Текст книги "Курс на СССР. Трилогия - Тим Волков, Андрей Посняков (СИ)"

Автор книги: Андрей Посняков

Соавторы: Тим Волков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 48 страниц)

Кто‑то собирает на него компромат, чтобы устранить с дороги или заставить играть по своим правилам. Фотография была не угрозой разоблачения перед КГБ (это был бы крах для всех), а предупреждением: «Мы тебя видим. Мы знаем, что ты играешь против своих же. Помни, на чьей ты стороне».

Потом придет запоздалое осознание: он на крючке. И тогда, как только это осознание придет, можно будет брать его, пока горяченький.

Эффект не заставил себя ждать.

Через пару дней я, якобы случайно, столкнулся с ним в подъезде. Он возвращался домой, выглядел уставшим и серьезным. Увидев меня, он не кивнул привычно‑снисходительно, а на мгновение задержал на мне взгляд, быстрый, пронзительный, изучающий. В его глазах читалась не злоба, а глубокая озабоченность и попытка что‑то просчитать.

– Александр, – бросил он сухо вместо приветствия.

– Я к Марине…

Тот даже не обернулся, поспешно прошел мимо. Ага, нервничает, по лицу видно.

Еще через несколько дней Степан Николаевич мимоходом обронил, что видел Виктора Сергеевича на совещании в обкоме.

– Такой серьезный, – заметил он. – И в выступлении как‑то осторожнее стал, не так уверенно, как всегда, о перспективах развития говорил.

Я понимал, что зерно сомнения было посеяно. Оставалось ждать, когда взойдет урожай.

* * *

Утро в редакции началось не с привычного гула пишущих машинок, а с гробовой тишины, нависшей после раскатистого баса Степана Николаевича.

Главный редактор стоял посреди общего зала, зажав в трясущихся руках свежий, еще пахнущий типографской краской экземпляр «Зари». Его лицо, обычно невозмутимое, сейчас было мертвенно‑бледным и перекошенным то ли от страха, то ли от гнева.

– Это что такое⁈ – его голос, сорвавшийся на хриплый шепот, был страшнее любого крика. Он тыкал пальцем в разворот газеты. – Где четвертая полоса? Где материал о субботнике⁈

Все замерли и обернулись к главному редактору, пытаясь понять, что случилось.

– Я спрашиваю – где четвертая полоса? – продолжать вопрошать тот.

– Так это… в газете, – осторожно ответил Серега. – Где ей еще быть?

Думаю, если бы она там была, то мы бы сейчас не стояли все тут. Я подошел ближе. Глянул в газету в руках Степана Николаевича. И обомлел.

На месте, где должен был быть репортаж с фотографиями передовых рабочих и пламенными призывами выйти на коммунистический субботник, зияла пустота. Чистая, белая, зловещая. Просто белый лист.

– Куда… пропал? – Степан Николаевич глянул на меня, но я лишь пожал плечами.

И вдруг меня словно ударило молнией.

– Тираж… – сглотнул я ком в горле, оглядывая всех. – Тираж уже в городе. Часть уже развезли по киоскам. На почту… Остальные готовы к отправке в районы.

Это катастрофа! Идеологический провал. Срыв важного партийного поручения накануне знаменательного события. За такое не просто лишали премии, за такое могли снять с должности. А по цепочке спросили бы со всех.

– Это… это типография… – неуверенно пробормотал кто‑то с задних рядов.

– Ответственный из типографии уже идет, – доложила взволнованная Людмила Ивановна, положив трубку телефона.

Через десять минут в редакцию ворвались два взмыленных человека в синих халатах, пахнущих машинным маслом и свежей краской. Это были старший печатник, дядя Миша, и начальник смены.

– Степан Николаевич, да что вы? – развёл руками дядя Миша, едва взглянув на злополучный экземпляр. – Форма была заполненная! Мы же сличали перед прогоном! Все полосы на месте были!

– Какая форма? – тихо спросил я у стоящего рядом Плотникова.

– Печатная форма, – так же тихо ответил Сергей. – Та самая пластина, с которой идёт печать всего тиража. Если бы с ней было что‑то не так, весь тираж был бы бракованным. А тут… пустота только в одном месте.

– Как же тогда это получилось, если у вас все хорошо? – пробасил Степан Николаевич.

Дядя Миша пожал плечами.

– Печать ночью была?

– Ночью, – кивнул тот.

– Опять не контролировали, спали?

– Да мы же…

– Не надо оправдываться. Если бы следили за полосой, увидели бы, что белые листы идут. А вы…

– Да я на пять минут, один глаз только закрыл. Что ей сделается? Идет печать, станок работает.

– Работает! – передразнил его редактор.

– Степан Николаевич, разбираться нужно позже, – сказал я, выходя вперёд. Все взгляды удивлённо упёрлись в меня. – Сейчас нужно решать, что делать с тиражом, который уже в киосках. Его нужно срочно изымать.

– Изымать? – повернулся Степан Николаевич. – Да я лучше повешусь! Поднимется такой шум, что до обкома дойдёт в течение часа! Мне потом всю жизнь вспоминать будут, как «Заря» с антисоветским белым листом по городу ездила!

– Тогда… заменить! – тут же нашелся я.

– Чем заменить? – в отчаянии спросила Людмила Ивановна.

Повисла тяжёлая, беспросветная пауза. Казалось, выхода нет.

– Подождите, – снова нарушил я молчание. – Дядя Миша, скажите честно… у вас же всегда печатают немного больше тиража? Про запас? На тот самый… «непредвиденный брак»? Если, бумаг, например, зажует, или полоса пойдет краски.

Печатник смущённо покраснел и потупил взгляд. Это было нарушением правил, но старая, добрая традиция всех типографий страны.

– Ну… бывает… – пробормотал он. – Листов на пятьдесят, на сто… Машина ведь, она… может клинить… Сами понимаете…

– И где этот… неучтённый запас? – быстро спросил я, чувствуя, как в груди загорается искра надежды.

– Да на складе… в типографии… Никто его не трогает. Потом просто на макулатуру сдаем, в конце месяца.

– Вот на это и заменим! – я глянул на главреда. – Договоримся с киосками – там бабушки хорошие работают, я их лично знаю, развозил же, когда Петровича подменял. Объясним, что случился мелкий технический брак. Думаю, никто против не будет. Главное, сделать всё быстро и тихо, пока не успели распродать.

Степан Николаевич удивленно посмотрел на меня, закивал.

– Это верно… Саша, давай, действуй! Бери Федю, газеты, и по киоскам. А ты, – он глянул на дядю Мишу. – Сейчас же… Все свободные руки… И перепечатку! Срочно! Людмила, ты обзванивай киоски, говори, что везём замену… Только, ради бога, тихо и вежливо! Никаких подробностей! Ну, что встали? Поехали!

* * *

Вечером, когда последняя пачка бракованных газет была благополучно заменена, мы вновь собрались в редакции. Все чертовски уставшие, вымотанные, мы просто молчали, глядя на Степана Николаевича.

– Успели, – выдохнул тот. – Все заменили. Без лишнего шума! Ребята, вы… я даже не представляете, как вы меня спасли! Ведь дело такое… В общем, досталось бы всем.

Вновь принялись расспрашивать дядю Мишу, чтобы понять, как такое могло случиться. Надо отдать ему должное, тот отвечал честно, и что вздремнул в ночную смену, и что не заходил в основной печатный зал.

– Но в типографии все было в порядке! Каждую смену все одно и тоже. Форму проверили. Говорю вам, брак появился после того, как форма была одобрена, и закреплена. Ее просто… убрали. Мы ее в шкафу нашли. Специально кто‑то…

Повисла пауза.

– Специально? – переспросил Степан Николаевич.

– Ну не сама же она в шкаф прыгнула! – улыбнулся дядя Миша, но увидев суровый взгляд главреда, тут же потупил взор.

– И кто же? Кто‑то посторонний? Приводил кого‑то?

– Никого не приводил! Кто‑то… из своих, Степан Николаевич, – печатник дядя Миша развёл руками. – Да я бы чужого и близко не подпустил! В смене нас двое: я и начальник смены. А после смены… ну, сторож. Ваня. Нормальный парень, вроде…

– Сторож? – главред прищурился. – А где он сейчас? На работе?

– Должен быть, – кивнул Миша. – Смена у него сейчас как раз.

– Людмила Ивановна, – Степан Николаевич повернулся к ней. – Срочно вызовите ко мне сторожа типографии. Так, для… для благодарности. Чтобы не спугнуть.

В кабинете воцарилось напряженное молчание.

Наконец дверь скрипнула, и в кабинет вернулась Людмила Ивановна. На ее обычно невозмутимом лице читалась растерянность и тревога.

– Степан Николаевич… – начала она, запинаясь. – Его нет.

– Как это нет? – главред поднялся из‑за стола.

– На посту нет. В подсобке пусто. Дома его жена не видела с обеда. Говорит, ушёл на работу, как обычно. А его… нигде нет. Пропал…

Глава 8

Ситуацию с испорченным тиражом и внезапно исчезнувшим сторожем Николай Семенович решил держать на контроле. То есть, чтобы знать, что там да как? Если дядя Миша еще раз уснет, а кто‑то проберется, решит навредить… Как вот этот вот Ваня! Тут сразу и вопрос напрашивался, зачем? Чем сторожу так не угодила обычная многотиражка «Заря»? Или сам главный редактор? Что это, вообще, было, вредительство, месть? Пока что дела не возбуждали, сор из избы руководство типографии выносить не собиралось. Разобрались по‑быстренькому среди своих, влепили по выговору всем из провинившейся смены, а на дядю Мишу так и вообще повесили «строгача». Что автоматически означало полное лишение премий на полгода и перенос отпуска на позднюю осень или раннюю весну. Одно другого стоило.

– Между прочим, легко отделались! – опуская кипятильник в стеклянную банку, хмыкнул Плотников.

Мы с ним как раз собрались пить чай. Именно Плотникову главред и поручил контролировать информацию о типографии и поганце‑стороже. Потому как Серегу совсем недавно назначили комсоргом. Хоть коллектив у нас был и небольшой, но комсомольцы имелись, а раз так, должен быть и комсорг, чтоб было с кого спросить за комсомольскую работу, ну и отчитаться за количество первичек с нарастающим итогом.

Так решили в горкоме ВЛКСМ, указание спустили главреду…

Серега сильно возмущался:

– За что меня‑то, Николай Семенович? У меня и возраст уже… и жена скоро родит…

– Так, а кого, Сережа? – редактор умел убеждать. – Саше в армию скоро, другим по двадцать семь… Ну, а остальные и вообще старики‑разбойники. А мы тебе квартальную премию за общественную нагрузку. И дружину снимем!

– Правда, снимете?

Тут Серега и «поплыл». Все сотрудники редакции (даже кадровичка «Горгона»!) были записаны в «добровольную» народную дружину и были обязаны пару‑тройку раз в месяц отдежурить, патрулировать улицы вместе с участковым или нарядом ППС. Так что два‑три вечера в месяц пропадало, а, учитывая, что у нас и так‑то один в неделю выходной, выходило кисло. Правда, полагались отгулы… На усмотрение начальства, опять‑таки…

Но Николай Семенович был трудоголик, и совершенно искреннее считал такими же всех остальных.

– Заварка‑то у нас осталась?

– Ага… – я вытащил из шкафа полпачки грузинского чая. – Еще на три раза хватит, точняк! Черт… печенье‑то купить забыли!

– Ничего, голью попьем.

Любые съестные припасы, вафли, печенье, и прочее, редактор строго настрого запретил хранить в шкафах, во избежание появления мышей. А они все равно появлялись с завидной регулярностью!

Поэтому, приносили с собой утром и за день должны были съесть, или унести с собой домой. Николай Семенович закрывал глаза лишь на сахар, но чтобы хранился в посуде с плотной крышкой.

– Ну, голью, так голью… Что там, кстати, со сторожем?

Этот вопрос я задал не просто так, видел, что Серега чем‑то взволнован и явно хочет чем‑то похвастаться, что‑то рассказать. Вон, даже сахар просыпал.

– А сторожа‑то, Ваню этого, взяли! – радостно выпалил Плотников. – Я дядю Мишу по пути встретил, так он и рассказал. В деревне сторож скрывался… в этой… как ее… в Маврине! Ну, ты знаешь, колхоз «Золотая нива». Там у него бабкина изба… А сама‑то бабка нынче в городе гостит.

– Хм… – хлебнув горячего чайку, я покачал головой. – Интересно, откуда это дядя Миша все так хорошо знает?

– Так у него же родственники повсюду! – хохотнул коллега. – И знакомых тьма. А поговорить дядя Миша любит. Особенно, когда выпьет.

– А‑а! – я, наконец, догадался. – Так ты с ним в рюмочной встретился?

Неподалеку от редакции, на углу, как раз недавно открылась рюмочная. Их вообще стали понемногу разрешать, особо не афишируя. Ну и правильно! Чем по дворам да по подъездам, пусть люди лучше в помещении сидят, выпивают, так сказать, культурно, с обязательною закуской. Выпили по чуть‑чуть, и домой. Ну, а кто меры не знает, тех в ЛТП, на излечении от алкоголизма, в принудительном порядке. Опять же, правильно: если ты алкоголик, так нечего по рюмочным шастать и антиобщественным своим поведением советский народ позорить!

– Ну, в рюмочной, – признался Серега. – Ты знаешь, какие там пирожки вкусные бывают? И с капустой… и с луком, и… и беляши… Вот, как‑нибудь зайдем! Правда, выпивка там дороговата, наценка, да обязательный бутерброд.

– Зайдем, коли время будет…

Я задумался.

Сторожа взяли в глухой деревне. Получается, буквально через пару‑тройку дней. Однако, быстро! А еще говорят, у нас милиция работать не умеет! Или…

Или это не милиция? КГБ?

Если предположить, что сторож как‑то связан с самиздатом, с этим чертовым «Черным временем», ведь шрифт‑то был типографский! А значит, Ваня связан и с Весной, и Весна мог…

Стоп! Саня! Это только твои предположения. Ничем пока что не подтвержденные.

– Сань, Семеныч что‑то к пленуму просил, – поставив чашку на стол, вспомнил Плотников. – Ну, каждый чтоб по материалу. Политика там, история КПСС и все такое…

Ага, ага… что‑то об этом я уже думал…

– А когда пленум‑то?

Сергей пожал плечами:

– Ну, обычно в декабре. К Новому Году ближе. Время есть еще… но, не так уж много. А рубрика уже должна появиться – «Навстречу декабрьском пленуму ЦК КПСС!»

– Наметки есть, – покивав, я спрятал улыбку. – И даже не одна.

– Ну, ты крут! – искренне восхитился коллега. – А что за темы?

– Ну‑у… – я загадочно устремил взгляд в потолок и продолжил голосом контрабандиста Лелика из фильма «Бриллиантовая рука». – Мне надо посоветоваться с шефом! Он сейчас у себя?

– Да, вроде, никуда не собирался.

* * *

– НЭП? – выслушав, Николай Семенович растерянно обернулся на портрет Ленина, висевший на стене сзади.

А дальше…

То ли Ильич ему одобрительно с портрета кивнул, то ли свои какие мысли проскочили, а только главред вдруг улыбнулся:

– А что? Неплохая идея! В конце концов, история партии… Как раз к пленуму! Только ты уж, Александр, подойди к этому основательно! В библиотеку, в архивы сходи. Сам понимаешь, тема‑то очень серьёзная. Что‑то еще?

– Рационализаторы и изобретатели, – быстро выпалил я. – Наши, Зареченские…

– Ты таких знаешь? – редактор устало пригладил редкие седые волосы. – Вообще, и это неплохо бы. Помниться, у нас лет десять назад даже рубрика такая была. Ну, что ж, дерзай, Саша! Но… со мной во всем советуйся!

Я вышел окрыленный. Как мне казалось, именно через статьи о НЭПе можно было подвести того же товарища Серебренникова к мысли о необходимости изменений в экономике… точнее, хотя бы к осознанию самой возможности таких изменений. Что же касаемо изобретателей, то у меня таковые имелись: родной отец и инженер Николай Хромов, Коля. Пора уже было начинать продвигать телефоны!

– Николай Семенович! Можно у вас «Блокнот агитатора» попросить?

– Да, пожалуйста, Саша! Читай. Повышай политическую грамотность.

* * *

А еще нужно было не забывать о Викторе Сергеевиче, отце Метели. Кстати, как я узнал недавно, фамилия у него оказалась обычная, простая, Метелкин. Отсюда и прозвище «Метель». Внезапно промелькнула мысль, что не будь у Марины такой высокопоставленный папа, быть бы ей «Метлой».

Простая фамилия и о‑очень непростая должность. Дипломат, куратор и сотрудник аппарата ЦК! Да еще и шпион в придачу.

Давить на него нужно постоянно, давить, не давая опомниться, ковать железо, пока горячо!

Еще раз послать фото. И, на этот раз, еще и письмо. Кратко и с конкретным заданием. Скоро пленум ЦК, на котором обычно решают важнейшие вопросы. И раз уж товарищ Метелкин туда вхож, так этим надо пользоваться! И я уже знал, как… Уже сам, как шпион, действовал! А как же, коли уж затеял такую игру, так, что можно было запросто спалиться напрочь!

В первом киоске, у остановки, я купил четыре газеты, «Правду», «Комсомольскую правду», «Советский спорт» и «Сельскую жизнь». Обычные газеты с миллионными тиражами, которые покупали все.

То же самое я купил и на проспекте Энгельса, потом, на Маяковского, у дома Метели, там тоже стоял киоск. Еще хотел заглянуть в «Мелодию», да не успел:

– Привет, Золотая рыбка!

Так меня могла называть только Метель!

Она и была. В новеньких, с многочисленными карманчиками, джинсах «Даллас» (не «чистая» фирмА, ФРГ или Западный Берлин), в распахнутой куртке «Аляска», из‑под которой виднелась ослепительно белая водолазка. Крутой и модный прикид!

– А ты чего здесь? По мне соскучился? Ла‑адно, шучу!

Маринка широко улыбалась, и вообще, выглядела на редкость радостно, что с ней в последнее время случалось нечасто.

– Да я вообще‑то «Мелодию»…

– Х‑ха!

В том, что эта взбалмошная девчонка немедленно выскажет причину этой своей радости, так сказать, поделится, я нисколько не сомневался.

И впрямь, даже и спрашивать ничего не пришлось.

– Ты знаешь, Весну из ментовки выпустили! – обрадовано сообщила Метель. – Ну, его же взяли недавно… Наверное, за тот квартирник. Я уже хотела папашку подключать, хоть мы с ним и в контрах… А тот, оп! Сам Весна позвонил, сказал, что выпустили. Видать, разобрались, кто есть кто.

Я закусил губу…

Ой, не за квартирник повязали Весну! И, скорее всего, не милиция. И отпустили не просто так.

Опять же, это пока просто догадки, сомнения…

– Да! Главное‑то не сказала! У Весны через три дня концерт.

Я, честно говоря, не удивился.

– И не какой‑нибудь квартирник, а самый настоящий – в клубе!

А вот тут можно было изобразить удивление:

– Да ладно!

– Чтоб я сдохла! Клянусь! В клубе. Ну‑у, конечно, не в городском, в сельском, но, все‑таки! Хоть и далековато, да наши все поедут подержать. В это, как его… Маркино… Мымрино…

– Может, в Маврино?

– Во! Точно. Туда… Ладно побегу, дела. Увидимся, Золотая рыбка!

Маврино… Именно там скрывался сторож, которого недавно взяли. Что это, совпадение? Да черт его… Точной уверенности нет. Надо ехать на концерт. Там, в деревне, все и разведать, а уж потом делать какие‑то выводы, а не на кофейной гуще гадать.

* * *

Дома я сделал все, как делали шпионы, впрочем, и не только они. Технология была хорошо известна каждому советскому телезрителю по фильму «Собака Баскервилей».

Надев хозяйственные перчатки, разложил на столе газеты и достал ножницы. Листок бумаги из обычной школьной тетради, пузырек канцелярского клея, кисточка, все куплено там же, в киосках. Никаких зацепок!

Итак, можно было начинать вырезать буквы и даже целые слова…

Излагать кратко, по существу:

«На пленуме поддержите во всем Щербицкого, Черненко, Романова, Гришина…»

Листая красную брошюрку «Блокнот агитатора», я выбрал всех противников Горбачева, которых знал из будущего. Впрочем, одного просмотрел… Вон он, в списках… Лигачев Егор Кузьмич, бывший первый секретарь Томского обкома… С апреля переведен на партийную работу в Москву.

Добавить Лигачева? Но, без санкции Андропова его бы из Томска не перевели. А Андропов продвигает Горбачева. Хотя, Егор Кузьмич хитер, и себе на уме… А пусть будет!

«…Гришина, Лигачева…»

А, кстати, Ельцин где у нас? Пока что сидит в Свердловске. Вот пусть там и сидит!

Так, что еще важного?

«Поставить вопрос о реформах в области экономики, разрешить частные артели и т.п. под строгим контролем государства и КГБ»…

Ага, и вот еще…

«Рассмотреть вопрос о необходимости закрытия и реконструкции Чернобыльской АЭС»

Вот! Теперь пока все.

И приложить новую фотографию. Пусть знает, что их много. Заклеить конверт… Не, не языком, тем же клеем.

Так! Теперь предстояла «Операция 'Почтовый ящик»! Опасная авантюра? Да! Но как еще‑то?

На конверт я тоже наклеил буквы, уж пришлось повозиться. «Тов. Метелкину. Служебное»

* * *

Недалеко от проспекта Маяковского, за дворами, располагалась школа. Обычная, ничуть не элитная, типовая. Я подошел к ней во всей экипировке: темные очки, вязаная шапка «петушок» на самые глаза, старый плащ, специально купленный за пять рублей в комиссионке, годный разве что «на выброс» или «по грибы».

Как я и рассчитывал, за углом школы курили. Там всегда курили, вот и на этот раз тоже. Трое пацанов класса из шестого, седьмого, в одинаковых синих школьных курточках с блестящими пуговицами и эмблемой на рукаве с солнышком с книжкой. Лохматые волосы, серые лица, мятые пионерские галстуки. Судя по времени, из продленки. С таким можно было говорить прямо.

– Пацаны, рубль хотите?

– Ну!

– Тут в соседнем доме, у меня девчонка живет. Мне б ей письмо в ящик бросить. Сам не могу, боюсь, соседи заметят. А она замужем!

– Ничесе у тебя девчонка! Отпад.

Я грустно развел руками:

– Так люблю ж…

Пацаны переглянулись…

– Это… Мы согласны, ага. Только рубль мало! Давай два?

– Хорошо, – я вытащил мятую купюру – Вот вам задаток… Предупреждаю: там, в подъезде, консьерж.

– Кто‑о?

– Сторож. Вы его отвлеките, чтоб погнался. Ну, чтоб не заметил…

– Да отвлечем! Дымовуху кинем… и что‑нибудь из подъезда сопрем. Там есть, что спереть‑то?

– На столе журналы обычно… Ну, где кроссворды. Или сигареты, очки…

Парни разыграли все, как по нотам. Видать, хулиганить таким вот образом им было не впервой.

Я стоял в стороне, за деревьями, и с большим интересом наблюдал.

Вот двое вошли в парадное следом за кем‑то из жителей… И почти сразу же выбежали, что‑то украли уже!

Обошлись без дымовухи, однако, консьерж, громко ругаясь, рванул за парнями со всех ног!

Ага, догонишь ты их, как же.

Тем временем третий пацан уже успел юркнуть в не успевшую захлопнуться дверь… И вышел оттуда еще до возращения пожилого консьержа. А тот вернулся лишь минут через пять, с одышкой и матюгами.

Тут же, за углом, я вручил ребятам честно заработанный рубль.

– Чего сперли‑то?

– Вона!

Один из парей вытащил и кармана почти полную пачку сигарет «Ту‑134».

От шапки, плаща, надетого поверх джинсовки и толстого свитера, я избавился в первой же попавшейся «брежневке». Снял да швырнул все в мусоропровод. Вроде, никто ничего не заметил. Операция «Почтовый ящик» прошла успешно.

* * *

На следующий день, после обеда, предупредив начальство, я отправился в центральную городскую библиотеку, писать статью о НЭПе. Особо ломать голову над текстом не пришлось, у меня уже все сложилось, оставалось разве что добавить немного исторического колорита, чтоб не бить прямо в лоб…

Начал я, как в те времена было принято, с классики:

«В. И. Ленин писал, 'при господстве нэпа есть все, что нам нужно»…

И дальше пошел уже сам. Оттолкнулся от нэпа к современности. Описал необходимость мелкой и средней частной (и кооперативной) собственности под строгим контролем налоговых органов. Предупредил о возможном росте бандитизма, и о крайней недопустимости приватизации крупной промышленности и важных отраслей хозяйства. Завуалировано описал 90‑е: разгул бандитизма, гиперинфляцию, финансовые пирамиды и прочие виды мошенничества, расцветшие пышным цветом на полном патернализме доверчивого населения. При этом не забывал обильно цитировать Ленина:

«В. И. Ленин предупреждал… В. И. Ленин указывал… Власть государства на все крупные средства производства»!

Отличная статья получилась. О том, что делать и чего не делать в ходе столь необходимых реформ… Умный поймет! В обкоме партии, наверняка, прочитают…

– Привет! – вдруг прошептали сзади.

Я обернулся:

За столом под светом настольной лампы, сидела Тучка‑Гроза, юная талантливая поэтесса из нашей тусовки. Сидела и читала Монтеня! Дореволюционное издание.

– А я думаю, ты, не ты… – улыбнулась девчонка. – Ого! Смотрю, Лениным обложился!

– Статью по работе пишу.

Не так и много в библиотеке нынче оказалось народу, до сессии далеко. В полголоса можно было спокойно поговорить, никому не мешали.

– Ты про концерт слышал? – Тучка… Вероника… азартно сверкнула глазами. – Ну, я по Весну. Пиф сказал, в деревне какой‑то. Леннон обещал взять, так что мы едем!

* * *

Клуб располагался у самой дороги. Прямо напротив виднелась небольшая избушка с широким крыльцом и желтой, с черным буквами, вывеской «Магазин». Обычное деревенское «СельПО», продукты, немного хозтоваров и все такое прочее. Тут же, рядом, располагались два кирпичных двухэтажных дома и вдоль дороги, сразу после бетонного павильона автобусной остановки, десятка два деревенских домов с огородами.

На афишной доске висела вчерашняя рукописная реклама старой французской комедии «Игрушка», сверху, черным фломастером было написано «Танцы». В кассе даже продавали билеты, фабричные «Танцы под оркестр», цена 80 коп.

Тут все сразу было понятно, хитрый Весна решил втихаря срубить денежек, но подстраховался, типа, «танцы». Халтурка на танцах одно дело, а нелегальный, «незалитованный» платный концерт, совсем‑совсем другое! Чревато.

И все равно, что же Костик так обнаглел? Неужели, имелись для такой наглости основания?

Как бы то ни было, а народу собралось много, полный зал, человек около сотни. Все десять рядов по десять мест были заполнены почти полностью. Сто на восемьдесят, как раз выходит восемьдесят рублей. Очень даже неплохо! Столько уборщица или грузчик получают за месяц.

На небольшой дощатой сцене виднелись «кинаповские» колонки и рахитичная ударная установка «бочка», альт, тарелки и «цыкалка» хэт. Впрочем, можно было вполне здорово сыграть и на такой, все зависело от мастерства ударника. Еще были пара старых усилителей, и две прислоненные к стенке гитары, ритм‑соло и бас.

«И, конечно, 'Ионика»?

Не‑ет, «Ионики» на это раз не было. Ни «Ионики», ни «Вермоны», ни «Ямахи», ни даже старого фоно.

Ярко горел свет…

Я добрался до Маврина на рейсовом «Львовце» вместе с Серегой Гребенюком (ну, как же без него‑то?) Грозой, Пифом, Ленноном и еще, кучей полузнакомых парней и девчонок. Ехали весело, пели под гитару песни… А, когда Леннон затянул «Там, где клен шумит», так ему подпевал весь автобус, включая деревенских бабушек в платках с котомками на коленях.

Концерт (танцы! танцы!) начался в шесть сорок, сразу по прибытии автобуса, и заканчивался около девяти, опять же, к последнему рейсу. А чтоб потом тут не шатались всякие по деревне, выискивая приключения на свои… ммм… головы! Что ж, умно и логично. Весна вообще дураком не был.

– Хелло, Золотая рыбка!

А вот и Метель. С ней компания полузнакомых парней и девчонок.

– Привет!

– Здорово, Маринка! Как делишки?

Гребенюк, зараза, уже успел по дороге раздавить на пару с Ленноном бутылку «сухарика», вот теперь и чувствовал себя радостно и уверенно. Мало того, там же, в автобусе, они нашли себе собутыльника, тощего парня из местных. У него оказалась початая бутыль «Анапы»…

– Да как тебе сказать, Сереженька? – прищурилась Метель. – Дела идут, да все мимо. Вот и ты…

Типа, шел бы ты лесом, парень! Короче, послала…

Гребенюк вовсе не обиделся, он сейчас всех любил. На пару с собутыльником Ленноном. И тот еще, местный, рядом дремал.

– А вон, вон, смотри, Ленка! – Серега кивнул на смазливую блондинку с объемной грудью, сидевшую в другом конце зала.

Хорошо еще пальцем не показал!

– Это невесты Весна! Тьфу… Весны невеста.

– А? – проснулся тот самый местный парень, звали его, кажется, Алик. – Это кто, Весна?

– Это наш знаменитый музыкант, – охотно пояснил Гребенюк. – Так‑то он Костя, Веснин, кажется…

– Веснин… А! Так я ж его знаю! И братана евонного троюродного знаю, Ваньку! Дом тут у них, в Маврине, бабкин. О! А Ваньку‑то менты недавно совсем повязали! Прямо здесь, в Маврине. Я‑то сам не видел, но… Небось, натворил чего‑то.

Я вздрогнул. Вот это была новость! Выходит, Весна и сторож из типографии родственники. Пусть и дальние, но, все‑таки… И Весна точно знал, где Ванька может скрываться! Да, пожалуй, только он и знал… Опять же, именно в Маврине Костик договорился с клубом… Потому что он здесь свой? Однако, ежели так…

Что‑то зафонило… В зале раздались нетерпеливые аплодисменты и свист. На сцену вышел бородатый мужик лет сорока, в батнике и потертых джинсах, наверное, работник местного клуба, какой‑нибудь техник.

Впрочем, нет, он уселся за ударную установку. Потарахтел, позвенел тарелками… очень так живенько… вполне…

Зал захлопал. Появился басист в черной рубахе… явно городской, я его где‑то видел, только никак сейчас не мог вспомнить где.

А вот и Весна.

Хорош!

В джинсовой жилетке с пацификами, со стянутыми в хвост волосами… еще и черные очки!

Подошел, проверил микрофон:

– Раз‑раз… раз‑два‑три…

Кивнул в зал «звукачу», мол, нормально…

– Здравствуйте, друзья! Я, и группа «Весна‑бенд» рады приветствовать вас.

Аплодисменты! Крики. Свист!

– Джон Леннон и Пол Макартни, композиция «Маквелс силвер хаммер»…

Грянула музыка…

Очень даже неплохо. Особенно порадовал ударник. Вот где настоящий профессионал. Барабанил он по‑джазовому изысканно, шелестяще, с душой…

Музыканты переиграли почтив весь «Эбби‑Роуд», кроме «Here comes the sun» и «Becaus», которые Костику со своим слабеньким голоском было, ясно, не вытянуть.

Народ, впрочем, хлопал активно и даже подпевал.

– А теперь, собственно, моя программа… – наконец заявил Весна. – Здесь все мое, и музыка и стихи. Я играю и пою мои песни сегодня для вас!

Снова послышались аплодисменты. Ударник дал отсчет… Ухнули ритмуха и бас…

«Небо… Накрыто ураганом… Тучи…»

Классные были тексты. Впрочем, нет, не тексты, стихи. Только вовсе не Костика это были строки, не Весны!

Я обернулся: настоящий автор, Тучка‑Гроза, сидела сейчас на последнем ряду… Вот поднялась… убежала…

Не думая, я бросился следом. Едва протиснулся сквозь толпу, выбежал на крыльцо…

Тучка – Вероника сидела прямо на ступеньках.

Я осторожно взял ее за плечи:

– Ника! Вставай, простудишься.

– А?

Девчонка подняла голову. Нет, она не плакала и вовсе не выглядела расстроенной… скорее, растерянной… и какой‑то беззащитной.

– Ты… ты слышал, как Весна… Но, это же мои! Мои же… И что делать теперь? Может, черт с ними? Другие напишу… И все же обидно.

Еще больше бесплатных книг на https://www.litmir.club/