Так же как твои.

– А когда будет полуйка?

– Вместе справим.

– Приготовил уже бочки под нефть?

– Будет нужно, найдутся.

– Верно, это твой бондарь пошел сегодня в лес за обручами?

– Такой же мой, как и твой.

– А я тебе очень благодарен, Иона.

– За что?

– За то, что ты уступил мне пригорок.

– Я тебе?

– Ну да. Ты выкопал десять саженей, и я десять. Теперь я прокопаю еще две – и вся нефть из твоего колодца стечет в мой.

– Бери ее себе! Дай боже, чтобы: у тебя всю жизнь было столько, как в моем колодце!

Нута шутил, а Иона от всего сердца желал ему того, о чем говорил. А тем временем судьба иначе подшутила над обоими. Не прошло и двух дней, как у Нуты в колодце на пригорке показалась нефть. Нута первый справлял полуйку и нас пригласил на угощенье. Иона едва не извелся от злости.

– Ай-вай! Что я наделал! Зачем мне было бросать свои колодцы! – кричал он и рвал на себе пейсы – У меня уже была бы нефть, а теперь этот трефняк вычерпает ее всю! Его колодец глубже, с моей земли все стечет к нему.

– Не бойтесь, Иона, – говорил я, – раз у Нуты показалась, и у вас будет. Прорыл он двенадцать, саженей, проройте вы четырнадцать, тогда из его колодца потечет в ваш.

– Правда ваша, Иванюня, правда ваша! – закричал Иона. – А ну, хлопцы! Бросайте новые колодцы, возвращаемся к старым.

– Слушайте, Иона, – говорю я ему. – Не так вы сделайте. Оставьте одну партию здесь, пусть роют один колодец, а другая пусть идет туда.

– Правильно говорите, Иванюня, правильно говорите, – лебезил Иона. – За ваши хорошие советы, только у нас нефть покажется, я вам такую полуйку справлю, такую полуйку!..

– Да уж мы надеемся, что вы не из таких… Нас не обидите. Видели ведь, какую Нута полуйку справил.

– Что Нута? При чем тут Нута? Нута голодранец, паскуда! Что он понимает? Я еще увижу, как он побежит отсюда с сумой!

А Нута тем временем черпает из своего колодца нефть да черпает, в день по двадцать бочек вывозит на нефтеочистительный завод. А Иона стоит у своего сарая, считает Нутины бочки и прямо задыхается, прямо зубами скрежещет от злости и зависти. У Нуты на участке шум, крик, полно подвод и лошадей, а у Ионы пусто да печально, только слышен скрип ворота, подымающего бадью с грунтом, да визг насоса, которым качают в колодец свежий воздух.

– Иона! – кричит из-за забора Нута.

– Что тебе? – отвечает Иона.

– Верно, что ты завтра забиваешь свой колодец?

– Дай боже, чтобы твое слово было сказано в добрый час.

– А я хотел тебе что-то сказать.

– А что такое?

– Если завтра не забьешь, так продай его мне.

– Подавись своим.

– Ну, зачем сердишься? Я тебе верну все затраты и дам пять шисток отступного.

– Чтоб тебе твой язык вывернуло из твоего трефного рта!

– А знаешь что, Иона?

– И знать не желаю.

– Я вижу, ты добрый человек. Как зароешь все свои деньги в землю, поступай ко мне и приказчики.

– А ты, когда нищим станешь, приходи ко мне по два раза в неделю, каждый раз получишь «феник».

– Хорошо, Иона! Запомню, а ты запомни, что я тебе сказал, Да не забудь, как соберешься, продавать колодцы, так уж по соседству обратись ко мне первому. Хорошо заплачу.

– Чтоб тебе не дождаться платить, а мне получать с тебя! – кричал рассвирепевший Иона и прятался в свой сарай.

IV

И все, о чем шутя говорил Нута, должно было исполниться. Эта перебранка происходила в четверг, а в пятницу после полудня работаю я смену в колодце, чувствую – угарно становится, и все сильней, сильней, начинает мне память отшибать. Звоню я тому, который при насосе, чтобы качал вовсю.

– Что там, Иванюня? – кричит сверху Иона. – Есть угар?

– Да, есть.

– А пускает слюни колодец?

– Нет, не видать.

– А не булькает?

– Нет, не слыхать.

Только сказал, а тут – смотри! Чуть ударю киркой по глине, а из-под кирки – пшш! Угар идет, словно из кузнечного меха дует. А потом начинает проступать что-то вроде пены, будто пузыри.

«Э, думаю, быть завтра полуйке! А то еще и сегодня будет. Но не Иона даст нам ее справить. Хорошо, что у него скоро шабос начинается! Справим мы полуйку сами, да такую, что будет о чем вспоминать».

Думаю так и прислушиваюсь. А подо мной будто что-то живое в земле шевелится, булькает, кажется – вот-вот вырвется и зальет. И угар душит меня, хотя тот, что при насосе, качает изо всей силы.

Остановился я, соображаю, что тут делать, а Иона уже кричит сверху:

– Ну, Иванюня, что ж ты стоишь?

– Измучился, и угар душит.

– Может, слюнится?

– Где там слюнится!

– А может, булькает?

– Булькает, булькает.

– Ой, правда? Ну, Иванюня, скажи!

– Булькает, только у меня в животе, поздно обедал сегодня.

– Чтоб ты всегда шутил, а не хворал. Ну-ну, долби, пусть бадья не ждет.

«Чтоб ты задубел, жидюга!»– подумал я. А тут чувствую – еще разок долбану как следует, сразу же нефть забьет. Разумеется, хозяин увидит, поднимет шум, поставит сторожей и наша полуйка пропала, получим самую каплю. А мне очень этого не хотелось. Вот я и принялся долбить, только не дно, а по сторонам колодца. Да только и тут отовсюду из-под кирки пшш, пшш! Что за диво! Вдруг будто пудами пригнало эту самую нефть, так и слышно, что со всех сторон напирает, давит. Я уже и так, и сяк, и вожусь, и ковыряюсь, чтоб дотянуть до вечера, а все подаю в ведре одну сухую глину без следа нефти. Потом начала моя лампочка чихать. Угар в колодце слишком большой. У меня голова хоть крепка, а тоже начала сдавать. Все кружится, перед глазами круги забегали, сперва зеленые, потом красные, тошнит, словно в горло засунули сухую ложку, – нет, больше невмоготу! Звоню я, чтоб меня вытаскивали.

– Ну, Иванюня, – кричит Иона сверху, – что там?

– Тащите, плохо мне! – кричу. И, схватив обеими руками кирку, я изо всех сил всадил ее в уже склизкую от нефти глину на дне колодца, а к концу ручки привязал тонкую, но крепкую веревку, которая была у меня за поясом на всякий случай.

– Тащите! – кричу еще раз.

Потащили меня наверх. Пока тащили, я помаленьку отпускал эту воровку из-за пояса, а конец ее привязал к сучку на срубе уже перед самым выходом из колодца. В колодце темно, им сверху этого не видать, а я себе свое знаю.

Вытащили меня, и я сразу повалился на землю, как мертвый.

– Ой-ой, – закричал Иона, – он угорел! Иванюня! Иванюня! Что с тобой? Ты слышишь меня?

Я слышу хорошо, но притворяюсь мертвым. Надулся, посинел. Еврей даже руками всплеснул:

– Ай-ай! Спасайте! Оттирайте! Воды!

– Водки! – крикнул тот, который воздух качал.

Иона бросился доставать из своего мешка водку. Пока меня терли, да приводили в чувство, да подкрепляли, уже начало смеркаться. Мне только того и надо.

– Ну что, Иванюня, – допытывается Иона, наклоняясь надо мной с водкой, – есть что-нибудь и колодце?

– Черт с лапами есть! Один угар.

– А нефти нет?

– А сгори она там ней, и ты вместе с ней!

– Ну-ну, зачем так говорить? Она все-таки дар божий.

– Чертов, не божий! Еще ничего нет, а я едва душу не погубил.

– Ну, а как думаешь, будет что-нибудь?

– Конечно, будет, да неизвестно когда. Угар есть, а нефти не слышно.

– Она подойдет, Иванюня, она подойдет, – радостно говорит хозяин.

– Сама не подойдет. Надо прокопать еще с сажень, тогда, может, и подойдет.

– Ой, – закричал Иона как ужаленный. – Еще сажень? А я думал сегодня на ночь забивать.

– Можешь забивать, коли хочешь. Но от этого одна корысть – в колодце наберется столько угара, что завтра придется до полудня в два насоса работать, пока человек сможет сунуть нос в колодец.

Иона стоял в нерешительности. Он прямо трясся, его била лихорадка от нетерпенья, но, с другой стороны, он знал хорошо, что я тоже не привык бросать слова на ветер. Еще минуту он пробовал спорить.

– Эй, Иванюня, а не обманываешь ты меня?

– Ну тогда сам лезь в колодец и попробуй!

– Ну-ну, я ничего! Разве я что? Пусть будет так, как вы говорите! Так, по-вашему, нынче еще нельзя забивать?

– Наоборот, надо оставить колодец открытым, чтобы угар выходил. До нефти еще не близко.

– Но вы тут ночуйте! А вдруг ночью нефть пойдет? А если что случится, слышите, Иванюня, дайте мне знать!

– Да уж вы, Иона, не беспокойтесь, – говорят нефтяники. – Иван и хотел бы уйти, да не уйдет никуда – слаб.

– Вы уж не оставляйте его одного.

– Что, еще и нам всем ночевать у вашего колодца? Да пропади он пропадом! Видано ли это, чтобы нефтяник, имея деньги в кармане, не пошел прогуляться? Слышите, вон уже у Менделя в бараке играет музыка. Давайте деньги!

– Нет, – говорит Иона. – Знаете, дорогие мои, ночуйте нынче здесь! Я вам завтра заплачу, не посмотрю, что шабес. А нынче я вам ничего не дам, чтобы вас не тянуло гулять. Принесите себе сюда хлеба, водки, колбасы, я сейчас прикажу Менделю, чтобы прислал вам всего побольше, а сами не ходите никуда. Прошу вас, уж эту ночь не уходите. Постерегите колодец! Мне все кажется, будто этой ночью случится что-то. А ежели, в добрый час будь сказано, случится что, прошу вас – хоть поздно ночью, но сейчас же дайте мне знать.

Он говорил без умолку, старался нас задобрить, уходил, и снова возвращался, и упрашивал, и лебезил. Видно было, что страх как не хотелось ему уходить. Ежеминутно подходил к колодцу, заглядывал в его темную пасть, нюхал тяжелый нефтяной угар, валивший из колодца клубами, и все слушал, не булькает ли внутри. Так и тянуло его взять лампу, чтобы при свете заглянуть в колодец, но это была опасная забава – мог произойти взрыв. Я все еще лежал, будто больной, в углу сарая на охапке соломы, служившей постелью тому, кто оставался ночевать у колодца. Лежу и мучусь: а вдруг чертова нефть забьет в эту минуту, зашипит, заклокочет, забулькает! Не раз мне даже слышался этот клекот, но это только казалось. Наконец кое-как Иона ушел. В небе замигала первая звезда, ему было пора садиться за субботний ужин. Я поднялся с соломы и проводил его глазами почти до конца улицы. Иона жил с женой и детьми в селе, в доброй четверти мили от колодца.

Ну, ушел! Не видать! Теперь уж, понятно, не вернется…

V

– Эй, хлопцы! – крикнул я своим нефтяникам. – Сюда! Ко мне!

– А что такое?

– Будет полуйка!

– Когда?

– Сейчас.

– Как сейчас? Разве есть кипячка?

– Нет еще, но, если я захочу, сейчас будет. Сбегайте кто-нибудь к Нуте. Сдается, он еще на своем участке.

– Я слышал, еще галдит там со своим приказчиком, – подтвердил один нефтяник.

– Бегите к нему, зовите его сюда, но так, чтобы никто не знал, зачем.

Один вскочил, перемахнул, как собака, через забор и побежал искать Нуту, а я тем временем ощупью полез к колодцу.

– Хлопцы! Двое ко мне! Держите меня за ноги! Да покрепче!

Они, не говоря ни слова, схватили меня за ноги. Тогда я, перевесившись через край колодца, сполз по срубу так, что одни ноги торчали наружу, нащупал на сучке веревку, которую привязал к нему, когда меня вытаскивали наверх. Угар из колодца душил меня, но мне было все равно. Крепко обмотав веревку вокруг руки, я шепнул своим хлопцам:

– Тащите!

Потащили. Я сильно дернул за веревку, вырвал кирку, которую всадил в дно колодца, и ее острие – я чувствовал это – отвалило добрый ком глины. И в тот же миг в колодце засвистело, зашуршало, зашипело, словно три десятка лютых змей, а потом забулькало, заклокотало, как кипяток в большом котле. Мои товарищи поняли:

– Нефть!

В ту же минуту в сарай вбежал Нута.

– Ну, что у вас?

– Слушайте, Нута!

Он недолго и слушал.

– Ну, в добрый час, в добрый час! – сказал он так, словно почувствовал оскомину. – А зачем вы меня звали?

– Не знаете зачем? Это наша полуйка. Купите ее.

– А!

Он вскрикнул так радостно, будто нашел на дороге сто гульденов.

– Хорошо.

– Почем даете?

– Как обычно: десятка за бочку.

– Сколько у вас бочек порожних?

– Те, что на подводах, все двадцать пустые. Мой колодец вычерпали; я забил сто.

– Ладно. Готовьте деньги. А мы, хлопцы, за работу!

Сейчас же мои хлопцы бросились, разобрали часть забора, прикатили подводу с бочкой, положили в ведро тяжелый камень, опустили в колодец. Недолго и шло оно вниз! Через минуту вернулось полным. Тотчас же мы принесли от Нуты еще три ведра, прицепили все четыре на один вал, на два каната – и, ну черпать! Через полчаса бочка полная – назад с ней на Нутин участок! Новую давай!.. Через полчаса и та полная – назад с ней! Новую давай!..

Поработали мы так до самого утра. Нуты при этом не было, но его приказчик, отпустив сторожа, сам сидел всю ночь в своем сарае. Ни свет ни заря – все двадцать бочек Нуты были полны. Тогда мы забор назад поставили, следы загребли, навели на своем участке порядок и, получив – нас было восьмеро-по двадцать пять гульденов на рыло и еще сверх того десятку на водку, легли спать как ни в чем не бывало.

Мы и минутки не пролежали, не успели и задремать – бежит наш Иона.

– Что слышно? – были первые его слова. И, не ожидая ответа, он – прямо к колодцу. Не надо было и заглядывать в него: вороты, канаты, сруб – все было черно, со всего так и капала нефть.

– Иван! Иван! – закричал он не своим голосом., тряся меня за плечо.

– Что там? – буркнул я, будто спросонок, хотя не спал и слышал все хорошо.

– Что случилось?

– Да сами видите.

– Есть нефть?

– А есть.

– А почему ворот мокрый? Почему сруб мокрый'

– Это нефть забила и все забрызгала.

– Ой-ой! Забила! Так уж сильно забила!

– Видите, нас всех обляпала.

– Вас всех? Как это так?

– Да так, только начало в колодце шипеть да свистеть, мы проснулись и бросились к нему. А в этот миг как забьет нефть, ток нас всех и обляпало.

– Ну, Иванюня, того не может быть! Вы меня обманываете!

– Поглядите на меня, как я выгляжу!

И правда, я выглядел как черт, весь перемазанный в нефти. Мы ночью об этом и не подумали, а теперь приходилось отбрехиваться. Но если хозяин вчера был как в лихорадке, сам не свой, то сегодня, уверенный в успехе, стал хладнокровней, будто его облили холодной водой.

– Эй, Иванюня, что-то мне не верится! Я еще не слыхал, чтобы нефть так била.

– А я слыхал и своими глазами видел.

Тем временем на участке становилось все светлее, и стало видно, что земля свеже взрыта и залита нефтью, виднелись и следы колес, которые вели к самому забору Нуты. Иона так и пожирал глазами эти следы.

– Иванюня, а что это за следы?

– Какие?

– Да вот, будто тут телеги въезжали и выезжали с участка.

– Вы, может, и лошадиные копыта увидите? Верно, черт в карете заезжал и нам богатство и колодец бросил.

– Нет, Иванюня, не шути! Что это за следы?

– Да это от наших тачек следы. Мы еще вчера вечером вывозили глину из сарая.

– А! А почему тут всюду нефтью накапано?

– Да что вы, Иона, выдумываете? Что вы пристаете? Накапано, потому что нефть забила и накапала. Ведь мы вашу нефть не украли. Возьмите ее себе! Вон там ее, верно, полный колодец.

– А может, вы ее украли, Иванюня, а? Знаете, я не хочу сказать ничего худого, но мне сдается, что вы уже немного черпали ее.

– Ага! – закричали нефтяники, которые, все еще лежа в сарае, молча слушали этот разговор. – Теперь мы вас поняли, Иона! Вы говорите так, чтобы не дать нам полуйку.

– Конечно, не дам! – закричал Иона, даже подпрыгнув от злости. – За что мне давать? Вы сами ее справили, вы не известили меня! Вы меня обокрали! Вы целую ночь черпали мою нефть. Караул! Воры! Караул! Разбойники! Что мне делать?

Иона начал кричать и метаться по сараю как сумасшедший.

– Успокойтесь, Иона, – сказали мы ему тихо, по выразительно. – Успокойтесь, вам же будет хуже. Есть ли у вас хоть один свидетель того, о чем говорите?

– Я найду!

– Найдите, тогда и говорите. Жалуйтесь на нас в суд. А теперь успокойтесь! И заплатите нам за работу.

– Заплатить? За что вам платить? Вы обокрали, ограбили меня, а я еще должен вам платить?

Это было уже для пас слишком. Вижу, мои хлопцы зубы стиснули, а это дурной знак. Если человек натощак зубы стискивает – берегись.

– Хлопцы! – обращаюсь к ним. – Успокойтесь, Иона шутит.

Но Ионе было не до шуток. Его глаза, как мыши, все время бегали по следам колес, от сарая к забору и обратно. Потом он не выдержал, выскочил из сарая, как кот вскарабкался на забор и посмотрел на ту сторону.

– Ай-ай! А тут что! А тут что! – закричал он, схватился за пейсы, и тут же как грохнется с забора…

– Да что там, Иона?

– Я сейчас же бегу в Дрогобыч! Подаю в суд. Пошлю за полицией. Это кража! Разбой на большой дороге! Да тут, как на ладони, все видно, куда мою нефть возили. Целые лужи налито!

– Не будьте дураком, Иона! Ведь при вас же вчера Нута возил нефть – свою, не вашу. Еще как раз под забором одна бочка лопнула. Вы сами видели, сами смеялись! – так говорили Ионе нефтяники. Но Иона не переставал охать.

– Слушайте, Иона, – обратился я к нему, когда он вошел в сарай, – не пробуйте на нас отыграться. Заплатите лучше нам за работу, дайте нам на полуйку, что следует, и расстанемся по-хорошему.

– Ну, конечно! – закричали нефтяники. – Ежели вы ни за что ни про что обозвали нас ворами, мы у вас больше работать не станем! Ищите себе других рабочих.

– Овва! И найду! – закричал Иона.

С болью в сердце он выплатил нам, что полагалось, еще с полчаса нам пришлось торговаться с ним из-за полуйки, и мы едва вырвали ее у него, как у собаки из зубов, и тогда распрощались с ним.

– Прощайте, Иона! Дай бог, чтобы этот колодец был так же щедр к вам, как вы к нам! – крикнул, ему один, уходя.

– И чтобы вам не дождаться больше кому-нибудь полуйку давать! – поправил другой.

А Иона все еще стоял в сарае, потихоньку охал и со страхом и любопытством присматривался к плохо затертым следам, которые вели из его сарая к забору Нуты.

VI

Ну, не смешно ли? Как ему пожелали нефтяники, так все точь-в-точь и вышло!

Всю ту субботу шнырял Иона по участку, бормотал, причмокивал, охал, а потом собрался и отправился к раввину. Пожаловался на Нуту. А я у Нуты стал на работу, поэтому все знаю от него самого. Пожаловался раввину на Нуту, что тот обокрал его, а Нуте плевать. Смеется. Что ему раввин сделает? Нута на нашей полуйке заработал чистых пять сотен – ему горя мало!

Начал Иона на улице приставать к Нуте, начал бросаться на него, совсем обезумел. Видно было, что человек понемногу с ума сходит. А все одно твердит: обокрали меня, ограбили!

Да и колодец, в котором показалась нефть, принес ему убыток. Иона нанял новых рабочих, начали черпать, начерпали что-то около пяти бочек нефти и все. Забил Иона колодец, переждал день – пусто, порождал второй пусто. А у Нуты хоть не такой глубокий колодец, нефть идет да идет. Я, работая у Нуты, вижу, бывало, как Иона ходит около своего сарая, разводит руками, бормочет что-то, остановится и снова бежит, заглядывает в колодец и сам не знает, что с собой делать. Не раз у меня язык чесался подшутить над ним, но опять-таки и жалко мне его было. Мы, по правде сказать, немного обидели его. Но кто же знал, что колодец так быстро иссякнет?

– Иона, – говорю ему однажды из-за забора.

Он даже вздрогнул, услыхав мой голос, будто бы его внезапным выстрелом разбудили.

– Не бойтесь! Это я, Иван.

– Ну, что тебе надо?

– Послушайтесь вы меня, Иона, – говорю ему от чистого сердца, – бросьте вы этот колодец, ройте вон там, в ложбинке.

Он не ответил ничего, но в самом деле послушался. На другой день его рабочие заколотили этот несчастный колодец и принялись рыть другой, начатый в ложбинке. Работали там несколько дней. Казалось, Иона успокоился немного, только глаза у него блестели каким-то безумным огнем, а на улице, когда шел, не узнавал никого.

И однажды слышим: кричат на Ионином участке. Нефтяники бросили работу и кличут Иону. А он как раз тогда сидел, а может быть, дремал в том самом сарае, где мы справляли полуйку.

– Хозяин! Хозяин! – кричат нефтяники в ложбинке. – Идите-ка сюда!

Был как раз полдень. Мы отдыхали, в колодце не было никого, поэтому, услыхав крик, выбежали из сарая.

– Ого, – говорю я, – у Ионы сегодня полуйка будет!

В этот миг выбежал Иона из сарая и, должно быть, услыхал мои слова, потому что на бегу крикнул в нашу сторону:

– Ага, черта получите, а не полуйку!

Мы расхохотались, влезли на забор и смотрим, что будет. А Иона, еще не добежав до колодца, кричит издалека:

– А что, есть нефть?

– Есть.

– А не бьет?

– Нет.

– А много?

– Да уже с пол-колодца.

И полушутя, полу-радостно один прибавил:

– То-то полуйка будет!

Тут Иона вовсе обезумел. Бросился на бедного рабочего – и хлоп его по лицу!

– Вот тебе полуйка! А, голодранцы! А, разбойники! И вы хотите меня обокрасть? Не дам! Не дам! Ничего не дам!

И он, совершенно ошалев, бросился к колодцу и, раскинув руки крестом, упал на пего, чтобы закрыть собой источник своего богатства. Жерло колодца было довольно узкое; стоя на коленях над самым срубом и ухватившись широко раскинутыми рунами за его края, Иона закрывал собой колодец, будто у него хотели его отобрать, и все кричал:

– Не дам! Ничего не дам! Караул! Помогите! Разбойники!

Отовсюду начали сбегаться люди и, увидев над колодцем Иону и не понимая, чего он хочет, думали, что произошло какое-нибудь несчастье, что кто-нибудь упал в колодец или задохся. А у меня прямо сердце похолодело.

– Хлопцы! – крикнул я рабочим, стоявшим вокруг колодца. – Он рехнулся! Оттащите его от колодца! Живо!

– Пусть его черт возьмет! – буркнул, не двигаясь с места, рабочий, ни за что получивший пощечину.

И в тот же миг Иона, угорев от испарений, валивших из колодца, схватился обеими руками за грудь, так как ему не хватало воздуха, и, потеряв опору, только мелькнул, взмахнул туфлями и, как галушка, бултыхнулся в колодец. Нефть, которая должна была обогатить его, принесла ему смерть. А полуйки своим нефтяникам так и не дал справить.

Его вытащили только через три дня, – к колодцу из-за угара нельзя было подступиться.

‹1899›