Текст книги "Курс на СССР. Трилогия - Тим Волков, Андрей Посняков (СИ)"

Автор книги: Андрей Посняков

Соавторы: Тим Волков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 48 страниц)

Глава 15

Седьмого мая я стоял на ступеньках больницы и улыбался выглянувшему из‑за туч солнышку. Профессор, как и обещал, дал мне выписку на полгода отсрочки, так что времени для разбора сложившейся ситуации у меня теперь было достаточно.

Правда, перед уходом мне не удалось навестить Николая, после операции к нему пока никого не пускали, а по коридору прохаживался неприметный молодой человек в сером костюме с очень цепким взглядом. Похоже, это Сидорин организовал пост наблюдения.

Понедельник рабочий день, но уже ощущалось приближение праздника. Повсюду развешивались транспаранты и флаги, яркие плакаты и афиши с расписанием места и времени проведения праздничных мероприятий. Я остановился на пешеходном переходе и оглянулся по сторонам. Лица людей сияли в предчувствии праздника, а радостные пенсионерки метались от магазина к магазину, скупая выброшенный к празднику дефицит.

Дома тишина, родители были на работе, понедельник же. Я заглянул в холодильник, там были кое‑какие продукты, но я решил пополнить запасы и пройтись по магазинам. Заодно и узнаю у словоохотливых старушек, что нового происходит в городе. Но сначала надо позвонить Сидорину, чтобы согласовать наши дальнейшие действия.

Трубку он взял сразу, после первого гудка, как будто ждал чьего‑то звонка.

– Сидорин, – строго по‑деловому сказал он.

– Воронцов, – в тон ему ответил я и невольно улыбнулся.

Вот уж правду говорят: «С кем поведёшься, от того и наберешься». Судя по дальнейшим скупым фразам я понял, что он находится в кабинете не один, похоже очень занят, в то же время не смог прервать мой звонок, считая всю информацию, получаемую от меня важной. И это было приятно. Я без лишних эмоций поставил его в известность, что выписался, получил отсрочку, готов к дальнейшим совместным действиям и намекнул, что есть разговор, о котором по телефону лучше не обсуждать. Но была одна тема, о которой я не мог не поговорить более подробно. Это всё, что касается безопасности отца, об угрозе его жизни после покушения на Колю.

– Вы же понимаете, что настоящий преступник на свободе, – решительно заявил я. – Весна здесь не при чем…

– Понимаю, – ответил Сидорин. – Но, если мы сейчас отпустим Веснина, это насторожит тех, кто причастен к событиям. Они активируются и предпримут более серьёзные попытки покушения.

– Но, пока они на свободе, ничто не может гарантировать безопасность, – настаивал я.

– Мы усилили охрану, – ответил Сидорин. – Думаю, они сейчас удовлетворяться тем, что уже сделано. На какое‑то время Хромов выведен из игры. Испытания системы отложены. Они затаились на какое‑то время.

– А Весна так и будет сидеть?

– Будет, – решительно заявил Сидорин. – К тому же есть за что посадить его на пятнадцать суток. Может из запоя выйдет, одумается. А за это время мы сможем прояснить ситуацию.

– Но вы же понимаете…

– Давай потом встретимся, поговорим, сейчас я занят, – сказал Сидорин и отсоединился.

Я скорчил самую досадливую мину, посмотрел на пищащую короткими гудками трубку и положил её на телефон. Ну что ж, дела подождут, как сказал ответственный человек, а я займусь чем‑то по хозяйству. Взял авоську и вышел во двор.

Несмотря на хорошую погоду, у подъезда не сидела привычная стайка старушек. Оно и понятно, днём у них находятся более важные дела: походить по магазинам, поликлиникам. А вот ближе к вечеру, когда люди начнут возвращаться с работы, тут же займут наблюдательные посты, чтобы внимательно осматривать кто что принёс, кто когда пришёл, кто в чем одет.

В магазинах я удачно затарился. Даже сгущенку купил и банку консервированных персиков. Думаю, мама из этого испечёт неплохой пирог. Хотя и просто так всё это вкусно.

Возле входа во двор стояла серая Волга. Я сначала не обратил внимания на неё, но водитель мигнул фарами и стало понятно, что он пытается привлечь моё внимание. Я подошел ближе и сквозь бликующее от солнца лобовое стекло заметил сидящего за рулём Сидорина. Он кивнул, приглашая сесть в машину.

– Ну, привет, болящий, – улыбнулся он, когда я с раздувшейся авоськой взгромоздился на пассажирском сидении. – Вижу, проголодался там на больничных харчах?

– Да нет, – ответил я, радуясь, что он не стал откладывать нашу встречу в долгий ящик. – Кормят хорошо. Да ещё родители притащили кучу всего. Это я так, к празднику прошелся. Пока есть возможность днём почти без очереди купить.

– «Почти без очереди»? – удивился Сидорин.

– Ну да, – ответил я. – Основной наплыв покупателей будет по окончании рабочего дня. А сейчас одни пенсионерки.

– Вполне резонно, – ответил Сидорин и замолчал, слегка постукивая пальцами по рулю.

– Но Вы же не за этим приехали, – сказал я, кивая на авоську.

– Да, – кивнул он. – Ты же понимаешь, насколько всё закрутилось.

– Конечно, – ответил я. – Я и так опасался, что может произойти что‑то страшное, но… когда увидел Колю, понял, насколько всё серьёзно.

– Сейчас главное не паниковать, – глядя вперёд сказал Сидорин. – Есть вероятность, что кто‑то из вышестоящих поддержит требование о немедленном испытании системы. У нас есть свой человек, который держит нас в курсе происходящего. Стало известно, что после покушения на Колю, некий чиновник активировал настойчивые требования о прекращении предоставленной отсрочки, в связи с бездействием изобретателя. Почему изобретатель прервал работу над усовершенствованием системы никто не уточнял. Просто решили, что он переоценил свои способности.

– Так получается, что этот, кто настаивает на немедленном испытании и есть сообщник диверсантов, – уточнил я.

– Я бы не спешил с выводами, – задумчиво ответил Сидорин. – Скорее всего враг действует чужими руками. Тем более, что этот самый настойчивый чиновник весьма посредственный как специалист, но очень активный карьерист. Просто решил выслужиться, получив очередную звездочку на погоны.

– Но ведь отец может продолжить работу над Колиным изобретением, – с надеждой спросил я. – Они же вместе работали…

– Да, – кивнул Сидорин. – Но лучше имя твоего отца не упоминать. Пусть он остаётся в тени.

– «Серый кардинал»? – ухмыльнулся я.

– Да, вроде того, – ответил Сидорин и я почувствовал в его голосе нотку удивления. Кстати, не удивляйся, Саша, если твои родители вдруг срочно уедут в санаторий. Далеко‑далеко на Юг. По профсоюзной путевке.

– По путевке… на Юг… – я несколько опешил.

– Ну, на самом деле, не на Юг, поближе… Но, на работе будут знать, что куда‑то на Юг. Скажем, в Дагомыс, в Сочи… – засмеялся Сидорин. – И ты, Александр, если вдруг кто спросит, должен говорить то же самое! Мол, предложили в профсоюзе путевку… отцу или матери, на двоих. В Сочи или в Дагомыс, ты точно не помнишь. Скажешь, еще и плечами пожми… А, главное, всех, кто интересуется, запомни.

– Понял! – я кивнул. – Андрей Олегович! А как же с Весной? С Весниным…

– С Весниным… – Сидорин вынул из кармана листок бумаги. – Вот повестка. Завтра с утра зайдешь в прокуратуру, дашь показания и свои соображения по поводу левой руки. Следователя зовут Светковский Артур Иннокентьевич, юрист второго класса, по‑нашему, старший лейтенант.

– Ага, – кивнул я, беря из его рук повестку.

– Он будет тебя ждать ровно в девять ноль‑ноль. Там же отметишь повестку, чтоб предоставить на работу…

– Понятно…

– Хорошо, что понятно, – Сидорин закашлялся. – Значит, будет понятно и другое… Пока мы не поймаем истинного убийцу, лучше, чтоб все думали на Веснина! Нет, посадить, мы его не посадим. Но пусть посидит. Помнишь, что говорил капитан Жеглов? Наказания без вины не бывает!

Я пришел домой, убрал продукты в холодильник и решил заскочить в редакцию, чтобы показать повестку и предупредить, что завтра задержусь. Хотя, к празднику я уже все равно ничего не успевал.

На улице похолодало. Я поддел под пиджак водолазку, взглянул в зеркало, причесался… и вздохнул. Вот ведь, как все оборачивается! С родителями, вроде б, и хорошо, да и Хромов под присмотром. Но, ведь шпионы не успокоятся, нет! Может, пришла пора рассказать всё, что я знаю о Метелкине?

Я понял, что, если бы был уверен, что после моей откровенности за Метелкиным установят слежку, уже давно бы обо всём рассказал.

А если после моего рассказа его арестуют?

Это может спровоцировать остролицего на более решительные действия. Тот вполне может почувствовать себя главным… или получит из Центра особые полномочия… И вполне может натворить бед! Вектор – гад опытный, но осторожный. Сокол же, судя по всему, склонен к силовым решениям и не боится лить кровь.

* * *

В редакции все обрадовались моему появлению. Было приятно, что никто не бросал на меня косые взгляды, а по идее было бы за что. Хоть и не по моей вине, но я выбыл из коллектива в самый напряженный момент, когда готовился к выпуску праздничный номер газеты. И, находясь в какой‑то внутренней суете, я не закончил ни одного материала из тех, что были запланированы под моим именем, а это значит, что вся нагрузка легла на их плечи.

Да, меня встретили даже с каким‑то особым воодушевлением, к тому же вместе со мной «в пыльно‑бумажный кабинет» ворвался аромат свежеиспеченных пышек. Да, перед тем, как войти в редакцию, я заскочил в пышечную и купил пару дюжин свежей выпечки.

Пока Серега ставил чайник, секретарша вытащила сверток с тем самым «аэрофлотовским» сахаром, что тоже вызвало радостные возгласы. Я тем временем решил заглянуть к главреду и сообщить о моих дальнейших планах.

Николай Семенович внимательно выслушал, усмехнулся и принялся утешать:

– Ничего, ничего, обследовали, значит вылечат! Ну и с «белым билетом» тоже жить можно. Войны‑то большой нет. Ну, а если начнется, всегда можно добровольцем пойти! Даже с «белым билетом»… Я, вон, и по здоровью не подходил, и по возрасту – год прибавил… Но, тогда время было другое… м‑да‑а…

С какой‑то затаенной печалью он посмотрел в окно, потом пригладил седенькую бородку и перевел взгляд на меня.

– Ну, что, Александр? – он вдруг озорно подмигнул. – Раз уж ты с нами, как насчет того, чтоб на празднике поработать? А то Плотников уже зашивается. Сам понимаешь, семья, ребенок. А он без выходных работал, весь твой материал на себя взял.

– Всегда готов! – улыбнулся я и отсалютовал по‑пионерски.

– Иного ответа и не ожидал, – улыбнулся главред. – Всё четко, по‑нашему, по‑пионерски… А из армии вернёшься, будешь «так точно» говорить.

Довольно потерев руки, он перешел на деловой тон:

– Значит, берешь диктофон, фотокамеру и делаешь репортаж. В темах тебя не ограничиваю. Постарайся охватить как можно больше: ветераны, демонстрация, смотр строя и песни… Ну, там сам сообразишь.

– Понятно, – коротко ответил я и вспомнил. – Да, завтра я задержусь, у меня вот, ещё одна повестка.

– Воронцов, ты просто нарасхват, – серьёзно сказал Николай Семенович, ознакомившись с текстом. – Незаменимый человек! Ну, бывай. Сегодня тогда всё подготовь и войди в курс дела.

* * *

В кабинете царила благодатная тишина, нарушаемая только хрустом сахара и тихим причмокиванием. Коллеги не стали терять время, ожидая пока я освобожусь, принялись за перекус. Я быстро притащил свою кружку, налил ароматный травяной чай и вытащил не успевшую остыть пышку.

– А начальника вы решили голодным оставить, – раздался глухой бас, и на пороге появился Николай Семенович.

Серега едва не подавился от неожиданности, а секретарша с перепугу схватила пакет с сахаром и сунула его в стол.

– Да что вы так перепугались, – удивился главред. – Я реально пришел чайку попить. От ваших пышек аромат по всей редакции стоит. В корректуре все едва слюной не давятся.

Он поставил на стол свою кружку и скомандовал:

– Мне послаще, – бросил взгляд на секретаршу и подмигнул. – Вытаскивай сахарок‑то, вытаскивай.

– Да я, Николай Семенович… – покраснела она, вытаскивая пакет на стол.

– Напоминаю, коллеги, – строго сказал главред, распаковывая голубую упаковку. – Пищевые продукты хранить только в герметичных банках. Не хватало нам тараканов и мышей развести. Ну что притихли? Быстро пьём чай и за работу. Сегодня работаем до упора. Пока весь материал не уйдёт в печать.

После того, как чаепитие закончилось и все с головой окунулись в работу, я вытащил из шкафа «Зенит» и проверил его. Обращаться с зеркалкой я уже научился, как и проявлять пленку, печатать фотографии. Штатной должности фотографа и лаборанта в редакции предусмотрено не было, так что всё делали сами.

– Серег, а где диктофон‑то? – спросил я, не обнаружив на полке наш компактный магнитофон «Легенда 404».

– Диктофон? – оторвавшись от бумаг, улыбнулся Плотников. – Так девчонки из техотдела взяли. Поздравление записывают Семенычу к Дню Победы! Он‑то у нас ветеран!

– Кстати, как с его пенсией? – вдруг вспомнил я. – Так и хотят отправить?

– Да пока, вроде бы, затишье, – Сергей махнул рукой. – А ты, значит, на репортаж?

– Ага, – кивнул я и улыбнулся. – Буду должок перед коллективом отрабатывать. Пленка, гляжу, на двести пятьдесят только?

Плотников выдвинул ящик стола, покопался и вытащил зелененькую коробочку с фотопленкой на шестьдесят пять единиц:

– На! Заряди нормальную.

– Благодарствую!

– Да не за шо… Пользуйся мое добротой. Да… – Плотников вдруг улыбнулся. – Хорошо, что ты уже вышел. А то шеф собирался меня на репортаж зарядить. А у меня, сам понимаешь жена, ребенок…

– Да ла‑адно! Уж поснимаю, не развалюсь.

* * *

Следователь прокуратуры Артур Иннокентьевич Светковский сидел за заваленным бумажными папками столом. Сбоку примостились пишущая машинка «Ятрань» и красный телефонный аппарат. Казалось, что добавить ещё пару папок на стол, и всё это рухнет на пол. Юрист второго класса, типа, старший лейтенант, оказался длинным и худым очкариком с тонкими злыми губами и надменным лицом. На нём был синий шевиотовый пиджак с зелеными петлицами, с двумя просветами, золотистым кантом и тремя маленькими звездочками в ряд.

– Ну‑с, молодой человек, и что вы хотели сообщить? – почмокав губами, осведомился следователь.

Я бросил выразительный взгляд на этот бумажный Монблан и удивился: он что, вызвал меня повесткой, а протокол вести не собирается? Даже бланк протокола в машинку не зарядил! Или он собирается записывать наш разговор шариковой ручкой? Впрочем, ему виднее.

Прочистив горло, я начал рассказывать о том, что считаю важным в деле покушения на Николая. Светковский снисходительно смотрел на меня, не делая никаких попыток что‑то записать. Может у него здесь диктофон установлен? Но никаких следов звукозаписывающей аппаратуры я не заметил.

Особо я акцентировал на том, что Веснин, задержанный по подозрению в совершении покушения, левша и, соответственно, не мог…

– А кто вам сказал, что Веснин левша? – покривив губы, лениво перебил следователь.

– Никто не сказал, – я пожал плечами. – Я сам видел, как он играл на гитаре. И гитара у него как у Пола Маккартни.

– А это какая‑то особая гитара? – лениво уточнил следователь.

– Да, – ответил я и вдруг понял, что он понятия не имеет кто такой Пол Маккартни. – У Пола гитара настроена под игру левой рукой. Струны перевешаны наоборот, и, когда он играет, гриф обращен в правую сторону.

– И что? – хмыкнул Светковский, глядя как бы сквозь меня.

– А то, что он зажимает струны правой рукой, а ритм отбивает левой, – настойчиво объяснял я.

– И почему это он «левша», если играет правой? – упорствовал следователь.

В какой‑то момент мне показалось, что он специально пытается вывести меня из себя этим деланым равнодушием, а потом меня осенило: он действительно понятия не имеет. Как играть на гитаре, кто такой Пол Маккартни, и как сложится судьба Веснина.

Он пытался уничтожить меня этим безразлично‑равнодушным взглядом, давая понять, что для него я не важный свидетель, а какая‑то надоедливая навозная муха!

Я глубоко вздохнул и собрал всю выдержку в кулак. Нельзя поддаваться на его провокацию. Он просто пытается сбить меня с толку, дать почувствовать всю бессмысленность моего присутствия здесь. Для него всё уже давно решено: есть задержанный, есть пострадавший, и приговор будет зависеть только от тяжести нанесенного вреда здоровью.

– Он левша, – уверенно сказал я. – Проконсультируйтесь со специалистами, они Вам объяснят…

По тому, как покраснело лицо казавшегося до этого равнодушным следователя, я понял, что зацепил его за живое.

– Это не имеет никакого значения, – сквозь зубы процедил он.

– Как это, «не имеет значения», – я встрепенулся. – Очень даже имеет. Получается, Веснин не мог нанести такой удар.

– Откуда вы знаете, какой там был удар? – блеснул очками Артур Иннокентьевич. – У меня еще, например, даже акта судебно‑медицинской экспертизы нет. Только к вечеру обещали. И, вот еще… Веснин вполне может одинаково хорошо владеть обеими руками! Знаете, есть такие личности?

– Да, – кивнул я. – Амбидекстры.

– Вот‑вот, именно, – обрадовался следователь и переложив одну из стопок бумажных папок на стул, положил перед собой лист бумаги. – Ну, что же, приступим к работе. Постараемся найти что‑то полезное в вашем сумбуре.

Взяв шариковую ручку, он принялся оформлять протокол допроса.

– Прочитайте и подпишите, – он протянул лист с неразборчивыми каракулями. – Все так?

Ну, в принципе, так. Только видно, что изложено не просто кратко, а для отписки. Я же журналист, я ж такие вещи вижу!

– Ну… так…

– Распишитесь вот здесь… а здесь напишите «с моих слов записано верно, мною прочитано». И тоже поставьте подпись.

Я склонился над листком, и тут дверь широко распахнулась.

Глава 16

Последние несколько дней я находился в состоянии крайнего напряжения, поэтому это внезапное распахивание двери за моей спиной вызвало у меня просто невероятный всплеск выброса адреналина. Я вздрогнул и уронил ручку на пол.

– Ну что вы так неосторожно, – прошипел Светковский, расплываясь в улыбке. – Надо нервы подлечить.

Я оглянулся и увидел в дверях удивительно милую блондиночку в синем форменном пиджачке и с одной звездочкой в петлице. Младший лейтенант… то есть, тьфу – младший юрист. Она замерла в проеме двери в позе, будто позирует перед фотографом на пляже, совершенно не заботясь о том, что следователь может быть занят.

– Артурчик, – не обращая на меня никакого внимания, блондиночка томно взмахнула ресницами.– У тебя бланков подписок о невыезде не осталось? А то дернулась в шкаф…

– Для вас, Алена Владимировна, все, что угодно! – самой масляной улыбкой следователь одарил коллегу и с видом мачо подошел к полкам. – Большой дефицит, Алёночка, но, для вас…

Он протянул ей один листик с таким видом, словно дарит ей бриллиантовое колье. Она расплылась в улыбке и присела в глубоком книксене. Мне это показалось каким‑то фарсом, а потом понял, что это просто обычная игра, прелюдия, к чему‑то более интимному. Я тихо кашлянул, обозначая своё присутствие. Если о нём вдруг забыли, но они не обратили на меня никакого внимания.

Я наклонился, поднял с пола ручку и подписал протокол.

– А, кстати, Аленочка, ты кого отпускать‑то собралась, – как бы невзначай поинтересовался Светковский. – Часом, не Мещерякова?

– Да хоть и его, – кокетливо стрельнула глазами Алёна Владимировна, поправляя выбившийся из прически локон.

– Ой, смотри, потом за ним набегаешься! – Артур Иннокентьевич покачал головой.– Лучше б арестовала, чтоб под рукой был.

– Ой, возиться не охота, – честно призналась Аленочка. – Тем более, сегодня короткий день. Там в шестом кабинете уже стол накрыли.

– Вот! – следователь поднял вверх указательный палец и подмигнул. – Так, может быть, Алена Владимирова, мы с вами потом в какое‑нибудь кино? Военных картин сейчас много показывают…

– Ой, не хочу военное! – капризно отозвалась Аленочка.– Хочу про любовь.

– Так, «Танцор Диско» еще где‑то идет, – он продолжил искушать блондиночку.

– «Танцор Диско» я уже три раза видела, – капризно заявила она.

Я понял, что она не хочет ему отказывать, просто набивает себе цену. Тут, главное не перестараться, а она, в силу своей молодости, ещё не имеет достаточного опыта в соблазнении, рискует остаться без кино. Я решил ей подыграть.

– В «Ударник» сходите, – посоветовал я и был удостоен удивленного взгляда, типа «а это ещё кто?» – Там «Не могу сказать прощай» идет. Наша отечественная мелодрама. Говорят, слезливая.

Работники прокуратуры переглянулись и ошарашено уставились на меня.

– Где, говорите, идет? – Алена Владимировна склонила голову набок. – В «Ударнике»?

– Да, да, там, – подтвердил я. – Хорошее кино. У нас девчонки из редакции по три раза бегали!

– Из какой редакции? – насторожился Светковский.

– Ну, где я работаю, – пояснил я, с удовольствием замечая, как начинает меняться выражение лица следователя. – Редакция газеты «Заря».

– А вы кем там работаете, – так же осторожно поинтересовался он. – Курьером?

– Я журналист, – скромно ответил я, доставая удостоверение. – Александр Воронцов?

– Да, – ответил я и кивнул на протокол. – Вон, у Вас же написано…

– Воронцов? – Аленочка всплеснула руками. – Тот самый? Вот! Слышал, Артурчик? Туда и пойдем. А пока – чао! Да, за «подписку» глубокое вам мерси!

Красотка‑блондинка ушла, и юрист второго класса, стараясь не смотреть на меня вновь уселся за стол.

– Расписались? Ну, можете быть свободны…

– Тут вроде бы отметить надо, – я протянул ему повестку.

– А! – вспомнил следователь. – Да, да… Повестка! Сейчас… Он быстро расписался и поставил штампик. Кстати, не для протокола. Веснин вам кем приходится? Родственник, друг?

– Ни то, ни другое, – коротко отозвался я и ухмыльнулся.

Скользкий тип этот Святковский. «Не для протокола». Как будто он записал что‑то важное в этот так называемый протокол. Большую часть информации просто пропустил. Интересно, а если бы он сразу узнал, что я из редакции, тоже так вёл бы себя, или более внимательно отнёсся к моим словам?

– А! – Артур Иннокентьевич хлопнул себя по лбу и криво улыбнулся. – Я и забыл, кто вас прислал… Они и за Веснина хлопочут. Но, сейчас не тридцать седьмой год, знаете ли! Во главе угла наша, социалистическая, законность!

Я вышел из здания прокуратуры несколько озадаченным. Ясно было, что Светковский настоящего убийцу искать не собирается. Впрочем, конкретные сыскные действия – не его дело, на то опера имеются. Но, следователь должен их контролировать: давать указания, требовать уточнения неоднозначных моментов. Будет ли это делать Светковский? Что‑то я сомневаюсь. Судя по всему, это невероятный жлоб. Взять хотя бы то, что он дал коллеге всего один бланк. Это же не бланки строгой отчетности, мог бы и поделиться.

Итак, получается, что поиском преступника мне надо заняться самому. У Сидорина ведь тоже всяких дел много. А я всё‑таки в прошлой своей жизни был криминальным журналистом, что такое личный сыск, знаю не понаслышке.

Я посмотрел на часы. Редактор отпустил меня до обеда, так что сейчас у меня ещё есть в запасе пара часов, чтобы практически по свежим следам пройтись по местам, где случилось происшествие.

Колю нашли неподалеку от областной больницы, в квартале от парикмахерского салона «Метелица». Понятно, решил зайти за Маринкой. И где‑то там неподалёку ошивался Весна.

Хорошо, что это оживленный городской квартал, весьма многолюдный, особенно с наступлением тепла. А это был майский теплый вечер. Хоть солнце уже село, но здесь много фонарей, так что было достаточно светло. Шатающегося по улицам вдрызг пьяного Весну, видели многие прохожие. Наверняка он к кому‑то приставал, возможно даже к тому же Коле. Бдительные граждане и сообщили милиции о непотребном поведении пьяного парня, когда обнаружили раненого Колю, и показали куда ушел Весна.

Так, может, и, кроме Весны, видели кого‑то еще? По идее, убийца должен был быть где‑то рядом с Колей и пьяным Весниным. Возможно был свидетелем их стычки, а может и сам спровоцировал её. Надо уточнить у свидетелей не только об участниках инцидента, а, возможно о том, кто был неподалеку, возможно пытался как‑то вмешаться вход конфликта. Возможно именно этот «случайный прохожий» и увел Весну куда‑то в сторону, потом вернулся, дождался удобного момента и напал на Колю. Потом подбросил нож и измазал Весну кровью жертвы.

Да, именно убийца должен был подбросить нож… Стоп! А кровь? Сидорин сказал, что Весна был весь в крови! Насколько я помню. У Коли не было сильного кровотечения, хотя куртка была пропитана кровью. Но чтобы измазать Весну, убийце понадобилось бы много крови. Ее, что же, убийца принес собой заранее? Прямо так, в банке и принес? Хм… как‑то не очень удобно. А если это была полиэтиленовая емкость? Впрочем, зачем? Куда легче смочить Колиной кровью, скажем… носовой платок, а потом измазать Весну. Но на платке столько крови не принесёшь.

Пожалуй, это наиболее загадочная часть расследования. Даже если бы Весна был тем самым убийцей, то не измазался бы до такой степени в крови. Ведь удар был нанесен сквозь куртку, кровь если и брызнула, то не фонтаном, и не попала бы на одежду Весны. В крайнем случае, у него были бы измазаны руки, которыми он мог бы потом измазать одежду. Но Сидорин сказал, что Весна был весь в крови. Ну не обнимался же он с Колей специально?

И ещё получается, что убийца точно знал, что Коля ходит в салон «Метелица», и что там же постоянно ошивается Весна. Возможно он видел неоднократные ссоры Весны и с Маринкой, и с Колей. Возможно, Маринка попросила Колю встречать её после работы, чтобы оградить от надоедливого бывшего.

Возможно, убийца даже пил с Весной, и возможно неоднократно. Надо будет узнать, не появился ли у того новый друг‑собутыльник, хотя, судя по тому, в каком состоянии находился музыкант в последнее время, добиться чего‑то разумного от него не получится.

Думай, Саня, думай!

Я сел в троллейбус, который проходил мимо парикмахерского салона. Этим же маршрутом мы не так давно ехали с Колей, шутили, смеялись, а потом… А потом он зашел подстричься и увидел Маринку. С этого всё и началось.

Значит, скорее всего, алгоритм такой. Убийца следил за Колей, потом увидел стычку с Весной. Думаю, он действовал не спонтанно, а тщательно разработал операцию! Выследил Хромова, спровоцировал ссору с ошивающимся неподалеку Весной. Выждал удачный момент и ударил Колю ножом. Потом подкинул нож и вымазал допившегося до бесчувствия Веснина кровью. Хотя, если вспомнить, что Сокол вообще то импульсивный парень, а здесь был холодный расчёт… Стоит задуматься и не принимать однозначных решений. Надо поискать ещё возможную версию развития событий. Если брать тщательный расчёт, то на это способен только один – Метелкин. Но как‑то не представляю его с ножом в руках. Для подобных действий он слишком осторожный.

Я увидел в окно троллейбуса вывеску «Метелица». Пора выходить. Зашипели двери, и я выпрыгнул на улицу и осмотрелся по сторонам. Так. Что тут у нас рядом? Прокат, багетная мастерская, ювелирка… это все не то, не то… А вот магазин «Продукты». Это, возможно, то, что надо. Сейчас начало двенадцатого, самое пенсионерское время! Наверняка, бабули до сих пор судачат о столь кровавом происшествии. НЕ каждый же день в их тихом районе убивают человека. О чем еще там и говорить‑то?

Войдя в магазин, я пристроился в очередь, состоявшую почти из одних старушек. По сложившейся советской традиции я начал с первого вопроса, который задают люди, увидев очередь:

– Кто крайний? – и только после этого поинтересовался. – Что дают, гражданочки?

– О, молоденький какой, а что не на работе, – тут же поинтересовалась законопослушная старушка, бдительно прищурив глаза.

– Да что привязалась, не видишь, что ли? – тут же вмешалась другая не менее словоохотливая старушка и обратилась ко мне. – Поди, студент? Сыр «Пошехонский» ждем! И «докторскую» обещали выкинуть. Говорят, сколько хочешь, бери!

– Но все на тридцать копеек дороже, – подключилась ещё одна бабулька интеллигентного вида. – Тридцать копеек тоже деньги, Ивановна,

– Зато не как раньше, по полпалки в одни руки, – ответила ей вторая, которую назвали Ивановной. – Теперь бери сколько хошь. Ой, бабоньки, никак, коммунизм наступил!

– При коммунизме‑то, Ивановна, все забесплатно обещали, – возразила интеллигентка.

Я не стал вмешиваться в их перепалку, потому что представлял во что сейчас выльется этот спор о коммунизме. Просто немного покивал в знак согласия и, дождавшись подходящего случая, задал вопрос на совершенно другую тему:

– А правду говорят, что у вас тут убийство было?

На какое‑то мгновение повисла тишина, а потом словно прорвало плотину. Заголосила вся очередь. Еще бы, тема‑то была в тренде.

– Мужичка одного ножиком пырнули да ограбили!

– Ужас какой! – я сделал круглые глаза. – А кто пырнул?

– Да какой‑то алкаш, – махнула старушка в беретке.

– Его сразу в милицию и забрали. В кровище весь, и с ножом…

– О‑от с такой финкой, – подключилась Ивановна и широко развела руками, таким жестом обычно рыбаки, хвастаясь, показывают размер выловленной рыбины.

По её словам выходило, что это не нож, а какой‑то турецкий ятаган! Вот уж точно как в поговорке «врёт, как свидетель».

– А что, кровища только на том пьянице была? – осторожно спросил я.

– На ём, милок, ох, на ём, – закивала одна из собеседниц.

– А может у него сообщник был? – намекнул я. – Гуртом грабить то сподручнее!

Брошенный мною мяч неожиданно попал в цель! Впрочем, не так уж и неожиданно…

– А ведь был ещё один кровавец, милок, – пробилась ко мне небольшого росточка бабуля в модном болоньевом плащике и светло‑зеленой шляпке. – Я сама видела! Даже говорила…

– Говорили⁈ – удивился я. – И не испугались?

– Так я же не знала, что он убийца. – пожала плечами старушка. – Смотрю, идет мужчина к остановке, оглядывает себя. Меня увидал и тряпицу приложил к носу. И так, прошамкал, мол, кровь носом пошла – видать, давление. А я ему, может, «скорую»? Он отказался. Сказал, лучше на лавочке посидит, на остановке. Оно и пройдет. Я пошла себе, да оглянулась – мало ли? Фонари‑то там яркие! Как еще автобус подошел, шестнадцатый номер, в Калиновку. У меня в Калиновке сватья живет, вот я номер‑то и запомнила. Так бедолага тот так шустренько в автобус прыгнул и уехал. Я еще обрадовалась, видать, отпустило болезного. Ишь, как распрыгался, не каждый здоровый так.

– Тетушка! – выслушав, взмолился я. – А как он выглядел‑то, этот болезный? В чем одет был? Уж больно на дядюшку моего похож. У того тоже от давления кровь носом идёт. Такой маленький, толстенький, с носом картошкой?

– Ой, носа я не видела, – огорчилась старушка. – Он закрылся платком. А вот роста не маленького, с тебя, наверное. В плащике, в шляпе. А крови на платке много было, она ещё на плащ накапала и рукав правый прямо по краю извазюкал. Теперь отстирывать замается. От ведь, бедолага.

Платок в крови, следы на плаще и правом рукаве. Это косвенно указывает на возможного убийцу. Нужно поскорее сообщить Сидорину приметы, хотя их крайне мало. Но уже сам факт присутствия второго подозреваемого может помочь следствию. Возможно его коллеги опросят персонал работающих магазинов. Я не стал заходить к ним с такими вопросами, чтобы заранее не насторожить людей. Пусть этим занимаются персоналы. А у меня сейчас нет времени. Надо спешить в редакцию.