Текст книги "Курс на СССР. Трилогия - Тим Волков, Андрей Посняков (СИ)"

Автор книги: Андрей Посняков

Соавторы: Тим Волков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 48 страниц)

Глава 12

Что такое Интернет, отец с Николаем поняли, все‑таки инженеры. Коля даже вспомнил американские опыты, о которых как‑то писали в популярном журнале «Наука и жизнь». Я тоже помнил, что американцы Леонард Клейнрок, Ларри Робертс, Роберт Кан еще в 60‑е – 70‑е годы разработали и внедрили сеть АРПАНЕТ, правда, пока что в основном, в военных целях. Да, конечно, оборона страны важнейшее дело, но мне бы лично хотелось, чтоб наш родной советский «Интернет», который, несомненно, уже очень скоро появится, не узурпировали бы одни только военные. А они ведь могли, запросто!

Нужно было представить изобретателей какому‑то важному государственному лицу, облеченному немаленькой властью. В этих целях лучше всего подходил второй секретарь обкома Серебренников, который произвел на меня впечатление человека умного, и знающего себе цену. При этом он, в отличие от первого секретаря Вениамина Сергеевича Краснова, кажется, вовсе не был догматиком. Впрочем, Краснов был выдвиженцем Михаила Андреевича Суслова, секретаря ЦК по идеологии, сурового аскета, скончавшегося еще в начале прошлого, 1982‑го, года. После смерти своего покровителя Вениамин Сергеевич вовремя переметнулся в стан Тихонова и Гришина, людей, несомненно, влиятельных, потому на своем посту и остался. Однако, понимал, что поддержку Суслова ему могут припомнить. Михаил Андреевич, мягко говоря, терпеть не мог Андропова и до самой своей смерти ставил ему палки в колеса.

Да, Андрей Борисович Серебренников был бы вполне подходящей кандидатурой. Только вот как к нему попасть? Обычно к нему не «попадали», а «вызывали». Записаться на прием? Как советский гражданин, я имел на это полнее право… Только мог несколько месяцев прождать! И, самое главное, меня бы начали тщательно проверять, запросили бы характеристику… в общем, все стало известно бы на работе. И, конечно, у редактора возникли б вопросы… В те времена на прием к высокому партийному начальству записывались с одной целью, на кого‑то пожаловаться, сделать донос. Мне лично такая слава была не нужна.

Значит, нужно было привлечь внимание высокопоставленного партийца тем же, что и раньше, острой злободневной статей! Скажем, на тему развития частного бизнеса… Тьфу! За такие слова точно из газеты вылетишь, да на сто первый километр! Нет, нет, не «частный бизнес», а «народная советская кооперация»! Кстати, неплохой термин. Только писать надо завуалировано… Снова про НЭП? Нет, было уже, главред похожую статью вряд ли пропустит. А вот, скажем, если о соцстранах… Где там почти капитализм‑то? Югославия, Венгрия, Чехословакия немного… Да! Вот и написать! И перевести стрелки на СССР! Люди у нас умные, между строк читать умеют.

Начал я быстро, однако, зашел издалека. Задержался в кабинете редактора сразу после очередной «летучки».

– Ну, и что ты там топчешься? – глянув на меня, пробасил Николай Семенович. – Сказать что‑то хочешь? Так, говори, давай. Только, если вдруг насчет отпуска…

– Не, Николай Семеныч, не насчет отпуска, – быстро сориентировался я. – Я насчет спорта.

– А! Хочешь спортивный сектор в нашей редакции возглавить? – главред неожиданно просиял. – Похвально, повально, Александр! Хорошее дело. А то прежний‑то наш физорг, Плотников, самоотвод взял. Мол, жена скоро родит и все такое. Он, кстати, тебя и предложил. Пока что кулуарно.

Я про себя ахнул: ну, Серега! Нечего сказать, удружил. Главное, и мне‑то ничего не сказал, словом не обмолвился.

– А ты, Саша, парень молодой, спортивный… пока еще не женатый…

– Я, Николай Семенович, о другом спорте, о мировом!

– О мировом? – редактор посмотрел на меня с подозрением.

– Ну, ведь зимняя Олимпиада скоро! – воодушевленно напомнил я. – Уже в феврале. В Сараеве, в Югославии, в социалистической, между прочим, стране. Вот бы про Югославию и статью! Читателю было бы интересно. А то что мы вообще об этой Югославии знаем? Мебельная стенка, куриный суп в пакетиках, «индеец» Гойко Митич и певица Радмила Караклаич. Все!

– Сапоги еще, – задумчиво промычал Николай Семенович. – Сапоги жена недавно купила, югославские… Говорит, хорошие…

А ведь зацепила его тема! Зацепила… Ну, так я же уже знал, как… Сейчас он немного подумает, примет решение, склонит голову набок и этак многозначительно пробасит: «Ну, что, Александр…»

– Ну, что, Александр, – склонив голову набок, пробасил редактор. – Тема хорошая, своевременная. Ты предложил, тебе и карты в руки! Работай. Перед новым годом поставим. Там как раз развлекательная тематика пойдет. Да, и милицейскую тему не забывай! Уже написал что‑нибудь?

– Пишу, Николай Семенович, – заверил я главреда. – Очерк о работе следственного отдела. Там у них вот‑вот крупное дело пойдет. Но, сначала надо показал их начальству.

Хмыкнув, Николай Семенович жестко усмехнулся:

– Сначала покажешь своему начальству, а уж потом милицейскому. Усек?

– Усек, Николай Семеныч!

– Вот то‑то! Ну, иди, работай.

В кабинете я расположился вольготно. Плотников усвистал делать репортаж со слета комсомольцев‑передовиков, а Любовь Ивановна отпросилась в отгул по какому‑то личному делу.

Усевшись за стол, я зарядил в машинку чистый листок, хищно улыбнулся и потер ладони. Ну, товарищ Второй секретарь, ждите бомбу! Уж такое вы точно мимо глаз не попустите. Главное, чтоб Николай Семенович пропустил.

Писалось легко, с огоньком, с задором и с выдумкой, как же без нее‑то? Как говорится, не соврешь, красиво не расскажешь! Газетных статей это то же касалось.

«И тогда Иосиф Броз Тито, выступая на съезде коммунистической партии Югославии, заявил… Создать народным артелям все условия. Разрешить мелкий частный бизнес…»

Нет! Так писать опасно.

Забив «мелкий частный бизнес» иксами, я напечатал по‑новому – «народная социалистическая кооперация»

Так вышло гораздо лучше. Можно было продолжать.

'…под жестким контролем государства… не подпольная, а официальная прибыль, с которой платятся налоги, идущие в государственную казну, а не в карманы цеховиков, коррумпированных чиновников и бандитов…

Говорил ли так Тито, я, сказать по правде, не знал, излагал чисто свои мысли.

«… что касается сырья, то народным артельным и индивидуальным деятелям нужно дать доступ к качественным материалам через обычные государственные каналы. Чтобы можно было, к примеру, заказать партию добротной ткани, фурнитуру и все такое прочее по государственным ценам. А продукцию сдавать в магазин по договору. Потому как, в те времена магазины в СФРЮ были забиты никчемным барахлом, которое никто не покупает…»

Вот это я тоже не знал, придумал, как мне было надо.

«Нужно менять всю систему торговли, сказал Тито, делать ее гибче. Ликвидировать дефицит и снять клеймо „преступника“ с человека, который хочет работать и хорошо зарабатывать под строгим контролем государства… И вот теперь у нас часами стоят в очереди за югославскими сапогами и мебельными стенками „Спектр“. А ведь могли бы выпускать все это и сами! Коли б не уничтожил бы артели товарищ Хрущев во времена лихого волюнтаризма!»

Прочитав последнюю строчку, я довольно потянулся: вроде бы, ничего выходило. Главные мысли я изложил, теперь осталось лишь накидать букетиков о Югославии. Но, тут нужно было в библиотеку.

* * *

Заказав в читальном зале энциклопедию и нужные журналы, я открыл блокнот и принялся делать выписки…

– Привет…

Я резко обернулся… хотя уже догадывался, кто там. Ну, конечно же, Вероника. Юная поэтесса Вероника Тучкова. Не Тучка, и не Гроза. В газете‑то стихи напечатали под ее настоящим именем.

– Здравствуй! Все Монтеня читаешь?

– Нет, – девчонка улыбнулась. – На этот раз Сартр.

– О! До Сартра добралась! – искренне удивился я. – А разве он у нас переведен? Или ты в подлиннике, на французском?

– Да нет…

Тихонько засмеявшись, Ника показала журнал «Вопросы философии».

Я подмигнул:

– Понимаю, следующие стихи будут философскими. Как там… «Мы диалектику учили не по Гегелю…»

– Саш, – девушка вдруг погрустнела. – Ты Пифа давно видел? Ну, Пифагора, из тусовки… Я ж в сад давно не хожу. С того концерта… Заглянула как‑то, а все кривятся. Как будто я им что‑то плохое сделала! Как будто кого‑то предала!

– Никого ты не предавала, Вероника, – серьезно ответил я. – Наоборот, кое‑кто предал тебя. А тусовка… Так сильно тебя привлекает?

– Да нет… Там Пиф просто, мы дружим… дружили… – девчоночка застеснялась и покраснела. – А так, что там сейчас и делать‑то? Слякоть, снег…

– Увижу Пифа, передам, что ты про него спрашивала… – я подавил улыбку.

– Ты часто здесь? Да почти каждый день, после обеда.

– Понятно. Передам…

* * *

В заброшенном парке на Пролетарской было уныло и пусто. Голые кусты, облупившиеся гипсовые пионеры, слякоть… Хотя, не‑ет, кажется, потянуло дымком! Кто‑то разжигал костер… А вот звякнула гитара!

Ага… Леннон, еще парочка чуваков… Пифагора среди них не было. Что ж, зря заглянул. Хотя…

– Привет!

– О, Саня! – парни явно обрадовались. – Хорошо, что заглянул! Нас уж и осталось‑то… Одно слова, зима!

Поправив очки, Леннон с улыбкой протянул мне гитару:

– Сань, сыграй! А то у меня уже руки заледенели.

Что ж…

'Белая гадость лежит за окном,

Я ношу шапку, шерстяные носки…'

Как раз в тему песенка!

– Солнечные дни‑и‑и! – тоскливо подпевали ребята, кивая головами в ритм. – Солнечные дни‑и‑и…

«– Хорошо бы Цоя предупредить, чтоб не садился за руль в августе девяностого, – возвращая гитару, мельком подумал я. – Хотя, еще семь лет до того… нет, шесть с половиной… »

– Парни, вы Пифа не видали?

– Обещался сегодня быть… Может, заболел?

– А Тучка как, заходит? – я спросил нарочно, хотелось посмотреть реакцию.

– Тучка? – взяв гитару, презрительно скривился Леннон. – Да ну ее. Тут как‑то Весна заходил. Сказал, что работает над альбомом. А с Тучкой, сказал, чтоб были поосторожней и много чего при ней не болтали.

– Поосторожней? – я повел плечом. – И что он имел ввиду, интересно?

– А, как хочешь, так и понимай, – отмахнулся Леннон. – Весна не пояснил, а мы особо и не расспрашивали. Песню попросили, спел.

– А как Метель? Давно была?

– Да уж давненько. В Москву, говорят, уехала. В гости.

– А‑а‑а… Ладно, пора мне. Увидите Пифа, передайте, путь в районную библиотеку заглянет. После обеда каждый день.

– В библиотеку?

– Ну да, он там вроде, книжку должен.

– Вот ведь, «ботаник»! Ну, точно, Пифагор.

Я вышел из парка на улицу, и вдруг замедли шаг. У мебельного магазина, притормозила новенькая шикарная «лада» ВАЗ‑2107 вишневого цвета, так называемый «советский мерседес». В решетке радиатора отразилось, сверкнуло тусклое декабрьское солнце. Пассажирская дверь распахнулась и из машины вышел Гребенюк, собственной персоной! В самопальном «Далласе» и бежевой осеней курточке с клетчатой пледовой подкладкой и капюшоном.

Из машины его вдруг окликнули.

– Да? – склонился к двери Гребенюк. – Ну, что вы, Георгий Мефодьевич, сделаем. Завтра же отрегулирую вам клапана! Не беспокойтесь…

Дверца мягко захлопнулась, «семерка» укатила… Я подошел к Гребенюку:

– Здорово, Серега! И что за чел?

– О, Сань, привет! Это? Это, брат, великий человек… это…

Я сразу все понял:

– Организатор вашей швейной фабрики? Ты ж с этим завязал!

– Завязал, да. – Серега неожиданно улыбнулся, мечтательно, как ребенок. – Понимаешь, там девчонка она, закройщица… Валентина. Она, знаешь, как настоящий модельер! Столько всего придумала. И джинсы, и жилетки, и сарафаны даже. Шеф ее называет, незаменимый наш человек! А меня он просил просто с машиной помочь… Ну, с машиной‑то можно? Обычная ж халтура, в гаражах…

– Валентина, говоришь? – я хлопнул Гребенюка по плечу. – Да ты, похоже, влюбился!

* * *

Статью главред пропустил. Даже похвалил за остроту, но попросил вычеркнуть про югославские сапоги. И напомнил про милицейский очерк!

– Я помню, Николай Семенович, помню, – пришлось клятвенно прижать руки к груди. – Завтра как раз туда иду. Ближе к вечеру.

На столе редактора вдруг зазвонил телефон.

– «Заря», редактор… Нет, не винный магазин! Тьфу!

Николай Семенович бросил трубку, но звонок раздался снова.

– Упорные какие! – пришлось вновь поднять трубку. – Не винный это магазин, а газета! Вы куда вообще, звоните? Кто‑кто? – изменившись в лице, главред поспешно поднялся на ноги. – Здравствуйте, Андрей Борисович! Очень рад вас слышать…

Судя по всему, звонил сам Серебренников! Второй секретарь…

Глянув на меня, Николай Семенович махнул рукой, иди мол, и не отсвечивай. Пришлось ретироваться… правда, ненадолго. Я и пяти шагов, как дверь кабинета распахнулась вновь.

– Воронцов! А ну, зайди‑ка!

Знаменитый редакторский бас прогрел на весь коридор. Проходивший мимо Плотников глянув на меня с явным сочувствием, мол, сейчас начальство взгреет!

Пожав плечами, я вернулся обратно:

– Николай Семенович, звали?

– Звал, звал, – раздраженно отозвался редактор. – Знаешь, кто мне сейчас звонил? Сам товарищ Серебреников! Если забыл, напомню, второй лицо в обкоме! И ходят слухи, что скоро… Скоро! Он будет и первым. Ну? И что ты вновь натворил? Тебе велит пристать пред светлы очи! Сказал, чтоб срочно явился.

Скрывая довольную улыбку, я спешно опустил глаза:

– Так я побегу?

– Обожди! – протерев очки, строго промолвил начальник. – Сначала объясни, по какому такому поводу?

– Николай Семенович! – взмолился я. – Ну, откуда ж мне знать‑то? Может, статья понравилась?

– Ага! – главред саркастически хмыкнул. – Понравилась, не вызывал бы! Мне просто шепнул бы на партхозактиве. Э‑эх, Саша, Саша… Ну, ты это… особо‑то не волнуйся! Если не антисоветчина какая, отстоим, возьмем на поруки!

– Да я и не боюсь, Николой Семенович. Борис Андреевич человек серьезный, по пустякам звать не будет.

– Не боится он… Да уж, не чаю попить зовут! Ладно, ни пуха…

* * *

Вот как раз чай товарищ Серебренников мне и предложил. Прямо с порога. Указал жестом на стул, да крикнул секретарше:

– Ниночка, чайку организуй. С лимончиком!

Отдав поручение, второй секретарь перевел взгляд на меня:

– Что‑то в горле пересохло… Чайку вот собрался попить, а тут ты! Ну, давай уж, составь компанию чего ж.

Андрей Борисович как всегда говорил ровным и спокойным голосом, словно диктовал передовицу в газету. Свежий номер нашей «Зари» лежал у него на столе, рядом с гипсовым бюстом Маркса. Та‑ак…

Секретарша, принесла чай в серебристых подстаканниках. Хороший, ароматный, с лимоном…

– Уж, извини, разносолов у меня нет… Догадываешься, почему вызвал?

Я кивнул.

– Статья? О Югославии… Мы хотели перед Олимпиадой…

– Ой, не про Югославию твоя статья, нет! – усмехнулся Серебренников. – Вовсе не про заграницу и не про будущую Олимпиаду. Про нас! Про наш родной Союз.

– Ну, я просто хотел, как аллегорию…

– А так же параболу и гиперболу! – Андрей Борисович отрывисто хохотнул, взял со стола газету и вдруг сделался совершено серьезным. – Вот это вот…

Он зачитал вслух:

«Нужно менять всю систему торговли… делать ее гибче. Ликвидировать дефицит и снять клеймо „преступника“ с человека, который хочет работать и хорошо зарабатывать… под строгим контролем государства… Ты знаешь, что это?»

– Так… э… статья…

– Нет, это не статья… – жестко усмехнулся Серебренников. – Не статья, а почти дословное цитирование докладных записок лучших экономистов страны! «О разработке комплексной программы развития и совершенствования системы управления народным хозяйством». Что, думаешь один ты такой умный? Что мы все слепые, да? Все знаем… И о дефиците, и о непорядке в торговле. И… И поверь, делаем! Кое‑что из сталинского опыта вернем… Нет, не аресты! А те самые артели и частников, про которые ты писал!

– Так я же про Юго…

– Ой, не надо уже! – прервал Андрей Борисович мою попытку выкрутиться и махнул рукой. – К тебе вот вопрос имеется. Откуда ты про все это узнал? Документ‑то секретный. А? Что скажешь‑то?

– Да ни откуда я не узнавал, Андрей Борисович! – я забыл про чай. – И цитаты у меня не точные. И это вообще не цитаты, а мысли мои. Просто это ж в воздухе все летает. Ну, кому те же частные парикмахерские могут помешать? Разве только нашим врагам. А артели? Ну, нашили бы те же джинсы… Ничуть не хуже американских!

– Знаем про это все! – раздраженно прервал Серебренников. – Думаем. Да, давно бы… если б не проблемы у Юрия Владимировича со здоро… Чай‑то пей! Остынет.

– С‑спасибо… У меня к вам записка, Андрей Борисович…

Хозяин кабинета недовольно вскинул глаза:

– Какая еще записка?

– Ну, типа докладная, – я волновался, сбиваясь с официального тона. – Я не инженер, понимаете. Вот тут изобретатели все изложили!

– Что еще за изобретатели? А, впрочем, давай, гляну…

Эту «записку» составили два гения, мой родной отец и Коля, популярно изложив все то, чего они придумали и уже сумели испытать в деле. И то, что пока еще не сумели…

Серебренников углубился в чтение… и даже забыл про меня. Ан, нет, вспомнил:

– А что значит «всесоюзная Сеть»? И почему «Сеть» с большой буквы? И вот эта еще фраза: «доступ к информации может быть у любого человека, в любой точке страны»?

– Так это и значит, Сеть! – я даже не представлял, как понятнее объяснить. – Ну, через спутники же! И так же сотовая связь!

– А‑а! – задумчиво протянул Андрей Борисович. – У американцев такая сеть уже есть! Военная. Ты хочешь сказать, что теперь и у нас будет? Но, это ж… Это же… Военным точно понравится!

– Да и гражданским, – я подскочил на стуле. – Это же для всех, и для гражданских тоже. Для всех советских людей!

– Что ж, военным я это покажу, – недоверчиво хмыкнул второй секретарь обкома. – Да и с изобретателями встретиться бы не худо…

– Там, внизу, адреса и фамилии, – подсказал я.

– Вижу… Хромов Николай и… Матвей Воронцов… – Серебреников потряс головой. – Подожди… это что же…

– Да, это мой отец, – спокойно пояснил я. – Сотрудник НИИ «Техприбор».

– Ну, что ж, – Андрей Борисовичи с неожиданным благодушием развалился на стуле. – Будем новации внедрять! И в экономике, и, так сказать, в технической сфере. Американцы жмут, деваться особо некуда! Только ты не думай, что все так просто. В ЦК ретроградов полно. Но, есть и вдумчивые современнее люди. На них Юрий Владимирович и делает ставку. Вот, к примеру, товарищ Горбачев, Михаил Сергеевич. В политбюро самый молодой, перспективный, сторонник реформ!

Глава 13

Я покинул помпезное здание областного комитета партии окрыленным! Дело сдвинулось с места, ура! Даже два дела, информационно‑техническое и экономическое. Последнее, похоже, двигалось и без моего участия силами «заинтересованных людей» в ЦК. К которым относился и Горбачев, будущий разрушитель Советского Союза.

Впрочем, немного ему тогда осталось и разрушать, в теории заговора я никогда не верил. Да и тот же Горбачев… Трудно представить, чтоб он всерьез планировал сменить пост руководителя одной из самых влиятельных стран мира на рекламу пиццы и всеобщую ненависть бывшего советского народа. Да, несомненно, его использовали, причем, использовали втемную.

Огульная приватизация и вымывание средств из госпредприятий в присосавшиеся к ним кооперативы, директорами предприятий именно для воровства и созданные. Отмена монополии внешней торговли, дурацкая антиалкогольная кампания, и это в момент обвала цен на нефть и газ, основных поставщиков валюты. Вывод войск из ГДР, наконец! Да и с Афганистаном тоже затянули. Еще и Чернобыль, заигрывание с национализмом…

Совершенно непростительные ошибки… не ошибки даже, а хорошо спланированные диверсии! Будь на месте Михаила Сергеевича кто‑то другой, хоть тот же Черненко, Романов, Тихонов… даже Лигачев, разве произошло бы такое? Дали бы они себя так продавить?

Однако же, вот! Именно на Горбачева сейчас делали ставку все сторонники грядущих реформ: номенклатура ЦК, высший генералитет партии, хорошо себе представляющий положение дел в экономике Союза.

Но, сейчас, вроде дело пошло. Скоро пленум. Еще не забыть бы напомнить про Чернобыль! Да думаю, Серебренников не забудет. Жаль, что он не в ЦК! А на Горбачева можно надавить или уже сейчас попробовать его дискредитировать с помощью того же Виктора Сергеевич Метелкина, шпиона и отца Метели.

Интересно, что он узнал по фотографиям? Можно там вообще хоть что‑нибудь узнать? Фотобумага, проявитель, фиксаж, все стандартное. Установить марку фотоаппарата? Наверное, можно. Только, что это даст? Сколько в городе «Зенитов» и «Вилий»? Немеряно!

Однако, не надо забывать о письме, и о тех ребятах, что помогали в доставке по адресу. Ну, допустим, найдут их… А дальше‑то все, тупик! Тем более, что прибегать к помощи КГБ Метелкин вряд ли станет, побоится. Так что будет использовать лишь своих людей, парней на бордовой «Волге». И вообще, пора бы его натравить на Горбачева! Но это не сейчас, а после Нового года.

* * *

На следующий день я, как и планировал, заглянул в следственный отдел ближе к вечеру. Капитан Зверев был в форме и выглядел каким‑то непривычно возбужденным и радостным. Когда я вошел, он весело напевал:

– Миллион, миллион, миллион алых роз… А! Корреспондент! Ну, заходи, заходи, есть и для тебя новости!

– Неужели, нашли того… что кирпичом… – присаживаясь, ахнул я.

Константин Сергеевич хохотнул:

– Смотри‑ка, догадался! Взяли, Саша, взяли. И не одного, всех. Я ж тебе говорил, их там целая банда. Всех и накрыли… Главарь только скрылся, он на дела не ходил, лишь планировал. Да возьмем и его! Уже фоторобот составили, глянь.

Я взял в руки листок бумаги с рисунком… Волевое, чуть вытянутое, лицо, темная челка, шрам на левой щеке…

– Кличка Костян, зовут, соответственно, Костя, – пояснил Зверев. – Больше в банде о нем ничего не знают…

Я похолодел. Костя… Со шрамом! Ну да, похож… Да, точно он. И скрывать этого не нужно! Они же Колю…

– А я его где‑то видел… – глядя на фоторобот, я покусал губу. – Шрам этот, челка… Вспомнить бы только, где.

– Так‑так‑так! – капитан потер руки. – А ну‑ка, давай, вспоминай.

Тут теперь нужно было не торопиться. Острожненько нужно было. В конце концов, и Гребенюк этого Костяна откуда‑то знал, а подставлять Серегу не хотелось. Зато можно было поставить кое‑кого другого! И без всяких переживаний. Пусть походит на допросы, понервничает…

– Товарищ капитан, вы такого музыканта, Весну, знаете? Константин Веснин. Песни еще поет, и сам, и с группой… Ну, его все знают же!

Весну Зверев не знал. Да и вообще, вряд ли и так уж многие было в курсе дел в городском музыкальном андеграунде. Популярность Весны была весьма относительной и локальной. Как говорится, широко известен в узких кругах.

– Думаю, Весну можно через городских музыкантов найти. Ну, которые в ресторанах… А Костян у Весны автограф как‑то брал, я видел! Ой… тогда, наверное, Весна может его и не знать…

– Ничего, – рассмеялся следователь. – Найдем, спросим.

Я вытащил диктофон (вообще‑то, магнитофончик «Спутник 404»):

– Товарищ капитан, так что вы скажете о банде?

– Не‑не‑не! – усевшись на край стола, замахал руками следователь. – Давай‑ка без диктофона. Лучше запиши в блокнот!

– Как скажете, – я убрал магнитофон в сумку и вытащил блокнот. – Так что?

– Пока многое, тайна следствия, – Константин Сергеевич потеребил усики. – Но, кое‑что уже сказать можно. Банда состояла из нескольких человек, один из них работал на Металлическом заводе. В каком именно цехе, пока не скажу, об этом писать не надо. Ясно теперь, почему налетчики точно знали, когда на заводе аванс и получка?

Записывая, я молча кивнул, чего ж неясного‑то?

– Там и «Рюмочная» рядом… – продолжал капитан. – И еще одно злачное заведение, так называемая «Стекляха». Они там рядом и крутились, жертвы высматривали. Потом шли следом и нападали. Сзади по голове, фомкой! И били, надо сказать, умело, ни одного смертельного случая. Даже «менее тяжкие» редко.

– Но, Хромова же ударили кирпичом! – я вскинул голову.

– Кирпичом, – Зверев согласно кивнул. – Коричневым, огнеупорным. Там, на ране и в волосах даже коричневатая пыль осталась. Кстати, про кирпич они почему‑то не вспомнили. Фомкой, говорят, били всегда. Да и видно умеючи. А Хромова что‑то уж слишком зверски. Чуть левей, и не выжил бы. Их там кто‑то спугнул, часы снять не успели…

* * *

Хромова… Слишком зверски… кирпичом. Так, может, это вовсе не банда? Может, и впрямь, диверсант, убийца? Ну, тогда, получается – плохо сработал, цели своей не достиг. Хотя, мало ли гопстопщиков на районе?

Я пришел домой рано, родители еще были на работе. Отец вообще заканчивал поздно, а мама, скорее всего, стояла в очереди в каком‑нибудь магазинчике по пути к дому. К Новому году обычно «выбрасывали» майонез, докторскую колбасу, венгерский зеленый горошек… Все для салата, для любимого народного «оливье». Родители обычно еще брали к празднику костей на холодец и, если удавалось достать хорошего мяса, лепили пельмени. Ну, а коли с мясом пролет, так дистрофичную курицу «синюю птицу» уж всяко, купить можно было.

Дожидаясь родителей, чтобы поужинать вместе, я сел за стол и стал набрасывать план очерка о милицейских буднях. О том, как они отважно задержали опасную банду грабителей. Еще можно дать приметы главаря, парня со шрамом, Костяна. Вот этот точно убийца, я хорошо помнил, как он поигрывал ножичком! Первый раз удалось выкрутиться, во второй, разборкам неожиданно помешал товарищ Метелкин. Может быть, Костян и сам выходил на гоп‑стоп? Не ставя своих в известность, так сказать, чисто личный приработок, мимо общей кассы. Могло и такое быть, мог и он Колю, кирпичом… Зверев говорит, кто‑то спугнул. Так надо написать об этом в очерке. Пусть этот человек найдется, ведь место и время известны! А «Зарю» в Зареченске читали все, иначе откуда местные новости узнавать, соцсетей‑то еще не было.

Да, написать! Потом принести материал на согласование милицейскому начальству… Нет! Сначала своему, Николаю Семенычу. Эх, жаль, фотографий нет. Что за очерк без фотографий? Ну, следователей, наверное, снимать нельзя. А что тогда? Здание милиции? Кабинет? Надо бы что‑то придумать.

А еще придумать, как подготовить отца и Николая к встрече с высокопоставленным партийным чиновником. В принципе‑то, они готовы, записку же написали. Теперь пусть кое‑чем подтвердят, продемонстрируют. Да, это важно.

От мыслей меня отвлек звонок телефона. Выйдя в коридор, я снял трубку и услышал знакомый девичий голос!

– Наташа! Как же я рад…

– Саш, на Новый год где?

– Как где? – удивился я такому вопросу. – Традиционно, дома, с родителями. Ну, а потом, даже не знаю.

– А я знаю! – девушка рассмеялась в трубку. – Мы с тобой на елку пойдем. Ну, на главной площади, у Маяковского. Там всегда так весело! Дед Мороз со Снегурочкой, конкурсы разные… Пойдешь?

– Конечно! Ну, ты нашла, что спросить.

– Я тридцатого приеду, сразу, как зачеты сдам…

– Так сразу и увидимся! Я тебя встречу. Ты на автобусе, поездом?

– Не знаю еще.

– Билеты возьми заранее. Сама понимаешь, Новый год, можешь и не уехать.

В трубке послышались короткие гудки. Разъединили. Или, скорее, у Наташи пятнадцатикопеечные монетки закончились.

Впрочем, о самом главном мы уже договорились.

* * *

С утра меня вновь вызвал к себе главный. Вернее, как всегда, оставил после летучки. Вчера он был на партхозактиве, а потом я уехал в следственный отдел, потому Николай Семенович об итогах моей встречи в обкоме ничего толком не знал, а мог лишь только догадываться.

– Ну? – кивнув на стул, пробасил редактор. – Рассказывай!

Я честно рассказал все. Да что и было скрывать‑то? И про грядущие изменения в экономике, и про пленум, и о наших зареченских гениях.

– Ишь ты, – выслушав, Николай Семенович покачал головой. – Выходит, достучались до самых верхов?

– Да пока еще не до самых…

– А Серебренников что?

– Обещал всяческую поддержку. – твердо заявил я.

Уж, конечно, ничего такого конкретного второй секретарь обкома не обещал, но свою позицию высказал вполне решительно, так что можно было надеяться.

– Ладно, – главред почесал затылок и глянул на разложенные по всему столу гранки. – А как там с милицией?

Я объяснил.

– Ага, ага… – снова покивал Николай Семенович. – Вот значит, как… Фотографии будут?

– Да там же не разрешают никого снимать!

– Общий план сними, машину милицейскую, собаку – махнув рукой, редактор негромко засмеялся. – Пойми, Саша, очерк без фотографий, все равно, что король без короны! Эх, молодежь, Всему‑то вас приходиться учить. Все! Иди, работай… Хотя…

Николай Семенович глянул перекидной календарь:

– Что‑то я ведь еще о тебя хотел… Запамятовал… Ага! Ты же у нас теперь физорг! А в воскресенье областной лыжный пробег. Открытие сезона!

– Так снега‑то еще, едва‑едва!

– Ничего, в лесу снег есть! – успокоил начальник. – В район поедете, в «Золотую ниву». Горком комсомола автобусы выделил. Дело политическое, понимаешь? От нашей редакции два человека. Один, понятно, ты… Вторым кого?

Вот ведь, озадачил! И действительно, кого? Серегу Плотникова? Так он потом полгода на меня волком смотреть будет.

– Только Плотникова не предлагай, – редактор словно бы подслушал мои мысли. – У него супруга вот‑вот родит.

– Тогда, может, девчонок из техотдела?

– О! – обрадовался Николай Семенович. – Сам с ним и поговори, убеди. А мы им потом отгулы. Хоть одну да уговори, кровь из носу!

В техническом отделе занимались окончательной подготовкой газеты к выпуску, делали макет и гранки. Две девушки, Галя и Надя, большую часть времени проводили в типографии, хотя и в редакции у них имелся свой отдельный кабинет на первом этаже, под лестницей, переделанный из чулана.

Слава Богу, дверь была приоткрыта, и из кабинета доносился смех. Значит, девушки на месте. Ну, какие девушки… Обеим где‑то под тридцать, обе замужем. У Гали дочка во втором классе, у Нади вообще двое, в детском садике, кажется… Ну, куда им на лыжный пробег? Тем более, в «Золотую ниву», к черту на кулички! И как я их уговорю‑то? А больше некого! Не Федю же, водителя, староват… Или что, кадровичку Горгону, что ли? А вот, кстати, интересно было бы посмотреть!

– Девчонки, можно к вам? Ой…

Усмотрев крутящуюся перед зеркалом полуголую блондиночку Надю, я поспешно ретировался…

Чем вызвал еще больший приступ смеха!

– Да заходи, заходи, Саша, – выглянула в дверь Галя, темно‑русая, худая, с чудными карими глазами. – А мы тут бельишко меряем! Людмилы Ивановны родственнице не подошло. Хорошее бельишко, ГДР‑овское… Надь! Ну, ты оделась уже?

– Ой, Сашка что, женщины в лифчике не видал? А, Сань? Не видал?

Надежда, не торопясь, застегивала пуговицы на блузке. Рядом, на столе, были разложены комплекты женского кружевного белья. Ярко‑голубое, красное, изумрудно‑зеленое… В магазинах такое не продавали. Словно с другой планеты!

Что ж, их можно было понять.

– Сань, как тебе, нравится? – сверкнув зелеными глазами, Надя кивнула на белье.

– Очень, – честно признался я.

– Значит, и мужу понравится… Вот пусть на Новый год мне его и подарит! С премии.