412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Посняков » Курс на СССР. Трилогия - Тим Волков, Андрей Посняков (СИ) » Текст книги (страница 31)
Курс на СССР. Трилогия - Тим Волков, Андрей Посняков (СИ)
  • Текст добавлен: 3 декабря 2025, 07:00

Текст книги "Курс на СССР. Трилогия - Тим Волков, Андрей Посняков (СИ)"


Автор книги: Андрей Посняков


Соавторы: Тим Волков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 48 страниц)

Глава 20

Я застыл, сжимая в пальцах грубый лист бумаги. Мир сузился до этих отпечатанных на машинке строчек. «Иначе получите своего модельера по частям…» Похищение?

Это только первые ласточки. Как я и предполагал, с развитием частного бизнеса начали образовываться криминальные группировки. Просто в прошлой реальности это случилось несколько позже.

– В милицию нельзя… – глухо прошептал Гребенюк, его лицо было серым, как пепел. – Сашка, что делать?

И тут мысль, дерзкая и ясная, как вспышка, пронзила мозг.

«В милицию нельзя. А в КГБ?»

На первый взгляд нелепая, почти сумасшедшая идея, но ничего другого не приходило в голову. Времени на раздумья нет. Надо действовать быстро. Улыбка тронула мои губы. Да. Конечно. Кто, как не они, лучше смогут пресечь развитие беспредела в самом зачатке. Надо только предупредить и объяснить о последствиях попустительства. И ведь у меня же есть там… знакомый.

– Сиди здесь. Не двигайся, – приказал я Сереге и рванул к телефонной будке.

Время позднее, но дело не терпит отлагательства. Пальцы уверенно набрали номер, который я запомнил ещё с прошлой встречи. Длинные гудки казались бесконечными, я не был уверен, что мне ответят, но на пятом звонке трубку сняли.

– Дежурный. Слушаю.

– Мне нужен лейтенант Сидорин. Андрей Олегович. Срочно.

– Кто спрашивает?

– Воронцов. Александр. Скажите, что по делу о самиздате с ним встречались. Он в курсе.

Пауза. Я слышал, как стучит моё сердце и отдаётся барабанной дробью в висках. Тишина. В какой‑то момент показалось, что соединение прервалось, но я упорно прижимал трубку к уху. Наконец‑то тот же голос произнёс:

– Воронцов? Соединяю. Говорите.

Что‑то пикнуло и в трубке услышал знакомый голос.

– Слушаю.

– Андрей Олегович, здравствуйте, – срывающимся голосом начал я. – Извините за поздний звонок…

– Александр, ты? – прервал меня Сидорин. – Всё в порядке. Я как раз на дежурстве. У тебя что‑то срочное?

– Срочное, Андрей Олегович, – уже более уверенно произнёс я, но голос мой всё ещё слегка подрагивал. – Нам нужно встретиться. Прямо сейчас. Это… Это не по прошлому делу. Это что‑то совсем новое и страшное. Время не терпит. Есть прямые доказательства.

– Ты один?

– Нет, – коротко ответил я, не став вдаваться в подробности, ведь разговоры наверняка записываются.

– Вы где? – коротко спросил Сидорин.

– У своего дома.

– Ждите. Буду через десять минут. Никуда не ходите. Ни с кем не разговаривайте. Понятно?

– Да, – ответил я и повесил трубку.

Гребенюк посмотрел на меня полными ужаса выпученными глазами.

– Ты… – он постучал пальцем по лбу. – Ты куда позвонил? Это ж…

– Это единственный, кто может помочь, не привлекая внимания, – перебил я.

Ровно через десять минут к подъезду, тихо подкатила темная «Волга» с выключенными фарами. За рулём был Сидорин.

– Садитесь, – тихо сказал он, открыв заднюю дверь.

Мы нырнули в салон, и он немного отъехал в сторону и остановился в укромном месте, откуда хорошо просматривались окрестности.

– Что у вас случилось? – спросил Андрей Олегович, оборачиваясь и осматривая нас.

Я молча протянул ему записку. Сидорин достал из внутреннего кармана пиджака тонкие кожаные перчатки и, видимо, чтобы не оставлять отпечатков, осторожно взял листок за уголок. Вот, ведь, черт! Об этом я не подумал. Нужно было сразу об этом подумать. А я вообще в порыве эмоций смял листок. Теперь мало шансов там обнаружить что‑то.

Сидорин быстро прочел записку, и я заметил, как напряглись его желваки.

– Рассказывайте всё, с самого начала, – твердо сказал он. – Кто эта девушка. Ваши отношения. Работа. Материальное положение. Друзья. Враги. Важны самые незначительные детали.

Гребенюк сбивчиво, запинаясь, но подробно начал рассказывать про Валентину, их знакомство, отношения, про цеховиков, про «Селену». Сидорин с непроницаемым лицом смотрел в сторону окна возле пассажирского сидения, и в его глазах отражались тусклые фонари. Казалось, он не слушал, думал о чем‑то своём, но я знал, что он не просто впитывал информацию, а сразу, систематизировал, «раскладывал по полочкам» в своем безупречно организованном мозгу.

Когда Серега замолчал, Сидорин медленно перевел взгляд, и в его глазах я почувствовал тепло.

– Понятно, – произнес он и слегка улыбнулся, оценив полную откровенность парня. – За последние дни, неделю ничего подозрительного не замечал? Посторонних лиц, машин?

Сидорин не отрывая взгляда смотрел на Гребенюка, а тот, всё ещё бледный, беспомощно мотнул головой.

– Нет… Вроде бы… Всё, как всегда.

– Похищение человека, особенно с целью вымогательства, редко бывает спонтанным. Это не уличный грабёж. Это почти военная операция. Нужно изучить маршруты девушки, её распорядок дня, привычки. Выявить слабые места, подобрать момент. Значит, они вели наблюдение. Дни, может быть, даже недели. И ты ничего не заметил? Может, машину?

– Нет, вроде… Ничего такого… – ответил Гребенюк, растерянно хлопая глазами.

Я вдруг вспомнил.

– Постойте. Я… Я видел. У проходной «Селены», когда был там. Старый бежевый «Иж‑Комби». В салоне двое… Курили, кого‑то ждали. И один… – я зажмурился, пытаясь выцепить из памяти смазанный кадр. – Мне показалось, я его видел раньше. В компании Костяна. Поэтому и запомнилось.

Сидорин, не шелохнувшись, слушал, его взгляд стал пристальным, почти физически ощутимым.

– Номер? – тихо спросил он. – Номер запомнил?

Я сжал виски пальцами, заставляя мозг прокрутить пленку назад. Тусклый свет зимнего дня, грязный снег, бледно‑бежевый бок автомобиля… Память журналиста должна быть натренированной, чтобы полагаться не только на диктофон или фотопленку, а и на собственные воспоминания, ощущения, эмоции. Бывает, что оборудование подводит, а писать статью надо. Вот и напрягаешь память, цепко фиксируя все на подкорку. Оставалось только оттуда теперь извлечь все…

– Три… три буквы… – выдохнул я. – «ИМТ»… Кажется, «ИМТ»… Цифры… 54… 54–65… Нет, 54–66! – выпалил я наконец, с облегчением открывая глаза. – «И‑54–66‑МТ»! Я не уверен на все сто, но…

Сидорин не стал ждать. Передал по рации:

– Срочно пробить по базе: «Иж‑Комби», цвет бежевый, возможный госномер «И‑54–66‑МТ» Владельца, все связи. Немедленно.

– Так, – он повернулся к нам. – Теперь остается только ждать. Поэтому сейчас идите домой. Нужно отдохнуть.

– Я… я не поеду домой, – испуганно и упрямо завертел головой Гребенюк. – Мать Валентины… Её одну оставлять нельзя. Она с ума сойдёт если узнает.

– Не говори ей ничего, – предупредил Сидорин. – Придумай что‑нибудь.

– Я к ней поеду, – решился Гребенюк. – Что‑нибудь придумаю. Скажу, что Валя у подруги заночевала. Или по обмену опытом в другой город уехала.

– Разумно, – одобрил Сидорин. – Хорошо. Мы тебя подбросим до ее дома.

Я отметил, что он сказал «мы подбросим», значит наш разговор ещё не закончен. Машина тронулась. Мы молча доехали до знакомого дома на Кировской. Гребенюк, не говоря ни слова, выскочил и быстрым шагом направился к подъезду, сутулясь от холода и горя.

– Держись, Серега, – тихо сказал я ему вслед.

«Волга» развернулась и поехала обратно. В салоне повисло тяжёлое молчание. Я смотрел в тёмное окно, пытаясь осмыслить события этого безумного вечера. Похищение… Вот тебе и обратная сторона предпринимательства. Зависть и жажда быстрой наживы толкают людей на преступления.

Мы уже подъезжали к дому, когда моё внимание привлекли два силуэта, идущие впереди по проулку.

– Стойте! – вырвалось у меня непроизвольно.

Сидорин тут же притормозил.

Первый вышел на освещенный фонарем участок, и я узнал в нём отца. Он шёл по направлению к дому. Опять допоздна задержался на работе! Серебренников торопит с разработкой и отладкой, вот они и засиживаются до полуночи с Колей Хромовым. А потом по такой темноте домой идут. Хоть бы машину дежурную дали! Я обратил внимание, что он двигался быстро, суматошно, его голова постоянно поворачивалась, будто он кого‑то искал или, наоборот, хотел убедиться, что за ним не следят.

Метрах в двадцати позади отца шёл высокий человек в тёмном длинном пальто. Он шёл уверенно, неотрывно глядя в спину отцу, постепенно ускоряя шаг. Дистанция между ними сокращалась.

– Что случилось? – насторожился Сидорин.

– Там мой отец, – начал я и вскрикнул.

Ледяная волна ужаса накатила на меня, сжимая горло. Словно в кошмарном замедленном кадре, незнакомец ещё больше ускорил шаг, сунул руку в карман пальто и вытащил оттуда короткий, блеснувший в свете фонаря, пистолет.

– Отец… – прохрипел я, не в силах вымолвить больше ни слова.

Почти беззвучно распахнулась дверца машины и Сидорин в одно мгновение оказался на улице.

– Стоять! Милиция! Брось оружие! – прокричал Сидорин, направляя пистолет на человека в черном.

Незнакомец мгновенно среагировал и выстрелил в сторону Сидорина. Пуля врезалась в кирпичную стену дома рядом с машиной, окрашивая снег красными крошками.

Ответный выстрел был точным. Незнакомец дернулся, пошатнулся, нелепо, как марионетка, вздернув руками, сделал неловкий шаг и рухнул лицом в снег. Пистолет выпал из его рук и с сухим стуком отскочил по асфальту.

Я выскочил из машины и бросился к отцу.

– Пап! Ты цел? Ранен?

Отец, с белым, как мел лицом, стоял, прислонившись к стене, и дрожащими руками сжимал портфель.

– Сашка… Господи… Сашка… – он едва смог выговорить мое имя, не веря, что всё закончилось. – Ты как тут оказался?

– Мимо проезжал.

Сидорин подошел к нам с сосредоточенным и мрачным лицом, огляделся по сторонам и убрал свой «ПМ» в кобуру. Потом наклонился, прислонил пальцы к шее лежащего, поднял с земли его пистолет и аккуратно опустил в карман.

– Матвей Андреевич, вы его знаете? – спросил Сидорин, кивнул на лежащего и перевел тяжелый взгляд на отца.

– Нет. А что случилось? – ещё не понимая, что произошло спросил отец.

– Этот человек пытался Вас убить, – не стал увиливать Сидорин. – Но не просто же так?

– Я… я засиделся в лаборатории с Колей, – отец сглотнул, пытаясь совладать с дрожью в голосе. – Собирался домой. Еще у института заметил, что за мной идет человек. Думал, что показалось. Решил проверить, свернул с обычного маршрута. Он… он продолжал идти следом. Я ускорил шаг, он ускорил. Побежал… Он побежал. Я почувствовал опасность. Хотел оторваться во дворах. Не получилось. Он все время был близко. Лица не разглядел. Да и рассматривать некогда было. Признаться, немного струхнул…

Сидорин кивнул, его взгляд скользнул по темным окнам спящих домов, оценивая обстановку.

– Вам придётся отправиться со мной, и у нас будет сложная ночь. Ждите здесь.

Он подошел к распластанному на снегу телу, снова надел перчатки, и, приложив усилие, перевернул его на спину.

На пальто, чуть левее центра груди, расползалось темное, почти черное в свете фонаря мокрое пятно. Попадание было точным. Шапочка съехала набок, открыв бледное лицо, с заострившимся носом и темными, уже остекленевшими глазами.

Я вздрогнул, и у меня перехватило дыхание. В висках застучало, в глазах потемнело.

Не может быть…

– Знакомый? – спросил Сидорин, увидев мою реакцию.

– Нет, – за нас обоих ответил отец.

Я же не мог отвести взгляд от мертвого лица. Этого человека я видел дважды. Это тот самый человек, которому Метелкин передавал документы в парке. Тот самый сообщник. И у меня есть его фото.


* * *

Прибывшая на место происшествия группа занялась осмотром места происшествия, и нас после короткого опроса отпустили домой, предупредив, чтобы мы незамедлительно явились в отделение, как только нас вызовут.

Мы договорились ничего не говорить маме, чтобы не волновать её лишний раз. Немного постояли в подъезде на лестнице вежду этажами и, уняв дрожь в коленках, явились «перед грозные очи хранительницы семейного очага». Увидев нас вместе, мама слегка удивилась, поворчала, что мы с отцом слишком много уделяем внимание работе, в то время, когда она старается приготовить ужин, который остывает и приходится подогревать, а от этого…

Её возмущение несколько разрядило обстановку, мы вернулись к обычный жизни, с удовольствием проглотили подогретый ужин и отправились спать.

Лёжа в темноте, я слышал приглушённые голоса родителей за стеной. Закрыл глаза, но сна не было, назойливые мысли крутились в голове. Еще бы, столько событий за один день! Похищение Валентины и покушение на отца! Но если с Валентиной более‑менее ясно: похищение с целью вымогательства, то с покушением на отца было много вопросов. Понятно, что нападение на Хромова и тот странный кирпич, что чуть не упал на голову отца на стройке, а теперь покушение в подворотне – это звенья одной цепи.

Бандита, который огрел кирпичом Хромова, задержали, но он всего лишь исполнитель. Но кто же истинный заказчик?

Перед глазами вновь всплыло лицо мертвеца. Тот самый шпион, что получил от Метелкина секретные документы. У меня ведь и фотография его есть, правда не так хорошо лицо видно.

Неужели Метелкин к этому причастен? Все факты указывают на это. Но был ли он пауком, сплетшим паутину или просто ещё одной мухой, запутавшейся в ней?

Что, если этот незнакомец, предположительно шпион, действовал по заказу тех, кто пытается помешать Советскому Союзу в развитии новых технологий, остановить научные разработки в области электроники и информатики? Отец с Хромовым сделали стремительный рывок, явный прорыв в разработках и идут дальше. Значит есть те, кто стремятся им помешать?

Голова гудела от избытка информации. Тени за окном казались зловещими, каждый шорох в квартире – подозрительным. Последнее, что я вспомнил, прежде чем сознание поглотила чёрная дыра усталости – это холодные, закатившиеся глаза незнакомца в свете фонаря и ощущение, что мы все, как слепые котята, тычемся в гигантскую, невидимую машину, которая вот‑вот перемелет нас в фарш.


* * *

Утро, серое и напряженное. Проснулся с ощущением, будто выдернули из болота. Отец выглядел не лучше, сказывались вчерашние события. Мы молча поели, собрались и с угрюмыми лицами замерли на пороге. Не хотелось покидать уютную квартиру и снова оказаться в, в одно мгновение ставшим враждебным, мире. Мать, глядя на нас, забеспокоилась.

– Все в порядке? Вы чего такие?

– Сон плохой приснился, – в один голос ответили мы.

Переглянулись. Но мать, кажется, ничего не заметила.

– Это потому что вы поздно приходите и на ночь наедаетесь! – с упреком ответила она. – Я в журнале «Здоровье» прочитала, что на ночь есть вредно. Только ромашковый чай пить. С медом.

Мы с отцом осторожно спустились на первый этаж и замерли у двери. Вчерашний ужас не отпускал. А что, если там кто‑нибудь поджидает нас?

У подъезда, припарковавшись ближе к тротуару, стояла темно‑серая «Чайка». Увидев нас, из машины вышел молодой человек в штатском и коротко кивнул.

– Матвей Андреевич, здравствуйте! Меня Петр зовут. Вот, по распоряжению товарища Серебренникова, – он кивнул на «Чайку». – Для вашей безопасности.

– Что это? – не понял отец.

– Так ведь машина, – улыбнувшись, ответил водитель. – Возить вас буду.

– Возить?

– Ну да.

– Куда?

– Как куда? На работу!

– Меня⁈ – отец явно не понимал, что происходит. Он всю жизнь проработал в институте, на работу ходил пешком, а тут вдруг служебная машина с личным шофером? – А почему «Чайка»? Можно было бы и что‑нибудь поскромнее.

– Так нет других машин в гараже, – растерялся водитель. – Но я передам ваше пожелание.

Мы с отцом переглянулись и громко рассмеялись. Какой‑то тяжёлый груз упал с плеч. Невидимая струна страха окончательно ослабла.

– Отец, это для твоей безопасности, – уверил его я. – Садись. Теперь только так.

– Надо же! – отец вновь глянул на машину, уже с интересом, и довольно улыбнулся. – Меня, и на машине! Ну ладно. Раз сам товарищ Серебренников приказал, пусть и такая будет. Садись, сынок, подброшу до редакции.

Возражать я не стал.

Мы устроились сзади на просторном диване. «Чайка» медленно тронулась, и мы поехали, сопровождаемые удивленными взглядами спешащих к остановке соседей.

– Ну как, пап? – спросил я, когда мы выехали на проспект. – Как дела у вас с Колей? Новости есть?

Отец оживился. Техника всегда была для него лучшим средством избавления от любых потрясений.

– О, еще какие! – он понизил голос, хотя водителя, работающего «в такой структуре» можно было и не опасаться. – Понимаешь, Саш, мы с Колей… мы, кажется, совершили новый прорыв, ТКСС‑1 это так, вчерашний день. Мы пошли дальше. Переработали принципиальную схему «Сетей». Убрали несколько лишних каскадов, оптимизировали алгоритм маршрутизации данных. Теперь пропускная способность должна быть в несколько раз выше, а помехозащищенность так вообще на порядок!

Я кивнул, хотя мало что понимал в его рассуждениях, мысленно отдаленно представляя себе эти сухие технические термины в виде будущего интернета, рождающегося в скромной лаборатории.

– А с «ТКСС» всё‑таки как? – поинтересовался я, вспомнив, что отец назвал это изобретение, ещё только‑только получившее одобрение к массовому производству «вчерашним днём».

– И его не забываем, – отец довольно улыбнулся. – Увеличили ёмкость батареи, улучшили эргономику.

«– Ну, слава Богу, что они не остыли к этому изобретению, – подумал я. – А то многие, из немногих посвященных, уже жаждут получить переносной телефон в личное пользование. А таких людей нельзя разочаровывать.»

– И да, – голос отца стал официальнее. – На следующей неделе у нас назначена встреча в Министерстве обороны. Будем показывать и усовершенствованный ТКСС‑1, и новый вариант схемы «Сети». Если они одобрят… – он развел руками, и в этом жесте был весь возможный масштаб.

«Чайка» тем временем плавно подкатила к зданию редакции. Я поблагодарил отца и водителя и открыв дверцу машины, тут же столкнулся с Горгоной.

– Здравствуйте, Надежда Абрамовна, – вежливо поздоровался я, но она в ответ только презрительно фыркнула. Вот человек!

Едва переступил порог редакции, еще не сбросив с плеч зимнюю куртку, как Людмила Ивановна, не отрываясь от бумаг, сухо бросила:

– Воронцов, тебе уже раз пятый звонят. Весь телефон оборвали. Вот опять…

Она протянула мне телефонную трубку.

– Воронцов, слушаю, – сказал я, предчувствуя недоброе.

– Александр, доброе утро, это Сидорин, – узнал я его собранный, безэмоциональный голос. – На машине сегодня добирался до работы?

– Да. А что такое?

– Подойди к окну. На противоположной стороне улицы, у газетного киоска, стоит мужчина в сером пальто и кепке. Видишь?

Я подошел к заиндевевшему окну и осторожно отодвинул край шторы. У киоска, вроде бы выбирая прессу, и впрямь стоял немолодой мужчина в сером драповом пальто и темной кепке.

– Вижу.

– Он наблюдает за вашей редакцией с самого утра. Возможно, случайный пассажир, но лучше перестраховаться. Не смотри в его сторону. Не подавай виду, что заметил. Мы еще за ним понаблюдаем.

– Понятно, – я отошел от окна, стараясь дышать ровнее. – Андрей Олегович, подскажите, а про Валентину что‑то известно?

– Про это тоже хотел тебе сообщить. Нашли, – ответит тот. – Машину ту нашли, про которую ты говорил. Бежевый «Иж‑Комби».

– А Валентину?

– Бери своего друга, Гребенюка и дуй на Кирова 17, – уклончиво ответил Сидорин.

И этот ответ мне совсем не понравился.


Глава 21

Бежевый «Иж‑Комби» с распахнутой водительской дверью стоял у самого тротуара. Возле него, поглядывая на часы, прохаживался Сидорин. С непокрытой головой, в распахнутой куртке «Аляска» он напоминал обычного городского пижона. Мы с Гребенюком выпрыгнули из такси…

– Андрей Олегович!

– А, явились… – лейтенант кивнул на «Комби». – Эта?

Я быстро осмотрел машину. Внешний вид, цвет, номер И 54–66 МТ все совпадало.

– Она! – уверенно подтвердил я.

– Так вы их взяли! – обрадовался Гребенюк и с надеждой взглянул на Сидорина. – А… где Валя?

Тот хмуро покачал головой:

– Машина числится в угоне. Совершив преступление, похитители ее просто бросили… Сейчас ГАИ подъедет. Вроде бы, хозяин нашелся.

С угрюмым лицом Серега отошел в сторону, присел на корточки, прислонившись к стене, достал сигарету и нервно прикурил. Его руки дрожали, а глаза были полны решимости идти до конца. Даже вопреки закону. Я помнил этот взгляд убийцы из будущего и невольно содрогнулся. Совсем недавно я попытался исправить его карму, направить энергию в мирное русло. Вроде получилось, парень влюбился, занялся честным частным бизнесом, стал практически законопослушным гражданином. И вот теперь всё рушится. Нет, я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы этот звериный блеск навсегда ушел из его глаз.

Жёлтая «копейка» с мигалками выскочила из‑за угла. Хотя, скорее, это был ВАЗ‑21011… Ну да, бампер без «клыков» и черные вентиляционные нашлепки на задних стойках. Из машины не спеша, с ощущением собственной значимости вышел гаишник и поздоровался с Сидориным. С заднего сиденья выкарабкался какой‑то пожилой мужичонка, в подбитой искусственным мехом куртке и бросился к припаркованному автомобилю.

– Да‑да, это она, – дрожащим голосом радостно прокричал владелец угнанной тачки и с любовью погладил её по крыше. – Ласточка моя… Стояла себе в Анисимовке, на даче… Я зимой вообще редко на ней езжу. Салон большой, прогревается плохо, а у меня радикулит… Ох, и кому это понадобилась моя старушка? Она же еще из первых выпусков. Однако, бегает резво… Спасибо вам огромное, товарищи милиционеры!

– А почему сразу не заявили об угоне? – поинтересовался Андрей Олегович.

– Так, понимаете, я к дочке в Ленинград ездил, на поезде… Пока туда‑сюда, дней пять и прошло. Приехал, а машины и нету! Я чуть с ума не сошел… Ой! А номера‑то не мои!

– Это с ГАИ разбирайтесь, – махнул рукой Сидорин, потеряв всякий интерес к обрадованному автовладельцу.

Отойдя в сторону, Сидорин подозвал нас с Гребенюком.

– Ну, вы особо не паникуйте, – он положил руку на плечо Сергея и крепко сжал. – Держись. У нас есть еще сутки! Найдем. Все сведения у нас имеются. А вы будьте на связи!

– Там это… – Гребенюк посмотрел прямо в глаза Андрею Олеговичу. – Георгий Мефодьич, ну, шеф наш, предложил заплатить…

– Знаю, – прервал его лейтенант. – Операция уже разработана. На передаче денег всех и повяжем. Ладно! Если что новое узнаете, звоните. Сутки еще есть.

Простившись с Сидориным, мы пошли домой.

– Повяжут они, ага… – зло сплюнув, Серега снова закурил.

– Повяжут! – спокойно сказал я. – Сидорин парень упертый.

– Но, пока они будут «вязать», Валентина у бандитов будет, – Гребенюк выбросил недокуренную сигарету в снег. – Сам буду искать! Прямо вот завтра. На работе отпрошусь и…

– Я тоже отпрошусь, – решительно сказал я, поддерживая друга. – Вместе будем искать. И начнем уже сегодня.

Гребенюк снимал квартиру недалеко, здесь же, на Кировской, у кафе «Айсберг». Туда мы сейчас и пошли.

– Интересно, почему они бросили машину именно здесь? – вслух рассуждал я. – Знали, где ты живешь? Следили?

– Да я не так чтоб рядом…

– Тогда, выходит, они тоже где‑то здесь проживают…

– Или куда‑то зашли…

– В «Айсберг»! Куда тут еще идти‑то? – я потер руки. – Они нынче на кураже, на нервах. Самое время немного расслабиться. Может, кто‑то их в «Айсберге» видел? Узнал?

Гребенюка в кафе хорошо знали, пустили без вопросов. Приглушенно моргала светомузыка. Народу было немного.

'Я рисую, я тебя рисую,

Я тебя рисую, сидя у окна…'

негромко пел в динамиках Яак Йоала.

– Молодые парни? Вчера? – официант, длинноволосый парень, лет двадцати пяти, с модными холеными усиками, задумчиво покусал губы. – Да у нас все молодые… Хотя, заходила тут пара качков.

– Качков? – я насторожился.

– Ну, крепкие такие, – пояснил официант и показал руками «жест бодибилдера». – Которые «железо» тягают, знаете? Кажется, из деревни.

– Почему из деревни? – удивленно спросил Гребенюк.

Официант пожал плечами:

– Да не знаю, – пожал плечами официант. – У меня такое впечатление сложилось. А! Одеты были… ну, не то, чтобы плохо, но как‑то… не по фирмЕ! Джинсы – не джинсы, смесовка советская. Знаете, типа «Ну, погоди». Свитера… тоже обычные, какие в любом сельмаге продаются. Ну, не наш контингент, видно сразу.

– А какие‑нибудь особые приметы?

– Да какое там! Парни, как парни… Лица такие… круглые, волосы средней длинны… Один темно‑русый, второй шатен, кажется… На вид лет по двадцать. Да! Мне показалось, будто от них навозом пахло! Так, слегка. Говорю же, деревенские.

'Я тоскую, по тебе тоскую,

По тебе тоскую,

Не пройдет и дня…'

– Деревенские… – поблагодарив официанта, Серега вдруг встрепенулся. – Слушай, а ведь Валя как‑то рассказывала… Так, мельком, я и внимания не обратил.

– Так! – поставив чашку с кофе на стол, насторожился я. – А ну‑ка поподробнее.

– С неделю назад дело было, – Гребенюк взволнованно взъерошил затылок. – Мы поужинали, телик стали смотреть… «Знатоков», что ли… И Валентина пожаловалась, мол, пристали сегодня на заправке двое. Ну, так, с завистью. Стали вслух предполагать, откуда у нее такая машина! Ну, а у Валечки, знаешь, язык, что бритва. Так их отошла, мало не показалось. Потом села в машину да укатила.

– А парни?

– А черт их знает, она на них не смотрела. О! – Серега поднял вверх указательный палец. – Сказала еще, что «деревня»!

– Так! – насторожился я, чувствуя, вот она, ниточка. – Давай, вспоминай, где заправка. Я так полагаю, эти парни туда не пешком пришли. Может, и «Комби» там видели?

– Хм… заправка… – Гребенюк нервно забарабанил пальцами по столу. – Да где угодно! Валя без меня была… Хотя, в то день она куда‑то в пригород ездила. Да, в «Золотую ниву»! Там хотим филиал открыть… Она еще сказала, по пути заправлюсь.

– По пути… Значит где‑то сразу на выезде из города, – вслух рассуждал я. – По трассе на «Золотую ниву». Логично?

– Ну да…

– Значит, завтра берём такси и туда…

– А зачем такси‑то? – допив кофе, Гребенюк усмехнулся. – У меня ж машина. Забыл? Короче, завтра с утра за тобой заеду.

– Только сначала в редакцию. Надо отпроситься.

– Ну, это само собой.


* * *

Утром Серёга заехал за мной пораньше, ведь предстояла неблизкая дорога, но для начала надо заехать в редакцию и написать заявление на отгул. Мы ехали молча, даже музыку не включали. Я внимательно осматривал улицы города и спешащих по тротуарам пешеходов. Вдруг появится какая‑то зацепка.

Он всё ещё торчал, у киоска! Тот самый мужик, в сером драповом пальто и темной кепке. Сидорин предположил, что он наблюдал за редакцией, за кем‑то следил. Вот странно, мужику за полтос, а он столько времени торчит на морозе. Похоже уже весь ассортимент продукции союзпечати на память выучил. И киоскёр к нему как‑то слишком спокойно относится, не высовывается из окошка и не донимает вопросами типа «мужчина, вы будете что‑нибудь брать?». Странно как‑то всё это. Хотя, Сидорин говорил, за ним тоже присматривают. Отсюда напрашивается вывод, что вместо киоскёра там сидит какой‑то кагебешник. А что, логично. Я усмехнулся. Такими темпами мне скоро надо будет в милицию переводиться, слишком много времени уделяю расследованиям разных происшествий. Хотя, зачем переводиться, можно же совместить? Открыть, к примеру, постоянную рубрику «криминальные новости».

– Так, Серега! – спокойно предупредил я. – Проезжай мимо… остановишься за углом…

– А что такое?

– Потом объясню.

– Потом, так потом…

Пожав печами, Гребенюк проехал дальше и, свернув за угол, остановил машину. Было уже почти восемь часов утра. Отгул отгулом, но опаздывать всё равно нельзя. Трудовую дисциплину никто не отменял. Я выскочил из салона:

– Жди! Я быстро.

Шел мелкий снег. Разгоняя предрассветную тьму, горели желтые фонари. К остановке, фырча, подкатил желтый ЛиАЗ, прозываемый так же «Сараем».

Сунув руки в карманы куртки, я попытался быстро прошмыгнуть мимо киоска.

– Товарищ корреспондент! – окликнул кто‑то.

Я оглянулся. Тот самый, в кепке! Впрочем, агрессии он, кажется, не проявлял.

– Можно вас? Вы ведь Воронцов, да? Про технический прогресс пишете?

– Ну… да.

– Здорово пишете! – незнакомец заулыбался и протянул руку. – А я Лебедев, Анатолий Григорьевич, рационализатор. Очень бы хотелось с вами поговорить!

Вот ведь, нашел время!

Я перевел дух. Значит, ничего такого. Похоже, Сидорин перестраховался. Надо будет дать отбой. Но не сейчас, я очень занят. Надо срочно отправляться на поиски Валентины. Однако, негоже людей отшивать…

– Что же вы, Анатолий Григорьевич, вчера‑то не зашли? – поинтересовался я, ставя в известность, что его появление не осталось незамеченным.

– Да, знаете, все никак не мог решиться, – Лебедев явно смутился. – Вы все‑таки пресса… Да и в редакцию как‑то заходить… Словно незваный гость.

– Хм… «Незваный гость», скажете тоже! – я улыбнулся ему как можно приветливее. – Я с большим удовольствием с вами пообщаюсь, уважаемый Анатолий Григорьевич!

– Спасибо! – обрадовался Лебедев и направился к входу в редакцию.

– Только не сейчас, – остановил его я. – Поймите, неотложные дела. Давайте, скажем, в понедельник? Прямо в редакцию и заходите!

– Ой… А можно не в редакции? – заморгал собеседник. – Понимаете, у меня там знакомая… да такая, что… Обязательно слухи, сплетни пойдут разные.

– Хорошо, давайте тогда здесь, на углу, в пышечной. Скажем, в час дня? Удобно вам?

– Да, да, очень удобно! Спасибо вам большое, товарищ Воронцов!

– Ну, пока не за что…

Я все же не удержался, полюбопытничал:

– А что у вас за знакомая, если не секрет?

– Да бывшей жены подруга, – скривился Лебедев. – Надежда Абрамовна…

Горгона! Вот же черт! Теперь поня‑атно…

– Надежда Абрамовна? – удивился я и рассмеялся. – Понимаю, понимаю. Ну да, от неё можно ждать неприятностей.

Шеф отпустил без вопросов. Я и не соврал, сказал, что по важному личному делу. Да и выглядел соответственно, бледно и нервно.

– Ладно, Саша, иди, – напутствовал он. – Если что, звони. Может, мы чем сможем помочь?

– Да не, я сам, – кивнул я. – Спасибо, Николай Семенович!

Гребенюк в нетерпении дожидался меня в автомобиле.

«Вчера на мысе Канаверал стартовал американский космический челнок 'Челленджер» по программе «Спейс‑Шаттл», – негромко бубнило радио.

Поехали…

Вскоре город стался позади. Светало. Мы ехали по шоссе, высматривая заправку. Я проезжал здесь уже не раз, и на автобусе, и с дядей Витей на его «Запорожце». Но сейчас, зимой, все казалось другим.

– Скоро уже должна быть… – обгоняя бензовоз, пробормотал Серега.

Справа промелькнул указатель «Анисимовка», 2 км.

– Опа! – крикнул я. – Ну, ка, остановись! Серег! Чуешь?

– Оттуда «Комбик» угнали!

– Вот‑вот!

– А вот и заправка…

В восьмидесятые уже чаще говорили именно так: «заправка», а не «колонка», как еще лет десять назад.

Заправка, как заправка. 72‑й, 76‑й, АИ‑93, «Экстра»…

Только вот диковато выглядела одинокая будочка кассира. Ни тебе кафе, ни шиномонтажки рядом. Буквально спросить не у кого.

Кассиршу, чем‑то озабоченную женщину лет сорока с волосами крашеными хной разговорить не удалось. Валентину она так и не припомнила. Или не захотела вспоминать. Хотя, что она со своей будочки видела?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю