Текст книги "Курс на СССР. Трилогия - Тим Волков, Андрей Посняков (СИ)"

Автор книги: Андрей Посняков

Соавторы: Тим Волков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 48 страниц)

Глава 5

Небо хмурилось, тучи сгущались, окрашивая город в сизые холодные тона. Я шёл, не разбирая дороги, сжимая в руке записку.

«Глупая, ревнивая девчонка, – думал я с какой‑то маниакальной нежностью. – До чертиков ревнивая.»

И ведь было уже такое однажды. И ее гордая, холодная обида, и демонстративное исчезновение. И это стоило мне немалых нервов. Дежа вю. Наверное, эта размолвка закончится столь же жарким примирением. Хотя, если такое и дальше будет продолжаться, стоит подумать, нужен ли мне такой геморрой. Это пока я молодой, всё ограничивается щемлением в груди. А будь я постарше, без инфаркта не обошлось бы. В другое время я бы, наверное, принял бы ближе к сердцу эту очередную «девичью драму», но сейчас мне было не до того.

Сейчас слишком многое зависит от моих дальнейших действий. Мне нужно спасти не только отца и его изобретение. На кону шанс переломить ход истории, продлить будущее для этой огромной, неуклюжей, но все еще живой страны.

Вокруг сплошные угрозы от шпионов с «Парабеллумами», высокопоставленных предателей, технологических диверсантов. Я балансирую на острие бритвы, где каждый неверный шаг может стоить жизни. И именно в этот момент она выбивает у меня почву из‑под ног.

Самое удивительное, я совсем не злился на Марину, ставшую причиной нашей размолвки. Метель, если разобраться, тут не при чем. Просто она зашла в тупик, и так получилось, что именно мне она доверилась. Где‑то в глубине сознания она почувствовала во мне своего спасителя. Возможно, так оно и есть, хотя, тут можно и поспорить. Наверное, если бы она не была дочерью Метелкина, мне было бы проще держать с ней нейтралитет. А так, Марина – это всего лишь шанс в любое время выйти с ним на контакт. Хотя, кого я хочу обмануть. Марина сама по себе неординарная личность, которую хочется сделать союзником в борьбе за будущее.

Я скомкал записку и бросил её в урну. «Прости, Наташка, но сейчас мне реально не до выяснения отношений. Я тебя люблю, но это потом. Когда всё остальное закончится.»

За спиной раздался скрип тормозов, и я почувствовал, что это Волга. И что это за мной. Но вот какая, бордовая или серая? Я оглянулся и вздохнул с облегчением.

«Серая».

Сидорин опустил окно и махнул рукой «садись». Без лишних слов я сел на пассажирское сидение рядом с ним, и машина с тихим ворчанием отъехала от обочины.

– Ну что, постигаешь прелести одинокого променада? – улыбнулся Сидорин и бросил на меня короткий взгляд, постукивая пальцами по рулю.

– Вроде того, – уклончиво буркнул я, старая поскорее избавиться от романтических мыслей о Наташе.

– Догадываешься зачем я здесь?

Я кивнул.

– Есть вопросы?

– Есть, – начал он без лишних слов. – Расскажи‑ка мне, пожалуйста, почему это наш местный журналист Александр Воронцов сломя голову носился по городу с отцом‑изобретателем и его юным гением, и натолкнулся на явку шпионов? Случайное совпадение?

– Я же уже рассказывал…

– Мне нужны подробности, –жестко потребовал он и припарковался в тихом месте. – Начни с самого начала. Не для протокола, конечно.

Я тяжело вздохнул и всё ему рассказал. О странном сигнале, возникшем в телефоне во время испытания, о том, как мы решили отправиться на охоту за «призраком», совершенно не подозревая, чем всё закончится, о самодельном пеленгаторе на заднем сиденье «Москвича», о наших поисках по городу. Рассказал про старушку‑хозяйку, про её квартиранта, «инженера‑связиста», который постоянно находился в командировках.

Рассказал только факты. Информацию о Метелкине я не стал озвучивать, хотя теперь практически на сто процентов уверен, что он как‑то с этим связан.

– И самое странное, – я сделал паузу, встречая его взгляд. – Там, в книжке, была фотография. Тот самый тип, который за отцом моим шел. Тот, кого вы… ликвидировали. И ещё один мужчина, помоложе. Рядом.

Сидорин медленно выдохнул, его лицо стало каменным. Он достал пачку «Беломора», но курить не стал, просто теребил её в пальцах.

– М‑да, ситуёвина конечно… – он не договорил, но на языке явно было что‑то ругательное. – Наши люди сейчас следят за той квартирой, но… – он глубоко вздохнул. – Есть все опасения, что ждать мы можем очень долго. Вы ничего не трогали?

– Ничего, – заверил его я. – Мы ушли, как только всё поняли. Я сразу позвонил вам.

Он кивнул, его взгляд слегка смягчился.

– Правильно сделал. Чертовски рискованно было лезть туда, понимаешь? Могли и на ловушку нарваться. Надо было нам заранее сообщить.

– Так кто же знал, что мы на такое нарвемся? – удивился я. – Мы же думали, это какой‑то бытовой прибор фонит. Холодильник там, или телевизор. Просто отцу и Коле, как изобретателям, было интересно выявить причину постороннего шума. Ведь, даже если он находится вне диапазона слышимости, то всё равно вредит здоровью людей, находящихся неподалёку. Вот и хотели выяснить, что это и насколько распространяется вредный звуковой сигнал.

– Вот к чему приводит простое человеческое любопытство, – сказал Сидорин.

– Это не простое любопытство, – возразил я. – Им было очень важно узнать причину возникновения сигнала, чтобы устранить её в схемах сборки в промышленном масштабе. Понимаете, такие технологические шумы могут резонировать, накладываясь на подобные и вызвать катастрофу.

Сидорин удивленно уставился на меня, не веря ни единому моему слову. Да я и сам бы не поверил, если бы не ставшая в будущем доступной информация о взрыве термоядерной «Царь‑бомбы» 30 октября 1961 года на Новой Земле, вызвавшем сейсмические волны и атмосферное давление, которые были зафиксированы в разных частях света, трижды обогнув земной шар. Но я не стал говорить об этом, чтобы не объяснять, откуда мне известна секретная информация из военного архива.

– Возможно, – согласился он. – Работа проделана отличная, но теперь это наше дело.

– Естественно, – кивнул я.

Мне почему‑то захотелось рассказать про Метелкина, ведь он был ключевой фигурой во всем этом деле. Но я благоразумно промолчал. Потому что надо было аргументировать начало слежки на ним и причины, по которым я, заподозрив Метелкина в шпионаже, сразу не сообщил в соответствующие органы. И почему скрываю фотографии, пытаюсь шантажировать его.

Сидорин не тот человек, что удовлетворится недомолвками и намеками. Он потянет за ниточки и мне придётся признаться, что я прибыл из будущего, чтобы спасти СССР, который находится на грани гибели. И чем это закончится? Прощай мама, папа, Наташа и дорогая редакция, всё то, к чему я так стремился.

– И, Александр… – Сидорин снова посмотрел на меня, и в его глазах читалось нечто похожее на признание. – Чтобы в дальнейшем не пришлось разгребать последствия, твои, или ещё чьи‑то там, позвони, прежде чем устраивать самодеятельные экспедиции. Для этого я тебе и дал свой номер.

Он сказал это без упрёка, просто, как констатацию факта. Как старший товарищ, указывающий на ошибку, которую больше повторять нельзя.

– Я понял, Андрей Олегович.

Сидорин завел машину и мы, выехав на проспект Гоголя медленно влились в поток машин.

– Ты домой?

– Домой.

– Подвезу, – он свернул на Ленина и присмотрелся к странной парочке, оживленно о чем‑то беседующей у магазина «Рыба». – А это там… Хромов что ли?

Я пригляделся. Да, она самый, Коля Хромов. Стоит с какой‑то женщиной, о чем‑то общается. Постой… Так ведь эта та же самая хозяйка квартиры, что сдает комнату шпиону! Вот так встреча! Похоже, парень попал в неприятную ситуацию. Он оглядывался по сторонам, а она наседала на него, о чем‑то оживленно рассуждая.

– По‑моему нам надо вмешаться, – холодно сказал Сидорин и припарковался у обочины. – Пойдём, посмотрим, что там.

– А, милок, и ты здесь! – обрадовалась старушка, увидев меня. – Что же вы не заходите? Вы же красненькую обещали!

Не забыла все‑таки про телефон, который так хотела получить. Вот и наседает на Колю, увидев знакомое лицо на улице.

– Обещали, сделаем, – сказал Коля и быстро бросился к машине, оставив нас на растерзание общительной собеседнице.

Сидорин приглядывался к бабушке – ее лицо ему показалось знакомым, но видимо все никак не мог ее вспомнить.

– Подвезем Колю? – отвлекая его, произнес я.

– Отвезем, – кивнул Сидорин.

Мы, наскоро откланявшись, быстро погрузились в Волгу, и Сидорин резко нажал на газ.

– Кто это? – спросил Сидорин, посматривая на старушку в зеркало заднего вида.

– Да так, старая знакомая, – соврал Коля.

Видимо тоже понял, что не стоит сейчас говорить сотруднику КГБ о том, что беседовал с тем, кто сдает комнату шпиону, дабы избежать долгих расспросов, объяснительных, и протоколов.

– Ну, то, что «старая» это понятно, – хохотнул Сидорин. – Но я и не предполагал, что у тебя есть такие знакомые.

– Так мы же, – начал Коля откровенничать, но я толкнул его в бок, и он быстро сориентировался. – Так мы же, это… в очереди познакомились. Я ей помог картошку до дома дотащить.

– А что за «красненькую» ты ей обещал?

– Так это… свеклу, – нашелся Коля. – Она хотела борщ сварить, и нас угостить.

* * *

Воскресное утро вполне соответствовало моему внутреннему настроению. Мерзко, сыро, слякотно без всякой надежды на проблеск чего‑то светлого. Тягучая, напряженная субстанция, похожая на смолу, заполняла разум, отключая его от способности мыслить.

Я встал с кровати и босыми ногами по холодному полу потопал в ванную. Появилась мысль, принять холодный душ, но что‑то остановило меня от этого безумного поступка. Наскоро умывшись и почистив зубы, я вернулся в свою комнату и, дрожа от холода, принялся одеваться. Мама ещё вчера уехала на дачу к подруге, чтобы помочь той высадить семена на рассаду. Так что о завтраке придётся позаботиться самому.

Я открыл дверь на кухню и ощутил густой аромат, сладковато‑горький от пайки и перегретого металла. На столе, вместо завтрака, громоздились магнитофон «Электроника», осциллограф и куча приборов, соединённых проводами. Коля, склонившись над блокнотом, лежащем у него на коленях, что‑то черкал карандашом, пытаясь найти закономерность в результатах исследования. Отец продолжал следить за показаниями приборов, записывая контрольные замеры на вырванном из тетради листке. Множество смятых листков с перечеркнутыми крест‑накрест записями валялись на полу.

– Не может быть, чтобы это была просто случайность! – бубнил отец, не обращая внимание на моё присутствие.

Он снова запустил запись. Из динамика полилось ненавистное, монотонное: «ти‑ти‑та‑та‑ти‑та‑та‑та…» Похоже они так и не расходились со вчерашнего дня.

– Слишком правильный ритм, – он сделал многозначительную паузу. – Это код. Должен быть код! К тому же мы сами видели откуда шел сигнал.

– Согласен, Матвей Андреевич, – Коля, бледный и не выспавшийся, впился взглядом в зелёный глаз осциллографа. – Но все стандартные шифры не подходят. Может, это числа? Координаты?

Я пробрался к плите, поставил на огонь чайник, достал сыр, масло, колбасу, хлеб и сделал бутерброды. Когда чайник закипел, заварил крепкий чай, достал стаканы с подстаканниками, сахарницу и молча поставил всё это на поднос. На какой‑то миг узники крепости разума вернулись в реал, практически на автомате съели по паре бутербродов, выпили чай и снова погрузились в решение головоломки вселенского масштаба. Я плюхнулся на табурет в углу, обхватил голову руками, пытаясь вытеснить из головы всю лирику межличностных отношений. Образ Наташи, преследующий меня всю ночь постепенно отошёл на второй план, а потом, когда мой блуждающий и несфокусированный взгляд уперся в стрелку вольтметра и вовсе исчез.

Она ритмично дёргалась в такт сигналу. Короткий импульс – маленький скачок. Длинный – стрелка замирала подольше. Это монотонное подёргивание показалось мне не случайным. Я смотрел отрешенным взглядом, пытаясь вспомнить что‑то важное, и в ушах вдруг отозвалось эхо из другого времени… Противный, скрежещущий звук из колонок старого компьютера…

…пшшш‑кшшш‑диии‑кшшш…

Старый, допотопный модем и его уже классическое шипение при подсоединении к сети.

Я моргнул, отгоняя наваждение. Но оно не уходило, а, наоборот, набирало силу. Стрелка вольтметра… цифровой шум… попытка соединения… Другой мир, другие технологии, но принцип… Принцип‑то один! Передача данных. Нули и единицы, выраженные не цифрами, а звуком, его длительностью и тоном.

Сердце вдруг ёкнуло и забилось с новой силой. Я поднял голову и посмотрел на отца и Колю, увлеченных своим спором.

«Диал‑ап модем… – пронеслось в голове. – Самый древний, на 56К. Он так же орал в пустоту, договариваясь с миром. RTTY… радиотелетайп… Да это же одно и то же!»

Я понимал, что не могу выложить им всю правду. Не могу сказать: «Да бросьте, это же как в девяностых!». Но я мог подтолкнуть. Осторожно, как сапёр на минном поле.

– Пап… Коля… – мой голос прозвучал хрипло. Я прокашлялся. Они обернулись, на лицах – усталое ожидание.

– А что если… – я медленно подошёл к столу и ткнул пальцем в осциллограф, – вы ищете не там? И всё не так сложно…

– Не так сложно? – нахмурился отец. – Саш, уровень аппаратуры говорит…

– Не в аппаратуре дело, – перебил я. – В идее. Вы исходите из того, что это шифр. Что его нужно взломать. А что если это… не шифр вовсе?

Коля смотрел на меня с недоумением.

– Как это не шифр? Тогда что?

– А что если это просто… текст? – выдохнул я, чувствуя, как по спине бегут мурашки. – Обычные буквы. Или цифры. Просто переданные… другим способом. Не как в Морзе, а… – я запнулся, подбирая безопасные слова, – как в телетайпе. Где есть не точка и тире, а, условно, высокий тон и низкий. Или, как тут, короткий импульс и длинный. И каждая такая «штука» – это не код, а просто один символ. Буква «А». Или цифра «пять».

В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов и шипением ленты. Отец и Коля переглянулись. В глазах Коли мелькнула искра ещё не понимания, но живого, технического интереса.

– Ты хочешь сказать, – медленно начал отец, снимая очки, – что мы пытаемся прочитать зашифрованное письмо, а оно… не зашифровано? Оно просто написано на «языке импульсов»?

– Да! – воодушевился я, видя, что мысль пошла в нужном направлении. – Представьте, есть азбука, где вместо букв вот эти «ти‑ти‑та‑та». И кто‑то просто набирает на такой «машинке» сообщение и шлёт в эфир. Никакого сложного шифра. Просто другой алфавит. Примитивный, но чертовски эффективный.

Коля вдруг резко вскочил, сгребая со стола бумагу и карандаш.

– Матвей Андреевич! А он может быть прав! Мы же не проверяли гипотезу простого замещения! – он уже чертил таблицу. – Смотрите: короткий импульс – возьмем все тот же условный «ноль», длинный – «единица». Нам нужно просто составить «азбуку», сопоставив последовательности символам!

Отец, не говоря ни слова, снова запустил запись. Но теперь он слушал её иначе. Его взгляд был прикован к листу в руках у Колю, который уже разбивал запись на группы.

Несколько минут прошло в напряженном молчании. Коля пристально смотрел на датчики и фиксировал высоту тонов. Потом, наконец, выдохнул, произнес:

– Кажется… получилось. Вот, смотрите.

На испещренном листке рядом с причудливыми комбинациями «точек» и «тире» нашего сигнала стояли буквы кириллицы. Последовательность была короткой, обрывистой.

– Расшифровал? – с надеждой спросил отец.

– Ага! – удивленно кивнул Коля. – Всё оказалось проще, чем мы думали! Смотрите, – он повернул к нам блокнот. – В самом начале передачи, до основного сообщения, идёт калибровочный сигнал – повторяющаяся последовательность «один‑ноль‑один‑один». Я предположил, что это эталон, своего рода «азбучный истинный нуль» их алфавита. Я принял эту комбинацию за базовую единицу, за основу отсчёта. Дальше всё пошло как по маслу – мы просто сопоставляли другие уникальные последовательности импульсов с их относительной длительностью относительно этого калибровочного сигнала. Получилась простая таблица замещения, где каждая новая комбинация – это буква.

– Так просто? – не сдержался я.

– Ничего себе «просто»! – усмехнулся отец.

– Просто Коля, – начал я оправдываться, но отец только рукой махнул.

– Согласен, Коля говорит так, будто пустяковое дело, но…

– Вся их безопасность строилась на незнании самого принципа кодировки, – пояснил Коля. – Как только мы догадались, что калибровочный сигнал – это и есть ключ, всё встало на свои места. Они просто передавали открытый текст, но записанный в своей собственной, примитивной шифровкой. Гениально… и на удивление самонадеянно.

– Читай, – тихо сказал отец, его лицо было напряжено. – Что там получилось?

Коля откашлялся и медленно, по слогам, прочитал:

– «ФЕНИКС МЁРТВ. РАБОТАЕТ СОКОЛ. КОНТАКТ С ВЕКТОРОМ СОХРАНЁН. ПЕРЕЕЗД. ОПАСНОСТЬ. ЖДУ ПРИКАЗА К НАЧАЛУ АКТИВНЫХ ДЕЙСТВИЙ. СОКОЛ.»

Глава 6

Гробовая тишина, нарушалась лишь тиканьем часов. Мы сидели на кухне уставившись на текст, написанный слегка корявым Колиным почерком на листке, вырванном из обычной школьной тетрадки, не в силах осознать реальность произошедшего. «Феникс», «Сокол», «Вектор» – это были просто кодовые слова, но за ними скрывались далеко не абстрактные фигуры участников опасной игры.

Таинственный пазл сложился с леденящей душу точностью. Мне всё стало предельно ясно. Но стоит ли посвящать в это отца и Колю? Может, будет безопаснее для них пока не быть посвященными в эти шпионские игры? Хотя… Нет. Надо сначала посоветоваться с Сидориным, но прежде разобраться «ху из ху». Я взял блокнот из рук отца и

«Феникс мёртв», прочитал я. Судя по всему это тот, из парка, что встречался с Метелкиным, и которого в последствии, застрелил Сидорин, защищая моего отца. Но это имя убийцу не спасло. Ирония в том, что Феникс‑шпион не возродится из пепла. Его больше нет. Я ухмыльнулся и начал дальше выстраивать цепочку.

«Работает Сокол». Похоже, это тот молодой парень с фотографии, с острыми чертами лица и самоуверенной улыбкой. Похоже, он был связистом при Фениксе. Тут вопрос: была ли заранее согласована с резентурой замена зоны ответственности, или он самостоятельно возложил на себя эту роль? Кем он в конце концов станет? Очередным шпионом, или так же останется связным при ком‑то другом? И как расценят в резентуре его самоуправство «Работает Сокол»? Вдруг, это будет признано нарушением субординации и его попросту отзовут (или устранят за ненадобностью)? Нельзя спускать с Сокола глаз. Но, для начала, его надо разыскать.

Самая значимая фигура в этой истории – «Вектор». Здесь нельзя ошибиться. Хотя, на первый взгляд, всё предельно ясно. Я сглотнул, чувствуя, как по спине побежали мурашки. Итак, что такое «Вектор»? Направление. Указатель пути. Идеальное имя для агента, который не лезет в грязь сам, но указывает цели, даёт информацию, открывает двери. Кто, как не он? Кто, как не Виктор Сергеевич Метелкин? Высокопоставленный чиновник с доступом к секретным материалам, со связями, с возможностями. «Вектор» – это же почти прямое указание на его имя – Виктор. Они даже не стали особо мудрить. Наглость и самоуверенность, граничащая с безумием. «Контакт с Вектором сохранён». Значит, Сокол рано или поздно попытается выйти с ним на связь.

«Переезд. Опасность». Кажется, он насторожился, или просто набивает себе цену, как это обычно происходит с неопытными и амбициозными молодыми людьми. Мол: что бы ни было, я продолжаю вести борьбу… И эта фраза «жду приказа к началу активных действий» с одной стороны успокаивает, что он не начнёт проявлять инициативу без прямых инструкций руководства, с другой стороны, вдруг он решит, что именно проявив самостоятельность и закончив дело погибшего Феникса получит одобрение и «повышение по службе».

И что это за «активные действия»? Диверсия? Убийство? Похищение?

Без Сидорина тут невозможно разобраться. Надо срочно с ним связаться.

Отец и Коля с недоумением обсуждали, что означает этот текст. Что это за «активные действия» и кто куда должен «переехать». Выросшие в СССР, воспитанные на идеологии всеобщего равенства и братства, уверенные, что весь мир с готов строить с нами коммунизм, они не в состоянии оценить нависшую реальную угрозу. И не только над ними. И не откуда‑то издалека, а прямо здесь, в этом тихом, почти провинциальном городке, в кабинете с ковровой дорожкой и портретом вождя мирового пролетариата на стене.

«Вектор» в любой момент появиться на нашем пороге с радушной улыбкой и предложением «сотрудничества». И в случае отказа, без капли сожаления и сомнения отдать приказ «Соколу» убрать помеху. А этой помехой он может посчитать меня. Или моего отца. Или Колю.

Я вспомнил, что во время последней нашей встречи Метелкин предложил мне следить за собственным отцом. И ждет ответа. И этот ответ решит мою судьбу. И, насколько я понимаю, эта отсрочка была сделана не для того, чтобы я мог подумать и отказаться. А для того, чтобы покрепче привязать к себе и дать осознать, что другого выбора, как согласиться и безоговорочно выполнять его приказы, у меня нет. Даже думать не хочу, что может произойти в случае моего отказа.

Рука сама собой сжалась в кулак. Во рту пересохло. Как поступить? Сообщить об этом Сидорину прямо сейчас, огорошив признанием? И как это будет выглядеть?

«Андрей Олегович, мы тут случайно секретное послание шпионов расшифровали… и, кажется, к этому причастен Метелкин».

Да, именно так и нужно сказать. Всё, без утайки. С самого начала. Сидорин профессионал. Он не будет тянуть время, перестраховываться и перепроверять. У него есть возможность установить наружку, прослушку и всё прочее без согласования и объяснения с вышестоящими. А, значит, утечки информации не будет. Он сможет сделать то, что мне не под силу, выведет расследование на новый уровень. Вместо охоты на мелкую сошку типа «Сокола» можно будет обезвредить настоящего монстра, который скрывается в стенах кабинета за личиной неприкосновенности.

Но, с другой стороны, Сидорин всё‑таки начнёт задавать вопросы, которые могут испортить наши с ним отношения. После признания в том, что я утаивал от него информацию, он перестанет мне доверять. Я попаду под пристальное наблюдение. И моя игра, которую я веду втайне от всех раскроется.

Расшифрованное сообщение ещё не доказательство. Это лишь цепочка умозаключений. Я закрыл глаза, чувствуя, как голова раскалывается от этого внутреннего спора.

– Ты что, Саш? – спросил отец. – О чём задумался?

Я кивнул на записку, лежащую на столе и постарался выжать из себя улыбку, но понимал, что она получилась неестественной, вымученной.

– Да так, – я пожал плечами. – Думаю, как же мы всё это Сидорину будем передавать.

– Надо, наверное, переписать расшифровку начисто, – по‑своему понял мои слова Коля.

– Думаю, спешить с этим не стоит, – перестраховался отец. – Вдруг что‑то не так или не точно расшифровали? С этим делом нельзя ошибиться. Пока… А пока предлагаю развеяться. Сидеть тут и накручивать себя, только нервы трепать.

Мы с Колей дружно закивали головами, оглядывая захламлённую кухню, напоминающую филиал ЦУПа после неудачного запуска. А я подумал, что скоро мама вернётся от подружки, а у нас тут такое. Точно, надо развеяться и быстренько привести всё в порядок

– Правильно. – он обвёл взглядом захламлённую кухню. – Давайте время не тянуть, проветримся и быстренько устраним этот филиал ЦУПа после неудачного запуска.

Мысли о матери, возвращающейся в этот хаос, подействовали лучше любого приказа. Я тоже встал.

– Правильно, – подхватил я. – Надо воздухом подышать. И за продуктами зайти. Холодильник пустой.

Я взял авоську, и мы пошли в сторону магазина. Скрип тормозов, раздавшийся за нашими спинами, сначала не привлек нашего внимания, но звук клаксона заставил резко обернуться. Серая Волга мигнула фарами, привлекая наше внимание. Хотя, этого можно было и не делать, потому что я сразу узнал эту машину. Мы подошли к ней и, сидящий за рулём Сидорин, кивнул нам, приглашая сесть в салон.

– Далеко собрались такой дружной компанией? – поинтересовался он, стараясь сохранить нейтральный голос.

– Прогуляться вот вышли, – откровенно ответил отец. – Всю ночь записи расшифровывали.

– И как результат?

Я сидел на первом сидении рядом с водителем и не смог дать сигнал отцу, чтобы он молчал. Поэтому то, что прозвучало дальше, всегда невозмутимого Сидорина ввело в ступор.

– Результат есть, только уверенности в его правильности нет. Ну не могут же в центре города действовать шпионы?

– Кто? – Сидорин остановил машину и обернулся, чтобы посмотреть в глаза отцу.

– Шпионы, – совершенно спокойно ответил он. – А кто же ещё? Ну не дети же в «Зарницу» играют и передают шифровки.

Слово за слово, нам пришлось всё рассказать. Про Метелкина я промолчал, хотя Сидорин несколько раз выразительно посмотрел на меня, видимо, ожидая от меня сенсации. Но этого не случилось.

– Ну что же, – сказал он. – Раз такое дело, надо провести оперативные действия силами нашей малой группы. Вы готовы помочь?

– В чем?

– Рядом с квартирой под видом молодой супружеской пары мы поселили наших сотрудников, но им не удалось найти контакт с хозяйкой квартиры, – начал откровенный разговор Сидорин. – Старушка обозвала новую соседку профурсеткой за то, что та поинтересовалась её жильцом. Теперь игнорирует обоих и «профурсетку» и «рогоносца».

– Что, она прямо так и сказала? – удивился Коля.

– Да, – рассмеялся Сидорин. – Очень высоконравственная старушка оказалась.

– И что теперь делать? – поинтересовался я. – Ведь этот Сокол в любое время может вернуться.

– Попробуем наладить контакт своими силами, – решительно сказал Сидорин. – Вы же готовы узнать, кто это такие и что им нужно?

– Да, – в один голос ответили мы.

– Значит, действуем решительно, но осторожно.

Машина рванула с места и очень скоро, взвизгнув тормозами, резко остановилась у обочины.

– Что случилось? – испугался я, оглядываясь по сторонам.

Сидорин кивнул в сторону ларька, торгующего овощами.

– Негоже даму заставлять долго ждать, – укорительно произнёс он и, увидев моё недоуменное лицо добавил нормальным голосом. – Вы же обещали свёклу принести.

– Ну, вроде, да, – неуверенно ответил я.

– Так что сидишь? – удивился Сидорин. – Дуй быстро, пока очередь не набежала.

Я молча вышел из машины и направился к ларьку, где усталая продавщица только закончила пересчитывать доставленный товар у жуликоватого на вид грузчика. На всякий случай купил разных овощей, которые там были.

– И фруктов каких‑нибудь прихвати, – крикнул Сидорин, высунувшись из машины.

Продавщица с любопытством посмотрела в сторону шикарной Волги и красиво упакованного молодого мужчины, поправила сбившуюся на бок наколку в волосах и кокетливо улыбнулась.

– И ещё яблок пару килограммов, – добавил я, взвешивая в руках раздувшуюся авоську.

– Апельсины брать будете? – доверительным шепотом спросила фея прилавка.

– Ага, – удивленный таким явным преображением кивнул я. – Только у меня авоська уже полная.

– Ничего, – улыбнулась продавщица и кося взглядом в сторону красующегося у машины Сидорина. – Я сумочку дам, а Вы завтра мне её подвезёте. Я завтра снова здесь торговать буду. Мне пообещали бананы подвезти. Оставить?

– Конечно, – радостно воскликнул я, сглотнув слюну.

Дама нырнула под прилавок и очень скоро она вручила мне набитую фруктами самошитую сумочку.

– С вас три сорок, – сказала она, даже не уточняя, что она туда положила.

Я молча расплатился и вернулся в машину. Сидорин бросил продавщице многообещающий взгляд, сел в машину и покачал головой.

– Это что, ваша знакомая? – поинтересовался я.

– Первый раз вижу, – ответил Сидорин и добавил. – И для её же пользы было бы, чтобы и последний.

Я удивленно посмотрел на него. Дама вроде симпатичная, что он так её игнорирует? А потом вспомнив, где он работает, улыбнулся. Действительно, им лучше больше не встречаться, учитывая специфику и её работы.

– Что она там хоть наложила? – поинтересовался он, заглядывая на плотно набитый пакет. – Ого! Апельсины, яблоки, груши? Такого изобилия даже в нашем буфете нет. Надо будет сказать нашим снабженцам, чтобы они сменили базу.

– Думаю, что на базе такого нет, – уверенно сказал я и, глядя на удивленное лицо Сидорина добавил. – Сейчас же хозрасчёт. Мне кажется, это прямые поставки с юга.

– Да, – покачал головой Сидорин. – Мир катится в бездну…

Я не стал с ним спорить, просто вытащил один апельсин из сумки и начал чистить. Аромат просто волшебный. Мы поделили апельсин на всех и с довольными лицами поехали выполнять задание. Думаю, эта пятнадцатиминутная задержка не сделает погоду.

* * *

– А мы вам не с пустыми руками, – широко улыбался Сидорин, сменивший ради такого случая свою шикарную дублёнку на обычный совдеповский пиджачок.

Старушка, вытаращив глаза, уставилась на него, но, заметив поднимающегося по лестнице Колю заулыбалась и пригласила в квартиру.

– Ой, а я тут совсем одна и одна, и поговорить не с кем, – причитала она, ловко опорожняя авоську. – О! Свеколка, морковочка, лучок, репка, а это что? – поинтересовалась она, разворачивая газетный сверток, куда мы упаковали фрукты. – Ой, что это?

Старушка пошатнулась и схватилась за сердце. Испуганными глазами она смотрела то на Сидорина, то на Колю, то на меня.

– Зачем это? – прижимая пакет к груди прошептала она.

– Это Вам, в качестве компенсации за ожидание, – уверенно сказал я.

– Да? – быстро успокоилась старушка и хитро сверкнув подслеповатыми глазками добавила. – А что, я подожду. А вы мне в следующий раз принесите рыбки. Рыбки давно хочется.

– Да, бабка не промах, – покачал головой Коля. – Зато есть повод посещать квартиру в любое время.

– Да уж, – улыбнулся Сидорин. – Даже не предполагал, что всё так обернётся.

– Ну что, – добавил он, глядя Коле в глаза. – Рыбку тебе ловить придётся.

– А что сразу «ловить», – не понял он.

– А то, что ты ей что‑то там наобещал, вот тебе и раскручивать, – твердо сказал Сидорин. – А связь со старушкой надо держать постоянно.

– Согласен, – кивнул Коля, разминая затекшую спину. – Мне, если честно, домой пора, – Коля поморщился, и на его лице появилось выражение почти физической боли. Домой…

– А что так грустно? – спросил Сидорин.

Коля отмахнулся.

– Да, так… ерунда.

– Нет уж, начал – говори! – строго ответил Сидорин.

Коля горько усмехнулся.

– Вы знаете, иногда мне кажется, что найти шпионский передатчик проще, чем найти в нашей полуторке тихий уголок, чтобы подумать. Родители, бабушка с дедушкой, все на головах друг у друга… Телевизор орет, бабушка вяжет и всё спрашивает, когда же я жениться буду, дед вечно что‑то мастерит и стучит… Я бы отдал всё за свою комнату. Хотя бы за десятиметровую клетушку в общежитии. Абсолютно нельзя работать! Иногда кажется, что я схожу с ума.

– Понимаю, Коля, понимаю, – кивнул мой отец. – Мы с Валентиной долго так жили. Потом только выделили нам жилплощадь, от института. Своя квартира, это дело времени. Ты талантливый парень, обязательно получишь.