Текст книги "Курс на СССР. Трилогия - Тим Волков, Андрей Посняков (СИ)"

Автор книги: Андрей Посняков

Соавторы: Тим Волков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 48 страниц)

Курс на СССР: Переписать жизнь заново!

Глава 1

Москва, август 2025 года. Удаленная от центра промзона.

– Мне страшно.

– Это пройдёт.

– Вы не понимаете – это смертельно опасно! Нас убьют! Вас и меня!

– Это просто паника, – я глубоко вдохнул. – Ну что там?

С информаторами всегда так – если сразу не обрушивают на голову поток компромата, то значит будут тянуть из тебя жилы, действовать на нервы. Этот – худой трясущийся и обильно потеющий мужичок, – точно крови попьет, прежде чем что-то сольет.

Если вообще сделка состоится.

Игра стоит свеч. Высшая точка моей карьеры – уничтожить одну из самых опасных бандитских группировок нашего времени, а заодно и расправиться с Сергеем Гребенюком, лидером «Северных волков». И я это сделаю.

– Вы простой журналист! – произнес информатор с плохо скрываемым пренебрежением в голосе.

– Верно, – кивнул я, стараясь не зацикливаться на эмоциях собеседника. – И что это меняет?

– Вообще-то… – он выжидательно посмотрел на меня, как бы соображая, а не стоит ли поднять цену за информацию.

– Хотите передать компромат полиции? – я не стал поддаваться на провокацию. – Пожалуйста. Только помните, что и там у «Северных волков» есть свои люди. Нужная информация не дойдет до суда, в отличие о имени того, кто ее нарыл. И тогда поздно ночью к вам придут гости. И поедете вы с ними в лес… в багажнике машины… в разных пакетах…

– Запугиваете? – насторожился он.

– Нет, просто анекдот вспомнил, – устало ухмыльнулся я. – Олег, послушайте…

– Не называйте моего имени! – взвизгнул он. – Нас весь могут и услышать.

– Здесь? – я удивленно огляделся.

Пустырь на окраине города. Пыльный, заросший бурьяном, с ржавыми остовами грузовых машин, брошенных здесь еще в девяностые. Вроде здесь собирались построить какой-то торговый центр, да так все и затухло.

Заливая всё багровым светом, солнце клонилось к закату. Очень символично. Я вздохнул. Шестьдесят лет – возраст, когда большинство моих коллег уже сидят на пенсии, попивая чай и перелистывая подшивки старых газет.

Но не я.

Я все еще гонюсь за призрачной мечтой, как отставший пассажир за уходящим поездом. В журналистике я всего пять лет, как говорится, осуществляю свою заветную детскую мечту. Но мою работу уже прочувствовали многие сильные мира сего. Теперь знают и боятся, потому что мои резонансные статьи не были простым набором слов. Громкие разоблачения коррупционеров и взяточников… По следам проводимых мной журналистских расследований не один зарвавшийся вор, дорвавшийся до власти лишился своей мнимой неприкосновенности. Немало было предано суду. Что ж, поделом. Я не собираюсь останавливаться. Правда за мной.

И сейчас, в кармане стоящего передо мной информатора, нервно трясущегося от страха и алчности, очередной компромат. Он позвонил мне три дня назад. Его голос вибрировал, как будто кто-то держал его за горло.

«У меня есть информация про Коваленко. Я все знаю. Всю правду. Хотел бы вам ее передать… Чтобы вы статью… Но если они про меня узнают…»

Коваленко – замглавы городской администрации, человек с рыбьими глазами и улыбкой акулы. Его связи тянутся от мэрии к самым темным углам криминального мира. Если верить слухам, «Северные волки» во главе с Сергеем Гребенюком не просто его тень – они сила. И я не уверен, кто из них главнее.

– Здесь безопасно, – произнес я, чтобы хоть немного успокоить дрожащего от страха информатора.

– Нигде не безопасно… – буркнул он, испуганно озираясь.

Вот ведь зануда какой! Такое ощущение, что он специально тянет время. Только зачем? Передал бы информацию и быстро ушел, чтобы лишний раз не светиться в моём обществе.

Периферическим зрением я заметил какое-то движение, но, когда я повернул голову, за грудой металлолома, там, где была тень, ничего не было, только ветер шевелил сухую траву. Сердце тревожно ёкнуло, но я глубоко вдохнул и заставил себя успокоиться. Показалось? Возможно. С возрастом нервишки уже не те, но инстинкты все еще острые.

– Давайте, мы все же перейдем к делу? – предложил я, решив немного нажать на бедолагу. – Или вообще не поднимаем это дело и расходимся.

Подействовало.

– Ладно, сейчас…

Он сделал шаг ближе, но остановился, будто боялся пересечь невидимую черту. Его дрожащие пальцы нервно теребили молнию на куртке.

– Я… я не уверен, что это хорошая идея, – бормотал он, сноваоглядываясь по сторонам. – Если они узнают…

– Они не узнают, – сказал я, стараясь сохранить хотя бы остатки спокойствия и не плюнуть на всё это. – Я профессионал. Знаю, как защитить информатора. Твои сведения – это билет за решетку не только для Коваленко. Ты же сам сказал, что у тебя есть железные доказательства.

– Д… да, – он судорожно сжал губы и зачем-то застегнул молнию на куртке до самого горла.

– Ну, что там у тебя? – теряя терпение я протянул руку. – Давай, или расходимся.

Его взгляд метнулся к горизонту, где солнце уже почти скрылось за крышами домов. Я снова заметил тень – на этот раз за старым грузовиком, в десятке метров от нас. Мелькнула и пропала. Может, просто игра света? Или там действительно кто-то есть. Тот, кого так боится информатор.

Я сделал вид, что поправляю очки, а на самом деле сконцентрировал внимание на окружающем пространстве. Ничего. Только пыль и тишина.

– У меня есть записи, – нервной скороговоркой, глотая слова, зачастил информатор. – Разговоры. Коваленко встречался с ними. С «волками». Я был там… случайно. Они обсуждали тендеры. Городские контракты. Миллиарды. Они делят их, как пирог. Коваленко получает откаты, а «волки»… они делают всю грязную работу. Я все записал.

– Какие записи? – я шагнул ближе, чувствуя, как повышающийся адреналин начинает отдавать болью в висках. – Телефонные? Видео?

– Аудио,– он сипел, почти шептал и его голос тонул в шуме поднимающегося ветра. – И документы. Я просто имею доступ к его компьютеру, к некоторым файлам. Скачал… Но если они узнают, что это я…

– Никто не узнает, – уверил его я. – Давайте мне записи, и я сделаю так, что Коваленко не выкрутится. Моя статья разнесет его деяния в клочья. А «волков» прижмут следом.

Он смотрел на меня с открытым страхом в глазах, и это была не просто нервозность, а животный, первобытный ужас. Я много раз видел этот взгляд в глазах людей, которые понимали, что их жизнь висит на волоске.

Но он всё ещё колебался, будто ждал чего-то. Его пальцы судорожно сжимали молнию, и в какой-то момент мне показалось, что она в конце концов оторвется.

И снова это движение. На этот раз дальше, у края пустыря, где начинались кусты. Тень была слишком быстрой для птицы или животного. Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Теперь было ясно, что мы здесь не одни. Нужно уходить, ради общей безопасности… но я не мог упустить такой шанс. Только не сегодня.

– Хорошо, – наконец выдохнул он. – Я отдам вам флешку. Но… вы должны пообещать. Никаких утечек. Если они узнают…

– Не узнают, – сказал я, протягивая руку. – Давай. Быстрее!

Он медленно полез во внутренний карман куртки, глядя мне прямо в глаза, будто ожидая, что я откажусь от задуманного. Шорох гравия за спиной заставил меня резко обернуться. Ничего. Только пустырь, тени и закатное небо. Но я знал, что это не просто нервы. Кто-то здесь был. Следил. Ждал.

Олег обреченно протянул мне флешку на повлажневшей ладони. Я сжал в кулаке маленькую, черную, почти невесомую Кащееву смерть, чувствуя, как она впивается в кожу. Неужели и в самом деле получилось?

Я сжал флешку крепче и повернулся, чтобы уйти, но вновь скорее больше почувствовал, чем увидел это странное движение теней. И отблеск линзы, холодный и резкий, как глаз хищника. Снайпер? Что, всё так серьёзно?

Он лежал на возвышении, среди зарослей, винтовка была направлена прямо на меня.

Инстинкт сработал быстрее мысли. Я бросился к ближайшему укрытию – ржавому грузовику, что стоял в паре метров. Хлопок выстрела разорвал тишину, пуля просвистела там, где я только что стоял, взметнув облачко пыли.

Какого хрена⁈

Я упал за грузовик, чувствуя, как адреналин разрывает виски. Шестьдесят лет, черт возьми, а я все еще бегаю от пуль!

Плечо заныло от напряжения и резкого рывка, но я был цел. Пока.

– Воронцов! – голос, резкий и металлический, прорезал вечернюю тишину. – Отдай флешку и выходи. Может, останешься жив.

Я прижался к холодному металлу грузовика, пытаясь отдышаться. Они знают мое имя. Значит это все не случайность – они ждали меня. Весь этот пустырь ловушка. Черт!

Я заметил еще одну тень – теперь слева, за грудой бетонных плит. Незнакомцев было как минимум двое, но скорее всего и больше. Они загнали меня, как волки добычу. Вот уж действительно «Северные волки»! А то, что это они у меня не было сомнений.

Оставаться здесь опасно. Нужно прорываться. Моя машина стоит метрах в тридцати отсюда. Если добегу – спасусь.

Я схватил обломок кирпича побольше, швырнул его в сторону, чтобы отвлечь снайпера.

И рванул.

Бежал так, как не бегал в школьные годы на физкультуре. Вот она машина, уже показалась из-за кустов! Старенький, но верный мой «форд». Метров десять, не больше! Еще рывок! Еще. И…

Хлопок выстрела раздался почти сразу. Пуля просвистела мимо, задев рукав. Я дернулся, но выровнялся. Ерунда. Все ерунда. Главное – бежать…

Еще хлопок.

А потом…

Острая боль пронзила спину, и мир взорвался белым светом. Я упал на живот, флешка выпала из руки, покатилась под колесо «форда». Я попытался дотянуться до нее, но пальцы уже не слушались. Кровь заполнила горло, каждый вдох как глоток огня. Тени сомкнулись надо мной – не бандитов, а самой темноты, густой и бесконечной. Она поглотила пустырь, склады, флешку, меня. Все.

* * *

Зареченск, август 1983 год. Проспект Маяковского.

– Вы в порядке?

Судорожный вдох.

И яркий свет в глаза. Какого черта…

Я с трудом разлепил веки, некоторое время привыкая к слепящему свету.

– Вы в порядке? – повторил незнакомый голос. Женский.

Нет, я точно не в порядке. В меня только что стреляли! Меня убили…

Или не убили? Ощущения какие-то странные. Руки, только что слабые и дрожащие, наполнились силой. Легкость, почти забытая, разлилась по ногам, по спине, по каждому суставу.

Где я вообще? И что происходит?

В больнице? В меня вкололи какие-то обезболы?

Нет, точно не в больнице.

Я лежал на асфальте, посреди улицы, залитой мягким светом августовского солнца. Голова гудела, но не от выстрела – от удара. Совсем рядом рычал мотор машины. Явно не иномарка, тарахтит будь здоров!

– Что случилось? – спросил я.

Девушка – молодая, красивая, с длинными каштановыми волосами, заплетенными в косу, – протянула руку, помогая мне подняться. Ответила:

– Мы вас… сбили с дедушкой.

– С каким… дедушкой?

Где пустырь? Где информатор? Где снайпер, который меня…

– С моим, Иваном Михайловичем, – пояснила девушка, кивая на стоящего рядом пожилого мужчину.

– Я извиняюсь, просто отвлекся буквально на одну секунду! – виновато произнес тот. – А тут вы выскочили. Я даже нажать на тормоз не успел…

– Это я виновата! – возразила девушка. – Отвлекла тебя со своими расспросами, вот ты и…

– Не виновата! – отрезал пожилой мужчина. – Я за рулем, значит я и виноват.

– Все… нормально, – выдавил я, поднимаясь. И только сейчас обратил внимание, что мой голос звучит странно – выше, чище, чем я привык. Наверное, сказываются нервы.

Что-то было не так. Я огляделся.

Чужой, не знакомый мне район. По обе стороны узкой улочки тянутся новенькие серые пятиэтажки, на балконах сушатся простыни, где-то вдалеке слышится звон трамвая. И просто одуряюще вкусно пахнет хлебом. Где-то пекарня поблизости?

У обочины стоял автомобиль «Жигули» – угловатый, кремового цвета, с круглыми фарами. Видимо тот самый, который меня якобы сбил. Начали собираться очевидцы и зеваки: женщина в платье в горошек, парнишка в брюках-клеш, двое аборигенов с авоськами, в которых позванивали пустые бутылки…

И никто не снимал на сотовый телефон, чтобы потом выложить в интернет. И вообще ни у кого в руках не было никаких гаджетов.

– Уверены, что все в порядке? – дедушка прищурился, разглядывая меня. – Может, в больницу? Вы бледный, как мел.

– Нет, я… нормально, – повторил я, пытаясь собраться с мыслями, и вновь принялся оглядываться по сторонам.

Город не был похож на тот, что я знал. Не было высоток из стекла и бетона, не было рекламных щитов с кричащими слоганами, не было монотонного, не прекращающегося ни днём, ни ночью гула автомобилей. Вместо этого я видел потускневшие от яркого солнца вывески: «Продукты», «Гастроном», «Парикмахерская». На углу стояла голубая будка с надписью «Соки-воды», а рядом очередь из нескольких человек – пьют из одного граненого стакана газировку, смеются…

Окраина какая-то, что ли?

– Где это я? – спросил я, не сдержав удивления.

Мой голос дрожал, и я вдруг понял, что не знаю где флешка. Я похлопал по карманам. Пусто. Черт, такой материал упустил!

– Как это где? – девушка нахмурилась, но ее губы тронула улыбка. – В городе, где ж еще. Вы что, с луны свалились?

– Да ладно тебе, Наташа, – дедушка махнул рукой. – Может, парень просто растерялся. Удар был неслабый. Вы на проспекте Маяковского, молодой человек.

– Это… от центра далеко? – спросил я, напрягая память. Какой еще проспект Маяковского?

– От центра? – нахмурился дедушка. – Вроде это и есть центр. Ваше состояние меня беспокоит. Вам бы к доктору. Как вас зовут?

– Александр, – ответил я. – Александр Воронцов.

– Саша, значит, – дедушка кивнул. – Пойдёмте, присядете у нас в машине, отдышитесь. А то выглядите, как привидение.

Я кивнул, собираясь последовать за ним, но не успел сделать и шага, как позади раздался резкий гудок. А потом – голос, хрипловатый, срывающийся:

– Ну и чего встали, граждане? Это дорога, а не проходной двор! Уберите свой драндулет, проезду мешаете!

Все обернулись. Узкий проспект и правда был перегорожен «Жигулями», а за ними, как пробка в бутылке, стоял синий «Москвич» с открытым окном. За рулем – мужик лет сорока, с усами и в кепке.

– Ну, дед, давай, шевелись! – гаркнул он, открывая дверцу. – Ты что, ездить разучился? Чего встал?

– Я… мы просто… – начал было тот, но опустил глаза и растерянно замолчал.

Мужчина тем временем уже вылез из машины и направился к нему, размахивая руками. Толпа зевак зашепталась, кто-то начал улыбаться, предвкушая потасовку. Типичная сцена.

И я вдруг почувствовал, как всё это начинает меня злить. Не из-за дедушки, не из-за машины – а из-за того, что я абсолютно не понимаю что происходит. Не люблю, когда ситуация не под контролем.

– Ну чего глаза выпучил, как баран? – продолжал орать усатый, сверкая металлическим зубом. – Забыл как водить? Так дома уже надо сидеть, возраст такой!

Нет, я не позволю, чтобы кто-то наорал на единственного, кто предложил мне помощь.

Я шагнул вперед, перехватив инициативу:

– Эй! Уважаемый!

Усатый мужик остановился и повернулся ко мне. Спросил:

– Ты кто такой?

– Я тот, кто сейчас объяснит тебе, как себя вести в приличном обществе.

– Ты чё, командовать будешь, пацан? – усмехнулся он. – Сам-то на себя посмотри, лоб зеленый…

– А ты на себя. – Я сделал шаг вперед, взгляд стал холодным. – Самоутверждаешься за счет старика?

– Да я тебе щас… – он шагнул ближе, но тут его взгляд наткнулся на мой.

Не на того нарвался. Я в своей жизни смотрел в глаза киллерам, политикам, лживым чиновникам. И в этих схватках взглядов у меня всегда было преимущество. На моей стороне была правда. А в ней, как известно сила. Сейчас – тоже.

Мужик замер, почувствовав мою стальную уверенность. Почесал затылок, смутился, потом буркнул:

– Слов много, толку мало… Ладно, давай, дед, отгони своё корыто. Мне на работу опаздывать нельзя.

Он повернулся и пошел обратно к машине. Я молча смотрел ему в спину. Толпа снова оживилась – кто-то хмыкнул, кто-то усмехнулся. Дедушка посмотрел на меня с удивлением и даже чем-то вроде благодарности.

– Спасибо, Александр… – тихо сказал он. – А то я что-то… растерялся.

– Всё в порядке.

Я обернулся. Наташа смотрела на меня. Но теперь в её взгляде было не просто сочувствие или вежливый интерес. Там было что-то другое – неожиданная теплота, уважение… и, возможно, лёгкий восторг. Как будто я внезапно оказался совсем не тем, кем она считала меня минуту назад.

Она не отвела глаз, наоборот – словно изучала. Сначала взглядом пробежалась по моему лицу, потом – по осанке, по жестам. Её губы чуть дрогнули в сдержанной улыбке.

– Что? – спросил я.

– Знаете, – сказала она негромко, – я сначала подумала, что вы… ну, странный. Слишком растерянный, будто с луны свалились. А сейчас смотрю – вы очень даже… не с луны.

– А откуда же? – спросил я, чуть улыбаясь.

– С места, где за себя и за других постоять не боятся.

Я ухмыльнулся. Молодая еще! Не знает, какой на самом деле мир!

– Пойдёмте, Александр, – дедушка уже открывал дверь «Жигулей». – Присядьте. Нужно отдышаться, и вообще, может воды… Или даже чаю. У меня термос как раз имеется… свежего заварил сегодня, с ромашкой.

Я кивнул и пошёл за ним. Наташа двинулась следом. Мы подошли к машине, и я уже взялся за дверцу, но… на секунду замер. Повернулся к боковому зеркалу. Всего лишь мельком – проверить, нет ли следов удара, ссадин, чего-то еще.

Взглянул – и замер как вкопанный. И даже дышать перестал от увиденного. В отражении… Нет, там был не чужой человек. Вполне знакомый. Там был я.

Но только лет на сорок – сорок пять младше самого себя…

Глава 2

Только когда смотришь на себя молодого, осознаешь, как быстро летит время. А еще как сильно постарел, как много не успел в своей жизни…

Вот и сейчас я смотрел в зеркало и думал обо всем, но только не о том, почему я отражаюсь молодым. Видимо шок был настолько сильным, что последние капли рационального мышления растворились в голове.

– Александр… – мягко сказала Наташа. – Все в порядке? Вы просто замерли…

– Я… все в… порядке… – выдохнул я, с трудом отрываясь от зеркала.

Это прикол какой-то что ли? Программа «Розыгрыш»? Тогда как они с зеркалом так ловко придумали?

Я вновь взглянул на себя. Моргнул. Скривился. Повернул голову – влево, вправо. Отражение сделало то же самое.

– Александр…

– Я… я лучше пойду…

И не дожидаясь ответа, направился прочь. И сделал это весьма вовремя, потому что готов был прямо сейчас заорать во все горло – настолько велико было мое состояние растерянности и шока.

Шел, не разбирая дороги. Просто уходил – подальше от людей, от гудков, от голосов, от «Жигулей».

Что, черт возьми, произошло? Я же умер. Меня подстрелили. Я видел белый свет, чувствовал, как кровь заполняет легкие. А потом – этот город, пыльный асфальт, советские вывески, пятиэтажки, газировка в граненом стакане…

Я шел быстро, почти бежал, будто надеясь, что можно будет просто сбежать из этого сна. Или из бреда. Или из комы. Может, я лежу в больнице, где-нибудь в Склифе, и это всё – предсмертный бред мозга, отчаянно пытающегося уцепиться за образы детства, за последний островок сознания перед тем, как всё уйдёт в небытие? Такая версия хоть что-то объясняет.

Я не оглядывался. Наташа, дедушка, толпа – всё осталось позади. Только вперед. В голове шумело. Мысли сбивались в кашу.

И вдруг…

Я узнал улицу.

Словно кто-то щелкнул тумблер в темной комнате – и память озарилась светом. Не резким, не ярким – тёплым, мягким. Почти забытым. Запах хлеба, гулкий топот по асфальту, шум листвы во дворе, эти пятиэтажки…

Я знал это место. Я вырос здесь. В этом самом Зареченске. Это Зареченск! Мой город детства, где я родился!

Но… как? Я же был в Москве. Совсем недавно. Разговаривал с информатором, флешка, выстрелы…

Это невозможно.

Я остановился, глубоко вдохнул. И вдруг понял – это не просто Зареченск. Не сегодняшний. Это Зареченск моего детства. Я не был здесь больше тридцати лет. А теперь всё вокруг – будто вырезано из воспоминаний. И даже лучше. Чище. Ярче.

Я замер. Это было… безумие.

Что же это получается? Если предположить, что это никакой не розыгрыш, если на минутку поверить в то, что все это не фантазия умирающего мозга и если допустить – хотя бы на одно коротко мгновение, – что такое бывает, то…

– Я умер и переместился в собственное тело на… на сколько лет назад?

Мне стало смешно.

Вот оказывается как человек сходит с ума!

Или… Не сошел?

В голову пришла безумная идея – а что если, сходить в родительский дом? Туда, где прошло мое детство. Дом, в котором я вырос. Там на все вопросы и получу ответ. Уверен, этому всему есть вполне рациональное и логичное объяснение.

Ноги понесли меня сами.

Мимо улиц, знакомых до боли. Мимо качелей, на которых я когда-то раскачивался до неба. Мимо лавочки у дома, на которой сидели старушки и обсуждали, кто с кем и когда. Я всё это помнил. А может, даже больше – чувствовал.

Мать.

Я вдруг понял, что думаю о ней. Она умерла десять лет назад, в холодном октябре. Я держал её за руку, когда она сделала последний вдох. Седая, с тонкой, почти прозрачной кожей, с глазами, в которых уже не было страха. Она сказала: «Сашенька, не плачь», – и всё.

С тех пор я её часто вспоминал. Не с болью, нет – с тоской. Тихой, липкой тоской по прошлому, которого уже не вернуть.

Я подошёл к дому.

Пятиэтажка с выбеленным фасадом прямо по облупившейся штукатурке. Всё как было. Входная дверь тяжело скрипнула. Подъезд – тёмный, с запахом краски, с обшарпанными ступенями.

Третий этаж. Четыре пролёта. Правая дверь.

Сердце заколотилось. Я не знал, что ожидает меня за этой дверью. Ничего уже не казалось невозможным. Если я попал в прошлое – почему бы и нет?..

Вот и она – дверь. Наша. Коричневая, с облезлой краской, с вмятиной внизу – я помнил, как пнул по ней коньком от злости, когда меня загнали домой, не дав доиграть в хоккей, когда был очень важный матч – между нашим двором и соседским. И вот теперь снова стою перед дверью. В шоке. Не веря.

Я нажал на слегка залипающую кнопку звонка.

Звук слабый, будто надтреснутый. Тот самый, как в детстве. Я замер, затаив дыхание. Наверное, всё это зря, никого за этой дверью нет… Может, всё это наваждение сейчас разрушится, и я проснусь…

Щёлкнул замок. Дверь приоткрылась.

И я увидел её.

Мама.

Она выглядела… молодой. Совсем молодой. Как в альбомах, что я пересматривал после её смерти. Те же волосы, убранные в аккуратный пучок. Те же глаза – карие, тёплые. Та же улыбка, усталая, но добрая. Она была живой. Нереально живой.

– Саша?.. – произнесла она. – Ты чего это так рано? Вроде погулять собирался. Обедать будешь?

У меня подогнулись колени.

Я стоял, глядя на неё, не в силах вымолвить ни слова. В горле ком, в груди – что-то тяжёлое, пульсирующее, будто зажатое в тиски.

– Сашка, ты чего? – её голос дрогнул. – С тобой всё в порядке?

Я не смог ответить. Только кивнул. Слёзы сами подступили к глазам – не от боли, не от страха… от того, что я снова видел её. Живую. Мою маму.

Я вернулся. Не знаю как. Не знаю зачем. Но я стоял у порога, как мальчишка, который сбежал погулять, а теперь пришёл домой…

Она распахнула дверь шире.

– Проходи… Ну чего ты, разулся хоть бы. А то грязи натащишь, как всегда. Да я ж только полы помыла…

Я вошёл в квартиру. Её запах. Всё её. Суп на плите. Радио бубнит на кухне. В коридоре валяются мои старые ботинки, школьный портфель.

Я снова был дома.

И только один вопрос гудел в голове, на грани паники и восторга: какого чёрта происходит?

А потом как ужас – лишь бы не проснуться…

* * *

Я прошёл прихожую. Мама уже скрылась на кухне – щёлкнуло радио, зашипела вода в чайнике. Всё как раньше. Не просто в деталях, в ощущениях, в воздухе, в звуках. Казалось, если закрыть глаза, я услышу, как во дворе друзья зовут играть в футбол, как воет соседская собака, как из открытого окна кто-то крутит «Землян» и разносится:

А мы летим орбитами,

Путями неизбитыми…

Из коридора, сразу налево,моя комната. Рука на автомате нащупала круглую ручку. Я толкнул дверь.

И сердце заколотилось.

Всё было… как тогда.

Стены, обклеенные вырезками из журналов: космонавты, машины, актеры – Янковский, Абдулов, Михайлов, Гурченко и конечно же Челентано. На полке, у окна – мои книжки: «Путь к звёздам», «Три мушкетёра», весь Жюль Верн и Джек Лондон. Тут же подписка «Юного техника» и «Вокруг света».

На письменном столе лежит мой старый значок «Юный техник». А рядом оловянный солдатик с надломленной винтовкой, стоящий в позе атаки. Я сам его когда-то отливал, руки обжигал.

Я подошёл ближе, медленно, будто боясь спугнуть реальность. На спинке стула висит моя джинсовка. Та самая, с пришитым белым черепом. В детстве это казалось страшно круто. А сейчас… Сейчас я чувствовал, как по спине бегут мурашки.

Я обернулся, посмотрел на кровать. Клетчатое покрывало, подушка с вдавленным углом, старый ковёр на стене, на котором я когда-то наблюдал целые миры перед тем, как заснуть.

Я подошёл к висящему на дверце шкафа зеркалу и внимательно рассмотрел отражение.

Парень лет семнадцати-восемнадцати. Высокий лоб, тёмные волосы, немного торчащие на затылке. Яркие, внимательные глаза. Чёткая линия подбородка.

Я смотрел на себя молодого, живого. Без очков. Без морщин. Без боли в спине, с которой просыпался каждое утро вот уже много лет.

Меня зашатало от переполняющих эмоций. Я сделал шаг назад, сел на кровать, знакомо скрипнувшую пружинами. Пощупал руками матрас, чуть продавленный, жёсткий. Тот самый. Вдохнул запах старого одеяла. Всё как раньше, и всё настоящее.

Голова кружилась. Я лег, закрыл глаза. Сердце билось так громко, что я слышал его. Всё тело словно вибрировало от избытка эмоций, чувств, запахов, мыслей.

И мир поплыл.

Я провалился в темноту. Не в сон – в что-то вроде небытия, как после сотрясения.

* * *

Тело отказывалось слушаться, сознание плавало. А потом – вспышка. Резкий вдох. Я открыл глаза. Ага, все-таки приснилось? Вот так сон, чудной какой…

Свет солнца пробивался сквозь окно, ложился пятнами на пол. Всё тот же потолок. Всё та же комната. Нет, не приснилось. И в самом деле переместился в прошлое.

Как ни странно, но этот эмоциональный обморок помог привести мысли в порядок. Смятение ушло. Вместо него появилось странное чувство эйфории.

Я снова молод! Я здоров! Впереди целая жизнь. Чёрт побери… И за что мне всё это?

Я облокотился головой на спинку кровати и засмеялся. Я могу всё начать заново, исправить ошибки, изменить прошлое и будущее.

Но я всё ещё не понимал, как это случилось. Ни логики, ни объяснения этому не было. Но какая, к черту, разница?

Я снова молод. И я вернулся.

И на этот раз… я сделаю всё иначе. Так, как должно быть.

* * *

– Саша! – раздался требовательный голос матери. – Иди есть! Остынет всё!

Я пошёл на кухню.

Мать стояла у плиты и мешала деревянной лопаткой картошку в чугунной сковороде. Запах!..

– Голодный? – спросила мама, обернувшись.

– Еще как!

– Давай, садись. Уже готово!

На плите исходил паром эмалированный чайник. Мама быстро подхватила его полотенцем за ручку и плеснула кипятка в небольшой заварочный чайник, бросила туда же горсть ароматного травяного чая, накрыла крышкой и сверху салфеткой. Потом быстро поставила на стол так знакомые с детства фаянсовые тарелки с голубыми цветочками по краю, водрузила посреди стола сковородку с картошкой и взяла в руки столовые приборы.

– Ты как будешь есть? – спросила она. – Ложкой, или вилкой?

Я сел, стараясь не пялиться на неё слишком открыто. Мне хотелось встать, подбежать, обнять её, зарыться лицом в плечо и зарыдать, как ребёнок. Но я сдержался. Не хватало ещё напугать мать.

– Чего такой? – она посмотрела на меня внимательнее и нахмурилась. – Бледный какой-то. Ты где пропадал вчера вечером?

– Просто… – Я сглотнул. – Гулял.

– Гулял он! – рассердилась мать. – Пришел поздно, отец ругался, мне высказывал что отпустила тебя. А к поступлению кто готовиться будет? Сегодня чтобы в восемь дома был как штык! Книжки давай читай, а не вот это все!

– Хорошо, мам!

Она положила мне в тарелку щедрую порцию картошки – крупной, золотистой, с поджаристой корочкой. Пододвинула миску с солёными огурцами, и сделала бутерброд с «Докторской».

– Держи, – улыбнулась она. – Всё как ты любишь.

Я ел, как не ел, кажется, никогда. Никакие супер дорогие рестораны, высокие авторские кухни и прочие заведения не могли сравниться с этой картошкой! Каждый кусочек – настоящий гастрономический оргазм.

– Господи, ты что голодный то такой? – мама смотрела, как я наворачиваю картошку, закусывая хрустящим огурцом и бутербродом. – Давай я тебе ещё пирог с капустой достану. Только что испекла. Думала на вечер, а ты вон как трескаешь, за обе щеки!

– Давай, – кивнул я. – Готов съесть хоть слона!

– Странный ты сегодня, – усмехнулась она. – Как будто сто лет не ел.

«Ну, сто, не сто, а лет сорок пять точно» – подумал я и впился зубами в хрустящую корочку пирога.

Мама налила мне в большую кружку свежезаваренного крепкого чая и добавила туда три ложки сахара. Я уже лет десять не пил чая с сахаром, здоровье не позволяло, и вот теперь просто застонал от восторга, ощутив во рту эту божественную амброзию.

Съел всё подчистую, и только облокотился на спинку стула, как раздался телефонный звонок из прихожей. Того самого, кремового цвета, с диском.

Мать вытерла руки о фартук:

– Сходи, послушай кто там звонит. Если тетя Люда, то обязательно позови меня.

Я поднялся, подошёл к телефону, снял трубку.

– Алло?

– Саша?

Голос. Девчачий. Нерешительный. Чуть дрожащий. И знакомый.

– Да. Это я.

– Это Наташа… Наташа Ермакова. Мы… недавно сбили тебя на машине с дедушкой. Узнал?

– Узнал, – улыбнулся я. – Привет, Наташа. Рад тебя слышать.

– Я… прости, что так. Просто… я переживала за тебя. Ты так странно себя вел. Ничего, что я на «ты»? Потом убежал. Я нашла твой номер по справочнику – по фамилии. Надеюсь, не отвлекаю тебя от чего-то важного?

– Нет, всё в порядке, – я улыбнулся, вспомнив эту девушку. – Спасибо, что нашла. Правда. Очень приятно.

Повисла неловкая пауза. Девушка явно стеснялась, и я подумал: а чего я молчу? Чего теряюсь? Нужно брать инициативу в свои руки!

– Слушай, – предложил я. – А давай встретимся? Ну, может, в кино сходим сегодня?

Снова пауза.

– В кино? – я услышал, как она тихо выдохнула. – Да. Почему бы и нет.

– Отлично, – сказал я. – Тогда… скажем, в шесть? У «Экрана» на Кировской.

– Договорились. Я буду.

– Ну и отлично! До встречи.

– До встречи, Саша.

Я медленно повесил трубку. Мать выглянула из кухни:

– Девушка?

Я кивнул, не сдержав улыбки.

– Да. Зовут Наташа. Мы… с ней случайно познакомились.

– М-м… – она улыбнулась и уже из кухни крикнула: – Смотри у меня. Только чтобы приличная была. И вообще, об институте больше думай, а не о девочках! Экзамены скоро!

Верно. В этом году я поступлю в технический институт, и буду мучиться пять лет, осваивая тонкости ненавистной профессии, а потом всю жизнь ходить на работу, как на каторгу. Ну не лежит у меня душа к технике! Я всегда хотел стать журналистом.