Текст книги "Курс на СССР. Трилогия - Тим Волков, Андрей Посняков (СИ)"

Автор книги: Андрей Посняков

Соавторы: Тим Волков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 48 страниц)

Я отыскал телефонную будку, зашарил по карманам в поисках двух копеек… Нашел! Набрал номер, который помнил наизусть.

– Сидорин? – уточнил равнодушный голос. – Нет, на него переключить не могу.

– Это очень важно, мы договаривались, – настаивал я. – Он ждёт моего звонка.

– Не знаю, где и о чем вы договаривались, – отшил меня дежурный. – Но сейчас он на задании. Позвоните завтра… Нет! Послезавтра. Праздник же. Кстати, с наступающим!

– И вас, – ответил я и повесил трубку.

Какое‑то время я оставался стоять в телефонной кабинке, уставившись на телефон, словно ожидая чуда. Вот сейчас раздастся звонок, и Сидорин сам мне перезвонит. Увы, обратная связь в телефонных будках невозможна.

Кто‑то постучал по стеклу. Я оглянулся. Метель?

– Ты какими судьбами тут оказался, – улыбаясь спросила она.

– Редакционное задание, – я не стал ей говорить об истинной причине моего пребывания здесь.

– А, я и забыла, какой ты у нас важный человек, – хохотнула она.

В новеньких джинсах и батнике, с перламутровым маникюром и помадою в тон она выглядела настоящей красоткой! Впрочем, она всегда была довольно ухоженной.

– Ты так меня рассматриваешь, будто сто лет не видел, – более спокойно сказала Метель.

– Ты прическу сменила, – ответил я. – Волосы светлее стали.

– Да, – улыбнулась Метель, и я почувствовал, что ей это было приятно. – Вот, попробовала на себе новую технологию окрашивания. Правда, интересно получилось?

– Очень, – кивнул я. – Наверное, Коле тоже понравилось.

– А Коля в больнице… – её голос дрогнул, и улыбка исчезла с лица. – Хотя, ты знаешь, наверное. Сволочь этот, Весна, ножом пырнул! Отелло, блин, недоделанный. И я еще любила этого подонка!

– Так любовь зла, – ухмыльнулся я и перевел разговор на другую тему. – Как Коля?

– Сейчас вроде бы, ничего… Вот, апельсины ему несу и все такое… – девчонка кивнула на холщовую сумку с портретом Джорджа Харрисона.

– А что, к нему уже пускают? – я слегка обалдел.

– Пускают, – хмыкнула Метель. – Да только не всех. Папашка подсуетился, представляешь? Позвонил кому надо. Он, оказывается, узнал про нас с Колей.

– А как же я, – деланно расстроился я. – Он же вроде как меня в кандидаты на зятья записал.

– А ты теперь в отставке, – улыбнулась Маринка, но грустинка из глаз не ушла. – Мне кажется, что для него не важно кто, лишь бы не Весна.

– Чем ему так Весна не угодил? – уточнил я.

– Да не знаю, – махнула рукой Маринка. – Вроде были у них какие‑то дела, но Весна не оправдал его надежд.

– Интересно, что за дела могут быть у твоего отца с таким… – я неопределенно хмыкнул.

– Так Весна не всегда таким был, – Маринка достала пачку «Пелл‑Мелл», закурила, картинно выпустив дым. – Думаешь, я смогла бы влюбиться в такого отморозка?

Я промолчал, только пожал плечами.

– Это потом он таким стал, – задумчиво добавила она. – Словно протестуя в чем‑то. Ну и я за ним потянулась. И покатилось. А потом он меня бросил. Точнее не бросил. Держал на коротком поводке, время от времени бросая подачки с барского стола.

– А что ты его не бросила? – спросил я. – Ты же видела, как он к тебе относится.

– А в знак протеста! – громко сказала Маринка, и в её голосе пронеслись нотки отчаяния. – Папашке хотела насолить.

– Ну и как, получилось, – грустно спросил я.

– Так и получилось, –тихо ответила Марина и замолчала.

– Знаешь, странно, но когда он узнал о Коле, то не рассердился, – с блеском в глазах продолжила она. – Наоборот! Сказал, что мой новый ухажер интеллигентный человек, видно сразу. Апельсины вот, купил! И сказал, что б я Николая обязательно пригласила к нам. Ну, познакомила что бы… Ну, папаня! Видать, жениха ищет! А, хотя, Коля – очень даже неплохой вариант… Ладно, пойду! Тебя бы взяла, да, боюсь, не пустят.

– Ничего, – улыбнулся я. – Я после праздников загляну. Коле. Думаю, тогда меня пустят.

– Тоже кого‑то попросишь? – подмигнула она. – Хочешь, я папашку озабочу?

– Не надо, – я решительно покачал головой. – Думаю, он неправильно поймёт.

– Он может, в последнее время у него часто настроение меняется, – кивнула головой Маринка и выбросила окурок в урну. – Ну, я пошла?

– Передавай Коле большой привет, и пусть выздоравливает!

– Обязательно!

Подойдя к припаркованной у тротуара красной иномарке (кажется, «Шкода»), Метель села за руль и укатила, помахав мне рукой.

Встреча с Мариной добавила мне головной боли. Получается, агент Вектор задумал подружиться с Хромовым? Как это связать со всеми все этими покушениями? Что изменилось? Неужели только то, что Хромов понравился Марине? Неужели статус нового поклонника дочери стал для Коли оберегом?

Хорошо ли это для Николая? Опасно – да! Но, по крайне мер, какое‑то время шпионы его точно трогать не будут. И Метелкин, наверняка, попытается войти Хромову в доверие. И какой повод замечательный: папа невесты. Потенциальный зять. Хромов точно растает. Значит, его легко можно будет завербовать. Или, возможно, подошлет для этого Сокола. Вызнает все, и подошлет… Или сам? Коля же не знает, кто такой Метелкин! Да и никто не знает. Вот теперь и думай… Надо поскорее найти Сидорина и рассказать ему хотя бы о странном человеке с окровавленным носовым платком. Хотя, скорее не получится. Но при первой же возможности надо добиться встречи.

* * *

Когда я подъехал к редакции, рабочие только что заканчивали украшать фасад здания флагами и транспарантами. Перед редакцией были выставлены стенды с ретроспективой праздничных газет 1945 года. Внутри тоже были развешаны красные флажки, плакаты. В кабинете уже был накрыт стол для сотрудников: дорогая «Столичная» водка, лимонад «Буратино», селедочка, бутерброды. Прямо с обеда и начали праздновать. Потрудились ударно, теперь можно как все рабочие люди воспользоваться предоставленным правительством коротким днём. Ну и «фронтовые сто грамм» – как же без этого?

Собрались все, кроме кадровички «Горгоны», которая снова нашла повод для игнорирования коллективных посиделок. Хотя, в этот раз это было сделать не так просто. Всё‑таки сегодняшний день был посвящён нашему ветерану, главному редактору. Серега Плотников, завхоз Людмила Ивановна, внештатница Любовь Николаевна, Федя‑шофер, экспедитор, Надя с Галей из техотдела стали основными организаторами праздника. Я, в силу сложившихся обстоятельств, присоединился к этому несколько позже, но к началу застолья успел. Во главе стола сел Николай Семенович в белой рубашке, строгом темно‑сером костюме и с орденами на груди.

– Дорогой наш Николай Семенович! – начала Галина, когда все расселись и затихли. – Мы все… Поздравляем Вас… с этим великим праздником… И вот… Вот мы – для вас… Мы споем сейчас… Саша, Надя… ребята…

Я взял гитару, а Надя с Галиной затянули на два голоса;

'Мне кажется порою, что солдаты

С кровавых не пришедшие полей…'

И все присутствующие подхватили песню:

'Не в землю нашу полегли когда‑то,

А превратились в белых журавлей…'

В глазах главреда блеснули скупые слезы. Все знали, это была его любимая песня.

Дослушав, Николай Семенович взволнованно произнес:

– Спасибо, девчоночки! И вам, ребята… всем… А сейчас… – он поднял стакан. – За тех, кто погиб за то, чтобы мы жили.

Все встали, выпили, молча, не чокаясь. Помолчали…

– Ну, а теперь, будем радоваться! – улыбнулся главред. – Радоваться жизни и петь песни! Ведь праздник же. Да еще какой!

Мы пели «Смуглянку», «Последний бой», «У деревни Крюково» и ещё много военных и послевоенных песен.

А потом Надя включила магнитофон, и все услышали те же самые песни в исполнении наших милых женщин.

– Мы… мы, конечно не Пахоменко с Пугачевой, – вытаскивая кассету, улыбнулась Надя. – Но… кое‑что могём! Это вам, наш дорогой Николай Семенович! Слушайте иногда…

– Спасибо, мои дорогие! – растроганно пробасил редактор, принимая подарок от коллектива. – Дайте‑ка, вас обниму…

Хорошо посидели. И разошлись уже где‑то в седьмом часу.

Выскочив из автобуса, я уже подходил к своему подъезду, как вдруг позади кто‑то посигналил. Наверное, Гребенюк. Хотя, какой, к черту, Гребенюк? Он же в армии!

Я обернулся…

Бордовая «Волга».

Распахнулась задняя дверца, высунувшись из салона, Метелкин помахал рукой:

– Садись, Саня, поболтаем!

Ну, и куда было деваться? Рано или поздно, а все равно б встретиться пришлось.

От Виктора Сергеевича несло спиртным и вообще, выглядел он на редкость весело. Тоже, что ли, наступающий День Победы отмечал, шпионская морда?

– Садись, садись… – настойчиво приглашал он. – Пива хочешь? Как хочешь… Ну, что? Отшила тебя моя оторва?

Глава 17

Беседовать с пьяным шпионом то ещё удовольствие. Хотя беседой это назвать сложно. Так, сумбурный монолог опытного резидента накануне Дня Победы. Должен же быть у него повод, чтобы так нализаться, почему не этот? Я терпеливо выслушивал все бредни, роящиеся в его мозгу, пытаясь найти в них хоть крупицу разума. Но нет. Типичный пьяный бред заплетающимся языком с резкими переходами от любви до ненависти. И чем, интересно, он отличается от того же самого Веснина, которого явно невзлюбил?

– Ты смотри, как они радуются, – тыча пальцем в стекло злобно шипел Метёлкин. – Чему радуются? Что профукали свой шанс?

Эти его слова ввели меня в ступор. О чем это он? Неужели о самом светлом празднике СССР? И как‑бы почувствовав моё внутреннее замешательство, он обернулся, приложил палец к губам и громким шёпотом продолжил:

– Но я тебе этого не говорил! Ты просто сам так подумал…

Он икнул и снова отвернулся к окну, рассматривая идущих по тротуару прохожих.

– Смотри какая, – радостно воскликнул он, показывая на проходящую мимо девушку в модной короткой юбке. – Хочешь познакомлю? Эй, как там тебя…

Он попытался открыть дверь и немедленно пойти знакомиться с девушкой. Я схватил его за шкирку и бесцеремонно втащил обратно в машину.

– Не надо, Виктор Сергеевич, – решительно сказал я. – Помните о своём положении.

– Я помню, – согласился он и кивнул так, что подбородок стукнул по телу. – Я помню. И ты помни.

– И я помню, – согласился я и кивнул водителю, чтобы он заводил машину.

Тот покачал головой, показывая взглядом на шефа, мол, без его команды не могу. Да, сложно быть зависимым от такого непредсказуемого начальника. Хотя, возможно, они все такие. Мы же видим их только в кабинетах и на трибунах. Но им же тоже ничто человеческое не чуждо.

Метёлкин заметил наше переглядывание с шофером и сделал тому знак, выйти из машины. Водитель без разговоров открыл дверь, покинул салон и отошел на небольшое расстояние. Метёлкин проводил его взглядом и повернулся ко мне.

– Маринка моя не понимает, – горестно вздохнув разоткровенничался он. – Всё с какими‑то хануриками дружбу водит.

– Хм, – намекнул я. – Со мной она тоже вроде как дружит.

– Да ты нормальный, – констатировал Метелкин. – Один из всех. Хотя этот новый её Коля тоже достойный кадр. Перспективный… Буду знакомиться.

Я насторожился. Если он действительно познакомится с Хромовым, то тот рискует оказаться у Вектора под колпаком. Ради этого Виктор Сергеевич пойдет на все, даже помирится с дочкой, подбросит ей деньжат на развитие бизнеса, вообще будет белый и пушистый. И тихой сапой продолжит творить свои черные дела.

Колю надо предупредить! Чтоб, несмотря на зарождающуюся любовь, держал язык за зубами. Ну, в общем‑то, он и так не болтун. Главное, что после того, как Вектор считает, что нашел подход к гениальному советскому изобретателю, Коле ничего не грозит. По крайней мере, пока тот тесно связан с Мариной. К тому же, Коля сейчас в больнице под охраной до того момента, пока его не выпишут. Еще можно через Сидорина просить главврача, чтоб подержал Хромова подольше. Кстати, на работу Николая можно возить тайно, на той же «Скорой».

Пока я размышлял, Виктор Сергеевич изливал свои мысли по поводу переустройства мира, где он предполагал стать едва ли не всемирным владыкой.

– Только ты тс‑с‑с, – снова приложив палец к губам предупредил он и недобро улыбнулся. – Никому не говори! Ты мой! Это с Маринкой у тебя, вроде бы как все. А со мной‑то дела продолжаются! После праздника жду подробный отчет. О чем, ты знаешь.

– В праздники я буду очень занят, – ответил я. – Редакционное задание. Да‑да, мне надо работать, чтобы денюжку зарабатывать.

– Ты все же не исчезай, и от меня не прячься, – хохотнул Метёлкин. – Да! Работа будет оплачена!

Увидев мои вытаращенные глаза, шпион неожиданно расхохотался:

– Да‑да, оплачена! А уж, на какую конкретно сумму, поглядим по докладу. В общем, Александр, в обиде не будешь. Ну, расписочку напишешь, конечно…

Вот! Расписочку… Эта сволочь вербовал меня практически открыто! Эх, знал бы он… Ничего! Придет время, узнает. И уже, думается мне, очень скоро.

* * *

Дома я застал небольшой переполох, родители спешно собирали чемоданы, обсуждая неожиданно свалившуюся на их голову удачу.

– Представляешь сын, – возбужденно рассказывал отец. – Вызывают меня аж в обком профсоюзов и вручают путевку. На три недели в пансионат «Жемчужина». И билеты на поезд. Представляешь, отдельное купе повышенного комфорта! Говорят, это премия от министерства обороны за мои разработки.

– Ух ты, – обрадовался я, изобразив удивление, хотя Сидорин меня предупреждал о чем‑то подобном. – И когда ехать?

– Да в том то и дело, что прямо сегодня вечером, – вклинилась в наш разговор мама и вздохнула. – Приходится спешно собираться. Самое интересное, что с работы отпустили без разговоров. Даже не за свой счёт, а в отпуск.

– Так это же здорово, – улыбнулся я. – Сейчас самое время. На юге клубника поспевает и черешня.

– Мы то поедем, – вздохнула мама. – Но как ты тут сам будешь?

– Мать, – строго прикрикнул отец. – Он взрослый мужчина. Справится.

– Конечно справлюсь, – убедительно ответил я. – Вот, работать буду на праздниках, мероприятия разные освещать.

– Газету нам пришли с твоими статьями, – попросил отец. – Буду хвастаться новым знакомым, какой у меня сын талантливый.

Родители быстро собрались и отправились на вокзал на машине, которую тоже предоставили «из обкома профсоюзов». Я с ними не поехал, потому что мама заволновалась, как я буду ночью добираться с вокзала. Так что я просто помахал им рукой, вернулся в квартиру и лёг спать. Завтра предстоит напряженный день.

* * *

С утра все радиостанции мира передавали бравурные марши вперемешку с позитивными новостями о достижениях советского народа, о ветеранах Великой Отечественной войны и очерками о событиях военных лет.

Я встал пораньше, быстро сварганил яичницу, наскоро, но сытно перекусил и принялся собираться на работу. Родители ещё вчера с подачи Сидорина уехали «на курорт», и, по идее, должны быть ещё в дороге. Но я‑то знал, куда их отвезли на самом деле, так что утренний телефонный звонок от отца меня не удивил.

– Привет, сын, – несколько напряженным голосом сказал он. – Поздравляю тебя с Днём Победы.

– Спасибо, папа, – совершенно спокойно ответил я.

– Похоже, ты в курсе ситуации, – хмыкнул отец. – Не удивился.

– Да, – ответил я. – Прости, что несколько слукавил. Как вам отдыхается?

– Это сейчас мама тебе расскажет, – хохотнул отец. – Трубку у меня вырывает.

– Сашенька, – взволнованно прокричала мама. – Как ты там справляешься без нас? Голодный?

– Докладываю, – весёлым торжественным голосом начал я. – Пожарил яичницу, сварил чай, сделал бутерброды, посуду помыл, воду отключил, соседей не залил, газ выключил, квартира целая. Сейчас иду на мероприятия, квартиру закрыть не забуду. Я люблю тебя, мамочка.

– И я тебя, сынок, – всхлипнула она. – Никак не привыкну, что ты уже взрослый.

Эх, мама, знала бы ты, какой я на самом деле взрослый, ухмыльнулся я и продолжил:

– Мам! Ну, мне ж не пять лет. К тому же, в городе столовых да кафешек море. Лучше расскажи, как вы?

Тут матушка отвечала скупо, даже мне. Видать, проинструктировали. Сказала только, что корпус очень просторный, красивый, номера уютные в столовой кормят очень хорошо. И что вчера вечером были танцы, и они с отцом…

– Короче, отрывались под Рио‑риту! – засмеялся я. – Ладно, ладно не такие уж вы и старые. Под Эдиту Пьеху! «В нашем до‑ме по‑сели‑лся заме‑ча‑телынй сосед! Пап‑па… па‑пара‑п па пап‑па…»

На этой вот радостной волне мы закончили разговор, я накинул ветровку и, повесив на плечо спортивную сумку с аппаратурой, вышел из дома. По пути заглянул в почтовый ящик и достал открытку от Наташи. Я пробежал строчки поздравления, написанные уверенной девичьей рукой и много чего прочитал между строк: что она очень любит меня, скучает, но приехать не может, потому что первокурсники обязательно участвуют в демонстрациях и прочих городских мероприятиях.

Я вспомнил, как еще в той, в прошлой своей жизни, меня дико раздражали предписания высокого начальства на обеспечение массовости мероприятий. Все эти «охваты», «не менее семидесяти процентов коллектива», «с нарастающим итогом», «отчет до 12−00 часов» и прочие бюрократические указания, придумываемые ими «для галочки», чтобы создать видимость кипучей деятельности и значимости огромного чиновничьего аппарата, жирующего за счёт бюджета. Все, конечно все понимали, но… Все же закрадывались мысли – они это серьезно? Они что, на полном серьезе полагают, что без их тупых указов и предписаний никто на праздник не явится? На День‑то Победы! Это ж как надо недооценивать свой собственный народ.

Проблески солнышка за палевыми перистыми облаками, обещали погожий денек, поэтому зонтик я не взял. Джинсы, футболка, белая рубашечка, лёгкая ветровка с капюшоном – в самый раз по погоде. Даже если пойдёт дождь – не сахарный, не размокну.

Улицы заполонили радостные, нарядно одетые люди, на фонарных столбах висели красные флаги, на стенах домов и растяжках алели транспаранты с лозунгами и приветствиями. По тротуарам то и дело пробегали стайки пионеров в красных галстуках с разноцветными шариками в руках. Атмосфера праздника чувствовалась повсюду.

«День Победы, как он был от нас далек!» – пел из всех репродукторов Лев Лещенко.

Народ собирался на площади, на митинг. Выступало городское начальство…

– Товарищи! В этот радостный день…

Подобравшись ближе к трибуне, я сфотографировал выступающего первого секретаря, товарища Серебреникова и всех, кто стоял рядом. Сначала поодиночке, потом общим планом. Пусть потом главред сам выбирает фото для публикации. Кстати, Николай Семенович нынче на митинг не пошел. Я давно заметил, что фронтовики, прошедшие огонь и воду, не очень‑то любят официоз. Вот и наш редактор не ходил на митинги. Просто садился у себя на кухне, наливал стакан водки, раскладывал на столе фотографии погибших на фронте друзей, своих боевых товарищей, вспоминал тех, кто не дожил до Победы…

А высокое начальство, не знающее даже как пахнет порох, торжественно вещало с высоких трибун типовые речи:

– … со слезами на глазах… своими успехами… да здравствует…

– Ура‑а‑а!

Митинг заканчивался. Подали бесплатные автобусы на кладбище к братским могилам. Я вскочил в один из них, чтобы заснять возложение венков, а потом успеть вернуться на площадь маршала Василевского, чтобы увидеть городской смотр строя и песни.

На братском кладбище все было торжественно и чинно. Рвались в небо высокие сосны. Отблески наконец‑то выглянувшего солнца играли на выбитых в черном мраморе золоченых буквах, отражались в наградах ветеранов. На широких ступеньках застыли в торжественном салюте пионеры в красных пилотках. Налетевший ветер развевал знамена и шелестел молодой листвой.

Седоусый ветеран в форме капитана первого ранга сказал краткое слово. Началось возложение венков…

От исполкома и партийного комитета…

От комитета народного контроля…

От милиции, прокуратуры и суда…

Корреспонденты щелкали затворами камер. От всех городских газет, включая заводские многотиражки. От местного телевидения и радио…

Я уже многих знал. Встретившись взглядом с Яной Тимофеевой, высокой блондинкой, работающей на телевидении, я помахал рукой. Та улыбнулась в ответ, тоже помахала…

Подняв «Зенит», я припал к видоискателю… Ага… Вот она, Яна! Хороший кадр… Вот Виталий Иваныч, с карбюраторного. Тоже неплох… А вот… Это кто же? В сером костюме и белой рубашке без галстука… Несколько сутуловатый, худощавый с неприятным острым лицом.

Черт!

Я похолодел.

Да это же Остролицый, как я его про себя называл! Агент Сокол, матерый шпион и убийца!

Срочно позвать милицию.

Стоп!

А если я обознался? Сокол ведь мне не друг, не брат и вообще не родственник, чтоб так хорошо помнить его лицо. Тем боле, такое невзрачное, увидишь и тут же забудешь. Да и зачем вражескому агенту фотографировать возложение венков?

А затем, чтоб иметь фото всего городского начальства! Они ведь сейчас почти все здесь. Высокопоставленные партийцы, директора заводов, областной прокурор, председатель суда. А что? Почему бы не обновить картотеку, коль выпал удобный момент? В городе, у трибуны милиция. А здесь пожалуйста, снимай.

И все же, я не был до конца уверен.

За Остролицым нужно было проследить! Так, издалека… Куда он пойдет, с кем будет общаться. Кстати, он ведь может быть и на машине – что тогда? Ну, если на машине… там видно будет.

Ага, ага… Остролицый подошел к Яне… той самой, с телевидения. Улыбнулся, о чем‑то спросил… Они, что же, знакомы? Так… отошел…

Я подошел ближе. Интересно, а это шпион знает меня в лицо? Вряд ли… Если только Метелкин не показал. Мол, перспективный кандидат для вербовки.

Словно почувствовав на себе мой взгляд, Остролицый обернулся, посмотрел на меня и решительно направился в мою сторону.

– Привет! – улыбнулся он. – Это у вас «Зенит», новый?

– Ну‑у, не такой уж и новый, – несколько растерявшись от его поведения ответил я, изо всех сил стараясь оставаться приветливым. – А у вас, смотрю, «Коника»! Однако, фирмА!

– Фирма веников не вяжет! – ещё шире улыбнувшись сказал он. – Ладно, пойду еще поснимаю.

Я смотрел ему вслед и думал «Шпион – или не шпион?». Но он был настолько спокойным и естественным, что я убедил себя, что все‑таки ошибся. Мало ли похожих людей? И, хотя оставалась какая‑то нотка сомнения я улыбнулся и, отойдя в сторону, принялся щелкать камерой.

Церемония заканчивалась. Уже прошла минута молчания, отбил свое метроном. Улучив момент, я подошел к девушке с телевидения:

– Яна, привет!

– Здоров. Санек! Работаешь?

– Как и все мы. Слушай, а что за парень к тебе подходил?

– Парень? – Яна хлопнула ресницами. – А‑а! Это Игорь Тендряков, из Перми. Из какой‑то тамошней газеты. В командировке здесь. С нами на кладбище и приехал… Ну, на нашем РАФике. Сейчас обратно поедем. Надо на смотр успеть.

– О, я тоже туда, – обрадовался я. – А мне можно с вами?

– Ну, залезай, – махнула рукой Яна. – В тесноте да не в обиде. В крайнем случае, я тебе на коленки сяду!

– Ох, Яночка! – воскликнул я. – Об этом можно только мечтать! Почту за честь.

В РАФик поместились все. Кроме меня, Игоря и Яны, еще были двое парней с радио, и девушка‑корреспондент, крайне деловая брюнетка в очках с неожиданно легкомысленными косичками. Она села вперед, рядом с шофером.

Поехали… Кто‑то из парней вдруг вытащил водку. Обычную, «андроповскую» по четыре семьдесят.

– Ну, что – за Победу?

– За Победу грех не выпить! – потер руки Тендряков. – Только немного, мне работать еще.

– Всем работать, – кивнул парень. – На вот, ирисочкой закуси.

Бутылка пошла по кругу. Пили прямо из горла. Кто‑то закусывал ирисками, а кто‑то рукавом.

– Ой, ребята, – вспомнила Яна. – Чуть не забыла. У меня ж яблочко есть.

– Ну, Тимофеева! – усатый парень с радио шутливо погрозил пальцем. – Вечно ты вспоминаешь всё в последний момент.

Приехали очень быстро, как раз успели к началу смотра строя и песни. Быстро высыпавшись из салона, все пошли снимать, а РАФик так и остался стоять на площади Василевского. Вот в чем преимущество транспорта с табличкой «пресса»

– Раз‑дв, раз‑два…нале… ву! – командовали звеньевые, в юнармейцы старательно чеканили шаг. – На пра… ву! Раз‑два… Песню запе… вай!

'У солдата выходной

Пуговицы в ряд!..'

Сделав пару снимков, я вдруг увидел удаляющегося Тендрякова. Похоже, смотр строя и песни его вовсе не интересовал. Он оглянулся, надел темные очки и подошел к автоматам с газированной водой. Отстояв небольшую очередь, выпил стаканчик без сиропа… Снял пиджак, повесил на плечо, как будто ему жарко. Остановился у ларька напротив автобусной остановки. Купил газеты, пачку сигарет, потянулся, зевнул… И как‑то очень быстро заскочил в салон только что подошедшего автобуса! Как нарочно, двери тут же закрылись, и автобус скрылся за углом.

Я успел заметить номер, шестнадцатый, тот самый, который идёт в Калиновку. Именно по этому маршруту куда‑то уехал тот тип с окровавленным платком, про которого рассказала бдительная бабуля.

Тот, кто – очень может быть – ударил ножом бедолагу Хромова.