Текст книги "Курс на СССР. Трилогия - Тим Волков, Андрей Посняков (СИ)"

Автор книги: Андрей Посняков

Соавторы: Тим Волков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 48 страниц)

Глава 11

В редакцию я заявился после обеда, и собирался сразу же объясниться с редактором по поводу моего отсутствия, но тот и слушать ничего не стал, и вообще, выглядел как‑то рассеянно.

– А, Александр… Ты‑то мне и нужен, – кивая на стул, пробасил Николай Семенович. – Про милицию когда продолжишь писать? В обкоме, между прочим, напомнили.

– Да, да, Николай Семенович! – заверил его я. – Помню. Как раз появилась очень интересная тема: серия отравлений на железнодорожном транспорте. Уже есть кое‑какие зацепки. Но понимаете же, без согласования со следствием ничего нельзя опубликовывать. Так что пока только провожу журналистское расследование.

– Вот‑вот, давай, действуй, – с довольным видом главред потер бородку. – В пятницу покажешь, что там у тебя получилось.

– Ага…

* * *

Я сидел в кабинете, придвинув пишущую машинку, но в голове была сплошная мешанина из произошедших событий. Столько всего случилось, что в голове не укладывается. Надо отвлечься, но, учитывая, что меня и так полдня не было в редакции, очередное «безделье» выглядело бы излишней наглостью.

Серёга Плотников копошился в шкафчике, открывая баночки одну за другой.

– Э, товарищи, это что же творится, – обиженно возмутился он. – Кто всё съел? Где печенье?

– Да ты же и съел, – хмыкнула секретарша. – У тебя в последнее время аппетит просто зверский… молодой папаша.

Она не упустила возможности уколоть его в очередной раз, напомнив о новорожденной дочке. Но Серёга только улыбнулся:

– Да, я‑папаша!

Секретарша нахмурилась и с удвоенной силой принялась тарабанить по клавишам пишущей машинки.

– Смотри, дырку не пробей, – хохотнул Серёга. – А то силы девать тебе некуда. Замуж, что ли пошла бы?

Секретарша вспыхнула и бросила на него такой взгляд, что любой другой бы испепелился. Но только не Серёга. Казалось, что, став отцом, он обрел некий иммунитет от посторонних взглядов.

– Сань, – обратился он ко мне. – А сгоняй за пышками. А то тебя сегодня не было, мы и пропустили чаепитие.

Я с радостью ухватился за выполнение «общественного поручения» и быстро собрав мелочь с желающих полакомиться пышками выскочил на улицу.

Апрельский ветерок дунул в лицо пронзительным порывом и несколько освежил мысли. Я привычно огляделся по сторонам, но ни Леннона, ни бордовой Волги, ни какого то очередного жаждущего общения изобретателя не заметил.

«А хорошо то как,» – подумал я, глубоко вдыхая ароматы апреля.

– А я уж подумала, что что‑то случилось, – улыбнулась девушка, укладывая пышки в бумажный пакет, склеенный из газетной бумаги.

И где они её только достали? Неужели у нас в типографии? Хотя, обрывки и заправочные концы остаются. Обычно это всё сдавалось в макулатуру. Теперь вот кто‑то пакеты стал клеить. Хороший вариант использования отходов.

Я вернулся в редакцию с горячими пышками как раз вовремя: Серёга только что заварил чай.

– Эх, хорош чаёк! – восторженно заявил он и вздохнул. – Сахарку бы ещё к нему!

Секретарша ухмыльнулась, бросила на него «особый взгляд» и достала из своего стола несколько аэрофлотовских упаковок с рафинадом.

– О! Откуда такая роскошь? – обрадовался Сергей.

– Подруга принесла, – хвастливо сообщила секретарша. – Она у меня стюардессой работает. Могу познакомить…

– Увы, молодым папашкам противопоказано знакомиться со стюардессами– развел руками Плотников, – и не удержался от колкости. – Даже ради такого чудесного сахара. Вот разве что Саню познакомить…

– Не, я пас! – обеими руками замахал я. – Я предпочитаю земных девушек.

Эта шуточная перепалка несколько отвлекла всех от рабочей рутины и прочистила мозг. Я снова сел за стол, придвинул машинку и начал медленно набивать текст про полицию и клофелинщиц. Но работа шла туго. Увидев мои мало результативные потуги, Серёга посоветовал:

– Да бросай всё к черту, и начни завтра! А сейчас вон, сходи, пива попей. Семенычу все равно нынче особо‑то не до нас.

– Что случилось? – удивился я.

– Опасается, как бы на пенсию не сплавили! – сообщила секретарша.

– Николая Семеновича на пенсию? – я всплеснул руками. – Да он же… Боевее всех нас!

– Боевее‑то боевей, – согласно кивнул Серега. – А сердце? Между прочим, два инфаркта было уже. Работа‑то, сам знаешь, нервная. Вот в профсоюзе и опасаются… еще и комиссия по труду. Сегодня с утра уже приходили, беседовали.

– А‑а… то‑то я и сморю, Семеныч какой‑то не такой.

Сергей подошел ко мне и пробежал глазами напечатанные мной строки

– Про клофелинщиц на железной дороге пишешь? – удивился он. – Зачетная тема. Я тоже хотел за неё взяться, но как‑то не пошло. Между прочим, за последний месяц уже пять случаев. Два вахтовика с Северов и трое командировочных!

– Да ну их к черту этих клофелинщиц! – я раздраженно отодвинул машинку и облокотился на спинку стула.

– И то правда, – обрадовался Серёга. – Лучше пива попей.

И правда, не помешало бы! Я так перенервничал из‑за всех этих событий… И Наташа‑то угодила под горячую руку. Точнее, под шаловливые ручки! Кстати, надо вечерком звякнуть Иван Михайловичу… А про милицию… А про милицию и впрямь, подумаю завтра на свежую голову.

– Пива, говоришь, попить? –я искоса посмотрел на коллегу. – Так в ларьках одни алкоголики, а в барах очередь.

– Возьми в универсаме, который на углу, у пышечной, там привоз был, – посоветовал Серега и схватился за телефонную трубку. – Момент! Сейчас уточню… Але! Альбина Васильевна? Это Плотников, Сергей, из газеты. Ах помните… Отлично! У вас, кажется, пиво появилось? Ах, свежее «Рижское»… Да, оставьте, если можно, бутылочек восемь.

– Сколько, сколько? – удивился я. – Зачем так много? Мне так и одной за глаза!

Плотников подмигнул, снимая с вешалки куртку:

– По одной мы с тобой вместе на улице выпьем. Там есть, где. Ну, а остальное… Друзей, что ли, у тебя нету? Или отец непьющий?

– Да нет, друзья есть, – я тоже стал одеваться. – Да и отец от пива не окажется.

– Ну, вот, видишь? Пошли.

Отстояв небольшую очередь, мы купили в универмаге пива и к нему еще взяли вяленого леща в рыбном отделе. С момента объявления хозрасчета, лещей там стало завались, как и воблы. Да и за пивом нынче особых очередей не наблюдалось. Правда, цены копеек на десять повысились, но это, в принципе, ерунда. Недавно разрешенные кооперативы, артели и народные предприниматели особо не наглели и на прибыль в тысячу процентов не рассчитывали.

Мы устроились на скамейке в небольшом скверике, недалеко от троллейбусной остановки. Дождь закончился, и на небе, наконец то, показалось солнце. Ну, хоть так, ближе к вечеру, но настроение поднялось. В доме напротив кто‑то распахнул окно и выставил на подоконник колонки:

«Ой, Вань, смотри, какие клоуны…»

Мы посмотрели с Сергеем друг на друга и беззаботно расхохотались. Весеннее солнышко. Пиво. Высоцкий. Хорошо!

Серёга рассказывал о своей дочурке, а я вспоминал о том, что осталось в прошлой жизни. Удастся ли мне исправить всё, начав жизнь практически с чистого листа? Хотя, чистым листом мою новую жизнь уже назвать сложно. Я основательно замарался и погряз в болоте, из которого выбраться самостоятельно уже не получится.

Пиво оказалось свежим, лещ вкусным и как‑то незаметно мы приговорили по паре бутылок. Мир показался вообще сказочным. Но всё рано или поздно заканчивается. Плотников посмотрел на часы и, вспомнив о супружеских обязанностях, быстро попрощался и побежал на остановку, к которой как раз подходил автобус. Он вскочил на подножку и ещё раз махнул мне рукой.

Я послал ему в ответ мужественный жест «¡No pasarán!» и продолжил сидеть на лавочке. Солнышко быстро бежало к закату, но было таким тёплым и ласковым, что меня слегка разморило. Я посмотрел на авоську с пивом, на разложенных на газетке копченых лещей и вздохнул. Одному мне этого явно много. Надо было бы с кем‑то поделиться.

Я медленно поднялся, завернул лещей в бумагу, сунул их в авоську к трем оставшимися бутылками пива и вышел из сквера. Стоя на обочине, задумался: куда бы пойти? Отец обычно возвращался домой поздно.

Взвизгнув тормозами у обочины, прямо передо мной остановился ярко‑синий автобус. Водитель выскочил из салона и бегом помчался к табачному киоску у входа в сквер. Потом так же быстро вскочил на своё место и, газанув, быстро помчался по городской улице. Он явно куда‑то опаздывал, однако остановился, чтобы купить сигарет. Вредная привычка взяла верх над разумом.

Я вздохнул и перевел взгляд на противоположную сторону улицы. Там у обочины стояла знакомая бордовая Волга. Метелкин? Что‑то давненько он не давал о себе знать. Интересно, как давно она тут стоит?

И я вдруг подумал, что, наверняка, Вектора сейчас раздражает моя довольная рожа. Скорее всего он видел, как мы пьем из бутылок пиво, болтаем, закусываем копченой рыбкой, аккуратно бросая шелуху в стоящую рядом урну. А потом ржали, когда Плотникова пробило на анекдоты:

– А вот еще один! Однажды русский, немец и поляк…

Потом пошел Штирлиц, а за ним – Василий Иваныч с Петькой. Я хохотал до слез! И Метелкин это видел. Он же не догадывался, что вся эта неуёмная веселость сродни нервному срыву.

И даже анекдоты, которые я уже слышал в той, другой жизни, неоднократно, снова показались мне невероятно смешными, хотя некоторые были довольно пошлыми. Но я с ночи находился на грани нервного срыва. Мне нужно было расслабиться, чтобы не сойти с ума. Вот я и… Но Метелкин же об этом не знал!

Представляю, как он сидел в своей Волге и скрипел зубами, вызывая недоуменные взгляды водителя. Интересно, а водитель посвящен во все его мутные дела? В какие‑то, думаю, да, но в шпионские – точно нет. Думаю, его Метёлкин использует втемную.

Две бутылки пива, влитые в мой организм, оказали своё действие. Нахально улыбнувшись, я махнул сидящим в Волге людям и кивнул головой «Ну что?»

Волга рыкнула двигателем и, быстро отъехав от тротуара, скрылась за углом. Понятно. Виктор Сергеевич проигнорировал меня. Неужели подумал, что может этим меня испугать, насторожить? Да мне сейчас и море по колено! Я обрадовался такой маленькой победе, но понимал, что он меня найдет, когда захочет. Не сегодня, так завтра. И прикажет усилить работу! Так сказать, к первомайским праздникам выдать что‑то «на‑гора»!

Я шутил про себя, но мне стало вовсе не весело. Проклятая «Волга»!

Я подумал, что Плотников уже давно добрался домой, к жене и маленькой, недавно родившейся, дочке – Виолетте. А я всё торчу у остановки, глядя вслед уходящим один за другим троллейбусам. На меня уже стали косо посматривать на остановке. Я бы тоже обратил внимание на странного типа, стоящего у обочины с авоськой в руках, откуда торчал сверток с рыбой и бутылками пива. На их взгляд, любой здравомыслящий человек поторопился бы домой, или в компанию, чтобы поскорее выпить пивка.

На перекрестке промелькнула бордовая Волга, но она свернула на другую улицу. Я протёр глаза рукой, встряхнул головой и решил сесть в первый же попавшийся троллейбус и укатить куда‑нибудь подальше. Что‑то не хотелось мне ещё раз встречаться с Метелкиным. А это точно был он.

Ага! Вот как раз подходящий семнадцатый номер. Правда, через весь город идет, но доставит куда надо.

Народу в троллейбусе было немного. На заводах еще не кончилась смена, Прокомпостировав билетик, я уселся на свободное место, и прямо перед собой увидел знакомую кепку!

– Коля! – обрадовался я.

Сидящий впереди молодой человек обернулся… Ну, точно, Хромов!

– Сань, привет! – Николай искренне обрадовался и убрал с сиденья авоську с продуктами. – Давай ко мне.

Я перебрался к приятелю, улыбнулся:

– Ну, как?

– Да, как всегда, – Коля пожал плечами.

Было видно, что поговорить есть о чем, но эта информация не для посторонних ушей.

Худенький, сутуловатый, в дешевой болоньевой курточке и коричневых кримпленовых брючках, бывших в моде лет десять назад, он выглядел, мягко говоря, не очень. Девушки на таких внимание не обращают. Но вот если бы они узнали, что перед ними гений, отбоя от них не было бы. Только вот вопрос: нужны ли ему такие девушки? Гении они очень странные. А он самый настоящий гений. Как и мой отец.

– А я пораньше сегодня с работы, – улыбнулся Хромов и провел руками по волосам. – Подстричься хочу, а то, видишь какие космы отрастил.

Я оценивающе посмотрел на него и хмыкнул. Тоже мне, космы! Ну да, ну да, как же! Не видал он Леннона! Даже не английского – нашего, из парка на Пролетарской. Как по мне, так Николай и вовсе не нуждался ни в какой стрижке. Но, раз уж сам решил…

– Вон смотри, смотри! – я показал рукой в окно на сверкающую вывеску «Парикмахерская‑салон 'Метелица». – Давай выйдем. Подстрижешься, а я подожду. А потом вон там, на лавочке, по пивку! Ты к «Рижскому» как относишься?

– К вокзалу? – уточнил Коля.

– К пиву! – усмехнулся я и поднял авоську с бутылками.

– Ну… в общем, нормально, – улыбнулся Коля и невольно сглотнул слюну.

Ура, похоже гении тоже любят пролетарский напиток. Так что вопрос с компанией, похоже, решен.

– Ну, все, выходим тогда, – скомандовал я и выскочил в распахнувшуюся с характерным скрипом дверь

– Подожди! – Хромов остановился перед входом в парикмахерскую. – Это же частный салон. Там же, наверное, дорого?

– А тебе что, зарплата не позволяет? – засмеялся я.

Я то знаю о его доходах и регулярных премиях, и рационализаторских выплатах. Думаю, он получает не меньше отца. А отец как‑то поведал мне, как вырос его материальный достаток.

– Ну‑у… теперь позволяет, – Коля сначала смутился, а потом открыто улыбнулся – Но, вот раньше… Я как‑то даже привыкнуть не могу к своей теперешней зарплате! Какие‑то невероятные деньги… Но, и расходы. Родителям вот, помогаю, квартиру снимаю…

– Ты на кооперативную квартиру копи, – посоветовал ему я.

– Да брось ты, – отмахнулся Коля. – Таких денег у меня никогда не будет.

– Будет, Коля, будет, – усмехнулся я и распахнул перед ним дверь.

– И все же как‑то… – не решаясь сделать первый шаг промямлил Коля, сквозь распахнутую дверь разглядывал красивых девушек‑парикмахерш.

Девушки как по команде обернулись и уставились на оцепеневшего от нерешительности Колю.

– Ну, вы так и дальше стоять будете или где? – усмехнулась высокая красивая девушка с модной затейливою прической и в длинном красном платье. – Хватит моих мастеров смущать. Заходите уже! Будьте уверены, подстрижем по высшему разряду.

Я едва удержал от стремительного бегства Колю, и вместе с ним буквально ввалился в салон. Девушка показалась мне смутно знакомой, но всё ещё упирающийся Коля не давал мне шанса рассмотреть её повнимательнее.

– Саш, ты что не здороваешься‑то? – улыбнулась красавица в красном.

Господи… Ну да! Как же я раньше не догадался? Салон «Метелица»! Ну, конечно же… Ведь сам же и подсказал!

– Маринка! – непритворно ахнул я и обвел рукой помещение. – Это что же, твой салон?

– Мой! – Метель гордо вскинула подбородок. – Три дня как открылись. Я, между прочим, звонила, хотела тебя позвать на открытие.

– Прости, мне ничего не говорили, – начал оправдываться я. – Дел по горло!

Чтобы усилить эффект от полной занятости, я хотел ударить кулаком в грудь, но не учел, что в руках у меня авоська. Бутылки предательски звякнули… Метель хохотнула.

– Ну, проходите же, чего встали? – Метель решительно взяла Колю за руку и подвела к одному из кресел. – Вот сюда садитесь. Вас как зовут, молодой человек?

– Коля, – робко ответил Хромов, а потом, набравшись смелости, сел в кресло, посмотрел в зеркало и добавил. – Э… Николай.

– Очень приятно, Коля‑Николай! – ответила хозяйка салона. – А я Марина…

Изобретатель заметно хорохорился, но явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Леночка, возьми клиента, – обратилась она к одной из девушек и повернулась ко мне. – Ну а мы тут за столиком посидим… Шампанского?

– Ого! – удивился я. – У вас тут шампанское клиентам предлагают?

– Только самым важным, – подмигнула Метель. – Вы же важные клиенты?

– А то, – схохмил я. – А будете каждый раз наливать шампусика, станем постоянными клиентами.

– «Шампусика»? – рассмеялась Метель. – Надо будет запомнить.

– Вообще‑то у нас пиво, – я поставил авоську на столик. – Свежее, «Рижское»…

– Вообще‑то, я за рулем, – задумалась Метель.

– А как же «шампусик»? – попытался подколоть её я.

– Так это для клиентов, – пояснила она. – Сами мы не пьём.

– Да ну? – удивился я, вспомнив, как несколько раз видел её буквально «в хлам».

– Вот тебе и «ну», – гордо ответила Метель. – Новая жизнь началась.

– И пивка нельзя? – искушал её я, кивая на авоську.

– Ну, глоточек, думаю, можно, – сдалась Марина.

– Узнаю Метель, – улыбнулся я, откупоривая бутылку «Рижского».

Надо же! Фешенебельный салон! Парикмахерши – все, как на подбор, красотки… Кругом один импорт, в крутом «Шарпе» на подоконнике Челентано поет «Городские джунгли».

«Джунгла ди читта‑а‑а‑а…»

Это ж сколько денег⁈ Хотя, я забыл, кто такая Метель.

– Думаешь, папашка деньжат подбросил? – усевшись в ярко‑красное креслице, девушка вытянула стройные ноги. – А вот и нет! Ни черта не дал. Я дачу бабушкину продала, она на меня записана… Ну, где твое пиво‑то?

Колю, между тем, подстригли, надушили, и он растерянно расплачивался с кассиршей.

– Николай, идите к нам! – громко позвала хозяйка салона. – Извините, пока кричать приходится, но, скоро наладим нормальную связь. Придадим, так сказать, новый импульс.

– Новый импульс… – повторив, Николай прикусил губу. – Новый… который бы скоррелировал… Черт побери! Вот именно. Импульс! У них генерация сверхширокополосного импульса. Но, его ведь можно засечь, подавить. даже предварительно! Только продумать все, тщательно продумать, просчитать…

– Николай! – Метель удивленно поняла брови. – С вами все в порядке?

– Со мной? – очень радостно прокричал Коля. – Да! Да! Да! Девушка, какая же вы молодец!

– Новый импульс! – схватив Марину в охапку, Хромов закружил ее и чмокнул прямо в губы. – Корреляция по частотам… Сань, скорей! Скорее! Надо все рассчитать…

Опустив девушку на пол, Николай выбежал на улицу…

– А… А… Авоську забыл… – хлопнув ресницами, растерянно улыбнулась Метель.

Глава 12

Яркое апрельское солнце смешным солнечным лучиком заглянуло в окно, отразилось от зеркала и перепрыгнуло на книжную полку с мудреными юридическими книжками. Наташа сидела за столом в легких спортивных брюках с лампасами и синей футболке. Укоризненно покачивая головой, она покусывала колпачок шариковой ручки и, вздыхая, что‑то читала в тетради. Она имела сейчас настолько строгий и озабоченный вид, что я не выдержал и расмеялся.

– Он еще смеется, – не отводя взгляда от конспекта сказала Наташа и кивнула в сторону книжной полки. – Достань «Салическую правду».

Поднявшись, я взял увесистый том в коричневом коленкоровом переплете.

– Итак, украден молочный поросенок… – потянувшись на стуле, Наташа села ровно и торжественно произнесла. – Из хлева некоего Гадоарда, свободного франка…

– У кого, у кого украден? – фыркнул я и, захохотав в голос, повалился на тахту и схватился за живот. – Гадоард! Ну и имечко!

– Да ну тебя, – отмахнулась Наташа. – Не отвлекай. Книжку достал?

– Да, вот, – я показал ей книгу.– Эта?

– Да, – кивнула Наташа. – Теперь садись, ищи раздел о краже свиней.

Я послушно кивнул, сел, подогнув ноги по‑турецки, и зашуршал желтовато‑серыми листками.

– Нашел.

– Читай, что там написано.

– Параграф первый: «если кто украдет молочного поросенка, и будет уличен, присуждается к уплате ста двадцати ден., что составляет три сол.,» – громко продекламировал я и озадаченно хмыкнул. – Наташ, а что такое эти «дены» и «соли»?

– Позднеримские монеты, – машинально отозвалась она. – Можно сказать, тогдашняя валюта. Солиды золотые, денарии серебряные.

– А много это?

– Солид около пяти граммов золота.

– Ого! Прилично, – приценился я. – А вот…

– Слушай, не отвлекайся, читай дальше, – строго приказала Наташа. – Может, там еще что‑то подходящее есть? Не зря же в задачке хлев упоминается.

– Есть про хлев, – быстро нашел я нужный текст и хитровато прищурился. – Но, только какой хлев? Открытый или запертый?

– Ммм, – Наташа посмотрела свои записи в тетради. – Запертый!

– Тогда вот это, – я провёл пальцем по тексту и торжественно прочитал. – «Если же кто украдет поросенка из запертого хлева, присуждается к уплате сорока пяти солидов». Подойдет?

– Вполне! Так и запишем… ага… – Наташа снова начала что‑то писать в тетрадке, а я стал рассматривать книгу.

Интересное издание. Между прочим, раритет, издание тысяча девятьсот двадцать седьмого года.

– Слушай, а эту книгу ведь и до войны читали! – удивленно произнёс я. – Представляешь? И даже во время войны.

– Да, – Наташа кивнула и отложила ручку в сторону. – Юриспруденция имеет древние корни.

Отложив книгу, я поднялся и подошел к Наташе.

– Устала? – я обнял её за плечи. – Может отвлечешься на несколько минут?

– И что? – с лёгким кокетством произнесла она и тут же снова стала серьёзной. – А кто казусы будет решать? Сегодня уже двадцать шестое. Перед «майскими» точно зачеты устроят!

Я вздрогнул. Двадцать шестое апреля. Черная дата из будущего. В прошлой реальности через два года произошла авария на Чернобыльской АЭС. Надеюсь, в этот раз успеют предпринять меры и не допустить мировой катастрофы. Не зря же я… Да и отец что‑то такое говорил…

Я машинально погладил Наташины волосы, собранные в хвостик, потом наклонился и прикоснулся губами к макушке.

– Ну… что ты делаешь‑то… – вздрогнула Наташа. – Отстань, кому сказала…

– Ох, какие мы грозные, – усмехнулся я, потом наклонился ниже и поцеловал в шею и предложил. – Может, в кино вечерком сходим? А, Зая? В «Спутнике» «Танцор Диско» идет, индийский…

– Как, как ты меня назвал? – Наташа подняла голову с лукавым прищуром и вернула меня с небес на землю. – А ну‑ка возьми книгу! Что‑то там такое было… Ищи главу «Об обидах»! Нашел?

– Ага… Ого‑го! – я снова захохотал. – Если кто назовет другого уродом… Три солида, ага! Пятнадцать грамм золота! Как два обручальных кольца…

– Или три, но поизящнее…– опустив глаза, мечтательно протянула Наташа и тут же повернулась ко мне. – А ты откуда знаешь?

– А ты? – хитро прищурив глаза съехидничал я.

– А я… а я… – растерялась Наташа и покраснела.– А я первая спросила! Отвечай!

Я действительно не так давно заходил в ювелирный, присматривался к кольцам… так просто… Или вовсе не просто так? На будущее – точно.

– Отвечу! – кивнул я. – Только… глаза закрой!

– Это зачем еще? – она попыталась строго осадить меня.

– Увидишь! – я был настойчив.

– Как же я увижу, если… – попыталась возразить Наташа, впрочем, глаза послушно закрыла…

Я поцеловал ее в губы и не отпускал, пока кто‑то не хлопнул дверью в прихожей.

– Тихо! – отстранилась Наташа. – Дед пришел!

Я мгновенно плюхнулся на тахту и схватил книгу.

– Так что там в статье? – громко произнесла Наташа, одергивая футболку.

– Занимаетесь… Молодцы! – довольным голосом произнёс Иван Михайлович, заглядывая в комнату. – А я вас хотел позвать чайку попить. Торт в продмаге купил, «Ночка»!

– Какой чаек, деда? – Наташа негромко засмеялась. – Сначала обедать. Суп гороховый кому я вечера варила, забыл? А потом уж и чай с тортиком.

– А… – дед кивнул в мою сторону.

– И Саша сначала пообедает, – приказным тоном произнесла Наташа и бросила выразительный взгляд на книгу. – Но сначала мы закончим тему. Правда, Саш?

– Ну, куда же я денусь? – согласился я и незаметно перевернул книгу, которую держал вверх ногами.

– Как ты думаешь, он заметил? – спросил я, едва дед вышел.

– А ты спроси у него, – хихикнула Наташа. – Давай уж поскорее закончим, а то и правда, что‑то есть захотелось.

– Вот как дед уйдёт, так и закончим, – улыбнулся я и тут же строгим голосом произнёс. – Вот: «Об обидах». «Если кто назовет другого зайцем, присуждается к уплате трех солидов!» Так что с меня… три золотых кольца, что ли?

– Ну‑у… вполне достаточно одного, – машинально произнесла Наташа, стыдливо прикрыла глаза и слегка покраснела.

– О! Смотри! – постарался я поскорее перевести тему на рабочий лад, так как тоже почувствовал себя как‑то неловко.– «Если кто, мужчина или женщина, назовет свободную женщину блудницей, и не докажет этого, присуждается к уплате тысячи восьмисот денариев, что составляет сорок пять солидов!» Ого! Золота почти двести пятьдесят грамм. Портсигар! Кстати, о блудницах…

– О ко‑ом? – широко раскрыла глаза Наташа.

– Ну, о клофелинщицах.

Я кратко поведал о веселых девицах, встреченных мной в электричке.

– Понимаешь, я не знаю, те это или нет, – резюмировал я. – Но, в милицию сообщил. Так, на всякий случай. Они ж человека убили. И продолжат промышлять!

– Да уж, – Наташа снова стала покусывать губы. – Понимаешь, я их не очень хорошо разглядела, в купе темновато было. Я говорила уже участковому… Они в Райском вошли, шатенка и блондинка с длинными такими волосами.

– Значит, не они, – выдохнул я. – В электричке одна из них брюнетка была. Худая, с короткой стрижкой.

– Да они обе худые, – сказала Наташа. – Хотя, шатенка чуть поплотнее…

Наташа снова задумчиво потянулась к ручке и поднесла её ко рту.

– Да не грызи ты уже! – грозно рыкнул я. – Пора избавляться от дурных привычек, Зая.

– Снова «Зая», – прищурилась Наташа и выразительно протянула руку с растопыренными пальцами.– Имей ввиду, у меня только пять пальцев.

– Ничего, Зая, – усмехнулся я, прекрасно понимая, на что она намекает. – Колечки можно и в два ряда нанизывать.

– А ещё в шкатулочку складывать, и пересчитывать бессонными ночами, – сделав страшное лицо прошептала она. – Представляешь, буду по ночам как Кощей над златом чахнуть…

Она о чем‑то задумалась и снова сунула ручку в рот.

– Брось каку! – крикнул я, и она, вздрогнув, выронила ручку на пол.

– Ой! Извини… Ты меняв следующий раз по рукам бей! – предложила Наташа. – Ты прав, надо избавляться от дурных привычек.

– Ага! Логарифмической линейкой! – сыронизировал я.

– Так что с девицами‑то? – перевела разговор Наташа.

– Внешность у обеих преступниц была, как говорят, стандартная, лица обычнее, без особых примет, – вспомнил я описание, которое мне дали в милиции. – И я бы сказал, вполне симпатичные, если говорить о тех, из электрички. Ну, да, как же несимпатичным‑то мужиков охмурять?

– Кстати, о блондинке, – вдруг вспомнила Наташа. – Ты знаешь, мне почему‑то показалось, что на ней бы парик!

– Парик⁈

– Ну да. Бли‑ин, забыла участковому сказать! Ну, как тебе объяснить… – девушка задумчиво посмотрела в окно. – Понимаешь, на шатенке берет был такой, коричневый, модный, а блондинка без головного убора. А на улице холодно и сыро! И еще… Когда женщины входят в помещение, где есть зеркало, они обычно поправляют прически, даже причесываются иногда… ну, поправляют, точно. Шатенка так и сделала, а блондинка даже не дотронулась до волос. И за столом потом чуть в чай их не опустила, и никакой реакции! Вот я сейчас и подумала про парик.

Одеты девицы так же были стандартно. Шатенка в серой шерстяной юбке и жакетике, блондинка в черной «водолазке» и джинсах. Куртка тоже обычная, синяя болоньевая, на молнии. Сумочки… уж точно не от Джейн Биркин!

– А как… как все случилось‑то? – наконец, поинтересовался я. Давно уже хотел спросить, но, как‑то стеснялся, считал, что Наташе будет неприятно.

– Да как… – она пожала плечами. – Я отлучилась ненадолго… Проводник как раз чай разносил. И этот… Борис, ну, сосед по купе, тоже вышел… Наверное, в вагон ресторан за коньяком побежал… Он коньяк потом и принес. Весь такой довольный. В Иркутск ехал. Девицы… Валя и Галя… Или Надя… Короче, сказали, что и они тоже в Иркутск. Так он от радости аж затрясся. Мне тоже коньяк предлагал. Я, естественно, отказалась… А вот от чая – нет! Четыре стакана на столе стояло. Девицы сказали, что на всех взяли, а сами не прикоснулись. Попутчик, чтобы освободить тару, выпил весь чай, и налил им по полстакана. Стали пить коньяк. Я выпила свой чай… а очнулась уже в палате. Такая вот история, да‑а‑а…

* * *

В старейшем в городе помпезном, еще дореволюционной постройки, здании на углу проспекта Маяковского и улицы Комсомольцев‑ударников располагался кинотеатр «Спутник». Его фасад украшали кумачовые лозунги «Да здравствует Первое мая – день международной солидарности трудящихся!» и «Мир, труд, май!».

Уборщица в синем халате, намотанной на длинной палке тряпкой пыталась стереть надпись мелом – «июнь, июль, август», которую приписал какой‑то остряк‑недоучка.

Прямо под лозунгами свежими красками сверкали рисованные афиши: «Тутси» с Дастином Хофманом и «Танцор Диско».

– Хорошо, что пораньше приехали! – выбравшись из троллейбуса, Наташа кивнула головой в сторону довольно приличной очереди к билетным кассам.

Я взял ее под локоть. Выждав у светофора, мы стали переходить дорогу. Синяя четверка резко перестроилась с встречной полосы и рванула в нашу сторону. Раздался визг тормозов. По звуку я мгновенно сориентировался, оттащил Наташу на безопасное расстояние и обернулся, готовясь встретиться с опасностью лицом к лицу.

– Ребята! – раздался восторженный крик, и из машины выскочил Гребенюк. – А я думаю, вы, не вы? Наташ, ты на выходные?

– В следующий раз обижусь, – буркнул я, крепко сжимая руку испуганной Наташи.

– За что? – совершенно искренне недоумевал Серёга.

– А вот за всё это, – нахмурив брови я попытался рукой показать его невероятный кульбит на дороге.

– Вот черт, – огорчился Гребенюк. – Напугал?

– Есть немного, – ответил я и улыбнулся. – Здорово, бродяга!

Мы с Серегой поздоровались за руку, потом обнялись и похлопали друг друга по спине. Это были искренние эмоции давно не видевшихся друзей. Наташа скромно стояла рядом и улыбалась.

– Валентина в Иваново вчера улетела, – сообщил Гребенюк. – По ткани договариваться. Там такой деним научились ткать! Из узбекского хлопка.

– Расширяетесь потихоньку? – поинтересовался я.

– Да, дела идут! – ответил Гребенюк и внезапно встал по стойке смирно и отдал честь. – А я в армию третьего мая ухожу. Уж повестку получил! Так вы заходите первого. Проводы устроим.

– Первого, увы, не смогу, – Наташа покачал головой. – Демонстрация, сами понимаете. В комитете комсомола строго предупредили, чтоб все были как штык! Никаких самоотводов.

– Жаль… Сань, тогда ты приходи!

– Обязательно!

– Ну, покеда тогда, – Гребенюк сел в машину и помахал рукой. – Пора мне!

Мы тоже помахали ему рукой и быстро направились к кинотеатру, едва не столкнувшись с каким‑то небритым парнем в грязных джинсах и куртке, от которого просто разило перегаром. Он, пошатываясь, прошел мимо нас и я с трудом узнал Веснина, Весну, некогда популярного в городе музыканта, бывшего руководителя Дома Творчества молодежи, попавшегося на какой‑то афере! Наташа нахмурилась: у людей праздник, а он шатается по улицам в таком непотребном виде.