Текст книги "Курс на СССР. Трилогия - Тим Волков, Андрей Посняков (СИ)"

Автор книги: Андрей Посняков

Соавторы: Тим Волков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 48 страниц)

– А… можно грабежи? – вспомнив про Николая, попросил я.

– Грабежи? Можно! – полковник пожал плечами и вдруг резко посерьезнел. – Только сами понимаете, Александр, в оперативную работу мы вас посвятить не можем. Поэтому про уголовный розыск забудьте. А вот следственный отдел, да. Поверьте, там не менее интересно. Я прямо сейчас и позвоню.

Сняв телефонную трубку, Капустин набрал номер:

– Андрей Тимофеевич, как жив‑здоров? У тебя кто там грабежами занимается? Зверев? И не только грабежами, ага. Слушай, Андрей Тимофеевич, к тебе сейчас молодой человек придет, из газеты…

И вот я уже в следственном отделе. Тот же самый кабинет, из которого мы с Наташей «вытаскивали» Гребенюка, тот же самый следователь, капитан юстиции Константин Сергеевич Зверев. В том же самом сером костюме, только рубашка не бордовая, а светло‑голубая. И синий галстук.

Узкое лицо, темные волосы на косой пробор, внимательный цепкий взгляд…

– Ба! Знакомые все лица! Значит, вы и есть тот самый журналист?

– Да. – коротко кивнул я. – Я он и есть

– Ну что ж, ну что ж… – следователь почмокал губами. – Честно сказать, некстати! Ну да что с вами делать? Говорите, грабежи?

– Да… Вот говорят, у Металлического завода…

– У Металлического… Не один случай там уже, – Константин Сергеевич пригладил волосы. – Шпана работает, молодежь. Подгадывают под аванс или зарплату, выбирают кого‑нибудь под хмельком… Да поймаем их скоро. Работают‑то грубо! Да и что там хитрить‑то, обычный гоп‑стоп.

– Поймаете?

– Ну да, поймаем. Вопрос времени… У нас тут куда более интересное дело есть! – вдруг оживился Зверев. – Слышали что‑нибудь о цеховиках?

– Это которые обувь «под импорт» шьют, куртки, джинсы?

– Да‑да, они самые и есть, – капитан передернул плечами. – И вот они‑то, Александр, куда опаснее всей этой шпаны будут! Я про организаторов. Денег у них столько, сколько мы с тобой и представить не можем. Именно этими деньгами подпитывается криминалитет, именно они идут на взятки и подкуп. Что, думаешь коррупция, это где‑то там, на проклятом Западе? Впрочем, об этом писать не надо.

– Да такое и не пропустят, – угрюмо хмыкнул я. – И что, у нас в городе такие есть?

– А вот глянь! – с этим словами следователь достал из шкафа обыкновенные фирменные джинсы «Монтана». – Что скажешь?

Я присмотрелся:

– А что сказать, фирма веников не вяжет! Кажется, ФРГ. У многих такие. На толкучке сто восемьдесят рублей. Или даже двести.

– Фирма‑то фирма, – неожиданно хохотнул Зверев. – Да не та! Вот смотри… здесь шов кривой, видишь?

– Ага…

– А тут потянешь… Оп! И заклепки в руках остались! Опят же, молния заедает… Материал потрогай! Чувствуешь, какой тонкий? Еще как‑то можешь проверить?

– А спички у вас есть?

– Спички? – усмехнувшись, следователь вытащил из кармана коробок. – Ну, на.

Я энергично потер спичкой джинсы… коли фирмА, спичка посинеет от краски… Ан, нет, не посинела!

– Да они не «пилятся» вовсе! – воскликнул я. – Ну, не линяют, не трутся. А должны! Никакая это не фирма… Для лохов только.

– Согласен, – Константин Сергеевич достал прозрачный пакет… опять же, с джинсами. На этот раз «Даллас». – А про это что скажешь?

– ФРГ! Нет, Западный Берлин… Но, это точно фирмА, видно же! И строчка, и цвет, и сама джинса… и вон, кое‑где потерлись…

– Точно фирмА?

– Точно!

– А вот и нет! – торжествующе расхохотался Зверев. – Тоже самопал! Только уже куда более качественный. На этот раз сработали на совесть, не подкопаешься. Сказать по секрету, только квалифицированный товаровед разницу и определил. Представляешь?

– Да‑а… – протянул я. – Все равно на статью тянет!

– Даже на две! – Константин Сергеевич хмыкнул. – Сто шестьдесят вторую и сто сорок седьмую. Частное предпринимательство и мошенничество. Ну, раз под видом дорогой фирмЫ продают.

– А если бы… Если бы они свою марку ставили? Ну, типа там «Рога и копыта», – предположил я.

– Тогда бы состава мошенничества не было, одно предпринимательство, – капитан покивал и вдруг хмыкнул. – А при Сталине им бы вообще ничего не было! Мне брат старший рассказывал. У нашего дома артель была, ну, точно такая же частно‑кооперативная лавочка. Рабочую одежду шили… Так ведь герои труда! И эти таким б были. Ладно, я тебе ничего такого не говорил!

Я все же поинтересовался конкретным делом Хромова. Да, его вел Зверев. Возбуждено по признакам состава преступлений предусмотренных статьями 145‑й и 109‑й УК РСФСР грабеж и умышленные менее тяжкие телесные повреждения.

– А ты что им так интересуешься? – насторожился капитан. – Знакомый?

– Приятель отца… и гений!

Я кратко рассказал Звереву про то, чем занимался Хромов, и какие это сулило выгоды государству.

– На него ведь могли и вражеские диверсанты напасть! – сделал я осторожное предположение.

– Кто‑о? – Зверев вытаращил глаза, изумленно вставившись на меня.

– Ну, шпионы, – повторил я более уверенно. – Чтобы навредить, чтоб не дать…

– Ох, Саша, Саша… – следователь вытащил из сейфа несколько папок с делом. – Шпионы, говоришь? Смотри. Вот твой Хромов, ударили по голове, ограбили. А вот Семченко, никакой не изобретатель, тоже удар по голове. А вот Рогов, он вообще снабженец. И вот еще, ещё, ещё… Что, всех шпионы? Эти‑то им зачем?

Честно сказать, я не знал, что ответить. Похоже, Зверев был прав…

– И Хромова, значит, ограбили?

– Кошелек вытащили. А вот часы не успели снять, видать, спугнул кто‑то.

* * *

Я окончательно запутался. Мне нужен был совет человека, который бы мог хоть что‑то пояснить. Вечером я прождал его целый час. Стоял напротив, на автобусной остановке, но, никакого автобуса не ждал. Наконец, в дверях учреждения показалась знакомая фигура в длинном темном плаще и шляпе. Высокий худощавый брюнет с узким интеллигентным лицом. Вышел он не один, с каким‑то типом.

– Ну, что Андрюш, – предложил тип. – В рюмочную?

– Не, Иван Кузьмич, я к жене, – решительно отказался брюнет.

– Ну, к жене, так к жене, – не стал настаивать тип. – А я все ж накачу рюмашку!

Простившись со спутником, брюнет обернулся ко мне.

– Здоров, Сань. Пошли.

– Э… куда? – опешил я, бросая взгляд на рюмочную.

– Нет, не туда, – рассмеялся Андрей. – Тут, за углом, пирожковая. Там и поговорим! Ну, что смотришь? Ты же не просто так за мной от самой конторы тащился?

Лейтенант госбезопасности Андрей Олегович Сидорин выслушал меня внимательно, и не перебивая. Не смеялся и «бредом» мои предположения не называл. Наоборот, уточнил про часы Хромова, и про то, кто еще знал об изобретении…

– Может ты, Саня, и прав, – задумчиво сказал Сидорин. – Зря вы не поставили нас в известность. Я про этот самый телефон.

– Так ты тоже считаешь, что…

– Я ничего пока не считаю, Саня, – он устало улыбнулся. – Думаю, что надо все проверять.

Домой я добрался уже часов в восемь. У подъезда ярко горели фонари, кто‑то тусовался на лавочке под кассетник.

– Море, море, мир бездонный, – негромко пел Юрий Антонов.

– Сань! – окликнул кто‑то.

Я обернулся и увидел Гребенюка. На плече его висела объемная спортивная сумка.

– Здорово, Серега! Давненько не виделись. Слушай, тебе джинсы не нужны? Дешево!

– А сколько, дешево?

– Восемьдесят… Тебе, как другу, за семьдесят отдам! Да не сомневайся, фирмА. Вон, смотри сам…

Серега вытащил из сумки полиэтиленовый пакет с джинсами. Тот самый почти фирменный «Даллас».

Господи, еще она проблема… Ох, Гребенюк, Гребенюк… Куда ж ты опять вляпался?

Глава 11

Да, с виду вполне себе «Даллас». Но после разговора со Зверевым я смотрел на них уже другими глазами.

– Семьдесят рублей, говоришь? – я скептически окинул взглядом аккуратно сложенные в пакете джинсы. – Серега, ты с ума сошел⁈

– Чего с ума? – Гребенюк смущенно переступил с ноги на ногу. – Фирма, Санек! Посмотри, какая строчка! Какая ткань! Я тебе как другу…

– Ты мне как другу и должен сказать, откуда у тебя это барахло? – я понизил голос, хотя нас все равно никто не слышал.

Юрий Антонов на Серегином кассетнике пел о том, что приедет к морю где зеленеет лето, а у меня перед глазами вставали совсем другие картины: высокий забор с колючей проволокой и вышки с прожекторами по периметру.

– Какое барахло? – насупился Гребенюк. – Да ты потрогай!

– Я уже в курсе, что их у нас в городе шьют, – отрезал я. – В подпольном цеху. И качество у них, как повезет. Одни линяют, у других заклепки отваливаются. Да даже не в заклепках дело.

– Ты откуда знаешь? – Серега смотрел на меня с удивлением.

– Это не важно, – я внимательно смотрел ему в глаза, стараясь говорить как можно убедительнее. – Важно то, что за торговлю этим «левым» товаром тебе запросто могут впаять статью. Частное предпринимательство. А если докажут, что ты знал, что это подделка, но продавал как фирму, так это уже мошенничество. Хочешь вместо ПТУ переехать в колонию‑поселение? Или того хуже? И чего тебя во всякие такие сомнительные истории тянет? То пластинки, то теперь вот джинсы…

– Блин, Саня… – расстроился Гребенюк. – Я же не для себя… Денег надо. Мать одна, у нее же пенсия мизерная… Хотел ей помочь, ну, на продукты там, на лекарства… А на заводе, на моем, какие зарплаты, ты ж знаешь.

– Понимаю, – кивнул я. – Но с такой подработкой себе дороже выйдет. Эти джинсы не выход. Мы тебя с пластинками твоими еле вытащили, а тут… В общем, не получится уже тебе отмазаться.

– Что же делать? – спросил Гребенюк, посмотрев на джинсы с опаской.

– Слушай сюда, – решительно сказал я. – Берешь эту свою «фирму», идешь домой, и засовываешь подальше на антресоль. И забываешь, как страшный сон. Понял?

Гребенюк молча кивнул.

– Понял, – пробормотал он.

– Вот и молодец, – улыбнулся я, ободряюще похлопав по плечу. – Теперь скажи, откуда они у тебя вообще взялись? Ты же не сам их сшил.

Серега оглянулся по сторонам, нопоблизости никого не было.

– Ну ты верно сказал, из цеха, – тихо ответил Гребенюк. – Устроился я на работу, подрабатывать. Чиню технику. Швейные машинки, там, всякие фурнитурные станки для молний, заклепок…

Меня будто током ударило. Цеховики. Те самые, о которых только что говорил Зверев.

– Куда именно устроился? – спросил я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

– Да так, – он снова оглянулся и шепотом продолжил откровенничать. – Цех есть. Небольшой. В старом здании, на окраине, где раньше артель была. Ну, и в качестве оплаты мне иногда продукцию дают. Вот, джинсы. Две пары дали. Одну я уже сбыл, а эту… Нормально получается. Две пары по восемьдесят рублей, если продать, хорошие деньги!

– Серега, ты в своем уме? – я не выдержал и схватил его за локоть. – Ты же понимаешь, что это за место? Это же подпольный цех! Нелегальный!

– Ну и что? – попытался огрызнуться Гребенюк, но без особой уверенности. – Я же не деньгами беру. Да и не я же шью, а другие.

– Тебя же как соучастника примут, и никто спрашивать не будет чем ты там занят! Ты же техническую базу для их преступного бизнеса обеспечиваешь! Ты думаешь, милиция не знает про такие цеха? Знает! Ждет только момента, чтобы накрыть с поличным. И когда накроют, возьмут всех. И хозяев, и рабочих, и тебя, слесаря‑наладчика. И тогда уже никакие «я просто машинки чинил» не помогут. Понял?

Я видел, что мои слова медленно, но доходят до него. Серега всегда был немного простоват и жил сегодняшним днем, не особо задумываясь о последствиях. Сейчас он начал понимать, во что ввязался.

– Ох, да ты что, – снова кивнул он, на этот раз более осознанно. – Облава, значит, ожидается?

– Именно что облава, – подтвердил я. – И может случиться в любой момент. Завтра, послезавтра… Ты туда больше ни ногой. Понял? Ни‑но‑гой.

– А как же… Машинка у них одна «Зингер» старая барахлит, я обещал к пятнице посмотреть… – в его голосе зазвучали нотки профессиональной обиды.

– Пусть барахлит! – я чуть не закричал, еле сдерживаясь. – Ты найдешь другую работу. Надо, я спрошу в редакции, может, курьер нужен. Или еще что. Но с этим цехом завязывай. Сегодня же. Зарплату там не получал? Нигде не расписывался?

– Нет, не расписывался, – Гребенюк потупился. – Только джинсами

– Вот и хорошо. Значит, следов никаких. Берешь и пропадаешь. И если к тебе кто оттуда придет, говоришь, что заболел, в больницу лег. В общем, слиняй оттуда, как можно тише.

Серега молча смотрел на асфальт, качая головой.

– Эх, Саня… А работа‑то хорошая была. Дело знакомое… И машинки эти я люблю…

– Полюбишь и что‑нибудь другое, – я похлопал его по плечу. – Главное, на нары не сесть. И матери своей не навреди. Подумай о ней.

Эта последняя фраза, кажется, подействовала на него сильнее всех моих предостережений. Он резко поднял голову, и в его глазах читалась решимость.

– Ладно. Все. Не пойду я туда больше. Слово даю.

– И на том спасибо. А теперь давай, иди домой. И джинсы эти спрячь. Или, в идеале, выбрось.

– Выбросить? – Гребенюк посмотрел на пакет с тоской. – Да они же новые…

– Серега! – я пригрозил ему пальцем.

– Ладно‑ладно, спрячу! Спрячу, не кипятись.

* * *

Распрощавшись с Гребенюком, я пошел домой. В квартире было тихо и пусто. Мать оставила в холодильнике тарелку с котлетами. Но есть мне не хотелось. Выпил стакан воды из‑под крана и плюхнулся в зале на диван. Мыслей было так много, что в голове не укладывались. Я уставился в потолок и попытался разложить их по полочкам.

Новая забота: подпольный цех. Не Гребенюк, не джинсы, а сам факт его существования. По нынешним меркам это серьёзное нарушение закона, расстрельная статья с конфискацией. Но ведь в недалеком будущем всё это выйдет из подполья, станет вполне легальным. Таких цехов будет уйма. Да и сейчас они выполняли вполне полезную функцию, снабжали народ дефицитным товаром. Кто от этого страдает? Разве что только спекулянты. Но это тоже криминал. А если подумать, люди работают, выпускают продукцию. И шьют, если верить Звереву, настолько хорошо, что отличить от настоящей фирмы может только специалист. Возникает простой вопрос: почему бы уже сейчас не дать им это делать легально?

Я представил эту картину. Не темный подвал с зашторенными окнами, а светлый цех. Не ворованные со свалки швейные машинки, а новое оборудование. Не «левая» ткань, купленная у спекулянтов, а официальный заказ от государства. Рабочие получают оплату за свой труд не джинсами, а нормальную зарплату и полный социальный пакет.Продукция идет не к фарцовщикам на толкучку, а в магазины, где ее может купить любой советский человек без месячной очереди и не за бешеные деньги.

И ведь можно людей с предпринимательской жилкой, типа того же Гребенюка, официально оформить на работу.

А что для этого нужно? На первый взгляд, сущие пустяки.

Первое, политическая воля. Чтобы какой‑нибудь умный голова в Госплане или, еще лучше, в ЦК сказал: «А давайте попробуем!». Не уничтожать артели, как при Хрущеве, а наоборот, создать им условия. Разрешить мелкий частный бизнес, но под строгим контролем государства. Назвать это, например, «кооперативами» или «индивидуальной трудовой деятельностью». Чтобы была не подпольная, а официальная прибыль, с которой платятся налоги. Эти налоги шли бы в казну, а не в зоновский общак, карманы цеховиков и коррумпированных чиновников.

Второе, сырье. Нужно дать им доступ к качественным материалам. Не через «леваков», а через обычные государственные каналы. Чтобы кооператив мог прийти на фабрику и заказать партию добротной джинсовой ткани, фурнитуру. По государственным ценам. А потом, изготовив продукцию, сдать ее в магазин по договору.

Третье, рынок сбыта. Самый сложный вопрос. Магазины забиты никчемным барахлом, которое никто не покупает. А то, что нужно людям, те же джинсы, хорошие куртки, модные свитера, это всё в дефиците. Нужно менять всю систему торговли, делать ее гибче. Чтобы магазин мог не только получать разнарядку сверху «продать сто пальто уродливого фасона», но и закупать то, что действительно будет пользоваться спросом.

И четвертое, самое главное, снять клеймо «преступника» с человека, которыйхочет и может хорошо работать и хорошо зарабатывать. Перестать видеть в частной инициативе угрозу социализму. Вон в той же Югославии при Тито был «рыночный социализм», и ничего, жили люди лучше нашего.

Я вскочил с дивана и принялся ходить по комнате. Да это же и есть те самые реформы, о необходимости которых я пытался написать в статье про НЭП! Не ломать все через колено, а дать людям возможность проявлять инициативу. Государство должно не душить, а направлять. Контролировать качество, пресекать реальное мошенничество, но не мешать работать.

Я вновь сел, а потом и лег на диван.

Эти цеховики не враги. Они доказательство того, что система не работает. Что спрос рождает предложение, как ни крути. И вместо того чтобы сажать их, нужно их легализовать, поставить на службу стране. Представьте, сколько бы денег осталось в СССР, если бы наши граждане покупали не втридорога у фарцовщиков итальянские куртки, а в обычном магазине, такие же качественные, но с маркой советского кооператива!

Но чтобы до этого додуматься, нужны умение и смелость смотреть правде в глаза. А у наших верхов хватит на это смелости? Или проще и дальше делать вид, что проблемы нет, гоняя мелких спекулянтов и закрывая глаза на гигантские теневые цеха, которые кормят целую систему взяточничества?

Вот бы достучаться до них. Но как? Через газету! А как еще?

Эта мысль была одновременно и простой, и революционной. Может быть, дополнить статью про НЭП? Или попытаться написать еще одну?

Я не заметил, как уснул.

* * *

– Сань, сбегай в булочную, хлеба купи! – раздался из кухни голос матери. – Свежего. И чтобы поджаристый, с хрустящей корочкой! А я пока яичницу пожарю.

Я лениво натянул треники, старую куртку, сунул в карман несколько монет. Законный выходной, а утро, как назло, пасмурное.

Я не спеша двинул в сторону булочной, но не прошел и десяти метров, как из‑за угла гаражей вдруг показался Весна.

Интересно, что он тут забыл?

Увидев меня, он остановился, прислонился к стене, сунув руки в карманы джинсовой куртки, набычился и уставилсяпрямо на меня. При этом он потерял свой обычный поэтически‑задумчивый вид, а стал злым, сосредоточенным.

Поджидал? Похоже на то.

– Здорово, газетчик, – бросил Весна, не двигаясь с места.

– Весна? – Я, внутренне собравшись, замедлил шаг. – Не ожидал тебя здесь увидеть.

– А я к тебе. Надо поговорить. – Он оттолкнулся от стены и сделал шаг в мою сторону, сокращая дистанцию. – Ты это зачем устроил? Стихи этой… Тучи… опубликовал?

– А что такого? – ухмыльнулся я. – Стихи как стихи. Талантливые. Редакции понравились. Решили поддержать молодой дар. Разве плохо?

– Ты знаешь, что не в этом дело! – он прошипел, и его лицо исказилось гримасой злости. – Они же… они были моими! Я их дорабатывал, у меня был план, концепция альбома!

Я посмотрел ему прямо в глаза. Игра в непонимание была окончена.

– Концепция? – я усмехнулся. – Какая концепция, Костя? Концепция воровства? Ты просто брал чужие строчки и выдавал за свои. Они не твои. Они Вероники. И все это прекрасно понимают. Ты просто попался.

– Ты… – задыхаясь от негодования, прошипел Весна.

Но я не испугался его грозного вида и решил додавить этого поэта недоделанного.

– Ладно, черт с ними, со стихами, – я махнул рукой. – А что с прозой, Костя?

– С какой?

– Странный ты человек, Костя, – сквозь зубы процедил я. – Одни произведения присваиваешь себе, а другие, настоящие, не хочешь признавать и даже авторство свое скрываешь.

– Ты… о чем это? – настороженно спросил он.

– Я про «Черное время», – отчетливо произнёс я, глядя ему прямо в глаза. – Это же твое? Впрочем, твоим авторство тоже можно назвать с натяжкой. Основу книги ты же взял из моих статей, исковеркал все, перевернул с ног на голову… Да еще и других людей в эту авантюру втащил. Например, сторожа Ивана.

Я видел, как он побледнел. Глаза его расширились от страха и удивления. Он не ожидал, что я знаю так много. Что я соединил все звенья цепи воедино.

– Я… я не знаю, о чем ты, –он попыталсяотрицать, но выглядело это жалко и неубедительно.

– Знаешь, Костя. Отлично знаешь. И я знаю. И кое‑кто еще знает. Так что смотри, как бы тебе самому не оказаться в той же камере, что и твой двоюродный брат. Или дядя. Кем он тебе приходится?

Весна молчал, переваривая удар. Его бунтарский дух куда‑то испарился, оставив лишь испуганного и загнанного в угол человека.

– Ты… ты ничего не докажешь, – выдохнул он уже без всякой уверенности.

– Мне и не нужно доказывать, – пожал я плечами. – Достаточно того, что знаю я. И еще кое‑кто. Так что давай, Костя, без угроз. Иди своей дорогой. И оставь Веронику в покое. Ее стихи тебе больше не принадлежат.

Он постоял еще мгновение, сжав кулаки, потом резко развернулся и зашагал прочь, не оглядываясь. Но в его отступлении была не злоба, а признание поражения.

Я же, повернувшись к булочной, вдруг замер на месте.

В голове пронеслась тревожная мысль, холодная и отчетливая.

«Иван в тюрьме. А Весна на свободе. Почему?»

Если их дела связаны так тесно, как я предполагаю, то органы, взяв сторожа, просто обязаны были выйти на его сообщника, автора текста. Но Весна спокойно разгуливает по улицам, дает концерты и пытается выяснять отношения.

Значит, его не тронули. А почему не тронули? Самый логичный ответ был одновременно и самым пугающим.

Его завербовали.

Он мог дать показания против Вани, мог сдать всех, с кем связан самиздат, и теперь работает на тех, кого совсем недавно пытался критиковать. Его «свобода» была куплена ценой сотрудничества. Это объясняло и его нервозность, и его страх. Он боялся не столько меня, сколько своих новых «хозяев». Тем более, что Весна крутиться в кругах молодежных, неформальных, является одним из лидеров движения. Так что очень даже хорошая кандидатура, чтобы приглядывать за молодежью и в случае чего вовремя доносить.

Нужно быть с ним предельно осторожным. Лучше вообще не пересекаться. Потому что игра вышла на новый, куда более опасный уровень. И противник был уже не просто позером‑хиппи, а потенциальным оружием в чужих руках.

Я вернулся с хлебом домой. Запах свежей выпечки на мгновение вытеснил из головы тревожные мысли, но ненадолго. В прихожей я застал отца, который натягивал свое единственное приличное пальто.

– Ты куда, пап?

– В больницу. К Коле, – отец повязал шарф, его лицо было серьезным и озабоченным. – Через начальство на заводе договорился. У Виктора Арнольдовича там знакомая какая‑то есть, удалось решить вопрос с посещением. Ненадолго, но пустят. Надо его поддержать.

– Я с тобой.

Отец кивнул, нисколько не удивившись:

– Одевайся, пошли.

В больничном коридоре было пусто. Медсестра, строгая, как и в прошлый раз, провела нас в палату, бросив на ходу:

– Пятнадцать минут, не больше. Больному нужен покой.

Коля лежал на койке. Голова туго перевязана бинтом, лицо осунулось, под глазами залегли темные тени.

– Матвей Андреич! Саша! – радостно воскликнул он, едва увидев нас и даже попытался приподняться.

– Лежи, лежи, – отец подошел к кровати, положил на тумбочку несколько яблок. – Как ты? Как самочувствие?

– Да плевать!

Коля махнул рукой, но было заметно, что это движение стоило ему явного усилия. Он отмахнулся от наших беспокойных взглядов, как от назойливых мух.

– Да как это плевать⁈ Коля, тебя по голове тюкнули какие‑то негодяи…

– Слушайте, я пока тут валялся… меня озарило! – перебил он отца.

Мы переглянулись.

– Что тебя озарило, Коля? – осторожно спросил отец, присаживаясь на краешек стула.

– Пока я тут, в отключке, лежал… мне такая схема в голову пришла! – его глаза горели с нездоровым фанатичным огнем. Он схватил с тумбочки карандаш и клочок бумаги. – Представьте… вот есть у нас так называемые «соты» телефонные.

Он принялся чертить на бумажке закорючки.

– А что если… не просто связь между двумя точками. А сеть! Глобальная сеть! Как паутина!

Он начал лихорадочно и соединять линиями «соты».

– Вот у нас есть мощные центральные… ну, не знаю, как назвать… узлы! А от них линии к меньшим узлам, и так далее, до каждого отдельного аппарата! И информация… не просто голос, а любые данные… тексты, чертежи, даже… даже картинки! Нужен блок, который будет переводить все данные в двоичный код. Эти потоки кодов передаются по этим линиям, от узла к узлу, в виде блоков! И каждый аппарат в сети может быть не только приемником, но и передатчиком! Как на почте, посылку запаковываем, отправляем, принимаем, распаковываем. Понимаете? Все соединены со всеми!

– Это тебя от удара кирпичом по голове так… накрыло? – спросил отец, озабоченно поглядывая на раскрасневшегося от возбуждения Колю.

– И доступ к этой информации – задыхаясь от волнения, Коля прорисовывал дрожащим карандашом фантастическую паутину. – Он может быть у любого человека, в любой точке страны! Библиотеки, научные работы, газеты, все будет доступно мгновенно! Пишем запрос. Отправляем. Получаем ответ в виде блока, тут же распаковка, и вуаля! Как огромная, необъятная, всемирная энциклопедия!

Я стоял, не двигаясь, и смотрел на него. У меня перехватило дыхание.

– Ну, что скажете? – спросил он, глядя на нас.

– Поздравляю, Николай, – совсем тихо ответил я. – Ты только что придумал интернет.