Текст книги "Курс на СССР. Трилогия - Тим Волков, Андрей Посняков (СИ)"

Автор книги: Андрей Посняков

Соавторы: Тим Волков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 48 страниц)

Глава 4

Что делать с этой чертовой книгой? Что? Мысли путались, лезли из головы, и, казалось, торчали, словно иглы у дикобраза. Так что же делать‑то? Спрятать? Чтобы невзначай подставить родителей и себя?

Я тряхнул головой. Понял, что не о том думаю. Гребенюку книжку дал Леннон, Виталик. Откровенно говоря, Виталий не такой уж интеллектуал и не оголтелый антисоветчик. Так, малая фронда, как все. Импортные диски, Сева Новгородцев и прочие Би‑Би‑Си по ночам, вряд ли больше. Откуда у Леннона такая книга? Явный антисоветский самиздат! Кто ему ее подсунул?

Нужно было выяснить, и как можно быстрее. От этого зависело, что делать с книгой? Вернуть хозяину? А вдруг это провокация? Вдруг сам Леннон и есть тот самый провокатор, агент? Что, так не может быть? Может! Очень даже может…

А что, если КГБ уже в курсе всего? И вот уже завтра… нет! Уже сегодня ночью за мной приедет черный «воронок»! Арестуют, привезут на допрос, и угрюмый капитан КГБ с квадратным подбородком и ледяным взглядом начнет допрос, угрожая мне расстрелом!

Нет, конечно, не расстрел, но судьбу могут испортить капитально! И не только мне, но и тем, кто со мной связан. К примеру, Гребенюку. Да хоть и той же Наташе! Хочу я этого? Нет! Так, тогда нужно…

А что тогда нужно? Отнести «книгу» в КГБ? Сообщить о ней Николаю Семеновичу, мол, случайно нашел. Ну, уж это совсем плохая идея! А вот с Ленноном поговорить, да! Ему же книгу и отнести, пусть возвращает хозяину.

А если хозяина, возможно и автора, накроют? Или за ним давно уже следят? А потом возникнут вопросы: кому давали почитать, кто читал, да не донес, не сообщил? Ситуация поганая.

– Саш, ужинать иди! – повала с кухни мама. – Отец будет поздно сегодня.

Пришла уже. А я и не заметил. Все думал. Тьфу! Да и есть что‑то не хотелось совсем.

Я заглянул на кухню:

– Не, мам, спасибо. Мы в редакции чаю попили с тортом… День рождения отмечали… Так что сыт!

– Смотри, так и до гастрита недалеко!

– Но, вечерком чайку выпью.

Кухня с ситцевыми занавесками. Обклеенный коричневатыми обоями коридор, телефон, чеканка на стене. Все эти родные, знакомые с детства, вещи неожиданно успокаивали, делали ситуацию какой‑то отстраненной, чужой. Словно все это не со мною происходило.

Подумав, я спрятал самиздат под матрас, резонно полагая, что вряд ли КБГ окажется таким уж расторопным. Ничего, ночку это чертово «Черное время» пролежит. А завтра я верну это Леннону! И спрошу, откуда?

В прихожей зазвонил телефон. Мать взяла трубку. Я невольно напрягся! Неужели, все же.

– Саша, тебя! Девушка!

Девушка?

Выскочив из комнаты, я взял трубку и радостно улыбнулся, услышав знакомый голос:

– А‑а! Наташа, привет!

Наташа звонила из Ленинграда, из хозкорпуса в студенческом городке – там были установлены междугородние автоматы. Рассказала что‑то веселое про учебу, спросила, как у меня дела… и обещалась приехать уже очень скоро, к седьмому ноября, на Октябрьские.

Да! Совсем скоро уже.

– ЗдОрово! – я закричал в трубку. – ЗдОрово! Сходим куда‑нибудь… и вообще…

Вообще‑то, она сказала, что соскучилась. Только вот я не очень понял, по городу, по деду или по мне? Наверное, по всему сразу.

После разговора с Наташей я успокоился и уже не вспоминал про книгу, а образ угрюмого гебешного капитана с ледяными взглядом растаял, как дым.

Наташа приезжает! Наташа!

* * *

Полдня на работе я сидел и глупо улыбался. Даже Серега Плотников заметил. Усмехнулся:

– Влюбился, что ли?

– С чего ты взял?

– Да больно уж у тебя такой… глуповатый вид… Ла‑адно, не обижайся! Обедать идешь?

– Да не знаю…

Пообедал я пирожком с мясом, который взял за десять копеек в ларьке по дороге к остановке. Дождался троллейбуса и поехал в центр города, к дому Метели.

Нет, нет, Маринка мне сейчас была не нужна, просто на первом этаже ее дома располагался фирменный музыкальный магазин «Мелодия». Ну, подарок‑то Наташе я должен был купить! Дарить духи ли там помаду на революционный‑то праздник я посчитал моветоном! А из цветов тут были уместны разве что красные гвоздики! Наташа же их не любила, насколько я успел узнать. Тогда что оставалось? Правильно, грампластинка! Ну, конечно, не с записями «Любимых песен Ильича»…

– Молодой человек, на следующей выходите? – старушка в бостоновом плаще толкнула меня зонтиком.

Вот ведь, задумался! Едва нужную остановку не проехал.

– Да‑да, выхожу…

Стоявший рядом высокой парень лет двадцати пяти, глянув на меня, хмыкнул. Он, кстати, тоже покупал пирожки в том самом ларьке. Худощавый брюнет с приятным интеллигентным лицом, он чем‑то напоминал молодого инженера или учителя. Или даже студента. Хотя, нет, студент выглядел бы моложе и куда безалабернее! У этого же из‑под модной расстегнутой крутки виднелись строгий темный костюм и светлая рубашка с галстуком. Галстук тоже модный, узкий, «селедочкой». Ишь ты, пижон!

Над витриной магазина рабочие вешали кумачовый лозунг – «Да здравствует 65‑летие Великого Октября!». Довольные прохожие несли в авоськах докторскую колбасу и баночки венгерского горошка «Глобус». Видать, выбросили к празднику. Как раз на любимый всеми салат «оливье». Настрогать тазик, сходить с коллегами на демонстрацию, и к телевизору. Смотреть парад! Чем плохо‑то?

Странно, но мажоры у входа не толклись и фирмУ из‑под полы не предлагали. Наверное, опасались предпраздничных милицейских облав.

Зато в самом магазине было не протолкнуться! Тоже, верно, что‑то подвезли к празднику… И уж точно не речи партийных бонз!

Я сразу пристроился в очередь. Как все, не глядя.

– Что дают?

«Давали» лицензионную «АББу» и «советский 'Спейс» – «Зодиак», альбом «Музыка во вселенной».

В очереди альбом критиковали: «слишком заумный, то ли дело 'Диско‑альянс!»

– Да ничего и не заумный! – громко произнесли за спиной. – Очень даже. Вполне.

Я обернулся…

То самый брюнет! С галстуком.

Улыбнулся, подмигнул даже:

– Слушай, скажешь, что я за тобой занимал? А я пока метнусь в «классику». Жена Моцарта просила глянуть.

– Конечно, скажу, делов‑то!

Парень вернулся через пару минут, довольный, с пластинкой в глянцевой упаковке. Очередь недовольно зароптала.

– Да‑да, товарищи он за мной занимал! – важно подтвердил я. – Ну что, купил своего Моцарта?

– Ага! Сороковая симфония, супер! Жена, понимаешь, в музыкалке…

Симпатичный парнишка, вполне обаятельный, хоть и пижон немного. На какого‑то артиста похож… ммм… не вспомнить.

– О‑о! – брюнет глянул через мое плечо и скривился. – «Аббу», похоже, разобрали.

– Ничего! Зато «Зодиак» остался… И еще вон, «НЛО», группы «Москва», – кивнул я.

Незнакомец озадачился:

– Хм… «Москва». Не слышал! Стоит брать?

– Ну, вообще‑то это Тухманов.

– Тогда возьму! Есть у меня «По волне моей памяти».

Эва, какую старину вспомнил! «По волне моей памяти»… Во французской стороне, на другой планете… предстоит учиться мне в университете…

– Молодой человек, вам что? «АББА» кончилась!

– «Зодиак» давайте!

– Три пятьдесят. За глянцевый конверт надбавка!

– Пожалуйста…

Брюнет нагнал меня на улице, похоже, нам было по пути.

– Ух! Классные пластиночки! Посмотрим, что за «Москва»? Меня, кстати, Андрей зовут.

– Саша.

Так и познакомились. Правда, не прошли дальше и шагов двадцати, как новый знакомый потянул меня за рукав перед каким‑то официальным крыльцом:

– Саша, зайдем‑ка!

– Да никуда я не пойду! – я резко вырвал руку.

– И все же, Александр Матвеевич, придется пройти! – Андрей достал из кармана… маленькую красную книжечку с грозными буквами КГБ!

– Лейтенант… государственной безопасности…

Буквы прыгали!

– Сидорин… Андрей Олегович…

– Э‑эй, Александр! Пластинку не уроните! Нам вот сюда…

КГБ! Лейтенант…

Вычислили!

Все‑таки нашли… Быстро!

Поднявшись на второй этаж по гулкой дореволюционной лестнице, мы прошли по длинному коридору и свернули в кабинет налево.

Кабинет, как кабинет, шкаф, два стола, два сейфа, большой портрет Дзержинского на стене. Под портретом, развалясь на стуле, сидел коренастый мужчина средних лет, в помятом пиджаке и джинсах, и жадно пил пиво прямо из бутылки! Судя по желтой этикетке «Жигулевское». И… так вот, нагло!

– Врагов народов всю ночь расстреливал, – глянув на меня, доверительно улыбнулся мужчина. – Человек пятьдесят расстрелял – умаялся! Пить охота.

– Коллега шутит, – хмыкнул Сидорин. – Вон, к тому столу присаживайся. Да пластинку‑то положи, не отберем! Кузьмич, как дежурство?

– Да ну его, – допив пиво, отмахнулся старший коллега.

Из коридора донесся вдруг резкий женский голос:

– Иван Кузьмич! Товарищ майор! Зайди‑ка в кадры срочно.

– Ладно, зайду, – майор поставил пустую бутылку на подоконник. – Вдруг, да и премия? До завтра, Андрюша.

– До завтра… Так…

Поставив пластинки в шкаф, лейтенант распахнул сейф и вытащил оттуда несколько номеров нашей газеты «Заря» и… ту самую самиздатовскую книжку «Черное время».

– Ну, что, Александр? Парень, как мне сказали, ты умный. Так что ничего не буду говорить. Просто сиди, читай, сравнивай. Потом поделишься впечатлением.

Сказал и, усевшись за пишущую машинку, принялся что‑то печатать…

Я не знал, что делать, что думать, что говорить. Правда, быстро собрался и привел мысли в порядок. Нельзя было раскисать! Ни в коем случае. Однако, и слишком торопиться не следовало.

Я просидел с полчаса… а потом ненавязчиво кашлянул.

– Ну, Саня? – оторвался от машинки Сидорин. – Что скажешь?

– Эта книжка написана на основе моих статей… – я начал с осторожностью. – Просто заменены некоторые слова… фразы… Если есть карандаш, я подчеркну…

– Да, да, пожалуйста!

– Но, самое главное… – я покусал губы. – Здесь исковеркан весь смысл! Все, буквально все, перевернуто с ног на голову! Этот писака просто нагло взял мои статьи… перемешал, переврал… Да вы ведь сами видите!

– Видим, – согласно кивнул Андрей. – А скажи, Александр, ведь без разрешения редактора никакая статья в газете не выйдет?

Я усмехнулся:

– Конечно, не выйдет. Мало того, нас и в обкоме курируют! Лично товарищ Серебренников.

– Кто‑о? – удивленно переспросил лейтенант. – Ты что же, знаком с Андреем Борисовичем?

– Я ж говорю, лично курирует!

– Та‑ак…

Сидорин ненадолго задумался и вдруг улыбнулся:

– Чаю хочешь?

– Ну‑у… можно.

Я все же думал, что Сидорин начнет меня вербовать. Ну, чтобы был свой человек в газете, чтоб, так сказать, из первых рук…

Однако, ничего подобного не последовало! Что могло значить только одно, либо в редакции уже был человек КГБ, либо на меня имелись какие‑то иные планы… А, скорее всего, и то и другое вместе.

Чай оказался хороший, индийский, из желтой, со слоном, пачки. Еще было печенье, «Шахматное», нашей кондитерской фабрик. Очень вкусное.

– Ты, Саша, пей, не стесняйся, А я пока рапорт начальству начну!

Зарядив в машинку бумажный листок, лейтенант передвинул каретку:

– Кое о чем я буду с той советоваться, хорошо?

Я молча кивнул. Ишь, какой хитрый! Видали мы таких. Ла‑адно.

– То, что ты сказал, я здесь изложу, и это правильно. Я сам так считаю… А вот… – оторвавшись от машинки, Андрей вскинул глаза. – Вот, ты как думаешь, кто бы мог быть автором? Кто угодно?

– Да нет, – я хмыкнул. – Гопники из подворотни газет не читают. Да и фарца тоже.

– Согласен! – коротко кивнул Сидорин. – Еще!

– «Новый Левиафан из стекла и бетона» – процитировал я. – Обычный человек так не напишет. Автор поэт! И, конечно, непризнанный. Иначе откуда такая обида на советский строй?

– В яблочко! – лейтенант хлопнул в ладоши. – Что‑нибудь еще?

– Книга напечатана… Есть доступ к типографии, к шрифтам?

– Там такой бардак, что у каждого есть доступ! – неожиданно рассмеялся Андрей. Но, мы конечно, найдем… И автора, и распространителей… И читателей! Что ж, Александр, спасибо за помощь… Сейчас пропуск подпишу… Кстати, там мои телефоны. Служебный и домашний. Если что, звони в любое время!

* * *

Сразу после работы я отправился в заброшенный парк на Пролетарской, место тусовки Метели, Леннона и всех таких прочих. Сердце мое кипело, кулаки сжимались словно сами собою.

Ну, Виталик, диссидент чертов! Ну и читал бы свою антисоветчину сам, хоть зачитался бы! Зачем других подставлять?

Я нарочно явился пораньше, и застал пока лишь двоих. Патлатого паренька лет пятнадцати в стареньких латаных‑перелатанных «Ливайсах», и рыжую девчонку в красной кутке и новеньких немецких джинсах «Даллас», явно ушитых размера с пятьдесят шестого до сорок четвертого, что ли. Ну, что в магазине было, то родители и взяли. Джинсы производства ФРГ или Западного Берлина, тот же «Даллас» или «Онтарио», в общем‑то, смотрелись неплохо и тоже считались фирмОй. Может быть, не такой крутой, как американская, но все‑таки не Болгария, и не Польша. Их вполне можно было приобрести в магазине, в отделе товаров для сдатчиков заготсырья. Сдавай себе в заготовительные конторы грибы, ягоды, кору или даже ту же макулатуру, и вот тебе заветный талон на определенную сумму! Хочешь, кассету магнитофонную, красную «Соньку», покупай на 90 минут за десятку, а хочешь джинсы. Немецкие, но, иногда попадались и итальянские. Цена стандартная, сто один рубль пятьдесят копеек. Дорого, конечно, но многие брали. Правда, вот с размерами далеко не всегда везло, ушивать приходилось.

Парнишку звали Пифагор, потому как учился он в какой‑то математической спецшколе. Как его только туда пускали с такими‑то волосищами? Верно, в математике толк знал.

Девчонка, то ли Гроза, то ли Тучка, ничем особенным мне не запомнилась, разве что тем, что часто крутила обруч. Правда, непонятно зачем? И так была тощая.

Когда я пришел, Пифагор и Тучка (или Гроза) как раз разжигали костер. Девчонка умело сложила веточки «домиком» и зажгла одной спички!

– Привет, пионеры! – поздоровался я. – Ты где так костры разжигать научилась?

– В туристской секции, – заулыбалась Гроза (или Тучка). – Хочу Игоря… Ну, Пифагора, туда затянуть, так упирается! Вместе бы в походы ходили!

– Ага! А вдруг дожди на всю неделю?

– Так в дождь‑то еще интересней!

– Пионеры, Леннон не приходил?

– Нет еще. Но скоро бы должен… – девчонка неожиданно улыбнулась. – Книжку мне обещал принести.

– Книжку? – сразу же насторожился я. – Что за книжка?

– «Мастер и Маргарита», Булгакова, – Тучка‑Гроза горделиво приосанилась. – Давно хотела прочесть, да вот нигде не достать. Леннон сказал запрещенная… Да только вот я не помню, кто и когда ее запрещал? А еще какое‑то фуфло втюрил! Тоже типа запрещенка… «черная…» что ли. Я глянула, мама дорогая! Стиль какой‑то пафосный и одновременно корявый, абзацы словно бы из разных мест надергано. Ну, совершенно невозможно читать! Другое дело – Булгаков! Эх, притаранил бы…

– А вот эта, «Черное время»…

– Я ее сразу же и вернула.

– Н‑да‑а… – присев на корточки, я протянул руки к огню. – Вот уж не думал, что Леннон литературой увлекается!

– Он и не увлекается, – пожал плечами Пифагор. – Так, вид делает. Модно же! Интересно, где только такие книжки берет?

Вот и мне было очень интересно!

– Так он, может, как‑то пояснил откуда… Ну, неужели не похвастал?

Ребята переглянулись.

– Так ведь и хвастал же! – хмыкнула Тучка. – Ну, Пиф, помнишь? Я, говорит, в таком месте был! Там и предложили…

– А что за место?

– С Метелью он куда‑то ходил, – Пифагор подул на огонь. – Вернее, Метель его водила. А нас не взяла, сказала, маловаты еще.

– Ну, это она правильно сказала.

Значит, Метель… А куда она могла повести Леннона? Так у него и спросить! Вон он, как раз, явился, не запылился.

За деревьями замаячила сутулая фигура Виталия, с гитарой в зеленом, оклеенном значками, чехле.

Не дожидаясь, я встал и быстро зашагал навстречу. Нет, не настучать по очкам, хотя очень хотелось! Просто напугать, и как следует!

– О, Сань, хеллоу!

– Ты вчера Гребенюку книжку давал?

– Э‑э…

– Его родоки спалили, так он ее мне! Едва спрятать успели.

– Уфф! – с облегчением выдохнул Леннон. – Значит, у тебя она.

Я покивал:

– У меня. Прочитаю, верну. Или срочно надо?

– Да, нет, пожалуйста, читай! – поправ очки, негромко рассмеялся Виталик. – А Гребенюку я больше ничего такого не дам! Ну, Серый… А, вроде, солидный чувак!

– Он не по книжкам вообще‑то.

– Да знаю… – вытащив из кармана пачку «Родопи», Леннон протянул мне. – Будешь?

– Не курю.

– А, забыл… – чиркнув спичкой, он закурил сигарету и вдруг признался. – Просто надо было хоть кому‑то отдать. Тебя бы встретил, дал бы тебе. Ну а тут Серега… Ну, просили просто. И чтоб обязательно потом сказать, понравилась книжка, или нет? И что именно понравилось… Ну, стиль там, язык, идеи и все такое. Я в этом не очень. Так ты прочтешь, скажешь?

– Конечно, – заверил я. – И хорошо бы в тусу с тобой попасть.

– Но, там с Метелью надо. Так ты с ней…

– Ладно, разберемся… Слушай, ты еще Булгакова…

Ленно прищурился:

– Гроза проболталась? Но, я книжку‑то попросил… Принесу уж!

Кивнув ребятам, уже подошли еще трое, Леннон уселся на старый раскладной стул и тронул струны гитары:

'Ты можешь ходить, как запушенный сад,

А можешь все нагло сбри‑и‑и‑ть!'

Я пристроился неподалеку, на скамеечке, и задумался. Интересный какой антисоветчик получается! Оказывается, ему нужна обратная связь! Ну, надо же. Этак, скоро автографы оставлять начнет, «Лейтенанту КГБ Сидорину с почтеньем от автора!»

И кто б это мог быть? Метель повела на тусовку… Опять на Весну, что ли? Интересно, на этот раз куда? Прежняя‑то квартира засвечена. А Весну много кто любит… Не потому, что такой уж талант, а, скорее, просто мода такая. На квартирники, на фронду… Типа, государству в пику: вы нам гайки закручиваете, а мы вот! Ох, Юрий Владимирович, гибче бы надо, гибче! Особенно с молодежью…

«Кого ты хотел удиви‑и‑ить?»

Да вот именно! Кого хотел удивить автор «Черного времени»? Кого и зачем? Зачем я писал эти статьи, понятно. Хоть что‑то пробудить, и определенных людей… в том числе и у облеченных немаленькой властью! А зачем это компилятору? Впрочем, у него, скорее, иная цель. Совсем‑совсем иная… Если он действует по заданию – тогда ясно. Тогда нужно вывести из‑под удара хороших знакомых и сдать его ко всем чертям лейтенанту Сидорину. Правда, лейтенант ни о чем таком не намекал… Так на то он и кэгебешник! Рыцарь плаща и кинжала, блин. Такому попробуй только поверь!

А, если, автор просто ищет хоть какой‑то славы? Сидорин кстати, на что‑то подобное намекал…

Но, это ж какое самомнение надо иметь! Или желание. Желание, при средних способностях, хоть как‑то выделиться, выдать эпатаж за талант! Тогда антисоветчина тут вполне прокатит. Особенно, среди неокрепших умов.

Вообще же, что гадать? Надо просто вычислить автора! А для того надо попасть на тусовку.

Вот уж это‑то было легче легкого. Я увидал за кустами знакомую куртку Метели. Ребята ее тоже заметили:

– О, Метель идет!

– Привет, Метель! Как дела?

– Вашими заботами! – рассмеялась девчонка.

Похоже, внимание малолеток Маринке льстило. Потому что никто другой такого внимания не оказывал? Кажется, она влюблена в Весну, в Костика… А у того есть другая!

– Метель, что спеть?

– Леннон, друг мой! Дай гитару Саше…

Я пожал плечами, а почему бы и нет? Давно ведь не играл уже… Да и вообще, не надо играть в загадочность и считать себя выше других.

– Берите, маэстро! – с поклоном протянул гитару Виталик. – Что вы будете играть?

– Комические куплеты!

– Что‑о?

– Саша шутит, – присаживаясь рядом, рассмеялась Маринка.

Да‑а, судя по всему, это общение было ей очень нужно, и именно здесь, в старом заброшенном парке, в компании малолеток и вообще, черт‑те кого, она могла вести себя искренне, не манерничать, и быть самой собой.

– Может, «Кафе Лира»? – несмело предложил кто‑то…

– Кафе? – я улыбнулся, вспомнив ма‑аленькую пластиночку Тухманова. Всего две песни. Зато какие!

– Кафе, так кафе…

Я правда, боялся, что не вытяну… Голос‑то на пластинке был шикарный! Но… раз уж взялся за гуж…

«Кафе называлось как странная птица – 'Фламенго»,

Оно не хвалилось огнями, оно не шумело…'

Песня называлась «Памяти гитариста». Кому она посвящалась, Джими Хендриксу или Виктору Хара, я не знал, да, наверное, это было сейчас не так уж и важно.

Песня цепляла! Брала за шиворот и властно тащила за собой… а потом немножечко отпускала, падая в минорную грусть… И снова взрывалась!

'С таким…

торжеством…

Он бросал свои пальцы на струны!'

О, как все слушали! Девчонки даже прослезились…

Гроза‑тучка округлила глаза:

– Клева как! Ведь правда? Это Рождественского стихи, я знаю.

– Спасибо за песню, Саш… – встав, поблагодарила Метель. – Прогуляемся?

О! Оказывается, я ей тоже зачем‑то понадобился. Снова игра, интриги?

Мы медленно шли по старому парку. Шуршала под ногами опавшая листва, пахло старой травой, и бледно‑желтое стылое солнце мерцало квелыми отблесками давно ушедшего лета.

Нагнувшись, Марина взяла в руки кленовые листья, багряный и желтый. Улыбнулась:

– Спасибо за «Коломбину»! И в самом деле, еще ни у кого нет… Но, я не об этом.

Я отвел взгляд. Вот оно, начинается!

– Ты не мог бы составить мне компанию, – как‑то робко просила Метель. – Не думай, ничего такого. Обычный квартирник… Кстати, и Леннон туда напросился. Обещала, придется взять.

Я кивнул:

– Хорошо. И где на это раз?

– Хозяйку ты знаешь.