Текст книги "Курс на СССР. Трилогия - Тим Волков, Андрей Посняков (СИ)"

Автор книги: Андрей Посняков

Соавторы: Тим Волков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 48 страниц)

Курс на СССР: На первую полосу!

Глава 1

В просторном салоне «Волги» я чувствовал себя неуютно. Память прошлого подсказывала, что ничем хорошим это не закончится.

– Ну что, Александр. Не ожидал нашей встречи?

Тихий голос Виктора Сергеевича был обманчиво‑приветливым, почти ласковым. И это настораживало. Я собрал всю свою волю, чтобы не дрогнуть, пожал плечами, делая вид, что максимально спокоен и молча уставился в холеное, внезапно потерявшее всю доброжелательность, лицо Виктора Сергеевича.

Я решил, что лучше всего будет прикинуться простым парнем, который вообще не при делах. Такое может прокатить. Но это только в том случае, если он не видел, как я снимал. А по непроницаемому лицу Виктора Сергеевича нельзя догадаться о степени его информированности, так что буду идти ва‑банк.

– Честно говоря, нет, – улыбнулся я. – С чего бы?

– «С чего бы…» – он усмехнулся, не спеша достал сигарету и прикурил, выпуская тонкую струйку дыма из сложенных трубочкой губ.

После второй затяжки он посмотрел на меня оценивающе, снова попытался стать приветливым.

– Тебе не предлагаю, – улыбнулся он, пряча пачку сигарет в карман. – Даже если ты куришь.

– Я не курю, – не менее дружелюбно ответил я и добавил. – И практически не пью.

Последнюю фразу, наверное, говорить не стоило бы, учитывая его озабоченность об алкогольном пристрастии его дочери, но, слово не воробей… Он внезапно нахмурился, затушил сигарету и не глядя сунул окурок в пепельницу.

– Вы, молодые люди, всегда думаете, что ваши игры остаются незамеченными, – начал он разговор на общую тему. – Это наивно.

Я молчал, понимая, что любое сказанное слово может быть использовано против меня. Лучше пусть он сначала выговорится.

– У меня есть дочь, Марина, – начал он, глядя в окно. – Уникальная девушка. Талантливая. Но чрезвычайно несдержанная. Импульсивная. Склонная ввязываться в истории, последствия которых даже не удосуживается просчитать.

Он посмотрел на меня, оценивая реакцию. Я сохранял каменное лицо, хотя внутри все бушевало. При чем тут вообще Марина? Я ожидал разговора совсем на другую тему, о слежке, передаче документов, фотографиях… А тут вдруг – Марина… Странно.

– В ее окружении, – голос Виктора Сергеевича стал очень жестким, – слишком много сомнительных личностей. Хиппи, бездельников, потенциальных диссидентов. Я, как отец, не могу позволить ей окончательно погрязнуть в этом болоте. Это может отразиться на моей репутации. За ее социальной жизнью, приходится присматривать.

Тут до меня начало доходить. Медленно, с запозданием, как будто тяжелые шестеренки в голове со скрипом закрутились. Он ничего не знает про мою слежку. И наша встреча очень значима для него, и он хотел поговорить со мной не про шпионаж, не про фотографии. Это откровение обеспокоенного отца. Но о чем он больше беспокоится, о судьбе дочери или своей пошатнувшейся карьере?

– В прошлую пятницу, вечером, – его голос прорезал мои мысли, – она встречалась с тобой в кафе. Вы танцевали. Ты подарил ей цветы. Довольно интимный и в то же время вызывающий жест.

В его глазах читалось не столько гнев, сколько холодное, деловое любопытство. Он выяснял обстоятельства, как следователь на допросе.

– Мне об этом конечно же доложили, – он достал ещё одну сигарету. – И теперь я хочу понять, Александр, что вы за человек и каковы ваши намерения относительно моей дочери. Вы ведь понимаете, что вы не самая лучшая партия для Марины?

После этих слов я испытал невероятное облегчение. Сердце забилось ровнее, а на лицо невольно выползла самая дурацкая улыбка.

«Он ничего не знает о слежке! Его люди наблюдают не за мной, а за Метелью! И они увидели только то, что должны были увидеть. И их доклад о наших поцелуях в кустах заброшенного парка должны были не на шутку обеспокоить отца. Я его понимаю. Сам бы забил тревогу, если бы моя дочь…»

И вдруг дерзкая мысль буквально взорвала мозг. «А ведь это шанс!»

Одержимый безопасностью и репутацией дочери отец даёт мне в руки ключ к скрытой информации, допуск к тайнам, откровенным разговорам в семейном кругу. Проникнув в дом на правах официального претендента на руку дочери, я получу прямой доступ к информации о делах и привычках этого человека. Я мог бы попытаться выяснить, кто тот человек в парке, которому он передает документы, действительно ли он шпион или это какая‑то тайная партийная игра. А еще узнать кто еще замешан во всем этом. Ради такого можно постараться.

Правда, эта игра может больно ударить по самооценке Марины. Она может поверить в мои искренние чувства. Хотя она не такая дурочка, понимает, что папа всего лишь даёт ей в руки безопасную «экологически чистую» игрушку. Надеюсь, она сможет мне подыграть. Хотя бы ради того, чтобы позлить своего бывшего и… Наташу.

Мысль о Наташе обожгла меня и легла тяжелым камнем на сердце. Сможет ли она меня понять, даже если я открою перед ней истинную причину моего поведения? Поверит ли? Сможет ли простить фиктивную измену? Ведь мне придётся изображать влюбленного в дочку партийного босса? А это не останется незамеченным в определенных кругах. И разговоры о нашей связи будут будоражить умы горожан. Одни будут радоваться, «как парню повезло», другие осуждать «повёлся на богатенькую», третьи злорадствовать и ждать, когда меня под зад коленом вернут с небес на землю… И Марина не будет смиренно ходить со мной за ручку по благоустроенным аллейкам и паркам. Она будет всячески провоцировать…

«Наташа поймет, – подумал я. – Она очень умный человек, она все поймет. Если я сам ей все объясню, в том числе и про отца Метели. И поможет, если мне понадобится поддержка.»

Виктор Сергеевич внимательно смотрел, как краски меняются на моём лице. Я то бледнел, то краснел, причем совершенно искренне. Наконец он хмыкнул, удовлетворившись произведенным впечатлением. Я понял, что пауза затянулась, надо что‑то сказать.

– Марина, – начал я внезапно севшим голосом и прокашлялся. – Она необыкновенная. У нее свой взгляд на мир. И она мне действительно нравится. Серьезно нравится. А наши встречи… они не случайны.

Я рискнул посмотреть ему прямо в глаза, стараясь наполнить свой взгляд максимальной искренностью. Я блефовал, идя ва‑банк.

Виктор Сергеевич молчал. Его пронзительный взгляд сканировал мои мысли, пытаясь найти там обман. Но моя «искренность», подкрепленная долей правды (Марина и вправду была необыкновенной, хоть и в другом ключе), видимо, сработала.

Он отвел взгляд в сторону, и на его холеном лице промелькнула растерянность. Редкое чувство для человека, уверенно идущего по жизни. Он явно готовился к трусливому оправданию, даже к откровенному хамству, но никак не к прямому признанию.

– Вот как… – протянул он наконец, и в его голосе впервые появились ноты задумчивости. Он медленно кивнул, как будто собирая пазл у себя в голове. – Это… неожиданно. Но… это хорошо.

Он еще раз кивнул, уже более уверенно, как бы убеждая себя.

– Ты, я посмотрю, парень не глупый. И не из той тусовки всяких шалопаев, – он небрежно махнул рукой, словно отмахиваясь от назойливого насекомого. – Работаешь, делом занимаешься. Это ценно.

Мои внутренние органы совершили сальто. «На работу ходишь». Значит, он уже проверил. Уточнил. Навел справки. Возможно, даже следил за мной. Эта мысль жгла, как раскаленным железом. Я понял, что каждое мое движение отныне будет под пристальным вниманием. Любой неверный шаг, и игра будет раскрыта.

– Поэтому, – его голос снова стал твердым, начальственным, но теперь в нем звучало не столько угрозы, сколько… условия. – Если уж у вас там что‑то такое… серьезное намечается, то дружи. Но чтобы все было прилично. Чтоб я не слышал никаких глупостей. И чтобы ее эта богемная шелупонь не тянула назад. Ты меня понял?

– Вполне, Виктор Сергеевич, – я кивнул, стараясь, чтобы в голосе звучало уважение и готовность следовать правилам. – Я понял.

– Прекрасно, – он кивнул своему человеку, и тот снова открыл дверь. – Свободен. На сегодня все.

Я вышел на улицу, и на этот раз ноги подкосились не от страха, а от осознания чудовищной ответственности за двойную игру, в которую только что ввязался. Я добровольно влез в логово зверя, и теперь предстояло убедить его, что я свой. И все это время помнить, что за мной наблюдают. Постоянно.

Дверь «Волги» захлопнулась, и она бесшумно тронулась с места. Я остался стоять посреди двора, с гудящей головой и тяжелым камнем на душе. Я сделал свой выбор. Теперь предстояло безупречно сыграть свою роль.

* * *

Утро в редакции началось с привычной суеты. Водитель Федя опоздал на работу и все, кто был свободен подключились к загрузке фургона, чтобы вовремя успеть доставить прессу по торговым точкам. Потом искали среди почты потерявшийся бланк возврата. А потом Николай Степанович срочно собрал всех у себя в кабинете для какого‑то важного разговора.

С торжественным, несколько суровым выражением лица он встал у тумбы и зачитал постановление правительства о начале всесоюзной кампании по укреплению трудовой дисциплины.

– Безусловное соблюдение трудового распорядка! Борьба с прогулами и опозданиями! Повышение производительности труда во имя успешного выполнения плановых заданий!

Его не терпящий возражений голос гремел набатом. Людмила Ивановна старательно записывала что‑то в блокнот, остальные старались придать своим лицам выражения бдительности и энтузиазма.

– В связи с этим, – Николай Степанович отложил бумагу и окинул присутствующих проницательным взглядом, – в нашей газете с этого номера вводится постоянная новая рубрика «Вся страна на трудовой вахте»! В которой мы будем освещать успехи передовых предприятий города и района в деле укрепления дисциплины и повышения эффективности труда!

В воздухе повисла пауза, густая и тягучая. Все понимали, кому‑то предстоит эта «почетная миссия».

Взгляд редактора медленно прополз по лицам и остановился на мне.

– Воронцов! – он произнес это так, будто назначал добровольца. – Это задание для вас. Ваш стиль, ваша энергия как нельзя лучше подходят для освещения такой важной темы. Сегодня же отправляетесь на Завод радиотехнического оборудования. Там уже предупреждены. Пишите о прогрессе, о передовиках, о новых методах организации труда. Материал нужен к пятнице. Вопросы есть?

Вопросов не было. Было лишь легкое недоумение. Почему я? Почему не кто‑то из более опытных сотрудников?

Через час я уже стоял на проходной. Гул машин, запах мазута и металла, потоки рабочих в синих и серых спецовках, типичный образ большого завода. Меня встретил несколько зажатый, но дружелюбный мастер участка, представившийся дядей Мишей.

– Ну, что, журналист, пошли знакомиться с нашей трудовой вахтой? – он хитро подмигнул. – Смотри да записывай. Только, чур, все как есть, без прикрас!

Дядя Миша принялся водить меня по бесконечным цехам.

– Вот, смотри! – он с гордостью указал на громадный станок, выштамповывающий из листа металла какие‑то сложные детали. – Пресс кривошипный, усилием в двести пятьдесят тонн! Красавец, а? Видишь, как шпарит?

Щелк. «Зенит» зафиксировал кадр.

«Снимки, где Виктор Сергеевич передает документы стоит придержать, – внезапнопронеслось в мозгу. – Те снимки мой главный козырь. Если я разыграю его сейчас, я останусь ни с чем. А так, это моя защита».

– А здесь гальванический цех, – дядя Миша понизил голос, будто делясь секретом. – Здесь печатные платы покрываются особым составом, чтоб не окислялись. Тут тише, чем в других цехах, но воздух… знаешь, химия. Не каждый выдержит.

Одуряюще воняло кислотой и чем‑то сладковатым. Женщины в белых халатах и респираторах, похожие на хирургов, молча работали, наклонившись над ваннами с разноцветными жидкостями. Их руки в толстых резиновых перчатках ловко орудовали щипцами, опуская в растворы зеленые прямоугольники плат. Я поймал в объектив взгляд одной из них: усталый, но внимательный, устремленный на контрольные лампочки прибора.

– Красота, да? – дядя Миша посмотрел на них с отеческой нежностью. – Золотые руки. Чуть дрогнет рука, брак. А брак у нас не любят.

Щелк. Еще один портрет. Не парадный. Тяжелый взгляд, скрытый под маской.

«К тому же один передающий документы человек, это еще не вся сеть.  – мысли о разоблачении шпионской деятельности Виктора Сергеевича не давали мне покоя. – Это верхушка айсберга. Если я сейчас все сорву, я никогда не узнаю, кто тот человек на скамейке, кому именно идут эти бумаги, какова вся цепочка. А вот мое новое положение „почти своего“, дает мне шанс это выяснить. Узнать больше. Собрать неопровержимые доказательства уже не одной встречи, а всей их деятельности. Новое редакционное задание даёт мне возможность увидеть множество людей. Возможно, я смогу опознать того самого человека. Где‑то же он работает?».

– Ну, а это сердце нашего завода, сборочный цех! – взмахом руки он показал огромное пространство, где по конвейерной ленте, как по реке, плыли, нарастая как снежный ком, будущие радиоприемники. – Видишь, в начале конвейера голые корпуса, а с другого, уже готовый продукт! Как в сказке!

Десятки людей, в основном женщины, сидели по обе стороны ленты, выполняя определенную операцию. Одни гибкими, как у пианистов пальцами, быстро и точно вставляли какие‑то детали, другие, припаивали какие‑то проводки, третьи проверяли тестерами. Гул голосов смешивался с шипением паяльников и многоголосой музыкой на пункте ОТК.

Я сделал несколько снимков конвейера и с грустью подумал, что через несколько лет всех этих уставших женщин заменят высокоточные роботы, и они останутся без работы. Надо будет написать об этом новую статью в фантастический раздел.

На волне «Маяка» диктор солидным голосом вещал об успехах в угольной промышленности.

– Весь Союз наши приемники слушает! – не без гордости сказал дядя Миша. – И не только. На экспорт идем. В Болгарию, в ГДР, даже, слышал, в Монголию. Наша марка «Орбита» везде котируется!

– А тут наш «Коля‑изобретатель» где‑то шныряет, – понизив голос, сказал дядя Миша, оглядываясь по сторонам. – Предупреждал же его, не отвлекай народ, план горит! А он со своими чертежами… Эх, парень он хороший, но с дисциплиной у него беда. Голова варит, вечно со своими рацпредложениями, а начальству это не нравится. Любят, чтоб все по инструкции.

Мы обошли цех, и я увидел того самого Колю. Он стоял рядом с одной из сборщиц и, показывая ей схему, что‑то живо объяснял. Девушка кивала, улыбалась, потом они вместе склонились над платой. Мастер только вздохнул, но не стал их одергивать.

Мне стало интересно. Я протиснулся между столами сборщиц, стараясь не задеть хрупкие конструкции. Коля, молодой парень в очках с толстыми линзами, с увлечением что‑то чертил на схеме, показывая пальцем на плату.

– Подожди, вот видишь, классическая RС‑цепочка здесь задает постоянную времени, но из‑за габаритов электролитов мы в тупике! – его глаза горели за стеклами очков. – А если бы нам удалось применить не полярные конденсаторы с высокой удельной емкостью, но с малым током утечки… Допустим, на основе тантала или даже новые керамические с многослойной структурой, типа «эм‑эл‑эс‑эс»… Представляешь, какой бы рывок был!

Я слушал, и в голове что‑то щелкнуло. Не полярные… малые габариты… высокая емкость… Эти слова странным эхом отозвались воспоминанием о разговоре с отцом и его разработке портативного телефона.

– Я извиняюсь… – вежливо перебил я его. – Вы утверждаете, что можно сделать ту же схему, но в разы меньше?

– В разы! – Коля выпрямился, с энтузиазмом размахивая карандашом. – Не в разы, а на порядки! Представьте печатную плату, где вместо этих банок‑электролитов стоят чип‑компоненты размером с рисовое зерно! Плотность монтажа взлетит до небес! Частоту можно поднять, потребление снизить…

А ведь парень то настоящий гений! Видно, что соображает, хоть и интуитивно. А числится на заводе простым лаборантом. Вот кому нужно дорогу расчищать, давая возможность творить и изобретать, а не всем этим толстолобым начальникам.

Отец. Его телефон. Громоздкий, с диском, но уже работающий. Отец говорил о проблемах с элементной базой, о том, что не может сделать аппарат достаточно компактным и энергоэффективным.

А если этих двух гениев свести вместе?

– Николай, – я понизил голос, чтобы нас не слышал мастер. – А если бы у вас были… ну, скажем, не просто идеи, а уже готовые наработки по портативной связи? Смогли бы вы применить свои знания о компактных компонентах, чтобы помочь с… ну, с миниатюризацией?

Коля на мгновение замер, его взгляд стал пристальным и очень серьезным. Он снял очки, протер их краем спецовки. Даже глянул на дядю Мишу.

Тот лишь пожал плечами, тихо произнес:

– Это из редакции… журналист…

– Я не совсем понимаю… Вы о чем? – спросил он тихо, без тени прежнего увлечения. – Какие наработки? Чьи? Разве они есть?

– Допустим, есть один инженер. Он… мой знакомый. Он работает над переносным телефоном. Уже есть работающий прототип, но он большой, как кирпич. И этот человек жалуется, что не хватает именно подходящей элементной базы, чтобы сделать его меньше. Вы только что описали как раз то, что ему нужно. Вот я и подумал…

Лицо Коли преобразилось. В нем появилась жадная, профессиональная заинтересованность.

– Работающий прототип? С выходом на городскую сеть? Без проводов? – он засыпал меня вопросами. – Какая схема модуляции? Аналоговая? Импульсная? Какая несущая? ДМВ?

– Я… я не вдавался в такие подробности, – честно признался я. – Но он точно в тупике из‑за размеров и энергопотребления.

Коля свистнул.

– Да я бы… я бы ему такое понапридумывал! – он снова загорелся. – Только показать бы мне его наработки! Хотя бы схемы! Мы бы с ним… мы бы вдвоем всю отрасль перевернули! Представляете – телефон, который действительно можно носить с собой в кармане! Не рацию, а именно телефон! Я кстати, о таком в журнале недавно читал, в «Знамени». Рассказ там был такой фантастический.

Идея, дикая и гениальная, родилась в моей голове мгновенно, как вспышка. Отец – гениальный практик, но, возможно, замыленный глаз и нехватка свежих идей. Коля – молодой, голодный до прорывов теоретик, запертый в рамках завода и не имеющий возможности применения своим идеям.

– Так вы хотите с ним познакомиться? – выпалил я. – Я могу это устроить.

Коля посмотрел на меня так, будто я предложил ему полететь на Луну.

– Вы… Вы серьезно? – он прошептал, озираясь. – А как же… работа? Начальство? Они же… – он мотнул головой в сторону дяди Миши. – Они тут за план гонят, а я со своими идеями… Меня и так на низкую ставку поставили за «невыполнение норм рационализаторских предложений».

– Это верно, – строго сказал дядя Миша. – Коля у нас в отстающих. Ему нельзя отвлекаться. Он все время и так в облаках летает… Вы же сами статью пишите про таких вот?

– Так можно же ведь и после работы этим заниматься…

Коля кивнул с такой силой, что очки чуть не слетели с его носа.

Я отошел от него, разум пульсировал от осознания дерзости замысла. Ускорить появление сотовой связи на годы, а может и на десятилетия! Свести вместе двух гениев, которых разделяла бюрократическая система! Это была именно та «теория малых дел», о которой я размышлял. Не пытаться в одиночку остановить махину истории, а тихо, незаметно подтолкнуть ее в нужном направлении в одной, но очень важной точке.

И кто знает, может этот самый портативный телефон однажды поможет мне предотвратить куда более страшные вещи.

Глава 2

Магазин «Спорттовары» находился на проспекте Куйбышева, занимая весь первый этаж типовой девятиэтажки. Мы с коллегой, Серегой Плотниковым, приехали сюда на троллейбусе, делать репортаж о трудовом коллективе. Не о простом, конечно, коллективе, а о правофланговом, обладателем переходящего Красного знамени за успехи в социалистическом соревновании. В свете сложившейся международной обстановки и обострения «холодной войны» такие вот репортажи, как заявил главред, «были сейчас нужны, как воздух»! Народ же надо хоть как‑то взбодрить.

Директор магазина, моложавый, но с большими залысинами, мужчина лет сорока в голубых джинсах «Риорда» и коричневом индийском джемпере, был заранее предупреждён о нашем визите и встретил нас вполне радушно.

– Из газеты? Ну, что же, пройдемте, товарищи, – он пригласил нас в свой кабинет. – Сейчас я соберу коллектив.

– Нет, нет, – замахал руками Плотников. – Мы их снимем, так сказать, в рабочей обстановке. Ну, и у кого‑то возьмем интервью.

Так мы с Серегой и договорились, он снимает, я беру интервью. Мы и «вооружились» соответственно: Серега зеркалкой «Зенит», а я редакционным магнитофоном «Легенда 404». Музыку он воспроизводил плохо, почти не выдавая басов, поэтому использовался исключительно как диктофон, из‑за своих относительно компактных размеров.

Было часов десять утра, покупателей в магазине было мало, опасались облав. Все боролись за трудовую дисциплину. Сотрудники милиции и «компетентных органов» задерживали людей, посещавших магазины в рабочее время, устанавливали личность. А тем, у кого не было официальной справки с печатью от отдела кадров предприятия, на котором работал человек, о сменной работе или нахождении в отпуске, могли «телегу» на работу прислать, а это и до «строгача» недалеко. Получишь такой, вот и остался без премии, и отпуск, как шутили остряки – «в мартобре», а то и из списка на квартиру, машину, и прочие материальные дефициты исключат, и в очереди на детский сад подвинут. И тяжесть наказания зависела от чиновника, желающего сделать карьеру, выслужившись перед вышестоящим количеством «принятых мер». Редко когда пытались отстоять «провинившегося сотрудника», опасаясь «попасть на карандаш», разве что «своего» или очень ценного или заслуженного.

Возможно, правильно Андропов закручивал гайки? А черт его… Но торговля от этого несколько страдала. Рабочие часы магазинов и многих предприятий совпадали, люди не могли купить необходимый товар. Поэтому в выходные наблюдались настоящие давки. Люди бегали по магазинам, выстаивали в многочасовых очередях, а магазины «выбрасывали дефицит», чтобы хоть как‑то выполнить план. И все были до предела напряжены. Нервы, склоки, доходило до драк и взаимных оскорблений.

– Вот! Мельникова Ирина Петровна, – сопровождающий нас директор представил, худощавую женщину средних лет, с перманентом и значком отличника советской торговли на лацкане серо‑голубого халата. – Старший продавец, председатель профкома… И очень ответственный работник!

– Ой, ну вы и скажете, Игорь Сергеевич! – продавщица наигранно засмущалась.

Серега приготовился к съёмке, выбирая лучший ракурс. Я вытащил микрофон, и, соблюдая субординацию, спросил больше для порядка:

– Разрешите, Игорь Сергеевич?

– Да‑да, пожалуйста, – он просто светился довольством, что ему уделено столько внимания.

– Ирина Петровна! Что, в основном, покупают?

– Ну, у нас же туристский отдел… – Ирина Петровна замялась. – Обувь хорошо идет, туристские ботинки, кеды…

Честно говоря, отдел выглядел скудновато, и напарник давно подавал мне знаки, кивая на мотоциклы, расставленные вдоль выходившей на улицу витрины. Да, вот там имелось, что поснимать, там была фактура! Мотоциклы, словно стреноженные кони, поблескивали в каркасах из досок: бело‑голубая «Иж‑Планета», желтая «Иж‑Планета Спорт», внешне похожая на «иномарку»…

Дальше располагалась техника попроще: синий «Восход 3» и ярко‑красный «Минск». Между ними стояли двое парней, судя по болоньевым курточкам и кримпленовым клешам, из сельской местности. Видать, приценивались…

Я быстренько подошел ближе:

– Здравствуйте, молодые люди! Выбираете мотоцикл?

– Дак это… – вытаращив глаза начал один, озираясь по сторонам. – Вот… отгулы. Приехали…

Он судорожно принялся шарить по карманам в поисках справки, но я жестом остановил его и тихо сказал «мы не из той структуры». Он заулыбался и посмотрел на своего товарища, крепкого патлатого блондина.

Разговаривали они очень фактурно, больше жестами, видать, боялись слов‑паразитов. Вылезет ведь иногда что‑нибудь этакое, за что могут и мелкое хулиганство пришпилить. Потом доказывай, что ты не матом ругался, а просто использовал кое‑какие слова для выражения эмоций и связки подлежащего со сказуемым в сложносоставном предложении.

Получилось примерно так:

– Да, мотоцикл приехали покупать. Скажи, Леха?

– Ну, это… угу…

– Вот и думаем… «Восход», конечно, посолиднее, но он и дороже, четыреста с чем‑то… «Минск» же и надежнее, и всего триста пятьдесят! Лех, бери уже «Минск» да поедем!

Между тем, ушлый журналюга Плотников уже подманивал меня к отделу «Рыболов‑спортсмен», где уже собралось изрядное количество пенсионеров, среди которых я заметил худощавого светловолосого парня, показавшегося мне знакомым. Коричневые вельветки, курточка… очки с толстыми линзами… Черт возьми! Да это же тот самый, с завода электроники, ленивый гений…

– Николай!

Парень не реагировал, что‑то рассматривая в витрине…

– Коля!

А вот на «Колю» тут же обернулся, поправил очки.

– Товарищ… э‑э… корреспондент… А у меня отгул сегодня!

– А мы вот, работаем! – улыбнулся я. – Про магазин что‑нибудь хорошее скажете?

– Ну, да, – Коля тоже заулыбался. – Я тут блесны беру, лески, поплавки…

– То есть, вы – заядлый рыбак?

– Ну, не сказал бы… – сняв очки, парнишка протер их носовым платком и близоруко прищурился. – Просто люблю иногда удочку закинуть и поразмышлять…

– А где обычно ловите?

– Ну, обычно на Красной.

– На Красной? Да там и клева‑то нет.

Речка Красная, мелкая и каменистая, протекала совсем рядом с городом, пешком можно был дойти. Впрочем, наверное, именно эта доступность многих и привлекала, хотя, кроме ершей и мелких окуньков там отродясь ничего не водилось.

– Вы бы лучше тогда в «Золотую ниву»! – посоветовал я. – Река, озера… Вот там рыба, так рыба…

– Туда ехать надо, – Коля развел руками и мечтательно добавил. – А так‑то да, хорошо, красиво и клев… Но, в автобус на выходных столько народу набьется! Куда там с удочками, с ведром…

– Так поехали на машине! – неожиданно предложил я. – У моего дядюшки «Запор» «ушастый». Машина‑зверь, долетим мигом. Он как раз в воскресенье на рыбалку собрался.

– В воскресенье, говорите… – Николай обрадовался, но вежливо добавил. – А, удобно ли будет?

– Вполне! И это… Давай на «ты» уже? – я протянул руку. – Саша.

– Хромов, Николай… Коля…

– Так что в воскресенье встречаемся в пять утра! За тобой куда подъехать?

– Переулок Римского‑Корсакова знаете… знаешь? Ну, где музыкальная школа…

– А! Недалеко от Маяковского… Хорошо! Очень даже удобно, да.

Вот! А я все думал, как свести двух промышленно‑электронных гениев, отца и этого Колю. Наитие пришло сразу же, как только я увидел изобретателя у витрины с блеснами и рыболовными крючками.

Рыбалка! Самое то, что надо. Общая точка соприкосновения, разговоры…

И ведь сработало! На рыбалку уговорились…

Осталось только уговорить дядю Витю… Впрочем, это труда не составляло: насколько я помнил из своей «прошлой» жизни, дядюшка был заядлый рыбак и частенько звал отца на рыбалку. Ну, и меня тоже, но я… Я не рыбак был, это уж точно.

Дяде Вите я позвонил вечером, и, конечно же уговорил. Правда, попросил перезвонить отцу, но не говорить, что это моя идея.

– Просто вот, захотелось вытащить отца на природу, – пояснил я. – А то заработался совсем.

– Это уж точно, – согласился дядя Витя. – Заработался.

Дядюшка рассмеялся в трубку и тотчас же перезвонил.

– Тебя! – я позвал отца в коридор. – Дядя Витя.

– Ага… Ага… Ага! Ну‑у… спрошу у супруги… – не кладя трубку, родитель крикнул в комнату. – Надь! Тут это… Виктор… На рыбалку в воскресенье зовет. Я, наверное, поеду…

– И я с вами прокачусь, – тут же сообщил я. – Видовые фотки для редакции поснимаю… Ну и порыбачу заодно, а что?

– О! – положив трубку, обрадовано воскликнул отец. – Вот это другое дело. Теперь уж точно поедем.

– Со мной еще приятель будет, с завода, инженер… Рыбак заядлый! Я дядю Витю предупрежу.

– Инженер? С завода? – родитель вскинул глаза. – Ну, поговорить хоть будет о чем. А то слушай Витькины байки! Щуку он на двадцать кило выловил, ага, как же…

* * *

Занимаясь всеми делами, я прекрасно понимал, что не следовало забывать о Метели! Точнее, об ее высокопоставленном папаше, Викторе Сергеевиче, шпионе. Нужно было стать для этой семьи своим… Но тут появлялся весьма серьезный вопрос: насколько далеко я готов был зайти? Вопрос отнюдь не праздный, Метель девушка взбалмошная и непредсказуемая. Если что… как потом смотреть в глаза Наташе? Однако, дилемма.

Тем не менее, с Мариной следовало периодически встречаться, иначе ее отец, наверняка, заподозрил бы что‑то неладное. Памятуя об этом, в субботу, сразу после работы, я заглянул в заброшенный сквер на Пролетарской… на тусовку…

Ничего не изменилось. Все так же горел костер, ходила по кругу бутылка портвейна, и Виталик – Леннон слабым своим голоском напевал что‑то отдаленно рок‑н‑рольное:

– Девочка сегодня в баре, девочке пятнадцать ле‑ет…

Метели не было. Ну, она как та кошка, которая гуляет сама по себе…

– О, Саня! – оборвав песню, Леннон протянул руку. – Давненько не заглядывал.

– Так соскучился! Что‑то Метели не видать…

Поздоровавшись со всеми, я сделал глоток из горлышка.

– Вкусное вино!

– А у Метели вторая днюха скоро, – Леннон хмыкнул и тоже хлебнул портвешка. – Видно, готовится.

– Вторая днюха? – удивленно переспросил я. – Это как это?

– Ну, она там чуть не угорела в детстве, в бане, – пояснил Виталик. – Едва откачали. Вот и отмечает иногда… Не со всеми, и не для всех. Но, подарки принимает. Мы вот думаем, что ей от всех нас подарить? У нее же все есть!

– Так песню хором спойте, – я усмехнулся. – Ее любимую, ежели таковая есть.

– У нее, вообще‑то, много любимых, – протянул кто‑то из парней. – Тот же «Пинк Флойд»…

– А из русских?

– Из русских… Не знаю. «Динамик», кажется. «Капюшон» или что‑то такое… Хотя, вру! Что‑то новое, из последних… Какая‑то «Коломбина», что ли. В общем, этой песни еще нигде нет!

«Коломбина»… Я постарался запомнить. Коли уж с Метелью, так или иначе, придется общаться.

* * *

В тот день Метель таки не появилась, и вечером я заглянул к соседу, Сереге Гребенюку. Правда, сразу предупредил, что ненадолго.

– Вот, ты всегда так! – Серега махнул рукой и потопал на кухню, за наливкой. На этот раз оказалась вишневая.

– Только пару рюмочек! – предупредил я. – Максимум три.

– Да ла‑а‑адно!

Вообще‑то, я нынче заглянул к соседу не просто так, от нечего делать, нужно было кое‑что спросить. Кое‑что, в чем Гребенюк неплохо разбирался.

– Серег… Знаешь такую группу – «Динамик»?

– Да есть у меня их концерт в Кирове. Прошлогодний. Так… реггей, новая волна…

– А новых записей нету?

– Нету. Они распались, кажется… А ты что ищешь‑то?