Текст книги "Курс на СССР. Трилогия - Тим Волков, Андрей Посняков (СИ)"

Автор книги: Андрей Посняков

Соавторы: Тим Волков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 48 страниц)

Меня он не узнал. И слава Богу! Здороваться с этой сволочью (сволочь, сволочь, тут уж без вариантов!) как‑то не очень хотелось.

Уже стоя в очереди за билетами, я увидел, как Весна, пошатываясь, прицепился к каким‑то парням, курившим у входа. Похоже, тем не очень понравилось такое общение. Парни быстро выбросили недокуренные сигареты и вошли в фойе. Контролёр не пустила Весну без билета. Тот что‑то попытался ей доказать, а потом, махнув рукой, пошел прочь.

Нам достались боковые билеты в двенадцатом ряду. В зале была в основном молодежь. Пятичасовой сеанс в народе так и называли «молодёжный», потому что рабочий люд ещё трудился на предприятиях, а студенты и школьники после занятий шли в кино.

– Фильмы делятся на хорошие, плохие и индийские, – усаживаясь поудобнее улыбнулась Наташа. – Давно хотела сказать… Ты извини меня за то… ну, сам знаешь, за что… Там, в больнице, я, когда вас с дедушкой увидела…

На ресницах девушки заблестели слезы…

– Ну, что ты, всё хорошо, не плачь, – ласково ответил я, и не удержался от шутки. – Еще успеешь от кино наплакаться!

– Мне в тот раз Сережка объяснил про ту девушку, – Наташа непременно хотела выяснить отношения. – Ну, которая там, в ресторане…

– А, ты про Марину… Метель… Наташ! Это просто моя знакомая. И не более того.

Мне не хотелось продолжать этот разговор. Но у Наташи была такая черта: делать это в неподходящее время и в неподходящем месте.

– Да я понимаю… И все равно…

Я бросил взгляд в зал, увидел Метель! Совсем рядом, буквально на пару рядов ближе к экрану. Она, как назло, обернулась и, заметив меня, помахала рукой. Я почувствовал, как Наташа напряглась. И я её понимаю. Только пыталась выяснить отношения, извиниться, но так, чтобы вызвать у меня чувство вины, и вдруг снова тот самый источник всех наших ссор.

Помахав мне, Метель что‑то сказала сидевшему рядом с ней парню в модном джинсовом батнике. Тот обернулся, привстал… и тоже помахал рукой.

Господи, Хромов!

– Саня, привет! – громко прокричал он.

И тут, как в каком‑то водевиле, зале погас свет. По экрану побеждали титры… Начался фильм, который я видел уже много раз, но всё равно какие‑то эмоции появлялись, когда с экрана начинала звучать надрывная мелодия.

«I am a disco dancer!»

Пел кто‑то с экрана, а Митхун Чакраборти зажигательно танцевал.

«I am a disco dancer!»

Но мысли в голове не давали насладиться фильмом. И даже не то, что Наташа пыталась выяснять отношения, а совсем другое. Хромов и Метель вместе⁈ Вот это номер! Вот это да‑а… Ну, Коля… ну, disco dancer! Закадрил крутую девчонку… Хотя, точнее, она его… Зачем? Поиграться и бросить? Или чтобы не быть одной. Маринка ведь, кажется, была не на шутку влюблена в Весну.

«I am a disco dancer!»

Когда фильм закончился, Коля с Метелью подошли к нам. Наташа нахмурилась, Хромов выглядел несколько смущенно… зато Маринка была полностью в себе уверенна.

– Здравствуйте! Вы, кажется, Наташа? А я – Марина. А это вот – Николай.

– Н‑николай… – запоздало представился Хромов.– Мы вот тут… решили… в кино…

– Честно говоря, так себе фильм, – Метель пожала плечами.– «Тутси» лучше. Не смотрели «Тутси»?

– Нет.

– Обязательно посмотрите. Ну, ладно, мы, пожалуй, пойдем. Чао!

Коля подал мне руку на прощанье. Метель же… тут хотелось бы выразиться по‑старинному – «светски улыбнулась».

– «Тутси»! – хмыкнула Наташа. – А мне он как‑то не очень. Тут хоть музыка приятная, и красивые актеры.

Я не стал спорить, актеры и актрисы в «Танцоре Диско» действительно, красивые, ну а музыка мне сильно напоминала «Оттаван». Хотя, нот‑то всего семь! Что тут и говорить.

Когда мы вышли на улицу, уже смеркалось. Фонари ещё не зажглись, и в небе были видны первые звезды. Мы с Наташей уже направились к троллейбусной остановке, как вдруг, откуда‑то слева, со стороны стоянки такси, послышались пьяные вопли.

– Х‑ха! Хахаля себя нашла, ш‑шалава! А как мы с тобой в подъезде… забыла?

Голос показался знакомым. Я обернулся и увидел, как пьяный Весна пытается выяснить отношения с Мариной и Николаем.

Я удивился. Почему он пристал к Марине? Ведь, кажется, это она по нему сохла, а он лишь снисходительно позволял ей себя любить. У него же Ленка была… А‑а‑а. Так Ленка‑то его, по словам Леннона, бросила! Так, выходит, Весна решил приземлиться на запасной аэродром? Одиноко стало? А вот не делай людям подлостей и в сомнительные аферы не влезай.

Ситуация накалялась. Гнусно смеясь, пьянчуга схватил девушку за руку… Маринка, впрочем, ничуточки не испугалась и тут же отвесила непрошенному ухажеру смачную пощечину!

– Ах ты ж, сучка!

Весна полез в карман, похоже, что за ножом… Но тут вмешался Хромов, ударил наглеца в скулу, хоть и не умело, но от души! Не подкачал, молодец. Но ситуация требовала моего вмешательства. Если сейчас этот гад вытащит нож…

– Наташ, обожди, я быстро, – решительно сказал я, отцепляя от себя руку Наташи. – Коля, держись!

Я, не раздумывая, бросился на помощь, но. как оказалось, моя помощь не понадобилась. В этот момент зажглись фонари, ярко ответив всё вокруг, и Весна тут же сориентировался.

– А чего вы… чего вы деретесь‑то, – он слезливо заканючил. – Товарищи, вы все видели! Они меня избили! Милиция! Позовите милицию! Я… я заявление напишу!

Вместо милиции подошли дружинники с красными повязками на рукавах.

– Гражданин, чего хулиганим? – сурово обратилась к Весне дородная тетя, чем‑то напоминающая бронепоезд, тот самый, который «стоит на запасном пути». – Чего хулиганим, я спрашиваю?

По обе стороны от неё встали два мужичка с повязками. Однако, похоже, та ни в чьей помощи не нуждалась и вполне могла отправить того же Весну в нокаут.

– Я… я тут ни при чем, – испугано залепетал горе‑музыкант. – Это все они, они… Они первые напали!

– Они?

Дружинница грозно насупилась, повернулась… и вдруг рубленое лицо ее озарилось самой доброжелательной улыбкой, отчего тетушка сразу похорошела и стала напоминать знаменитую Фрекен Бок из мультфильма про «Карлсона».

– Мариночка, добрый вечер!

– Здравствуйте, Агриппина Федоровна! – как ни в чем не бывало поздоровалась Метель.

Ого! Они, кажется, неплохо знакомы.

– Как Мариночка, батареи не текут?

– Нет, все в порядке, спасибо.

– Ах, Мариночка, как хорошо, что я вас встретила! – Агриппина Федоровна улыбнулась еще шире, показав несколько золотых коронок. – Вы меня к себе в салон не запишете? Хотелось бы, знаете, к первому мая, с прической.

– Конечно, конечно, Агриппина Федоровна. Вам на какое время удобно?

Видя такое дело, Весна бочком‑бочком убрался в кусточки. Пьяный‑пьяный, а сообразил, что ему тут не светит! Правда, исчезая, прошипел что‑то угрожающе себе под нос, словно какой‑нибудь конченый гопник. Типа, еще встретимся на узкой дорожке.

– Сань, – вдруг обернулся ко мне Хромов. – А ты чего тут?

Я пожал плечами:

– Стреляли…

* * *

Первое мая я провел, как обычно. Утром всем коллективом сходили на демонстрацию, потом посидели с родителями, ну, а ближе к вечеру спустился к Гребюнюку на проводы.

С гражданской жизнью Серега прощался у матери. По такому случаю тетя Вера напекла пирогов и сварила столько холодца, что хватило бы на целую роту. А народу было немного: какие‑то престарелые родственники, пара парней и девчонок из ПТУ, и, конечно, Валентина, спешно вернувшаяся из Иванова. По такому случаю она прервала командировку.

Никто не выглядел ни грустным, ни подавленным, отслужить в армии в те времена считалось для парня почетным. Особо от службы не «косили», не считая разного рода неформалов, да и вообще, к не служившим относились с подозрением «что‑то с ним не так». Вот, как со мною… Вообще‑то, и мне должны были из военкомата повестку прислать.

По телевизору показывали фильм «В Сантьяго идет дождь», но собравшаяся за большим столом компания смотрела его краем глаза. Новобранцу, в виду особого случая, разрешили выпить три стопочки водки. Но, только три, за чем строго следила Валентина. Маленькая, красивая, она казалась Дюймовочкой на фоне могучего Гребенюка!

– Служи достойно, получишь отпуск, – напутствовала парня невеста. – Звони, как будет возможность. Письма два раза в неделю пиши. Я тебе тоже буду.

– А если далеко отправят? – уточнил призывник. – Тогда не опустят в отпуск.

– Отпустят, – спокойно заверила Валентина.– Смотри только, ничего там не натвори!

«Не плачь девчо‑онка, пройдут дожди‑и…»

Выключив телевизор, затянула сидящая слева от меня тётя Вера, и слегка подвыпившие гости подхватили нестройным хором.

«Солдат верне‑отся, ты только жди!»

Молодежь быстро переместилась в Серегину комнату и устроила танцы…

Чарующий баритон Джо Дассена запел «Индейское лето»:

'On ira…

où tu voudras, quand tu voudras

Et on s’aimera encore, lorsque l’amour sera mort'

Мне танцевать не хотелось. Жаль, не смогла приехать Наташа, жаль… Улучив момент, я вывел Гребенка в коридор:

– Ну, что тебе сказать, Серега? Служи. Свидимся!

– Сань… – Гребенюк улыбнулся. – Спасибо тебе… за все. И за Валентинку – тоже… Помнишь, как тогда, в подвале…

– Ладно, Серый, не кисни.

– Да кто киснет‑то?

И в самом деле…

'Карате, карате!

Очень просто заболеть каратэ.

Каратэ, каратэ!

Но не просто овладеть каратэ.'

В комнате Гребенка лихо отплясывали под заводную песенку группы «Лейся, песня». Кто из тогдашних солистов группы ее пел? Кипелов? Расторгуев? Впрочем, обоих тогда никто толком не знал. Была просто «Лейся, песня», уже именовавшаяся по‑модному – не ВИА, а «группа».

'Через две, через две зимы,

Через две, через две весны…'

В большой комнате было свое веселье… И правда, чего грустить‑то? В армию же, не в тюрьму! Хотя, сесть Гребенюк запросто мог бы, причем не раз… Мог. Но, вот не сел же! Еще б телефоны… Чернобыль предотвратить…

Простившись с Серегой, я спустился вниз, заглянул в почтовый ящик… Ага, есть! Апрельский номер «Техники молодежи», наконец, пришел! Я вытащил журнал… из ящика выпал небольшой конвертик…

«Призывнику Воронцову А. М. предлагается…»

Ну, вот она, повестка…

Глава 13

– Ну‑с, молодой человек, я же говорил, что мы ещё встретимся!

Сухопарый, с седоватыми висками, доктор поправил большие роговые очки и очень заинтересованно уставился на меня «особенным профессорским взглядом». Так смотреть могут только врачи и милиционеры. Только у людей реакция на взгляд разная. Если доктору хочется всё сразу рассказать откровенно‑откровенно, то перед милиционером изо всех сил пытаешься изобразить эту самую откровенность, тщательно запоминая всё ранее сказанное, чтобы, не дай Бог, не проколоться на наводящем вопросе.

– Ну что, будем снова обследоваться, – улыбнулся он, рассматривая направление из военкомата и как‑то по‑особому покачал головой. – Настойчивые там люди, как только парню восемнадцать «стукнуло», тут же загружают врачей работой. Мы же только осенью дали заключение об отсрочке. Они что, думают, что за полгода…

Он как‑то по‑особому хмыкнул, и я его понял. Я знаю, насколько загружены врачи работой с настоящими проблемными пациентами, а их постоянно ещё отвлекают на такие «профилактические» осмотры, которые без надлежащей динамики наблюдения за человеком не способны выдать реальный результат о психическом состоянии. А типовые отписки «на учете не состоит» вовсе не означают, что обследуемый без проблем. И эти проблемы потом очень даже проявляются во время прохождения срочной службы.

– Не обращайте внимания, с возрастом всё чаще начинает проявляться старческое брюзжание, это наши давние межведомственные дела, – Он взял мою карточку и пролистал, останавливаясь на некоторых результатах обследования. – А вы не беспокойтесь. С вами как раз всё понятно. Вы же у нас на учете ещё состоите. Так что проведем обследование по полной программе: сделаем МРТ, возьмём анализы, психолог с вами побеседует… ну и, скорее всего, уже выпишем заключение: годны вы к строевой службе или нет. Так что, полежите в стационаре, отдохнёте от работы… Кстати, тут не написано, Вы где работаете? Кто по профессии?

– В газете «Заря», журналист, – я вытащил удостоверение.

– А‑а! – приподняв очки, протянул профессор. – Так вы и есть тот самый Воронцов! То‑то я и смотрю, фамилия знакомая… Читал, читал ваши статьи. Занятно… и хлестко! Особенно, когда про милицию пишете. У меня зять, знаете, следователем работает, так он… А, впрочем, мы отвлеклись.

Я сидел на стуле напротив него и улыбался. Да, за полгода многое может произойти. Я из обычного школьника трансформировался в известного журналиста, а он из рядового лечащего врача стал руководителем. Теперь у него собственный кабинет с золоченой табличкой на двери «Заведующий отделением Резниченко П. П., д. м. н., профессор». Профессор Резниченко в Зареченске считался крутым… впрочем, не только в Зареченске.

– Итак, сегодня у нас третье, – доктор посмотрел на перекидной календарь. – Думаю, к субботе как раз управимся. Военком, кстати, за Вас просил! Чтоб не тянули, но и обследование провели качественное. Так и сказал: «Парня не мурыжить!» Я сначала подумал, что ему не терпится заполучить ещё одного новобранца, но теперь понятно. Похоже, он тоже Ваш поклонник.

– Николай Владимирович? – удивился я, не поняв сразу, к чему он клонит. – Поклонник?

– Ну да, – улыбнулся доктор. – У Вас в нашем городе много поклонников. Не побоюсь ошибиться, все читатели газеты. Вот он и не хочет отвлекать Вас надолго от работы.

Что ж, приятно. Я улыбнулся. Хотя, в случае положительного результата обследования, я «отвлекусь от работы» на долгих два года. Зареченский военком, бывший «афганец», полковник Николай Владимирович Верковатый, когда я впервые увидел его во время осеннего призыва, произвел на меня впечатление человека умного и порядочного, внимательно относящегося к каждому допризывнику. Рассказывали, что он лично отвел к стоматологу двух парней из дальней деревни и попросил врача отнестись к ним с особой внимательностью, быстро и качественно привести в порядок их зубы, чтобы в дальнейшем не возникало проблем.

Стоматолог, который, похоже, тоже лично был знаком с военкомом, в его присутствии произвел первый осмотр и заверил, что проведет лечение без всякой очереди. Только вот, стоит ли?

– Пацаны боевые, – с сомнением сказал стоматолог. – Ещё одна драка, и зубы, которые я им вылечу, снова…

– Ничего, – ответил военком и строго посмотрел на притихших парней. – Чтобы сберечь зубы до призыва, я им лично намордники надену.

Это, конечно, больше похоже на байку, но очень характеризует его как человека не только ответственного, но и обладающего чувством юмора, что, согласитесь, не часто встречается в армии. Не зря же говорят «кто служил в армии, тот в цирке не смеется».

– Ну, что, Александр Матвеевич, – профессор забарабанил пальцами по столу и хитро прищурился. – Идите в палату, сестричка проводит, всё покажет и ознакомит с правилами пребывания у нас в отделении. Понимаю, творческие люди без дела не могут… Пишите! Блокнот, карандаш, авторучка – пожалуйста! А вот печатаная машинка – увы. У нас тут покой, понимаете ли.

– Спасибо, Павел Петрович!

Я вышел из кабинета, и дежурная медсестра повела меня в палату, рассказывая по пути особенности пребывания в отделении. В палате кроме меня были двое больных, или, точнее, выздоравливающих в больничных пижамах. Унылого вида интеллигент и краснолицый здоровяк с носом картошкой увлеченно играли в шашки, отодвинув тумбочку от стены.

– Александр, – представился я. – Можно Саша.

– Иван, – краснолицый привстал и протянул руку.

– Ростислав Игоревич, – улыбнулся интеллигент. – В шашки играете?

– Легко!

– А в домино?

– Еще легче!

– Эх! – здоровяк Иван с хрустом потянулся. – Нам бы еще четвертого, партеечку б расписали!

– Да уж, – махнул рукой Ростислава Игоревич и переставил шашку. – Неужели, к выходному не выпишут?

– К выходному, не к выходному, а к девятому мая должны! День Победы все‑таки, – Иван пожал плечищами и повернулся ко мне. – Саш! Ты, если на улицу захочешь, так только после четырех можно. Во дворе есть курилка.

Ага, ясненько. Несколько дней безделья, после напряженных событий последних дней, были мне сейчас как нельзя кстати. Перспектива ясна. Лежи спокойно в палате в пижаме на три размера больше и плюй в потолок. И ни о чем не думай.

Скучать мне, впрочем, не дали. Сначала взяли кровь на анализ, потом повели на ЭКГ, провели мониторинг с нагрузкой и без, потом были еще какие‑то процедуры, смысл которых я не очень понял. Потом был обед, кстати, довольно вкусный и тихий час.

Соседи прилегли поверх одеял прямо в пижамах. Иван тут же на полную мощность включил богатырский храп, а Ростислав Игоревич, недовольно поморщившись достал газету «Сельская жизнь». Было не совсем понятно, чем он недоволен, то ли громким храпом соседа, то ли газетой, скорее всего именно ею, потому что через несколько минут он уже спал, не обращая внимания на надоедливо жужжащую муху.

Я лежал на койке и предавался единственно возможному развлечению – задумчиво глядел в потолок, пытаясь расставить мысли в порядке значимости.

Итак, мысль номер один. Меня отправляют в армию. Чем это может обернуться? Два года, находясь в ограниченном режиме, я не смогу воздействовать на происходящее в мире, точнее, на то, что может повлиять на его будущее.

Хотелось и мне вообще идти в армию? В настоящий момент скорее всего нет. «Косить», честно говоря, очень уж не хотелось, но мне так нужна отсрочка. Черт возьми, хотя бы год! Я смог бы попытаться предотвратить Чернобыль. А что я могу сделать, находясь в армии? Ну, разве что печататься в военной прессе. Не факт, что подобное напечатают, но, если не получится по‑другому, хоть так, но пытаться буду. Конечно это очень рискованно, учитывая то, что военкомат направил меня для обследования в специализированную психиатрическую больницу. Что‑то им там не понравилось в моей голове. Ну, вообще‑то, примерно можно предположить что. Тем более, что я уже попадал сюда осенью.

Областную больницу я хорошо знал, бывал здесь не раз, и по работе, и навещал того же Николая. Не так давно здесь же лежал и Леша, шофер правофланговой бригады из «Золотой нивы», честный и принципиальный парень, барабанщик самодеятельной рок‑группы.

Скрипнула дверь, и в палату протиснулся взъерошенный паренек лет шестнадцати, чем‑то похожий на знаменитого Валерку из фильмов про неуловимых мстителей, только без очков. Бежевый вельветовый пиджачок, потертые джинсики, коричневый «дипломат» – наверное, старшеклассник. Интересно, кто его сюда пропустил? Кстати, фамилия актёра Метёлкин, зовут, кажется, Михаил. Довольно странное совпадение.

Этот же вопрос заинтересовал и дежурную медсестру – строгую, с перманентом, даму, характером схожу с недавней дружинницей Агриппиной… как ее там…

– Молодой человек, вы как здесь? – громким шёпотом возмутилась дежурная медсестра. – Кто вас пустил? Почему? Зачем? Немедленно покиньте…

– Простите, забыл представиться, – с видом нашкодившего первоклассника парень вытащил и кармана небольшую красную книжечку, раскрыл, не выпуская из рук. – Вот.

– Оперативный уполномоченный УР, – прочитала сестра. – Младший лейтенант милиции. А что такое УР?

– Уголовный розыск! – гордо пояснил парнишка.

– И что с того? – хмыкнула хранительница покоя больничных палат. – Видите, у нас тихий час! Кругом больные. Приходите в часы посещений… товарищ младший лейтенант!

– В часы посещений у меня другие дела, – неожиданно твердым голосом возразил оперативник. – А сейчас мне нужно опросить товарища Воронцова… Тем более он‑то как раз не спит.

– Да, да, – я поднялся с койки. – Товарищ Воронцов не спит!

– Вот, видите, –обрадовался младший лейтенант, и строго добавил. – А вас, гражданочка, попрошу не препятствовать производству дознания!

– Что‑о? – грозно, но уже менее решительно произнесла медсестра.

– А, наоборот, всячески содействовать, – продолжал настаивать милиционер. – Это, кстати, ваш гражданский долг. Пожалуйста, организуйте место, где мы могли бы спокойно поговорить. Без посторонних.

– Черт знает, что такое, – растерялась медсестра и развела руками. – Ну‑у… в столовой сейчас нет никого. По коридору направо.

– Спасибо большое, гражданка.

Он сделал какой‑то неуловимый жест рукой, и мне в какой‑то момент показалось, что он хотел поправить очки на переносице. Возможно он когда‑то и носил очки, но сейчас они ему были явно без надобности. Взгляд ясный, цепкий, но вот этот жест выдал «недавнего очкарика». Возможно он сделал операцию, чтобы перестать быть похожим на киногероя. Думаю, это доставляло ему некий дискомфорт. Ну да, как проводить допрос, если подозреваемый пялится и пытается сообразить, «что здесь делает неуловимый Валерка» и думает, как бы взять у него автограф. В будущем, с ним бы каждый встречный пытался сделать селфи, хотя, в будущем мало кто помнит «Неуловимых».

Мы устроились в столовой, у окна. Я бросил взгляд на улицу и испытал чувство несвободы. Раньше я мог в любой момент выйти на улицу, а сейчас только после четырёх, и то, для того, чтобы покурить. Я не курю, но всё равно пришлось бы дышать сигаретным дымом, ведь место для прогулки строго ограничено. Надо будет поговорить об этом с руководством больницы. А возможно и написать серию статей о вреде курения и здоровом образе жизни. Кстати, написать их можно здесь, находясь в стенах учреждения здравоохранения. Получится очень символично.

– Ратников, Игорь… Валентинович, – представился оперативник и вытащил из дипломата бумагу и ручку. – Отдел УВД на транспорте.

– Воронцов, Александр Матвеевич, – в тон ему ответил я, чтобы немного разрядить обстановку. – Газета «Заря».

Со стороны это выглядело довольно забавно: сидят напротив друг друга два пацанёнка и меряются… значимостью. Он тоже оценил мою шутку и совсем не по‑взрослому фыркнул.

– Вы, наверное, по клофелинщицам? – уточнил я.

– Ну да, вы же сами звонили, – уже более расслабленно продолжил он. – Вот городская дежурка нам и передала. Ну, рассказывайте!

Я подробно рассказал ему про девушек, которых видел в электричке, описал приметы, и даже не забыл упомянуть Наташину догадку про парик.

– Парик, говорите? – опер сверкнул глазами. – А ведь, действительно! Почему бы и нет? Одну, мы, кстати, уже задержали.

– Задержали? – удивился я. – Уже?

– Уже, – Игорь Валентинович довольно ухмыльнулся. – Одна бдительная гражданка постаралась. Она, как вы, ехала в электричке с мужем, когда эти девицы, её мужу глазки стали строить. А она жуть какая ревнивая. Она с ними поскандалила и приметы запомнила. А потом эти же девицы в дорожное общежитие пришли… и на вахте предъявили студенческий билет!

– Дай‑ка я угадаю, – улыбнулся я. – А вахтерша оказалась той самой ревнивой женой?

– Точно, – снова хохотнул младший лейтенант и ударил рукой по столу. – Бывают же совпадения… Хотя, если разобраться, какое там совпадение? Дорожная общага с вокзалом рядом, порядка там особого нет, так что…

– И как это вахтёрша сдержалась и не вцепилась в волосы девкам?

– Почему это «сдержалась» – откровенно заржал милиционер. – Очень даже вцепилась! А девицы отбиваться стали. В общем, случилась потасовка, кто‑то из жильцов общежития пробрался к телефону и вызвал милицию.

– Задержали? – с надеждой выдохнул я.

– Да нет, сбежали девицы до прибытия наряда. – лейтенант с сожалением махнул рукой, а потом озорно сверкнул глазами. – Сбежать то сбежали, но клок волос в руках вахтёрши остался.

«Эх, в будущем можно было бы сделать генетическую экспертизу, не отвертелись бы мошенницы. Даже если это нее они убили попутчика Наташи, всё‑равно каким‑то образом связаны с этим.»

– И точные сведения остались, – продолжил лейтенант. – Вахтёрша сначала сдержала эмоции и записала данные из студенческого билета в журнал. А когда одна из них расписалась в журнале, схватила за руку и начала отношения выяснять.

– Молодец, профессиональная выдержка сработала, – одобрил я действия вахтёрши. – Если бы сразу начала скандал, не было бы улик.

– Представляешь, одна действительно студентка, – продолжал откровенничать милиционер. – В Ленинграде на юридическом учится.

– Не может быть, – сказал я и сердце моё как‑то ёкнуло.

– Да, – Игорь Валентинович заглянул в блокнотик. – Некая Ермакова Наталья…

– Кто‑о? – я даже подскочил на стуле.

– Ленинградские коллеги ее уже задержали и сейчас этапируют к нам, – продолжил он, не понимая, что меня так возмутило.

– Задержали? – прошипел я и Игорь кивнул. – Этапируют?

– Ну да, – растерялся он. – Так всегда делают…

– Наташу! – недоумевал я. – Мою Наташу! Мало ей всего, так теперь ещё и это!

Милиционер побледнел и оглянулся по сторонам в поисках защиты. Всё‑таки он, кажется, осознал, что находится в психиатрическом стационаре, и напротив него сидит «разбушевавшийся псих».

– Что же вы наделали‑то, а? – застонал я обхватил голову руками. – Вы не того задержали! Не ту… Наташа Ермакова хороший, честный человек. А студенческий у нее украли те же клофелинщицы…

Я во всех подробностях рассказал юному оперативнику о том, что случилось с Наташей…

– Говорите, украли? – записав что‑то в блокнот, младший лейтенант поднял глаза. – А заявление она писала?

– Конечно, писала, – волнуясь, подтвердил я. – Там же, в Ермилине, участковому местному.

– Вот видите, «участковому», – Игорь Валентинович покачал головой. – А я из транспортной милиции. И Ермилинские материалы до нас еще не дошли. Да вы не беспокойтесь так! Разберемся! Если ошиблись, извинимся, отпустим. Надо будет и в деканате все объясним.

– Ох, товарищ младший лейтенант, вы уж разберитесь поскорее, – я с мольбой уставился ему в глаза – У неё сессия, какой стресс для организма. А девушка едва от болезни оправилась. Сами понимаете, отравление клофелином это не шутка. А тут еще и это!

– Я вижу, она вам не безразлична, – убирая бумаги, хмыкнул лейтенант.

– Это моя невеста! – уже спокойным голосом произнёс я.

– Ого! Понятно тогда… – оперативник немножко сконфузился и покусал губы. – Знаете, что? Как только ее привезут, я вам сразу же позвоню. Вот, прямо сюда на пост! Или даже сам заскочу. Так говорите, она местная?

– Да, дедушка тут у нее, – быстро сказал я. – Ермаков Иван Михайлович…

– Диктуйте адрес…

– А можно обойтись без дедушки? – попросил я. – Все‑таки старый человек и у него с сердцем не очень хорошо. Лучше ему вообще не говорить ничего.

Старший лейтенант ещё задал мне несколько вопросов, я расписался в протоколе и расстались мы весьма довольные друг другом. Думаю, знакомство с ним можно продолжить. Хороший парень, хоть и «Метёлкин»…

Всю ночь я не мог уснуть. Ворочался, представлял, как Наташу, закованную в наручники, этапируют в арестантском вагоне с решетками, как какую‑нибудь преступницу. А в это время настоящие преступницы, прикрываясь чужим студенческим билетом, творят свои злые дела! Позорят Наташино имя. Господи… да как же это? Как?

На следующий день, прямо с утра мне снова сделали кардиограмму, а потом отвезли на МРТ. Не знаю, что там покажут результаты, но я был крайне возбуждён, хотя и старался это скрыть. Людей обмануть можно, но вот приборы…

После МРТ со мной долго беседовал обаятельный и веселый жизнелюб с черными густыми кудрями, местный психолог. Он показывал какие‑то кляксы, потом долго болтал «за жизнь», прикидываясь этаким душкой. Я так и не понял, что он от меня хотел? Что ему было надо?

Вечером пришли родители и меня отпустили на прогулку. Во дворе мы уселись в беседке, подальше от курящих пациентов. Мама выглядела несколько напряженно, видно было, что она очень переживает, а вот отец держался молодцом. Шутил, рассказывал об их с Хромовым работе. Естественно, только то, что не являлось государственной тайной. Со мной он мог бы быть и более откровенным, всё‑таки это я практически раскрыл замысел врага, но здесь ещё была мама. И её не стоило лишний раз волновать.

– Эх, ребятки, вечно вы про работу, – покачала головой мать. – Вот, мы тебе тут кое‑ что принесли…

Она полезла в авоську:

– Вот, курочка… апельсины, печенье…

– Ой, мам, – я схватился за голову. – Ну, голодом же тут не морят. И вообще, завтра уже обещали домой.

– Обещать, не значит выполнять, – произнесла мама весьма цитируемую в будущем фразу и поинтересовалась. – А кому можно всё это оставить, чтобы не пропало?

Я объяснил, что надо найти раздатчицу, которая уберёт все продукты в холодильник и мама направилась на её поиски.

– А ты знаешь, испытания удалось перенести! – неожиданно сказал он, когда мама ушла. – Это Коля настоял на этом.

– Молодец, Коля, – кивнул я.

– Представляешь, позвонил «прямо туда», – понизив голос, отец ткнул пальцем вверх. – Насчет возможной диверсии не говорил, но попросил время… Числа до десятого время у нас точно есть! У Николая такое интересное предложение. Встречный импульс! Они будут пытаться сжечь нашу сеть, а мы сожжем их оружие! Каково? Ну, Николай, ну, прямо гений!

Вечером, после ужина, я сел в коридоре на подоконник с блокнотом в руках и попытался продумать основные тезисы для праздничной статьи. Но увы, все мысли были только о Наташе! О злой ухмылке судьбы.

Смеркалось. Окно выходило на улицу, и я смотрел, как зажигались фонари, как сверкали фарами проезжающие мимо автобусы и машины. Одна из машин свернула с дороги и, подъехав к приемному покою, остановилась и мигнула фарами.

Я присмотрелся. Не может быть! Черт! Бордовая «Волга»! Неужели Метелкин все же разыскал меня! Разыскал и теперь демонстративно показывал, вот, мол, «зятёк, от нас нигде не скрыться, даже не думай»! Чертов шпион… Стоп! А ведь он должен бы знать, что у Маринки появился новый молодой человек, что, стало быть, мне дана отставка. Я теперь просто «бывший». Хотя, а какая Вектору разница? Меня он просто так не оставит. Думаю, его легенда о том, что он общается со мной, как с потенциальным зятем с треском провалилась. Теперь ему нужно будет искать другой повод, чтобы держать меня в зоне видимости. Объявить себя другом он не может, слишком уж мы разные люди и по статусу, и по возрасту, да и по интересам. Хотя, сейчас у нас более сем достаточно точек для соприкосновения: взаимное недоверие и слежка.

Внезапно меня осенило: а ведь новый друг Маринки – это Коля Хромов. И он может быть вхож в дом Метелкиных! И он не знает, что отец его девушки и есть тот самый Вектор – шпион и предатель. Черт! Как же я сразу‑то не просчитал… Впрочем, вряд ли Метель поведет Хромова на квартиру при отце.

«Волга» снова мигнула фарами, развернулась, уехала…

А, может, это не та машина? Но что‑то не верится в такое совпадение. Из машины никто не вышел, и никто в неё не сел. Ошиблась адресом? Ложный вызов? Да и вообще, мало ли в городе двадцать четвертых «Волг». И цвет точно ли бордовый? В сумерках, под фонарями возможно искажение. Да и зачем Метелкину меня пугать? Он что, знает, что я сижу сейчас на подоконнике и пялюсь в окно? Так что отбросим паранойю и пустые страхи.